Текст книги "Снежинка"

Первые впечатления

Из-за погоды мы были не уверены, что Ксанта сможет приехать. Поезда и автобусы все еще не ходили. Утром ее парень забрал ее с площади Сент-Стивен на отцовском ренджровере и повез знакомить со своими родителями.

Она прислала мне сообщение, что идет к нам посмотреть на ферму.

Я не ожидала, что она появится так быстро. Мойка ломилась от посуды, и у нас кончилась туалетная бумага.

– Блин-блин-блин-блин-блин. – Я схватила несколько грязных тарелок, сунула в мойку и написала в ответ:

Встречаемся у церкви!

На улице было солнечно. Холод проникал прямо в грудь, обжигая легкие. В снегах все выглядело неземным. На деревню словно набросили покрывало, которое скрыло все скучное и подкрепило сказку о моем доме, которую я сочинила в колледже. Это казалось почти что жульничеством.

Я увидела, что она ждет возле кладбищенских ворот. Она заметила меня, и мы начали махать друг другу слишком рано. На ней была черная шапка из искусственного меха и бордовое пальто. Подойдя поближе, я обнаружила, что в руках у нее корзина для пикника.

Мы поступили так же, как всякие девчонки, когда давно не виделись: изумленно вытаращились друг на друга, потом обнялись и долго, во весь голос, визжали.

– Ну ты как?

– Сама-то как?

– Отлично выглядишь!

– Выглядишь шикарно!

Мы обе понимали, до чего это нелепо, но отклоняться от сценария не полагалось.

– Откуда такое пальто? – спросила я.

– Из «Оксфаме».

– Кто его пожертвовал, Анна Каренина?

Я изучала образ, который она выбрала, чтобы предстать перед семьей своего парня. Ксанта умудрилась найти парикмахерскую, открытую в снегопад. Челка была подстрижена, волосы безукоризненно уложены. Из-под шапки виднелись черные бархатные наушники. Она была прекрасна. А на мне под тренировочным костюмом и лыжной курткой из «Альди», вытащенной из сушильного шкафа, по-прежнему красовалась пижама.

– Куда ты собралась с этой корзиной? – спросила я.

– Тут всего ничего.

– Санта, она огромная!

– Ну, неспроста же меня зовут Сантой.

– Спасибо, – сказала я. – Не стоило беспокоиться.

– Я так рада, что я здесь.

– Тебе уже провели гран-тур по деревне? – спросила я.

– Нет.

– Значит, тут у нас церковь, школа и паб. – Я показала на стоящие впритык здания. – Тур окончен, чаевые приветствуются.

– Мы вечером в этот паб идем?

– Ага, это паб «Кэссиди».

– Похож на чей-то дом.

– Так и есть.

– А твой дом в той стороне?

– Ага, в двух шагах, ближе к холму с вопящими детьми. Билли разрешил малышне устроить на одном из наших полей временную лыжную горку.

– Боже, до чего потрясно!

– Как встретила Рождество? – спросила я.

– Ой, отлично, утром волонтерила в приюте для бездомных.

– Кто бы сомневался.

– Кажется, мама рассердилась, что я не побыла дома с ней. Днем ей надо было на работу, так что мне составлял компанию только Кевин из фильма «Один дома».

– А папа тоже работал?

– Если честно, не знаю. Папа с нами не живет.

– О боже. Прости.

– Да ладно, все в полном порядке. А где твоя мама и Билли? – спросила она прежде, чем я успела втиснуть очередной вопрос.

– Мама спит, но Билли должен быть где-то неподалеку.

Стоило нам миновать решетку возле пастбища, как примчался Джейкоб и зарылся носом Ксанте в промежность.

– Джейкоб, отвали от нее.

– Какая славная собачка!

Ксанта пыталась разглядеть его морду, но он упорно тыкался ей между ног.

– Да, бывают и похуже, – сказала я.

Когда пошел снег, Джейкоб наконец покинул кабину трактора и перебрался спать в сарай. Он набрал вес, потерянный после смерти Джеймса, и снова стал похож на себя.

Я забрала у Ксанты корзину и отнесла на кухню, пытаясь увидеть дом ее глазами. Кухня у нас темная и сырая, почти такая же маленькая, как в ее городской квартире. Морские раковины на подоконнике похожи на грязную глиняную посуду. От некоторых деревянных шкафчиков отвалились ручки, линолеум покоробился и пузырился под ногами.

– У тебя такой потрясный дом!

