Текст книги "Теория денег и кредита"

Глава 13
Денежная политика

1. Определение денежной политики[238]238
  Автор пользуется техническим термином Geldwertpolitik в его узком значении, которое использовалось в предыдущих разделах книги. Для перевода этого термина я использую выражение monetary policy («денежная политика»). Термином currency policy («политика в области денежного обращения») я перевожу термин автора Währungspolitik. – Прим. англ. перев.


[Закрыть]

Экономические последствия колебаний объективной меновой ценности денег настолько важны для жизни общества и отдельных людей, что, как только государство оставило попытки использовать свою власть в денежной сфере в фискальных целях, а развитие современной экономики позволило ему оказывать решающее влияние на тот вид денег, который был выбран рынком, государство стало добиваться социально-политических целей посредством систематического воздействия на указанные последствия. Современная политика в сфере денежного обращения представляет собой нечто совершенно новое, – она фундаментальным образом отличается от всех прежних действий государства в денежной сфере. В прежние времена хорошая государственная политика в денежных делах (хорошая – по мнению гражданина) состояла в организации монетного чекана с целью обеспечения торгового оборота такими монетами, которые всяким могли бы приниматься по номиналу. Соответственно, плохая государственная политика в денежной сфере (опять-таки с позиции гражданина) представляла собой предательство общественного доверия. Однако в прежние времена государства всегда осуществляли обесценение монет, руководствуясь чисто фискальными целями. Государство нуждалось в дополнительных деньгах и этим ограничивалось, – его на заботили вопросы политики в области денежного обращения. {Оно не брало на себя ответственность за выбор денежного материала в случае товарных денег, а ни кредитных, ни тем более бумажных денег тогда еще не существовало. Только после того как современное государство Нового времени окрепло настолько, что смогло заявить свои притязания на овладение этой сферой, оно получило возможность начать действовать так, чтобы влиять на распределение доходов мерами денежной политики.}

Вопросы политики в сфере денежного обращения суть вопросы объективной меновой ценности денег. Природа денежной системы влияет на политику в области денежного обращения лишь в той мере, в какой эта политика порождает конкретные проблемы ценности денег, – юридические и технические характеристики денег имеют отношение к политике в области денежного обращения постольку, поскольку они воздействуют на ценность денег. Меры денежной политики можно понять только в контексте желаемого воздействия на объективную меновую ценность денег. Они, следовательно, противостоят мерам, направленным на изменение денежных цен отдельных товаров или товарных групп.

Не всякая проблема ценности, связанная с объективной меновой ценностью денег, является проблемой политики в области денежного обращения. В спорах по поводу этой политики участвуют также такие интересы, которые непосредственно не связаны с изменением ценности денег. В ходе великой битвы по поводу демонетизации серебра и изменения обменного курса между золотом и серебром владельцы серебряных приисков и другие сторонники биметаллизма и серебряного стандарта действовали исходя из разных побуждений. Если последние хотели изменить ценность денег потому, что вслед за этим мог начаться общий рост товарных цен, то первые хотели гарантировать или, точнее, возобновить развитие рынка серебра с тем, чтобы начался рост цен на серебро, трактуемое как товар. Их интересы совершенно не отличались от интересов производителей железа или нефти, стремящихся расширить рынок сбыта своей продукции для увеличения прибыльности своего бизнеса. Это, конечно, тоже порождает проблему ценности, но здесь речь идет о ценности товара, в данном случае – увеличении меновой ценности серебра, а не проблеме ценности денег[239]239
  Схожие интересы, например интересы печатников, граверов и тому подобных профессий, могут играть свою роль в стимулировании эмиссии бумажных денег. Возможно, именно этот мотив лежал в основе рекомендаций Бенджамина Франклина по увеличению выпуска бумажных денег, когда он написал в 1729 г. свое первое политическое сочинение (см.: A Modest Inquiry into the Nature and Necessity of a Paper Currency // The Works of Benjamin Franklin / Ed. Sparks. Chicago, 1882. Vol. 2. P. 253–277). Как Франклин пишет в своей автобиографии, незадолго до этого он отпечатал банкноты для колонии Нью-Джерси, и когда его статья способствовала принятию решения эмитировать банкноты также и в Пенсильвании (несмотря на оппозицию со стороны «богачей»), он получил заказ на их изготовление (ibid. Vol. 1. P. 73). Франклин пишет по этому поводу: «Это была выгодная работа, которая мне очень помогла. Так способность владеть пером доставила мне еще одно преимущество» (ibid., p. 92. (Франклин В. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1956. С. 473)).


