Текст книги "Теория денег и кредита"

Прежде всего необходимо заметить, что уровни совокупного запаса денег и ценности денежной единицы не имеют никакого значения, коль скоро речь идет о полезности, связанной с использованием денег. Общество всегда обладает максимальной полезностью, которую можно получить от использования денег. Половина денег, находящихся в распоряжении общества, генерировали бы ту же самую полезность, как и их полный запас, даже если бы изменение ценности денежной единицы не было пропорционально изменению денежного запаса. Важно, однако, отметить, что из этого утверждения никоим образом не следует, что удвоение количества денег означает снижение объективной меновой ценности денег вдвое. Необходимо показать, каким образом силы, порождаемые субъективными оценками отдельных экономических агентов, способны обеспечить такое пропорциональное изменение. Это не может быть доказано – в действительности наиболее вероятным является прямо противоположное. У нас уже есть доказательство этого, построенное применительно к случаю, когда увеличение количества денег у одного экономического агента сопровождается увеличением его дохода или богатства. Но даже если увеличение количества денег не затрагивает богатства или дохода отдельного экономического агента, эффект будет тем же самым.

Предположим, что человек половину своего дохода получает в форме процентных ценных бумаг, а половину – в денежной форме. Предположим далее, что он привык сберегать ³/₄ дохода и осуществляет эти сбережения путем хранения ценных бумаг и использования половины доходов, получаемых им в денежной форме, – равными частями для оплаты текущих расходов и для дополнительных покупок ценных бумаг. Предположим теперь, что имеет место изменение в структуре его доходов, так что он теперь получает три четверти в денежной форме, а в ценных бумагах – только четверть. С этого момента этот человек будет использовать две трети денежного дохода для покупки процентных ценных бумаг. Если цены на эти ценные бумаги растут или, что то же самое, если процент по ним падает, то в любом из этих случаев он все в меньшей степени будет стремиться их приобретать. Соответственно он будет уменьшать денежные суммы, направляемые на эти цели, находя, что некоторое увеличение денежного запаса обеспечивает ему преимущества, которые он ценит выше, чем приобретение ценных бумаг. Во втором случае он вряд ли согласится платить повышенную цену или, в более корректной формулировке, приобретать большее количество за более высокую цену, чем в первом случае. Но во втором случае он, очевидно, не будет готов платить за единицу ценных бумаг ровно вдвое выше того, чем в первом.

Применительно к ранним версиям количественной теории убеждение в том, что изменение количества денег должно вызвать обратно пропорциональное снижение их покупательной способности, можно считать тем не менее простительным. В данном пункте легко запутаться, пытаясь объяснить феномен рыночной ценности с помощью меновой ценности. Невозможно понять, однако, как ту же ошибку смогли совершить теоретики, которые, как принято считать, следуют субъективистской теории ценности. Ответственность за такое положение вещей может возложена только на механистическую концепцию рыночного процесса. Так, Фишер и Браун, чья концепция количественной теории является механистической и которые пытаются выразить в форме математических уравнений закон, определяющий ценность денег, с необходимостью приходят к выводу, что изменения отношения между количеством денег и спросом на них ведут к пропорциональному изменению объективной меновой ценности денег[178]178
  См.: Fisher and Brown. The Purchasing Power of Money. New York, 1911. P. 28 ff., 157 ff. (Фишер. Покупательная сила денег. М.: Дело, 2001. С. 47 сл., 153 сл.)


[Закрыть]. Соответствующая формула не раскрывает того, каким образом и через какие каналы реализуется данная зависимость, поскольку она вообще не учитывает субъективные оценки индивидов, т. е. именно те факторы, которые оказывают решающее воздействие на причины изменений меновых отношений.

В доказательство своих выводов Фишер и Браун приводят три примера. В первом они начинают с допущения, согласно которому государство изменяет денежный номинал так, что то, что ранее называлось пятьюдесятью центами, теперь называется целым долларом. Очевидно, пишут Фишер и Браун, что это приведет к увеличению количества долларов в обращении и к тому, что цены, выраженные в новых долларах, станут вдвое выше, чем они были до этого. В этом Фишер и Браун правы, однако они не правы в тех выводах, которые они пытаются сделать на этом примере. То, что представляет собой их пример, есть не увеличение количества денег, а лишь изменение их названия. Что они называют здесь «деньгами»? Материал, из которого сделаны деньги? Требования, лежащие в основании кредитного доллара? Жетоны, используемые в качестве денег? Или просто слово «доллар»?

