Текст книги "Билет на погост"

Глава 11

Первым делом я позвонил Аните. После нашего развода она вторично вышла замуж, и трубку поднял ее новый муж. Извинившись за поздний звонок, я попросил к телефону миссис Кармайкл – было очень непривычно называть ее «миссис Кармайкл», хотя повод для звонка был куда более необычным.

Я сразу предупредил ее, что скорее всего мои опасения беспочвенны, но сложилась ситуация, в которой ей знать просто необходимо. Стараясь объясниться короче, я сбивчиво рассказал бывшей жене, что один преступник, которого я упрятал за решетку много лет назад, выбрался на свободу и теперь начал сумасшедшую вендетту, пытаясь отомстить мне, отправляя на тот свет всех моих женщин.

– Правда, у меня нет ни одной, – поспешил объяснить я, – но он трактует это понятие в максимально широком смысле. Одну женщину он убил за то, что она дала показания против него на суде двенадцать лет назад, другую – только лишь за то, что мы однажды вместе с ней отужинали в ресторане. Я даже не знал ее фамилии.

– И он убил ее? Почему же полиция не арестует его?

– Надеюсь, со временем это произойдет. Но пока...

– Ты хочешь сказать, что мне угрожает опасность?

– Честно говоря, не уверен. Возможно, он и не подозревает о твоем существовании, а если и знает, то вряд ли сможет разыскать тебя под новой фамилией и по новому адресу. Но этот подлец удивительно находчив.

– А как же дети?

Один из моих детей уже работал, другой ходил в колледж, располагавшийся на другом конце поселка.

– Думаю, они в безопасности, – произнес я. – Этот сумасшедший интересуется лишь женщинами.

– Точнее, убивает их. О Боже... Так что же мне делать?

У меня были на этот счет кое-какие предложения, и я поделился ими. Во-первых, можно уехать в отпуск куда-нибудь подальше, если есть такая возможность. Если нет, ей следует обратиться в местное отделение полиции и поинтересоваться, какую помощь они могут предложить. Возможно, есть смысл обратиться в частное охранное агентство. В любом случае необходимо соблюдать осторожность, не открывать дверь незнакомым людям и...

– Проклятье, но мы же разведены! – сказала она. – У меня теперь другой муж. Неужели он этого не понимает?

– Не знаю, – ответил я. – Возможно, он считает себя католиком и не признает разводов.

* * *

Поговорив еще немного с бывшей женой, я попросил ее позвать к телефону ее нового мужа и пересказал ему все, что сообщил ей. Он показался мне здравомыслящим и решительным человеком, и я положил трубку в уверенности, что он сможет правильно оценить ситуацию и принять необходимые меры. Мне хотелось думать, что то же самое он мог бы сказать и про меня.

Затем я подошел к окну и взглянул на расстилавшийся передо мной город. Когда я только въехал в этот отель, из окон моего номера открывался вид на башни международного торгового центра, но затем новые здания загородили его, а вместе с ним – и значительную часть неба.

Опять заморосил дождь. Внезапно я вспомнил о Мотли: интересно, где он сейчас? Возможно, стоит, промокший, на улице... а может, уже нашел свою смерть?..

Затем я взял телефон и набрал номер Джен.

Она работала скульптором и имела собственную мастерскую южнее Ченнел-стрит, на Лиспенард-стрит. Нас свела судьба во время моего очередного запоя, и мы вдвоем откупорили немало бутылок у нее в студии. Затем она стала трезвенницей, и наши встречи прекратились, но затем вслед за ней бросил пить и я, и мы стали встречаться вновь, однако недолго. Вскоре мы расстались, хотя я и не до конца понимал почему.

– Привет, Джен, это Мэтт, – сказал я. – Прости, что звоню так поздно.

– В самом деле поздно, – ответила она. – Что, что-то важное?

– Да. Правда, я не уверен, касается это тебя или нет, но не простил бы себе, если бы не предупредил тебя.

Затем я рассказал ей всю историю – несколько более подробно, чем Аните. Джен видела телевизионный репортаж о гибели Тони, но даже и не подозревала, что это могло быть не самоубийство. Она также не подозревала, что Тони тоже была анонимным алкоголиком.

