Текст книги "Теория денег и кредита"

Оспаривать подобные теории не представляло никакого труда. Можно было бы спокойно признать, что нехватка денег порождает некоторое неудобство для обращения и что это должно приводить к некоторому повышению покупательной способности денег и к некоторому понижению товарных цен. Достаточно, однако, указать на то, что величина запаса наличности, имеющегося в масштабах всей экономики, не имеет значения для полезности действий, совершаемых деньгами, и несостоятельность положений, переоценивающих роль запаса денег, становится очевидной.

Но мало-помалу концепция преимуществ, порождаемых увеличением денежной массы, приобрела несколько иной характер. Для приверженцев этого учения целью стало повышение цен посредством понижения внутренней ценности денег. Все, кто ожидал получения каких-либо выгод от понижения покупательной способности денег, с воодушевлением примкнули к новому направлению. Неверно утверждать, как это многократно делали инфляционисты, будто меркантилисты, стоявшие за осуществление мер государственного вмешательства в экономику, были предшественниками современных сторонников инфляционистской политики. Меркантилисты никоим образом не призывали к увеличению денежной массы, с тем чтобы посредством этого добиться понижения ценности денег. И пусть отдельные случаи благоприятных последствий уменьшения ценности денег внесли свой вклад в формирование меркантилистских «теорий Мидаса», очевидно, что государственные мужи и политики из числа меркантилистов еще не понимали соответствующих причинно-следственных связей. Кроме того, во времена, когда исторический опыт инфляционистской политики, пришедший позже, отсутствовал, эти связи не могли быть восприняты даже и на уровне ощущений. Поэтому невозможно согласиться, когда меркантилистов называют инфляционистами, вообще говоря, только потому что они призывали к увеличению количества денег, или когда инфляционистами называют поздних меркантилистов – например, Беркли и затем Джона Ло, – из-за того, что они ратовали за бумажные деньги[252]252
  {Ср.: Berkeley. The Querist // Berkeley. Works. ed. Fraser. Oxford 1901. Vol. IV. P. 415–476, в особенности Qu. 219, 226, 229, 250 usf. Ср. по этому поводу: Harvey. Paper Money the Money of Civilisation. London 1877. P. 106 ff.; Raffel. Ist Berkeley ein Freihändler? Kieler Inaug.-Diss. 1904. S. 19 ff.}


[Закрыть].

Гораздо более обоснованна будет точка зрения, согласно которой первое инфляционистское движение в Европе мы видим в лице бирмингемской денежной школы, которая первоначально ожесточенно боролась против возвращения Англии к золотому денежному обращению по окончании эпохи наполеоновских войн, но позже вышла за эти рамки и выдвинула целую инфляционистскую программу. Стремление английского правительства и Банка Англии как можно скорее обеспечить последнему возможность вернуться к погашению своих банкнот золотом, привело к быстрому росту курса банкнот по отношению к золоту. Если в 1813 г. среднегодовой курс 100-фунтовой банкноты составлял не более 71 ф. ст. 2 шилл., то уже в 1815 г. он был равен 83 ф. ст. 5 шилл. 9 пенсов, в 1820 г. – 97 ф. ст. 8 шилл., а после возобновления погашения банкнот Банка Англии золотом 1 мая 1821 г. был достигнут золотой паритет этих банкнот, который стабильно держится и по сей день. Такое быстрое увеличение ценности английских денег, выраженной в золоте, было лишь обратной стороной уменьшения денежных цен товаров. Было понятно, что это немедленно вызовет самую ожесточенную оппозицию. Легко понять, что поначалу это вызвало враждебность со стороны тех, кто больше всего опасался облегчения импорта вследствие падающего ажио на золото, – со стороны землевладельцев и арендаторов. В известной мере, эта оппозиция ограничивалась тем, что боролась с мерами правительства и Банка Англии, имевшими целью возобновление погашения банкнот [металлической] наличностью, что далеко не позволяет расценивать это движение как инфляционистское. Оппонирование политике, предполагающей повышение покупательной способности денег, может строиться на базе аргументации в пользу стабильной внутренней ценности денег. Такое оппонирование оказывается инфляционистским, только если его адепты выступают за меры, целью которых является понижение покупательной способности денег. Мы не можем также называть бирмингемскую школу инфляционистской на основании ее точки зрения на проблему погашения государственного долга и задолженности частных лиц. Призывы к стабильности ценности денег или даже к повышению внутренней меновой ценности денег вполне сочетаются с мнением, что заем в размере 70 ф. ст. золотом, сделанный в 1813 г., нужно вернуть в 1823 г. в размере тех же 70, а не 100 ф. ст. Существуют юридические аргументы и соображения финансовой политики, которые говорят в пользу как одной, так и другой точки зрения.