– Сейчас это скорее свалка, – сказала я. – Трейлер посмотрим до ужина или после?

– До ужина, пожалуйста. Ты не против, если я воспользуюсь вашим туалетом?

– Да, только… Я страшно извиняюсь, но у нас кончилась туалетная бумага. – Я распахнула шкафчики в поисках рулона бумажных полотенец или еще чего-нибудь, что можно было бы ей предложить.

– Все нормально. – Она достала из кармана пальто упаковку бумажных платочков. – Я обойдусь вот этим. Где сортир?

– Наверху. Первая дверь налево.

* * *

Услышав журчание унитаза, я вздохнула с облегчением: по крайней мере, бачок работает. Дожидаясь ее возвращения, я барабанила пальцами по столу. Потом, услышав приглушенные голоса, со всех ног ринулась наверх. Слишком поздно – мама уже отвела Ксанту в Табернакль, и та обходила спальню, оглядывая стены, будто в Лувре.

Я попыталась минимизировать ущерб.

– Ксанта, это моя…

– Какая невероятная комната! – Ксанта обернулась, хорошенько рассмотрев приклеенную к гардеробу страницу из «Поминок по Финнегану». – Как же я счастлива с вами познакомиться, Мейв.

Она вела себя, будто на аудиенции у папы римского. Мама вцепилась в рукава своего красного вязаного geansaí, натянула их на ладони и с явным подозрением следила за тем, как Ксанта прикасается к реликвиям Табернакля. Комната и правда выглядела впечатляюще, особенно по сравнению с остальным нашим домом.

– Шикарно, – шепнула Ксанта, возвращая на законное место череп по имени Себастьян.

– Красивое пальто. – Мама смотрела на Ксанту со смесью восхищения и зависти.

– Большое спасибо, – улыбнулась Ксанта. – Дебби говорила, вы писательница?

Мама нахмурилась:

– Неужели?

– А что вы пишете? – Ксанта заправила за ухо выбившуюся прядку волос.

Мама заморгала.

– Простите, видимо, на такой вопрос ответить невозможно.

– Я записываю сны. – Мама поспешно достала из-под стола несколько стопок тетрадей.

– Ксанта, пожалуй, нам пора навестить Билли, – сказала я, но мама уже дала ей полистать тетрадку со сказкой про Эшлинг.

– Я записываю сны, которые ко мне приходят, – объяснила мама. – Большинство из них не укладываются в повествовательную форму, поэтому иногда я записываю что-то на диктофон или пытаюсь набросать общие очертания и самые яркие образы.

– Что, прямо каждое утро? – Ксанта выдвинула стул и села за письменный стол. – Дебби, если ты не против, я бы все-таки выпила чаю.

Я вздохнула.

– Мам, хочешь чай?

Мама закусила губу.

– В корзинке, которую я привезла, есть чай с бергамотом, – сказала Ксанта.

– От чашечки бергамотового чая не откажусь, – пробормотала мама.

– Отлично! Я тоже, – сказала Ксанта, листая страницы маминого учетного журнала. – Спасибо, Дебс.

* * *

К моему возвращению мама успела зажечь благовония, и они обсуждали тай-чи и раскрытие чакр.

– Честное слово, Мейв, это изменит вашу жизнь. – Ксанта приняла из моих рук чашку чая с бергамотом. – Ты молока добавила? – спросила она.

– А надо было?

– Нормально, я и так попью.

– Нет, в холодильнике есть овсяное, – сказала я. – Мам, тебе подлить молока?

– Да, пожалуйста.

Я вышла из комнаты и протопала вниз по лестнице, чтобы снова выступить в роли официантки.

* * *

Прошел час, а мама с Ксантой продолжали беседовать о сновидениях. Мама расслабилась и говорила свободно, иногда смеялась, позволяя Ксанте увидеть дырки на месте своих зубов.

– Честное слово, Мейв, вы как глоток свежего воздуха, – сказала Ксанта, сжимая мамину ладонь. – У людей такие узкие взгляды на то, что они принимают за реальность. Мы видим проблески нашего общего воображения только в произведениях изобразительного искусства и музыке.

– Ну, люди боятся показаться невеждами, – отвечала мама. – И им трудно принять мысль, что, погрузившись на глубочайшие уровни сна, мы освобождаемся от самих себя. Наше общество слишком сковано индивидуализмом. Настоящее вдохновение приходит извне, из коллективного бессознательного, из неизвестности, способной существовать только в сновидениях. Моцарт сочинял музыку, находясь в состоянии сна. Кафка писал исключительно по ночам. Даже молекулярная структура ДНК была открыта во сне. – Мама вскинула руки, как бы говоря: «Какие еще доказательства вам нужны?»

