Текст книги "Жизнь от сохи. Быт и традиции русских крестьян"

Отдельно от каравая пекли фигурки из теста – солнце, звезды, месяц, цветы, домашние животные – знаки, которые считались олицетворением мира, добра, счастья и плодородия. Каравай всегда разреза́ла невеста и раздавала гостям, его нужно было съесть полностью.

Непременно на столе стоял бочонок с медом – символом сладкой супружеской жизни. Весь мед молодые обычно съедали после свадьбы. Отсюда, кстати, и пошло название первого месяца совместной жизни – «медовый».

Во время пира жених и невеста совсем не пили спиртного – это было запрещено. Ведь впереди возможное появление детей. В знак запрета посуда для напитков переворачивалась вверх дном.

Часто на свадьбах можно было увидеть ряженых в медвежьих шкурах или вывернутых тулупах. По народным поверьям, это животное защищало от нечисти и злых духов. Медведь считался символом плодовитости, отсюда пошло интересное поверье: если молодые во время праздника будут сидеть на медвежьей шкуре – дом будет полон детьми.

Из воспоминаний крестьянина Николая Шипова: «Мы вышли к гостям, и вскоре начался стол или брачный пир. Кушаньев было перемен десять; все в чисто русском вкусе, без всяких супов и соусов. К концу стола подали сладкий пирог, который должны были подносить гостям мы, молодые. Перед этим надели на мою молодую жемчужный кокошник, и я с нею и свахою разносили пирог, а каждый из гостей поздравлял нас с законным браком. Стол окончился далеко за полночь. После того сваха с дружкою увели нас в спальню…»

Укладывание молодых

Пир еще часто продолжался, когда молодые покидали гостей. Первым в брачную комнату входил дружка и ударял кнутом по постели, отгоняя тем самым разную нечисть. Затем молодых оставляли наедине.

Обряды первой брачной ночи хорошо описаны у русского историка и этнографа XIX века Михаила Забылина. Приведу его слова: «Как только подадут на стол последнее кушанье, то есть жаркое, то дружка, обернув блюдо с жарким, а также калач и солонку скатертью, относил в сенник к постели, куда вслед за ним отводили и молодых. В дверях сенника посаженый отец, сдав с рук на руки новобрачную мужу ее, делал ей пристойное нравоучение и давал советы, как жить в супружестве. По прибытии молодых к постели жена тысяцкого, одетая в то время в две шубы, одна как следует, другая навыворот, осыпала их зерном, деньгами и хмелем.

Новобрачных укладывали спать в пустой хоромине, притом в удаленной и в нетопленной, несмотря на холод. Под постель клали ржаные снопы или солому. Молодая должна была разувать молодого в первую ночь свадьбы, и у него под пятой правой ноги всегда бывало несколько медных денег, а в левом сапоге плетка. От молодой зависело взяться за правую или за левую ногу… И вот ежели она по своей оплошности, застенчивости или робости хваталась за левую ногу, то молодой, вынув из-за сапога плетку, хлестал ее. Но если она бралась за правую ногу, то деньги, которые были в сапоге, она брала себе». [1]

Новобрачные исполняли и другие обряды. Чтобы жизнь семейная счастливой была, а дети рождались здоровыми, нужно было съесть кашу одной ложкой и разломить пополам и отведать хлеб.

На следующее утро молодых полагалось будить. К дверям опочивальни приходил дружка, сваха или мать жениха. Будили молодых шумно и весело – стучали в дверь или в печные заслонки, кричали, били посуду, играли на балалайке или гармони. Верили, что так «нечистый» к молодым не подойдет.

Часто после брачной ночи гостям демонстрировали признаки невинности невесты. Если вдруг девушка оказывалась «нечистой», ее родителей могли осмеять, вручив им пиво в дырявом стакане. У Михаила Забылина есть такие строки на этот счет: «Такая укоризна матерям и сейчас идет к лицу. Старина наша была не глупа. Если женихи брезгуют недостойными девушками, а особенно, если по неосторожности один такой вступил с упадшей девушкой в брак, то, конечно, вся вина падает на мать, и стакан с дырой – укоризна слабым родителям. Из этого можно заключить хоть немного, но верно то, что для воспитания дочери – прежде всего внушение веры и что нет лучшего качества в замужестве, как ее непорочность, которой не брезгуют ни князья, ни бояре, ни ученые люди. Отсутствие девства для жениха внушает на всю жизнь ревность, и это рождает много неприятностей в жизни, которая тянется до пятидесятых годов, то есть до времени привычки, когда угасает любовь; но согласие супружеское необходимо для поддержания семейных выгод, интересов и для воспитания детей. Вот тут и нужна школа жизни, но мудрая…» [1]

