Текст книги "Непрощенный"

Глава 9. Люби сильнее

Лилит

Девять дней

«Месть» собралась в музыкальном классе на следующее утро перед школой.

Когда Лилит зашла, держа фотокопии своей последней песни «Полет вниз головой», Жан экспериментировал с какими-то новыми безумными импровизациями на синтезаторе, в то время как Луис разделывался с пачкой «Доритос» огромного размера. Он протянул пачку Лилит и пошуршал чипсами внутри.

– Я обычно удерживаюсь от искусственного сыра, по крайней мере до девяти утра, – сказала она, отмахиваясь.

– Это еда для мозга, Лилит, – настаивал Луис, – Возьми немного.

Жан, собирающийся установить микрофон Лилит, прошел мимо и схватил горсть по пути.

– Луис прав, – сказал он с полным ртом.

Лилит сдалась и взяла чипс. И удивилась, насколько вкусным он оказался. Она взяла второй, потом третий.

– Теперь ты готова отрываться, – сказал Луис после того, как она съела уже несколько горстей, и это было правдой. Она больше не была такой голодной, такой нервной.

Она улыбнулась Луису.

– Спасибо.

– Без проблем, – сказал он, а потом бросил взгляд на одежду Лилит. – Классный прикид сегодня, кстати.

Лилит взглянула на свое платье. Этим утром впервые на своей памяти она не захотела надеть что-то черное. Она обыскала мамин шкаф перед школой и нашла облегающее белое платье в зеленый горошек, с широким фиолетовым поясом из лакированной кожи. Она остановилась перед зеркалом матери в полный рост, удивившись, как круто все это смотрелось с поношенными армейскими ботинками. И как зеленый цвет платья делал ее волосы ярче.

Когда она зашла в этом наряде на кухню, Брюс поднял глаза от своего двухслойного пирожного с начинкой и глазурью и присвистнул.

Лилит все еще точно не знала, что произошло, но Брюса отпустили раньше, а когда ее семья вернулась из больницы вчера, он сказал, что чувствует себя лучше, чем за многие годы. Врач не мог объяснить, почему дыхание ее брата внезапно стало нормальным, он мог лишь сказать, что Брюсу стало лучше впервые за долгое, очень долгое время.

– Сколько раз мне повторять, что мой шкаф не твоя личная площадка для игр? – спросила мать, хотя Лилит никогда раньше не пользовалась ее шкафом.

Она отставила свой кофе и закатала рукава желтого кардигана – того самого, в краже которого она обвинила Лилит, но который потом нашелся в нижнем ящике комода.

– Мне всегда нравилось, как это платье смотрится на тебе, – сказала Лилит, говоря вполне искренне. – Ты не возражаешь, если я надену его? Только сегодня? Я буду осторожна.

Губы матери дернулись, и Лилит знала, что назревало оскорбление, но, возможно, комплимент дочери удивил ее. Потому что вместо ругани мама осмотрела Лилит, а потом потянулась через стойку к сумочке.

– Будет смотреться лучше, если на губах появится немного цвета, – сказала она, отдавая Лилит помаду матового розового цвета.

А теперь в музыкальном классе, осторожно пытаясь не испачкать микрофон помадой, Лилит стояла и ждала знака от Жана, а потом наклонилась и запела свою новую песню. Она нервничала, поэтому закрыла глаза и позволила ударным Луиса и психоделическим аккордам Жана подобраться к ней в темноте.

Было так легко представить, как песня может звучать, когда она была одна в комнате, писала текст песни и придумывала мелодию. Но теперь, запев перед другими людьми, Лилит чувствовала себя незащищенной. Что, если им не понравится? Что, если песня отстойная?

Ее голос задрожал. Она подумала, не остановиться ли, не выбежать ли из комнаты.

Лилит открыла глаза и посмотрела на Луиса, который кивал ей с широкой улыбкой на лице, а его барабанные палочки выбивали мелодию между малым барабаном и цимбалами. Жан взялся за гитару, касаясь струн, словно каждая рассказывала историю.

Лилит ощутила, как взрыв энергии пронесся сквозь нее. Группа, которой еще два дня назад не существовало, нашла насыщенное и изысканное звучание. Внезапно она запела свою песню так, словно та заслуживала аудитории. Лилит никогда не пела так громко и так свободно.

