Текст книги "Цена волшебства. Серия «Волшебные приключения в мире финансов». Книга 2"

– С нашим удовольствием, – промурлыкал Кривой Джим. – Поддерживаю.

– Открывайтесь, – подытожила мелодичным голосом крупье, плавно поведя бронзовыми плечами.

Кривой Джим, коварно улыбаясь, развернул на дощатом столе свою убогую «Вспышку магии», а Роберт чуть помедлил, выпрямил спину, поправил волосы и взглянул на оппонента ясным, твердым взглядом. Чем немедленно испортил бедняге настроение. На выскобленную столешницу ровным веером лег «Дворфийский клан». Абсолютная победа.

*

Светила полная луна. Она серебрила верхушки остроконечных шпилей Айронволла, сверкающими мазками расцвечивала статуи на пустынных улочках, придавала чарующий блеск листве стеклянных деревьев и лысинам двух орков, бодро шагавшим по Сумеречной улице. Вот и дом 31, слепыми окнами глядит в сгущающуюся тьму. Дверь была не заперта, но единороги на входе повернули головы и взглянули на непрошеных гостей жуткими лунными глазами. Беспечные орки этого не заметили.

– А ниче хата, слышь, Мак? – выразил свое одобрение архитектурой и убранством дома Мерзкий Кирк.

– Ты не трепись, давай делом займемся.

Орки немного подождали хозяина, сидя в прихожей в полном вооружении. Но часы на ратуше Айронволла пробили полночь, а никто не пришел.

– Слышь, Кирк, не случилось ли с ним чего? – обеспокоенно спросил Великолепный Мак своего коллегу, когда большая стрелка настенных часов переползла на два.

*

А Роберт пребывал в странном настроении. Он просидел с Джинджер в «Зеленом драконе» еще час после закрытия, они болтали обо всем и ни о чем. Кривой Джим возникал на заднем плане, как фамильное привидение, разве что выразительно гремел подносом, а не цепями. Они его демонстративно не замечали. Потом, повинуясь традиции юных влюбленных, Роберт проводил Джинджер домой. Обычно его фраза «Может поднимемся к тебе и выпьем кофе» была для девушек чем-то вроде команды «фас» для гончей, он привык и бросал эту фразу небрежно, как вынимают и бросают на землю увядший цветок из петлицы. Обычно, но не сейчас. Кривая, узкая улочка окончилась тупиком, упершись в речной канал. Ржавая, покрытая плющом вывеска возвещала: «Русалочий переулок». Вода глухо плескалась о каменные берега, пахло водорослями и ночной фиалкой. Единственный дом, старинный и ветхий, опасно наклонился над водой, окна его были темны, а над кирпичной трубой не поднимался дым. «Живет одна» с облегчением подумал Роберт. Оба в растерянности замерли на пороге.

– Ну, как джентльмен, я должен пожелать спокойной ночи и откланяться, – пробормотал Роберт и повернулся, чтобы уйти.

Но ему не дали.

– Хорошо, что я не джентльмен, – прошептала Джинджер и обняла его за шею.

Роберт подхватил е на руки, вызвав веселый визг, толкнул незапертую дверь и вошел, пригнувшись, в темный дом. Солнце нагрело за день стены, и они сладко пахли душистым, смоляным деревом, шаткая лестница стонала и скрипела под его шагами. Маленькая спальня была под пологом двускатной крыши, стены оклеены выцветшими обоями, забавные картинки в сосновых рамках. Позже Роберт их рассмотрел. Миниатюрная леди устрица прогуливается с кавалером лимоном, толстенький джентльмен огурец в зеленом смокинге, семейная пара початков кукурузы чинно идет вдоль кромки знойного, высохшего поля. Тут все шаталось и скрипело, и пару раз, вынырнув из горячечного тумана, Роберт подумал, не рухнет ли этот домик в сонные воды канала.

