Текст книги "Цена волшебства. Серия «Волшебные приключения в мире финансов». Книга 2"

Лучший враг

Уважаемый мистер Клаус! Я Роберт Крейн, ведущий производитель игрушек в нашем старом, добром Эдинбурге. Впрочем, уверен, вы обо мне наслышаны. Думаю, нам, как коллегам и конкурентам (я конкуренции не боюсь, вы, я думаю, тоже), стоит познакомиться и пообщаться. К тому же, вы в нашем городе новичок, так что немного новой и полезной информации не повредит. Позвольте пригласить вас поужинать завтра вечером в Forage, с супругой.

Клаус дважды перечитал письмо. Тон нагловатый, если не больше. Надо идти. И почему с супругой?

Forage & Chatter Клауса удивил. Подвальчик в глубине Вест-Энда, шумно, людно. Первые вечерние звезды только зажглись в холодном небе Эдинбурга, а здесь уже яблоку негде было упасть. Стены из грубого дикого камня слабо пахнут воском свечей, горевших тут многие годы, пылью и влагой, столы из струганых бревен, светильники сделаны из глиняных горшков. Но все же уютно, Клаусу понравилась и вытертая парусина, которой были затянуты стены вдоль столов, и горячий, янтарный свет, будто от настоящего огня, заливавший залы с низким потолком.

Молли одела свое лучшее платье, которое шила долгими зимними вечерами. Зеленое, расшитое золотым шелком, оно как нельзя лучше подчеркивало ее женственную фигуру и северную белизну кожи. Клаус всю дорогу украдкой любовался ею. И решительно не понимал, отчего она так волнуется. А в том, что она волновалась, сомнений не было. Обычный нежный румянец на щеках сменили алые пятна, пальцы без нужды теребят сумочку, она трижды доставала зеркальце и поправляла волосы. И губы зачем-то накрасила.

Крейны уже были там, Роберт пожал Клаусу руку с той искренней улыбкой и сердечностью, с которой пожимал ее конкурентам, которых намеревался уничтожить в пыль. Клаус, не знакомый с тонкостями и нюансами деловой дипломатии, был приятно удивлен. Мужчины друг другу очень понравились. Клаус увидел блестящего, элегантного делового человека, исполненного истинной любезности. Роберт увидел наивного, неопытного провинциала, которого ничего не стоит одурачить и проглотить. Дамы оценили друг друга так же, только негативно. Молли пришла в ужас, увидев безупречную прическу и маникюр миссис Крейн. Конечно, она не опознала в изящном черном платьице творение легендарной Коко Шанель, но великая женская интуиция подсказала ей, что это что-то очень дорогое и страшно модное. Но окончательно она смешалась, когда эта горделивая светская львица смерила ее оценивающим взглядом, и в ее оливковых змеиных глазах мелькнуло что-то похожее на жалость.

Что касается Натали, то она всегда разделяла женщин на породы птиц. Есть «павлины» – эти совершенно безобидны. Обожают украшать себя модной одеждой, драгоценностями, яхтами, любовниками. И все ради того, чтобы распустить хвост друг перед другом. Есть «наседки», эти не только безобидны, но и полезны. Они живут исключительно своими отпрысками, особенно, если это сыновья. Конечно, их общество весьма утомительно, ведь они только и делают, что болтают о достижениях своего чада, будь то первый поход в дебри Амазонки или поход на горшок (обсуждается с одинаковым восторгом), зато их компания как бы вводила Натали в «Круг Идеальных Жен». К тому же, на Роберта иногда, к счастью очень редко, находили приступы чадолюбия, и он почти намекал ей, что неплохо бы обзавестись наследником. Тогда несколько «наседок» вместе с выводком приглашались в гости, непременно вечером, когда муж возвращался домой. Роберт видел, как в его кабинете резвятся очаровательные малыши, энергией и разрушительной силой превосходя молодых аллигаторов, из подлинника Джексона Поллока торчат дротики, паркет бесценного тигрового дерева украшен детскими рисунками и кого-то стошнило на его любимый смокинг, он на долгое время терял интерес к отцовству.

