Текст книги "Неожиданная правда о животных. Муравей-тунеядец, влюбленный бегемот, феминистка гиена и другие дикие истории из дикой природы"

Бобр

Животное, считающееся воплощением кротости, из его яичек изготавливают мощное лекарство. «Физиолог» утверждает: когда бобр видит преследующего его охотника, он отгрызает свои гениталии и бросает их перед преследователем, таким образом спасаясь от него. [67]67
  Перевод С. Федорова.


[Закрыть][68]68
  Clark W. B. A Medieval Book of Beasts: The Second-Family Bestiary: Commentary, Art, Text and Translation. Suffolk: Boydell and Brewer, 2006. P. 130.


[Закрыть]

Средневековый бестиарий, XII век

Род Castor

Сбор материалов для этой книги сопровождался странными приключениями. Но мое страстное желание узнать правду о бобре, возможно, заставило бы подняться не одну бровь. Все началось ранним осенним утром со встречи на автостоянке с длинным, под два метра, тощим человеком, у которого в багажнике лежала заряженная винтовка в комплекте с глушителем. Его звали Микаэль Кингстад, и он был профессиональным охотником на бобров.

Микаэль работает в Стокгольме – возможно, самой чистой и зеленой столице, в какой я бывала. Недалеко от исторического пастельного центра города – леса, изобилующие животными, которые иногда выходят поизучать городскую жизнь. Задача Микаэля – обеспечить, чтобы эти пришельцы находились под контролем. Он отправил в мир иной кроликов («проблема»), крыс (его главное проклятье), гусей («они производят много дерьма») и явно пьяного лося. А иногда в его поле зрения попадают чрезмерно активные бобры.

Хотя мы обращаемся друг к другу по именам, профессиональный убийца животных – для меня необычная компания. Но мне надо было встретиться с Микаэлем, чтобы задать настоящему охотнику на бобров важный вопрос: «Случалось ли когда-нибудь такое, чтобы бобр откусывал себе яйца и кидался ими?»

Микаэль посмеялся. Однако я не шутила. Предполагаемый акт самокастрации бобра был главным, ради чего я ехала. Я как-то не ожидала, что мое расследование вытащит на свет грязную историю о том, как ошибочно за семенники принимали препуциальные железы, о неуместном морализме, блуждающих матках и почти полном уничтожении бобра в реках Европы.

Из всех мифов о животных те, что повествуют о бобре, наверное, могли бы получить титул самых нелепых. В древности этот прославленный трудолюбием грызун был знаменит не своими крепкими навыками лесоруба, как можно было бы ожидать, и не исключительным архитектурным талантом, а тем, что принимали за семенники и что ценилось лекарями за лечебные свойства.

Бобр из бестиариев был, однако, коварным созданием. Когда его преследовали охотники, говорят, он обнажал свои огромные желтые зубы и приступал к кастрации, сдавая свою главную ценность нападающему (возможно, подавая ее, как ракеткой, своим веслообразным хвостом) и так спасая свою жизнь. Ход, достойный упоминания в какой-нибудь энциклопедии в статье «Изящный маневр». Но по большинству свидетельств искусность этого животного этим не исчерпывалась. Священник и хроникер XII века Джеральд из Уэллса (Гиральд Камбрийский) был одним из тех, кто наделял бобра и другими умениями. «Если собаки случайно погонятся за животным, которое уже кастрировано, – пишет Гиральд, – у него хватит прозорливости забежать на возвышенное место, там поднять заднюю ногу, показывая охотнику, что объекта преследования уже нет»[69]69
  Gerald of Wales The Itinerary of Archbishop Baldwin through Wales. Sir Richard Colt Hoare (ed.). London: William Miller, 1806. Vol. 2. P. 51.


[Закрыть].

Неправдоподобие этого яркого акта самооскопления не слишком беспокоило авторов средневековых бестиариев. Беспощадная религиозная аллегория каждый раз брала верх над истиной. Этот непристойный рассказ о мудрости грызуна содержал назидательный урок: человек должен отрезать все свои пороки и сдать их дьяволу, если он хочет спокойно жить. Такой серьезный аскетический подход понравился христианским моралистам. Неудивительно, что историю про бобра повторяли и распространяли по всей Европе.