Потом они долго пили вкуснейший кофе, сидя друг против друга и глядя на почти неподвижную воду. От налетевшего порыва ветра дом медленно качнулся, словно во сне, плавно наклонился над зеленой водой канала и так же неторопливо выпрямился. Уютно звякнули напольные часы, и еловые шишки на их длинных цепях изменили положение. Серебряная, покрытая пятнами старости стрелка перешла на двенадцать. Сверху распахнулись деревянные створки, но вместо ожидаемой кукушки оттуда выехал вампир и распахнул алый плащ, превратившийся в крылья нетопыря. Коротко пропел мрачную, готическую мелодию орган, и Дракула, слегка застряв, уехал обратно.

– Часы прадедушка сделал, – хихикнула Джинджер, увидев округлившиеся глаза Роберта. – Там двенадцать разных фигурок. В шесть утра, когда я обычно встаю, выходит Айвер, фея утреннего тумана.

– Прадед был часовщиком?

– Нет. Он был человеком. Магом. Поэтому я такая странная. Тощая и слабая. Я не чистокровная дворфийка. Но прабабушка влюбилась, что теперь уж… Он и сделал этот дом.

Сказано было с искренней печалью. Роберт не так долго пробыл в этом мире, но его острый, внимательный взгляд все видел и анализировал, как всегда. Теперь он понял, что она и вправду была стройнее своих соотечественниц, и кости у нее были гораздо тоньше. Глупышка считает это недостатком, но верно, именно это и мешало ей до сих пор найти спутника жизни.

– Этот дом чудом не рухнул, здесь опасно. Почему ты здесь живешь?

Сказал и тут же пожалел. Ясно почему. Много заработаешь официанткой в дешевой таверне? Искреннее, горячее желание помочь едва ли не впервые накрыло его с головой. О, да. «КрейнТойс» миллионы жертвует на благотворительность. Это дает скидку по налогам и благотворно влияет на имидж и настроение. Приятно же ощущать себя этаким отцом-покровителем. Но вот сейчас рядом с ним был хороший, искренний и бесхитростный человек, который так ему доверился и так нуждался в помощи! Но Джинджер только улыбнулась.

– Этот дом живой. И он заботится о своих. Разве можно его покинуть?

Ну да, еще скажи, что здесь и стены помогают. Решив оставить серьезную беседу на будущее, Роберт распрощался и тихонько спустился по шаткой лестнице. На улице похолодало. Ветер хватал ледяными ладонями хрупкие, едва распустившиеся цветы яблонь и вишен, рвал, сминал и бросал на землю. Роберт поплотнее застегнул воротник пальто.

На парковке проката осталась одна единственная виверна. Немолодая, свирепая, покрытая шрамами, она косила огненным глазом, порывисто втягивая ноздрями морозный ночной воздух. Роберт не знал, что бойцовые виверны в этом мире, подобно гладиаторам, выступают на арене. Одаренные человеческим интеллектом, они наслаждаются ревом многотысячной толпы, скандирующей в их честь. Победа или смерть, адреналин, бурлящий в крови, становится наркотиком. Самки на арене редкость, они много слабее самцов. Но только не эта, которую прозвали Ночная Фурия. Как много было одержано кровавых побед, как сладко было слышать овации и многоголосый хор людей, орков, эльфов, приветствующих ее! Но все проходит. Время не лекарь, оно изредка анестезиолог, а чаще палач. И сейчас недавняя легенда арены, знаменитая Ночная Фурия зарабатывает на жизнь извозом. Но сегодняшний пассажир ей понравился. Было в нем что-то… Похожее на нее саму.

А, была не была. Роберт неуверенно положил руку на холодную сталь чешуи.

– В Айронволл. Сумеречная улица, дом 31. Вы… Знаете? Сможете отвезти?

Виверна повернула страшную, увенчанную рогами, как короной, голову.

– Знаю, конечно. Ты первый раз?

Голос низкий, тяжелый, с оттяжкой в хрип. Роберт попятился.

– Я… Вы разговариваете?!

И тут же смешался, боясь, что обидел это свирепое существо. Но жуткая пасть чудовища чуть растянулась в подобие улыбки.

– Садись, чужестранец. И держись крепче.

