Текст книги "Цветущий бизнес"

Глава 16

После легкого завтрака (аппетит как рукой сняло) мы отправились в Ростов. Власовой я по настоянию Ивановой позвонила с «мобильника» еще в дороге. Тата уже не спала и, как ни странно, обрадовалась мне чрезвычайно.

– Можешь приехать прямо ко мне? – спросила она.

– А муж твой?

– Я же говорила: в командировке.

Иванова делала мне знаки, толкала в бок и шипела: «Соглашайся.»

– Хорошо, – сказала я. – Еду.

Власова жила на Пушкинской неподалеку от мединститута, поэтому колесить по городу не пришлось. Убитая Иванова отправилась на кафедру, а я отдалась на растерзание Власовой.

– Куда ты пропала? – прямо с порога спросила она. – Я тут потихоньку схожу с ума, а ты бросила меня бессердечно.

– Вчера дела были, а муж твой уехал когда?

– Понятия не имею. У нас не принято отчитываться. Дня четыре не видела его, позвонила референту, он и сказал, что Мазик в командировке.

– Надолго?

– Сказали, что не меньше десяти дней. И не звонит. Раньше хоть изредка звонил.

Глядя на свеженькую Власову, я не чувствовала той уверенности, которая образовалась в общении с Ивановой. Никак не похоже было на то, что эта сибаритка (в роскошном кружевном пеньюаре) способна на сильные шаги. Будь она так ловка, нашла бы способ повернуть к себе мужа. И возраст и внешность еще вполне позволяют.

– Ты знаешь, что Верочка до сих пор лежит у себя в квартире? – спросила я, пепеля Тату взглядом.

Она побледнела.

– Неужели?

– А я уверена была, что ты позвонишь в милицию.

Она виновато опустила голову.

– Прости, смалодушничала. Несколько раз набирала номер и вешала трубку. Трудно сказать да и не знаю, можно ли. Будут искать того, кто заявил. Женский голос, значит переберут все варианты, доберутся до меня. Не уверена, что смогу…

«Или в самом деле умирает от страха или мастерски играет,» – подумала я, глядя на ее испуганное лицо и трясущиеся руки.

Мы сидели в просторной комнате, одна стена которой представляла собой сплошное окно, закрытое дорогими шторами. Здесь все было дорогое, начиная с самой Власовой, с ее заграничными косметическими операциями. Именно здесь я как нигде ощущала мощь мотива убийства Верочки, и именно здесь не верила в то, что женщина, сидящая напротив и теребящая пояс роскошного халата, – убийца. Это казалось невероятным. Командировка Мазика, оставленный у родителей ребенок, все говорило о том, что Верочка должна была уехать. Скорей всего Мазик часто брал ее с собой. Наверняка собирался взять и в этот раз. Почему же не заехал за ней? Что-то не сходилось в этом пасьянсе.

– А как ты узнала, что она еще там? – задумчиво спросила Власова.

– Просто. Приехала и увидела.

– Одна?

– Да нет, с Ивановой.

– Иванова знает? – ужаснулась Власова.

– А что тут такого? – изумилась я. – Раз и я была там, в милицию она не побежит.

– Зачем ты ей рассказала?

И я поняла, что опять сваляла дурака. Не объяснять же Власовой, что Верочка дочь так называемого товарища Ивановой. Впрочем, он же ее сотрудник, так почему же не объяснить?

– Иванова приехала делиться опытом с отцом Верочки, – сказала я, опуская этого опыта суть.

– А кто у нее отец?

– Власова, как ты живешь на свете? Даже не знаешь родственников любовницы мужа.

Я хотела добавить: «Бери пример с Ивановой,» – но вовремя вспомнила, что не время для шуток.

– Я гордая, так кто у нее отец?

– Профессор Моргун.

Услышав фамилию Борисыча, Тата испуганно схватилась за щеки.

– Почему тебя это так впечатлило? – поинтересовалась я.

– Да нет, ничего, – отмахнулась Тата, не обращая внимания на очевидность своей неискренности. – Одной знакомой он делал операцию. Как мир тесен. Значит милиция еще не была в квартире?

– Возможно как раз сейчас она уже там. Иванова отправилась готовить Моргуна и вполне могла навести его на мысль позвонить дочери.

Власова рассердилась.