Ловкую кастрацию бобра описывали не только в бестиариях. Эта легенда встречалась почти в каждом описании животных начиная с древних греков. Энциклопедист Клавдий Элиан дополнительно приукрасил эту чушь, приписав бобру изобретение ловкого трюка, особенно любимого трансвеститами. «Часто, – писал он в своем эпическом творении о животных, – бобры прячут свои интимные части». Это позволяет находчивым грызунам уходить в голубую даль, как сообщил нам Элиан, «сохраняя свои сокровища»[70]70
  Цит. по: McNamee G. Aelian’s on the Nature of Animals. Dublin: Trinity University Press, 2011. P. 65.


[Закрыть].

Эта гравюра на дереве из немецкого издания басен Эзопа (1685) – хороший пример самокастрации бобров с целью отдать семенники охотнику

Позднее Леонардо да Винчи должным образом зафиксировал в записных книжках удивительное осознание бобром ценности своих половых желез: «Мы читаем о бобре, который, когда его преследуют, знает, что это из-за ценности его семенников для медицины, и если он не может скрыться, он останавливается; и чтобы примириться со своими преследователями, он откусывает себе семенники острыми зубами и оставляет их своим врагам»[71]71
  The Notebooks of Leonardo da Vinci: Compiled and Edited from the Original Manuscripts. Jean Paul Richter (ed.). Mineola, NY: Dover Publications, 1967. Vol. 2. P. 1222.


[Закрыть]. К сожалению, великий художник не создал соответствующих иллюстраций, и мы можем лишь вообразить бобра Леонардо с подходящей к случаю загадочной улыбкой Моны Лизы.

В 1670 году шотландский картограф Джон Оджилби все еще писал о том, как бобры «откусывают свои яички и бросают их в охотника»[72]72
  John Ogilby. America: Being an Accurate Description of the New World. London: Printed by the Author, 1671. P. 173.


[Закрыть], в своей книге «Америка: точное описание Нового Света» (America: Being an Accurate Description of the New World). Эта небылица была слишком соблазнительной, чтобы не повторять ее, – идеальная смесь восхитительной похабности и праведной морали.

Нужен был бесстрастный ум, чтобы выудить правду про бобровые яички и избавить бедное существо от перманентной потери половых органов. И тут на сцену выходит разрушитель мифов XVII века сэр Томас Браун, который, несмотря на нездоровое стремление скормить страусам железные пирожки, был одиноким гласом логики в явно темные века. Врач и философ с оксфордским образованием, Браун был автором книги «Ошибки и заблуждения» (Pseudodoxia Epidemica, 1646), в которой он силой интеллекта атаковал то, что называл «вульгарными ошибками»[73]73
  Thomas Browne. Pseudodoxia Epidemica. London: Edward Dodd, 1646. P. 4.


[Закрыть], – большого каталога популярных заблуждений, распространяемых бестиариями и им подобными книгами, которые назойливо засоряли стройную картину, создаваемую естествознанием.

В своем крестовом походе Браун строго придерживался «трех определителей Истины»[74]74
  Ibid. P. 147.


[Закрыть], которыми он считал «Авторитетный источник, Чувство и Рассудок» [75]75
  Следует иметь в виду, что используемые английские слова многозначительны, особенно в контексте философских и религиозных трудов, которые писал сэр Томас Браун. Authority – это скорее авторитетное мнение. Sense – не только чувство, но и смысл. Reason – не только рассудок (кстати, лучше «разум»), но и причина.


[Закрыть]. Все это поместило его в авангард научной революции как первопроходца современного научного процесса. «Чтобы ясно и надежно познать субстрат истины, – писал он, – мы должны забыть и отрешиться от того, что знаем»[76]76
  Sir Thomas Browne: The World Proposed. Reid Barbour and Claire Preston (eds). Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 23.


[Закрыть]. Для этого он затеял исследование множества укоренившихся неправд, начиная с барсуков, чьи ноги на одной стороне тела были якобы короче, чем на другой (идея, которую он считал «противной закону природы»)[77]77
  Thomas Browne. Pseudodoxia Epidemica. Цит. по: The Adventures of Thomas Browne in the Twenty-First Century. Hugh Aldersey-Williams. London: Granta, 2015. P. 102.