Еще есть «орлицы», эти опасные леди Натали пугали. Их жизнь распределялась между карьерой и спортом, даже к мужчинам они относились, как к карьере и спорту. Красивые, сильные, успешные, одинокие. Есть, конечно, еще просто «особи женского пола», все эти бедные, неяркие птички, что вынуждены всю жизнь проводить в труде и напрасной суете, но о них и думать не стоит.

Но вот миссис Клаус ее озадачила. Она ей напоминала алмаз, которому место в короне, а вместо того его используют как пресс-папье. Когда она последний раз была у стилиста? А туфли? Что-то подобное она носила в юности. А ее манеры? Краснеет, бледнеет, глупо улыбается, не знает, куда деть собственные руки. На своего мужа смотрит с щенячьим восторгом, а он ей даже платья приличного не купил, и непрестанно его касается. Так делают только дети и влюбленные. Может, слабоумная?

Беседу вели исключительно мужчины, дамы хранили гордое молчание – Молли не знала, что сказать, Натали знала, что не стоит. Ну а Клаус и Крейн поступили как опытные политики, которые всегда сначала обмениваются любезностями, прежде, чем вцепиться друг другу в горло. Но после второй перемены блюд Роберт откинулся на спинку стула и, сцепив пальцы, устремил на Клауса чуть насмешливый, пронзительный взгляд.

– Вы задали мне настоящую загадку, мистер Клаус. Я видел вещи, которые вы делаете, и они произвели на меня большое впечатление, так что вы профессионал. Несомненно. Вы умеете создавать и понимать красоту, что бы это ни было – игрушка или ваша восхитительная красавица жена…

Молли почувствовала, что заливается краской. К таким комплиментам она не привыкла. Не будешь же брать в расчет Гордоново «Молли. Ты того… Клевая, короче.» И то по праздникам.

– … но вот в сети о вас совершенно ничего нет. Вы словно возникли из ниоткуда.

– А просто в нашем королевстве интернета нет! – выпалила Молли и тут же смолкла под предостерегающим взглядом мужа.

Роберт вопросительно поднял четко очерченные брови.

– В самом деле? Как интересно… Я-то думал, что интернет сейчас везде, от южной Африки до крайнего севера. Как же называется это королевство?

– Моя жена, конечно, пошутила, – Клаус предостерегающе накрыл руку Молли своей. – Я просто не хотел никакой рекламы, прежде, чем буду готов.

– К чему же?

Свой вопрос Роберт задал Клаусу, но посмотрел прямо в глаза Молли. И взгляд этих немигающих, угольно-черных глаз прожег ее насквозь. В них плескался огонь. Не теплый, согревающий, а темный и яростный. И невероятно притягательный. Почему-то она почувствовала себя маленькой девочкой перед строгим учителем и поспешно ответила:

– Ну чтобы завоевать весь местный рынок. Сначала Шотландия, а потом остальная Европа и…

Роберт смотрел на нее с возрастающим интересом. Клаус осторожен, а вот это наивное дитя расскажет ему все, что нужно. И покажет. Глупа до святости. А какая хорошенькая! Ему вспомнился гном со шкафчиком для драгоценностей. Лампа на его столе горела без лампочки, Роберт самым тщательным образом исследовал игрушку, но так и не понял, как же она светится. Завладеть такими технологиями нужно во что бы то ни стало.

А Клаус сильнее, чем хотел, сжал запястье Молли. Она вздрогнула от неожиданной боли, и тяжелая шаль соскользнула с ее плеч на пол. Роберт немедленно встал, поднял шаль и, понизив голос, шепнул Молли:

– Вы позволите?

Не дожидаясь разрешения, он нежным, ласкающим движением опустил шаль на ее плечи, задержал свои ладони куда дольше, чем следовало, словно бы случайно провел рукой по шее. И скорее почувствовал, чем увидел, как мгновенно напряглось все ее тело, а на щеках запылали алые пятна. Его губы дрогнули в улыбке. Теперь он знает, как получить любую информацию. И это будет легко.

– А знаете, мистер Клаус, – Роберт неторопливо вернулся на свое место, и глаза его весело блестели, – вам не помешают полезные знакомства. Раз уж вы собираетесь завоевать весь местный рынок. Через неделю будет прием, там соберется вся наша скромная, маленькая бизнес-элита. Пожалуй, я вас всем представлю.

