Текст книги "Жизнь от сохи. Быт и традиции русских крестьян"

Глава 4. Трудовые будни русских крестьян

Жизнь русских крестьян шла в соответствии с народным календарем, который организовывал всю их хозяйственную и бытовую деятельность, определял чередование будней и праздников. В его основе лежал церковный календарь – святцы, где каждый день посвящался одному или нескольким святым. По святцам определяли время православных праздников, постов и мясоедов. При этом простой народ уделял большое внимание всевозможным предписаниям, обрядам, приметам и поверьям, сохранившимся еще со времен язычества.

Как правило, каждый праздник имел церковное и народное название. Например, день святой Евдокии получил название дня Авдотьи Плющихи, день святых Космы и Дамиана Азийских – осенних Кузьминок, праздник Рождества Иоанна Предтечи называли днем Ивана Купалы.

Кроме того, ритм жизни крестьян был связан с природой: наступлением заморозков, прилетом птиц, ростом и созреванием растений, началом пахоты и сева, жатвы и так далее.

Наступление нового года в народной традиции связывалось главным образом с весенним пробуждением природы от зимнего сна. Также начало нового года связывали и с зимним солнцеворотом, после которого день увеличивался на «куриный шаг». Год делился на четыре сезона: зиму, весну, лето, осень.

Зиму встречали либо в Рождественский пост, либо в отдельные даты октября, ноября и декабря: Покров день (1/14 октября), день памяти святых Кузьмы и Демьяна (1/14 ноября), Андреев день (30 ноября/13 декабря), Введение (21 ноября/4 декабря). Конец зимы связывали с приходом весны и приурочивали к таким праздникам, как Сретение (2/15 февраля), Трифонов день (1/14 февраля), день Авдотьи Плющихи (1/14 марта) или Благовещение (25 марта/7 апреля): в разных регионах конец зимы – начало весны приходились на разное время.

Границы лета в народном календаре также не имели точной датировки, но обычно его начало совпадало с Троицкими гуляньями, а конец приходился на период между Ильиным днем (20 июля/2 августа) и Успением Богородицы (15/28 августа). Середина летнего и зимнего периодов отмечалась двумя праздниками – Ивановым днем и Рождеством Христовым.

Ритм жизни русской деревни прошлого представлял чередование будней и праздников. Будние дни крестьяне проводили за работой в поле, в доме, в хлеву, в ремесленных мастерских. День начинался с восходом солнца, завершался же с его закатом. Утром и вечером положено было молиться перед святыми образами.

Общего завтрака в крестьянских семьях, как правило, не было, но на обед и ужин вся семья обязательно собиралась вместе. За столом полагалось сидеть молча, спокойно, принимать пищу, не торопясь. Хлеб делил на всех членов семьи хозяин-большак, a еду подавала хозяйка дома.

Русские люди не только крестьянского, но и других сословий непременно отдыхали днем, послеобеденный сон был обязательным. Немецкий путешественник и историк Адам Олеарий, побывавший в России в первой половине XVII века, оставил такие строки: «Русские люди высокого и низкого звания привыкли отдыхать и спать после еды в полдень. Поэтому большинство лучших лавок в полдень закрыты, a сами лавочники и мальчики их лежат и спят перед лавками. В то же время из-за полуденного отдыха нельзя говорить ни с кем из вельмож и купцов. На этом основании русские и заметили, что Лжедмитрий не русский по рождению и не сын великого князя, так как он не спал в полдень, как другие русские».

Будничная жизнь имела также недельный ритм. Основные работы проводились с понедельника до четверга, пятница была предназначена для уборки домашних помещений, в субботу мылись в бане и подводили итоги проделанной в течение недели работы. Воскресенье предназначалось для отдыха.

При этом отдельные дни недели считались счастливыми, легкими, другие – тяжелыми, несчастными. Тяжелыми днями, когда не рекомендовалось начинать ни одно новое дело, по мнению крестьян, были понедельник, среда и пятница. Вторник, четверг и субботу называли удачными, счастливыми днями – можно было смело начинать пахоту, сев, жатву.