По-настоящему новым и примечательным в положениях бирмингемской денежной школы было их требование увеличения количества фидуциарных средств обращения как способа понижения внутренней объективной меновой ценности денег, что имело своей целью вызвать рост цен. Томас Атвуд[253]253
  Атвуд Томас (Thomas Atwood, 1773–1856) – английский предприниматель, публицист и политический деятель. Будучи главой крупного банка, Атвуд боролся с планами правительства возобновить золотое обращение и размен банкнот Банка Англии на золото, автор ряда популярных статей, издававшихся отдельными брошюрами начиная с 1816 г. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] утверждал, что понижение ценности денег должно привести к самым благоприятным экономическим последствиям[254]254
  {Ср.: Attwood. Observations on Currency, Population and Pauperism in Two Letters to Arthur Young Esq. Birmingham 1818. P. 150 f.}


[Закрыть]. С требованием увеличения количества денег в обращении выступали еще меркантилисты, несмотря на то, что количественная теория показала, что увеличение количества денег неизбежно понизит покупательную способность денежной единицы. Однако меркантилисты закрывали глаза на это соображение, отвечая на него в том духе, что они имеют в виду увеличение количества денег, обращающихся в пределах определенной страны, тогда как привести к падению ценности денег может только увеличение денежной массы в мировых масштабах. Как бы то ни было, именно требование бирмингемской денежной школы увеличить денежную массу для понижения ценности денег, т. е. сознательное стремление понизить внутреннюю объективную меновую ценность денег, было совершенно новым.

Начало обильному потоку влиятельной инфляционистской литературы положил Томас Атвуд, намного уступавший по качеству своих туманных писаний современным ему авторам. Хельд пишет об Атвуде, что, несмотря на огромное количество написанных им памфлетов и брошюр, его путаные сочинения вряд ли могут претендовать на место в истории экономической теории, но что в истории экономической политики они займут достойное место[255]255
  {См.: Held. Zwei Bücher zur sozialen Geschichte Englands. Leipzig, 1881. S. 325.}


[Закрыть]. Инфляционизм и ведущий от него свое происхождение биметаллизм образуют одну из самых влиятельных экономических партий XIX в. Поэтому мы посчитали уместным дать хотя бы беглую общую характеристику данного направления экономической мысли. Самостоятельно составить представление о нем довольно трудно, а изучить его, проведя детальное исследование, пожалуй что и невозможно. Если верить Марксу, Гладстон в одной из своих речей, посвященных Банковскому акту Пиля, сказал, что даже любовь не сделала больше людей дураками, чем размышления о сущности денег. Те, кто читал брошюры, посвященные деньгам и денежному обращению, должны будут согласиться с этой оценкой. Нет ни одного абсурдного предложения, которое бы не нашло места в этих брошюрах – среди смехотворных проектов, рекомендуемых их авторами к реализации с самым серьезным видом. Разумеется, и здесь порой встречаются отдельные мысли, дальнейшее развитие которых могло бы полностью перевернуть учение о деньгах. Однако их авторы постоянно игнорировали эту возможность, предпочитая следовать по накатанному пути. Таким образом, все усилия оказались напрасными, а сухой остаток, который можно было бы извлечь из тысяч сочинений и который имел бы хоть какое-нибудь научное значение, – совершенно ничтожным.