Клаус взглянул на него с легким удивлением.

– Почему вы мне помогаете? Я же ваш конкурент.

– О нет. Вы мне не конкурент. Вы делаете уникальные вещи, которые оценят и смогут позволить себе немногие. Я же делаю то, что понятно и доступно каждому. Да и к тому же… Вам любая помощь не помешает.

Прощаясь, Роберт старомодно поклонился Молли, взял ее маленькую руку в свою и поцеловал. Молли показалось, что ее обожгло пламя. Она так привыкла к прохладной коже мужа, что уже забыла, какими горячими бывают губы. Она попыталась отдернуть руку, но Роберт удержал.

– Был счастлив познакомиться с вами. До скорой встречи, Молли.

Он подал руку жене, повернулся и ушел, больше ни разу на Молли не взглянув.

– Ну как они тебе? – Клаус небрежно чмокнул ее в щеку. – Зануды и снобы, правда?

– Да, – пробормотала Молли, все еще глядя вслед уходящему Роберту. – Да, конечно.

Письмо из Сибири

Проснулся Клаус в дурном настроении. Наскоро побрился, расчесал мокрой щеткой непослушные черные волосы и побрел на кухню. Там было не по-летнему холодно, он это понял по теплому халатику, в который куталась Молли. В очаге горел огонь, и сгрудившиеся толпой брауни протягивали к нему озябшие лапки. Пар от кофейника валил до потолка, обычно Клаусу нравились его голубоватые спирали, но сегодня ни аромат кофе, ни любимый яблочный пирог с корицей не могли успокоить его мятущуюся душу. Собственно, что такое яблочный пирог? Всего лишь паллиатив. Ничто не радовало глаз – за окном небо заволокли тяжелые свинцовые тучи, на подносе для писем высилась целая стопка писем в унылых сероватых конвертах, явно казенная корреспонденция со всякими неприятностями, за столом сидела сонная Розмари. Желая оказаться подальше от всего этого безобразия, Клаус побрел в столовую, но и там мира и покоя не снискал. У камина тихо ссорились Гордон и Ричард.

– Гордон, это называется «отвлечение на ложный объект». Лучше бы ты влюбился в знаменитую призрачную танцовщицу. Так же бесперспективно, но хотя бы безвредно.

Гордон молчал, упрямо выпятив нижнюю губу. На лице его застыло выражение ребенка, которого мать пытается уговорить есть шпинат вместо торта. Ворон досадливо вздохнул.

– И что ты в ней нашел? Она холодная, жестокая, меркантильная девушка. Ей нужен богатый муж, а твою доброту и красоту… – поняв, что его немного занесло, ворон запнулся, – красоту… э-э-э… твоей души, я хотел сказать. Так вот, она не оценит.

– Розмари не такая, – тихо, но жестко возразил Гордон.

– Такая, такая. В мужчине ее только деньги интересуют.

Гордон стремительно поднялся из кресла и направился в кухню.

– Розмари! Гм. Есть минутка?

Заинтригованные Клаус и Ричард навострили уши. Розмари лениво обернулась и смерила Гордона взглядом, которым королева смотрит на свинопаса. И процедила со своей обыкновенной презрительной вежливостью:

– Ты что-то хотел, Гордон? Время пошло.

Тролль, как всегда, смутился в ее присутствии.

– Розмари. Вот ты бы вышла замуж за богатого уродливого идиота?

Розмари улыбнулась и по-кошачьи прищурила глаза:

– Гордон, у тебя появились деньги, или так, абстрактно интересуешься?

Ситуацию спасла Молли с чайным подносом.

– Кто-нибудь хочет чаю?

– Мне с молоком, – немедленно отозвалась Розмари, – а Гордону с дустом.

– Как с дустом? – растерялась Молли. – Дуст же для вредных насекомых и паразитов.

– Вот именно, – улыбнулась Розмари.

Гордон круто повернулся на каблуках и вылетел из комнаты. И тут раздался резкий, настойчивый стук в окно. Молли едва успела распахнуть створку, как в комнату ринулось что-то белое, опрокинуло кофейник, рассыпало печенье и заметалось под потолком.

– Тише, тише.