Столь же некорректно Фишер и Браун интерпретируют свой второй пример. Они начинают с предположения, согласно которому государство делит каждый доллар пополам и чеканит новые доллары из каждой половинки. Мы опять имеем здесь дело с переменой названия.

В третьем примере Фишер и Браун все-таки обращаются к реальному увеличению количества денег. Однако этот пример является таким же искусственным и вводящим в заблуждение, как и подробно разобранные выше примеры Юма и Милля. Они предполагают, что государство выдает каждому держателю дополнительный доллар на каждый доллар, уже имеющийся у него. Выше мы показали, что даже в этом случае пропорционального изменения объективной меновой ценности денег не произойдет.

Имеется один момент, который объясняет то, каким образом Фишеру удается обосновывать его механистическую количественную теорию. Для него эта теория представляется доктриной, применимой к ценности одних лишь только денег. Он явным образом противопоставляет ее теории ценности всех других экономических благ. Фишер пишет, что если мировые запасы сахара увеличатся с 1 млн фунтов до 1 млн центнеров[179]179
  Имеется в виду американский центнер, равный 45,36 кг, т. е. ста фунтам. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], это не приведет к тому, что один центнер сахара приобретет такую же ценность, какую сейчас имеет один фунт. Согласно Фишеру, деньги в этом смысле являются совершенно особым случаем. Однако он не приводит никаких обоснований этой точки зрения. С той же степенью обоснованности, которая есть у механистической формулы ценности денег Фишера – Брауна, можно построить аналогичную формулу для ценности любого товара и сделать из нее аналогичные выводы. Тот факт, что никто не пытался сделать это, объясняется тем, что такая формула настолько противоречила бы нашему опыту в отношении кривых спроса на большинство товаров, что ее ошибочность мгновенно стала бы очевидной.

Если сравнить две статические экономические системы, не отличающиеся ничем, кроме того, что в одной из них количество денег вдвое превышает количество денег в другой, то обнаружится, что покупательная способность денежной единицы этой системы должна быть вдвое ниже покупательной способности второй денежной единицы. Тем не менее отсюда нельзя заключить, что удвоение количества денег должно привести к уменьшению вдвое покупательной способности денежной единицы, поскольку каждое изменение количества денег привносит динамику в первоначально статичную экономическую систему. Новое состояние статического равновесия, которое установится, когда реализуются все последствия флуктуаций, вызванных этим изменением, не будет совпадать с тем, которое имело место до привнесения в систему дополнительного количества денег. Следовательно, в новом состоянии равновесия условия спроса на деньги, соответствующие некоторой меновой ценности денежной единицы, также изменятся. Если бы покупательная способность каждой денежной единицы после увеличения вдвое количества денег оказалась бы вдвое ниже, то такая денежная единица имела бы для каждого индивида ту же значимость, которую она имела в статической системе до увеличения количества денег. Все, кто приписывает изменениям количества денег способность порождать обратно пропорциональное воздействие на ценность денежной единицы, пытаются распространить на динамические процессы метод, пригодный только в статических условиях.

Также совершенно некорректным было бы полагать, что количественная теория пригодна для описания факторов, определяющих ценность одних лишь денег. В эту ошибку впадали большинство (и более ранних, и более поздних) приверженцев количественной теории. Резкая и часто несправедливая критика количественной теории станет более понятной, если мы примем во внимание эту и другие ошибки, совершенные ее сторонниками.