Роберт перекинул ногу, постарался сесть поудобнее и крепко вцепился в кожаный хомут, охватывавший мощную шею виверны. Развернулись мощные крылья, тяжело взмахнули и его обдало холодным ночным ветром. Земля рванула вниз, ветер засвистел в ушах, и они понеслись навстречу позлащеной луне. Через несколько минут Роберт привык, страх отступил, и его сменила эйфория. Внизу проносились города, похожие на дрожащие озера огней, темные провалы лесов, и серебряные ленты рек. Два огромных крыла вздувались, как паруса, Роберт заметил, что они покрыты прорехами и шрамами. И от этого существо, несшее его на своей спине, перестало быть безликим.

– Как тебя зовут?

Виверна вздохнула. С тех пор как она покинула арену, никто не спрашивал ее об этом.

– Ночная Фурия. Человек, не бойся, мы почти прибыли, я постараюсь снизится мягко.

– Не надо.

Она хмыкнула, и в этой усмешке Роберт услышал одобрение. И они резко, стремительно понеслись вниз. Махнули бархатные верхушки сосен, все ближе сверкающие монетки центральной улицы. Тяжело взмахивая исполинскими крыльями, виверна опустилась у лестницы дома 31.

– Сколько с меня? – он замялся, но решил признаться: – Это было волшебно.

– Ты же первый раз, мальчик. Оставь, ничего. Для меня это было радостью.

«Мальчик?»

– Спасибо, старушка.

Она вздрогнула, взглянула на него внимательно и вдруг хрипло расхохоталась.

– Дерзкий! Ты мне нравишься. Мы еще увидимся, и не раз.

Виверна снова развернула громадные крылья и взмыла в небеса. А Роберт, смеясь про себя, пошел к дому. Настроение у него было чудесное. Как цветные кристаллики в калейдоскопе, в памяти кружились и мерцали фрагменты сегодняшнего дня. Один другого прекраснее. Туманы Айронволла и тонкая рука Молли на его плече, склад в Эдинбурге, куда он непременно наведается, и стеклянные чашки кафе под потолком, шаткий домик в Русалочьем тупике, пахнущие мятой губы Джинджер, полет на самом настоящем драконе, перекошенные физиономии мистера Клауса и Кривого Джима. Неужели за один день может случится столько чудесного?

Насвистывая песенку, которую услышал в «Святом Персивале», Роберт взбежал по лестнице и сразу понял – что-то не так. Единороги развернули к нему свои точеные головы, входная дверь была приоткрыта. В доме кто-то есть. Трусом Роберт не был, но и глупцом тоже. Он бесшумно, стараясь держаться в тени, прошел из коридора в гостиную, оттуда добрался до столовой. И услышал голоса.

– И ниче ты Мак не сечешь в скусстве. Я тебе говорю, за эту цыпу нам хорошие бабки отвалят. А ты че нагреб? Вилки, ложки…

– Они серебряные, всегда их брали и точняк сбудем, – не сдавался поборник старой воровской школы Мак, звеня мешком. – И ими есть можно. А твоя бабенка кому нужна?

Очень осторожно, стараясь не издавать ни звука, Роберт заглянул в столовую. То, что он там увидел, его не обрадовало. Два здоровенных орка стояли с крепкими холщовыми мешками у буфета. От их присутствия даже просторная столовая с высокими потолками стала казаться маленькой. Все ящики буфета были выдвинуты и опустошены, равно как и шкаф, где хранилось вино. Ну а предметом искусствоведческого спора была мраморная статуэтка эльфийки с кувшином воды. Раньше она украшала каминную полку, а теперь была крепко зажата в грязном кулаке Кирка. Под мышкой Кирк держал шкатулку для драгоценностей, которую он позаимствовал в спальне, а на шее у него красовалась бронзовая рама от зеркала, придававшая орку разительное сходство с вьючным мулом под ярмом. Мак был экипирован более лаконично. Из нагрудного кармана у него торчало дамское перламутровое зеркальце, в одной руке мешок, в другой канделябр, украшенный топазами.

– Может, тогда и эту мазню возьмем? Это ж тоже… Как оно… Во, скусство, – ухмыльнулся Мак, саркастически указав канделябром на серию акварелей на стене.

В голосе его звучала легкая ирония, и Кирка это взбесило.

– Мак, ну ты просто лох и ничего не сечешь в картинах. Так что заткнись и помоги мне ее замотать.

Мак медленно опустил мешок на пол.

– Ты кого это тут лохом назвал?!