Все хозяйственные работы в поле также подчинялись годовому ритму: они начинались с момента таяния снега и заканчивались к Покрову дню (1/14 октября). После крестьяне занимались другими бытовыми делами – женщины обрабатывали лен: мяли его, чесали кудель, затем пряли, сучили нити и ткали полотно на ткацких станках. Все эти работы прекращались к посевным дням.

Мужчины в зимний период занимались заготовкой дров, хозяйственными делами и разными ремеслами, уходили в города на заработки, а к началу пахоты возвращались.

Свободное от работы время крестьяне, как правило, проводили дома: отдыхали или выполняли легкую работу. Мужчины могли собираться в трактирах или в избе одинокого мужика, чтобы поговорить, послушать новости, поиграть в карты. Женщины ходили к подругам, чтобы рассказать о своих домашних радостях и печалях. Молодежь в будние дни отправлялась на посиделки или в летнее время на гулянье. Люди, наблюдавшие жизнь русских крестьян в XIX веке, говорили, что она была достаточно однообразна, с «бесхитростными радостями и скорбями».

Из материалов «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева, Казанская губерния: «Свободное время крестьяне проводят у пожарного сарая, в кабаке, возле молочной лавки, сидя у своей избы на лавочке, на бревнах где-либо, возле сруба, молодежь – возле амбаров, плетней, около огородов. Собираются крестьяне в этих местах по несколько человек вместе, мужчины и женщины, иногда одни мужчины, где никогда не бывает женщин – возле пожарного сарая, в кабаке. Женщины больше собираются к чьему-нибудь дому и сидят здесь с детьми на устроенных для того лавочках или прямо на земле.

Мужчины курят табак или нюхают его, разговаривают про текущую полевую или другую работу, о жнитве, сенокосе, о пашне, лошадях, лесе, о базаре или ярмарке, про то или иное событие. Женщины разговаривают о домашнем хозяйстве, о коровах, льне, пряжах, холстах, одежде, о детях, о родах; пересуживают друг друга: свекрови о снохах, а снохи о свекровях, разбирая подробно жизнь, уменье и характеристику каждой. Увеселения практикуются такие: поют песни, рассказывают друг другу что-либо юмористичное, нелепости, анекдоты; шутят друг над другом, некоторые из мужчин борются, играют на гармонике – молодежь. Взрослые играют в деньги, в карты, в шар или чкалы. Жалуются местному начальству на азартных игроков или сами отнимают карты и жгут их.

Более в ходу музыка: гармоника, под игру которой поют песни…»

Конечно, свободного от работы времени у крестьян было немного. Но и радостные моменты, наполненные смехом, весельем и развлечениями, в их жизни тоже были. Это праздники – дни, которые для простого народа были очень важны: «Мы целый год трудимся для праздника», «Жизнь без праздника – что еда без хлеба».

Праздничная жизнь деревни проходила по особым правилам, отличным от будничных дней. Праздник – это прежде всего свобода от работы. В это время занимались только самыми необходимыми бытовыми делами, а также делами, которые считались забавой: сбором ягод и грибов, рыбной ловлей и охотой. Все остальные работы были запрещены. И нарушать запрет не полагалось – по народным поверьям, это грозило семье неприятностями: неурожаем, падежом скота, болезнями, пожаром.

Группа крестьян в поле. Черниговская губерния. Начало XX в.

Во время больших праздников дома и улицы преображались, везде наводили порядок. Заметно менялось и поведение людей: они надевали праздничные одежды, устраивали застолья с вкусной едой и хмельными напитками, ходили друг к другу в гости, пели песни, плясали, веселились, устраивали совместные гулянья на деревенской улице.

Праздники сближали людей, укрепляли коллективные и родственные связи, предоставляли деревенской молодежи возможность выбора брачной пары. На праздники приезжали близкие и дальние родственники, ярмарочные торговцы, нищие и странники – люди обменивались новостями, узнавали о происходящих в стране событиях.

И все же – как ни хороши и веселы были деревенские праздники, основное время русские люди посвящали работе: в поле, в доме, на скотном дворе, в ремесленных мастерских… «Работа не волк, в лес не убежит, потому ее, окаянную, делать и надо!» – гласит народная пословица.