9. Критика некоторых аргументов, выдвинутых против количественной теории

Мы уже исследовали одно из возражений, приводившихся по адресу аргументов, направленных против количественной теории, а именно что данная теория имеет силу лишь ceteris paribus — при прочих равных условиях. Не более обоснованным является возражение, согласно которому наши выводы опираются на возможность тезаврации дополнительных количеств денег. Этот аргумент занимает видное место в истории теории денег, – он был эффективнейшим орудием в арсенале противников количественной теории. У противников денежной школы этот аргумент сочетался с немедленным требованием обеспечения эластичности методов платежа, позволяющих экономить наличные деньги, – нетрудно видеть, что между тезаврационным аргументом и этими предложениями имеется содержательная связь. Мы будем разбирать их по отдельности, однако все, что можно сказать здесь, получит должное освещение при исследовании указанных аргументов в третьей части настоящей книги, там, где речь пойдет о доктрине фидуциарных средств обращения.

Для Фуллартона тезаврация всегда представляется «богом из машины». Она абсорбирует излишние количества денег и предотвращает их попадание в обращение до того момента, когда это действительно требуется[180]180
  См.: Fullarton. On the Regulation of Currencies. 2nd ed. London, 1845. Р. 69 ff., 138 f.; Wagner. Geld– und Kredittheorie der Peelschen Bankakte. Wien, 1862. S. 97 ff.


[Закрыть]. Таким образом, тезаврация порождает некий резервуар, принимающий на себя приливы и исторгающий отливы денег на рынок – соответственно спросу на деньги. Деньги, хранящиеся в составе сокровищ, праздно лежат, ожидая момента, когда торговля потребует их для поддержания стабильности объективной меновой ценности денег, тогда как суммы денег, которые могут угрожать этой стабильности (в периоды падения спроса на деньги), покидают обращение, вливаясь в состав сокровищ, чтобы оцепенеть там в бездействии до тех пор, пока они не опять не понадобятся. Это построение неявно[181]181
  В других местах это выражено также и явно, см.: Fullarton. Op. cit. P. 57 f.; Wagner. Op. cit. S. 70.


[Закрыть] подразумевает некую фундаментальную корректность аргументации количественной теории, но исходит из того, что тем не менее экономической системе внутренне присущ принцип, постоянно препятствующий тем процессам, которые описываются с помощью количественной теории.

К сожалению, Фуллартон и его последователи не смогли указать тот способ, с помощью которого изменения спроса на деньги приводят в движение механизм тезаврации. Очевидно, они полагали, что это совершается помимо всякой воли взаимодействующих [на рынке] сторон. Такой взгляд по своей наивности превосходит самые наивные версии количественной теории с ее чисто механистическим пониманием рыночного процесса. Даже самое поверхностное исследование проблемы спроса на деньги покажет несостоятельность тезаврационной доктрины.

Прежде всего необходимо заметить, что с точки зрения экономической теории не существует такого феномена, как праздно лежащие деньги. Все деньги, вне зависимости от того, образуют ли они резервы или участвуют в обращении в буквальном смысле этого термина (т. е. находятся в процессе передачи из рук в руки в тот момент, о котором идет речь), в одинаковой мере выполняют свои денежные функции[182]182
  См. также: Knies. Geld und Kredit. Berlin, 1876. 2 Bd. 2. 1. Hafte. S. 284 ff.


