Текст книги "Цена волшебства. Серия «Волшебные приключения в мире финансов». Книга 2"

Эффект от репортажа был подобен разорвавшейся бомбе. Фотографии облетели интернет еще ночью, а рейтинги интервью и статей взлетели до небес. Клаус с друзьями еще не успели привести магазин в порядок, а очередь уже выстроилась до самого конца улицы. Розмари, у которой совести было не больше, чем у успешного менеджера по продажам, выделила отдельный шкаф для игрушек, сломанных в памятный день открытия. Она решительно воспротивилась идее Клауса все починить и не прогадала. Разорванное платье принцессы (правда, вместе с самой резиновой принцессой), сломанная карета и прочее, пострадавшее от рук и ног участников презентации, ушло по тройной цене в первые полчаса.

– Ничего не понимаю, – бормотал Клаус, растерянно глядя, как пустеет на глазах шкаф с обломками игрушек. – Почему именно мусор так хорошо продается?

– Так устроен современный рынок, – улыбнулась Розмари. – Главное, чтобы мусор стал брэндом.

Демоны среди нас

Каждое утро доброе. И оно совершенно не виновато, что мистер Клаус, проснувшись, сразу решил проверить почту. В свой кабинет он влетел в шесть утра, с плохо повязанным галстуком и небритый. Там обнаружилась Люси. Она уютно устроилась в кресле начальника, положив ноги на стол и попивая кофе. В любой другой день это обернулось бы для нее крупными неприятностями. В любой другой, но не в этот.

– Люси, да что ж это такое! Ты подумай, опять налоговая штраф выписала, а за что – объяснить не потрудилась!

Люси, которая в шесть утра собиралась насладиться законной чашкой кофе с круассаном и блаженно улыбалась, перечитывая письмо от Ланселота, едва не упала со стула. Босса она ждала двумя часами позже, сейчас же намеревалась разобрать почту и сделать все то, что делала обычно вечером. Но сегодняшний вечер следовало освободить от работы во что бы то ни стало.

– Я за всем слежу! – она торопливо спрятала кремовое пирожное в ящик стола, прямо на кипу документов. – Налоги заплачены, все отчеты в порядке.

Босс немного успокоился, и Люси решила «брать тролля за уши».

– Мистер Клаус, э-э-э-э… Не могли бы вы отпустить меня пораньше? Видите ли, у меня сегодня планы на вечер.

– Вижу, – кивнул Клаус, озадаченно разглядывая выстроенные на столе баночки, склянки и загадочные флаконы.

Будь на его месте женщина, она сразу опознала бы в этом арсенале алхимика пудру, помаду, духи и прочие жизненно необходимые вещи, но Клаус был мужчиной до мозга костей. Он изумленно уставился на открытый футляр, в котором зловеще поблескивали странные колюще-режущие инструменты. Серебряные ножницы, кусачки, пинцеты и штуки, напоминающие скальпели.

– Это для пыток? – поинтересовался он, новыми глазами глядя на своего секретаря. – То есть твоя личная жизнь и способы досуга меня не касаются, конечно.

– Это же пинцет! – рассмеялась Люси. – Это чтобы брови выщипывать.

– Значит для пыток, – удовлетворенно кивнул Клаус. – Ладно, уходи пораньше сегодня, после всех этих документов действительно хочется… – он повертел в руках нечто, похожее на кусачки. – Но что с налоговой делать?

– Идти туда надо. Хотите, я с вами?

– Очень хочу. Я вообще не трус. Но одно дело сразиться с полярным медведем, помнишь шкуру в моей гостиной, или участвовать в бойне под Вороньим холмом. Сколько орков людоедов я тогда положил! Это все ерунда. А вот налоговая…

– Босс. Это же был мой круассан.

– Прости, – невнятно пробормотал Клаус, нервно жуя. – Это я от волнения.