Луис тоже это ощущал. Он закончил песню громким решительным соло на барабанах.

Когда все закончилось, у них троих было одинаковое выражение лиц: они улыбались, немного отстраненно.

– Волшебные «Доритос», – сказал Луис, с почтением глядя на пакет. – Придется запастись ими перед выпускным.

Лилит рассмеялась, но она знала, что дело было не только в чипсах. Они втроем расслаблялись, поддавшись музыке, не только как члены группы, но и как друзья. Дело также было и в Лилит: чувство, нахлынувшее на нее вчера от осознания, что Брюсу стало лучше.

После больницы мама Лилит предложила им всем отправиться за пиццей, а такое угощение случалось раз или два в год. Они вместе съели большую пепперони с оливками и заставили друг друга смеяться, играя в пинбол на старом автомате Scared Stiff.

Когда Лилит уложила Брюса спать, он откинулся на подушку и сказал:

– Кэм очень классный.

– О чем ты? – спросила Лилит.

Брюс пожал плечами.

– Он навестил меня в больнице. Подбодрил.

Инстинктивно она хотела разозлиться на Кэма за то, что тот навестил Брюса, а ей не рассказал. Но она посидела на кровати брата чуть дольше, глядя, как он засыпает, – и он казался таким умиротворенным, настолько не похожим на болезненного мальчика, каким был, что Лилит поняла: она может испытывать лишь благодарность за сотворенное Кэмом.

– Какую песню хочешь сыграть следующей, Лилит? – спросил теперь Жан. – Нам нужно прокатиться на этой волне.

Лилит подумала мгновение. Она хотела поработать над «Блюзом кого-то другого», но, думая о ней и о том, что Кэм сделал с ее текстом, она все еще сердилась.

– Мы могли бы попробовать…

Три громких стука в дверь заставили ее остановиться.

– Что это было?

– Ничего! – сказал Луис, – давайте продолжать играть.

– Вдруг это Таркентон, – сказал Жан. – Нас здесь быть не должно.

Стук снова повторился. Только он шел не от двери. Он шел снаружи. От окна.

– Чувак! – сказал Жан Ра. – Это Кэм.

Мальчики кинулись открыть окно, но Лилит отвернулась. Прямо сейчас лицо Кэма было последним, что она хотела увидеть. Ощущения, которые она испытывала, исполняя свою музыку всего мгновения назад, были простыми, хорошими. Ощущение, которое у нее появлялось, когда она смотрела на Кэма, было таким сложным, что она не знала, откуда оно начиналось. Ее тянуло к Кэму. Она злилась на него. Она была ему благодарна. Она не доверяла ему. И было сложно чувствовать столько всего одновременно к одному человеку.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Луис. – Мы на втором этаже.

– Пытаюсь избавиться от Таркентона, – сказал Кэм. – Он хочет получить мою голову за пропуск еще одного собрания двора выпускного.

Лилит не могла удержаться: она хихикнула при мысли о Кэме на всех этих собраниях, со всеми этими заносчивыми детишками. Когда она случайно встретилась с Кэмом взглядом, он улыбнулся ей и протянул руку. Прежде чем она это осознала, Лилит поняла, что уже двигается к нему, чтобы помочь забраться через окно.

Он встал, но не отпустил ее руку. Он даже сжал ее. В животе Лилит затрепетало, и она не знала почему. Она убрала руку, но успела глянуть на Жана и Луиса, гадая, что они подумают о том, как Кэм замер, словно чудак, держа ее за руку.

Мальчишки не обращали внимания. Они отошли обратно к синтезатору Жана и вместе работали над мелодией.

– Привет, – прошептал Кэм, когда они остались более или менее одни.

– Привет, – сказала она. Почему она чувствовала себя так неловко? Лилит взглянула на Кэма и вспомнила, что хотела что-то сказать.

– Мой брат лежал в больнице шестнадцать раз. Его никто никогда не навещал, кроме мамы и меня. – Она замолкла на мгновение. – Не знаю, почему ты это сделал…

– Лилит, позволь объяснить…

– Но спасибо тебе, – сказала Лилит. – Его это подбодрило. Что ты ему сказал?