[Закрыть], и заканчивая тем, что из мертвых зимородков получаются хорошие флюгеры. (Не получаются, выяснил Браун, поэкспериментировав с парой птичьих тушек. Он подвесил их на шелковых нитках и пронаблюдал, что «они не становились регулярно грудью в одну сторону»[78]78
  Thomas Browne. Pseudodoxia Epidemica. P. 162.


[Закрыть], а просто бесполезно болтались в разных направлениях.)

Браун с его нюхом на всякую ерунду заметил нечто особенное в бобровых яичках. Заблуждения насчет бобра, говорил Браун, были «очень древними; и посему с легкостью распространялись»[79]79
  Ibid. P. 144.


[Закрыть]. Он предположил, что все началось с неправильного толкования египетских иероглифов, которые, безо всякой видимой причины, представляли наказание за человеческое прелюбодеяние в виде бобров, отгрызающих свои гениталии. Это описание подхватил Эзоп, который включил сюжет про бобров в свои знаменитые басни. Басни, в свою очередь, были усвоены ранней греческой и римской научной литературой – и представлены как факт.

Браун предположил, что своей живучестью этот сюжет был в значительной степени обязан необычной биологии этих грызунов. В отличие от большинства млекопитающих, яички бобров не болтаются снаружи тела, а спрятаны внутри [80]80
  Наружные половые органы и анальное отверстие бобра закрыты складкой кожи, образующей полость.


[Закрыть]. Даже если «скрытые детали»[81]81
  Ibid. P. 145.


[Закрыть] и подтверждали мысль о том, что животное каким-то образом кастрировано, Браун резонно подчеркивал: такое анатомическое устройство в то же время подтверждало, что бобр не мог откусить себе яйца, даже если бы захотел. Попытка «евнухнуться», писал он, была бы «не то что бесплодным, но и вообще невозможным действием» – или даже «опасным… если бы кто-то другой попытался» произвести подобное с бобром[82]82
  Browne, ibid. P. 145.


[Закрыть].

Истоки легенды были отчасти этимологическими – на что у Брауна был удивительно острый глаз и слух, так как он и сам был довольно талантливым словотворцем. Его здравая протонаучная логика была вплетена в бурлящий поток цветистых длиннокрылых слов, многие из которых, как и «евнухнуться», он изобрел сам. Брауну приписывают введение в английский язык почти восьмисот новых слов; его неологизмы «галлюцинации», «электричество», «плотоядное» и «недоразумение» активно используются до сих пор. Впрочем, другие – такие как «ретромингент»[83]83
  Цит. по: The Adventures of Thomas Browne in the Twenty-First Century. P. 10–12.


[Закрыть] («мочащийся назад») – как-то не прижились.

Браун проницательно заметил, что латинское название бобра, Castor, часто связывается со словом «кастрат». Одним из многих книжников, приписавших ложный смысл, был архиепископ Севильи. «Бобр (Кастор) назван так от кастрации»[84]84
  The Etymologies of Isidore of Seville. Stephen A. Barney, W. J. Lewis, J. A. Beach and Oliver Berghof (eds). Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 21.


[Закрыть], – ошибочно утверждал он в своей «Этимологии» (Etymologiæ), энциклопедии VII века. На самом деле латинское слово Castor происходит не от кастрации, оно родственно санскритскому слову kasturi[85]85
  Poliquin R. Beaver. London: Reaktion, 2015. P. 58.


[Закрыть], означающему «мускус», – что подводит нас к самой сути многовековых скандалов вокруг бобровых причиндалов. На бобров охотились из-за маслянистой бурой жидкости, которую называли «кастореум», или «бобровая струя», и которая, как оказалось, вырабатывалась не в их семенниках, как утверждали легенды, а в парных органах, обретающихся подозрительно близко к оным [86]86
  Кастореум, или бобровая струя, – пахучие выделения препуциальных желез. Это не жидкость, а бурая масса плотной творожистой консистенции.


[Закрыть].

Историю с ложными семенниками впервые почти за столетие до Брауна опроверг французский врач и бонвиван Гийом Ронделе. За некоторое время до своей смерти, последовавшей в 1566 году от передозировки инжира[87]87
  Ibid. P. 57.


[Закрыть], этот мастер вскрытия приступил с ножом к паре бобров и установил, что и самец и самка производят драгоценный кастореум, который у них хранится в паре грушевидных мешочков возле анального отверстия. У многих млекопитающих есть пара пахучих околоанальных желез, продуцирующих мускусное вещество, которое служит для привлечения партнеров и мечения территории. Ронделе первым обнаружил, что бобр наделен уникальными железами – размером почти с гусиное яйцо и чрезвычайно похожими на семенники.