*

Когда женщина обладает такой внешностью, что не может открыто появиться на улице, когда она вынуждена скрывать свое тело под длинным плащом, а лицо под маской, любая впадет в отчаяние. Любая, но только не Люси Вуд. Ярко-алый плащ струился по воздуху, то обнимая стройную фигуру, то развеваясь складками, похожими на языки пламени. Лицо закрывал низко надвинутый капюшон, и видны были только красиво очерченные губы, покрытые темно-красной помадой.

Несмотря на ранний час, на Джордж-стрит было очень людно. Служащие спешили на работу, туристы искали кафе для завтрака, детей вели в школы. Современная суетливая жизнь среди степенных домов Старого города. Домов, чьи окна видели конные экипажи, дам в блистательных туалетах, мужчин, носивших оружие так, как сейчас носят зонты. У статуи Томаса Чалмерса орудовал уличный проповедник. Обычно этот вид мошенников занимает статическое положение, солидно стоит возле коробки для сбора денег, иной раз даже не утруждая себя речью. Довольно имени божьего и плаката, чтобы уговорить робких граждан расстаться с деньгами. Но этот тип был приятным исключением. Он, что называется, вкладывал в свою работу всю душу. Он голосил, воздевал руки к равнодушным небесам, бросался наперерез прохожим, яростно тряся коробкой для пожертвований и призывая на их головы все кары небесные. На священнослужителя он походил не больше, чем опереточный конферансье, но артистизма и харизмы ему было не занимать, и многие прохожие пугливо опускали банкноты в ящичек.

Трудно сказать, что именно привлекло его в Клаусе. То ли одухотворенный взгляд, то ли золотой швейцарский хронометр. Избрав наметанным взглядом жертву, проповедник прыгнул на него, как леопард на зазевавшегося индуса.

– Покайтесь! – лязгнул он зубами и ткнул в лицо Клаусу коробку. – Ибо грядет страшный суд! Все мы грешники и сгорим в геенне огненной! Всех нас ждут страшные муки!

– Э-э-э, так если все равно попадем в гиену, хотя я не вполне понимаю, почему это африканское животное вы называете огненным и попасть в нее затруднительно, на мой взгляд, то какой смысл что-то менять? И вообще, мы очень спешим.

Проповедник обрадовался.

– Вот! Суета! Вы думаете только о земном и совсем не заботитесь о вечном! Только помощь церкви даст вам шанс. Что значат несколько фунтов, даже сотня, перед муками ада? – Тут он понизил голос до зловещего шепота:

– Вы ведь верите в то, что кроме этого мира существует и другой?

– Конечно, – ответил честный Клаус. И тут же мысленно перенесся в свой дом в Северном лесу. Маленькие брауни сейчас принесли бы ему утреннюю газету, наглый Гордон мешал бы Молли на кухне, предлагая приготовить на ужин нежно любимое им жаркое из болотных крыс с поганками, в небе кружились бы драконы, переливаясь на солнце разноцветной чешуей. Сейчас у них как раз брачный сезон.

Из приятных размышлений его вывел резкий, лающий голос:

– Ад существует! Уверуйте!

Клаус попытался обойти ревнителя духовных ценностей, но тот был человеком опытным, к тому же в отличной спортивной форме. Он практически прижал Клауса и Люси к стене и перешел в атаку. Решив вонзить зубы в более слабого, он обрушил свою обвинительную речь на Люси.

– Что это? – возопил он, сурово указывая на круассан и кофе.

– Мой завтрак.

– Это грех! Грех чревоугодия! Вы погрязли в мирских удовольствиях! А между тем геенна близко! Пожертвуйте во имя спасения души.

И ловко выдернул круассан из руки Люси. Клаус внимательно оглядел улицу.

– Гиены не вижу. Вы сумасшедший? Пропустите нас, пожалуйста.

Вокруг них начали собираться любопытные.

– Демоны среди нас! – зловеще зашипел проповедник.

– Это да, – оживилась Люси и обернулась к толпе: – Он правду говорит!

Слегка растерявшись от неожиданной поддержки, мошенник быстро пришел в себя.

– Они прямо сейчас, здесь, в толпе! Рыщут в поисках грешных душ, чтобы затащить их в ад!