[Закрыть]. Действительно, так как деньги, передаваемые в порядке обмена, переходят из собственности одного лица в собственность другого мгновенно, и при этом нельзя указать никакого периода, в течение которого они находятся в движении, то каждая единица денег должна считаться частью остатков наличности того или иного лица. Запас денег в масштабе общества есть сумма запасов отдельных лиц. Такого явления, как блуждающие деньги, не существует, т. е. не бывает денег, которые – пусть в течение сколь угодно малого промежутка времени – не составляют части чьего-то денежного запаса. Иными словами, все деньги лежат в составе чьих-то индивидуальных запасов, готовые для того, чтобы в конце концов быть использованными. Не имеет никакого значения, как скоро настанет тот момент, когда в следующий раз возникнет потребность в деньгах, и будет выплачена соответствующая сумма. В каждом домашнем хозяйстве или в каждой семье, члены которой хоть сколько-нибудь состоятельны, существует минимум резервов, уровень которых постоянно поддерживается, периодически пополняясь (мы уже упоминали тот факт, что помимо объективных условий количественно спрос на деньги помогают определить и субъективные факторы, влияющие на отдельных экономических агентов). То, что называется хранением денег, представляет собой способ использования богатства. Неопределенность будущего подсказывает, что разумным является хранение более или менее значительной части того, чем располагает данное лицо, в такой форме, которая позволяет переходить от одного способа использования собственности к другому, или переключаться с одного блага на другое с тем, чтобы поддерживать возможность быть в состоянии без особых трудностей удовлетворить срочные потребности, могущие возникнуть в будущем, и допускающие, что удовлетворение таких потребностей может быть достигнуто путем обмена. До тех пор пока рынок не достиг стадии, когда все блага или по крайней мере все экономические блага могут быть проданы (т. е. обращены в деньги) в любое время на не слишком обременительных условиях, такая цель может быть достигнута только посредством поддержания определенного денежного запаса. Чем более активной будет становиться жизнь рынка, тем в большей степени такие запасы начнут снижаться. Сегодня владение определенными видами ценных бумаг с масштабным рынком сбыта, т. е. таким, что они могут быть реализованы без проволочек и значительных потерь, по крайней мере при обычных обстоятельствах, может сделать до некоторой степени излишним владение значительными резервами наличности.

Спрос на деньги с целью их хранения неотделим от спроса на деньги для других целей. Тезаврация денег есть не что иное, как обычай держать денежный запас, больший, чем держат другие экономические агенты, или чем тот же экономический агент держит в другие моменты времени, или больше, чем принято держать в других местах. Как бы мы ни рассматривали деньги, с точки зрения общества или с точки зрения отдельного лица, они не лежат праздно. Тезаврированные суммы служат для удовлетворения спроса на деньги в той же мере, в какой все другие деньги. Сегодня сторонники банковской школы придерживаются точки зрения, согласно которой спрос на деньги для целей хранения является эластичным и следует за колебаниями спроса на деньги для других целей таким образом, что совокупный спрос на деньги (т. е. сумма спроса на деньги для целей хранения и спроса на деньги для всех других целей) адаптируется к имеющемуся запасу денег без каких-либо изменений объективной меновой ценности денежной единицы. Эта точка зрения полностью ошибочна. На самом деле условия спроса на деньги, включая спрос для целей хранения, не зависят от факторов, лежащих на стороне предложения денег. Утверждать обратное означало бы утверждать, что существует связь между количеством денег и ставкой процента[183]183
  См.: Fullarton. Op. cit. P. 51.


[Закрыть], т. е. утверждать, что изменения, порожденные изменением отношения между спросом на деньги и их предложением, различным образом воздействуют на цены благ первого порядка и благ более высоких порядков, так что меняется соотношение между ценами благ, принадлежащих к этим двум группам. Вопрос об обоснованности этого утверждения, которое опирается на положение о большей или меньшей степени зависимости ставки процента от количества денег, будет рассмотрен в третьей части книги. Там же у нас будет возможность показать, что остатки наличности в банках, эмитирующих фидуциарные средства обращения, выполняют роль денежного буфера не в большей мере, чем мифические сокровища. Не существует никакого «денежного резервуара», из которого торговля может в любой момент, как только возникнут дополнительные потребности, черпать денежное предложение, и в который она может направлять избыток наличности.

Со временем доктрина особого значения тезаврации для стабилизации объективной меновой ценности денег постепенно потеряла сторонников. Сегодня их число невелико. Даже Диля можно считать таковым лишь с большой натяжкой. Да, он солидарен с той критикой, которой Фуллартон подверг теорию денежной школы. С другой стороны, он согласен с тем, что выражения «бездействующие» и «пассивные», используемые Фуллартоном для характеристики резервов наличности, ошибочны, так как эти резервы не являются «праздными», – просто они используются для других целей, чем обслуживание денежного обращения. Он также согласен с тем, что суммы денег в этих резервах и суммы, используемые для платежей, не имеют резкой границы, так что одна и та же сумма в один и тот же момент служит одной и другой целям. Вместе с тем Диль поддерживает Фуллартона в его критике Рикардо. Он утверждает, что даже если суммы, взятые из резервов, должны быть возмещены из совокупного денежного запаса, имеющегося в обществе, это может происходить не мгновенно: до того, как это станет необходимым, может пройти значительное время. Из этого, как он пишет, следует, что гипотеза о наличии механистической связи, которая, как полагал Рикардо, существует между количеством денег в обращении и ценами товаров, должна быть отвергнута, даже если учесть эффект тезаврирования[184]184
  См.: Diehl. Sozialwissenschaftliche Erläuterungen zu David Ricardos Grundsätzen der Volkswirtschaft und Besteuerung. 3. Aufl. Leipzig, 1922. 2. Teil. S. 230.