– Не знаю, видела ли я ее... – задумчиво произнесла она.

– Вполне возможно; ты ведь приходила несколько раз в Собор Святого Павла. Кроме того, Тони выступала и на собраниях других групп.

– Так это с ней ты ходил на собрание куда-то... Ты говорил мне, но у меня вылетело из памяти.

– В Ричмонд-Хилл.

– Это что, где-нибудь в Куинсе?

– Да.

– И он убил ее только из-за этого? Или у вас с ней были какие-то отношения?

– Вообще никаких. Во-первых, она была совершенно не в моем вкусе, во-вторых, у нее был роман со своим шефом на службе. У нас ничего даже не намечалось. Я болтал с ней иногда на собраниях, но только для того, чтобы убить время.

– И только лишь на основании этого...

– Да.

– Ты уверен, что это было не самоубийство? Хотя да, конечно. Что за дурацкий вопрос! Ты полагаешь...

– Я не уверен в том, что полагаю, – сказал я. – Он вышел из тюрьмы четыре месяца назад и вполне мог провести эти четыре месяца, следя за мной; за это время мы с тобой не встречались ни разу, а значит, и узнать о твоем существовании он не мог. Но я не имею ни малейшего представления о том, что в действительности ему обо мне известно, мог ли он узнать от кого-нибудь что-то такое, чему сам просто физически не мог быть свидетелем, какие меры он предпринял, чтобы добыть сведения обо мне. Хочешь знать, что я думаю обо всем этом?

– Конечно.

– Я думаю, что наутро тебе первым делом нужно сесть в самолет и улететь куда-нибудь подальше, не слова ни говоря никому, куда именно. Даже билет оплати наличными, чтобы никто ничего узнать не смог.

– Ты серьезно?

– Еще как!..

– У меня великолепные замки на двери. Я могу...

– Нет! – прервал ее я. – В твоем здании нет никакой охраны, и любой сможет без труда войти в него и выйти незамеченным. Ты, конечно, можешь рискнуть, но не обманывай себя мыслями о том, что ты можешь оставаться в Нью-Йорке и при этом чувствовать себя в безопасности.

Некоторое время Джен молча размышляла над моими словами.

– Нужно сходить к моему... – начала было она, но я оборвал ее:

– Не смей говорить об этом по телефону!

– Ты думаешь, линия прослушивается?

– Думаю, что лучше всего тебе не рассказывать никому о своих планах. В том числе и мне.

– Ясно, – вздохнула она. – Ну что же, Мэтт, ты смог убедить меня в том, что все это очень серьезно. Я прямо сейчас начну собирать вещи. Как я узнаю, когда можно возвращаться обратно? Могу я позвонить тебе?

– В любое время. Только ни в коем случае не оставляй своего телефона.

– Я чувствую себя чертовски глупо; как будто я изображаю из себя какого-нибудь шпиона. А если, допустим, я не смогу дозвониться? Как тогда узнать, что можно возвращаться обратно?

– Пара недель все решит, – ответил я. – Либо один финал, либо другой – третьего не дано.

* * *

Во время беседы по телефону я боролся с желанием прыгнуть в такси и помчаться на Лиспенард-стрит, чтобы хоть как-то попытаться защитить ее. Мы могли бы проболтать несколько часов кряду и выпить за это время несколько галлонов кофе; эта ночь как небо от земли отличалась бы от той, в которую мы познакомились.

Но теперь эти ночные беседы навсегда канули в Лету. Я потерял ее, и хотя иногда порывался восстановить прежние отношения, каждый раз это оканчивалось ничем – мы уже расстались, расстались раз и навсегда. В наших душах еще теплилось какое-то теплое чувство, однако будущего у нас с ней уже не было.

Тогда, прежде, когда я вдруг понял, что между нами все кончено, я как-то позвонил Джиму Фаберу.

– Никак не могу понять, – сказал я ему, – что все это кончилось. Честно говоря, я думал, что у нас что-нибудь получится.

– Да, – сказал он. – Вот только неизвестно, что именно.