– Вообще-то, – сказал он, – мы говорили о тебе.

– Обо мне? – спросила она.

– Это немного неловко, – сказал Кэм, улыбаясь ей так, словно неловко ему как раз не было. – Брюс типа угадал, что ты мне нравишься. Он защищает тебя, но я пытаюсь не позволить ему испугать меня.

Она нравилась Кэму? Как он мог такое произнести настолько просто, словно это что-то неважное? Слова так легко слетали с его языка, что Лилит задалась вопросом: скольким девушкам Кэм говорил это раньше? Сколько сердец разбил?

– Ты все еще слушаешь? – спросил Кэм, помахав перед ее лицом рукой.

– Ага, – ответила Лилит. – Эм-м, не недооценивай Брюса. Он мог бы надрать тебе задницу.

Кэм улыбнулся.

– Я рад, что он чувствует себя лучше.

– Это чудо, – сказала она, потому что так оно и было.

– Земля вызывает Лилит, – голос Луиса казался искаженным, звуча в микрофоне, который Жан присоединил к своему Moog. – Звонок прозвучит через пятнадцать минут. У нас есть время поработать еще над одной песней, и нам нужно составить расписание следующей репетиции.

– Касательно этого, – сказал Кэм, почесывая голову. – У вас, ребята, не найдется места для игрока на электрогитаре, который может круто смотреться в трехголосном изложении?

– Не знаю, старик, – сказал Жан, широко улыбаясь. – Ты хорош, но, насколько я слышал, в последний раз солистка ненавидела тебя. Украсть ее блокнот было тупо.

– Даже если это значит, что Лилит выиграет конкурс текстов, – добавил Луис. – Лично я думаю, что это было гениальным решением.

Лилит стукнула его.

– Не вмешивайся.

– Что? – спросил Луис. – Признайся, Лилит. Ты бы никогда не приняла участие в конкурсе, если бы не Кэм. Если ты выиграешь, это будет отличная реклама для группы.

– Что мне сказать? – пожал плечами Кэм. – Я верю в Лилит.

Он сказал это так же легко, как сказал, что она ему нравится, но звучало это по-другому, более приемлемо, словно он не пытался просто залезть ей в трусы. Словно он действительно верил в нее. Ее щеки потеплели, когда Кэм нагнулся и взял одну из фотокопий страниц, которые она принесла для Луиса и Жана. Он прочитал текст «Полета вниз головой», и улыбка расползлась по его лицу.

– Твоя новая песня?

Лилит собиралась объяснить несколько изменений, которые она уже хотела внести, но Кэм удивил ее, сказав:

– Мне нравится. Не меняй ни слова.

– Ох.

Кэм опустил бумажку, расстегнул сумку и вытащил огромный сферический предмет, замотанный в толстую оберточную бумагу.

– Это голова Таркентона? – спросил Луис.

Кэм взглянул на девятиклассника-барабанщика.

– Мрачненько. Мне нравится. Можешь оставаться в группе.

– Я один из отцов-основателей, бро! – сказал Луис. – А ты кто?

– Лучший электрогитарист, которого когда-либо видела эта школа, – сказал Жан, пожимая плечами, глядя на Лилит. – Прости, но Кэм правда мог бы улучшить наше звучание.

– Значит, голосуем, – рьяно предложил Кэм. – Кто за то, что допустить меня в «Месть»?

Три мальчика подняли руки.

Лилит закатила глаза.

– Это не демократия. Я не… я не…

– У тебя нет хорошей причины сказать нет? – спросил Кэм.

Это была правда. У нее не было причины. У Лилит был миллион тупых причин велеть Кэму уйти с репетиции, уйти навсегда. Но у нее не было ни одной законной.

– Испытательный период, – наконец сказала она сквозь сжатые зубы. – Одна репетиция. А потом я приму окончательное решение.

– Мне подходит, – ответил Кэм.

Лилит сдернула бумагу с таинственного предмета – и оказалось, что она держит блестящий диско-шар. Даже в тусклом свете музыкального класса он сверкал. Она глянула на Кэма, вспоминая, что, когда она в первый раз захотела назвать группу «Месть», Кэм засмеялся и сказал, что им потребуется большой синтезатор и диско-шар. Жан принес Moog, а теперь Кэм принес шар.