[Закрыть].

Однако хотя данный мотив играет некоторую роль в дискуссиях по вопросам политики в области денежного обращения, эта роль весьма второстепенна. Даже в Соединенных Штатах, наиболее крупной стране – производителе серебра, этот мотив был важен лишь потому, что магнаты серебряных приисков были одной из самых щедрых групп спонсоров агитационной кампании за биметаллизм. Вместе с тем на уровне избирателей наибольшее число сторонников серебра было привлечено в лагерь «сильверитов» не заботой об увеличении благосостояния хозяев приисков, которые были им безразличны, но их верой в то, что падение покупательной способности денег приведет к чудодейственным результатам. {Для Мексики, страны, для которой добыча и экспорт серебра являются настолько важной статьей дохода, что само по себе падение цен на серебро способно вызвать острый экономический кризис, международные валютные проблемы были вопросом не денежной, но торговой и промышленной политики. Но даже для этой страны проблемы внутреннего денежного обращения были такими вопросами, которые должны были осмысливаться прежде всего в терминах денежной политики.} Если бы увеличение цены серебра могло быть достигнуто не расширением монетарного использования, а каким-нибудь иным способом, например увеличением спроса со стороны промышленности, то владельцы приисков были бы удовлетворены в той же степени. Но вот фермерам и промышленникам, продвигавшим идею серебряного денежного обращения, это не доставило бы никаких выгода, и в этом случае они, без сомнения, превратились бы в приверженцев других мер денежной политики. Точно так же во многих странах сторонники инфляционистской идеи бумажных денег были либо предшественниками сторонников биметаллизма, либо сторонниками сочетания бумажных денег и биметаллизма.

Хотя вопросы политики в области денежного обращения всегда представляют собой только вопрос ценности денег, иногда они маскируются так, что остаются скрытыми от глаз непосвященных. В общественном мнении преобладают ошибочные воззрения на сущность денег и их природу ценности, а место ясных и точных концепций занимают искажающие суть дела лозунги. Совершенный и сложный механизм денежно-кредитной системы покрыт туманом, то, что происходит на фондовой бирже, есть тайна, а функционирование банков и их значение ускользают от понимания. Поэтому неудивительно, что аргументы, приводимые в дискуссиях по этим вопросам, в ходе столкновения различных интересов часто бьют мимо цели. Обсуждение этих вопросов затемняется таинственными фразами, смысл которых подчас неясен даже тем, кто их произносит. Американцы твердят о «долларе наших отцов», австрийцы – о «гульдене – нашей старой доброй банкноте». Серебро, эти «деньги простого человека», противопоставляется золоту, «деньгам аристократов». Со множества трибун произносятся страстные речи о серебре, скрытом во мраке рудников, которое лежит и ждет того времени, когда оно выйдет на свет, чтобы спасти ничтожное человечество, влачащее жалкое существование. В то время как одни провозглашают золото настоящим воплощением зла, другие превозносят сверкающий желтый металл как единственный материал, достойный высокой цели – служить деньгами богатых и могущественных стран. Порой кажется, что это не люди дискутируют на тему распределения экономических благ, а сами драгоценные металлы соперничают друг с другом и с бумажными деньгами за власть над рынком. Тем не менее было бы абсурдно утверждать, что все эти битвы олимпийских богов вызваны чем-то отличным от вопроса изменения покупательной способности денег.

{Доктрина повышения внутренней объективной меновой ценности денег

Иногда политика воздействия на ценность денег может иметь целью повышение их объективной меновой ценности.