Плохо пахать не годится: вместо хлеба трава уродится

Русские крестьяне были очень привязаны к своей земле, недаром они называли ее кормилицей, матушкой. Труд в поле занимал много времени и сил, он поглощал человека целиком. Но работа эта была любима, ибо связь человека с землей была кровной, нерасторжимой.

Вот как вспоминал крестьянин северной деревни К.А. Рублев (1918 г.р.) о труде в поле: «Заботливо ухаживать надо за матерью-землей, за растениями, а ведь природа – что ты ей, то и она тебе! Теперь не все это понимают. Все общее, а хозяина-то нет. Вот и не растет ничего, злится на человека земля, не дает урожая.

А ведь раньше как? Крестьянин каждую кроху земли потрогает, передаст ей тепло – вот она и родит хороший урожай». [2]

Русский крестьянин прошлого не только любил и уважал природу, но и понимал ее. Более того, он обладал определенными знаниями, которые передавались из поколения в поколение.

Вопреки распространенному мнению о глубоком невежестве русских крестьян, хочется заметить: это далеко не так! Да. люди прошлого не были развиты так, как мы сегодня, бытовые условия их жизни тоже были далеки от современных. Но знания сельского хозяйства и связанные с ним умения были весьма обширны.

Множество разных культур требовалось посадить и взрастить, при этом каждая со своими особенностями, множество разных «оттенков» погоды, почвы, ландшафта, сам годовой цикл земледельческих работ был многообразен и сложен, да и природа периодически вносила свои коррективы в виде засухи, холода и обильных дождей. И все это русские крестьяне-землепашцы знали и учитывали, чтобы обеспечить себя и всю свою семью хорошим урожаем, чтобы никто не голодал.

При возделывании и обработке почвы, выращивании культур и сборе урожая каждый крестьянин опирался на знания, полученные от отца и деда, а также на длительный коллективный опыт, который постоянно совершенствовался.

Интересно, что многие помещики в инструкциях для своих управляющих указывали: «Поступать во всем так, как крестьяне обычаи имеют свой хлеб возделывать». Конечно, такое было возможно лишь на основе обширных знаний. Например, по характеру деревьев, трав и кустарников земледельцы XVIII–XIX веков умели определять качество почв.

Очень внимательно они относились к срокам начала весенней пахоты. Считалось, что земля должна как следует просохнуть и не резаться под сохою пластами, а рассыпаться. Если земледелец поторопится и начнет пахать очень сырую землю, он получит плохой урожай. А все потому, что от сырой обработки зарождается в почве большое количество травы, которую крестьяне называли метлинником. В напоминание об этом народ даже пословицу сложил: «Посеяли хлеб, а жнем метлу да костру». Пословица эта, однако, имеет не только прямой смысл.

Слишком твердой земля тоже не должна быть – пахать такую крайне тяжело. Крестьяне старались подгадать нужный момент, когда земля, как раньше говорили, «спелая». Момент этот определяли так: брали горсть земли, крепко сжимали ее в кулаке и затем бросали. Если земля рассыпалась при падении, значит, уже готова для пахоты, если падала комком – еще не поспела!

Крестьяне выходили в поле весной, перед посевом яровых, а также в конце лета, перед посевом озимых культур. Пахота считалась преимущественно мужским занятием. Прежде чем приступить к работе, крестьяне молились, обращались к Богу с молитвой об урожае, здоровье и благосостоянии семьи. Вот как вспоминает крестьянин Филипп Зобнин начало полевых работ: «Рано утром, после завтрака или чаю стали собираться на пашню. Всякое дело надо начинать с молитвы. С этого же начинается и пахота. Когда лошади бывают запряжены, вся семья собирается в горницу, затворяют двери и перед иконами затепляют свечки. Перед началом молитвы, по обычаю, все должны присесть, а уж потом встать и молиться. После молитвы в хороших семьях сыновья, отправляющиеся на пашню, кланяются родителям в ноги и просят благословения».