– О да, – голос Люси стал нежным и вкрадчивым. – Вы абсолютно правы.

И сняла капюшон, так, чтобы ее лицо увидел только проповедник. Всего на несколько секунд, но и их было достаточно, чтобы мнимый служитель церкви увидел красные горящие глаза, острые уши и рожки, венчавшие совершенно нечеловеческую голову. Проповедник заорал и шарахнулся назад. Глаза у него выкатились из орбит, он хватал ртом воздух, точно золотая рыбка, выпавшая из аквариума.

– Демон! – вопил он, показывая на Люси. – Это правда! Ад существует!

– Как вы и говорили, – промурлыкала Люси и неожиданно сгребла «святого отца» одной рукой за воротник. – Они рыщут средь бела дня и приходят к негодяям, вот прямо таким, как ты, чтобы забрать их в ад.

Она слегка приподняла свою жертву над тротуаром, несильно встряхнула и подтащила беднягу так близко, что он мог видеть в тени капюшона алые огоньки глаз и острые клыки меж темно-красных губ.

– Помогите! – попытался воззвать проповедник к добрым людям, в изобилии собравшимся вокруг них.

Добрые люди повели себя как обычно – наблюдая за хрупкой девушкой, без усилий держащей в воздухе за горло корпулентного мужчину, они только рассмеялись и защелкали камерами.

– Лгать еще будешь, подлец? Будешь обманывать людей, пользуясь их страхами?

– Не… буду… – скулил проповедник, – не забирайте меня в ад!

Люси разжала руку, и бедняга рухнул на землю, как мешок с картошкой.

– И все деньги, что награбил, отнеси в храм. Настоящий. Ты меня понял?

Острый черный коготь выразительно постучал по коробке для пожертвований.

– Клянусь!

Люси церемонно взяла Клауса под руку, но повернулась и бросила на прощание насмерть перепуганному, скорчившемуся у стены человеку:

– И не вздумай меня обмануть. Не то найду тебя и непременно сожру твою душу.

И удалилась, махнув складками плаща, как лиса хвостом. Два квартала прошли, смеясь и болтая. А небо тем временем потемнело, стремительно холодало, собирался дождь. Тем пленительнее казались запахи утренних кофеен, и поход в налоговую казался еще менее привлекательным.

– Я, похоже, сегодня не позавтракаю, – пожаловалась Люси, – не везет что-то.

– Да брось. Вон замечательная пекарня, зайдем.

Пекарня была крохотной – стойка с прозрачной витриной, где на бумажном кружеве лежали пироги и булочки, вились кофейные ароматы и стояла развеселая девочка, румяная, круглолицая. Совсем как булочки, которые она продавала. Она была и пекарем, и кассиром. И приготовила Люси и Клаусу невероятно вкусный кофе со сливочной пенкой и тертым шоколадом. Даже уговорила Клауса на тыквенный маффин с миндальными лепестками.

– Я, вообще-то, стараюсь всю это выпечку не есть, – доверился он своему секретарю, – не хотелось бы такую фигуру, как у папы.

– Зато не придется в рождественскую ночь одевать накладной живот, как вы обычно… Простите, босс. Я просто пошутила.

В пекарне совершенно не было места, так что они медленно пошли по улице, осторожно прихлебывая горячий кофе.

– Ну вот про «сожрать душу» это как-то чересчур, – рассуждал Клаус, вдыхая пряные запахи корицы и гвоздики. – Я думал демоны погуманнее. Ну, там на сковородках грешников жарят, что-то вроде этого. Словом, попроще.

– Босс, он сожрал мой круассан!

– Послушай, это несопоставимо!

– Согласна. Его жалкая душонка и мой чудесный, горячий круассан с шоколадной крошкой и миндалем!

На входе в налоговую инспекцию маялся от безделья охранник. Клаус не преминул поделиться удивлением со своим секретарем.