Предлагать меры, направленные на повышение ценности денег, решаются лишь немногочисленные политики, и вряд ли кому-нибудь когда-либо удавалось мобилизовать последователей для реализации подобных мероприятий. В 1876–1896 гг. сторонники биметаллизма, серебряных и бумажных денег неоднократно утверждали, что выросла внутренняя меновая ценность золота, что привело к общему понижению товарных цен в период, начавшийся во второй половине 1870-х годов. Их оппоненты оспаривали это утверждение и старались доказать, что причины изменения менового отношения между деньгами и другими экономическими благами следует искать не на стороне денег. В определенной мере они вообще отказались признавать, что повышение внутренней ценности денег действительно имело место. Но они никогда не осмеливались представить процесс повышения внутренней меновой ценности денег желательным. Ряды членов «партии сторонников золота в качестве средства обращения», несомненно, поредели бы, если бы они пришли к заключению, что ответственность за понижение цен действительно лежит на приверженности к золотым деньгам. Впрочем, вероятно, окончательный ответ на этот вопрос так никогда и не будет получен. Если понижение покупательной способности денег неизменно приветствовались и широкими массами, и влиятельными слоями населения, то ее повышение всегда порождало громкие жалобы и призывы к мерам противодействия этой тенденции.

Здесь следует упомянуть о том сопротивлении, с которым столкнулось австрийское правительство в 1860-е годы, когда оно в стремлении вернуться от кредитных денег к серебряным понижало ажио на металл. 29 апреля 1859 г., в преддверии войны с Францией, оно было вынуждено временно освободить Национальный банк Австрии, который лишь за несколько месяцев до этого (6 сентября 1858 г.) начал осуществлять платежи наличными деньгами, от обязательства погашать свои банкноты серебряной монетой. В течение 1859 г. ажио на металл на Венской бирже быстро выросло до 53,2 %. Вскоре после окончания войны правительство и парламент приступили к реорганизации системы денежного обращения. Целью запланированных в этой связи мер было понижение ажио банкнот вплоть до его полного исчезновения. Предполагалось, что [центральный] банк получит возможность вернуться к погашению своих банкнот звонкой монетой, а в обращении наряду с банкнотами и разменной монетой вновь должен появиться серебряный гульден. Австрийские деятели в сфере финансов стояли на позициях денежной школы. С их точки зрения обесценение национальной валюты было закономерным следствием избыточной эмиссии банкнот. Поэтому сокращение количества банкнот в обращении они рассматривали как целительную меру. Банковский акт Пленера от 27 декабря 1862 г. был копией английского банковского акта Роберта Пиля от 19 июля 1844 г.[240]240
  Барон Игнатий фон Пленер (Ignaz von Plener, 1810–1908) – министр финансов Австрии в 1861–1865 гг. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] Как и акт Пиля, акт Пленера жестко фиксировал предельную сумму не покрытых металлом банкнот, установив ее на постоянном уровне в 200 млн гульденов. Поэтому для претворения этого закона в жизнь в течение ближайших лет количество банкнот в обращении требовалось сократить. Это количество сократилось с 426,8 млн гульденов на конец 1862 г. до 351,1 млн гульденов на конец 1865 г. Чтобы [металлическое] покрытие банкнот соответствовало требованиям законодательства к началу 1867 г., когда планировалось возобновление размена банкнот на наличные, количество банкнот в обращении в течение 1866 г. нужно было уменьшить еще на 30 млн гульденов.