Сходство этих желез с половыми так велико, что другие – не столь внимательные – анатомы часто ошибочно принимали бобрих за гермафродитов или сообщали о самцах-уродах, у которых ненормальное количество яичек – четыре штуки. Но Браун со свойственным ему остроумием напомнил читателям, что внешность бывает обманчива. «Семенники определяются по их функции и не определяются по месту или положению; функция у них у всех одна, а вот расположение часто различается»[88]88
  Thomas Browne. Pseudodoxia Epidemica. P. 146.


[Закрыть]. Он констатировал, что «сходство и расположение этих образований» служило «основанием для такой ошибки»[89]89
  Ibid.


[Закрыть], и тем самым, как он считал, был разоблачен миф о бобрах.

Кастореум в Древнем мире ценился как лекарство благодаря своей необычайной вонючести. Это вообще было время, когда запахи считались особенно мощными снадобьями – и чем крепче пахло, тем больше было шансов на выздоровление. По этим причинам неизменной популярностью у врачей (а порой и у пациентов) пользовались фекалии. Обращение к врачу могло повлечь за собой прием умопомрачительного коктейля более чем из тридцати разных сортов целебного дерьма (от мышиного до человеческого)[90]90
  John Redman Coxe. The American Dispensatory. Philadelphia: Carey & Lea, 1830. P. 172.


[Закрыть], от чего больному могло стать только хуже. По сравнению с таким настоем аромат бобровых «семенников» благоухал как розы [91]91
  Тем не менее бобровая струя использовалась в парфюмерии и кулинарии. За счет фенолов запах кастореума напоминает всем известную гуашь. Он кожистый, немного дегтярный, животный; при этом он действительно мощный и резкий.


[Закрыть].

Священник и натуралист XVII века Эдвард Топселл посвятил несколько страниц своего знаменитого бестиария «История четвероногих зверей» (The History of Four-Footed Beasts) пахучим свойствам кастореума. «Эти камни, – писал он, – имеют сильный вонючий запах»[92]92
  Topsell E. The History of Four-Footed Beasts and Serpents and Insects. London: DaCapo, 1967. F. p. 1658. P. 38.


[Закрыть]. Выделения бобра помогали от всего: от зубной боли (просто залить подогретый кастореум в соответствующее ухо) до метеоризма (лучше не спрашивайте). Главное применение, однако, они находили при лечении женских гинекологических недугов. Вряд ли это удивительно. Античная и средневековая фармакопея была напичкана фаллическими ингредиентами[93]93
  Poliquin R. Beaver. P. 70.


[Закрыть]; по ее правилам при жалобах на половую сферу выписывали тыквы-горлянки, рога и плоды бешеного огурца (исходя из главного принципа: все, что нужно больной женщине – это пенис, а потому назначение овоща соответствующей формы должно было подействовать). Бобровые «камни» очень естественно угнездились в этом фаллоцентрическом подходе к женскому здоровью.

Говорили, что кастореум усмиряет женские репродуктивные органы. Римляне сжигали маслянистые бурые выделения в лампах, чтобы вызвать выкидыш, а Топселл замечал, что «духи с кастореумом, ослиным пометом и свиным жиром открывают закрытую матку»[94]94
  Topsell E. The History of Four-Footed Beasts and Serpents and Insects. P. 39.


[Закрыть]. Надо сказать, липовым яичкам бобра приписывалась такая абортивная сила, что беременной женщине достаточно было перешагнуть через бобра, живого или мертвого, чтобы потерять ребенка.

Бобр в «Истории четвероногих зверей» Эдварда Топселла (1607) выглядит сильно ошарашенным. Возможно, потому, что это самка, обритая, чтобы показать не только ее соски, но и «камешки», о которых Топселл говорил, что они очень востребованы как средство от всего – от зубной боли до кишечных газов

Но самым популярным рецептом с кастореумом был тоник от истерии[95]95
  Poliquin R. Beaver. P. 71.