Хорошо было в девицах, а лучше того в молодицах

Свадебный пир – еще не конец праздника. Традиционно свадьбу справляли несколько дней. Как правило, утром молодых вели в баню, а все последующее время было посвящено ряжению и веселью. Широкое распространение получила традиция «поиски ярочки». «Ярочкой» в данном случае называли молодую женщину, невесту. Она должна была спрятаться, а ее молодые родственники, переодевшись в разные образы, искали новобрачную. Рядились в вывернутые мехом наружу шубы, в пастухов с кнутами, стариков и старух в тряпье, в военных, в цыган. Ряженые заявляли: «У нас пропала ярочка, мы пришли ее искать». Поиски происходили шумно, весело, с песнями и частушками. Найдя новобрачную, ряженые внимательно осматривали ее и «удивлялись» произошедшим переменам. «Теперь она не наша!» – говорили все.

Среди этнографов и фольклористов есть мнение, что ряжение и прочие ритуалы проводились для того, чтобы «оградить» участников свадьбы от опасностей и тревог, сопровождавших их последние дни. Особенно это прослеживалось на Русском Севере, где вся свадьба носила печальный характер, а невеста как бы «умирала» в своем роду и заново «рождалась» в роду мужа. Весьма тревожную атмосферу создавало трагическое прощание невесты с отчим домом и родителями, с ее бесконечными плачами и причитаниями. Затем следовала брачная ночь – еще один волнующий момент для жениха и невесты. Теперь же все эти тревоги были позади, их следовало высмеять, вывернуть наружу, чтобы они остались в прошлом и не проникли в молодую семью.

После окончания пародийных обрядов начиналось застолье, на котором присутствовали только женатые гости – родственники невесты и жениха. Холостых или вообще не приглашали, или им накрывали в другом помещении. В отличие от первого дня свадьбы, молодые вели себя активно, показывали себя хлебосольными хозяевами, лично встречали гостей. Они называли друг друга по имени – все для того, чтобы чувствовать себя родными. Им постоянно кричали «Горько!»

Соблюдался и такой обычай. Невесте на колени сажали мальчика (если хотели, чтобы родился сын) или девочку (если хотели дочь). Новобрачная дарила детям гостинцы.

В русских деревнях молодых, особенно невесту, подвергали разным «испытаниям». Девушка входила в новую семью, и ей следовало проявить такие черты, как покорность, ловкость, находчивость. Испытания проводились, чтобы узнать ее настоящий характер.

Был такой свадебный обычай под названием «пол пахать», когда члены семьи со стороны жениха бросали на пол деньги вместе с соломой, золой, углем и разным мусором. И невеста все это без посторонней помощи должна была подобрать и по разным ведрам разложить. Все деньги при этом она оставляла себе.

А могло быть и другое испытание: гости и молодые выходили на улицу, там невеста трижды подносила на коромысле наполненные ведра к дому, гости трижды воду из них выливали – смотрели, умеет ли молодая воду носить и какого она характера: скверного или покорного. Муж при этом старался помочь молодой жене – оберегал наполненные ведра. Затем наступал и его черед. Гости проверяли, умеет ли он колоть дрова! Действо это было веселое, все смеялись и подшучивали над парнем. Также молодым супругам предлагали распилить бревно, а заодно смотрели: будет их работа дружной или нет? Судили так: как они с ней справятся, так и жизнь проживут.

Вечером второго дня (или уже на третий день) молодожены с родителями и родственниками парня приезжали к родителям молодухи. Эта традиция существовала повсеместно, являлась заключительным этапом традиционной свадьбы и носила названия «хлебины», «отводины», «перегостки».

На хлебины собирались вместе две породнившиеся семьи. Гости со стороны мужа приезжали торжественно. Впереди ехали новобрачные, за ними свекор со свекровью, а затем вся остальная родня. Родители девушки встречали гостей хлебом-солью, а в северных и центральных губерниях – еще и пивом. Напиток сначала подавали молодому, он, отпив глоток, передавал своей молодей супруге, она – родителям мужа и далее всей честной компании.

В некоторых регионах молодых при встрече обсыпали зерном – символом плодородия, – желали здоровых и крепких ребятишек. Молодая привозила с собой пироги и пряники, которыми угощала всех присутствующих. Затем приступали к застолью. В красном углу – парадной части дома – накрывали скатертями стол, заставляли его разными кушаньями. Гости много ели и пили, веселились, плясали, пели песни, заставляли целоваться молодоженов, которые веселились вместе со всеми.