– Почему эта Иванова все время крутится вокруг Моргунов? – нервно дергая пояс халата, спросила она. – И что вообще занесло ее в Ростов?

– Я же говорила: научная деятельность, а почему тебя это раздражает?

– Не раздражает, просто интересно. Мало ей дел в Москве? С кем, кстати, она живет?

– С голодным котом.

– А муж, а дети?

– Раньше жила с голодным мужем и таким же сыном, но они сбежали.

– Так ей и надо, – Тата злорадно усмехнулась. – С детства терпеть ее не могу. Жутко вредная баба, убила бы за одну идейность.

Меня это несколько удивило.

– Не ты ли два дня назад утверждала обратное? И с тем утверждением я больше была согласна. Иванова прекрасный человек и умный к тому же. Думаю, именно это тебя и не устраивает.

– Меня все устраивает до тех пор, пока не лезут в мою личную жизнь. Кстати, сегодня разбирала семейный архив, на самый худший случай… – Власова замялась. – … Ну, если вдруг обыск и все такое. Так вот, узнала много занимательного. Может пригодиться, если дойдет дело до суда.

– Что ты имеешь ввиду?

Она полезла под диван, достала толстую тетрадь, полистала ее, словно собираясь что-то прочесть вслух, но передумав, протянула мне.

– Вот возьми, изучишь сама. Интересно, что ты об этом думаешь.

– О чем здесь?

– Да много о чем. О Мазике моем, о Верке его, почитай. Это записки мужа. Только долго у себя не держи. Верни завтра. Тебе сразу станет ясно, что не только мне выгодна Веркина смерть.

Последние слова Власова произнесла с таинственной улыбкой. Я вертела в руках тетрадь, раздираемая любопытством, и готова была тут же приступить к чтению.

– Ну как наш дом? – остановила меня Власова. – Будем его искать? Я же обещала.

В поисках дома теперь я больше рассчитывала на вора, братца Катерины, поэтому нехотя ответила:

– Будем, но в другой раз. Сегодня хочу заехать в одно место.

– Я не против, у меня тоже есть дела. Ты на «Хонде»?

– Да.

– Подбросишь?

– Подброшу, но у тебя же…

– Не хочу светиться на своем «Бентли», – оборвала меня Тата. – Правда у меня небольшой груз.

Груз оказался большим и многочисленным: шесть огромных доверху набитых сумок. Часть из них уложили в салоне.

– Остальные придется в багажник, – извиняясь, сказала Власова.

Я открыла багажник и ахнула. Там стояли Масючкины герани, про которые я намертво забыла. Кое-какие уже привяли, кое-какие Катерина помяла своими продуктами. Я горестно посмотрела на Власову.

– Что будем делать?

– Давай отнесем их ко мне, а потом заберешь, когда привезешь меня обратно.

Мы отнесли герани в квартиру, поставили их на подоконнике, полили и отправились по делам.

Я уже сообразила, что Власова на всякий случай увозит из дома самое ценное, поэтому и не хочет ехать на своей машине, но куда она это увозит? Я надеялась разгадать загадку, навязавшись помочь тащить сумки. Но сумки тащить не пришлось. Из вполне приличного коттеджа, около которого я остановила машину, вышел… тот лысый, которого я видела в клубе и которому принадлежит четверть морского побережья и чуть ли не все магазины Ростова.

Мужчина был неслабый. Чмокнув Тату в лоб, он взял по две сумки в каждую руку и легкой походкой отправился в коттедж. Она подхватила остальные и устремилась за ним. Я задумалась, смогу ли найти этот коттедж без Таты. Всей душой старалась запомнить дорогу, но после того чертова дома уже ни в чем не была уверенна на все сто.

Вскоре Тата вернулась, плюхнулась на переднее сиденье и сунула мне в руку бумажку.

– Что это? – удивилась я.

– Адрес. Ты же все всегда забываешь. Если я пропаду, найдешь меня здесь. Сюрдик о тебе знает.

– Сюрдик это лысый?

– Да. Ты уже сообразила, что нас связывают некоторые отношения?

– Сообразила еще там, в клубе.

Власова изумилась.

– Как тебе это удалось?

– Вы с Сюрдиком так смотрели друг на друга, что трудно было не сообразить. Как тебе удается находить для своих мужчин такие ужасные клички?

