Текст книги "Теория денег и кредита"

Пожалуй, с биметаллизмом покончено навсегда. Причины, по которым в странах Центральной Европы на смену биметаллизму не пришли другие инфляционистские партии и вместе с концом биметаллизма пришел конец и всем другим разновидностям инфляционизма, схожи с теми причинами, которые наблюдались в Соединенных Штатах, – как и там, в Европе инфляционистский протекционизм был вытеснен протекционизмом, проводившимся в жизнь средствами таможенной политики.}

2. Инструменты денежной политики

Главным инструментом денежной политики, который имеется в распоряжении государства, является использование его влияния на выбор разновидности денег. Выше было показано, что статус государства как главного управляющего процессом чекана и главного эмитента денежных заместителей, в наши дни позволил оказывать решающее воздействие на индивидов, выбирающих общее средство обмена. Если государство систематически использует свою власть для того, чтобы заставить общество принять тот сорт денег, использования которого оно добивается по соображениям денежной политики, то оно тем самым и осуществляет меры денежной политики. Страны, поколение назад перешедшие на золотой стандарт, перешли на него по соображениям, лежавшим в сфере денежной политики. Они отказались от серебряного стандарта (или от стандарта, основанного на кредитных деньгах), поскольку осознали, что динамика ценности серебра (или кредитных денег) не соответствует проводившейся ими экономической политике. Они приняли золотой стандарт потому, что считали динамику ценности золота относительно более подходящей для своей денежной политики.

Если страна имеет металлический стандарт, то единственной мерой, принадлежащей сфере денежного обращения, которую она может осуществить сама, является переход на другой денежный стандарт. Ситуация совершенно иная, если страна имеет стандарт, основанный на кредитных или декретных деньгах. В этом случае государство в состоянии воздействовать на динамику меновой ценности денег, увеличивая или уменьшая их количество. Разумеется, такой способ является весьма грубым, и конечные последствия его использования предугадать невозможно. Однако он легкореализуем и пользуется спросом вследствие наглядного и резкого проявления порождаемых им эффектов.

3. Инфляционизм

Инфляционизм – это денежная политика, целью которой является увеличение количества денег.

Инфляционисты попроще требуют увеличения количества денег, не подозревая, что это уменьшит покупательную способность этих последних. Сторонники инфляции хотят чтобы в экономике было больше денег, поскольку изобилие денег, по их мнению, тождественно богатству. Декретные деньги! Пусть государство «создаст» деньги и сделает бедных богатыми, освободив их от капиталистических оков! Как глупо отказываться от этого только потому, что это будет противоречить интересам богачей! Как безнравственны экономисты, утверждающие, что государство не властно создавать богатство с помощью печатного станка! Эй вы, государственные деятели! Хотите построить железные дороги и жалуетесь на скудость казны? Тогда не выпрашивайте кредиты у капиталистов и не мучайте себя расчетами, пытаясь определить, когда же ваши железные дороги обеспечат такую доходность, которая позволит вам выплачивать проценты и амортизировать вашу задолженность. Создайте деньги и выручите себя сами![268]268
  О наивных инфляционистских предложениях, сделанных в последние годы автомобильным магнатом Генри Фордом, знаменитым изобретателем Эдисоном и американским сенатором Лэддом, см.: Guyot. Le problemes de la deflation. Paris, 1923. Р. 281 f.


[Закрыть]

Другие инфляционисты хорошо понимают, что увеличение количества денег понижает покупательную способность денежной единицы. Однако они стараются обосновать необходимость инфляции именно этим ее воздействием на ценность денег. Они требуют обесценения денег, поскольку оно обеспечивает выгоду привилегированным группам должников за счет кредиторов и поскольку они хотят поощрить экспорт и затруднить импорт. Третьи рекомендуют политику инфляции, так как, по их мнению, обесценение денег обладает свойством стимулировать производство и поддерживать дух предпринимательства.