– Странно. Зачем охрана? Кто, будучи в здравом уме, придет сюда по доброй воле без острой нужды? Хотя… Нельзя забывать о желающих поквитаться с этим заведением. От них, безусловно, охрана требуется.

Пришел черед удивляться Люси.

– Да кто ж рискнет поквитаться с налоговой?

Клаус, наверное, в сотый раз взглянул на листок, жизнерадостно уведомлявший о начислении штрафа, и буркнул:

– Да найдутся желающие.

– Не будь таким пессимистом. Сейчас мы зайдем и нам быстро помогут вежливые и компетентные сотрудники.

И Люси открыла дверь и вежливо улыбнулась скучающему стражу порядка.

– С круассанами нельзя! – рявкнул охранник.

У Люси взгляд стал таким жалобным и несчастным, что Клаус решился. Он глубоко вздохнул, откинул со лба волосы, как герой, готовый устремиться в бездну, и торжественно объявил:

– Вот что, Люси. Я. Пойду. Один! А ты съешь этот уже третий круассан и подожди меня на лавочке.

И гордо шагнул в разверстую пасть входной двери. Люси проводила его взглядом, полным немого благоговения, и устроилась на скамеечке под липами. Ждать ей пришлось долго. Очень долго.

Когда генеральный директор компании «Клаус и К» покинул налоговую инспекцию, вид у него был такой, словно он пережил цунами. Мокрый, изрядно потрепанный, он пошатывался и тяжело дышал. Ничего удивительного – два часа, проведенных в давке очередей и беготни от одного равнодушного окна к другому, кого хочешь преобразят. Каждый чиновник считал своим долгом облить его презрением, потом послать к своему коллеге, а тот – к следующему коллеге. Но дух гордого сына сурового севера все же не был сломлен – в трясущейся руке был зажат плод долгих мучений и яростной борьбы. Мятый лист бумаги.

– Да-а-а… Теперь я буду говорить: «Бывало и похуже» вот про это, – Клаус кивком головы указал на налоговую. – Меня послали сначала в одно окно, потом в другое, потом еще дальше и, наконец, послали окончательно. Но! Я не сдавался. И вот оно! Бумага! Где написано…

Оба склонились над листом. Прошла секунда, затем другая.

– … Что у тебя есть задолженность, – пробормотала Люси. – Большая. А за что и почему – так и непонятно.

Прежде чем быть обманутыми в другом месте, зайдите к нам!

Клаус допоздна засиделся над бумагами. Бронзовая стрелка часов сухо скрипнула, рваным, неловким движением передвинулась на половину первого. Глаза слипались, цифры прыгали и никак не желали выстроиться в логический ряд. Он в третий раз потянулся к давно опустевшей чашке чая.

В комнату бесшумно вошла Молли. Она так и не смогла одна уснуть в холодной постели. Клаус не услышал ее шагов, но почувствовал запах духов и тепло. Впервые за этот день он улыбнулся. Но тут противно тявкнул телефон. Сообщение. Повинуясь рефлексу, уже вошедшему в кровь и плоть, он обернулся, но горячая женская ладонь легла на шею, заставила отвернуться, забыть, утонуть в жарком тумане и наслаждении. Да и кто может писать по работе в половине первого ночи?

Но наступило утро. Холодный солнечный свет залил спальню, угли в камине подернуло седым пеплом, часы мрачно пробили семь. Рядом ровно дышала во сне Молли. Золотая растрепанная голова лежала у него на плече, теплая рука нежно его обнимала. Клаус открыл глаза и осторожно, чтобы не разбудить ее, потянулся… Разумеется к телефону.

Странно. Ночью пришло сообщение, что его карта «Альфонс-банка» заблокирована. Чуть выше сообщения от банка «Смартпей успешно установлен». Что бы это могло быть? До открытия банка оставалось еще два часа, но ведь можно заглянуть в онлайн кабинет. Клаус поплелся на кухню, сварил себе кофе, слишком крепкий и горький, и в очередной раз пожалел, что он не дома. Сейчас малютки брауни уже суетились бы у печи, готовили бы завтрак, и кофе был бы такой, как нужно. Ароматный, с пушистой сливочной пенкой и запахом корицы. Но бизнес есть бизнес. Отчаянно зевая, он открыл ноутбук, ввел пароль, зашел в свой кабинет «Альфонс-банка» и застыл. Впервые в жизни он понял, что значит «похолодеть». В истории операций за эту ночь черным по белому значилось, что он провел восемь платежей, купив на огромную сумму…

– Одежду для мопсов!!! Молли, да что ж это!?