В русских деревнях и селах была традиция, чтобы первым в поле с сохой выходил общественный, избранный пахарь, имевший особый статус. До его первой борозды никто из крестьян не начинал работу – считалось, что, нарушив запрет, можно навлечь бурю, засуху, заморозки или град на всю деревню.

Первого пахаря избирали община или священник. Выбор падал на самого достойного и благочестивого крестьянина. В Рязанской губернии, например, его выбирали после пасхального крестного хода и молебна. Православный народ с иконами в руках обходил деревню, после возвращался в храм, где совершался молебен. Затем священник освящал принесенные крестьянами семена и выбирал первого пахаря. В благодарность за высокую честь избранный трижды кланялся ему и, получив благословение, отправлялся запахивать.

В некоторых местах считалось обязательным получить благословение и у деревенского общества. Крестьянин кланялся на четыре стороны и произносил слова: «Простите меня, братцы, в чем я погрешил перед вами, помолитесь обо мне Господу Богу и благословите меня». Мужики отвечали: «Бог тебя благословит! Ты только вставай пораньше, молись больше и начинай работу не с бранью, а с крестом и молитвой».

Пахота сохой. Вологодская губерния, д. Вильгорт. 1906 г.

В поле отправлялись утром, после завтрака или, наоборот, натощак, чтобы «земля обильным урожаем накормила голодного». Прежде чем выйти из дома, молились, возле икон обязательно зажигали свечи. В некоторых местах существовал обычай перед молитвой садиться за покрытый скатертью стол, на котором стоял хлеб. Садились не для трапезы, а, что называется, «на дорожку» – это была добрая традиция.

Общественная запашка часто становилась праздничным событием для деревни. В условленный день пахарь выезжал в поле в сопровождении всех ее жителей и священника. Совершали молебен, пахарь кланялся на все четыре стороны, иногда клал на пашню хлеб – тот самый, который лежал на столе во время семейной молитвы – и уж после приступал к работе: он вспахивал сохой единую борозду, проходившую через участки всех хозяев. Затем начинали пахать уже все остальные.

Что посеешь, то и пожнешь

После того как поле вспахано, надо его «причесать». Делали это при помощи бороны, о которой говорили: «Сито вито о четыре угла, пять пятков, пятьдесят прутков, двадцать пять стрел». Борона выглядела как четырехугольная деревянная решетка, к которой приделаны ряды вертикальных зубьев. Иногда использовали настоящее еловое бревно с большим количеством длинных сучков.

Борона все крупные комья земли разбивала, а камни удаляла. Рыхлая земля была готова для сева.

Учитывали, например, стадии развития других дикорастущих и домашних растений. Береза начала распускаться – значит, пора сеять овес, яблоня зацвела – пришло время сеять просо, можжевельник зацвел – начинай сеять ячмень. Время цветения можжевельника определяли так: ударяли по кусту большой палкой, и, если с него летел цвет в виде светло-зеленой пыли, значит, зацвел – можно и ячмень сеять. Случалось это, как правило, в середине мая или в начале июня.

Определяли сроки сева и по поведению животных: начали квакать лягушки – можно сеять овес, закуковала кукушка в лесу – лен. Коноплю, например, сеяли, когда начинала ворковать горлица.

Помещик А.И. Кошелев в середине XIX века оставил запись о такого рода приметах: «Настоящий хозяин никогда не пренебрегает подобными обычаями насчет времени посева хлебов. По собственному опыту знаю, что в этом деле, как и во многих других, велика народная мудрость. Не раз случалось мне увлекаться советами разных сельскохозяйственных книг и сеять хлеба ранее обычного времени, и всегда приходилось мне в том раскаиваться».

Как и на пахоту, сеять в поле выходил мужчина. Ведь обеспечение семьи пропитанием было его главным делом. Однако есть здесь и более глубинный смысл. Согласно древним поверьям, посев хлеба ассоциировался с актом оплодотворения, крестьянин-сеятель передавал земле свою плодородную силу. Поэтому именно мужчина проводил сев, участие в нем женщин считалось недопустимым. «С землей работать – не бабье дело. Землю только поганит…»; «Самим Господом положено, чтобы сеял мужик, потому бабе сеять грех»; «Раньше в поле с севалкой ни одной бабы не увидишь», – говорили когда-то.