– И на этой ноте нам, пожалуй, пора прогуляться, – сказала я. – Ксанта еще не видела ферму.

– Хотите пойти с нами? – предложила маме Ксанта.

Я глянула на маму.

– Нет, я лучше сяду писать, – сказала мама, отпуская ее ладонь. – Ты меня вдохновила.

Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Перед уходом Ксанта поспешно записала на обложке тетради про Эшлинг список рекомендуемых книг, название занятий по йоге и свой номер телефона.

* * *

– А Мейв пойдет вечером в паб? – спросила она по пути в трейлер.

– Вряд ли.

– Я могла бы говорить с ней часами.

– Ты ей понравилась.

– Ну, я не ожидала, что она окажется настолько… – Ксанта остановилась. – Ты хоть понимаешь, какая у тебя потрясная мама?

– Она кому хочешь мозги заморочит.

– По-моему, она рассуждает очень разумно.

– Ты просто с ней не жила.

* * *

Стоило открыть дверь трейлера, как нашим взглядам предстал Билли, добавлявший пустую банку из-под «хейнекена» к башне из пивных жестянок, которая заменяла ему рождественскую елку.

– Билли…

– Тс-с-с, – сказал он, поднял руку и поставил банку на верхушку башни. Потом повернулся к нам: – Это, должно быть, и есть Санта.

– Здравствуйте, Билли. – Ксанта пожала ему руку. – Приятно познакомиться.

Билли посмотрел на меня:

– А у нее крепкое рукопожатие.

– Не железное, но твердое. И определенно не влажное, – сказала Ксанта.

– О, влажные рукопожатия – Иудины. Никогда им не доверяй.

Улыбка Ксанты дрогнула. Я поняла, что она нервничает. Она обошла жилище Билли, заложив руки за спину, изучая интерьер и притворяясь, что не замечает его взгляда.

– Ксанта, – произнес он. – Я ожидал увидеть блондинку.

– В детстве я была белокурой малюткой.

– Ты тезка инопланетной горной гряды.

– Кажется, вы про землю Ксанфа на Марсе, – предположила она.

– Женщина на Марсе. Благословенная среди мужчин.

– О боже! – взвизгнула она и, встав на колени, заглянула в картонную коробку на дядиной кровати. Я подошла посмотреть, что там. В коробке сидел еж.

– Это Эдвард, – сказал Билли.

– Какой милый!

– Рад, что кто-то так считает. Дебби хотела его убить.

– Неправда.

– Он довольно тяжело дышит, – заметила Ксанта.

– Я знаю. – Билли сел на корточки рядом с ней. – Можно подумать, он смолит по сорок сигарет в день. Он ударился мордой, так что, наверное, в этом все дело.

– Гляньте, какие маленькие ножки!

– Между прочим, ноги у него гораздо длиннее, чем кажется. – Билли показал на линию, где кончались иглы и начинался живот. – У Эдварда очень сильные мышцы. Таскать на спине такую кучу иголок – все равно что носить дорогущее вечернее платье. Когда Эдварду нужно удирать, эти мускулы поднимают платье, и он может свалить очень быстро.

– Да ты просто Дэвид Аттенборо, – заметила я.

– Как вы втиснули сюда пианино? – спросила Ксанта.

– Лучше не спрашивай, – вздохнула я. – Половина клавиш не работает, оно расстроено, и никто не умеет на нем играть.

Ксанта пробежала пальцами по клавишам и стряхнула приставшие к ним клочья пыли.

– Вот эта девочка умеет, – заметил Билли.

– Ой, господи, нет, – ответила она.

– Это видно по осанке. – Билли пихнул меня локтем. Можно подумать, речь опять шла о еже. – Сейчас она сядет пряменько, как струнка.

– Ксанта, мы тебя не заставляем, – предупредила я.

– Я не знаю, что сыграть.

– Сыграй, что хочешь.

– Только не грустное, – сказал Билли.

Я ударила его по руке.

– Сыграй, что хочешь.

Клавиши у пианино грязно-кремовые, цвета пожелтевших от никотина ногтей. Кончики пальцев Ксанты коснулись их, и она, склонив голову, стала наигрывать мелодию.

– Что это? – спросил Билли.