Клаус поднялся и вытянул руку. Белая молния ринулась вниз, захлопала огромными крыльями. Запястье охватили мощные когти, покрытые белым пухом, как снегом. Птица с любопытством крутила головой, огненные глаза смотрели не мигая. На левой лапе был привязан потертым ремешком не привычный свиток пергамента, а почтовый конверт.

– Какая необычная почтовая птица! – Клаус отвязал от лапки белоснежной полярной совы письмо.

Конверт был старым, из плотной пожелтелой бумаги. Подписан размашистым, столь жестким почерком, что перо продавливало, а в нескольких местах и прорезало бумагу.

– Ричард, проводи нашу гостью в оленник, она проделала долгий путь, брауни о ней позаботятся.

– От кого это? – Молли, встав на цыпочки, выглядывала из-за плеча мужа.

– Какой-то Дед Мороз. Странное имя. Может, это от греческого «Дедалус»?

– Прочти, и мы все узнаем.

Дорогой коллега!

Супруги переглянулись

Позволь так к тебе обратиться. Ведь мы с тобой делаем одно дело. Радуем детишек праздничком Нового года! Только ты зажигаешь елочки в Европе, ну а я в России.

– А, так он из России! Это многое объясняет.

Родом я из Великого Устюга, но в теплое время года живу в Сибири…

– Молли, что ты знаешь о Сибири?

– Ну… Там холодно… Лес, звери, почти никакой цивилизации. Да в общем, как у нас.

– Гм.

С большой радостью и интересом слежу за твоими успехами, мистер Клаус, в новостях по интернету.

– А что, разве в Сибири есть интернет?

И очень бы желал набраться опыта. Потому что мои дела совсем никуда. Едва свожу концы с концами. То ли дело было в былые времена, когда мне, грозному божеству холода и мороза, богатые дары приносили. Сейчас не то, люди не мороза боятся, а налогов и штрафов. Приехал я тут как-то в Москву, деток поздравить, подарочки подарить на Тверскую, сани поставил на час всего. Так теперь для уплаты штрафа кредит взять пришлось!

– Как я его понимаю, – вздохнул Клаус.

Доходов моих весьма скромных едва хватает на пропитание и чтоб за услуги Снегурочки заплатить. А Снегурочки нынче чем краше, тем дороже. На елках только и зарабатываю, развлекая детей, но и оттуда гонят сейчас. Психологи детские говорят, что вид старика с бородой детскую психику травмирует и нечего дедов Морозов на новогодние праздники пускать.

– У меня не лучше, – пожаловался Клаус, – раньше в трубу лезешь подарки оставить и ничего. А сейчас, то сигнализация, то камин электрический с фальшивой трубой. А в прошлый раз объясняю я экзальтированной барышне, что проник я в дом вовсе не с целью насилия, а просто подарки оставить, так не поверила! Еле удалось вырваться.

– Милый, может, письмо дочитаем?

Молли попыталась прервать излияния профессиональных обид. Безуспешно.

– Нет, а вот в эту, последнюю Рождественскую ночь! Милое такое, пятилетнее дитя мне заявляет: «Сэр, вы грабитель. Я позову Джонни». А я: «Зови, малыш». Думал, Джонни – братик. А Джонни не братик, Джонни ротвейлер!

– Бедный, бедный Джонни, – посетовала сердобольная Молли. Животных она любила. И образ замороженного ротвейлера, живо нарисованный ее фантазией, ранил ее нежное сердце.

Желал бы встретиться с тобой, уважаемый коллега, обменяться, так сказать, опытом. Ибо вижу я, что есть мне чему у тебя поучиться. Не откажи, любезный, поделись мудростью, ибо мои дела совсем плохи. Эдак скоро и саней лишусь, и Снегурочки.

– А Снегурочка причем? – Молли нахмурила светлые брови. Она всегда так делала, когда что-то не понимала.

– Так она ж у него платная! – хохотнул Клаус.

Видя, что муж находится в самом благодушном настроении, Молли поняла, что момент настал. Люси и без того уже час скучает в соседней комнате. Больше откладывать нельзя.

– Джонатан, милый. Я тут хотела поговорить насчет Люси. С ней неприятность приключилась.

Клаус беспокойно дернулся.