– Тебя. Ты же статуэтку от жареной сосиски не отличишь.

Очевидно, это замечание ранило Мака до глубины души. Будучи не в состоянии применить сколько-нибудь весомый интеллектуальный аргумент, он применил канделябр. Достаточно весомый, судя по звуку, с которым он отскочил от лысого черепа Кирка. Искусствоведческий спор превращался в нечто более динамичное, а для Роберта, стоявшего за портьерой, еще и приятное. Обиженный Кирк в долгу не остался, бережно поставил мраморную эльфийку на стол, чем доказал свой неподдельный интерес к искусству в глазах Роберта, и врезал кулаком в глаз товарищу. Мак, не ожидавший такого вероломства от коллеги и друга, рухнул спиной на обеденный стол, проломив его пополам. Сравнив Кирка с представителем семейства полорогих и сообщив о своих эротических взаимоотношениях со всей семьей Кирка, Мак нанес ему сокрушительный удар в солнечное сплетение. Кирк отлетел в противоположный угол комнаты и врезался в камин. Камин этот был высечен из прочного горного базальта, но череп Кирка оказался прочнее. Посыпались кирпичи, рухнула разбитая каминная полка и все, что на этой полке стояло. Роберт про себя делал ставки. Если победит Мак, он завтра зайдет в «Зеленый дракон» повидать Джинджер и проводить домой, конечно же, а если Кирк, то пошлет цветы Молли.

А в это время Генри, сидя в своем наблюдательном укрытии, недоумевал, почему из дома 31 доносятся крики и шум борьбы. Неужели худой, некрупный Роберт смог оказать сопротивление этим головорезам? Да еще такое сопротивление. Окончательно он растерялся, когда к дому почти одновременно подъехали скорая и полиция. Ситуация требовала немедленной разведки. Генри почти бегом устремился к дому и столкнулся с Робертом, неторопливо спускавшимся с лестницы. Поприветствовать офицера полиции. Роберт выглядел до обидного хорошо – ни синяка, ни царапины. С пегаса спешился офицер полиции, усталый, задерганный эльф, со следами бессонной ночи на лице. Он сухо кивнул Роберту, машинально поправил оружие на ремне и почти бегом поднялся по ступенькам.

– Что случилось?

Роберт небрежно пожал плечами.

– Да вот, сэр, вернулся домой и застал двух грабителей.

– А лекарей зачем вызвали?

– Ну… Такое дело… Я погорячился немного… Увлекся, так сказать.

Роберт нарочито задумчиво посмотрел вдаль. Ничего хорошего не увидел, скорее наоборот. Неухоженные фасады заброшенных зданий, сгущающиеся грозовые тучи на горизонте, покосившийся фонарь, который зловеще скрипел на ветру, и физиономию юриста «Клаус и К». Поняв, что он обнаружен, Генри принял самый невинный вид и, насвистывая модную песенку, неторопливым шагом направился к ним. В дверях возились и тихо переругивались лекари.

– Мистер Рок? – Роберт широко улыбнулся. – Какими судьбами?

– Прогуливаюсь, – небрежно отозвался Генри. Взгляд его был столь невинным, что даже новорожденный младенец показался бы рядом с ним прожженным негодяем. – Это, знаете ли, так естественно – прогуливаться…

… – в четыре часа ночи по заброшенному городу, в темноте, в грозу и без зонта? – услужливо подсказал ему Роберт. – О, конечно, совершенно естественно.

– Погода чудесная.

Для верности Генри махнул рукой в сторону низких грозовых туч. В них посверкивали огоньки молний.

– Вижу, – ухмыльнулся Роберт.

Их идиллическую беседу о погоде прервал хмурый врач, появившийся в дверном проеме.

– Носилки, две пары, живо, – рявкнул он и исчез, как лев в логове.

– Сильно погорячились? – холодно спросил полицейский. Взгляд его стал подозрительным и суровым.

– Ну… – смущенно улыбнулся Роберт, – видите ли, эти орки…

– Ах, орки? – полицейский просветлел лицом и почти улыбнулся. – Ну а что вам еще оставалось? В конце концов они сами напросились.