* * *

Я чуть было не позвонил ему сейчас.

Это вполне могло случиться. Наша договоренность предполагала, что я не вправе звонить ему после полуночи, а сейчас дело близилось уже к утру. С другой стороны, я мог звонить ему в любое время дня и ночи – в случае опасности.

Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что теперешняя ситуация не подходит к понятию «опасность» – реальной опасности того, что я могу от отчаяния вновь взяться за бутылку, не было, а только из-за этого можно было поднять среди ночи с постели хорошего друга. Самое удивительное, ни малейшего желания выпить у меня не возникало. Я чувствовал себя так, как будто меня избили, но к рюмке нисколько не тянуло.

...Я оделся и вышел на улицу. Дождь почти прекратился и теперь лишь незаметно моросил. Я вышел на Восьмую авеню и прошел восемь кварталов вниз. Однажды мне довелось провожать ее, и я знал, где находится ее дом, но о расположении окон мог только догадываться. На асфальте никаких следов не было, во всяком случае, я не заметил. Падающий с такой высоты человек может оставить после себя заметную вмятину, однако Тони случилось упасть прямо на Майкла Фицроя, и его тело приняло на себя большую часть силы удара. Пятен крови тоже нигде не было видно. Крови здесь было, судя по всему, немало, однако оба дня шел дождь, и его потоки наверняка смыли то, что могло остаться после мойщиков улиц. Конечно, какие-то следы остаются всегда. Однако была ночь, мостовая была мокрой от дождя, а в таких условиях заметить пятна крови почти невозможно, особенно если неизвестно точное место падения тела.

К тому же кровью запятнан весь этот город; нужно только присмотреться, и ее следы можно отыскать повсюду.

А может быть, кровь залила уже всю планету?..

* * *

Гулял я не меньше часа. Одно время у меня появилась мысль зайти в заведение Грогана, но я сразу же от нее отказался. Разговаривать у меня настроения не было, да и позволить себе посидеть лишний раз в полупустом питейном заведении тоже не хотелось. Я медленно шел по улице и, хотя дождь усилился, не обращал на это никакого внимания.

Всех твоих женщин, Скаддер. Боже, психопат решил расправиться даже с теми женщинами, которые, собственно, никогда и не были моими! Я едва был знаком с Конни Куперман и умудрился за долгие годы ни разу не вспомнить о ней. Кого же он выбрал на этот раз? Элейн – городскую леди Шалотт такого изъеденного ржавчиной Ланселота, как я? Или Аниту, которая стала женой другого человека многие годы назад? Или Джен, с которой я не встречался уже много месяцев? Бедная Тони Клири!.. Не в добрый час пришла ей в голову идея съесть гамбургер в моей компании.

Должно быть, он крался за нами по пятам той ночью. А может, он перехватил нас, когда мы возвращались из Ричмонд-Хилла? Такое тоже вполне возможно. Наверное, он сидел в засаде где-то неподалеку и увидел нас, когда мы отправлялись в бар Армстронга. Или когда я провожал ее домой.

Наконец я вернулся к себе в отель и повесил сушиться свою одежду, на которой не осталось ни одной сухой нитки. После такой прогулки немудрено было подхватить жесточайшую простуду – я весь продрог до костей. Немного постояв под горячим душем, я улегся в постель.

Мотли по-прежнему был вне моей досягаемости и продолжал вести охоту за всеми женщинами, которых ему могло взбрести в голову посчитать моими. Мне оставалось лишь вертеться изо всех сил, пытаясь защитить каждую – Элейн, и Аниту, и Джен. При этом мне не оставалось ничего иного, как держаться за них. И тем самым подтверждать идею, родившуюся в воспаленном мозгу Мотли. Я сам подбрасывал ему все новые и новые доказательства того, что все эти женщины в самом деле являются «моими».

Но отчаянно борясь за них, я все больше понимал ту горькую истину, что эти женщины не «мои» и, возможно, никогда ими не были. Что у меня не было никого и скорее всего никогда не будет.

Что я абсолютно одинок.