В русских деревнях существовала традиция выбора первого сеятеля, по аналогии с первым пахарем. Как правило, главными условиями такого выбора были здоровье и детородный возраст мужчины, высокий личный статус и уважение в обществе также приветствовались. Согласно крестьянским представлениям, они должны были обеспечить благополучное начало сева для всей деревни.

Избирали первого сеятеля на общем деревенском сходе, где собирались все женатые мужчины-хозяева, за исключением больных. Проводили голосование или жеребьевку. В последнем случае говорили, что мужик «избран Богом».

В Демянском уезде Новгородской губернии при жеребьевке в шляпу бросали косточки, и каждый хозяин вытаскивал одну. Тот, кому доставалась косая косточка – «косынка», – и становился засевальщиком.

Во Владимирской губернии при выборе первого сеятеля руководствовались прежде всего репутацией кандидата. Избирали человека богобоязненного и благочестивого, чья семья жила благополучно и дружно.

На должность первого засевальщика могли утвердить и священника – чтобы заручиться поддержкой вышних сил. На Пасху священник служил общий молебен на краю села. Затем деревенский староста выносил стол, ставил на него сосуды с водой и овсом, а крестьяне клали по пирогу от каждого двора. После молебна священник окроплял хлеб и зерно святой водой и разбрасывал его во все стороны. Мужики же ловили жито шапками или полами рубах, чтобы после добавить к своему посевному зерну.

В Лихвинском уезде Калужской губернии на таком молебне присутствовала вся деревня. Его устраивали на краю поля в день засева яровыми. Крестьяне приносили стол, на него ставили чашу со святой водой, свечи и каравай хлеба. Сами располагались рядом с иконами в руках. Приносили с собой и большую севалку – емкость из бересты, заполненную зерном (при этом с каждого двора зерна насыпалось по горсти). Сначала священник служил молебен, затем производил символический засев, кидая несколько горстей зерна на пашню, а после обходил участки всех хозяев и кропил их святой водой. Следом за ним шел общественный засевальщик и раскидывал зерно в разные стороны. После на свои полосы выходили все остальные сеятели.

В разных регионах в схожих обрядах и действах существовали свои особенности. Например, в одних областях из этого процесса исключали стариков, говорили, что их «черед уже вышел». В других местах, наоборот, их участие считалось предпочтительным из-за их «чистоты» и особой близости к Богу. Самого старого жителя деревни приводили на пашню. Старик брал горсть из лукошка, в котором смешали свое зерно все хозяева деревни, и бросал на пашню. И только после хозяева начинали сев на своих полосах.

Существовал и комплекс предписаний, который соблюдался повсеместно. Так, по обычаю, сеятель перед выходом на поле обязательно мылся в бане, надевал чистую праздничную одежду, а его жена наводила в доме чистоту и порядок.

При посеве зерновых сеятель должен был идти по пашне босиком, без шапки и пояса – чтобы не сдерживать рост злаков. В севалку клали вареные куриные яйца, которые затем крошили и разбрасывали вместе с зерном.

Крестьянин-сеятель. Пермская губерния. Конец XIX – начало XX в.

В некоторых местах при засеве произносили особые молитвы. Например, в Ярославской губернии, бросив первую горсть, крестьянин крестился, кланялся на все четыре стороны и говорил: «Дай, Боже, урожай всем православным христианам». В Тверской губернии приговаривали: «Народи, Господи, с полосьмины три осьмины, народи, Господи, на птиц небесных, на всю нищую братью и на всех православных», а в Московской губернии говорили: «Пошли, Господи, милость свою на всякую долю, на нищую долю, на сиротскую долю, на птиц небесных, на свое семейство».

Зерно в колосу – торопись сжать полосу

Если пахота и сев являлись занятиями сугубо мужскими, то уборка урожая была обязанностью женщин. В русских деревнях и селах замужние бабы занимались уборкой ржи, ячменя, пшеницы и других злаков, им помогали молодые девушки и девочки.