Крестьяне южных губерний. 1900-е гг.

Обычно на хлебины приходило много крестьян: женщины, мужчины, дети. Их еще называли глядельщиками – за стол они не садились, а были лишь зрителями. Отсюда и название.

Обязательными блюдами на столе были блины и яичница. Эти блюда теща подносила сначала зятю. В отдельных районах (например, в некоторых деревнях и селах Вологодской губернии) был такой обычай: зять брал блин и начинал есть его или с края, или с середины. Откусывая блин с края, он с благодарностью сообщал теще о том, что его невеста сохранила девственность. Блин, откушенный с середины, был знаком того, что молодая оказалась «нечестной». Как правило, в последнем случае торжество быстро заканчивалось и молодые уезжали домой. Если же все было в порядке, застолье и веселье продолжались чуть ли не до утра. В избу приходили соседи, знакомые, все поздравляли молодых, желали им добра и счастья. Молодая принимала также своих бывших подруг, с которыми когда-то ходила на посиделки и гулянья.

Хлебины были последним свадебным обрядом, когда все участники торжества могли выразить благодарность и уважение друг другу. После того как гости разъезжались, молодые могли остаться еще на несколько дней.

Честна свадьба гостями, а похороны – слезами

Рождение, крещение, взросление, свадьба, рождение детей, старость, смерть и похороны – все это естественные этапы человеческой жизни. В книге затронуты все эти темы, не рассказала я лишь о похоронах. А это был целый комплекс ритуально-магических действий, которые совершали родственники покойного в течение трех дней с момента его смерти. Все обряды проводили согласно определенным правилам. Верили, что их нарушение может навлечь несчастье на семью.

Первым действом было обмывание покойного. Проводили его люди, считавшиеся нравственно чистыми: старики и старухи, не состоявшие с покойным в родстве, вдовы, бобыли и вековухи. Воду после обмывания выливали в том месте, где никто не ходил, чтобы не навлечь несчастья на семью. Все предметы, которыми пользовались во время этого действа, уничтожали, кроме мыла, которому приписывали лечебные свойства. Его хранили, впоследствии прикладывали к больным местам, считая, что как у мертвого ничего не болит, так и у живого боль утихнет.

Затем покойного обряжали в погребальную одежду, молча, без суеты, и укладывали в гроб. Крышку от гроба ставили снаружи избы, в углу. Там же вешали полотенце, которое означало, что в доме кто-то умер, оно висело до сорокового дня. Пока покойник находился в доме, к нему приходила прощаться вся деревня или село. Ночью возле него «сидели» старые люди и читали молитвы. Молодежь и дети в это время из дома уходили. Считалось, что им находиться здесь опасно.

Утром третьего дня мужчины, не состоявшие с покойным в родстве, рыли могилу на кладбище. Усопшего выносили из избы «ногами вперед» – считалось, что так он «не сможет вернуться назад, чтобы увлечь за собой кого-нибудь из родственников». Во дворе женщины начинали причитать и плакать, гроб ставили на телегу или сани, и процессия из родственников и односельчан двигалась в направлении кладбища. Несколько женщин оставались мыть пол в избе. Они переворачивали все скамейки вверх ногами, чтобы покойник не мог вернуться. Впереди траурной процессии шли женщины и разбрасывали зерно, несли икону и распятие, за ними шли близкие родственники, после – соседи и односельчане, в самом конце – женщины, которые разбрасывали еловые ветки, «заметая» тем самым обратную дорогу покойнику.

Односельчане провожали усопшего до первого перекрестка дороги, близкие знакомые и родственники шли до кладбища. Перед опусканием гроба в могилу с покойником прощались, на крышку гроба бросали горсти земли. После могилу засыпали, и родственники возвращались домой. Шли молча и не оборачивались…

На новоселье всегда царит веселье

Переезд в новый дом во все времена ознаменовывал новую страницу в жизни людей. Как и сегодня, у будущих хозяев было много забот: изготовить стол и скамейки, купить на базаре горшки да чугунки.

Наши предки, как и мы сегодня, хотели счастья на новом месте. И здесь им на помощь приходили многочисленные обряды и поверья. Причем некоторые из них дошли и до наших дней.

К выбору времени для переезда подходили очень внимательно. Хорошим знаком считалось новоселье перед полнолунием. Со всеми домашними хлопотами старались управиться до вечера.