Реализация мер государственной политики по реорганизации системы денежного обращения сопровождалась понижением ажио на металл. Оно упало с 41,25 % в среднем за 1861 г. до 8,32 % в среднем за 1865 г. Вопреки распространенной тогда точке зрения, само по себе сокращение количества банкнот в обращении, разумеется, было не единственной причиной этого понижения. Не менее важными были косвенные последствия сокращения банкнотной массы, выразившиеся в укреплении доверия общества к способности государства и банка выполнять свои обязательства в денежной сфере. Ликвидность активов банка была увеличена посредством погашения значительной части задолженности государства перед [центральным] банком, сформированной в период финансового кризиса, а также посредством продаж ценных бумаг из портфеля банка. В этот же период произошло улучшение ситуации с государственными финансами. Мероприятия по экономии средств проводились во всех сферах государственных финансов, и надежды на восстановление сбалансированности доходов и расходов государства после реорганизации внутреннего управления были далеко не беспочвенными. Начавшиеся тогда же улучшение платежного баланса и временное общее улучшение ситуации в политической сфере привели к тому, что положение дел стало рассматриваться как благоприятное и в долгосрочной перспективе. От австрийского государства вновь начали ожидать, что оно сумеет справиться с финансовыми проблемами без помощи печатного станка[241]241
  {Ср.: Neuwirth. Bank und Valuta in Österreich-Ungarn 1862 bis 1873. Leipzig 1873. I. Bd. S. 3 ff. Lucam. Die österreichische Nationalbank während der Dauer des dritten Privilegiums. Wien, 1876. S. 1 ff.; Denkschrift über das Papiergeldwesen der österreichisch-ungarischen Monarchie. Verfasst im k. k. Finanzministerium. Wien, 1892. S. 11 ff.}


[Закрыть].

Повышение ценности национальной валюты рассматривалось австрийскими государственными деятелями как крупный успех финансовой политики и несомненно способствовало повышению престижа Австрии за границей. Однако внутри страны оно получило крайней негативную оценку. Хотя население и увидело в понижении ажио на металл свидетельство постепенного оздоровления системы государственных финансов, оно тяжело воспринимало те явления, которые обычно сопутствуют повышению ценности денег. В 1862 г. были повышены прямые налоги, налоги, связанные с товарно-денежным оборотом, и налоги на имущество. Ажио на серебро составляло тогда 28,07 % (в среднем за год). По мере понижения ажио и последовавшим за этим падением товарных цен налоговый пресс стал ощущаться более остро, а при сближении банкнотного курса и металлического номинала (на начало 1862 г. ажио на серебро упало до 1,75 %) бремя налогов стало восприниматься как невыносимое. Столь же обременительной была и задолженность землевладельцев и всех вообще производителей. Кроме того, понижение ажио на металл способствовало увеличению импорта иностранных товаров и затруднило экспорт отечественных. Общественное мнение видело причину всех кризисных явлений, поразивших экономики Австрии и Венгрии, в нехватке оборотных средств и ограничении кредитования со стороны [центрального] банка. При этом было упущено из виду одно важное обстоятельство. Причиной тягот, на которые так жаловалось население, было сокращение количества банкнот в обращении, служившее инструментом той самой жесткой кредитной политики, которая привела к понижению ажио, расценивавшемуся всеми как свидетельство улучшения экономической ситуации. Поэтому все более ожесточенное сопротивление политике правительства, первоначально направленное только против мер [центрального] банка по сокращению количества банкнот в обращении, и лишь затем (причем весьма робко) – против курса на ликвидацию ажио, следует признать не вполне последовательными[242]242
  {Ср.: Neuwirth. Op. cit. S. 90 ff. Denkschrift a. a. O. S. 31 ff.}


[Закрыть].

Как развивались бы события дальше, судить трудно, поскольку начавшаяся вскоре неудачная война с Пруссией опять взвинтила ажио на металл, и все попытки оздоровления австрийской денежной системы были прерваны на долгие годы[243]243
  Имеется в виду война 13 июня – 26 июля 1866 г. между Италией и Пруссией, с одной стороны, и коалицией во главе с Австрией (включавшей Баварию, Саксонию, Баден, Люксембург и Ганновер) – с другой. Война завершилась Парижским миром 23 сентября 1866 г., по которому, в частности, от Австрии к Италии отошла Венеция. Главным политическим итогом войны стали распад Германского союза, формирование Северогерманского союза и окончательное исчезновение шансов не только гегемонии, но и вхождения Австрии в единое германское государство. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Если бы реформа была завершена в короткие сроки, то вскоре исчезло бы и всякое сопротивление ликвидации ажио на металл, что еще в начале 1866 г. было совершенно реальным. Еще одной причиной того, что по окончании войны длительное время не предпринималось никаких попыток продолжить реорганизацию денежного обращения (хотя и после событий 1848–1849 гг., и после окончания войны 1859 г. немедленно осуществлялись энергичные меры по оздоровлению подорванной денежной системы), вероятно, была память о тех неблагоприятных экономических последствиях удорожания австрийской валюты в начале 1860-х годов.