Обесценение денег может вознаградить должников только в том случае, если данный процесс является непредвиденным. Если инфляционные меры и уменьшение покупательной способности ожидаемы, тогда те, кто дает деньги в кредит, будут требовать повышенную ставку процента – чтобы компенсировать возможную потерю капитала, а те, кто стремится получить ссуду, будут готовы платить повышенный процент, так как они рассчитывают на увеличение капитала. Поскольку, как мы показали выше, предсказать степень обесценения денег невозможно в принципе, в отдельных случаях кредиторы могут нести убытки, а должники – иметь прибыль, несмотря на повышенные процентные ставки. Тем не менее общая закономерность состоит в том, что никакая инфляционистская политика, если только она не начинается внезапно и неожиданно, не в состоянии обеспечить преимущество должникам по отношению к кредиторам посредством простого увеличения количества денег[269]269
  Это было замечено еще 1740 г. сэром Уильямом Дугласом в статье, напечатанной им без подписи: A Discourse Concerning the Currencies in the British Plantations in America. Boston, 1740. См. также: Fisher. The Rate of Interest. P. 356.


[Закрыть]. Чтобы избежать убытков, те, кто ссужают деньги, должны будут либо выдавать ссуды в валюте, ценность которой более стабильна, чем ценность валюты его страны, либо увеличивать надбавку к ставке процента, которая представляет собой попытку компенсировать некий прогнозируемый темп обесценения денег, на определенную величину, отражающую риск менее вероятного ускоренного (по сравнению с прогнозируемым) снижения покупательной способности денег. А если те, кто стремится получить кредит, будут склонны отказываться платить эту компенсационную надбавку, то таких потенциальных заемщиков заставит принять эти условия снижение предложения. Мы видели, как в период послевоенной инфляции уменьшились сберегательные депозиты, поскольку сберегательные банки не были склонны корректировать ставки процента, приспосабливая их к изменившимся условиям в виде изменившейся покупательной способности денег.

В предыдущей главе было показано, почему расчет на то, что обесценение денег будет стимулировать производство, ошибочен. Следует признать, что если условия данного конкретного процесса обесценения денег складываются таким образом, что богатство перераспределяется от бедных к богатым, то создается некий стимул к сбережению (и тем самым к накоплению капитала), который может оказать определенное стимулирующее воздействие на производство с последующим увеличением богатства. В ранние эпохи экономической истории умеренная инфляция могла иметь подобный эффект. Однако чем в большей мере с развитием капитализма денежные ссуды (в форме вкладов в обычные и сберегательные банки и покупки облигаций, в особенности купонных облигаций и закладных) превращались в наиболее значимый инструмент сбережений, тем в большей мере обесценение денег, снижая мотивацию к сбережениям, подрывало процесс накопления капитала. В предыдущей главе уже было объяснено, каким образом обесценение денег приводит к проеданию капитала посредством фальсификации экономического расчета, почему бум, вызванный обесценением денег, имеет иллюзорный характер и каковы реальные последствия обесценения денег для международной торговли.

Третья группа инфляционистов не отрицает того, что инфляция вызывает серьезные негативные последствия. Однако они полагают, что экономическая политика имеет более важные и значимые цели, чем обеспечение здорового функционирования денежной системы. Они считают, что хотя инфляция и представляет собой зло, но она не является наибольшим злом, и в определенных обстоятельствах государство может расценивать ситуацию, в котором находится, настолько плохой, что оно просто обязано предпринять все возможное для того, чтобы не допустить еще большего зла, призвав на помощь зло меньшее – политику инфляции. Они говорят, что, когда речь идет о защите отечества от врагов или о спасении людей от голодной смерти, можно допустить крах национальной валюты, какие бы издержки это ни влекло за собой.

Иногда в защиту этой концепции инфляции, желательной при определенных условиях, выдвигается аргумент, состоящий в том, что инфляция представляет собой разновидность политики налогообложения, которая может быть рекомендована к применению в некоторых случаях. Согласно этому аргументу, в определенных обстоятельствах государственные расходы лучше профинансировать посредством дополнительного выпуска банкнот, чем прибегать к увеличению налогового бремени или к займам. Именно такой аргумент выдвигался во время войны, когда нужно было удовлетворять потребности армии и флота. Он же использовался после войны в Германии и Австрии – когда требовалось обеспечить часть населения дешевыми продуктами питания, когда нужно было компенсировать убытки государственных железных дорог и других деловых предприятий, принадлежавших государству, когда предстояло делать выплаты по репарациям. Суть дела, однако, остается неизменной, – к помощи инфляции прибегают тогда, когда правительство не расположено увеличивать налоговое бремя или не в состоянии прибегать к увеличению заимствований. Следующий логический шаг состоит в том, чтобы установить, почему оба традиционных способа привлечения средств для финансирования государственных расходов являются невозможными или нежелательными.