– Она заболела?

Перед его мысленным взглядом немедленно начали расти и подниматься небоскребы неразобранной деловой корреспонденции, разлились реки не отвеченных писем, ширились болота нерешенных дел. Превосходный секретарь как левая рука – пока все в порядке, ты ее не замечаешь, но вот стоит ее лишиться…

– Не то, чтобы… Видишь ли, она приняла одно снадобье и немного изменилась.

– Какое снадобье, зачем?

– М-м-м. Косметическое. Наверное.

– А я говорил! – торжествующе воскликнул Клаус. – Одна беда от этой косметики. Столько денег уходит, толку ноль. Сначала все эти баночки и скляночки заполонили всю ванную, потом начали расползаться по всему дому… Да вот хотя бы.

Клаус раздраженно подхватил с журнального столика золотистый флакон с кремом.

– Так и что же случилось с Люси? Если она надеется получить больничный потому, что ее кожа стала слишком… – он прищурился и насмешливо прочитал надпись на флаконе: – «сияющей, жемчужной и бархатистой», то ничего не выйдет.

– Нет. Она теперь моего роста.

– А, – Клаус облегченно вздохнул, к нему вернулось благодушное настроение. – Поставим новый стул и стол. Так даже лучше. Теперь сама сможет расставлять папки по шкафам, а то все время меня просит, тяжелые же.

– И теперь у нее… рожки.

– Рожки?! У феи?!

От благодушного настроения не осталось и следа.

– А еще глаза. Они теперь черные.

– А были какие?

Розмари прыснула в ладонь, глядя на округлившиеся глаза Молли.

– Сестренка, мужчины никогда не замечают цвет глаз. Джонатан, вот скажи, какого цвета у меня глаза?

Клаус растерялся. Быстро взглянул на Розмари, но она предусмотрительно отвернулась.

– Ну… Э-э-э… Голубые?

Сестры расхохотались, Розмари картинно взглянула на зятя своими темно-карими глазами.

– Ладно, я так поняла, проблем не будет. Люси, заходи! – Молли уже открыла дверь, но вдруг остановилась на пороге. – Джонатан. А у меня глаза какого цвета?

– Ну… Э-э-э…

Скандал – лучшая реклама

Отправив российскому коллеге приглашение приехать в гости, Клаус целиком погрузился в хлопоты. Приближался великий день – открытие магазина. И хотя решительно все было готово, а витиеватое, полное туманных намеков и нескромных обещаний рекламное объявление Розмари должно было принести результат, Клаус волновался. Все шло слишком уж гладко, слишком идеально, а именно когда все так гладко, только и жди беды. Особенно его сбил с толку звонок Роберта Крейна. Тот голосом доброго дядюшки, подарившего племяннику вожделенного щенка, сообщил, что организовал визит самого мэра в день открытия. Да не просто визит, а господин мэр придет с десятилетним сыном и его очаровательными маленькими друзьями. «А от себя я еще парочку журналистов добавил. Знаете, для рекламы», – добродушно посмеиваясь, добавил Роберт Крейн. К щенку как бы добавили еще пони и игрушечный барабан. И это было странно. Как ни крути, но они с Робертом конкуренты. К чему такая забота? Все это здорово походило на ловушку. Но какую приятную!

До открытия оставался еще целый час, а все уже были на месте. Клаус, наверное, в тысячный раз оглядел магазин. Уютно, волшебно, но в меру. Посреди зала выстроены два замка. Один из теплого, золотистого камня, увитый цветущим плющом. Между двух башен по стене льется водопад. Его сладкие голубые струи пахнут фиалкой, а от лимонадного озера, в которое он падает, поднимается густой туман. Можно попробовать и купить бутылку за 2,5 фунта. Башенки, балконы и террасы чудесного замка были уставлены светлыми фейри. Эльфы, люди и гномы из стали, цветного стекла и дерева. Иные имели на головках жестяные петли, чтобы их можно было повесить на елку, другие были механическими и исполняли свой нехитрый ритуал. Вот крошечный музыкант ласкает смычком свою скрипку из коры ивы, вот оловянный гвардеец взмахивает оружием. А изящные эльфы кружатся в старинном вальсе. Ценники деликатно спрятаны под ногами фигурок. Вокруг светлого замка вальяжно летал зеленый дракон. И никто из покупателей не должен был догадаться, что прочная леска не заставляет его двигаться, а напротив, удерживает, не давая улететь.