– Им нравится, – усмехнулась Власова. – Сюрдик вообще от меня без ума.

– А ты от него?

– Я от него жду помощи.

– Ты сказала, что он знает обо мне. Что именно?

– Что ты моя школьная подруга.

– И все?

– И все.

Я заглянула в бесцветные глаза Власовой. В них не было лжи.

– И про Верочку ты ему рассказала?

– Ну уж нет, в таких делах у меня к мужчинам доверия нет. А-а, поняла, тебя насторожили мои сумки? Ерунда, сказала, что собираюсь уйти от мужа и на какое-то время хочу спрятаться от его верзил, я имею ввиду секьюрити Мазика. Сюрдик был рад. Этот дом, – Власова кивнула на коттедж, – оформлен на приятеля Сюрдика, так что, в случае чего, здесь меня трудно будет разыскать.

Я с новым интересом посмотрела на коттедж. В окне второго этажа шевельнулась занавеска. Или мне показалось.

– Ясно, – сказала я, решив что достаточно помозолила глаза Сюрдику. – Куда теперь? Учти, у меня тоже есть дела.

Власова опечалилась.

– Жаль, мне сильно не хватает тебя, особенно сейчас. Поехали бы в клуб, закусили…

– Не соблазняй, – отмахнулась я и подумала о тете Маре.

– Ну, как знаешь.

Я высадила Тату у подъезда ее дома.

– Может поднимешься? – спросила она.

– В другой раз, спешу. Тетрадку, вон, твою хочу почитать, – я кивнула на заднее сиденье, куда бросила ее впопыхах. – Сама же просила завтра вернуть.

– Ну хорошо, поезжай, – хлопнула дверцей Власова и повернулась ко мне спиной.

– А герани? – вдруг вспомнила я.

– Хочешь, куплю их у тебя? – оживилась Власова.

– Ты же не любишь цветов.

– Какая разница, возьму и куплю. Вон Верка же их любила. Может хоть этим прельщу Мазика. – Она протянула мне солидного достоинства купюру. – Беру все.

– И те, что остались в багажнике? – обрадовалась я, но Власова меня разочаровала.

– Нет, только те, которые занесли в мою квартиру.

Я обиделась. В багажнике остались две нераспечатанные коробки, в каждой по восемь гераней.

«Если сегодня не избавлюсь от них, придется распечатывать коробки, поливать цветы и снова их запечатывать,» – подумала я. Желание срочно избавиться от гераней охватило меня, но по выражению лица Власовой было видно, что вряд ли в сей миг суждено его осуществить.

– Убери деньги. Цветы дарю. Подарила бы и те, что в багажнике. Зря не хочешь.

– Куда мне столько, – рассмеялась Власова. – Не так уж и сильно люблю я Мазика.

Она побежала к подъезду, у ступеней приостановилась, помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй.

– Иди ты к черту, – буркнула я, зло ударяя по газам и направляясь на Садовую.

«Как там моя Иванова,» – подумала я, проезжая мимо мединститута, и в тот же миг увидела далеко впереди ее тщедушную фигурку в затрапезном плаще с пятнами грязи на подоле, которые, видимо, так ей и не удалось до конца отчистить. А может это уже новые, что совсем неудивительно. Иванова шагает так, что комья грязи долетают до спины, не говоря уже о подоле.

Я с грустью смотрела на ее плащ и думала: «Только Людмила способна не жалеть денег на „мобильник“ и зажаться на шмотках. Но куда это она так спешит?»

– Девушка, вас подвезти? – игриво спросила я, догоняя Иванову и притормаживая возле нее.

От неожиданности она шарахнулась, но, увидев меня, обрадовалась и, резво прыгнув на переднее сиденье, махнула рукой.

– Гони за Моргуном. Он там, впереди, со всей делегацией.

Я ничего не поняла, но на всякий случай поехала – куда ехала.

– Все сотрудники уже знают, – сурово сообщила Иванова.

– Кто им сказал? – испугалась я.

– Милиционер.

– А он как узнал?

– От меня.

Мне сделалось дурно.

– Иванова, ты с ума сошла.

– Не сошла, а позвонила «02», сказала: «в десятой квартире труп» и повесила трубку.

– И что теперь будет?