В это время на пороге появились лекари. Кряхтя и сгибаясь под весом двух бездыханных тел, они вынесли носилки. Опознать, где именно был Невероятный Мак, а где Мерзкий Кирк, мог бы теперь только опытный криминалист. Разбитые, залитые кровью лица распухли до неузнаваемости, вообще вид у орков был, как у лягушки, попавшей под копыта буйволов. Генри побледнел, попятился и задрожал. Он в ужасе воззрился на Роберта и залепетал:

– «Немного погорячились»? Да вы посмотрите, как они выглядят! Вы же из них отбивную сделали! – он с надеждой посмотрел на эльфа. – Это же причинение тяжких телесных повреждений, правда, офицер?

Тот беспечно пожал плечами.

– На мой взгляд, очень хорошо выглядят. Даже лучше, чем раньше.

Полицейский и Роберт встали над поверженными орками, скрестив руки на груди и устремив на них оценивающий взгляд. Сейчас они напоминали художника и искусствоведа, любующихся новым шедевром.

– А вы их знаете? – сглотнул Генри.

– Конечно. Мак, Кирк, как же долго я вас искал, – ворковал полицейский, любовно пристегивая бездыханные руки к носилкам. – Ваша старая любимая камера вас заждалась. По татуировкам узнал, – пояснил он Роберту и Генри.

Только сейчас Роберт заметил, что на тыльной стороне кистей у обоих орков был изображен медведь с рыбой в зубах.

– Эту парочку нанимают для всякой грязной работы. Обычно, когда нужно кого-то избить.

– Ах, вот оно что…

Ну что же, мистер Клаус. Война так война.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – заторопился Генри.

– Мистер Рок, – Роберт устремил на гоблина задушевный взгляд. – Вы, кажется, хотели со мной о чем-то поговорить? Вы вчера, помнится, изъявляли такое желание.

– Не к спеху, дружище. Как-нибудь в другой раз.

– Завтра?

– О, завтра я буду страшно занят.

– Понимаю.

Лекарям, наконец, удалось запихнуть поверженных бандитов в карету скорой помощи. Полицейский сердечно пожал руку Роберту и удалился, насвистывая: «Ах, наконец мы свиделись с тобой». Роберт с наслаждением потянулся, заложив руки за голову.

– Кстати, мистер Рок. Не знаете, где у вас тут можно купить букет орхидей и мятный шоколад?

Прощание с Морозом

Наступил день прощения с Морозом и его миловидной Снегурочкой. Клаусу было жаль. За эти недели он успел привязаться к веселому, хоть и грубоватому русскому великану. У него было редкое качество – безмятежная уверенность, что все проблемы разрешатся сами собой. И что самое странное, обычно так и выходило. Клаус боялся финансового отчета перед директором «Альфонс-банка» не меньше, чем двоечник боится контрольной, а невинная девушка первого свидания. Он поделился своими сокровенными, мучительными переживаниями с русским коллегой, и что же он услышал в ответ? Беспокойство, сопереживание? Как бы не так. Мороз оторвался от чтения какой-то «Тайны заброшенного города», задумчиво поднял вверх вилку с креветкой (на ужин Молли приготовила «Тропическое озеро») и глубокомысленно изрек: «Авось, пронесет». И пронесло. В некотором смысле.

Когда директору «Альфонс-банка» продемонстрировали и подковы для летающих оленей, и самих оленей, а также крылья фей и многое другое, он попросил воды, выпил горсть каких-то таблеток и сообщил слабым голосом, что отправляется в отпуск, и дальнейшего финансового отчета не требуется. А на прошлой неделе, к примеру, к ним в сад забрался кабан. Точнее, не кабан даже, а настоящий Снежный вепрь. Размером он походил на молоденького бегемота, темпераментом тоже. Но самое скверное в Снежном вепре не его размер и сила, а то, что вид это вымирающий и находится под охраной Королевского общества защиты животных. О чем Ричард напомнил Клаусу нудным, противным голосом. Пришлось опустить руку и не превращать разбойника в красивую ледяную статую.