Увеличить налоги можно только тогда, когда те, на кого падает тяжесть дополнительного налогообложения, согласны с теми целями, для достижения которых будут затрачены ресурсы, оплачиваемые из увеличившихся поступлений. В этой связи необходимо отметить, что чем тяжелее становится налогообложение, тем сложнее убедить общественное мнение в невозможности полностью возложить налоговое бремя на небольшое число членов общества, принадлежащих к богатым классам. Налоги на богатых или на собственность оказывают влияние на все общество в целом, и конечные последствия для бедняков подчас более суровы в том случае, когда налоговое бремя падает только и исключительно на богатых, а не распределено более или менее равномерно между всеми членами общества. Эти последствия труднее распознать, когда налоги низки, но когда налоги высоки, эти последствия нельзя не ощутить. Более того, не может быть сомнений в том, что систему налогообложения собственности невозможно осуществить более полно, чем она была осуществлена странами, проводившими политику инфляции, а также в том, что расширение базы налогообложения невозможно скрывать так, чтобы гарантировать ему общественную поддержку.

Разве можно сомневаться в том, что народам Европы, начавшим сражаться друг с другом, война надоела бы гораздо раньше, если бы их правительства в свое время ясно и честно вынесли бы на их рассмотрение расчеты и обоснования военных расходов? Ни в одной европейской стране партия войны не смогла бы наложить дополнительное налоговое бремя на массы населения, достаточное для хоть сколько-нибудь полного удовлетворения требований о военных расходах. Печатный станок был приведен в действие даже в Англии, стране, традиционно приверженной политике твердых денег. Инфляция имела большое преимущество по сравнению с другими способами финансирования государственных расходов, поскольку сопровождалась признаками экономического процветания и увеличения богатства, фальсифицируя все расчеты, производимые в деньгах, что позволяло скрывать факт проедания капитала. Инфляция породила искусственную прибыль предпринимателей и капиталистов, которая воспринималась как их доходы, подлежащие специальному повышенному налогообложению, позволяя скрывать от публики, а иногда и от самих налогоплательщиков тот факт, что таким образом через налоги изымается часть капитала. Инфляция также позволяла направлять общественный гнев на «спекулянтов» и «алчных дельцов». Она зарекомендовала себя как великолепное средство психологического обеспечения разрушительной политики войны.

Начатое войной продолжила революция. Социалистическое или полусоциалистическое государство нуждается в деньгах, чтобы осуществлять проекты, не приносящие дохода, чтобы выплачивать компенсации безработным, чтобы обеспечивать население дешевыми продуктами питания. Такое государство тоже не имеет возможности обеспечить себя финансовыми ресурсами посредством налогов. Оно не решается сказать людям правду. Социалистические принципы управления железными дорогами как государственными учреждениями довольно быстро потеряли бы свою популярность, если бы правительства предложили людям платить специальный налог, направляемый на покрытие их текущих убытков. До сознания жителей Германии и Австрии быстрее дошел бы тот факт, что ресурсы, направляемые на субсидирование низких цен на хлеб, должны быть предоставлены ими самими – в виде хлебных налогов. Аналогичным образом, правительство Германии, решившее, вопреки мнению большинства немцев, проводить политику «удовлетворения запросов», не могло обеспечить себя ресурсами иначе, чем посредством печатания банкнот. И когда политика пассивного сопротивления оккупации Рура привела к необходимости выплачивать гигантские денежные суммы, они – опять-таки по политическим соображениям – были получены посредством печатного станка.