Замок напротив был из черного обсидиана. Верхушки его башен светились призрачно зеленым, фигурки населявших его персонажей были совсем другими. Утонченные вампиры, покрытые искусственным мехом мускулистые оборотни, забавные зеленые гоблины. И гордость Ланселота – механические летучие мышки с бархатными крыльями и рубиновыми глазами. Лимонад водопада здесь был ярко-красным и пах огнем и дымом.

Потолок также был разделен на две части – в одной тепло светилось солнце и были нарисованы облака, в другой сияла льдинка месяца и мерцали кристаллы звезд. Кристаллами они и были – рисовать звезды было долго и дорого, так что за два дня, с перерывами на кофе, ругань и пиццу из соседней итальянской забегаловки Молли и Розмари наклеили полторы тысячи кристаллов горного хрусталя. Вообще, хотите узнать человека – не идите с ним в горы, как советует популярная песня. Лучше затейте с ним ремонт. Уже через два часа совместной наклейки камней, Розмари едва не заколола сестру пинцетом для кристаллов, а нежная, добрая Молли мечтала утопить Розмари в ведре с клеем. Все прохожие и соседи по улице слышали их очень эмоциональную дискуссию, а проще говоря, перебранку.

Словом, здесь были игрушки на любой вкус. По крайней мере, так казалось Клаусу и его друзьям.

Люди начали собираться у дверей магазина еще за пятнадцать минут до открытия. Рассматривали витрину, где росло апельсиновое дерево. На ветвях медленно распускались белоснежные цветы, потом лепестки падали на траву и тут же таяли, а на ветвях за несколько минут росли и тяжелели оранжевые плоды. Маленькие феи, дрожа в воздухе слюдяными крылышками, осыпали дерево алмазной пылью. Без пяти девять Клаус не выдержал. Распахнул двери, и толпа, шумя и волнуясь, устремилась внутрь. Дети восторженно пищали, рассматривая пушистых белых кроликов из сахарной ваты и ведьму, варящую в котле зеленый слайм. Молли смеялась, угощала всех конфетами, хмурая Розмари, у которой от детского гомона разболелась голова, предлагала напитки. Исключительно взрослым. Гордон и Генри серьезно подготовились – надели маски, полностью закрывающие голову. Гордон выбрал маску жуткой горгульи с высунутым языком. Розмари с минуту его рассматривала с видом критика искусствоведа, затем вынесла вердикт, что так он гораздо симпатичнее и обаятельнее.

Неожиданно с улицы донеслись резкие, неприятные звуки сирены. Подъехало несколько черных мерседесов, оттуда вышли сначала крепкие, коротко стриженые парни в одинаковых, темно-серых костюмах, туго обтягивающих мускулы. Затем появился тучный, одутловатый человек и красивая молодая женщина в сверкающем серебряном платье. Разве что огромные, странно раздутые губы ее портили. Последними на улицу высыпали дети. Одеты гораздо строже чем те, что заполнили магазин. Строже и лица, будто маленькие взрослые. Клаус непонимающе уставился на эту странную процессию. И вспомнил. Ах да, визит господина мэра с сыном и «его маленькими друзьями». Телохранители в костюмах широким шагом вошли в магазин. Толпа покупателей испуганно притихла.

– Дамы и господа, немедленно покиньте помещение.

Сотрудники службы безопасности говорили монотонными, бесцветными голосами, но спорить никому не хотелось. Кроме разве что самых маленьких, но их родители шиканьем и дерганьем за руку призвали к порядку и тишине. Огорченные и притихшие, посетители покидали магазин.

– Какого… – прошипел Клаус, но Молли умоляюще тронула его за руку.