– «Рассвет». Это из саундтрека к «Гордости и предубеждению».

– Того, что с Кирой Найтли? – уточнил Билли.

Ксанта перестала играть.

– Вы поклонник Киры?

– Ну, ей не помешала бы парочка дополнительных сэндвичей с ветчиной.

Ксанта рассмеялась.

– Билли, нельзя говорить про женский вес, – возмутилась я.

Он завел глаза, разыгрывая спектакль для Ксанты.

– Продолжай играть, – сказал он ей. – Ты настоящая Марианна Дэшвуд.

– Ксанта больше похожа на Джейн Фэрфакс, – возразила я.

– Не могу поверить, что вы читаете Остин! – Ксанта снова перестала играть и во все глаза уставилась на Билли.

– Это его новое порочное увлечение, – сообщила я.

– Ничего порочного тут нет, – сказал Билли. – Эта женщина – гений.

Стоило Билли посмотреть на Ксанту, как в его глазах загорелся давным-давно погасший огонек.

Двенадцать пабов

В паб Ксанта пришла в новом джемпере с красноносым оленем Рудольфом, в узкой юбке из черной кожи, тонких колготках и сапогах до колен. Увидев, что она одна, я почувствовала облегчение и разочарование. Я уже настроилась увидеть их вместе.

– Где твой парень? – спросила я.

– Подойдет попозже, – ответила она, устраиваясь в закутке рядом со мной.

– Что будешь пить? – спросил Билли.

– Пожалуй, «хейнекен».

– Вот это я понимаю, – обрадовался Билли. – Ширли! Принеси-ка нам еще кружку, как будет минутка.

Мы готовились к долгой ночи. У нас в деревне вечеринка уродливых свитеров проходит в Стефанову ночь и знаменуется сбором пожертвований на нужды местного клуба Гэльской атлетической ассоциации. Все называют ее «Двенадцать пабов».

– А вы в двенадцати пабах участвуете? – спросила Ксанта.

– Господи, вот еще, – ответил Билли. – Нагрузка великовата.

Паб Ширли стоит на островке земли там, где дорога разделяется на две. Кто-то из местных заложил традицию после каждой кружки обегать вокруг паба, причем каждый круг считается за новый паб. Одолеть двенадцать кругов способны только самые стойкие, но к обычаю тут относятся со всей серьезностью.

– Я, может быть, пробегу пару кругов для смеха, – сказала я. – Вообще-то это весело, пока детей не отправляют по домам. Они носятся как угорелые.

– Балдеют от газировки, – сказал Билли.

– Во сколько начало?

Билли обернулся и рявкнул в сторону барной стойки:

– Ширли, во сколько марафон?

Ширли подошла к нам и поставила кружку Ксанты рядом с Билли.

– В семь.

– Ширли, это Ксанта, подруга Дебби из колледжа.

– Очень приятно, – сказала Ксанта.

– Привет, детка. – Ширли потрепала ее по голове и унесла со стола пустые кружки.

Ксанта достала телефон – наверное, чтобы убедиться, что он придет до семи. Сердце у меня уже выпрыгивало из груди.

* * *

Ксанта расспрашивала Билли про дойку.

– У них есть имена?

– Нет, но у них есть номера.

– А вы их различаете?

– Мы привыкли узнавать их по вымени.

Ксанта расхохоталась.

– Я не шучу, – сказал Билли. – Это правда.

– Ксанта – веганка, – сообщила ему я.

Билли поднял брови с резким вдохом.

– Я не утверждаю, что я против всякого молочного животноводства, – пояснила она.

– У тебя есть футболка с надписью «Овсяное молоко – это свобода для коров».

– Я не против того, чтобы фермеры зарабатывали на жизнь. К тому же вашим коровам, кажется, сильно повезло, – сказала она дяде.

– Этим сучкам живется лучше, чем нам, – проворчал он.

* * *

Билли решил изобразить щедрого дядюшку и не позволил нам платить за выпивку.

– Ты же учил проставляться по очереди, – напомнила я, когда он велел мне убрать деньги.

– Сейчас Рождество, – сказал он, как будто это я всю зиму хандрила и ныла, что на ферме от работы не продохнуть.

Мы с Ксантой смотрели, как он обходит паб, осыпая всех поздравлениями.

– Тоже мне политик, – сказала я.

– Он потрясный.

– Стыдобища.

– Дебби, не знаю, как тебе сказать, но твой дядя – симпатяга.

– Что? Фу! Прекрати. Он старый.