Освоить новое пространство помогали домашние животные. Первым во двор запускали петуха – чтобы скот в хозяйстве водился, в избу же первой входила кошка. В старину было такое поверье, что тот, кто первым войдет в дом, рискует вскорости отправиться в иной мир. Поэтому и запускали первыми петуха, курицу, кошку – эти животные являлись «ритуальными двойниками» человека и брали на себя печальную участь. Интересно, что и сегодня, въезжая в новый дом, люди стараются первой запустить в жилище кошку. «На счастье», – думаем мы, совершенно не догадываясь об истинном значении обряда.

Еще один интересный обычай существовал в южных районах нашей страны: в открытую дверь нового дома бросали клубок ниток, затем вся семья по старшинству входила внутрь, держась за кончик этой нити. Нить служила проводником в новое жилище.

Крестьянская изба в Колпине. Санкт-Петербургская губерния. 1860–1869 гг.

Переезжая на новое место, хозяева забирали с собой символы обжитого дома. То могли быть огонь, горстка сора, тесто в квашне. А еще не забывали взять домового – чтобы и в новом доме он за порядком следил! «Переносили» домового в старом лапте или в горшке. На новом месте ему оставляли угощение возле печи, просили беречь жилье, самих хозяев и домашнюю скотину.

А чтобы Бог благословил жилище, приглашали священника, который читал молитвы и окроплял помещение святой водой. Но окончательно обжитым новый дом считался только тогда, когда в нем совершалось рождение ребенка или свадьба.

Список использованной литературы

1. Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. – М.: Амрита, 2019. – 496 с.

2. Бердинских В.А. Русь крестьянская. Зримый мир русской деревни. – М.: Ломоносовъ, 2020. – 180 с.

3. Лаврентьева Л.С., Смирнов Ю.И. Русский народ. Культура, обычаи, обряды. – СПб.: Паритет, 2014. – 448 с.

4. Баранов Д.А., Баранова О.Г., Мадлевская Е.Л., Соснина Н.Н., Фишман О.М., Шангина И.И. Русская изба. Иллюстрированная энциклопедия. – СПб.: Искусство-СПб, 1999. – 374 с.

5. Шангина И.И. Русский традиционный быт: Энциклопедический словарь. – СПб.: Азбука-классика, 2003. – 684 с.

6. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева. Казанская губерния. Т. 9. Спасский и Лаишевский уезды. – Казань: Центр русского фольклора, 2017. – 432 с.

7. Традиции и культура русского быта: Учебное пособие / Т.Н. Третьякова, Ю.А. Сыромятникова, М.С. Локтева, М.Н. Первушкина. – Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2006. – 223 с.

8. Русская изба. Иллюстрированная энциклопедия / Науч. ред. И.И. Шангина. – СПб.: Искусство-СПб, 1999. – 374 с.

9. Мужики и бабы. Мужское и женское в русской традиционной культуре / Науч. ред. И.И. Шангина – СПб.: Искусство-СПб, 2005. – 686 с.

10. Науменко Г.М. Этнография детства. Сборник фольклорных и этнографических материалов. – М.: Белый город, 2013. – 368 с.

11. Шангина И.И., Некрасова А.Ф. Русский народ. Будни и праздники. – СПб.: Азбука-Аттикус, 2015. – 670 с.

12. Громыко М.М. Мир русской деревни. – М.: Молодая гвардия, 1991. – 446 с.

13. Русские. / Ред. В.А. Александров, И.В. Власова, Н.С. Полищук. – М.: Наука, 1999. – 827 с.

14. Шингарев А.И. Вымирающая деревня: Опыт санитарно-экономического исследования двух селений Воронежского уезда. – СПб.: Общественная польза, 1907. – 223 с.

15. Селиванов В.В. Год русского земледельца: Зарайск. уезд, Рязан. губ. – Рязань: Тип. Губ. правл., 1887. – 143 с.

16. Быт великорусских крестьян-землепашцев: Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (На примере Владимирской губернии) / Авт. – сост. Б.М. Фирсов, И.Г. Киселева. – СПб.: Издательство Европейского Дома, 1993. – 470 с.

17. Живописная Россия. Т. 6, Ч. 2 (Московская промышленная область) / Под ред. П.П. Семенова. – М.; СПб.: Т-во М.О. Вольф, 1899. – 260 с.

18. Православная жизнь русских крестьян XIX–XX веков: Итоги этнографических исследований. – М.: Наука, 2001. – 361 с.