Сочинения инфляционистов интересуют нас здесь не как литературно-исторические памятники. В нашу задачу не входят изучение возникновения и развития идей, установление значимости работ различных авторов и получение доказательств наличия взаимосвязей и взаимозависимостей между концепциями. Вся эта проблематика относится к истории экономических доктрин и образует предмет соответствующих исторических исследований. Мы хотели бы рассмотреть лишь некоторые из самых важных направлений инфляционизма, с тем чтобы использовать материал, предоставляемый историей их появления и исчезновения, а также изучением их целей и их борьбы, для содержательной критической оценки инфляционизма.

Большинство инфляционистских работ исходит из теоретических представлений, несостоятельность которых сегодня можно не демонстрировать. Так, в большинстве этих работ за основу взяты номиналистские теории, авторы других работ полагают, что в качестве денег нужно использовать любое благо, претендующее на такое использование; именно на этом основании они выступают за «мобилизацию» землевладений. Однако основной опорой инфляционизма стали отнюдь не теоретические воззрения адептов идеи «удешевления» денег. Не стали такой основой и более или менее убедительные аргументы литературных воспевателей политики понижения ценности денег, – они были не более чем выразителями чаяний народных масс, невежественных в экономико-теоретических вопросах, корни невежества которых лежали во внешне наблюдаемом стимулирующем воздействии понижения ценности денег, а их сила закалилась от повторения популярных лозунгов по сто раз на дню. Политическая цель была задана, а то, что нагромоздили ее литературные агенты, должно было служить прикрытием и оправданием задним числом таких действий, истинную природу которых не могли себе представить сами сторонники этих действий.

В Англии инфляционистское движение достигло пика в начале 1840-х годов[256]256
  {Типичными инфляционистскими работами того времени являются: (Wright and Harlow.) The Gemini Letters. London 1844; см. также: Alison. England in 1815 and 1845: or a Sufficient and a Contracted Currency. Third Edition. London, 1846.} [Здесь и далее круглые скобки, в которые заключены имена авторов работ, означают, что эти работы первоначально были опубликованы анонимно. – Науч. ред.]


[Закрыть]. Затем оно пошло на убыль[257]257
  {Одним из наиболее распространенных в 60-е годы инфляционистских памфлетов был (Twells). How can Paper Money increase the Wealth of a Nation? Fourth Thousand. London, 1867.}


[Закрыть]. Формой, в которой инфляционизм выступал в последней четверти XIX в., был биметаллизм, который в Англии не нашел так много поборников и последователей, как в других странах Европы и Америки. Английским инфляционистам, кроме того, вообще не удалось добиться каких-либо успехов, – на этом поприще их американские единомышленники достигли куда большего.

Наиболее ранние следы инфляционистской политики обнаруживаются уже в конце XVII – начале XVIII в. в тогдашних североамериканских колониях Британии. Причины первых эмиссий бумажных денег в штатах Новой Англии, начало которым было положено в 1690 г. колонией Массачусетс, коренились в финансовых нуждах колониальных властей. Как и во всех других случаях эмиссии бумажных денег, имевших место в прошлом, эти деньги очень быстро сильно обесценились вследствие безграничного увеличения их количества. Непосредственные экономические последствия понижения ценности денег встретили очень теплый прием со стороны населения – как со стороны широких масс, так и со стороны политически влиятельных кругов. Однако популярность понижения ценности денег в британских североамериканских колониях была связана вовсе не с такими последствиями этой политики, как стимулирование экспорта и дестимулирование импорта. В стране, экономика которой имела почти полностью аграрный характер и которая поддерживалась импортом промышленных изделий из метрополии, подобное отношение к внешнеторговой политике просто не могло возникнуть. Дело обстояло ровно наоборот, – позитивная реакция объяснялась соображениями, лежавшими в сфере относительно большой задолженности штатов, и в еще в большей мере она объяснялась долгами самих колонистов. В понижении качества денег имевшие задолженность фермеры усмотрели удобный выход из своего затруднительного положения. Ввиду демократического политического устройства колоний их администрации было тяжело противостоять напору широких масс в данном конкретном вопросе. Сопротивление метрополии, интересы которой как кредитора были ощутимо задеты практикой эмиссии колониями бумажных денег, также оказалось тщетным. В ряду конфликтов, ставших непосредственным поводом отделения колоний Новой Англии, конфликт по поводу бумажных денег занимал важное место[258]258
  {См.: White. Money and Banking Illustrated by American History. Boston, 1895. P. 120–134; Präger. Die Währungsfrage in den Vereinigten Staaten von Nordamerika. Stuttgart, 1897. S. 3 ff. См. также: Sparks. The Life of Benjamin Franklin // The Works of Benjamin Franklin / Ed. Sparks. Chicago, 1882. Vol. I. P. 302; Laughlin. The Principles of Money. London, 1903. P. 450 ff.}


[Закрыть].