– Не такой уж он и старый. И он читает Остин.

– Это я заставляла его смотреть вместе со мной экранизации. И он старый.

– Не такой уж и старый.

– Ла-ля-ля-ля-ля, я заблокирую воспоминания об этом разговоре.

– Я просто сказала.

– У тебя есть парень, – напомнила я.

Она засмеялась:

– Можно встречаться с парнем и симпатизировать другим людям.

– Только не моему дяде. Серьезно, прекрати, пожалуйста.

– Значит… – Ксанта искала новую тему для разговора. – Мейв не смогла прийти?

– В этом году, после смерти Джеймса, ей тяжело здесь бывать, – объяснила я. – Ширли – мать Джеймса, и, ну… Они с мамой не слишком ладят.

– Значит, она дома одна?

– Да, но ей нравится быть наедине с собой.

Ксанта собралась что-то ответить, но промолчала.

– Как встретили Рождество? – спросила она вместо этого.

– Никто не умер, и ладно.

– Неужели так плохо?

– В этом году я попыталась запечь индейку. То есть сначала я хотела устроить вегетарианский ужин, но Билли об этом и слышать не желал. А мы никогда не готовим индейку на Рождество.

– А что вы обычно едите?

– Курицу по-мэрилендски.

– Серьезно?

– Ага, – сказала я.

– С чем?

– С вареной картошкой и фасолью.

– Звучит уныло.

– Знаю. Поэтому в этом году я попыталась взять бразды. В общем, не знаю, что я сотворила с индейкой, но она получилась несъедобной. В итоге пришлось скормить ее Джейкобу. Он пришел в восторг.

– А сами что ели? – спросила Ксанта.

– Картошку и фасоль.

– О боже.

– И для разнообразия несколько картофельных вафель.

– Без двух блюд из картошки на столе Рождество не Рождество, – заметила Ксанта. – А как на подарочном фронте?

– На удивление хорошо. Билли накупил мне горы всякой всячины типа пены для ванны и парфюма. Я за него немного волнуюсь. Себе на Рождество он купил пару альпак.

– Что?! – Ксанта хлопнула ладонями по столу.

– Ага, заказал их в интернете у каких-то фермеров с севера. Говорит, они не смогли их доставить из-за снега. – Я показала ей в телефоне пару альпак, глядящих прямо в объектив, будто придурочные плюшевые мишки с жирафьими шеями и безумными стрижками.

– Какая милота!

– Мы уже дали им имена. Того, что с ирокезом, зовут Джекси, а у Милдред искорка в глазу.

– Мальчик и девочка, чтобы разводить маленьких альпак! – Ксанта сияла.

– Господи, сомневаюсь, чтобы он загадывал так далеко вперед. До сих пор не могу поверить, что он на самом деле их купил. В этом году он жутко сорит деньгами.

– Какой же он крутой!

– Как прошло знакомство со свекром и свекровью? – спросила я.

– Отлично. По-моему, они классные. Но было стремновато. Я потратила столько времени и усилий, готовясь перед ними предстать. Не знаю. Такое впечатление, что он хвастается мной, как побрякушкой, найденной на обочине.

Ксанта даже вообразить не могла, что практически любая из девчонок, сидящих в этом пабе, убилась бы ради того, чтобы он представил ее родителям как свою девушку. Они ее сразу просекли. Не успела она войти, как Аланна Бёрк оглядела ее с головы до ног. Как бы я ни завидовала Ксанте, я почувствовала гордость. Посмотрите на эту прекрасную женщину, которая решила быть моей подругой! Моей! Подругой той, с кем в школе никто не дружил! Шлюшка, которую вы всегда подозревали в гадостях и странностях, пробивается в люди. Дружба с Ксантой словно делала меня чище и приличней, но в то же время невообразимо удручала, ведь как бы я ни старалась, мне никогда с ней не сравниться.

– Он придет попозже? – спросила я.

– Ага. Странно, что вы до сих пор как следует не познакомились.

– Выходит, нельзя будет задавать ему обычные вежливые вопросы типа откуда он родом?

– Ха-ха, пожалуйста, задай ему этот вопрос.

– Он подумает, что я тупица.

– Вообще-то он сказал, что ты была умнее всех в школе.

– Ну, это вранье, – не без удовольствия возразила я. Ксанта так на меня смотрела, что я была готова поклясться – она тоже немного мне завидует.