Ожидая открытия банка, Клаус нервно ходил взад и вперед по комнате, то и дело поглядывая на часы. Наконец пробило девять, и он едва не сломал стекло смартфона, набирая горячую линию.

Ответил ему женский голос, такой жизнерадостный и счастливый, словно его обладательница только что получила предложение руки и сердца от принца. Или выиграла огромную сумму в лотерею. Что в принципе одно и то же.

– «Альфонс-банк», меня зовут Светлана. Чем могу….

– Доброе утро, у меня карту заблокировали! И кучу денег сняли!

– Извините, а вы случайно не Ян Правдоруб?

– Нет, – удивился Клаус, – я Джонатан Санта Клаус.

Если Клаус надеялся на нотку огорчения и сочувствия в голосе сотрудницы банка, хотя бы деланного, то он жестоко ошибся. Она ответила тем же задыхающимся от счастья голосом:

– Тогда все в порядке, мы уже занимаемся вашей проблемой. «Альфонс-банк» – мы заботимся о своих клиентах.»

– Это хорошо, но мне нужно осуществлять платежи!

– Не беспокойтесь, мистер Клаус. На ваше имя уже выпущена новая карта. И вам одобрен кредит на 100 000 фунтов.

– Но я не хочу кредит! Я хочу узнать, куда пропали мои деньги!

– «Альфонс-банк» – позволь себе больше.»

– Да вы не понимаете! У меня деньги пропали!

Либо девушку на другом конце линии специально обучали общению с разгневанными клиентами, потерявшими свои сбережения, либо такая ситуация была для «Альфонс-банка» привычной, но она нисколько не смутилась и продолжала щебетать счастливым и жизнерадостным голосом:

– Мы сообщим вам о своем решении по данному вопросу. А пока у нас есть для вас очень выгодное предложение. Кредитная карта с лимитом на 10 000 фунтов. «Альфонс-банк» заботится о своих клиентах».

– Но я не хочу еще одну карту!

– Почему? Оформление займет всего пару минут.

– Чтобы и с нее деньги украли? Нет уж, спасибо. Так и когда банк вынесет решение?

– Я пришлю вам ссылку на форму, которую вы заполните и отправите в банк. А мы тут же присвоим номер вашему обращению, с помощью которого вы узнаете результат, и пришлем вам.

Получив ссылку и открыв форму заявления, Клаус не раз вспомнил старинную мудрость, утверждавшую, что гораздо проще купить, чем продать. Мудрость была совершенно права. Форма никак не желала заполняться, окошечки для внесения личных данных защищались не на жизнь, а на смерть, не позволяя пострадавшему клиенту вписать в них хотя бы букву. Строка для мошеннического платежа была только одна, а ведь платежей было восемь. Клаус больше часа промучился, пока зловредная форма наконец сдалась. Чувствуя себя счастливым, как Наполеон на поле Аустерлица, он отправил письмо и стал ждать обещанного номера. Он уже привык, что «Альфонс-банк» делает все очень быстро, ведь кредиты и карты оформлялись считаные минуты.

Но ответа не было. Прошел день, затем другой. Раздосадованный, недоумевающий Клаус позвонил в банк и стоически выдержал поток слоганов «Альфонс-банка», три предложения открыть новую кредитную карту и четыре – получить кредит. Наконец сотрудник сжалился и ответил на интересовавший его вопрос. Номер обращению присвоят… В течение 30 дней, никак не позже. Ну, а уж сколько времени потребуется банку на рассмотрение этого обращения… Кстати, не хочет ли он все-таки получить кредит на ну очень выгодных условиях?