– Ничего не будет. Хоронить будем. Сколько можно там лежать и разлагаться?

Впереди показался Моргун в своей дурацкой шляпе с полями. Его под руки вели какие-то толстые истеричные бабы.

– Вон они! Вон они! – завопила Иванова тыча пальцем в Моргуна и баб.

– Он тоже в курсе? – втягивая голову в плечи, спросила я.

В мои планы вовсе не входило утешать Моргунов. Всегда этих дел боялась, по причине своей бестолковости. В таких случаях больше всего мне мешали руки. Всегда не знаешь куда их деть.

– Пока не в курсе, – успокоила меня Иванова.

– Но бабы на всякий случай его под руки ведут.

– Это не бабы, а сотрудники кафедры.

– И куда они его тащат?

– Домой, к орущей Зинке. У Моргуна слабое сердце, никто не знает как ему сообщить.

Я истерично рассмеялась.

– У Моргуна слабое сердце и потому сотрудники кафедры мединститута тащат его подальше от мединститута. Они врачи или наемные убийцы? Хотя, зачастую это одно и то же.

– Не городи чушь, – рассердилась Иванова. – Они хотят быть с ним рядом, чтобы поддержать в трудную минуту.

– А ты?

– А я не могу. Там Зинка. Ефим Борисыч! Ефим Борисыч! – завопила Иванова, высунув голову в окно. – Идите к нам!

Моргун, увидев Людмилу, обрадовался, как ребенок, стряхнул с себя сотрудниц и, протянув свои короткие ручки, устремился к нам.

– Вы помирились? – торопливо спросила я.

– Еще как! – ответила Иванова и продолжила переговоры: – Ефим Борисыч, садитесь, мы вас подвезем. Соня как раз в ту сторону.

Вся компания уселась на заднее сиденье, и мы поехали.

– Как там Власова? – украдкой спросила Иванова.

– Интересуется тобой, – ехидно ответила я.

– Мало у нее проблем? Могу поделиться своими. Ничего, менты доберутся до нее. Эй, поворачивай же налево.

Резко затормозив, я повернула, досадуя, что еще плохо ориентируюсь в центре, зато окраины исколесила вдоль и поперек.

– Высади их там, – приказала Иванова и повернулась к сотрудницам. – Все девочки, приехали.

Делегация высыпалась из машины. Людмила ободряюще кивнула Моргуну и буркнула мне:

– Трогай.

Я тронула, но не проехав и ста метров, была остановлена Людмилой.

– Нет, иди туда и ты, – рявкнула она.

Я запротестовала:

– Вот уж этого от меня не дождешься.

– Надо. Скажешь в каком состоянии Зинка. Если в полном откате, пойду туда и я, если держится – буду руководить издали.

Иванова смерила меня таким взглядом, что я не решилась возразить и нехотя полезла из машины.

Стоны и вой были слышны уже на лестничной площадке. Выли все, кроме Зинки. Зинка бегала по комнате с какими-то каплями и капала всем без разбору. Накапала и мне. Я выпила, сама не зная зачем, и отправилась к Ивановой.

– Ну? – строго спросила она.

– Ужасно.

– А Зинка?

– Держится лучше всех.

– Так я и знала. Поехали.

– Куда?

– Отвезешь меня обратно.

Я повернула к мединституту.

– Так что там Власова? – украдкой стирая слезу, спросила Иванова.

– Тетрадку, вон, дала почитать. Возьми там на заднем сиденье.

Иванова перекинулась через кресло и минут пять копошилась, после чего рассердилась:

– Нет здесь тетрадки.

– Как нет, клала же ее туда.

– Так пойди возьми.

Я остановила машину и полезла на заднее сиденье. Тетрадки действительно не было. Я вышла из машины и, открыв заднюю дверцу, обследовала все основательно. Тетрадки не было.

– Ты не брала? – растерянно спросила я Иванову.

Она покрутила у виска пальцем.

– Думаешь мне до этого?

– Где же она?

– На бороде. В бардачок класть надо.

– Да с сумками этими голову себе заморочила и бросила куда пришлось.

– С какими сумками? – заинтересовалась Иванова.

– Да Власова попросила перевезти кое-что.

– Поздравляю, ты уже помогаешь убийце скрываться от закона.