* * *

Ксанта хотела пойти поиграть в бильярд с Билли, но там был Мюрт Муни, и я боялась, что Билли начнет меня за него стыдить.

Мы подошли к стойке. Я поздоровалась с Марком, который проходил мимо с подносом напитков.

– Кто это? – спросила Ксанта.

– Брат Джеймса. Он теперь помогает Билли с дойкой.

– Ты никогда о нем не говорила. – Ксанта подняла брови. – Он симпатичный.

– Марк мне как брат. Я бы к нему даже багром не прикоснулась, – сказала я.

– Я ничего такого и не имела в виду.

– И вообще, у него есть девушка.

Она вскинула руки:

– Я ничего не говорила.

Был уже восьмой час. Участники марафона пили по третьему заходу, потея в шерстяных джемперах. Несколько блюстителей правил злились на нашу компанию, постоянно забывающую снимать с кружек невидимых эльфов, прежде чем выпить.

Ксанта снова заглянула в телефон.

– Это он? – спрашиваю я.

– Да, он немного опасается приходить. Просто он не пьет. И боится показаться занудой. Я пыталась убедить его, что выпить из вежливости кружку пива не смертельно. Он держится со мной немножко натянуто.

– В смысле, сердится?

– Нет, он никогда не злится. Просто как бы отстраняется. Кажется, если бы я ему не нравилась, он от меня вообще бы нос воротил.

Я рассмеялась:

– Ой-ой, бедная Санта. Нельзя жаловаться на слишком красивую внешность.

– А я и не жалуюсь. Вдобавок то же самое можно сказать и обо мне. Не знаю, стала бы я с ним встречаться, если бы мне не нравилось, как он выглядит. Разговоры у нас не слишком крышесносные.

Эта новость обрадовала меня больше, чем следовало. Я отхлебнула, пытаясь скрыть восторг, и решила, что Ксанту надо напоить. В стельку.

* * *

Его я заметила, как только он вошел. Девчонки из школы тут же оживились. Они болтали более увлеченно, смеялись громче, фоткались и выглядели пугающе счастливыми. Он, тоже явно взвинченный, хлопал по спине знакомых парней. Для херлера он казался слишком тощим. Лица других ребят из команды похожи на картофелины, а сами они – на молодые версии своих отцов. А у него острые скулы и длинные пальцы. Из него бы вышла прекрасная женщина. Похоже, он стеснялся своей женственности, потому что, когда знал, что за ним наблюдают, выделывался изо всех сил. Какая-то девушка остановила его, чтобы сделать совместное селфи, и он обнял ее за плечи и показал на нее пальцем, склонив голову набок.

Он подкрался к Ксанте сзади и закрыл ей глаза ладонями. Я попыталась встретиться с ним взглядом, не краснея.

– Кто бы это мог быть? – сухо проговорила Ксанта.

Он опустил руки и чмокнул ее в щеку.

– Дебби, – он протянул мне руку. – Спасибо, что замолвила за меня словечко.

– Ой, да что уж там. – Я пожала ему руку, чувствуя, как заливаюсь румянцем.

– Что пьем? – спросил он Ксанту.

– Можешь взять мне бокал белого вина?

– Дебби, а ты? – он посмотрел на меня.

– Нет-нет, у меня еще есть. – Я подняла бокал.

– Два бокала белого, – сказала Ксанта.

– Нет, серьезно, мне не надо.

Когда он ушел, я пнула ее в ногу:

– Не давай ему покупать мне выпивку.

– Пусть делает, что хочет. – Она вздохнула. – Мне стыдно, что я на него жаловалась.

– Ты не жаловалась, ты говорила правду. Это не запрещено.

* * *

Он вернулся с двумя бутылками белого вина и двумя чистыми бокалами.

– Я сказала два бокала! – Ксанта шлепнула его по запястью.

– Все равно бутылки выйдут дешевле!

– О господи, что ты делаешь! – сказала я. – Спасибо большое.

Он развел руками:

– За дальнейший дебош я не отвечаю.

Встав, он налил вина Ксанте, держа другую руку за спиной.

– Как прошел день?

– У Дебби мне понравилось больше, чем у тебя, – сказала Ксанта.

– Дай угадаю: там больше книг?

– Больше книг, больше коров, больше веселья.

– Дебби, она ругает меня, что я не читаю, – пожаловался он.

– Даже «Гарри Поттера»? – спросила я.

– Я смотрел фильмы.

Мы обе покачали головами.

– Это не одно и то же.