Вежливо отказавшись и поблагодарив (а мысленно пожелав юноше скорейшей мучительной смерти), Клаус глубоко задумался. Конечно, это жестоко и бесчеловечно, но похоже выхода у него нет. Придется натравить на банк юриста.

Мороз приехал!

– А почему такая суета?

Клаус озадаченно рассматривал длинный дубовый стол, который заменил их привычный, поменьше. Брауни пыхтя расставляли праздничные серебряные тарелки, тяжелые, почерневшие от времени. Из кухни пленительно пахло жареным гусем и имбирным печеньем.

– Так ведь гости сегодня приезжают, – Молли на цыпочках стояла на стуле, пытаясь закрепить на стене гирлянду из бархатной пуансетии. – Твой русский коллега, мистер Мороз.

– А действительно. Я помогу, оно же тяжелое!

Клаус попытался забрать громадное блюдо с фруктами у малышей брауни, но они только сердито загудели и убежали от хозяина по столу с завидной скоростью. С улицы послышался странный шум. Будто приближалось что-то тяжелое, большое, со свистом распарывая воздух.

– Е-е-ду-у-ут!

Друзья вышли на улицу. В лицо дохнул злой морозный ветер, тяжело качнулись вершины могучих елей. И вдруг что-то обрушилось с высоты, сделав такой крутой вираж над садом, что от неожиданности Клаус инстинктивно пригнулся. Могучие кони вонзились копытами в землю, подняв фонтаны снежной крупы. Они яростно грызли трензеля, взмахивали густыми косматыми гривами, косили темными, дикими глазами. Казалось, они вовсе не устали после долгого пути, и громадные, грубо вырезанные из дерева сани не были для них тяжелы. Из саней поднялся мощный, широкоплечий мужчина в лихо заломленной шапке. Его дорожный плащ, подбитый мехом рыси, был покрыт толстым слоем снега. Он выпрыгнул из саней, неожиданно легко для своего грузного телосложения, и помог спуститься худенькой, высокой девушке. Она дрожала от холода в синтетическом пуховичке, тщетно пытаясь закутаться поплотнее. Молли поразила ее коса. Светло-русая, толстая и длинная, как боа-констриктор, она свисала до самых колен. Голову венчала диадема, украшенная стразами, а в косу были вплетены жемчужины.

– Мистер Клаус! Приветствую вас! – мужчина раскинул руки и, к ужасу Клауса, не только заключил его в свои объятия, но и расцеловал в обе щеки.

– Разрешите представить вам мою супругу, – простонал Клаус, насилу вырвавшись из крепких рук великана.

Мороз развернулся к Молли, но та, пискнув, спряталась за спину мужа.

– Да вы проходите в дом, – пролепетала она, робко выглядывая из-за плеча Клауса.

Гостей уговаривать не пришлось. Только Клаус и Мороз дошли до дома степенной походкой, с гордо поднятой головой. Остальные бежали, тщетно пытаясь защититься от порывов ледяного ветра.

– Снегурочка моя, – представил Мороз свою бледную, дрожащую спутницу.

– Что ж вы так легко оделись! – всплеснула руками Молли и захлопотала над замерзающей Снегурочкой. – У нас без шубы нельзя, север ведь.

Девушка посмотрела на Молли с изумлением, даже рот приоткрыла, желая что-то спросить. Но не успела. Все вздрогнули от оглушительного грохота, такой бывает, когда с гор сходит лавина, увлекая за собой камни, вековые ели и беспечных лыжников. Это расхохотался Мороз.

– А я тебе говорил, Настюха. Не дурила бы, надела бы шубу, как обычно. А ты: «Нельзя, там Европа, там Грын Пыс. Не носят там меха.» Видишь, нормальные люди. Все носят. Наслушалась интернетной пропаганды.

Девушка слабо улыбнулась, кивнула, потом повела себя странно. Взяла в руки свою толстую, мокрую от снега косу и спросила:

– Можно?