Расходы, связанные с Войной за независимость, покрывались по большей части посредством эмиссии бумажных денег[259]259
  {См.: White. Op. cit. P. 134–148; Hepburn. History of Coinage and Currency in the United States and the Perennial Contest for Sound Money. New-York, 1903. P. 54 ff.} [См. также: Ротбард. История денег и банковского дела в США. Челябинск: Социум, 2005. – Науч. ред.]


[Закрыть]. Полное обесценение этих выпущенных в гигантских количествах денег и последовавшие в связи с этим многочисленные затруднения привели к тому, что Конституция Соединенных Штатов явным образом лишила штаты права выпускать бумажные деньги. Поскольку данным правом не было наделено никакое другое учреждение Республики, блистательные юристы сделали вывод, согласно которому нарушением конституции является также и эмиссия бумажных денег с фиксированным курсом [обмена на металл]. По всей видимости, такой же точки зрения придерживались и сами создатели конституции.

За два поколения использования денег из драгоценных металлов (период господства металлических денег прерывался лишь на короткое время войны [с Англией] 1812 г.) память о бумажных деньгах прошлых времен, существовавших до принятия Декларации независимости и о бумажных деньгах Континентального конгресса времен Войны за независимость, совершенно исчезла, когда разразившаяся Гражданская война 1861–1865 гг. опять вынудила прибегнуть к эмиссии бумажных денег, несмотря на то что это противоречило духу Конституции. Ценность выпущенных тогда банкнот, знаменитых гринбеков, стала стремительно понижаться. Во время войны ажио на золото достигло максимума в 285 % по состоянию на 1 июля 1864 г. Цены всех товаров, выраженные в банкнотах, быстро выросли[260]260
  {См. у Лафлина выжимку данных, сделанную Фолкнером по материалам отчета сенатора Олдрича: Laughlin. The Principles of Money. London, 1903. P. 213–218; кроме того см.: Mitchell. Gold, Prices and Wages under the Greenback-Standard. Berkeley, 1908. P. 1 ff.}


[Закрыть]. Еще до окончания войны министр финансов Мак-Куллох начал пропагандировать свой план постепенного изъятия бумажных денег из обращения. Он считал целью восстановления монетарного порядка возвращение к металлическому денежному обращению посредством понижения ажио гринбеков на золото вплоть до полного исчезновения ажио. Его предложения были встречены решительными протестами большей части населения.

Если бы мы вздумали назвать всех противников финансовых планов правительства инфляционистами, это не соответствовало бы действительности. Даже самые убежденные сторонники металлических валютных систем, даже те политики, которые отвергали любые формы воздействия государства на формирование внутренней меновой стоимости денег, могли бы оспорить многие моменты этого замысла министерства финансов. Прежде всего было непонятно, обязан ли Союз погашать свою задолженность, образовавшуюся в связи с войной, звонкой монетой или он мог исполнить свои обязательства также и банкнотами. Если этот спорный пункт не содержал вообще никакой проблемы из сферы денежного обращения, то в других отношениях такая проблема существовала. Высказывались сомнения относительно запланированных сроков возвращения к металлическим деньгам и возможности понижения ажио на золото теми темпами, которые должны были иметь место в соответствии с замыслом правительства. В конце концов, вполне допустимым был вариант, при котором переход к металлическим деньгам осуществлялся бы не путем понижения ажио на металл вплоть до его полного исчезновения, а путем стабилизации ажио на том уровне, на котором он существовал [на момент начала реформы], – такой вариант позже выбрала вначале Россия, а затем Австрия. Данное решение имело то преимущество, что оно позволяло защитить – на период реформы – широкие слои населения страны от нежелательных последствий повышения внутренней ценности денег в виде падения цен и заработной платы. Партия, которая представила бы подобную программу, могла бы добиться существенных успехов, – несомненно, здесь был слабый пункт приверженцев твердых денег.