[Закрыть] – вымышленного женского расстройства с таким длинным списком симптомов, что под него можно было подверстать любую ипохондрию, эмоциональные всплески, тревожность и общую раздражительность, и это лишь некоторые из множества форм «истерии». Считалось, что истерия (от греческого названия матки – «истера») возникает, когда ядовитая матка блуждает внутри тела, ввергая в хаос остальные органы женщины. Туманный характер «болезни» сделал ее универсальным диагнозом для дам в расстроенных чувствах со времен Египта и во все последующие эпохи. В XVII веке, по оценке английского врача Томаса Сиденхэма, истерия была наиболее распространенным заболеванием после лихорадки, составляя шестую часть всех человеческих болезней. Среди женщин, писал Сиденхэм, «редко найдется такая, чтобы была полностью свободной от нее»[96]96
  The Works of Thomas Sydenham, MD. Robert Gordon Latham (ed.). Dr Greenhill (trans). London: Sydenham Society, 1848. Vol. 2. P. 85.


[Закрыть].

На протяжении веков было предложено множество методов лечения истерии. «Массаж таза» – звучит почти приятно; «экзорцизм» – не очень. Однако одним из средств до середины XIX века было глубокое занюхивание «яиц» бобра. В 1847 году американский врач Джон Эберле все еще рекламировал околоанальный секрет водного грызуна как радикальное средство для истерических дам, особенно для «тонких и возбудимых натур»[97]97
  John Eberle. A Treatise of the Materia Medica and Therapeutics. Цит. по: Poliquin R. Beaver. P. 53.


[Закрыть].

Погрузившись в чтение этой книги и чувствуя себя тоже немного истеричной, я решила получить на руки ложные семенники бобра и нюхнуть их сама. Я написала серию сюрреалистических писем охотникам, каких нашла в интернете, вежливо представляясь и затем обращаясь к ним с просьбой прислать мне добытые железы бобра. Никто из них не ответил. Дальше я призвала на помощь подругу, которая знала какие-то каналы в «темном интернете», и мы провели дождливую субботу, лазая там в поисках кастореума. Мы не смогли его найти. В итоге я нашла пару бобровых желез на eBay – буквально оторвала за 54,99 доллара. Мешочки с бобровой струей, как выяснилось, все еще пользуются спросом, но не как лекарство от истерии, а как нечто более странное.

Более восьмидесяти лет бурые выделения околоанальных желез бобра применялись для того, чтобы обогатить ванильный запах разных десертов, от бисквитов с глазурью до мороженого [98]98
  Кастореум настолько дорог и добыча его настолько сложна, что используют его сейчас крайне редко и только в очень дорогих гурманских продуктах. Слухи о широком использовании в еде этого ингредиента опровергнуты.


[Закрыть][99]99
  Burdock G. A. Safety Assessment of Castoreum Extract as a Food Ingredient // International Journal of Toxicology, 2007. 26.1 (January – February), https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/17365147. P. 51–55.


[Закрыть] (надо же, как раз подобную пищу я обычно употребляю сама в качестве профилактики истерических настроений). Как удалось обнаружить это свойство – уму непостижимо, но сейчас кастореум входит в списки Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) США как «вещество, признанное безвредным» (список GRAS – generally recognized as safe) – простая пищевая добавка. К счастью для бобров, оно не так часто используется. Но, когда используется, производителям нужно только указать в списке «натуральный ванильный ароматизатор», поскольку это в самом деле «натуральный», природный компонент, «натурально» произведенный задними частями бобра. Знание этого может перебить самую пылкую любовь к мороженому.

Кроме того, кастореум – важный компонент многих классических ароматов, в том числе Givenchy III и Shalimar. Это не так шокирует, потому что парфюмерная индустрия давно и прочно состояла в любовной связи с запахами экзотических животных. Образующаяся в пищеварительном тракте китовая амбра и выделения анальных желез циветты (цибетин) и кабарги (мускус) могут казаться непривлекательными, но, по-видимому, эти субстанции – квинтэссенция очарования.

«Идея использования ароматов – это рассылка окружающим сообщения об открытости для сделки, – объясняет специалист по запахам Кейти Пакрик. – Вот что для вас делает тонкий запах задних частей зверька». Согласно этому мнению, такой запах напоминает нам о нашем зверски сексуальном грязном прошлом. Выделения животных также ценны в техническом плане – их применяют как фиксаторы для более летучих субстанций. «Они добавляют в смесь сексуальное “гррр”, – сказала мне Кейти, используя жаргон продавцов. – “Скунсятина”, как мы, фанатеющие от запахов, это называем, обеспечивает переход от цветов к человеческой коже. Без животных ноток в парфюме можно с тем же успехом обрызгаться туалетным освежителем воздуха» [100]100
  В современной парфюмерии анималистические ноты создаются почти всегда с помощью синтетических веществ.