– Можешь перестать пялиться на эту штуку и начать играть? – спросил Луис.

Кэм вытащил гитару из шкафа и подмигнул Лилит. То же раздражающее подмигивание, только… в этот раз ей было почти все равно.

– Поехали.

* * *

– Стерва, ты стоишь у меня на пути, – сказала Хлоя Кинг.

Впервые Лилит ждала обеда в столовой, потому что ей будет с кем сесть. Со своей группой.

Она забыла о Хлое.

– Я просто восхищаюсь твоей новой татуировкой, – сказала Лилит, кивая на грудь Хлои, где виднелась новая татуировка. Кожа вокруг все еще была красной и опухшей, но она узнала в написанных буквах автограф Айка Лигона прямо над низким вырезом кофты Хлои.

Лилит подумала, что татуировка уродливая, но все равно она зажгла в ней искру зависти. У нее не было денег на такой явно подхалимский жест в адрес «Четырех всадников». У нее едва хватало денег на сэндвич с индейкой на подносе.

Три «Придуманные обиды» встали позади Хлои. Кара скрестила руки на груди, а в светло-карих глазах Терезы был голод, словно она собиралась прыгнуть на Лилит, если та постарается снова напасть на Хлою. Джун была единственной, кто выпадал из образа стереотипной злой девочки. Она рассеянно обрывала секущиеся кончики светлых волос.

Хлоя подняла руку, чтобы удержать Лилит на расстоянии.

– Если ты можешь прочитать мою татуировку, то слишком близко стоишь. Мне нужно получить запрет на твое приближение после того, что ты недавно натворила.

Часть Лилит хотела бросить свой поднос и вырвать татуировку Хлои прямо из ее кожи.

Но сегодня это была ее меньшая, более тихая часть. Большая часть Лилит была занята мыслями о своей группе: изменениями, которые она хотела внести в припев, идеями для барабанного соло, которое она хотела устроить Луису, даже – ей пришлось признать – вопросом, который она хотела задать Кэму о его технике игры на гитаре. Впервые у Лилит в голове было слишком много хорошего, чтобы позволить ярости взять верх.

«Я верю в Лилит», – ранее сказал Кэм в музыкальном классе. И ей это запало в душу. Может, пришло время Лилит поверить в себя.

– Ты настоящая сучка-клоун, Лилит, – сказала Хлоя. – Всегда была, всегда будешь.

– Что это вообще значит? – спросила Лилит. – Нет, неважно.

Она сглотнула.

– Мне жаль, что потянула тебя за волосы. Я думала, что защищала брата, но просто повела себя как дура.

Кара толкнула Джун, и та отпустила кончик волоса, который обдирала, и обратила внимание на разговор.

– Знаю, – сказала Хлоя, несколько удивленная. – Спасибо, что сказала это.

Потом, не произнеся ни слова, она созвала друзей, кивнула Лилит и вышла из столовой, оставляя Лилит наслаждаться новым опытом обеда в покое.

* * *

Когда Лилит заскочила в классную комнату после обеда, миссис Ричардс осторожно подняла взгляд от компьютера.

– Ваше задержание не обсуждается, мисс Фоскор.

– Я здесь не чтобы попытаться уйти. – Лилит подтащила стул и поставила его рядом с учителем. – Я пришла извиниться за пропуски занятий, за то, что столько опаздывала, за то, что в общем была учеником, которых учителя боятся.

Миссис Ричардс моргнула, а потом сняла очки.

– И что повлияло на такие перемены в отношении?

Лилит не знала, с чего начать. Брюс вернулся в школу. Ее мама обращалась с ней как с человеком. В ее группе все было хорошо. Она даже пыталась помириться с Хлоей Кинг. Все было так хорошо, что Лилит не хотела, чтобы это прекращалось.

– Мой брат болел, – сказала она.

– Я про это знаю, – ответила миссис Ричардс. – Если тебе нужно дополнительное время на задания, учителя могут поработать с тобой, но тебе понадобятся документы от мамы или доктора. Ты не можешь просто выбегать из класса, когда захочешь.