[Закрыть]. Диль не показал во всех деталях, почему до момента, когда взятые из резервов суммы будут возмещены, может пройти значительное время. Но он совершенно определенно признал фундаментальную корректность критики аргументации Фуллартона. Единственную оговорку в отношении его позиции можно сделать, если интерпретировать его утверждение в том духе, что этот период времени может и должен продолжаться до того момента, когда изменение количества денег полностью проявит себя на рынке в виде изменения их объективной меновой ценности. Для того чтобы это произошло, увеличение индивидуальных денежных запасов вследствие притока дополнительных денег должно вызвать изменения субъективных оценок индивидов, а то, что это немедленно произойдет и будет иметь немедленный эффект для всего рынка, вряд ли можно отрицать. С другой стороны, увеличение спроса на деньги со стороны индивида при постоянстве его денежного запаса (или уменьшение этого запаса при постоянстве индивидуального спроса на деньги) должно сразу привести к изменениям субъективных оценок, что должно получить свое выражение на рынке, хотя, возможно, и не сразу, в увеличении объективной меновой ценности денег. Можно допустить, что каждое изменение количества денег будет побуждать индивида проверять справедливость его суждения относительно его собственной потребности в деньгах, что может выразиться в сокращении им спроса в случае, если запас денег уменьшается, и в увеличении спроса на деньги, когда их запас увеличивается. Однако предположение, что подобное уменьшение или увеличение должно иметь место, логически не обосновано, не говоря уже о допущении, что эта коррекция должна производиться таким образом, чтобы объективная меновая ценность денег оставалась постоянной.

Более весомым возражением является отрицание практического значения количественной теории путем указания на особенности современной организации денежной, платежной и кредитной систем, которые нейтрализуют изменения количества денег и не позволяют этим изменениям реализоваться фактически. Утверждается, что колеблющаяся скорость обращения денег и эластичность способов платежа, ставшие возможными вследствие развития кредитной системы и совершенствования организации и техники банковского дела, или, иными словами, та легкость, с которой методы платежа могут приспосабливаться к расширению или сокращению деловой активности, сделали динамику цен в известной мере независимой от изменения количества денег. Это верно, в особенности потому, что не существует количественной связи между деньгами и их заместителями, т. е. между запасом денег и объемом сделок или платежей. Далее утверждается, что если мы, в этих условиях, все-таки хотим сохранить количественную теорию, то в ее основании нельзя больше класть только сегодняшнее определение денег, но нужно «расширить ее, с тем чтобы она охватывала все деньги вообще, включая не только все пригодные для обращения материальные денежные заместители, но и все сделки банковской системы и все вообще двусторонние соглашения, контракты между которыми замещают денежные платежи». Отмечается, что это сделает данную теорию совершенно бесполезной для практического использования, но что это может сохранить ее теоретическую общность. При этом не отрицается тот факт, что это породит практически неразрешимую проблему учета условий, при наличии которых возникает кредит, и способов, которыми он воздействует на факторы, определяющие ценности и цены[185]185
  См.: Spiethoff. Die Quantitätstheorie insbesondere in ihrer Verwertbarkeit als Haussetheorie // Festgaben für Adolf Wagner. Leipzig, 1905. S. 263 ff.; Kemmerer. Money and Credit Instruments in Their Relation to General Prices. New York, 1907. P. 67 ff.; Mill. Principles of Political Economy. London, 1867. Р. 316 ff. (Милль Дж. С. Основы политической экономии. М.: Эксмо, 2007. С. 559 сл.)


[Закрыть].