19. Русские / Отв. ред. В.А. Александров, И.В. Власова. – М.: Наука, 2003. – 827 с.

20. Тыркова-Вильямс А.В. То, чего больше не будет. Воспоминания известной писательницы и общественной деятельницы (1869–1962). – М.: Слово, 1998. – 559 с.

21. Миненко Н.А. Живая старина. Будни и праздники Сибирской деревни в XVIII – первой половине XIX в. – Новосибирск: Наука, 1989. – 158 с.

22. Энгельгардт А.Н. Письма из деревни. – М.: Родина, 2020. – 558 с.

23. Степанов Н.П. Народные праздники на святой Руси, СПб.: Паровая типография М.М. Розеноер, 1899. – 153 с.

24. Костров Н.А. Святки в Минусинском округе Енисейской губернии // Записки Сиб. отд. ИРГО. – СПб., 1858. – № 5.

25. Столяров И.Я. Записки русского крестьянина. – Париж, 1986. – 208 с.

26. Соколова В.Н. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов XIX – начала XX в. – М.: Наука, 1979. – 287 с.

27. Русские. Историко-этнографические очерки. – М., 1997. – 222 с.

28. Сухотин С.М. Несколько обрядов и обычаев в Тульской губернии. // Этнографическое обозрение. – № 3–4. – 1912. – С. 98–101.

29. Лепер Е.Р. Южновеликорусский летний обряд «караулить солнце» // Этнография. – № 2. – 1928. – С. 32–64.

30. Соснина Н., Шангина И. Русский традиционный костюм. Иллюстрированная энциклопедия. – СПб.: Искусство-СПб, 1998. – 399 с.

31. Воспоминания русских крестьян XVIII – первой половины XIX века. – М.: Новое литературное обозрение, 2006. – 778 с.

32. Александров В.А. На путях из земли Пермской в Сибирь. Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII–XX вв. – M.: Наука, 1989. – 350 с.

33. Власова И.В. Русский Север. Этническая история и народная культура XII–XX вв. – M.: Наука, 2001. – 848 с.

34. Зеленин Д.К. Описание рукописей ученого архива Императорского русского географического общества. – Петроград, 1914–1916.

35. Русские крестьяне. Жизнь, быт, нравы. Материалы «Этнографического бюро князя. B.H. Тенишева». Т. 5. Вологодская губерния. – СПб., 2007–2008.

36. Русские. Историко-этнографический атлас. Земледелие. Крестьянское жилище. Крестьянская одежда (Середина XIX – начало XX в.). – М.: Наука, 1967. – 358 с.

37. Маслова Г.С. Народная одежда русских, украинцев и белорусов в XIX – начале XX в. // Восточнославянский этнографический сборник. – М., 1956. – 805 с.

38. Лебедева Н.И., Маслова Г.С. Русская крестьянская одежда XIX – начала XX в. // Русские. Историко-этнографический атлас. – М., 1967. – С. 193–267.

39. Семейный быт воронежской деревни (по краеведческим и этнографическим материалам второй половины XIX – начала XX века). – Воронеж: ГУК «Обл. центр нар. творчества», 2009. – 55 с.

40. Наумов Н.А. Деревенский быт. Рассказы. – Йошкар-Ола: Стринг, 2012. – 181 с.

41. Пермиловская А.Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера (XIX – начало XX века). – Архангельск: Правда Севера, 2005. – 310 с.

42. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX – начала XX века. – Л., 1988.

43. Русский традиционный костюм. – СПб.: Искусство-СПб, 1998. – 399 с.

44. Балашов Д.М., Марченко Ю.И. Русская свадьба: Свадеб. обряд на Верх. и Сред. Кокшеньге и на Уфтюсе (Тарног. р-н Вологод. обл.). – М.: Современник, 1985. – 390 с.

45. Даль В.И. Пословицы русского народа. М.: Гослитиздат, 1957. – 991 с.

46. Даль В.И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа / Сост. Н. Ушаков. – СПб.: Литера, 1994. – 480 с.

47. Чистов К.В. Семейные обряды и обрядовый фольклор // Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. – М., 1987. – С. 405–406.

48. Шуя, июнь 1929: Быт севернорусской деревни / Карел. науч центр РАН, сост. Ю.И. Дюжев. – Петрозаводск, 2006. – 152 с.

49. История от первого лица: мир северной деревни начала XX века в письменных свидетельствах местных жителей / сост. В.Н. Матонин. – Архангельск; М.: Товарищество Северного Мореходства, 2011. – 359 с.