Новый толчок к началу реформ в денежной сфере последовал лишь много позже ив совершенно иных условиях, когда с середины 1880-х годов наметилась тенденция к постепенному росту ценности австрийской валюты. В период 1872–1887 гг. среднегодовая цена 100 золотых гульденов (250 франков) выросла со 110,37 до 125,23 [бумажных] гульденов. Пока шел этот процесс понижения ценности австрийской [бумажной] валюты, любые планы по изменению ситуации в денежном обращении блокировались энергичным сопротивлением со стороны производителей промышленной и сельскохозяйственной продукции. Но когда во втором полугодии 1888 г. данная тенденция сменилась на противоположную и цена 100 золотых гульденов за три года упала почти на 10 гульденов в банкнотах, требования перейти к валюте со стабильной золотой ценностью вновь сделались популярными. Эти требования раздавались даже со стороны тех, кто, имея интересы в сфере экспортной торговли, еще недавно активно противодействовал попыткам регулирования денежного обращения с целью обеспечить стабильность [золотой] ценности валюты[244]244
  {Ср. в моей статье: Mises. Die wirtschaftspolitischen Motive der österreichischen Valutaregulierung // Zeitschrift für Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung. XVI. Bd. 1907. S. 561 ff.}


[Закрыть].

Повышение ценности австрийской валюты увеличивало доходы капиталистов. Вследствие роста покупательной способности денег капитал и проценты, причитающиеся кредиторам, значительно увеличились. Можно было бы ожидать, что попытки стабилизации обменного курса вызовут ожесточенное сопротивление этих кругов. Но ничего подобного не произошло. Прозвучали лишь робкие выступления немногочисленных представителей ипотечных банков и сберегательных касс, указывавших, что кредиторов лишили шансов получать проценты и выплаты основного долга деньгами, покупательная способность которых повысилась[245]245
  {См. речь директора сберегательной кассы Нава на заседании комиссии по реформе австрийской денежной системы 1892 г. (Stenographische Protokolle über die vom 8.—17. März 1892 abgehaltenen Sitzungen der nach Wien einberufenen Währungs-Enquete-Kommission. Wien 1892. S. 228 ff.)}


[Закрыть]. При этом та нерешительность, с которой кредиторы отстаивали свои интересы, объясняется вовсе не сложностью теоретико-экономических и правовых конструкций, призванных оправдать их притязания. Дефицит подобной аргументации никогда не мешал заинтересованным группам доходить до крайней степени настойчивости в отстаивании своих интересов. Тому, кто настроен на решительную борьбу, нетрудно подыскать себе подходящее оружие, выбрав его в арсенале юриспруденции и политической экономии. Истинные причины столь слабого сопротивления планам правительства по созданию препятствий продолжающемуся повышению ценности австрийского гульдена коренятся в отсутствии влиятельного класса, интересы которого серьезно нарушались бы подобными мерами. В те годы в Австрии еще не существовало класса рантье, доход которых складывается по преимуществу, или даже исключительно, из процентов на капитал, инвестированный в форме ссуд. В тех странах, где благосостояние населения невелико и где даже состоятельные люди работают до старости, уходя на покой достаточно поздно, лишь очень немногих можно назвать рантье. В совокупном доходе отдельных лиц, получавших доходы в форме процентов, доля этих последних была настолько мала, что уже само это обстоятельство начисто исключало всякую возможность формирования сколько-нибудь значимого суммарного дохода, способного быть стимулом для действий выгодоприобретателей. На начало 1892 г. сумма сберегательных вкладов в Австрии (без учета Венгрии) составляла около 1300 млн гульденов, которые лежали на примерно 3 млн вкладов. Из этих 3 млн вкладов 865 тыс. составляли вклады с остатком не более 100 гульденов, а вкладов с остатком не более 500 гульденов было еще 823 тыс. Средний вклад составлял 433 гульдена. Эта сумма была настолько мала, что соответствующий ей процентный доход не мог быть достаточно значимым, чтобы определять вектор заинтересованности владельцев подобных капиталов в той или иной экономической политике. В Австрии и Венгрии экономическая политика велась в интересах в первую очередь отечественных производителей промышленной продукции и аграриев. Даже получатели фиксированных доходов, к которым относятся прежде всего государственные служащие, никак не противодействовали этой политике, – они питали надежды на такое повышение жалованья, которое позволило бы им компенсировать упущенную выгоду.