Ответ на эту аргументацию приводится в третьей части настоящего сочинения, где обсуждается проблема предполагаемой эластичности кредита[186]186
  См. ниже, с. 331 сл.


[Закрыть].

10. Другие приложения количественной теории

В прошлом количественная теория денег никогда не использовалась для анализа последствий уменьшения спроса на деньги при постоянстве их запаса, – исторические события складывались так, что для таких исследований не имелось никакого мотива. Эта проблема никогда не была поставлена, поскольку нет ни малейших оснований считать ее решение необходимым условием разрешения споров о мерах экономической политики. Экономическая история свидетельствует о непрерывном росте спроса на деньги. Характерным свойством спроса на деньги в исторической ретроспективе является его интенсификация. Этому процессу способствовали – наряду с ростом населения и благосостояния – увеличение степени разделения труда и соответствующий рост числа обменных сделок, которые постоянно становились все более косвенными и все более зависимыми от использования денег. Эти тенденции, выражавшиеся в росте спроса на деньги, стали проявляться в предвоенные годы с такой силой, что даже если бы денежный запас был бы намного больше фактического, объективная меновая ценность денег все равно несомненно увеличилась бы. Только то, что данный рост спроса на деньги сопровождался беспрецедентной кредитной экспансией, намного превысившей рост спроса на деньги в широком смысле, может служить объяснением того факта, что объективная меновая ценность денег в этот период не только не выросла, но фактически снизилась (другой фактор, имеющий отношение к данному явлению, рассматривается в этой главе ниже).

{В рамках общего тренда спроса на деньги мы можем наблюдать непродолжительные периодические колебания. Отчасти они связаны с волнообразным характером экономической жизни, с повышением и понижением конъюнктуры, а отчасти обусловлены чередованием периодов повышенной деловой активности и затишья, которое имеет место в течение года, квартала, месяца и недели. Однако эти периоды снижения спроса на деньги обычно не бывают продолжительными настолько, чтобы оказывать значимое воздействие на рынок. Обычно они заканчиваются еще до того момента, начиная с которого они могли бы начать влиять на сложившееся меновое отношение между деньгами и другими экономическими благами. Увеличение спроса на деньги (в широком смысле) в конце месяца или квартала утрачивает почти весь потенциал воздействия на внутреннюю объективную меновую ценность денег, так как банки обычно именно в это время увеличивают эмиссию фидуциарных средств обращения, но сокращают ее за пределами указанного временного рубежа. Хотя уменьшение спроса на деньги в период длительной депрессии и порождает повышательную тенденцию товарных цен (в той мере, в какой последние имеют денежное выражение), эта тенденция погашается противоположной тенденцией, тенденцией падения товарных цен, которая вызывается к жизни факторами, лежащими на стороне товаров. Поэтому мы считаем понижение внутренней объективной ценности денег вследствие уменьшения спроса на деньги при неизменном их количестве в высшей степени редким явлением. Таким образом, продолжение исследования в этом направлении не имеет почти никакого смысла. Лишь по чисто формально-теоретическим соображениям этой проблеме можно посвятить несколько дополнительных слов.}

Если бы мы применили механистическую версию количественной теории к случаю снижающегося спроса на деньги при неизменном объеме денежного запаса, мы могли бы заключить, что здесь имело место единообразное увеличение всех товарных цен, арифметически пропорциональное изменению соотношение между денежным запасом и спросом на деньги. Мы ожидали бы здесь того же результата, который данная версия количественной теории дает для случая увеличения денежного запаса при неизменном спросе на деньги. Однако эта версия, основанная на ошибочном распространении статического закона на сферу динамических процессов, столь же не адекватна применительно к этому случаю, как и ко всем другим. Она не удовлетворяет нас, поскольку не объясняет то, что мы хотим объяснить. Мы должны разработать такую теорию, которая показала бы, каким образом уменьшение спроса на деньги при постоянном денежном запасе воздействует на цены посредством изменения субъективных оценок денег, выносимых частью экономических агентов. Сокращение спроса на деньги при постоянстве денежного запаса прежде всего привело бы к тому, что ряд лиц, обнаружив, что величина их денежных запасов слишком велика по отношению к их потребностям, появились бы на рынке с этим денежным излишком в качестве покупателей. С этого момента, при условии начала общего роста цен, и имело бы место снижение меновой ценности денег. Нет необходимости более детально объяснять, что произошло бы далее.