Процессию возглавлял красивый мальчик с водяным автоматом в руке. Кудрявые светлые волосы обрамляли лицо херувима, но взгляд серо-голубых глаз был скучающим и злым. Он с видом хозяина прошелся по магазину, запустил руку в котел ведьмы, скривился и вытер остатки слайма о белоснежную ногу механического единорога, на котором можно было кататься. Попробовал меняющую вкус тянучку, которую предложила ему Молли, и выплюнул на пол. Взял с полки карету, запряженную пегасами, сломал крышу и вытащил принца и принцессу. Удовлетворив любопытство, бросил сломанную игрушку прямо на шахматную доску, где обсидиановые демоны ждали сражения с ангелами из лунного камня. Фигурки покатились с шахматной доски, король и две пешки упали на пол и разбились.

– Малыш. А ты не слишком зарвался? – поинтересовался у мальчика Гордон, и Клаус был ему благодарен.

Мальчик поднял на импровизированную горгулью изумленный взгляд. Похоже, ему никто никогда не делал замечаний.

– Тебе заплатят, – наконец сухо вымолвил он. – Точнее, не тебе, а хозяину. Ты ведь прислуга, верно? Так иди и убери.

Свора друзей мальчика одобрительно загудела. Потом рассредоточилась по залу. Вели они себя немногим лучше своего юного предводителя. А за стеклом витрины изгнанные дети и родители наблюдали за происходящим. По магазину суетливо метались два пронырливых юноши, один постоянно щелкал фотокамерой, другой приставал с нудными вопросами.

– Какие неприятные дети, – шепнул Клаус Молли.

– Джонатан. Ты не можешь так говорить. Ты должен любить всех детей. Ты же Санта Клаус.

– Быть Санта Клаусом не значит быть идиотом, – криво усмехнулся Клаус. – Пожалуй, этим разбойникам я подарю на Рождество по угольку.

В его глазах полыхнул странный, прежде незнакомый Молли огонек. Она-то думала, что традиция дарить на Рождество непослушным детям уголек вместо подарка осталась в том далеком прошлом, когда скверное поведение, хулиганство и лень лечили с помощью подзатыльника, а не психолога.

– Мне скучно! – топнул ногой сын мэра. – Это все полный отстой!

– Послушай, – Клаус попытался поймать взгляд мальчика, – так нельзя. Ты же людей обижаешь. Вот что ты хочешь сделать, когда вырастешь?

– Кайфовать, – хмыкнул ребенок.

– Прости, что?

– Ну… – мальчик задумался, с трудом вспоминая слово. – Получать удовольствие. А кто этого не может, тот лузер. И дурак.

– А если у человека есть работа и семья, и у него нет времени… Как ты выразился? Кайфовать?

– Это его волосатые проблемы. Хочу нормальные игрушки! – рявкнул мальчик. – Где лазерное оружие? Автоматы? Ну хоть какие-нибудь пушки?

– Пушка есть, – поспешила его успокоить Молли. – Закладываешь зернышки, и она стреляет попкорном.

И она показала на красивую латунную пушку, украшенную рельефными узорами. Кентавр в мундире наполеоновской армии подносил факел к фитилю, вместо ядра в жерло пушки были засыпаны кукурузные зерна. Они жарились, шипя и потрескивая, а потом пушка выстреливала горячим попкорном, сбрызнутым морской солью, точно в полосатый бумажный стаканчик. Сын мэра скривился.

– Попкорн отстой! И ты отстой с твоими дурацкими конфетами.

– Зачем ты так?! Ты же ее обижаешь.

Порода есть порода. Громадным усилием воли Клаус подавил желание оторвать мальчику голову и даже выдавил подобие улыбки.

– Это ее волосатые проблемы. Хочет обижаться – пожалуйста.

– А тебя не волнует, – процедил Клаус сквозь зубы, – что если ты лишишься денег, лишишься и своих милых друзей? Похоже, твои друзья рассуждают так же, как ты.

– Это мои волосатые проблемы, – пожало плечами неприятное дитя. – И я не про то.

Неожиданно он подскочил к охраннику и вырвал из его кобуры пистолет.

– Во, пушка.

Все замерли. Конечно, такое серьезное оружие, как 9-миллиметровый Spitfire MK II, всегда стоит на предохранителе. Но, к сожалению, хотя современные дети не знают, как приготовить яичницу и как правильно написать слово «экскаватор», зато благодаря просмотру детективов и современных мультфильмов, где поцелуи принца и принцессы попали под запрет, в отличие от сцен насилия и убийств, они точно знают, как снять пистолет с флажкового предохранителя. В кино это сопровождается очень эффектным, громким щелчком. Чего не бывает в жизни.