– Какого закона? Она вовсе и не скрывается, а дома сидит. Меня умоляла остаться. Муж в командировке, вернется не раньше, чем через десять дней. Прислугу и охрану отпустила, сидит одна. Жаль мне ее. Нелегко бабе.

– А кому сейчас легко? Мне? Фиме? Нашла кого жалеть. Поехали. Дел у меня по горло.

Я села за руль, мучимая пропажей тетради.

– А твои бабы, пардон, сотрудницы не могли ее по ошибке прихватить?

– Девчонки? Прихватить? Зачем она им?

– Ну случайно.

– Думаешь, что говоришь? Тут такое горе, а они случайно чужие тетради из машины начнут таскать. И что там в этой тетрадке?

– Сама не знаю. Какие-то откровения Мазика.

– Какого еще Мазика?

– Мужа Власовой.

– Ну и наплюй на его откровения, – успокоила меня Иванова.

– Я бы наплевала, но завтра должна вернуть тетрадку. Власова на нее сильно рассчитывает в случае ареста.

– Так может она сама и забрала ее? Передумала и забрала. Позвони, узнай, – Иванова протянула свой «мобильник».

Эта мысль окрылила меня. Я набрала номер Власовой и, как только прекратились длинные гудки, закричала:

– Тата, ты не брала тетрадку?

– Минуточку, – ответил мужской голос.

Иванова пребывала в задумчивости.

– Странно, мужик какой-то, – прикрыв трубку рукой, шепнула я.

– А чего еще ждать от Власовой, – буркнула она.

В ухе у меня затрещало, потом раздался шорох и прозвенел голос Власовой:

– Алло, я слушаю.

– Ты тетрадку свою не брала? – повторила я вопрос, по недоразумению заданный незнакомцу.

– Нет, а что? Ты ее потеряла!

– Ну, сразу так и потеряла. Просто не могу найти, но найду, раз ты не брала. Куда ей из машины деться. Может за сиденье завалилась.

– Ищи, – порекомендовала Власова.

– А кто это у тебя? – поинтересовалась я.

– Это я у кого-то, – рассмеялась она. – В гостях я и дома сегодня не ночую.

– А завтра?

– Что завтра?

– Ты забыла о нашем мероприятии?

– Ах это. Нет, не забыла. Завтра встретимся, но предварительно звони.

Я зло вернула телефон Ивановой.

– Ну что? – спросила она.

– Нет у нее никакой тетрадки. Сидит у какого-то мужика и в ус не дует.

– Она интриганка, эта Власова. Зря ты связываешься с ней. Еще неизвестно зачем ей понадобился весь этот спектакль. Могла сама понаписать в тетрадку черти чего, а потом дать тебе прочитать, чтобы ты свидетельствовала за нее. Тетрадка, естественно, впоследствии исчезла бы.

– Да, но она исчезла раньше, чем я успела ее прочитать, – возмутилась я.

– Хорошо, – утихомирила меня Иванова. – Раз так дорога тебе тетрадка, спрошу у девчонок. Может и в самом деле кто пригреб по запарке.

– Спроси, сделай одолжение.

Мы подъезжали к мединституту. Иванова цепким взглядом выбирала побольше лужу, в которую собиралась выйти. Она всегда из машины выходила только в лужу. Даже летом, даже в засуху.

– Лучше скажи, чем собираешься заняться? – спросила она, когда я затормозила по своему вкусу. – Может поможешь мне?

– Что? Хоронить? Упаси меня бог! Есть и свои дела. Не сочти меня черствой, но больше, чем на сочувствие не рассчитывай. Могу еще предложить материальную помощь, естественно в разумных пределах.

– Ладно, давай помощь, – сердито протянула руку Иванова.

– Что? Прямо сейчас?

– Нет, в следующем году!

– У меня нет с собой мелких денег.

– Давай крупные.

Я вспомнила Верочку и дала, проворчав:

– Все равно твой Моргун пропьет.

– Согласись, теперь у него есть причины, – ответила Иванова и вышла из машины.

Глава 17

Едва за Ивановой закрылась дверь, я бросилась на поиски. Второй раз тщательно обследовала салон и даже заглянула в багажник. Тетрадки не было. Восстановив в памяти каждый свой шаг, пришла к выводу, что тетрадка могла упасть на землю, поскольку на нее мы поставили сумки. Лично я волоком тащила с сидения две сумки и могла незаметно стянуть с ними и тетрадку. Это было возле коттеджа Сюрдика.