Весело раскидав все тыквы, мирно росшие на грядке, да так, что они летели, как пушечные ядра во все стороны, вепрь кратчайшим путем устремился в ежевичник. Кратчайший путь пролегал через красивую лужайку, окаймленную старыми яблонями. Яблони эти, редкого сорта «Авалон», славились не только прозрачными яблоками, светившимися ночью золотым светом, но и толстыми стволами, крепкими, как железо… которые кабан снес, будто спички. Ежевичник был не маленький, знаменитые пироги и джем Молли требовали солидных запасов ягод. И Клаус вначале даже порадовался, представляя, каково будет сладкоежке попробовать не только ягоды, но и шестисантиметровые колючки, крепкие и безжалостные, как хватка менеджера по продажам. Неправедная радость его была короткой. Вепрь с наслаждением жевал не только сладкие ягоды, но и колючки, и даже лозы толщиною в палец, вместе с корнями.

– Ах, милый, что же делать? – всплеснула руками Молли.

Клаус и сам задавался этим вопросом. Решить проблему пытались все. Молли предложила выманить зверя из сада «кексиком» или «яблочком». Циничная Розмари заявила, что с тем же успехом можно было предложить Казанове променять холостую жизнь на законный брак. Ричард предложил использовать листья растения Horror porcos. Все обрадовались и спросили, где искать в саду это чудодейственное растение? Оказалось – в саду его нет, зато есть на вершинах Огненных гор. Клаус так разозлился, что порекомендовал Ричарду немедленно отправиться в путешествие на вершины этих самых гор. Пешком и в любовном настроении. Клаус дождался, когда вепрь хорошенько разгонится на садовой дорожке, стремясь всей душой к грядкам с клубникой, и превратил дорожку в чистый лед. Трудно сказать, на что он рассчитывал. То ли что кабан сломает ноги, поскользнувшись на льду, то ли что он на большой скорости вылетит из сада. Но в результате этих манипуляций кабан лишь быстрее прибыл в вожделенный клубничник, чему был несказанно рад.

И когда все окончательно расстроились, на террасу вальяжно вышел Мороз. Он окинул взглядом разоренный сад, растерянных друзей и подошел к вепрю. Вепрь смерил его оценивающим взглядом и облил презрением. Всю клубнику он уже съел и теперь доедал любимого садового гнома Молли. Мороз вздохнул, несильно размахнулся и огрел вепря кулаком по лбу. Тот немедленно утратил интерес к керамическим гномам и ткнулся рылом в землю. Мороз поднял его на плечи, так, будто вепрь вовсе не весил пару тонн, и понес через пробитую им дыру в заборе. Дыра стала еще шире. На все возражения и беспокойства:

1) Вдруг вепрь вернется (Клаус)

2) Вдруг бедненький кабанчик сдохнет (Молли)

3) Вдруг эта тварь НЕ сдохнет (Розмари)

4) А что скажет Королевское общество защиты животных (Ричард)

Мороз ответил сакраментальным: «Авось, пронесет». Так и вышло. И вот теперь этот замечательный человек собирался их покинуть.

– Погостили, пора и честь знать.

Мороз с утра жесткой щеткой чистил сани, кони словно чувствовали, что каникулы кончились. Вели себя необычно пристойно, забор не ломали, не пытались пообщаться с каменными оленями или сожрать топиари, выстриженные из самшита. Стояли, печально опустив мощные шеи, в ожидании долгого пути. Настя бегала по саду и дому, везде делая селфи. Выглядело это забавно. Она перекидывала вперед длинные волосы, опускалась на бедро и сжимала колени. Тугодум Гордон, заметив эти пассажи, обеспокоился и поспешил сообщить девушке, где находится туалет. Чем заслужил ее гневный взгляд.

Клаус от души веселился, пока не был пойман под локоть. На него немедленно уставился глазок камеры айфона. Настя понизила голос до интимного шепота:

– Да мы созданы друг для друга! Просто Артемида и Адонис!

– Надеюсь, нет. – Клаус осторожно попытался освободиться, но куда там! Хрупкая девушка стиснула его предплечье не хуже австралийского каймана. И несмотря на активные попытки своей жертвы освободиться, сделала несколько совместных фото.

– Почему?

– Да потому, что Артемида была вечной богиней-девственницей, а Адониса превратила в вепря и затравила собаками. Насмерть. Честно, не понимаю почему.