Единичные голоса, протестующие против политики стабилизации валюты, раздавались только за границей. Они исходили от иностранных держателей австрийских и венгерских облигаций, не предполагавших погашения золотом. Однако на эти протесты никто не обращал внимания[246]246
  {Ср.: Mises. Die wirtschaftspolitischen Motive der österreichischen Valutaregulierung // Zeitschrift für Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung. XVI. Bd. 1907. S. 572 f.}


[Закрыть].

В других странах, так же как и в Австро-Венгрии, сторонники валюты с растущей ценностью весьма немногочисленны. Существовало, однако, не так уж много стран, где повышение покупательной способности денег проявило бы себя так же отчетливо, как в Австрии. Одним из примеров этой немногочисленной группы являются Нидерланды. Когда здесь законами от 21.05.1873 и от 3.12.1874 была прекращена чеканка серебряной монеты (причем золото не получило никакого официального статуса в денежной системе), то в условиях благоприятного платежного баланса в Нидерландах произошло существенное укрепление валюты, что выразилось в падении вексельных курсов на заграницу. Это послужило ограничивающим фактором для нидерландской экспортной торговли и обесценило нидерландские требования к загранице, выраженные в нидерландской валюте. Немедленно после этого здесь возникло сильное стремление перейти на золотую валюту. Оно не встретило почти никакого сопротивления, которое бы сводилось к указаниям на то, что увеличение ценности денег обеспечивает экономические выгоды, – в стране, вся экономика которой строится на экспортной торговле и иностранных инвестициях, интересы противоположного толка слишком сильны. Закон, закрепляющий переход к золотой валюте, был принят уже 6.06.1875 г.[247]247
  {Ср.: Bamberger. Reichsgold. Studien über Währung und Wechsel. 3. Aufl. Leipzig 1876. S. 145 ff.; Kalkmann. Hollands Geldwesen im 19. Jahrhundert // Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschen Reiche. XXV. Bd. 1901. S. 1223 ff.}


[Закрыть]