– Валяй, – решительно махнул рукой Мороз. – Чай, мы не на работе.

Настя коснулась диадемы, чем-то щелкнула и… Сняла ее вместе с париком. Ее собственные волосы, едва доставали до плеч. Тут же, суетясь и толкаясь, подлетели брауни, развесили косу над камином для просушки, принесли гостье толстый клетчатый плед и горячий чай с корицей и медом.

– Ой, какие они миленькие! – Настя всплеснула руками и заулыбалась, любуясь деловито снующими брауни. Лицо ее от улыбки совершенно преобразилось, и Молли решила, что она очаровательна. Неужели она правда внучка этого грубоватого великана?

– А у нас для вас подарочек! Тематический. Настя выбирала.

Мороз уже открывал невзрачную коробку. Внутри оказалось что-то зеленое и бесформенное.

– Щас, надую ее только. А у вас автомобильного насоса нет?

Ему даже отвечать никто не стал. К счастью, легкие у российского коллеги Клауса были как у шотландского волынщика, так что уже через несколько минут посреди комнаты выросла и грозно закачалась странная конструкция из зеленой резины. Конической формы, она расширялась к низу, потом снова сужалась над уродливой подставкой. Ричард, мирно дочитывавший на каминной полке «Анжелика и король», оторвался от книги, окинул зеленого монстра брезгливым взглядом и пробурчал: «Терпеть не могу современное искусство».

– Ой… – раздался позади голос, очень сильно напоминавший предсмертный хрип утки и очень мало – Розмари. – Это что же… Зачем же… И такая большая!?

– Это дизайнерская елочка! – гордо объяснил остолбеневшей Розмари Мороз. – Настя ее в Икее купила. Называется…. – он нагнулся к коробке, сощурился, потом извлек из кармана знавшие лучшие времена очки и нацепил их на нос.

– Называется… Констю… Констютью… Тьфу. Вот ведь бесовской язык!

– Констютьюялгран, – отчеканила Настя. – Мороз Иванович, ну что тут сложного?!

– Аааа. Гоблинской работы! – догадался мудрый Клаус.

– Вовсе нет! – у Насти от возмущения даже щеки покраснели. – Эту удивительную современную елку придумал дизайнер Пол Маккарти, и она была установлена в Париже на Вандомской площади. А теперь такие продают в Икее…

– Ну так этот Маккарти, наверное, гоблин. Вот же и название. Явно гоблинский язык.

– Это шведский!!!

– Настюша, не кипятись. Я тебе всегда говорил, что где-то в подвалах Икеи точно работают гоблины, – Мороз успокаивающе обнял девушку за плечо, чем, разумеется, разозлил ее еще больше. – Одни названия придумывают такие, что добрый человек язык сломает. А другие делают такие стулья, которые ломаются под… опять же добрым человеком.

– Вам просто надо наконец сесть на низкоуглеводную диету, я ее вам четырежды на почту высылала! – Настя почти кричала. – И начать наконец ходить на фитнес! Я зачем вам карту оформила?!

– Ах, это из Парижа… Это многое объясняет.

Розмари уже пришла в себя и теперь ходила вокруг Современной елочки, плавясь от удовольствия, как лис в курятнике. Губы ее подрагивали от еле сдерживаемого смеха.

– Ну конечно. У меня был знакомый француз… Любил он такие игрушки.

Молли встрепенулась:.

– Твой друг любил новогодние игрушки?

– Эта игрушка, милая, всесезонна.

Ричард, которому надоела вся эта кутерьма, резко захлопнул книгу. Все вздрогнули и обернулись к камину.

– Дамы и господа. Если вы уже насладились созерцанием этого безобра… Объекта современного, актуального искусства, то прошу пожаловать к столу!

Как ни странно, возражений ни у кого не нашлось.