– Так понятно. Если ты злобная дрянь, конечно, останешься вечной девственницей, – прокаркал Ричард с ближайшей яблони.

– Это, у него, очевидно, комплексы, – раздраженно заметила Анастасия.

– Или знание античных мифов, – усмехнулся Клаус, высвобождая локоть.

Мимо шла Молли с подносом, на котором дымился чайник и пирамида чашек. Пирамида опасно кренилась и поскрипывала. Настя проводила ее снисходительным взглядом.

– Как это, наверное, скучно – многие годы жить с такой женой, – она словно бы случайно приобняла Клауса за плечо. – Каждый день одно и то же. Женщина должна меняться, развиваться. Не то все чувства мужчины к ней угаснут. Заниматься спортом, учиться, быть яркой личностью в социальных сетях.

– Я вам тайну открою, – Клаус стряхнул женскую ручку с плеча. – Это женщины, вступая в брак, надеются изменить мужчину. Мужчины же надеются, что женщина не изменится никогда.

– Увы. И те и другие разочаровываются! – раздался скрипучий смех с яблони.

Настя зло взглянула на ворона и ушла в дом, хлопнув дверью.

– Что с ней? – спросил он у Мороза.

Тот добродушно улыбнулся.

– Замуж ей надо.

Оба сочувственно вздохнули. Потом Клаус заговорщицки улыбнулся Морозу и понизил голос:

– А у меня подарок для тебя! Идем, покажу.

Через сад шла дорожка, вымощенная диким камнем. У старой ели она раздваивалась, и один ее рукав вел к пруду, другой к скале, нависшей над пропастью. Туда Клаус и повел Мороза. Прямо в скале были массивные двери с коваными засовами, позеленевшими от времени. Следуя за хозяином, Мороз прошел в них и оказался в большой пещере с низким потолком. С потолка свешивались на цепях люстры с кристаллами фулдженти, заливая пещеру неярким светом. Они явно были созданы в те времена, когда о дизайне еще не слышали. Возможно, это к лучшему. Ныне искушенный долгими посещениями Большого мира, Клаус прикинул, что эти люстры с их грубыми деревянными колесами, явно позаимствованными с чьей-то телеги, и кристаллами, натыканными как попало, вполне могли бы стать гордостью модного дизайнерского бутика. Чем не современное искусство? Даже мелькнула крамольная мысль – а не решить ли таким образом финансовую проблему, образовавшуюся по милости Гордона?

С потолка сорвались потревоженные летучие мыши, замелькали угольными, будто бумажными крылышками. Возбужденно попискивая, они покружились вокруг люстр и скрылись за внушительной пирамидой коробок. Каждая коробка была обернута яркой бумагой, украшена бантом. Мороз залюбовался. Пожалуй, это эффектнее мешка в санях.

– Это тебе, – со сдержанной гордостью сообщил Клаус. Так верховный жрец Имхотеп демонстрировал юному фараону свежепостроенную пирамиду, которая послужит ему усыпальницей.

На лице Мороза отобразились эмоции, которых Клаус у него прежде не наблюдал. Более того, считал русского богатыря на такое не способным. Но факт оставался фактом – Мороз смутился.

– Мне, право, неловко, – пробормотал он, оглядывая гору подарков.

Клаус только отмахнулся.

– Ерунда! В этом году добавишь эту партию к обычным подаркам. Все ж экономия. Уверен, детям понравится! Да вот, взгляни.

Он достал одну из коробок, аккуратно, чтобы не повредить, снял ленту. На дне ящичка сладко потянулась и зевнула механическая фея. На ней было форменное ученическое платьице, правда, весьма кокетливое, на носу очки. Фея расправила прозрачные крылышки и деловито завела большие часы, возле которых сидела.

– Часы, – пояснил Клаус. – Разбудят, на ночь колыбельную споют, напомнят сделать зарядку и проследят, чтобы ребенок выучил уроки.

Фея поправила очки на переносице, взглянула на Мороза и Клауса, поморщилась, потом взглянула на часы, ужаснулась и строгим голосом приказала:

– А ну немедленно за уроки, ленивые мальчишки!

– Ай да часы! – восхитился Мороз.