Однако вне зависимости от того, присутствовали в движении против планов министерства финансов касательно денежной системы и банкнотной эмиссии на начальном этапе эти и сходные с этими мотивы или нет, и вне зависимости от того, что позднее отдельные адепты бумажных денег являлись скорее антирестрикционистами, нежели инфляционистами, и вне зависимости от того, что Кэри ратовал за увлечение денег в форме банкнот не по соображениям, связанным с политикой в области денежного обращения[261]261
  {См.: Carey. Die Grundlagen der Sozialwissenschaft / Deutsch von Adler. München, 1863. Vol. II. P. 392 ff. (Carey. The Principles of Political Economy. 2 vols. Philadelphia: Carey, Lee and Blanchard, 1837–1843); Idem. Lehrbuch der Volkswirtschaft und Sozialwissenschaft. 2. Aufl. Wien, 1870. S. 338 ff. (Idem. Principles of Social Science. Philadelphia: J. B. Lippencot and Co., 1858); Idem. Geldumlauf und Schutzsystem. Pest, 1870. S. 54 ff.}


[Закрыть], вскоре инфляционистские умонастроения одержали верх. Обесценение денег представлялось вожделенной целью, эпохе 1862–1865 гг. с ее высокими ценами и зарплатами воздавались хвалы в самых восторженных выражениях, а новые эмиссии бумажных денег провозглашались верным способом вернуть старые добрые времена. Инфляционистами стали фермеры-должники, особенно с Запада, а также фабриканты, усмотревшие в повышении ажио на золото великолепную защиту от конкуренции со стороны импортной европейской продукции. Более удивительно было то, что доктрину декретных денег разделяли многие работающие по найму, организованные в профсоюзы, и это при том, что в и период повышения ажио заработная плата росла медленнее цен на потребительские блага, так что реальная заработная плата понижалась. Нужно сказать, однако, что факт понижения реальной зарплаты был установлен много позже, в ходе статистических исследований, проводившихся при подготовке отчета сенатора Олдрича. Вероятно, в то время работники оставались в неведении относительно этого обстоятельства, что позволило Национальному союзу труда, в который входили 3000 профсоюзов, организованных в разных городах, начертать на своем знамени: «Наш Бог, наше Отечество, наши Бумажные деньги»[262]262
  Национальный союз труда (National Labor Union) – существовавшее в США в 1866–1873 гг. объединение профсоюзов в рамках единой организации, предшественник таких более поздних объединений, как «Рыцари труда» и Американская федерации труда, в период максимума своего влияния насчитывал 700 тыс. членов. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Попытки добиться ясности относительно содержания теорий, которыми вдохновлялись американские инфляционисты, были бы напрасной тратой времени. Наиболее глубокие экономические взаимосвязи остались скрытыми от них, а их дискуссии ограничивались повторением лозунгов. В этих лозунгах «демократичные» бумажные деньги, деньги народа, бедняков, рабочих противопоставлялись «аристократичному» золоту, деньгам королей и герцогов, деньгам богачей и капиталистов-рантье. В произведениях и речах инфляционистских лидеров отсутствуют глубина и объективность, логическая доказательность и знание происходящего в экономике, однако им нельзя отказать в том, что они выражают свою точку зрения с пламенным красноречием, и в том, что они исполнены воодушевления, правда, заслуживающего лучшего применения. Если принять во внимание, что сторонники металлического денежного обращения не всегда демонстрировали подобное полемическое искусство, защищая свою позицию, и что они частенько не видели справедливых моментов в критике своей программы со стороны инфляционистов (а именно там, где инфляционисты отмечали негативные последствия понижения ажио), то нет ничего удивительного в том, что инфляционистские воззрения получили такое широкое распространение.