Правительство считает себя обязанным прибегнуть к инфляции всякий раз, когда оно не может заключить соглашения о займах и не решается на увеличение налогов, поскольку имеет причины опасаться, что его политика лишится всякой поддержки, если финансовые и экономические последствия этой политики обнаружатся на слишком ранней стадии. Таким образом, инфляция становится важнейшим психологическим ресурсом всякой экономической политики, последствия которой должны быть скрыты. В этом смысле инфляция может быть названа инструментом непопулярной, или, иными словами, антидемократической, политики, – так как, вводя в заблуждение общественное мнение, она позволяет продлить существование такой системы правления, на которую люди никогда не дали бы своей санкции, если бы ее последствия стали бы им ясны. Такова политическая функция инфляции. Это объясняет, почему инфляция всегда была важным инструментом политики войны и революции и почему мы находим ее среди тех политических инструментов, которые ставит себе на службу социализм. Когда государственные деятели не считают необходимым ограничивать государственные расходы получаемыми доходами и присваивают себе право маскировать дефицит бюджета эмиссией банкнот, их идеологией становится ничем не прикрытый абсолютизм.

Различные цели, преследуемые инфляционистами, обусловливают разнообразие способов, которыми политика инфляции проводится на практике. Если обесценение денег требуется для того, чтобы обеспечить преимущество должникам за счет кредиторов, то соответствующей практической задачей является нанесение по интересам кредиторов неожиданного удара. Как было показано, в той мере, в какой оно является ожидаемым, предсказуемое обесценение не может изменить относительные позиции кредиторов и должников, и политика постепенного уменьшения ценности денег не способна обеспечить последним никаких преимуществ.

С другой стороны, если обесценение денег задумано для того, чтобы «стимулировать производство», облегчить экспорт и затруднить импорт, то необходимо иметь в виду, что абсолютный уровень ценности валюты – ее покупательная способность, выраженная в товарах и услугах, и ее курс обмена на другие валюты – не имеют значения для внешней (как и для внутренней) торговли. Процесс изменения объективной меновой ценности денег оказывает влияние на бизнес только до тех пор, пока он не завершен. Обесценение денег оказывает на торговлю «стимулирующий эффект» только до тех пор, пока обесценение не затронуло все товары и услуги. С завершением процесса адаптации «стимулирующий эффект» исчезает. Если цель состоит в том, чтобы придать ему постоянный характер, к понижению покупательной способности денег необходимо прибегать вновь и вновь. Совершенно недостаточно понизить ее один раз, осуществив какую-то одну серию мероприятий, как это ошибочно рекомендуется в сочинениях бесчисленных авторов – сторонников инфляции. Только прогрессирующее обесценение валюты может обеспечить постоянное достижение провозглашаемых ими целей[270]270
  См.: Hertzka. Währung und Handel. Wien, 1876. S. 42.


[Закрыть]. Однако фактическое существование денежной системы, которая удовлетворяла бы этим требованиям, невозможно в принципе.

Реальная трудность состоит, разумеется, вовсе не в том факте, что прогрессирующее уменьшение ценности денег довольно быстро должно сделать ее такой низкой, что деньги перестанут удовлетворять требованиям торговли. Поскольку сегодня большинство современных денежных систем базируется на десятичной системе счисления, даже наиболее отсталые слои общества без труда смогут освоиться с новыми номиналами, на которые будет переводиться обесценивающаяся национальная валюта. Можно легко представить себе денежную систему, в которой ценность денег все время снижается неким постоянным темпом. Предположим, что покупательная способность такой валюты под действием факторов, лежащих в денежной сфере, снижается в течение года на одну сотую от того уровня, который она имела на начало года. Тогда уровни ценности денег на начало каждого года будут образовывать убывающую геометрическую прогрессию. Если принять ценность денег на начало первого года за 100, то знаменатель прогрессии составит 0,99. На конец года n ценность денег будет равна 100 х 0,99^n-1. Эта сходящаяся геометрическая прогрессия содержит бесконечное число членов, каждый из которых относится к предшествующему как 99 к 100. Довольно легко можно представить себе денежную систему, основанную на этом принципе; возможно, еще легче представить себе систему, в основе которой лежит знаменатель геометрической прогрессии, равный, например, 0,995 или даже 0,9975.