Глава 12

При свете дня пятна крови видны отчетливее, хотя далеко не сразу бросаются в глаза. К дому, в котором жила Тони, мы пришли вместе с Джо Деркином, и привратник показал нам место ее падения – на прилегающей улице, метрах в двадцати от входа в здание.

Привратник был испанцем, его узкие плечи тонули в форменной куртке, а усы были редкими и залихватски загнутыми. В воскресенье у него был выходной, но я на всякий случай показал ему портрет Мотли, тот взглянул на него и отрицательно покачал головой.

Деркин взял ключ, и мы поднялись в номер, в котором жила Тони. Никто не позаботился о том, чтобы закрыть окно, несмотря на вчерашнюю дождливую погоду. Перегнувшись через подоконник, я посмотрел на место падения тела, но ничего не смог рассмотреть, а неожиданный приступ головокружения заставил меня отойти от окна.

Деркин подошел к кровати. Она была застелена, в ногах аккуратной стопкой лежала одежда – рубашка с широким воротником, бежевая блузка, темно-серый вязаный джемпер, кружевные трусики и бюстгальтер.

Джо поднял последний предмет, внимательно осмотрел его, затем положил обратно.

– Большой бюст, – отметил он, бросив на меня быстрый взгляд, чтобы оценить мою реакцию; я промолчал. Джо зажег сигарету, затушил спичку и оглянулся в поисках пепельницы, но ее нигде не было; тогда он подул на спичку и, убедившись, что она погасла, аккуратно положил на край ночного столика.

– Тот парень сказал, что убил ее, – произнес он. – Правда?

– Он сообщил об этом Элейн, – объяснил я.

– Элейн дала показания против него? Это было лет двенадцать назад, и с этого все началось?

– Да.

– Тебе не кажется, что это просто арабский террорист какой-то? Вроде тех, что каждый упавший самолет объявляют делом рук своей организации?

– Нет, не кажется.

Джо затянулся сигаретой и задумчиво выпустил облако дыма.

– Да, наверное, ты прав, – согласился он. – Это вполне может оказаться убийством; по крайней мере нельзя исключить эту версию. Когда кто-то вылетает из окна и разбивается о мостовую, как сразу определишь, его ли это была идея? – Деркин подошел к двери. – Дверь была заперта на замок, но это ничего не доказывает. Замок можно закрыть и изнутри, и снаружи – ключом. Он мог вышвырнуть жертву в окно, взять ее ключи и закрыть дверь за собой. Так что это ничего не доказывает.

– Ничего.

– И, разумеется, нет никакой записки; терпеть не могу расследовать подобные случаи, когда не оставляют записок. Их нужно бы требовать в обязательном порядке.

– Какие наказания нарушителям?

– Оставлять их живыми. – Он еще раз обвел комнату глазами в поисках пепельницы, затем стряхнул пепел прямо на паркетный пол. – Попытка самоубийства уголовно наказуема, хотя я и ни разу не слышал, чтобы этот закон действовал. Идиотское положение. Получается, что если задуманное деяние удалось осуществить, оно преступлением не является, а если не удалось – то это нарушение закона. Это один из тех каверзных подвохов, которыми любят мучить сержантов на экзаменах. Предположим, она выпала бы из окна и задавила Фицроя насмерть, но при этом сама осталась бы жива. В чем ее можно обвинить?

– Понятия не имею.

– Я думаю, что либо в убийстве по неосторожности, либо в убийстве. И раньше бывали случаи наподобие этого; правда, при этом люди падали не с двадцать какого-то этажа, а где-то эдак с четвертого. Никто, однако, не понес наказания.

– Нет.

– Сумасшествие – самое подходящее объяснение. Ну что же, надо решить, что делать. Я вызову бригаду криминалистов. Если нам удастся обнаружить отпечатки его пальцев где-нибудь на оконной раме, это было бы подарком Всевышнего, не так ли?

– Хотя бы где-нибудь в помещении.

– Хотя бы где-нибудь, – согласился он. – Но я думаю, надеяться на удачу не приходится.

– Да уж.

– Но если найдем – с тебя причитается. Первыми на месте преступления оказалась пара наших сотрудников, так что это дело в любом случае – наше, и я готов с радостью свернуть шею твоему дружку. Однако пока что все говорит о том, что этот парень следов не оставляет. Он ведь дважды звонил Элейн, верно? И в первый раз говорил шепотом.