– Я знаю, – сказала Лилит. – Я думала, вы кое с чем можете помочь. Видите ли, Брюс чувствует себя лучше, и я хочу, чтобы так и оставалось. Вы столько знаете об окружающей среде, я подумала, может, вы бы могли помочь мне кое-что поменять дома.

Взгляд миссис Ричардс смягчился, пока она внимательно смотрела на Лилит.

– Я искренне верю в то, что мы все можем поменять наш мир к лучшему, но иногда, Лилит, это вне нашей власти. Я знаю, как сильно болеет Брюс. Я просто не хочу, чтобы ты ожидала чуда. – Она улыбнулась, и Лилит видела, что учительнице действительно ее жаль. – Конечно, не помешает выкинуть едкие моющие средства и начать готовить хорошую здоровую пищу для всей семьи. Домашний суп из цыпленка. Зелень, насыщенная железом. Всякое такое.

Лилит кивнула. – Я это сделаю.

Она не знала, где найдет деньги. Лапша рамен была маминым представлением о хорошей здоровой еде. Но она найдет способ.

– Спасибо.

– Не за что, – сказала миссис Ричардс, когда Лилит направилась к двери на урок истории. – Ты все еще остаешься сегодня после занятий. Но, возможно, мы постараемся сделать это задержание твоим последним.

* * *

Когда Лилит вышла на улицу, отбыв задержание после уроков, огромная ученическая парковка была пустой. Это придало школе призрачный вид. Пепел собирался, словно серый снег, вдоль тротуара, и Лилит гадала, почувствует ли она когда-нибудь вкус и запах настоящего снега. Она пошла к краю кампуса, надев наушники и слушая старые песни «Четырех всадников» о разбитых сердцах и мечтах.

Она привыкла быть одной из тех учеников, которые последними покидают школу – задержание заканчивалось после того, как заканчивалась футбольная тренировка и хор отправлялся домой, – но она никогда не переставала осматриваться, покидая территорию школы. Резкий ветер отцепил несколько постеров выпускного от стен школы. Они крутились вдоль тротуара, словно упавшие листья с лицами ее одноклассников.

Солнце опускалось, но все еще было жарко. Пожары на холмах казались свирепее обычного, когда Лилит приблизилась к группке деревьев, отмечающих вход к ручью Гремучей Змеи. Она не ходила сюда уже несколько дней, и ей было нужно тихое место, чтобы подготовиться к тесту по биологии, прежде чем отправляться домой.

Она услышала шелест в деревьях и огляделась, но никого не увидела. Потом она услышала голос.

– Знал, что ты не сможешь удержаться. – Люк появился между рожковыми деревьями. Он скрестил руки на груди и смотрел сквозь ветви на затянутое дымом небо.

– Прямо сейчас у меня нет времени на разговоры, – сказала Лилит. Было что-то странное в этом интерне, не только болезненное воспоминание об открытом конверте и тексте песни в электронном письме внутри. Почему он столько времени проводил в Трамбулле? Эта стажировка не могла требовать его постоянного присутствия здесь.

Люк улыбнулся.

– Я буду краток. Я только что говорил по телефону с Айком Лигоном и подумал, наш разговор мог тебя заинтересовать.

Не желая этого, Лилит подошла ближе к нему.

– Как ты знаешь, – сказал Люк, – «Четыре всадника» приезжают в город, чтобы играть на выпускном и судить Битву музыкальных групп. А теперь я знаю, что все классные ребята пойдут на вечеринку Хлои после этого, но…

– Я не пойду на вечеринку Хлои, – сказала Лилит.

– Хорошо, – улыбнулся Люк. – Потому что я думал, что приглашу пару людей к себе. Нечто приватное. Хотела бы ты поехать?

– Нет, спасибо…

– Там будет Айк Лигон, – сказал Люк.

Лилит сделал резкий вдох. Как могла она пропустить возможность провести время с Айком Лиго-ном? Она могла бы спросить его, откуда она берет идеи песен, про его подход к написанию музыки… Это был бы словно краткий курс по карьере музыканта.

– Да, ладно.