Хотя сама по себе растущая ценность национальной валюты никогда не фигурировала в качестве цели денежной политики в программах наиболее влиятельных партий, в истории денежного обращения важная роль принадлежит тенденциям, которые, не будучи результатом осознанных шагов по созданию денег с более высокой покупательной способностью, имели в качестве неизбежных последствий периоды увеличения ценности денег. Такие тенденции имели место в странах с кредитными деньгами, покупательная способность которых по отношению к эквиваленту в товарных деньгах, положенному в основу кредитных денег в момент их создания, понизилась. В этом случае целью было возвращение к металлическим деньгам, а средство виделось исключительно в политике более или менее медленного уменьшения ажио до его полного исчезновения (выше мы видели это на примере денежной политики, проводившейся в Австрии в первой половине 1860-х годов). Пока что, где бы ни вводились кредитные деньги, там рано или поздно начинали раздаваться призывы к возвращению к товарным деньгам, что на практике означает – к деньгам из драгоценных металлов. Решающими здесь были, разумеется, причины, связанные исключительно с денежной политикой, а значит, с политикой в отношении ценности денег. Необходимо было заменить деньги с постоянно понижающейся ценностью деньгами со стабильной ценностью. Однако возникавшие в ходе реализации этой цели общие экономические последствия (в виде увеличения ценности денег в течение переходного периода) совершенно не принимались во внимание. Когда же эти последствия начинали осознаваться (что имело место не всегда и не везде), с ними мирились, видя в них неизбежное зло. Причиной того, что способ перехода к металлическим деньгами виделся только в понижении ажио на металл, а не в его стабилизации на уровне, сложившемся к началу переходного периода, был тот факт, что такой подход к проблемам денежного обращения был всецело продиктован юридическими воззрениями на проблему двойственной природы кредитных денег. Поскольку кредитные деньги представляют собой не только деньги, их полезность не исчерпывается их полезностью в качестве средства обмена, она связана также с тем, что они есть по сути долговое обязательство эмитента. Но если бумажные деньги рассматривать как государственное обязательство, выписанное на взятые в долг металлические деньги, от которых, без сомнения, и ведут свое происхождение бумажные деньги, то понижение их установленной номинальной ценности должно рассматриваться как банкротство государства. Именно так расценивались действия Австрии в 1811 и 1816 г. и действия России в 1839 г. Нам могут указать, что австрийская денежная реформа 1892 г. и российская денежная реформа 1897 г. были встречены совершенно иначе. Однако здесь причиной иной реакции был прежде всего тот факт, что в обеих странах связь с металлическим содержанием была прервана, когда в них была прекращен свободный чекан серебра (в Австрии в 1879 г. и в России в 1893 г.), не говоря уже о том, что в обоих этих случаях имел место совершенно иной тип регулирования процессов, последствия которых должны были вполне выявиться лишь спустя многие годы. С этого момента динамика ценности кредитных денег получила свои собственные основания, что привело к полному пересмотру воззрений на проблему в целом. Единственное, что здесь имеет значение для наших целей, это то, что даже те, кто протестовали против так называемой законной девальвации обесценившихся бумажных денег и стремились к восстановлению металлического содержания денег посредством понижения ажио на металл вплоть до его исчезновения, руководствовались при этом не своими представлениями о динамике ценности денег, а всего лишь юридическими и подобными им соображениями. К тому же они порой упускают из виду тот факт, что указанное понижение ажио в переходном периоде имеет определенные последствия для всей экономики. Возможно еще, что они вполне осознают эти последствия, но видят в них меньшее зло, чем подрыв общественного доверия и правопорядка, порожденные формальной девальвацией.

Тот факт, что существуют партии, выступающие за деньги с понижающейся покупательной способностью, но не партии, выступающие за деньги с повышающейся покупательной способностью, представляет собой достаточно любопытное явление, учитывая, что последняя денежная система, без сомнения, обеспечивает определенные преимущества некоторым группам населения. Впрочем, дать этому примечательному явлению удовлетворительное объяснение совсем нетрудно.

Непопулярность мер, ведущих к повышению внутренней ценности денег, связана прежде всего с тем, что в современных условиях эти меры по необходимости должны ограничиваться пределами одного или нескольких государств, а их одновременное осуществление в масштабах всего мира имеет лишь ничтожные шансы. Тем не менее, как было показано выше, как только одна или несколько стран вводят деньги с повышающейся покупательной способностью, в то время как остальные сохраняют деньги с понижающейся, постоянной или незначительно растущей внутренней меновой ценностью, это изменяет условия торговли между странами. Для страны с растущей ценностью денег это приводит к затруднению экспорта и к облегчению импорта. Но ситуацию, при которой экспорт затрудняется, а импорт облегчается, или, иными словами, ситуацию ухудшения торгового баланса, правительство любой страны расценивает как неблагоприятную и поэтому старается избегать. Таким образом, уже это объясняет ту непопулярность, которой пользуются меры по повышению покупательной способности денег.

Однако даже если не принимать во внимание аспекты, связанные с внешней торговлей, повышение внутренней ценности денег противоречит интересам могущественных политических кругов. Повышение покупательной способности выгодно прежде всего тем, чьи доходы представляют собой требования на фиксированное количество денег. Кредиторы оказываются в выигрыше, получаемом ими за счет должников. По мере увеличения ценности денег, налоги в пользу государства становятся более обременительными. Однако выигрыш от этого достается, по большей части, не государству, а его кредиторам. Но политика, проводимая в пользу кредиторов за счет должников, никогда не будет популярной. Враждебное отношение к заимодавцам во все времена характерно для всех народов[248]248
  {Ср.: Bentham. Defence of Usury. 2nd ed. London, 1790.}


[Закрыть].