– Да.

– Так что на ленте у нас осталась только запись мужского шепота, не поддающегося никакой идентификации, из которой ясно лишь, что ей были посланы цветы. Вот и попробуй соорудить из этого уголовное дело.

Он вновь пробежал глазами по комнате, подыскивая, где бы затушить сигарету; на какое-то время взгляд его задержался на полу, затем – на открытом окне. Джо, однако, сумел удержаться и вместо этого затушил сигарету в раковине на кухне, а потом выкинул погасший окурок в мусорное ведро.

– А когда он говорил с ней нормальным голосом и угрожал, то предварительно приказал отключить автоответчик, – добавил он. – Она, конечно, так и поступила. Так что лишь с ее слов мы знаем, что Мотли угрожал ей, а также – что это именно он убил Клири и Фицроя. И даже это трудно доказуемо, поскольку он не сказал об этом определенно, а также не назвал никаких имен.

– Да.

– Так что пока мы не раздобудем явные вещественные доказательства, сделать практически ничего невозможно. Я закажу копии его портрета, и мы покажем их привратнику, который дежурил тем утром, а также остальным служащим отеля – мало ли что, вдруг он крутился вокруг уже несколько дней. Но, честно говоря, на успех я надеюсь мало. А даже если они и подтвердят, что видели его в отеле или неподалеку, этого еще слишком мало, чтобы обвинить Мотли в убийстве Тони. Сначала еще нужно доказать, что она была убита, а я не представляю, каким образом мы можем сделать это.

– А что говорит судебно-медицинская экспертиза?

– А что?

– Какова причина смерти?

Джо недоуменно воззрился на меня.

– Что, вскрытие не производилось?

– Оно обязательно проводится, сам знаешь; но ты ведь наверняка видел, как они выглядят после падения с такой высоты. Так тебя, говоришь, интересует медицинское заключение? Клири падала вниз ногами кверху, и ее голова столкнулась с головой Фицроя. Это кажется просто невероятным, но тем не менее все так и произошло. Представляешь, что от их черепов осталось? Поскольку пулю не нашли, судмедэксперты заключили, что смерть произошла в результате падения. Ты, наверное, считаешь, что убийца выкинул в окно уже труп.

– Это кажется вполне вероятным.

– Да, но попробуй-ка доказать это. Похоже, что он сбросил ее в бессознательном состоянии; может, ты надеялся найти следы его пальцев на шее жертвы? Или шрам на голове?

– Жертва была изнасилована? Как та женщина, в Огайо?

– Да, но экспертиза не может установить, кем именно. Понимаешь, Мэтт, при желании они вполне могли бы найти даже следы спермы Фицроя. А если и выяснится, что она принадлежит Мотли, то что это доказывает? Нет такого закона, чтобы нельзя было залезть в постель к женщине. Нельзя даже запретить ему трахнуть ее каким-нибудь особенно мерзким способом. – Он достал еще одну сигарету. – Послушай меня, мы не сможем взять этого парня по обвинению в убийстве Тони Клири. Единственное, что могло бы помочь нам, – особенно четкие и убедительные отпечатки пальцев, а возможно, даже они не помогли бы. То, что он был в одной с ней комнате, еще не доказывает, что он убийца.

– Так что же нам теперь делать? – поинтересовался я и Джо непонимающе взглянул на меня. – Ждать, пока он оставит на каком-нибудь очередном трупе свою визитную карточку?

– Мы доберемся до него, Мэтт.

– Возможно, – ответил я. – Не уверен только, что у меня в запасе достаточно времени.

* * *

В принципе Деркин был абсолютно прав – никаких шансов начать дело на основании столь скудных сведений у него не было, однако он без промедления выполнил все, что обещал, и уже в обед позвонил мне и сообщил о результатах.