Колосья срезали специальными ножами – серпами, – затем их связывали в снопы и оставляли на несколько дней на жниве для дозревания и сушки. Мужчины и парни помогали при вывозе урожая с поля на гумно и при укладывании снопов в скирды.

Обычно жатва начиналась в конце июля и заканчивалась к середине августа. Эта работа считалась тяжелой – «страдной», – потому что проходила в жаркое время года и требовала быстроты. При медленной уборке могли быть большие потери урожая, так как спелое зерно выпадало из колоса.

Работа крестьянки в поле, согласно старинным поверьям, воспринималась как символическая помощь матери-земле в вынашивании урожая и в «родах». Это отразилось во многих обрядах, связанных с жатвой и подготовкой к ней. Основные ритуальные действа начинались весной – в период, когда земля была «беременна» урожаем, страдала от бремени и просила женщин о помощи.

Первые обряды бабы проводили в то время, когда озимые поля из «зеленей» становились рожью. Это обычно происходило в период от Вознесения Господня (приходится на сороковой день после Пасхи) до Духова дня (первый понедельник после праздника Троицы). В один из этих дней замужние женщины, девушки и девочки собирались группами, совершали обход озимых полей, а затем здесь же устраивали совместную трапезу. Главным блюдом были приготовленная на костре яичница и принесенные из дома пироги. После еды бабы и девки опять отправлялись в поле. Там они закапывали в землю остатки трапезы, а после начинали подбрасывать вверх яйца, яичную скорлупу и ложки. При этом произносили заклинание: «Пусть рожь такая высокая уродится, как высоко ложка поднимается».

В народе верили, что проведение обрядов защитит растения от враждебных сил и рост их будет активным. Обходя поля, женщины как бы устанавливали вокруг них магическую защиту. Закапывание остатков трапезы в землю символизировало ее «кормление».

Когда колос наливался зерном, наступало время жатвы. На мифологическом уровне эта работа воспринималась как «роды матери-земли», а жницы, пришедшие их принять, являлись «повитухами». К данному событию крестьянки тщательно готовились: накануне они прибирали избу, шли в баню и надевали чистую одежду.

Для совершения первого зажина выбирали женщину, обладавшую необходимыми качествами (здесь прослеживается аналогия с первым пахарем и сеятелем). Как правило, это была крестьянка средних лет, здоровая, добрая, ласковая, пользующаяся уважением у односельчан, непременно хорошая жница, как говорили, с «легкой рукой».

Ранним утром она молилась перед иконами, затем приходила на поле, где сжинала три первых снопа. Их она укладывала крестом, а сверху клала кусок черного хлеба и соль – своеобразная жертва земле.

После обряда на поле выходили все женщины деревни и приступали к работе. Шли целыми семьями во главе с хозяйками. Девушки пели песни, которые назывались жатвенными. Впереди всех шла большуха, по правую руку от нее – старшая дочь, за ней все остальные дочери и снохи. В руках у них были острые изогнутые ножи-серпы – основной инструмент жниц.

Первый сноп полагалось сжать старшей дочери – это считалось доброй приметой на ее скорое замужество: «Первый снопик жать – жениха наживать».

Жатва начиналась с приговоров, которые произносила хозяйка дома: «Благослови, Боже, ниву зажать!»; «Роди, поле, жито!»; «Господи, благослови! Полоска-матушка, как серый зай в край! Кыш! Побегай!»

Обычно в первый день жатвы женщины работали немного. Они делали по одному-два снопа и с песнями покидали поле. Шли в церковь, где уже был заказан молебен. Первые снопы брали с собой для освящения. К этим колосьям относились как к Божьему дару. После молебна каждая крестьянка приносила такой сноп в свой дом, где ставила его на лавку под божницей. Здесь колосья находились до Покрова дня (1/14 октября), затем их вымолачивали. Полученные зерна хранили до следующего сева, именно их первыми бросали в землю.