Не без труда запихнув фею в коробку (она голосила и грозилась наказать бездельников), посмотрели еще несколько подарков. Там было розовое, все в блестках, зеркальце для девочек тинейджеров, повышающее самооценку. Мороз закашлялся, когда зеркальце без обиняков заявило ему, что такой красоточки свет еще не видел и все мальчики точно захотят сегодня поцеловать эти персиковые щечки. Был миниатюрный поезд, который, издавая веселый свист, катается по ветвям новогодней ели, пенал с ручками и карандашами, которые никогда не теряются, и забавная кружка в виде лесного пня с травой и мухоморами. Чай и кофе в ней не остывают, пока не выпьешь.

– Даже не знаю, – развел руками Мороз, – как наши детки такие чудеса воспримут? Они-то к конфеткам в подарках привыкли.

– Конфетки вредно, – строго отрезал Клаус. – Кариес. И диабет. Потом, мне всегда казалось, что в России привыкли к переменам. Это у нас тут ничего не меняется, а вот у вас…

В пещеру влетел Ричард, сделал круг почета над пирамидой подарков и торжественно уселся на самой вершине. Во мраке пещеры, при неверном свете кристаллов вид у него был зловещий.

– Есть такое, – согласился Мороз, и вид у него стал невеселый. – То коммунисты, то детские психологи. Не ровен час, опять и меня, и елки законом запретят.

– А что, и такое было?

– А то! В 1922 году. А обратно разрешили аж в 1935. А до того заместо Рождества устраивали 25 декабря «Комсомольские святки». Комсомольцы ходили по улицам в костюмах священников и богачей. Ну, как они представляли по своему разумению богачей. Сжигали божественные изображения, стихи читали. Не смогу процитировать…

– Я могу, – жизнерадостно каркнул с вышины пирамиды ворон. И прежде, чем его успели остановить, продекламировал:

Скоро будет Рождество,

Гадкий праздник буржуазный…

Тот, кто ёлочку срубил,

Тот вредней врага раз в десять,

Ведь на каждом деревце

Можно белого повесить!

– Ты его извини, – тихо сказал Клаус Морозу. – Это он от избытка знаний. И чувств. Наверное.

Ворон конечно же услышал и спикировал вниз, не хуже сокола, увидевшего в траве мышь.

– А что? – запальчиво воскликнул Ричард. – Да, я большой поклонник русской культуры в целом и литературы в частности. И после знакомства с этой литературой на меня снизошел великий русский дух!

– После стихов, которые я только что услышал, – процедил Клаус, – я бы не хотел, чтобы на меня что-то такое снисходило.

– Тебе и не светит. Вот что ты можешь сказать о суровом реализме Достоевского? Так я и знал. Ни-че-го.

Ричард гордо задрал клюв, а Клаус только головой покачал. К знаниям Ричарда еще бы деликатность. И ведь это он не со зла – искренне проникся русской классикой и полюбил. Последние две недели домашние в ужасе разбегались, если видели, что Ричард движется в их сторону, таща за собой увесистый пыльный том – очередной шедевр великого русского классика. По мнению Клауса, потратившего немало скучных летних вечеров на изучение Достоевского, Толстого и прочих великих, русским классикам особенно хорошо удаются мрачные описания беспросветной тоски. И, конечно, Страдание. Именно с большой буквы. Страдают в русской классике все – герои, автор, читатель. Причем читатель особенно. Потому что обычно где-то до 270 страницы ровно ничего не происходит, а потом герой решает свести счеты с жизнью и занимается этим следующие два—три тома. Кроме классического суицида герои русских романов испытывали нездоровое влечение к дуэлям и каторге. Причем некоторые предпочитали их гремучую смесь.

– Но вот только… – Мороз задумался. – А это ж вроде подарок. Если дарение происходит не между близкими родственниками, то вроде стоимость подарка налогом облагается. Для физических лиц одна ставка, для юридических другая. А еще пошлину на таможне заплатить надо будет.

– А вы оформите как благотворительность, – подал голос ворон. – Только там тоже тонкости есть. У Мороза Ивановича должен быть статус благотворительной организации. Мороз Иванович, а ты как оформлен, как индивидуальный предприниматель, общество с ограниченной ответственностью или некоммерческое партнерство?