Самой плохой новостью было то, что ни одного отпечатка пальцев Мотли в номере Клири обнаружить не удалось. Хорошей – если только ее можно назвать хорошей, – что нигде на оконной раме, стеклах или подоконнике не было вообще никаких отпечатков; это могло означать либо то, что кто-то сознательно действовал исключительно осторожно и не оставил никаких следов, либо то, что он тщательно стер их уже после того, как вышвырнул тело из окна. Вряд ли отсутствие вещественных доказательств можно считать уликой, однако это укрепило меня в моих подозрениях – Тони Клири не по собственной воле свела счеты с жизнью; кто-то очень помог ей в этом.

* * *

Мне оставалось продолжать заниматься тем же самым – разговаривать с людьми, «стучаться в двери». Показывать каждому портреты Мотли, раздавать их направо и налево вместе со своими карточками, запас которых уменьшался буквально на глазах.

Это заставило меня вспомнить о Джиме Фабере, который когда-то напечатал эти карточки для меня – в подарок. Позвоните наставнику – без конца приходилось мне слышать на собраниях. Не пей, ходи на встречи, читай Главную книгу – и звони наставнику. Я сильно сомневался, что Главная книга могла бы дать полезный совет для игры в кошки-мышки с охваченным жаждой мести психопатом, как и в том, что Джим – специалист в подобных ситуациях, однако все же набрал его номер.

– Возможно, ты действительно ничего не можешь предпринять, – подумав, сказал он.

– Спасибо, утешил!..

– Я не собирался утешать тебя или расстраивать, хотя это действительно не очень-то приятно услышать.

– Да уж.

– Но тем не менее даже это может тебя немного приободрить. Ты должен осознать, что уже предпринял все, что в твоих силах. Найти человека в таком городе, как Нью-Йорк, да еще если он не очень-то хочет быть обнаруженным, – все равно что найти пресловутую иголку в пресловутом стоге сена.

– Да, это точно.

– Конечно, если тебе удастся подключить полицию...

– Пытался. На этой стадии их возможности очень ограниченны.

– Похоже, ты понимаешь, что делаешь все возможное, и клянешь себя за то, что сделать не в состоянии. Тебе не дает покоя, что ты не можешь сам управлять событиями.

– Да, все так и есть.

– Конечно. Человек предполагает, а Бог располагает, ты же сам знаешь это. Все, что мы можем, – это работать не покладая рук в надежде переломить ход событий в свою пользу.

– Просто выстрелить насколько возможно точно – и забыть о случившемся.

– Да, все верно.

Я немного поразмышлял над услышанным.

– Если мой выстрел окажется недостаточно метким, пострадать могут другие.

– Понимаю. Ты не должен расслабляться ни на мгновение – ставки слишком высоки.

– Я понял тебя.

– Хочешь, напомню тебе третье правило? Твоя программа действий должна состоять из двух частей: "А" – займись мелкими делами, "В" – пойми, что жизнь состоит из таких дел.

– Спасибо, – ответил я.

– Ты в порядке, Мэтт? Пить не собираешься?

– Нет. Меня совсем не тянет к рюмке.

– Ну, тогда все в порядке.

– Да, я в отличной форме, – сказал я. – Знаешь, каждый раз, когда я звоню тебе за советом, ты говоришь мне именно то, что я хотел услышать.

– Возможно. Но раз так, тебе неплохо бы заняться поисками нового наставника.

* * *

Я спустился к администратору около шести; меня поджидала записка с просьбой позвонить Джо Деркину. У него в этот день был выходной, но у меня был его домашний телефон.

– Я как раз думал о том, что тебе хотелось узнать, – сказал он. – Я говорил с помощником судмедэксперта, и он посоветовал тебе забыть об этом. Сказал, что трудно было даже разобрать, где кончалось одно тело и начиналось другое. Посоветовал тебе забраться на Эмпайр Стейт Билдинг и сбросить вниз грейпфрут, а затем спуститься вниз и попытаться собрать кусочки воедино.

– Ну что же, попытаемся, – ответил я. – Слишком это важно.

Я повесил трубку, подумав, что у Джимми есть все основания гордиться мной. Мое положение улучшалось не по дням, а по часам, и теперь в любую минуту я мог стать первым кандидатом для канонизации.

Конечно, это ничего не меняло.