– Здорово, – сказал Люк. – Но только ты. Не Кэм. Я слышал, ты впустила его в группу. Лично я считаю это ошибкой в твоей карьере.

– Я поняла, ты ненавидишь Кэма. – Лилит гадала, как Люк услышал эти новости. Все произошло только этим утром, а он даже не ходил с ними в школу.

– У него есть определенная репутация, – сказал Люк, – он уже многое повидал. Даже слишком. То есть – посмотри на этого парня, Лилит. Знаешь выражение «Живи быстро, умри молодым и оставь после себя красивый труп»? Думаю, Кэм доказывает ложь этого заявления. Его грехи изнашивают его – он даже выглядит как грешник.

– Я слышала, что внешность не самое важное, – сказала Лилит.

– С такой внешностью, как у Кэма, надеюсь, что да, – засмеялся Люк. – «Кинг Медиа» также услышали, что Кэм подал твой текст песни на соревнование. Если он так поступил без твоего согласия, это станет причиной дисквалификации.

– Все нормально, – сказала Лилит, мгновенно понимая, что не хочет своей дисквалификации. – Он, эм-м, получил мое согласие. Я могу кое-что у тебя спросить?

Люк поднял бровь.

– Все что угодно.

– Кажется, у вас с Кэмом своя история. Что произошло между вами двумя?

Взгляд Люк прожег Лилит, а его голос стал ледяным.

– Он считает себя исключением из любого правила. Но некоторые правила, Лилит, нужно соблюдать.

Лилит сглотнула.

– Кажется, в прошлом между вами действительно что-то произошло.

– Прошлое – это прошлое, – сказал Люк, снова смягчаясь. – Но если тебе небезразлично твое будущее, ты выкинешь Кэма из группы.

– Спасибо за подсказку. – Лилит оставила Люка и наклонилась, чтобы пройти под ветками. Она нашла свое любимое место у ручья. Приблизившись к рожковому дереву, она увидела нечто необычное: побитый, весь в дырах старый стол со сдвижной крышкой. Его основа была из тяжелого кованого железа и весила, должно быть, тонну. Кто принес его сюда? И как? Кем бы ни был неизвестный, он покрыл деревянную поверхность лепестками ириса.

Лилит всегда нравились ирисы, пусть даже она видела их только на фото онлайн. Она заходила к повернутому флористу в Кроссроудс, в магазин «Цветы Кэя» дюжину раз, чтобы собрать букет желтых гвоздик, любимых цветов Брюса, когда тот чувствовал себя плохо. Мистер Кэй и его сыновья владели бизнесом, и с тех пор как миссис Кэй умерла, они продавали только основные цветы. Красные розы, гвоздики, тюльпаны. Лилит не видела там ничего такого экзотического, как ирисы.

Она полюбовалась сине-желтыми цветами и, сев на стул с низкой спинкой, отодвинула крышку стола. Внутри лежала записка от руки:

Каждому автору песен нужен хороший стол. Нашел этот у обочины перед Дворцом Версаля. Pour toi.

Должно быть, он нашел его у тротуара в богатой части Кроссроудс. Стол ждал, когда его подберут и отвезут на свалку. Но ей понравилось, что Кэм увидел стол и подумал о ней. Ей понравилось, что он, скорее всего, почистил его, чтобы она могла им пользоваться. Она прочитала последнюю строчку записки:

С любовью,

Кэм.

– С любовью, – сказала Лилит, водя пальцем по буквам, – Кэм.

Она не могла вспомнить, когда кто-то в последний раз использовал это слово, обращаясь к ней. Ее семья так не говорила, и она совершенно точно никогда так не сближалась ни с одним парнем настолько, чтобы он это сказал. Кэм просто написал это слово – так же легко, как делал и многое другое. Она неуютно поерзала на стуле и едва могла заставить себя взглянуть на слово в записке.

Она хотела спросить его, зачем была эта записка, стол – но дело было не в записке или столе, дело было в слове. Оно что-то с ней сделало, разбудило нечто в глубине ее души. Лилит даже вспотела. Захотела встретиться с Кэмом и все выяснить, но не знала, где он живет. Вместо этого она вытащила свой черный блокнот и позволила всему этому стать песней.

Это слово. Что оно могло значить?