Но как бы легко ни было вообразить себе подобную систему, создать нечто подобное в реальности вне нашей власти. Мы знаем факторы, определяющие ценность денег, или полагаем, что знаем их. Однако мы не в состоянии направить их по своей воле, поскольку у нас для этого нет в наличии самых важных предпосылок, – мы не можем определить количественную значимость изменения количества денег. Мы не можем подсчитать интенсивность, с которой определенные количественные изменения соотношения предложения денег и спроса на них влияют на субъективные оценки индивидов, тем самым косвенно воздействуя на рынок. Это воздействие остается в высшей степени неопределенным. Употребляя те или иные средства для того, чтобы влиять на ценность денег, мы рискуем ошибиться в дозировке. Это тем более важно, что в действительности мы не в состоянии даже измерить изменения покупательной способности денег. Таким образом, даже если бы мы могли хотя бы приблизительно указать направление, в котором мы должны действовать для того, чтобы добиться желаемых изменений, у нас не было бы ничего, что могло бы подсказать нам, насколько далеко мы можем зайти. Более того, мы даже не были бы в состоянии установить, как далеко мы уже зашли, к каким последствиям уже привело наше вмешательство и в каком отношении эти последствия находятся к тому состоянию, достижение которого мы считаем желательным.

Опасность избыточного произвольного воздействия на ценность денег – политического воздействия, так как оно состоит в сознательном вмешательстве в организацию человеческого взаимодействия, – всегда будет недооцениваться, в особенности если речь идет об уменьшении ценности денег. Сильные изменения ценности денег порождают опасность, что торговля откажется от использования денег, являющихся объектом воздействия со стороны государства, и изберет собственные деньги, приспособленные к нуждам обмена. Но пока дело не зашло так далеко, вполне возможно, что любые последствия изменения ценности денег будут преодолены участниками экономического оборота, которые поймут, что ценность денег непрерывно падает, и приспособят к этому явлению свои действия. Если во всех сделках стороны начнут учитывать те значения, которые объективная меновая ценность денег вероятно примет в будущем, то все последствия обесценения для кредита и торговли будут нейтрализованы. Когда [во время инфляции] немцы начали считать параметры сделок в золоте, продолжавшееся обесценение валюты более не могло изменять взаимные позиции кредиторов и должников и даже перестало влиять на торговлю. Перейдя к учету в золоте, общество высвободилось из пут инфляционистской политики, и в конце концов даже правительство было вынуждено признать золото в качестве базовой единицы учета.

Опасность, присущая любым попыткам проводить политику инфляции, состоит в ее избыточности. Если принятие мер к «удешевлению» денежной единицы признается принципиально возможным, допустимым и желательным, немедленно начинаются горячие дискуссии о способах проведения этого принципа в жизнь. Заинтересованные группы имеют разные взгляды не только на то, какие шаги следует предпринять, но и на то, каковы результаты тех шагов, которые уже были предприняты. Ни одна мера инфляционистской политики не может быть принята без ожесточенной полемики. В такой обстановке уже невозможно призывать к умеренности. Эти трудности будут иметь место даже в том случае, когда речь идет о том, чтобы обеспечить то, что сторонники инфляции называют благоприятными последствиями разового и изолированного обесценения денег. Даже если мы рассмотрим ситуацию со «стимулированием производства» или ситуацию с помощью должникам, которая сложится после разового обесценения денег, нужно будет решить все те же проблемы. Они присущи любым конкретным способам снижения ценности денег{, в особенности ее понижению. Эти трудности сами по себе сделают невозможным проведение данной политики, перевесив всю аргументацию, которая будет высказываться в ее пользу.

Теперь необходимо задаться вопросом: а является ли эта [денежная] политика такой уж желательной на самом деле? Поскольку ее оценка представляет собой элемент перипетий внутренней политики, ответ на этот вопрос нельзя получить на базе экономической теории. В частности, мы установили, что увеличение денежной массы, будучи главным методом реализации инфляционистской политики, имеет своим следствием обогащение тех классов, к которым поток дополнительных денег устремляется в первую очередь, и ущемление интересов тех, кого он достигает в последнюю. В каждом конкретном случае в выигрыше или проигрыше оказываются разные общественные группы, а какие именно – зависит от способа увеличения количества денег и структуры экономики конкретной страны. Очевидно, что наука не может лежать в основе точки зрения на подобные изменения. На вопрос о желательности и плодотворности изменений в распределении доходов и богатства в пользу того или иного касса населения, каждый ответит по-своему, в зависимости от имеющихся у него общих политических взглядов и политико-экономических воззрений. Такого рода оценки невозможно получить с помощью науки.