[Закрыть].

Моя бобровая скунсятина прибыла через неделю. Как только я открыла пакетик Jiffy, мне стало очевидно, как возникла легенда о самокастрации бобра: оттуда выкатилось нечто похожее на пару сморщенных коричневых семенников. Их аромат был совершенно одурманивающим. Все, что с ними соприкасалось, пропитывалось странным запахом дерева и кожи – примерно как сильный запах ладана перешибает весь ассортимент парфюмерного магазина. Эдвард Топселл утверждал, что поддельный кастореум можно обнаружить по силе запаха; подлинное вещество при вдыхании должно «выпускать кровь из носа»[101]101
  Topsell E. The History of Four-Footed Beasts and Serpents and Insects. P. 38.


[Закрыть]. Запах, исходящий от моего кастореума, заглушал все, но, к счастью, не до крови из носа. Он был совсем не противный, как можно было ожидать от пары железок, лежащих в такой непосредственной близости от телесного мусоропровода животного. Но эта неожиданная благовонность кастореумных мешочков может восходить к их еще более неожиданному содержимому [102]102
  Имеется в виду, что в зависимости от рациона питания бобра запах бобровой струи может меняться.


[Закрыть].

В природе идет эволюционная гонка вооружений, в которой растения противостоят поедающим их животным. Чтобы защититься, растения стали мастерами химического оружия, производящими разные вещества от просто горьких до абсолютно смертельных. Травоядные животные прорываются сквозь эту защиту, совершенствуя пути разложения, детоксикации или переработки таких потенциально вредных соединений. В свою очередь, растения повышают ставки, синтезируя еще больше ядов. И вновь продолжается бой.

Бобры произошли от длинной и успешной линии водоплавающих грызунов, которые подгрызали деревья для строительства и питания корой, корнями и побегами по крайней мере 23 миллиона лет. За это время они развили целый арсенал способов борьбы с химическим оружием деревьев, и самым остроумным из них оказалось изолирование токсинов[103]103
  Poliquin R. Beaver. P. 67.


[Закрыть] и использование их для собственной системы защиты. Кастореум содержит множество растительных соединений: алкалоиды, фенолы, терпены, спирты и кислоты, и все их бобр получает из поедаемых им растений и использует, чтобы создать свое собственное запаховое удостоверение личности [104]104
  Многие химические вещества кастореума являются метаболитами, то есть производными тех соединений, которые бобр получил с растительной пищей.


[Закрыть]. По запаху этого химического отпечатка пальца бобры могут опознавать соседей и семью [105]105
  На сегодняшний день не до конца понятно, насколько индивидуален запах бобровой струи.


[Закрыть]. Они используют кастореум, чтобы отпугнуть незнакомцев, отметив свою территорию химической табличкой «Вали отсюда!», которую сами взяли у растений.

Многие из этих соединений полезны и для нас, людей. Ванильным запахом кастореум обязан присутствию катехола – спирта, получаемого из тополя и используемого и как пестицид, и как пищевой ароматизатор [106]106
  У кастореума нет ванильного запаха. Вещество, называемое по-английски catechol, – это пирокатехин; не спирт, а фенол, и запах у него фенольный, а не ванильный. Впервые пирокатехин получили путем перегонки одного из катехинов. А вот уже этот катехин получили из дерева, но не из тополя, а из акации катеху. Напрямую пирокатехин не используется ни в качестве пестицида, ни в качестве ароматизатора. Из него получают различные другие химические соединения, некоторые из которых используются в качестве красителей, лекарств, пестицидов и пр. В частности, из пирокатехина получают гваякол, а вот уже из гваякола синтезируют ванилин.


[Закрыть]. Подобное сочетание применений несколько нервирует, но многие более чем из 60 соединений, выявленных в кастореуме, обладают неожиданными качествами. Фенол из обыкновенной сосны[107]107
  Ibid. P. 67.