Первый успех пришел к сторонникам бумажных денег в начале 1868 г., когда им удалось законодательно запретить продолжения практики, в соответствии с которой министерство финансов изымало банкноты из обращения. За этим последовал ряд менее значительных успехов, но все они не помогли делу спасения гринбеков. Так называемый билль об инфляции, принятый конгрессом в апреле 1874 г., которым предусматривалось увеличение количества гринбеков до 400 млн долл., натолкнулся на вето президента Гранта. Уже 14 января 1875 г. вступил в силу билль, согласно которому 1 января 1879 г. должно было возобновиться погашение банкнот [металлической] наличностью. Попытки инфляционистской партии отменить этот закон полностью провалились, однако инфляционизм был побежден лишь на мгновение, поскольку создавшие его условия не претерпели совершенно никаких изменений. Как и прежде, инфляционистские лозунги находили самый сильный отклик у фермеров-должников Запада и у фабрикантов, которым угрожали европейские конкуренты. Казалось, что для развития промышленного Севера необходимы меры из арсенала протекционистской политики. Только так, считало общественное мнение, можно защитить внутреннее производство от импорта промышленной продукции, стимулировать и ускорить экспорт готовых изделий и зерна. Поэтому не заставил себя ждать новый мощный подъем инфляционистского движения, – он начался, как только инфляционисты нашли новый символ, пришедший на смену скомпрометировавшим себя гринбекам. Теперь партия сторонников бумажных денег называла себя «партией серебра», но, несмотря на смену вывески, под новым знаменем выступали те же бойцы, стремившиеся к той же цели.

Новый лозунг («серебро») был намного более эффективным, чем лозунг старый («бумага»). В первую очередь потому, что с новым лозунгом можно было рассчитывать на мощнейшую поддержку производителей серебра. Обычно это обстоятельство переоценивают. Утверждать, что главным в движении сторонников серебра было представление интересов серебряных магнатов, является огромным преувеличением. Разумеется, инфляционисты-сильвериты содействовали продвижению белого металла, самые большие деньги на партийную агитацию и пропаганду, скорее всего, текли из карманов владельцев серебряных рудников, а защита интересов американской горнодобывающей промышленности порой использовалась в качестве маскировки истинных целей программы биметаллистов. Однако для подавляющего большинства приверженцев биметаллизма решающее значение имели доводы, относившиеся к денежному обращению, и надежды на понижение ценности денег[263]263
  {Ср.: Laveleye. La Monnaie et le Bimetallisme international. Paris, 1891. S. 213 ff.; Lafarge. La politique monetaire des pays producteurs d’argent et les campagnes bimetallistes en Europe (Questions monetaires contemporaines). Paris, 1905. P. 362 f.}


[Закрыть]. Кроме того, биметаллисты имели еще одно преимущество перед партией «бумажных инфляционистов», – они могли ссылаться на пример Европы и движение за серебро во всем мире. Если сторонникам гринбеков их оппоненты могли указать на то, что бумажные деньги затруднят привлечение иностранного капитала, так необходимого для роста продуктивности американской экономики, то биметаллисты имели возможность отвести этот довод, возразив на него, что это они сражаются именно за то, чтобы биметаллизм был принят в качестве международной денежной системы. Здесь, разумеется, нужно учитывать, что введение биметаллизма в мировом масштабе привело бы к желательным для американских биметаллистов результатам лишь постольку, поскольку они стремились к перераспределению доходов в пределах своей страны. Но в той мере, в какой они хотели сделать биметаллизм основой протекционистской политики, к защите внутреннего рынка от [импорта из] зарубежных стран, их ожидало бы разочарование. Но тогда на эти соображения не обращали внимания, и пропагандистский потенциал американского биметаллизма позволил ему оказаться в выигрыше вследствие того, что американские биметаллисты ссылались на своих идейных родственников по другую сторону океана. Это, правда, не помешало им называть серебро естественными деньгами Союза американских штатов, противопоставляя ему золото, эти деньги королей и, в особенности, деньги ненавистной Англии.

На долю партии американских «сильверитов» выпало два крупных успеха. Первый из них – принятие 28 февраля 1878 г. билля Бленда, согласно которому министерству финансов вменялось в обязанность ежемесячно закупать серебряные слитки по рыночной цене на сумму 2–4 млн долл. и чеканить из них стандартные доллары, обладающие статусом узаконенного средства платежа[264]264
  Этот закон известен как закон Эллисона – Бленда, Allison – Blend Act. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Вторым их достижением является принятие билля Шермана (Sherman Act) от 14 июля 1890 г., согласно которому министерство финансов было обязано ежемесячно закупать 4,5 млн унций чистого серебра.