Однако если рассматривать на эту проблематику в свете внешнеторговых отношений, дело предстанет совершенно иным образом.

С позиций сторонников свободной торговли государственное вмешательство, которое приводит к изменению структуры распределения доходов посредством изменения внутренней ценности денег, не может быть оправдано никакими соображениями – ни тогда, когда такое вмешательство служит средством достижения внутриполитических целей, ни тогда, когда цели государственного вмешательства лежат в сфере внешней торговли. Именно поэтому в основе оценивания подобных мер всегда лежат протекционистские воззрения. Те, кто ищет формулировки этих оценок, никогда не пытаются взвесить великий вопрос о соотношении между покровительственным тарифом и свободной торговлей на весах денежной политики, – постановка принципиальных вопросов не входит в их задачу, поскольку в эту старинную дискуссию не может привнести ничего нового и рассмотрение специфической линии доказательств, предполагающей подключение сюда анализа того воздействия, которое оказывает та или иная денежная политика. Те, кто оценивает меры инфляционистской политики, могут лишь попытаться, не вдаваясь в фундаментальные проблемы, проанализировать политику, ставящую своей целью понижение внутренней ценности денег, сопоставив ее с использованием таких протекционистских орудий главного калибра, как ставки таможенных пошлин и транспортный тариф, используемых для затруднения импорта и поощрения экспорта.

Адольф Вагнер считает ошибочной и просто вредной точку зрения, согласно которой выгоды, извлекаемые от понижения ценности денег частными предпринимателями, нужно расценивать как преимущества для экономики в целом. Согласно Вагнеру, воздействие понижения обменного курса национальной валюты, поощряющего экспорт, сводится к тому, что продукция внутреннего производства отпускается загранице слишком дешево, т. е. ниже той ценности, которую она имеет в соответствии с количеством затрат национального труда и материальных ресурсов, израсходованных на их производство. Таким образом, получается, что часть экспорта как бы дарится зарубежным странам. С другой стороны, для оплаты более высокой денежной ценности зарубежных продуктов, выраженной в номинально обесцененной внутренней валюте, потребуется большее количество внутренних товаров в реальном выражении, а следовательно, и больше внутренних трудовых затрат. Тем самым заграница будет получать как бы переплату за эти товары[271]271
  {См.: Wagner. Die russische Papierwahrung. Riga, 1868. S. 169 ff. (Вагнер. Русские бумажные деньги. Киев, 1871. С. 227); Idem. Sozialökonomische Theorie des Geldes und Geldwesens. Berlin, 1909. S. 708 f.}


[Закрыть]. Несмотря на то, что считает по этому поводу Вагнер, эта его аргументация может быть приговором инфляционистской политики в столь же малой степени, в какой она может быть оспорена (если отвлечься от ее привязки к логике теории издержек производства).

Причем в наименьшей степени данная аргументация годится в качестве опровержения взглядов сторонников инфляции именно для тех, кто, как Вагнер, в вопросах торговой политики склоняется к протекционизму. Можно предположить (без особого риска ошибиться), что аргументация, используемая Вагнером в его новой работе, заимствована им из его книги, которая вышла более сорока лет назад, и что Вагнер не заметил, что с тех пор он изменил свою позицию по отношению к принципам торговой политики, так что в полемике с инфляционистами ему более не пристало использовать аргументы сторонников свободной торговли. Ибо хотя отчасти Вагнер прав, указывая на то, что стимулирование экспорта и ограничение импорта могут осуществляться посредством изменения монетарной политики, точно такие же результаты могут быть достигнуты с помощью прямых протекционистских мер, применение которых он не устает рекомендовать[272]272
  {См.: Wagner. Agrar– und Industriestaat. 2. Aufl. Jena, 1902. S. 216 ff.}


[Закрыть].