[Закрыть] отличается анестезирующими свойствами, бензойная кислота из американской вишни (она же черемуха поздняя) используется для лечения грибковых заболеваний кожи, а самая важная – салициловая – кислота, поступающая из любимой бобрами ивы, – действующее вещество аспирина.

Так, может, врачи в старину, назначая бобровые яички в качестве лекарства, были правы? Скорее нет. Насколько мы знаем, аспирин не помогает в борьбе с теми «хворобами», реальными или мнимыми, лекарством от которых считался кастореум. Но даже если бы кастореум был чудодейственным лекарством, те дозы, которые прописывали пациентам, были слишком малы, чтобы оказаться эффективными. Я написала специалисту по околоанальным железам бобров, спросив, сколько надо их потребить, чтобы снять простую головную боль, и ответ его гласил: «МНОГО».

Следуя примеру Томаса Брауна, я решила, несмотря ни на что, принять добытое. Я дождалась подходящего упадка настроения и откусила маленький кусочек от одного из мешочков, прибывших по почте. Он имел отчетливо горький вкус, который продержался у меня во рту некоторое время, отказываясь пропадать, несмотря на любые дозы зубной пасты. Примерно через час у меня началась отрыжка – мощные выхлопы с запахом кожи. Запах, казалось, разошелся по всем порам моей кожи и задержался намного дольше, чем мне хотелось бы. Я оказалась в странной ситуации: в тот вечер я должна была встречаться с дамой-командором ордена Британской империи Ширли Бэсси на записи BBC, но пахла я как бобровая задница.

Я могла бы и знать, что один эдинбургский хирург XVIII века по имени Уильям Александер уже оказывался в похожей ситуации (но без дамы), проверяя на себе эффективность бобротерапии. Он начал с маленького кусочка вроде моего и постепенно увеличивал дозу, пока не дошел до весьма впечатляющей – 8 граммов. За неделю он не наблюдал никакого физиологического действия, кроме «нескольких неприятных отрыжек»[108]108
  William Alexander. Experimental Essays on the Following Subjects: I. On the External Application of Antiseptics in Putrid Diseases. II. On the Doses and Effects of Medicines. III. On Diuretics and Sudorifics, 2nd ed. London: Edward and Charles Dilly, 1770. P. 84.


[Закрыть] (всего нескольких?). Он заключил, что вонючая панацея «вряд ли заслуживает места в действующем каталоге лекарств»[109]109
  Ibid. P. 86.


[Закрыть].

Единственное, для чего годятся фальшивые семенники бобра, – это ловля других бобров. Как говорит мой шведский охотник Микаэль, бобры территориальны, поэтому, если вы размажете кастореум одного бобра по кучке грязи, где оставляет свои метки другой бобр, то этот хозяин будет вынужден переметить кучку своим запахом. Все, что нужно охотнику, – засесть и подождать. Легендарный сюжет о хитрости бобров неприятным образом выворачивается наизнанку: оказывается, бобровые яички, вместо того чтобы спасать бобров от преследователей, служат средством для заманивания их самих в расставленную охотником ловушку.

Бобрам это не сулило ничего хорошего. Столетиями истерички создавали высокий спрос на кастореум. По всей Европе бобровые популяции уничтожались ради сбора их пахучего эликсира. Последние бобры в Британии и Италии были истреблены в XVI веке; в других местах их количество тоже резко снижалось [110]110
  В СССР бобры были сохранены.


[Закрыть]. Но, как раз когда в Европе бобры исчезали, был открыт новый континент, изобилующий бобрами и сулящий появление новых и еще более причудливых поверий про этого околоводного грызуна.

«Давайте больше не слушать про полуразумного слона; он просто дурачок по сравнению с американским бобром[111]111
  Frances Thurtle Jamieson. Popular Voyages and Travels Throughout the Continents and Islands of Asia, Africa and America. London: Whittaker, 1820. P. 419.


[Закрыть]», – писала Фрэнсис Тёртл Джеймисон в своей книге «Популярные вояжи и путешествия по всем континентам и островам Азии, Африки и Америки» (Popular Voyages and Travels Throughout the Continents and Islands of Asia, Africa and America), вышедшей в 1820 году. То, что интеллект скромного грызуна был вознесен до уровня слоновьего (хотя мозг слона по крайней мере в сто раз тяжелее), свидетельствует, что первые исследователи Америки потеряли головы перед мощью бобрового разума. Наслушавшись фольклора американских индейцев и чрезмерно впечатлившись архитектурными достижениями грызуна, они посылали домой фантастические рассказы об Эйнштейне животного мира, который использовал свой ум для организации сложно устроенного общества – с полицией, законами и системой правления, соперничающей с человеческой.