Я помчалась туда и минут двадцать ползала по грязи. Тетрадки не было. Занавеска в окне второго этажа по-прежнему волновалась.

«Одно из двух, – подумала я, – или тетрадки здесь и не было, или Сюрдик ее подобрал, а теперь наблюдает за тем, как я извожусь тут на продукт жизнедеятельности.»

Пришлось уехать несолоно хлебавши. Минут десять пути я страдала, а потом не выдержала и по второму кругу взялась переворачивать автомобиль. За малым не разобрала салон на части: тетрадки не было. Зато в бардачке обнаружилась старая записная книжка Катерины. Как попала старая записная книжка в новую машину – загадка, впрочем, с Катериной все бывает.

Я не стала ломать голову над посторонними проблемами, а приступила к изучению книжки. На этот раз мои надежды оправдались. На одной из грязных страниц, словно курица лапой было накарябано: Павлик тети Мары. Рядом стоял номер телефона.

Я обрадовалась. Это же то, к чему я стремилась. Теперь не придется заезжать к тете Маре и вести с ней длительные заунывные беседы про геморрой и радикулит. Нужно всего лишь набрать номер.

Остановив «Хонду» возле ближайшего приличного кафе, я уселась за столик, сделала заказ и попросила телефон. Почему-то мне принесли сначала обед, а потом телефон. Видимо им не терпелось, чтобы я залила его куриным супом, что я тут же и сделала, торопливо набирая номер и кляня себя за то, что экономлю на «мобильнике».

Номер был занят. Я позвонила второй раз с тем же успехом. На третий раз услышала вот такую вещь: «Если у вас есть имя, назовите его. После короткого сигнала готов выслушать и ваше сообщение.»

«Однако, Павлуша шутник,» – подумала я, не собираясь оставлять никаких сообщений.

До конца обеда названивала я по тому номеру, но каждый раз включался автоответчик.

Стало ясно: не избежать разговоров о геморрое и радикулите, и я поехала к тете Маре.

* * *

Дом я нашла без труда. Вошла в калитку, поднялась на крылечко, постучала в дверь, прислушалась. Никаких признаков жизни. Я постучала еще, более настойчиво и энергично, на тот случай, если тетя Мара, сморенная геморроем, крепко заснула. Дверь дрогнула и с громким скрипом отворилась.

– Тетя Мара, – крикнула я вглубь дома.

Ответила мне тишина. Потоптавшись в растерянности у входа, я решилась зайти. На этот раз, пользуясь отсутствием вертлявой Катерины, я с любопытством смотрела по сторонам. Робко шла по прогнившим половицам, застеленным разноцветными вязанными половичками, удивляясь скромности жилища. Словно в середину века попала. На стенах фотографии, на тумбочках, кружевные салфетки. Вор Павлуша не удосужился подарить матери что-нибудь из того мешка, которым разжился в доме Владимира.

С такими мыслями вошла я в комнату, где лежала вчера тетя Мара. Там же лежала она и на этот раз, только горшок с геранью стоял не на тумбочке, а на подоконнике за спинкой кровати.

Сначала я подумал, что тетя Мара крепко спит, но, окликнув ее несколько раз и не получив ответа, удивилась. В ее возрасте спят чутко. Наученная горьким опытом, тронула тетю Мару за руку и отшатнулась, вспоминая Верочку. Рука тети Мары была тоже значительно холоднее, чем это принято у живых.

Мне сделалось дурно. Захотелось бежать, так я и поступила. Выскочив на улицу, рухнула в «Хонду» и умчалась прочь.

«Чего трясешься, дурочка, – уговаривала я себя. – Тетя Мара стояла к смерти значительно ближе, чем Верочка, так стоит ли пугаться? Ну умерла, в ее возрасте это неудивительно. И потом, как она жила, так я бы, на ее месте, за благо почла любую смерть.»

Но сколько я себя ни уговаривала, менее страшно не становилось. Не то, чтобы я так сильно боялась трупов. Трупов немало повидала на своем веку. Настораживало другое: их свежесть.