– Я не виноват, у меня болезнь. Стоит мне взять в руки книгу, и я впадаю в нарколепсию. Просто вырубаюсь. Я не могу это контролировать. В общем, я не такой начитанный, как вы.

Я улыбнулась Ксанте, радуясь, что он, по крайней мере, отнес нас с ней к одной категории.

* * *

После нашей второй бутылки вина Ксанта набралась уверенности, чтобы сразиться в бильярд с мужиками. Она без особого успеха попыталась использовать кий в качестве гимнастической булавы. Билли окликнул ее, и она резко развернулась, едва не обезглавив кием Дули.

Я думала, что парень уйдет вместе с херлерами, но он занял место Ксанты рядом со мной.

– Как тебе Тринити? – спросил он.

– К-хм, хорошо. – Во рту у меня настолько пересохло, что я не могла говорить. Пришлось сглотнуть и попытаться еще раз. – Немного великоват после деревни. А как Университетский колледж?

– Честно говоря, аналогично. Он огромный. В кампусе есть перекрестки с круговым движением и все такое.

– Надеюсь, ты не поражался этому вслух? – спросила я.

– Я попал на первые полосы газет: «Деревенщину поразили круговые развязки».

Я рассмеялась.

Он кивнул в сторону стойки:

– Отец Джон – это что-то!

За стойкой стоял наш священник и раздавал всем чипсы, будто облатки. Участники марафона выстроились в организованную очередь и продвигались к нему, молитвенно сложив ладони.

– Боже, – сказала я.

– Он без ума от тусовок.

– Без ума от Иисуса и пива.

Над нами навис призрак неминуемого молчания. Все темы мы уже почти исчерпали.

– Ксанта нереально крутая, – произнесла я, глядя, как она залпом выпивает рюмку.

– Она классная. Мне ужасно повезло, что мы познакомились.

– Хорошо, – кивнула я. – Хорошо.

– Вы же близкие подруги.

Я не поняла, утверждение это или вопрос, поэтому снова просто кивнула.

– Народу навалом, – сказал он.

– В ночь двенадцати пабов всегда так.

Я глянула на девчонок из школы. Они пристально наблюдали за нами. Любая из них отдала бы свою намазанную автозагаром ногу, лишь бы с ним поговорить. Не знаю почему, настроение у меня испортилось. Такой долгожданный момент оказался банальным. Через несколько секунд молчания я поняла, что мне скучно.

– Мне надо в туалет, – сообщила я.

Кажется, ему стало легче. Он поднялся, чтобы меня пропустить. Мы не задели друг друга плечом, между нами не пробежала искра.

Я снова развернулась к нему лицом:

– Представляешь, мы же с тобой впервые поговорили!

Глаза у него округлились:

– Да, действительно!

– Ага. – Я пошла дальше, но снова вернулась: – Знаешь, учитывая, что мы ни разу не разговаривали, у меня с тобой удивительно сложные воображаемые отношения. Будто бы я затаила обиду или злюсь на тебя непонятно за что, понимаешь?

– Наверное… – Он кивнул, но его взгляд на секунду скользнул в сторону. Значит, понятия не имеет, о чем я.

Я бросилась прочь от того, что только что сказала, протолкнулась мимо очереди за пивом, мимо сбившихся в кучку, обутых в туфли на шпильках девчонок из школы, мимо Билли, который снимал на телефон Ксанту, показывающую пальцем на табличку над печью с надписью «Жопогрелка».

* * *

Девушку в соседней кабинке рвало. Я сидела на стульчаке и глубоко дышала. Не знаю, на что я рассчитывала. Теперь меня взяло зло на себя. Зло на почти не знакомого парня за то, что он не вписался в мои фантазии. Он встречается с Ксантой не для того, чтобы вызвать мою ревность. Он настоящий, хороший, скучный парень, которому я просто не нравлюсь.

Я отправила Ксанте сообщение:

Зачем ты заигрываешь с моим дядей?

Мой лежавший на полу телефон завибрировал, и на нем вспыхнуло сообщение от Ксанты:

Чего?!

Телефон зазвонил. Я не ответила.

Пришло еще одно сообщение:

????????

* * *

Через несколько минут в дверь кабинки принялись колотить.

– Дебби, впусти меня.

Если я не шевельнусь и не издам ни звука, ситуация может рассосаться сама.

Над дверью кабинки появилась голова Ксанты.

– Так и будем разговаривать?

Я ей открыла. Она ворвалась в кабинку и захлопнула дверь.