В своей критике Вагнер связывает значение понижения ценности денег для импорта только с тем обстоятельством, что для оплаты импорта необходимо рассчитываться по повышенным ценам, соответствующим изменившемуся обменному курсу, тогда как отечественные товары продаются за границей по таким ценам, которые соответствуют еще не выросшим ценам внутреннего рынка. Вагнер не обращает внимания на то обстоятельство, что в условиях более высоких цен на импортные товары (выраженных в местных деньгах) отечественные товары станут более конкурентоспособными, вследствие чего будет иметь место сокращение импорта. В своих построениях он рассматривает только такие импортные товары, которые продолжают ввозиться из-за границы, несмотря на возросшие цены [на импорт] внутри страны, противопоставляя им только такие экспортируемые товары, которые сбываются за границей по пониженным ценам (выраженным в валюте страны, куда они экспортируются). При этом он и здесь игнорирует тот факт, что факторы, стимулирующие экспорт, могут состоять лишь в том, что цены на экспортируемые товары понижаются не на весь валютный дифференциал, но лишь на его часть, а остаток [разницы, возникающей из-за заниженного курса внутренней валюты] достается производителям и продавцам вывозимых товаров в виде экспортной премии.

Понижение ценности денег, воздействующее как фактор, ограничивающий импорт, необходимо сопоставлять с аналогичным воздействием протекционистских пошлин. При этом нельзя прибегать к аргументам из идейного арсенала сторонников свободной торговли. Обоснование [эффективности тех или иных мер] может строиться только как поиск ответа на вопрос, что является более подходящим средством для достижения целей протекционистов – меры тарифной политики или политики, направленной на понижение ценности денег. Но что касается этого сопоставления, то здесь уже известно, что изменение ставок таможенных пошлин является значительно более удобным средством, которое больше соответствует протекционистским целям и которым легче управлять. Прежде всего необходимо обратить внимание на тот факт, что протекционистский тариф распространяется на оборот только тех товаров, производство которых составляет предмет заботы протекционистов, и только в той мере, которая задана шкалой тарифных ставок, тогда как понижение ценности денег воздействует одновременно на все товары, даже на те, которые ни при каких условиях не могут производиться внутри страны. В этом отношении меры денежной политики можно сравнить с так называемым сплошным тарифом. Далее, обнаруживается и другое нежелательное последствие понижения ценности денег, единственное, на которое обратил внимание Вагнер, когда писал о переплате загранице за ввозимые товары. Тогда как импортные товары уже были оплачены по повышенным ценам, внутренние цены еще не пришли в соответствие с новыми условиями, – некоторое время они будут продолжать оставаться на прежнем уровне (в этом и заключается воздействие изменения ценности денег на внешнюю торговлю), лишь постепенно достигая уровня, соответствующего новой ситуации. Уменьшение импорта будет иметь место в любом случае, вне зависимости от того, какие методы будут для этого использоваться – тарифная политика или политика инфляции. Однако если в первом случае импорт товаров, которые продолжают ввозиться несмотря на повышение тарифов, увеличивает доходы государственного института, взимающего пошлины, что увеличивает общественное благосостояние, то во втором случае в выигрыше остаются только иностранцы[273]273
  {Если импорт сдерживается посредством повышения транспортного тарифа, то прибыль удержат транспортные компании, причем здесь нужно принять во внимание ущерб, проистекающий от сокращения физического объема перевозок импортируемых товаров.}


[Закрыть]. Иностранцы продают свои товары по повысившимся ценам, соответствующим новым условиям. Кроме того, они покупают товары, произведенные в той стране, которая импортирует их товары, по низким ценам, которые еще не вполне соответствуют новым условиям. Часть этой прибыли (но не всю ее) они, разумеется, должны будут отдать посредникам и производителям [местных] товаров.

Кроме того, необходимо заметить, что экспортные премии, возникающие вследствие понижения внутренней объективной меновой ценности денег, и в этом смысле аналогичные [административному] введению экспортных премий, отличаются тем, что они распространяются на все вообще товары, в том числе и на такие, стимулирование вывоза которых вовсе не было целью политики поощрения экспорта. В остальном экспортные премии, образующиеся косвенным образом – как итог политики по изменению ценности денег, – действуют совершенно так же, как прямые экспортные премии.