«Покойные и остыть толком не успевают, как их нахожу, – горестно размышляла я. – Узнай об этом милиция, долго пришлось бы придумывать себе оправдания.»

Однако, чем дальше уезжала я от тети Мары, тем быстрее возвращалось самообладание. В конце концов я решила, что смерть матери вора поможет мне в поисках последнего. Никуда Павел не денется и вынужден будет мать хоронить. Наверняка и Катерина примет участие в похоронах тетушки. Мне остается лишь увязаться за ней, и встреча с Павлом гарантирована. Негоже, конечно, шантажировать человека в столь траурный день, но выхода у меня нет, придется шантажировать.

Учитывая прошлые ошибки, я не бросила тело тети Мары, а решила о нем сообщить. Купив на почте жетонов, я воспользовалась уличным таксофоном и вновь позвонила по номеру, найденному в записной книжке Катерины, и вновь наткнулась на ту же вещь: «Если у вас есть имя, назовите его. После короткого сигнала готов выслушать и ваше сообщение.»

Прослушав приколы автоответчика, я дождалась сигнала и, изменив голос, сказала: «Имени у меня нет, а тетя Мара умерла.»

После этого я позвонила Ивановой. Она долго не брала трубку, а когда взяла, разразилась матом.

– Это я не тебе, – успокоила она меня, когда я попыталась ее пристыдить.

– Кому же? – ужаснулась я.

– Служащему похоронного бюро. Подлец не хочет принимать заказ без справки. Что за порядки?!

– Надеюсь, подлец не стоит рядом.

– Стоит и слушает, – заверила меня Иванова. – Очень хорошо, что позвонила. Заберешь меня отсюда сейчас же.

– Заберу, говори адрес.

Иванова дала адрес, потом, обматерив кого-то, потребовала разъяснений как лучше проехать ее подруге, потом добросовестно эти разъяснения довела до моего сведения. Трубку я повесила, сгорая от стыда.

Оказалось, что похоронное бюро находится в непосредственной близости.

– Быстро ты, – обрадовалась Иванова.

Но все равно радость ее меркла перед радостью служащего похоронного бюро. Бедняга не чаял как от моей Ивановой избавиться. Было сразу видно, что запомнил он ее навсегда. Иванова же забыла о нем прямо в его присутствии.

– Нашла тетрадку? – спросила я, дрожа от нетерпения.

– Какая к черту тетрадка! Тут можно с ума сойти! Куда не кинешься, везде препоны! Слушай, Софья, никогда не думала, что так хоронить трудно. Убивать народ я уже приноровилась, а вот хоронить, видно, никогда не научусь.

– Пойдем в машину, – сквозь зубы посоветовала я, кидая смущенные взгляды в сторону обезумевшего от услышанного служащего.

Иванова вихрем понеслась в машину. Иногда я задавалась вопросом: умеет ли эта женщина просто ходить, медленно и степенно.

– Так нашла тетрадку? – повторила я вопрос уже в машине.

Иванова с задумчивым взглядом чухалась по всем карманам. Было очевидно, что ей не до меня, но и мне было не до нее.

– Так нашла ты тетрадку или нет? – рассердилась я.

– Что? Какую тетрадку? Черт, точно забыла. Забыла там свой паспорт. Поворачивай.

Я повернула. Иванова продолжала тормошить карманы и, вдруг, радостно закричала:

– Нашла! Нашла! Поворачивай.

Я повернула. Иванова сделалась еще задумчивей и вновь принялась за карманы.

– Черт, точно забыла. Забыла квитанцию на венки. Ее нужно вернуть в бухгалтерию. Поворачивай.

Я повернула. Иванова не оставляла карманы в покое, суетилась и была мрачней тучи, но вскоре вновь возликовала:

– Нашла! Нашла квитанцию! Поворачивай.

– Лучше бы ты тетрадку нашла, – сказала я и повернула.

– Что? Тетрадку? Спрашивала у девчонок. Никто не брал.

– Неужели Власова?

– Да ты и сама шляпа.

Я возмутилась.

– Нет, ну кто бы говорил. «Поворачивай туда, поворачивай сюда.»

Иванова, не прекращавшая манипуляций с карманами, испуганно вскрикнула:

– Документы потеряла!

– Какие документы?

– Все!

– А где они были?

– В портфеле.