К этому случаю весьма близок другой, практическое значение которого неизмеримо больше. Даже если считать, что спрос на деньги постоянно увеличивается, может случиться так, что спрос на отдельные разновидности денег снижается или даже вообще исчезает (по крайней мере если во внимание принимается их свойство служить общим средством обмена). Если какая-то из разновидностей денег лишается своих денежных свойств, тогда она естественным образом теряет специфическую ценность, связанную с ее использованием в качестве общего средства обмена, оставаясь ценной только в той мере, в какой это связано с альтернативными способами использования. В истории это происходило тогда, когда какое-либо благо исключалось из непрерывно сужающегося множества общих средств обмена. Вообще говоря, мы немного знаем об этом процессе, который по большей части относится к тем временам, сведения о которых весьма скудны. Однако великолепный пример предоставляет нам совсем недавнее прошлое, когда произошла почти полная демонетизация серебра. Серебро, прежде широко использовавшееся в качестве денег, практически полностью утратило это положение. Можно не сомневаться в том, что в течение непродолжительного времени оно полностью перестанет играть роль денег. Результатом демонетизации серебра стало уменьшение его объективной меновой ценности. Цены на серебро в Лондоне упали с 609/10 шилл. в 1870 году до 23½ шилл. в среднем за 1909 г. Падение его ценности было связано с сокращением сферы его применения. Аналогичные примеры дает также история кредитных денег. Здесь можно упомянуть банкноты южных штатов времен Гражданской войны в США, которые по мере успехов северян теряли как свою монетарную ценность, так и ценность, связанную с тем, что они представляли собой [погашаемые в будущем] требования[187]187
  См.: White. Money and Banking Illustrated by American History. Boston, 1895. P. 166 ff.


[Закрыть].

Сторонники количественной теории более углубленно изучали проблемы, проистекающие из уменьшения денежного запаса при неизменном спросе на деньги, а также из увеличения спроса на деньги при неизменном денежном запасе, поскольку случай сокращения спроса на деньги при неизменном денежном запасе имеет лишь весьма ограниченную практическую значимость. Они полагали, что исчерпывающие ответы на оба эти вопроса можно получить на базе механистической версии количественной теории, если воспользоваться для этого общей формулой, которая, как им представлялось, отражает суть исследуемых проблем. Оба случая трактовались как взаимообратные к случаю увеличения количества денег при постоянстве спроса на них – именно так были получены соответствующие выводы. Точно так же, как они попытались объяснить обесценение кредитных денег – просто указав на огромный рост количества денег как на его причину, – они попытались объяснить и депрессии 1870—1880-х годов, сославшись на увеличение спроса на деньги и тот факт, что их количество не увеличилось в достаточной мере. Это предположение использовалось в качестве обоснования всех мер денежной политики XIX в. Их целью было регулирование ценности денег посредством увеличения и уменьшения их количества.

Последствия этих мер произвели впечатление индуктивного доказательства правильности поверхностной версии количественной теории, что позволило скрыть от понимания слабости ее логики. Только так можно объяснить тот факт, что не было предпринято ни единой попытки показать, посредством какого механизма в результате уменьшения количества денег в обращении увеличивается их ценность. И здесь, как и в случае, рассмотренном выше, мы обнаруживаем, что старая теория должна быть дополнена.

Обычно спрос на деньги увеличивается весьма медленно, так что любые последствия этого процесса для менового отношения между деньгами и товарами могут быть прослежены с большим трудом. Тем не менее бывают ситуации, когда спрос на деньги в узком смысле возрастает внезапно и значительно, так что цены товаров внезапно падают. Такое случается, когда в ходе кризиса публика теряет доверие к эмитенту фидуциарных средств обращения и они перестают использоваться в денежном обращении. История знает множество подобных примеров (один из них относится к событиям в США, имевшим место поздней осенью 1907 г.), и вполне возможно, что мы увидим подобные примеры в будущем.