Мы по-прежнему ничего не имели и бродили впотьмах.

* * *

В тот вечер я решил сходить на собрание.

Ноги мои сами направились к собору сразу после восьми, однако примерно в квартале от старинного здания что-то внезапно остановило меня.

Взглянув вверх, я постарался понять, что же именно заставило меня насторожиться.

По всему моему телу прошла дрожь, как будто кто-то неизвестный в этот миг провел жирную черту мелом по Большой Черной Доске Небес; моя тетушка Пег – да будет земля ей пухом! – могла бы сказать, что по моей могиле прошел гусь.

Я почувствовал себя прокаженным, наподобие знаменитой Мэри-тифозницы, обладателем вируса, который в мгновение превращает невинных людей в носителей смертельно опасной – и для них, и для других – заразы. Впервые я осознал, какому риску подвергаю себя, решив отправиться на это собрание. И даже не столько именно себя, сколько других.

Я постарался убедить себя в беспочвенности подобных внезапных страхов, однако не смог полностью освободиться от неприятного ощущения. Я повернулся и двинулся к углу Пятьдесят восьмой улицы и Девятой авеню, пытаясь быть честным перед самим собой. Сегодня вторник, а кто пойдет на собрание во вторник вечером?

Поймав такси, я попросил водителя отвезти меня к госпиталю Кабрини, что на Восточной Двенадцатой улице. Собрание проходило в конференц-зале на третьем этаже; докладчиком был мужчина с густой копной волнистых седых волос и очаровательной усмешкой. Прежде он работал в рекламном бизнесе и был женат шесть раз, произвел на свет в общей сложности четырнадцать детей и не платил налогов с прибыли начиная с 1973 года.

– Это происходило помимо моей воли, – признался он.

Теперь он работал продавцом спорттоваров в розничном магазине на юге Парк-авеню и жил один.

– Всю жизнь я больше всего опасался остаться один, – рассказал он нам, – а теперь неожиданно обнаружил, что мне это нравится.

«Ну и слава Богу», – почему-то подумалось мне.

Люди в зале были в основном незнакомы, хотя я разглядел несколько лиц, виденных мною раньше. В обсуждении я участия не принял и удрал с собрания еще до финальной молитвы, не перекинувшись ни с кем ни словом.

На улице похолодало; я прошел пешком несколько кварталов, затем сел в автобус.

* * *

В отеле в эту ночь дежурил Джейкоб, и он сказал, что мне звонили несколько раз. Я заглянул в свой ящичек для записок, но там ничего не было.

– Она не оставила никакого сообщения, – пояснил привратник.

– Это была женщина?

– Похоже на то; все время одна и та же, спрашивала рас и говорила, что перезвонит позднее. Она звонит каждые пятнадцать – двадцать минут.

Я поднялся в номер и позвонил Элейн, однако звонила мне не она. Мы поболтали пару минут, затем я повесил трубку, и почти в ту же секунду телефон зазвонил.

– Есть отличный шанс, – безо всяких предисловий произнес женский голос.

– Какой?

– Если он узнает об этом, – продолжила она, – я погибла. Он убийца.

– Кто?

– Сам знаешь. Тебя ведь зовут Скаддер, не так ли? Это ведь ты показывал всем портрет мужчины там, на улице?

– Да, это я.

Последовала пауза. Я мог попросить ее не вешать трубку, но решил подождать. Затем, понизив голос до тихого шепота, она продолжила:

– Не могу говорить сейчас... Подождите, я перезвоню вам минут через десять.

Прошло четверть часа, прежде чем она перезвонила вновь.

– Парень, я очень боюсь!.. Он убьет меня, не раздумывая.

– Почему же ты позвонила мне?

– Мне кажется, что рано или поздно он все равно убьет меня.

– Скажи, как мне его разыскать. Он ничего не узнает.

– В самом деле? – нерешительно сказала она. – Тогда тебе нужно встретиться со мной.

– Отлично!

– Нам нужно поговорить, понимаешь? Поговорить, прежде чем я расскажу тебе кое-что.

– Хорошо. Говори, где и когда.

– Черт, который сейчас час? Что-то около одиннадцати, да... Давай встретимся в полночь, сможешь?