К приезду гостей брауни постарались на славу. Стол ломился от блюд, и чего только на нем не было! Запеченные целиком поросята в новогодних шапочках, кубки с вареньем из маленьких сосновых шишек, фазаны в гнездах из обжаренного до хруста картофеля с розмарином, оленина под соусом из таежных ягод. Мороз вполголоса отчитывал свою спутницу:

– Вот говорил тебе, Настя, не надо выпендриваться. «Модная дизайнерская штучка, подарком надо удивить». Удивила, спору нет. Как, скажи на милость, на твою елку игрушки вешать? Ни одной ветки нету. Дурь, а не елка. Взяли б, как нормальные люди, обычные русские сувениры – икру да водку.

– Ой, а вы черную икру не взяли? – огорчилась Молли. – Как жалко, а я блинчиков напекла…

– Ну, на блинчики не хватит, – подмигнул ей Мороз, – но взял.

Он поставил на стол ведерко красной икры и крохотную баночку черной.

– Я просто читала русских классиков, – попыталась загладить неловкость Молли, – они там всегда утром просыпаются и едут в ресторан пить шампанское и есть ложками черную икру.

И снова Клаусу показалось, что со снежных гор сошла лавина. Отсмеявшись, Мороз наконец ответил:

– Это еще при царском режиме было. А сейчас черная икра в России как трюфель в Европе.

Видя непонимание в глазах мужа, Молли зашептала:

– Трюфели – это такие ценные грибы. Их добывают свиньи, поэтому их на рынке мало, и они дорогие. Когда готовят, добавляют совсем чуть-чуть, просто чтобы можно было сказать, что это блюдо с трюфелем.

После третьей перемены блюд мужчины заговорили о производстве.

– Какая тонкая работа, – Мороз с восхищением разглядывал елочную игрушку – перламутрового единорога с глазами цвета летнего неба. На копытах даже были крохотные подковы, каждая вручную прибита вольфрамовыми гвоздиками.

– А вы что дарите?

– А мы вот…

Из необъятного кармана появился омерзительный пластмассовый пупс. Голый, со странно большой, уродливой головой, он смотрел на Клауса с немым укором.

– Китайский, – вздохнул Мороз. – Теперь все игрушки оттуда.

– Отчего сами не делаете? Неужели ваши эльфы могут еще хуже?

– Эльфы? – Российский коллега невесело рассмеялся. – Мистер Клаус, у нас эльфов нет. А есть только белки и зайцы. А у них лапы.

От этой простой, в общем-то, фразы, повеяло безысходностью. Так царь Мидас не мог ни к чему прикоснуться, не превратив это в золото. Но тут еще хуже. Совсем не золото.

Веселый ужин кончился. Брауни унесли посуду, гости разбрелись по отведенным им комнатам. В Большой гостиной погас свет, луна зашла за тучи, а окна покрылись такими густыми морозными узорами, льдисто-синими, плотными, что света не пропускали вовсе. Один из патриархов-брауни был так стар и уважаем, что даже имел собственное имя Винсент и спал на большой морской гальке у камина. Камень этот каждый вечер грела в огне Молли, зная, что утром найдет кухню чисто вымытой и убранной. Старики благодарны за тепло. Винсент спал обыкновенно до двух, после, когда камень остывал, принимался за уборку. Но сегодня его сон был нарушен около полуночи. Кто-то прокрался в кухню, гремел, опрокинул мусорное ведро. Винсент приоткрыл веки, но не двигался, наблюдал. Неужто вор? Но нарушитель полез не в комод, где можно было найти немного денег или, к примеру, ценного шафрана, что стоит целых двенадцать золотых, а в большом мире, по словам мистера Клауса, шесть тысяч каких-то евро за килограмм. Нет, он полез под странную, резиновую елку, что подарил сегодня русский великан. И, прошептав: «Ненавижу современное искусство», чем-то ткнул в зеленое чудище. Раздался жалобный писк, затем шипение, словно бы разъярённой змеи. Из дизайнерского шедевра Пола Маккарти, будившего столько волнующих фантазий, выходил воздух. И резиновый урод, вздрогнув, начал опадать. Утром гибель дизайнерского гения оплакивала лишь Настя. Зато у Ричарда имелся самый невинный вид.