Казалось, что сторонники серебра вот-вот достигнут своей цели – возобновления свободной чеканки серебра. Однако отсутствие результатов работы Брюссельской конференции 1892 г., паническое падение цен на серебро вследствие прекращения чекана серебряных монет в Индии (26 июня 1893 г.) и прежде всего масштабный денежный кризис, разразившийся в том же году на рынках США, вынудили конгресс поздней осенью 1893 г. отменить закон Шермана. Сторонники «доллара отцов» соединили усилия еще один раз – в ходе предвыборной борьбы за пост президента 1896 г., но после победы, которую Мак-Кинли одержал над Брайаном, партии «сильверитов» был нанесен последний удар. Действия в связи проблемой серебра, которые Мак-Кинли предпринял по внутриполитическим причинам, имели уже совершенно фантомный характер. Наконец, 14 марта 1900 г. США осуществили и формально-юридический переход на золотое денежное обращение. Во время предвыборной кампании 1900 г. проблема серебра играла не более чем подчиненную роль. С тех пор эта проблема исчезла из политической повестки дня[265]265
  {Об американском движении за биметаллизм см.: Laughlin. The History of Bimetallism in the United States. New-York, 1893. P. 179 ff.; Taussig. The Silver Situation in the United States. New-York. 1893. P. 1 ff.; Hepburn. History of Coinage and Currency in the United States and the Perennial Contest for Sound Money. New-York, 1903. P. 274 ff.}


[Закрыть].

Та быстрота, с которой американский народ отвернулся от идеала, занимавшего все его мысли в сфере экономической политики на протяжении трех десятилетий, достаточно удивительна. Эту резкую перемену можно было бы объяснить увеличением золотодобычи и количества фидуциарных средств в обращении. Начавшаяся вследствие этого инфляция оказалась более сильной, чем та, которую «друзья серебра» ожидали от реализации своих предложений. Так можно было бы объяснить тот факт, что старания биметаллистов оказались излишними[266]266
  {Ср.: Howard. The Money Inflation and the Future of Prices // Political Science Quarterly. 22. Bd. 1907. P 74–82.}


[Закрыть].

Однако утверждение, согласно которому увеличение запаса денег в широком смысле опережало увеличение спроса на деньги в широком смысле, которое в последние десятилетия экономического подъема было очень значительным, невозможно ни доказать, ни опровергнуть статистически. Но даже если бы мы признали, что общее повышение товарных цен было следствием увеличения золотодобычи и количества фидуциарных средств в обращении, то все равно, нужно было бы объяснить, почему инфляционисты, придерживавшиеся протекционистских взглядов, вполне этим удовлетворились, хотя их планы, имевшие целью защиту внутреннего производства посредством понижения внутренней ценности денег, единообразно осуществляемое всеми странами, так и не были реализованы. Истинные причины исчезновения инфляционизма как политического движения лежали совершенно в ином. Во-первых, под влиянием прежде всего биржевых процессов повсюду возобладало понимание того обстоятельства, что Соединенные Штаты, страна, получающая приток капитала из-за границы, не может проводить политику, которая должна будет отпугивать иностранный капитал. Затем, однако, Штаты начали проводить крайне протекционистскую политику, первой мерой которой стал тариф Мак-Кинли (1890), сменившийся еще более высоким тарифом Дингли (1897) и, в конце концов, тарифом Пейна (1909). Этими мерами защита национального производства от заграничных конкурентов была осуществлена намного более эффективно, чем она могла бы быть осуществлена с помощью денежной политики. Вместе с тем экспортеры пшеницы больше не нуждались в экспортных премиях, и даже если бы у них сохранялась такая потребность, они не смогли бы добиться успеха, брошенные на произвол судьбы своими союзниками промышленниками.