Далее, нельзя забывать, что все то, что мы выше установили для одной только Австрии, относится ко всем странам. Группа лиц, получающая все или большую часть своих доходов в виде процентов на капитал, отданный в качестве ссуд, ни в одну эпоху и ни в одной стране не была особенно многочисленной и влиятельной. Значительная доля общего дохода в виде рентных выплат с капитала приходится на тех, чьи доходы формируются из других источников, – в их бюджетах эта рента играет второстепенную роль. Среди таких групп прежде всего можно назвать наемных работников, крестьян, мелких ремесленников и чиновников, имеющих сбережения в виде сберегательных счетов или рент, но сюда относятся также и получатели значительных рентных выплат, которых немало в кругах крупных промышленников, торговцев и акционеров. Интересы, реализуемые ими в качестве рантье, все они ставят ниже интересов, которые они реализуют как крупные землевладельцы, коммерсанты, фабриканты или высокопоставленные служащие. Не приходится удивляться тому, что они не очень мотивированы к повышению реальной ценности денежных выплат по этим рентам[249]249
  {Ср.: (Wright and Harlow). The Gemini Letters. London 1844. P. 51 ff.}


[Закрыть]. В мире существуют так называемые страны-рантье, население которых значительную долю своих доходов получает от владения иностранными долговыми обязательствами. Однако интерес капиталистов в таких странах никогда не направлен на повышение внутренней меновой ценности денег их собственной страны, что может лишь уменьшить их доходы. При этом, как правило, они не могут оказывать никакого влияния на политику в сфере денежного обращения в странах-должниках.

Доктрина понижения внутренней объективной меновой ценности денег (инфляционизм)

С древних времен, когда предприниматели сталкивались с возрастающими трудностями при сбыте своей продукции или при получении кредитов, они привыкли сетовать на «нехватку денег в экономике». Никакие жалобы не раздаются чаще, чем жалобы на нехватку денег, говорит Адам Смит, после чего он лаконично отвергает эти жалобы как необоснованные и бессмысленные. По его мнению, причина кризисов коренится не в нехватке денег или кредита, но в чрезмерной спекуляции[250]250
  {Smith. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations. Basel, 1791. Vol. II. P. 244 (Смит А. Исследования о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2007. C. 323.)}


[Закрыть]. С тех пор этот аргумент Смита повторялся бесчисленное количество раз. Он стал неотъемлемой частью экономической теории, и любая попытка поставить его под сомнение могла вызвать разве что снисходительную улыбку. Более близкое знакомство с теориями, которые усматривали лекарство от всех или большинства экономических недугов в увеличении количества фидуциарных средств в обращении, представлялась задачей, недостойной науки. Видимо, поэтому долгое время полностью игнорировался тот факт, что в основании требований об увеличении денежной массы лежала теоретическая концепция, во всех отношениях отличавшаяся от той, которую с блеском опроверг Адам Смит. Согласно этой концепции, для совершения обменов, в которых участвует определенное количество благ, требуется определенный денежный запас; согласно этой же концепции, экспансия кредита и фидуциарных средств обращения зависит от имеющегося количества денег, так что легко показать, что обращение товаров сдерживается нехваткой циркуляционных (фидуциарных) средств обращения. Вполне возможно, что тогда желающие трудиться не смогут найти работы, поскольку никто не будет обладать ликвидной денежной наличностью для выплат заработной платы, и что, в свою очередь, потребительские товары не смогут найти покупателей, так как работники не получили заработной платы, рантье – рент, и все таким образом остались без денег. Однако с этим злом можно покончить одним махом. Необходимо всего лишь вручить хозяйствующим субъектам достаточное количество денег – и кругооборот экономической жизни восстановится[251]251
  {Ср.: Carey. Lehrbuch der Volkswirtschaft und Sozialwissenschaft. Deutsche Ausgabe von Adler. 2. Aufl. Wien, 1870. S. 338 ff. (Carey. Principles of Social Science. Philadelphia: J. B. Lippencot and Co., 1858); Idem. Geldumlauf und Schutzsystem. Pest, 1870. S. 54 ff.}


[Закрыть].