– Так что же ты шаришь по карманам. Портфель-то в машину не входил.

– Точно! Поворачивай! Портфель остался у похоронщиков.

Я, чертыхаясь, повернула. Иванова выскочила из машины, ворвалась к «похоронщикам» и с безумным видом выскочила назад.

– Нет портфеля! – истерично сообщила она.

– Может на кафедре? Звони.

Одна из ее «девочек» сообщила, что портфель там.

– Уф, – вздохнули мы с Ивановой.

«Вот кому никогда не доверю себя хоронить,» – подумала я и в этот миг вспомнила про тетю Мару.

– Людмила, не хочешь обследовать еще один труп? – с присущей мне откровенностью спросила я.

Она посмотрела на меня с тревожным подозрением и сказала:

– Надеюсь, ты шутишь.

– Вовсе нет. Еду от тети Мары. Она примерно в том же состоянии, что и Верочка два дня назад: лежит в постели и холодеет.

– Откуда ты знаешь?

– Говорю же, еду от нее. Если собираешься мне не поверить, вспомни случай с Верочкой. Тогда ты тоже утверждала, что я вру, но тетя Мара живое доказательство моей правоты, точнее мертвое. Лежит в своем доме и холодеет.

– А какой черт тебя туда понес?

Пришлось рассказать про вора. Иванову мой рассказ впечатлил. Она достала из пачки сигарету, прикурила, три раза подряд крепко затянулась и отправила сигарету в угол рта.

– Ты опасный человек, – строго заключила она с сигаретой в зубах. – К тому же приобрела дурную привычку находить свежие трупы. Что-то здесь не так, потому что так не бывает. Я бы на твоем месте задумалась.

– Я и задумалась. Так посмотришь на тетю Мару?

– Мне что, больше нечего делать? Кстати, Власова не убивала. Вскрытие показало, что Верочка умерла естественной смертью.

– Как это?

– От остановки сердца.

– А как же современная фармацевтика?

– В каком смысле? – снова пыхая сигаретой спросила Иванова.

– По-твоему, если сердце останавливается в двадцать пять лет, это естественно? Не удивлюсь, если и тетя Мара умерла от того же.

Иванова опешила.

– Думаешь, они были знакомы?

– А разве все те, кто умирает от одинаковых болезней, знакомы? Это тебе как врачу известно лучше меня. Конечно нет причин не считать это совпадением, но случай один печальней другого. Особенно с тетей Марой. Я так на нее рассчитывала.

– Катерина знает?

– Собираюсь рассказать.

– А как объяснишь визит к тете Маре?

– Объясню приступом сострадания.

Иванова нахмурилась.

– Не советую, – сказала она и зло добавила: – И вообще, что ты лезешь не в свои дела? Не можешь жить спокойно?

– Не могу, когда вокруг творится черт знает что. А спокойно жить скучно. Ты и сама не любишь покоя. Кстати, когда будут хоронить Верочку?

– Завтра. Фима хоть сегодня готов отправиться за дочерью. Я его еще не видела, но девочки говорят.

– Что еще говорят твои престарелые девочки? Как Зинка?

– Зинка ухаживает за Фимой и плачет, что остались они друг у друга одни.

– Выходит ты, Иванова, там лишняя.

– Послезавтра поедем в Москву. Командировка закончилась, нам уже билеты взяли.

Я поразилась такой наглости. Будто я кукла какая или собачка.

– Лично я не поеду, Иванова, и не проси. У меня есть дела.

Она не рассердилась. Равнодушно махнула рукой, пробурчала:

– Как хочешь. Сейчас-то ты куда?

– Была вся в планах, но теперь не знаю, – призналась я. – Тетя Мара подкосила меня. С ней оборвались все следы. Придется ждать похорон.

– Поехали на дачу?

– Ты же собиралась на кафедру.

– Я там долго не буду. Подожди меня.

– И долго придется ждать?

– Не больше пятнадцати минут. Устала я. Пусть сами разбираются. В конце концов Моргун их начальник, а не мой, – сказала она, ударом пальцев отправляя окурок за борт.

– Он твой старый товарищ. Так, помнится, представила ты мне его, – сказала я, останавливая автомобиль у роскошной лужи.

Иванова ни слова не говоря вышла из «Хонды» и помчалась на кафедру.