Начальный день жатвы заканчивался общим праздником на сельской улице. А уж на следующий день бабы и девицы, в одних холщовых подпоясанных рубахах, выходили в поле на долгую работу. Трудились буквально от зари до зари.

Из воспоминаний дочери русского помещика, писательницы и политического деятеля А.В. Тырковой-Вильямс: «С песнями шли на жнитво, с песнями жали. Жатье – тяжелая женская работа. Надо наклониться до самой земли, захватить горсть тяжелой, жесткой, часто колючей соломы, ударить серпом под самый корень, чтобы поменьше пропадало соломы. Если рожь длинная, колос тяжелый, как почти всегда бывало на наших полях, то плечи быстро устают вскидывать ее. Овес жать легче, зато он больше путается, бабки выходят нескладные, растрепанные. В жатве нужна большая сноровка, а то руки перережешь и спину разломит. У опытной жницы своя ритмическая хватка, в пять темпов. Наклонится, наполнит левую руку соломой, ударит правой рукой, положит аккуратно на землю, расклонится. Несколько раз пробовала я проделать эти пять, казалось бы, простых движений, но так и не переняла их ритма. Книги рано заглушили зов земли. А жницы, молодые и старые, умудрялись еще петь, то наклоняясь, то выпрямляясь, взмахивая срезанными колосьями, как пушистым золотым веером». [20]

Жатва – процесс монотонный, трудоемкий, выматывающий, так как работать приходилось на жаре. Однако отставать никто не хотел. Над ленивыми девицами посмеивались и подшучивали: например, втыкали в землю на их участке палку, к которой был привязан старый лапоть.

На закате поле покрывалось росой, и женщины заканчивали свою работу.

После тяжелого дня девушки все вместе отдыхали, пели песни. А на следующий день все снова выходили в поле и принимались за тяжелый труд.

Каждая жница старалась закончить работу на своей полосе в один день с остальными. Если же по уважительным причинам (например, по состоянию слабого здоровья) у нее это не получалось, ей помогали все женщины деревни. Это, как вы уже знаете, называлось «толока», «помочи».

Последний день жатвы назывался «дожинки», он был наполнен разными магическими обрядами и воспринимался крестьянами как окончание «родов земли». Следовало поблагодарить матушку-землю за хороший урожай и попросить ее плодоносить на будущий год.

Один из главных обрядов этого дня – «завязывание бороды», когда некоторое количество колосьев специально оставляли несжатыми, чтобы оформить их надлежащим образом. «Борода» завязывалась по-разному: колосья заплетались в одну или несколько кос или свивались жгутом и пригибались к земле. Около завязанной «бороды» расстилали белую скатерть, на которую ставили ритуальные угощения: хлеб, соль, молоко. Обряд «завязывания бороды» имел древние дохристианские корни и осмыслялся нашими предками как жертва божеству Велесу – полевому хранителю и хозяину хлебных полей, а также православным святым-покровителям: Николаю Угоднику, Богородице, Илье-пророку. Надо сказать, православная церковь такие действа не одобряла. Однако все поверья и обряды так прочно закрепились в жизни и сознании русского народа, что искоренить их полностью было невозможно.

Крестьянки во время жатвы. 1910–1916 гг.

И эта приверженность древним обычаям отражена даже в названиях «бороды»: «Богова борода», «Николина бородка», «борода Ильи», «борода Спасителя», «Богородицы косица».

В последний день полевых работ, по обычаю, бабы кувыркались-валялись по сжатому полю, произнося при этом: «Нивушка, ты нивушка, отдай мою силушку на другую жнивушку»; «Нивка, нивка! Отдай мою силку: я по тебе ходила, силушку свою ронила. Тебе, нивушка, гной (навоз), лошадушкам лой (силу), а мне, рабе, доброе здоровье!»

Окончание тяжелой страдной работы отмечали празднично. Вечером в последний день в деревне устраивалась коллективная трапеза с пивом, вареным мясом и обязательно с «отжиночными» пирогами, приготовленными из свежей муки. Народ выходил на улицу, пел песни, веселился, молодежь водила хороводы и гуляла до утра.

Крестьянка с серпом и колосьями в поле. До 1878 г.