В континентальных странах Европы более или менее влиятельные инфляционистские движения возникли намного позже, чем в Англии и в Соединенных Штатах. Подобные умонастроения вообще не могли возникнуть в таких государствах, которые, подобно Пруссии, никогда не имели кредитных денег, а значит, не знали и экономических последствий понижения внутренней ценности денег. В тех же странах, которые, подобно Франции, Австрии и России, имели немалый опыт обесценения денежных знаков, полный провал денежной системы с бумажными деньгами показал в первую очередь ее недостатки, и лишь в значительно меньшей мере ее мнимые преимущества. Поэтому инфляционистские воззрения в течение длительного времени могли сохраняться только там, где полное обесценение кредитных денег не имело места. Например, обесценение «континенталов» эпохи американской Войны за независимость и обесценение французских ассигнатов отбило всякую охоту к экспериментированию с деньгами – на долгие годы и на еще более длительный период соответственно. В Австрии и России в том же направлении действовали факторы, связанные с тем, что в этих странах исключительно быстрое и сильное обесценение бумажных денег, по-видимому, породило общее недоверие к государству, которому больше не желали предоставлять возможность регулировать и увеличивать количество денег в обращении. В Европе широкое и мощное инфляционистское движение начало формироваться только в рамках движения приверженцев серебра, возникшего во второй половине 1870-х годов.

Проблема выбора между использованием единственного металла для хождения в качестве денег и использованием обоих металлов, т. е. вопрос о выборе между золотым или серебряным монометаллизмом, с одной стороны, и биметаллизмом – с другой, вплоть до 1870-х годов носил чисто академический характер, не представляя никакого интереса для широких масс населения. Эта проблема рассматривалась не с точки зрения технических аспектов функционирования денежной системы, а с позиций денежной политики, которая виделась в поиске денег, внутренняя меновая ценность которых обладала бы максимально возможной стабильностью (более общее значение этих поисков будет рассмотрено ниже). Единственно возможным решением был выбор в пользу монометаллизма – никакая попытка ввести двойную металлическую валюту (биметаллизм, безотносительно к тому, был бы он национальным или международным) не являлась безупречным решением. А с учетом тогдашнего уровня развития экономической науки достаточно было бы совсем непродолжительного размышления, чтобы понять, что выбор единственного металла повлечет за собой повышение его меновой ценности и соответственно падение покупательной способности (меновой ценности) второго металла. Соображения этого рода и сыграли свою роль при обсуждении реформ денежной системы. Именно в них коренилась причина нерешительности государств с большим запасом [монетарного] серебра в отношении реформ, имевших своей конечной целью переход на золото. Эта же объясняет появление расчетов, призванных показать, что производство желтого металла достаточно велико для того, чтобы удовлетворить спрос. Однако в общем и целом как влиятельные финансовые круги, так и широкая публика совершенно проглядели этот пункт. Когда же во второй половине 1870-х годов произошло сильное падение цен на серебро, страны с золотым денежным обращением почувствовали заметный удар по своим интересам в области экспорта в страны с серебряным денежным обращением. Кроме того, ощутимый ущерб понесли те жители стран с золотым денежным обращением, которые владели ценностями в форме серебра. Ожидалось, что распространение золотого денежного обращения на другие страны постепенно ликвидирует колебания валют, а вместо этого усугубились негативные явления переходного периода, которому не видно было конца.

В той мере, в какой сторонники биметаллизма стремились к созданию денежной системы, которая должна была обеспечить более стабильную внутреннюю меновую ценность денег, чем при господствовавшем золотом стандарте, их программу нельзя назвать инфляционистской. Ее нельзя было назвать инфляционистской еще и в той мере, в какой сторонники биметаллизма хотели сделать его международной системой, видя в этом быстрый и простой способ устранить трудности для международной торговли, проистекающие из увеличения различий между денежными системами разных стран. Но этой умеренной позиции придерживались лишь немногие биметаллисты. Авторы, писавшие в защиту биметаллизма, по большей части были поборниками денег с постоянной меновой ценностью, но массы их последователей, безусловно, были инфляционистами. Систему двойной валюты они рассматривали только как такой способ повысить цены на свою продукцию, который позволял бы повышать их опережающими темпами по сравнению с увеличением производственных затрат, в частности заработной платы[267]267
  {См.: Arendt. Leitfaden der Währungsfrage. 18. Aufl. Berlin, 1898. S. 10 ff.}


[Закрыть].