– Ну, в чем дело?

Я пожала плечами, как избалованный ребенок.

– Что случилось?

– Твой парень считает меня психопаткой.

– Неправда. Пусти пописать.

Мы поменялись местами, и Ксанта спустила колготки.

– Боже, – вырвалось у меня.

– Что?

– Вот это заросли!

– Что, прости?

– Ты не бреешь пилотку! Какое счастье! Ему нравятся твои заросли?

– Что? Нет! Он их еще не видел.

– А, ну да.

Она спустила воду, натянула колготки и одернула юбку.

– Ты нравишься Билли, – сказала я.

– С чего ты взяла?

– Только не говори, что ты с ним не заигрывала.

– Я с ним не заигрывала. Я пытаюсь хорошо провести время. Что на тебя нашло?

– Да то, что ты заигрываешь с моим дядей.

– Я впервые встретилась с твоими родными и хочу произвести хорошее впечатление.

– Ты могла бы постараться с ним не заигрывать.

– Да какая на хрен разница, если бы даже и заигрывала?

– У тебя есть парень!

– Думаешь, я, блин, не знаю? Дебби, люди тебе не принадлежат. Ты не можешь управлять чужими чувствами. Богом клянусь, иногда мне кажется, что у меня роман с тобой.

– Иди ты в задницу, Ксанта. – Я открыла дверь кабинки и обнаружила целую очередь из своих соседей.

* * *

Я попыталась поднять перегородку, чтобы зайти за барную стойку, и сшибла несколько стаканов. Когда они вдребезги разбились об пол, все радостно завопили. Марк взял совок и щетку и стал подметать осколки. Я привалилась к нему.

– Дебби, кажется, тебе пора домой.

– А ты пойдешь со мной? – промурлыкала я.

– Нет, Дебс.

– Ты меня выгоняешь?

– Я просто сказал, что, по-моему, пора домой.

– Мне? – Я показала на себя.

– Да.

– И больше никому?

Он вздохнул.

– Двойную водку с тоником, пожалуйста, – сказала я.

– Дебби, я больше не могу тебе наливать. Тебе уже хватит.

– Тут всем уже хватит, Марк. С какой стати ты прицепился ко мне? Потому что я тебе нравлюсь?

– Нет, Дебс.

– Значит, ты не пойдешь со мной домой?

– Дебби, у меня есть девушка.

– В прошлый раз тебе это не мешало.

– В прошлый раз у меня голова шла кругом. Мой брат лежал мертвый в гробу, твоя мама лежала на нем сверху, а ты накинулась на меня как бешеная.

– Ого. – Его слова заметались у меня в голове. Я тотчас протрезвела. – Спасибо.

– Прости. Слушай, Дебс, я хочу быть твоим другом. По-моему, ты просто чума – в смысле, безумно прикольная, но мне ты не нравишься.

– По-твоему, я безумная, – медленно произнесла я.

– В смысле, безумно прикольная. Ты нереально прикольная!

– Ясно.

– Ты на меня злишься?

– Нет.

– Точно?

– Да, – сказала я. – Вообще-то ты прав. Мне пора домой.

Он хлопнул меня по спине и улыбнулся:

– Завтра скажешь мне спасибо.

* * *

Ксанта курила перед пабом, дожидаясь меня.

– Дебби! Что за хрень? Что с тобой?

Схватив за локоть, я выдернула ее из толпы курильщиков.

– Со мной-то все нормально, это ты себе захапала все проблемы и несчастья.

– Ты что, смеешься над… Ты единственная, кому я рассказала о своем психическом заболевании.

– Ты единственная, кому я рассказала о своем психическом заболевании, – передразнила я, размахивая руками.

Она уставилась на меня, как на незнакомую.

– Тебе прямо не терпелось рассказать мне о своем психическом заболевании, – продолжала я. – Но это просто очередная разводка на деньги! Ты заплатила врачу, чтобы он сказал тебе, что ты особенная. Печальная и модная. Ты настолько полна мрака и света, Ксанта! Ты такая сложная! Такая многогранная! А не просто смазливая девчонка.

– Депрессию не выбирают, Дебс, – дрожащим голосом пролепетала Ксанта.

– Иди ты знаешь куда? У тебя уже и так все есть, но ты все равно недовольна. Мне плевать, сколько денег ты тратишь, чтобы испортить себе жизнь. Ты гребаная снежинка, Ксанта, – сказала я, отходя в сторону. – Просто снежинка, и все.