– Где?

– Ты знаешь нижний Ист-Сайд?

– Примерно.

– Жди меня – черт, наверное, я совсем свихнулась... – она вновь замолчала. – Встретимся в «Гарден-Грил», это на Ридж-стрит, сразу за Стентон-стрит. Знаешь, где это?

– Найду.

– Это по правой стороне улицы, если спускаться к Даунтауну. Там по ступенькам нужно спуститься... Если ты там не бывал, то можешь заблудиться.

– Сказал тебе: найду. В полночь, говоришь? Как я тебя узнаю?

– Ищи меня в баре. Ну что, длинные ноги, каштановые волосы... пить я буду чистый «Роб Рой». – Последовал гортанный смешок. – Ты мне добавку возьмешь, ладно?

* * *

Ридж-стрит находится южнее Хьюстон-стрит, в семи или восьми кварталах к востоку от Первой авеню. Соседство это не очень-то приятное, но так было не всегда. Примерно столетие назад узкие улочки стали заполняться дешевыми доходными домами, в одно мгновение превратившимися в притоны для уголовных банд иммигрантов, прибывавших в Новый Свет из Восточной Европы. Дома эти оставляли желать лучшего еще в те годы, а время не пощадило их.

Теперь многие из них исчезли с лица Нью-Йорка, и на просторах Ист-Сайда появились кварталы домов для малоимущих; жить в них было намного хуже, чем в лачугах, на месте которых они возникли. Однако Ридж-стрит этот процесс не затронул, и она так и осталась обставленной двумя рядами старинных пятиэтажек с одним лишь пустырем между ними – усеянным щебенкой участком земли, где когда-то стоял точно такой же, как и соседние, дом, который снесли после того, как однажды он выгорел дотла.

Я выбрался из такси на углу Ридж-стрит и Хьюстона за несколько минут до двенадцати. Подождав, пока такси развернулось и быстро скрылось из глаз, я посмотрел вокруг. Улица была пуста, витрины всех магазинчиков на Хьюстон-стрит темны, а большинство закрыты тяжелыми стальными ставнями с не поддающимися расшифровке граффити.

Я двинулся на юг; на другой стороне улицы какая-то женщина громко бранила ребенка на испанском. Когда я прошел несколько зданий, меня придирчиво осмотрели трое юнцов в кожаных куртках, очевидно, решивших, что со мной проблем будет больше, чем я того стою.

Затем я пересек Стэнтон-стрит. Найти «Гарден-Грил» оказалось не так трудно, как я ожидал; он находился в четвертом здании с края, а его название неоновыми штришками просвечивало сквозь обычно мутную витрину. Я прошел чуть дальше и осторожно проверил, не привлек ли чье-нибудь внимание, но все было спокойно. Затем я вернулся обратно и по ступенькам лестницы, закрепленной в стене лишь одним концом, спустился к тяжелой двери со стальными полосами вокруг небольшого окошка. Само стекло было темным, но сквозь него можно было разглядеть интерьер бара. Я открыл дверь и шагнул в этот мерзкий притон.

Стойка бара тянулась вдоль узкой комнаты, в которой стояли или сидели двенадцать – пятнадцать человек; когда я вошел, некоторые из них повернулись и уставились на меня с откровенным любопытством. В зале стояло с десяток столиков, и примерно половина из них была занята. С потолка лился тусклый свет, в воздухе висел тяжелый запах дыма – в основном табачного, но с изрядной примесью марихуаны. За одним из столиков сигарету с наркотиком курили мужчина и женщина, передавая ее по очереди друг другу. Полиции они явно не боялись, что и неудивительно: отправить отсюда кого-нибудь за употребление марихуаны было все равно, что привлечь человека к суду за переход улицы в неположенном месте в самый разгар расовых волнений.

У стойки бара, попивая что-то из бокала с тонкой ножкой, в одиночестве сидела женщина. Ее длинные, до плеч, волосы были каштанового цвета, а красноватые пряди в приглушенном свете казались кровавыми пятнами. Темное тело ее было туго затянуто в брюки кричаще красного цвета.