– Малявка, а ну дай сюда! Это не игрушка! – рявкнул Гордон и потянулся к пистолету.

Лучше бы он сказал «стреляй». Дети редко слушаются… Ребенок взвизгнул и спустил курок. Spitfire MK II – хотя и устаревшее, но солидное оружие. При прямом попадании в голову (а именно туда и летела пуля, выпущенная нервным ребенком) остается кровавая лужа, некрасивый труп и немного бумажной работы для полиции. Клаус едва успел щелкнуть пальцами, и в лицо Гордона ударил фонтанчик снежной пыли. От неожиданности он пошатнулся и оперся рукой о пушку. Та, разумеется, сработала, и теперь заряд в голову получила томная супруга мэра. Правда не снегом, а попкорном. Она завизжала от испуга и возмущения, и ее тут же поддержали дети. Эти, правда, завизжали от восторга. Избалованные щедрыми и вечно занятыми родителями, особой радости от посещения магазина игрушек они не испытывали. Игрушек, пусть и не таких волшебных, у них было, как песка в пустыне. А вот новых впечатлений им не хватало.

– И я хочу ствол! – закричала миловидная девочка с золотыми кудряшками. И откуда они такие слова знают?

Охранники не знали, как реагировать. Ведь не драться же с маленькими отпрысками сильных мира сего. К тому же Spitfire MK II, стреляющий снегом, их несколько обескуражил. А детишки как по команде вцепились в телохранителей, точно стая обезьян в туристов. Для них наконец-то скучный визит в магазин превратился в шоу.

В условиях боевых действий численный перевес и внезапность атаки ведут к полному поражению противника. Здесь это правило сработало с полным успехом. Клаус только успевал взмахивать рукой, превращая смертоносные пули в безобидный снег. Воцарился настоящий хаос, и он, мечущийся между детей, охранников, репортеров, без устали снимающих на камеру, видел только отрывочные картинки. Вот Генри пытается урезонить миловидную девчушку, рвущую пистолет из кобуры несчастного охранника. Вот Молли ловит фигурки, которые падают со стен замка. А падают они потому, что замок этот наклоняют сопящие от усердия мальчики. Двое других мальчишек расстреливают из конфискованного оружия господина мэра, тот что-то кричит. Среди всей этой сутолоки приятным исключением выглядела Розмари. Спокойная, с дьявольской улыбкой на губах, она держала за уши двух особенно активных разрушителей.

– Ну все, хватит!

Громкий голос перекрыл весь этот шум. Гордон взобрался на то, что недавно было сказочным замком, а ныне являло собой живописные руины. Он возвышался над толпой, но еще выше Клаус заметил одного из юных вандалов. И в руках дитя держало хоть и игрушечный, но довольно внушительный топор. Клаус хотел крикнуть, предупредить беспечного Гордона, но не успел. Гордон властно поднял руку, требуя тишины. И она воцарилась, но очень ненадолго. Раздался треск, и бутафорская голова горгульи раскололась надвое, являя миру зеленую, остроухую и страшно недовольную физиономию Гордона. Все замерли.

– А недурно придумано. Костюм в костюме, – нарушил гробовую тишину репортер.

Защелкали камеры. Разумеется, снимали не только обозленного Гордона, но и мэра, которого телохранители пытались защитить от разбушевавшихся малышей и в итоге уронили в ведьмин котел. И его супругу, вяло барахтавшуюся в груде попкорна. И Генри, некстати потерявшего свою маску. Он махнул на все рукой и сел в позе Роденовского мыслителя на поверженного единорога. Рог у единорога отвалился, и теперь он был похож на мертвую белую лошадь. У ног Генри лежал манекен, изображавший принцессу в бальном платье, – идея Молли, предложившей продавать карнавальные костюмы. Платье принцессы было изодрано в клочья, лицо гоблина не слишком ласкало взор, и когда он бывал в хорошем настроении, теперь же он напоминал приболевшего вурдалака. На следующий день это фото станет мемом, с подписями «принц на белом коне сегодня» и тому подобное.