Видимо, первым, кто романтизировал бобра подобным образом, был Николя Дени, французский аристократ-исследователь, который отплыл в Новый Свет в 1632 году и стал там крупным землевладельцем и политиком. Он также был одним из первых американцев, подробно описавших естественную историю континента. «[Все животные], чье прилежание наиболее восхваляемо, – писал он, – не исключая даже обезьян со всеми их умениями», по сравнению с бобром просто «звери». Походя он отмечал, насколько это удивительно, ведь это низшее существо, по его мнению, «может сойти за рыбу»[112]112
  Denys N. The Description and Natural History of the Coasts of North America (Acadia). London: Champlain Society, 1908. Vol. 2. P. 363.


[Закрыть].

Неизвестно, с какими именно обезьянами или рыбами встречался Дени в Старом Свете. Но он очень своеобразно описал, как четыреста бобров Нового Света объединились, чтобы в начале лета построить плотину. Они были весьма умелой бригадой, ничего не боялись, использовали зубы как пилы и хвосты как носилки для доставки раствора или как шпатели для штукатурных стен. Были бобры-«каменщики», бобры-«плотники», бобры-«землекопы» и бобры-«носильщики», каждый из них выполнял свой долг, «не вмешиваясь ни во что другое». Направлял эту армию квалифицированной рабочей силы корпус из восьми или десяти бобров-«бригадиров», которые получали указания от единственного надзирающего бобра-«архитектора», чье видение диктовало, где и как построить плотину[113]113
  Ibid. P. 363–365.


[Закрыть].

Такой труд в едином порыве восхищает, но Дени в то же время стремился показать, что это не была буколическая бобровая Аркадия. Нерадивых бобров бригадир «наказывает, бьет их, бросается на них и кусает их, чтобы они продолжали работать». Тех читателей, которым трудно было принять на веру подобную картину настоящего бобрового ГУЛАГа, французский исследователь чистосердечно заверял в собственной добросовестности, добавляя: «Мне самому было бы трудно в это поверить, если бы я не был очевидцем этого».

Может, Дени надо было купить новые очки, или он просто упражнялся в искусстве вранья для своей будущей роли политика – кто его знает? Но так или иначе, сказанное им было неправдой. Когда я была на бобровой плотине в Швеции с Микаэлем, он хохотал над описанием Дени. Бобры – не пчелы. Они не объединяются в большие группы; они для этого слишком территориальные. Каждая плотина – собственность одной бобровой семьи. Они строят ее, чтобы поднять уровень воды и построить хатку с входом, постоянно находящимся под водой. Это позволяет им безопасно нырять за провизией под воду, минимизируя уязвимость перед хищниками. Если другая семья бобров раскачалась бы и начала помогать, то местные бобры, по-видимому, «слетели бы с катушек» (как выразился Микаэль). Даже самые впечатляющие плотины, которые могут достигать почти километра в длину и вдвое превосходить в ширину плотину Гувера [114]114
  Ширина плотины Гувера, перегораживающей реку Колорадо на границе Аризоны и Невады, – 201 метр. – Прим. пер.


[Закрыть], – это работа только одной семьи. Такие плотины возводятся несколькими поколениями, но в отдельный момент на ней трудятся не более шести бобров. Они в самом деле нередко ходят на задних лапах и носят детенышей или ветки между передними лапами и подбородком, но никто никогда не видел, чтобы бобр использовал свой хвост в качестве шпателя или мастерка.

Байки из Нового Света жадно поглощались европейцами, оставшимися дома, и впечатляющее описание работящих бобров Дени разнеслось в XVII веке так же, как сейчас разносится компьютерный вирус. Бесконечно повторяемое французскими колонистами, писавшими о путешествиях, оно вдохновило художников на создание весьма убедительных рисунков, которыми украшались некоторые достославные старые карты. На одной изображены пятьдесят два бобра, поднимающихся по холму упорядоченным строем, несущих палки в лапах и ил на хвостах, чтобы создать плотину у подножия Ниагарского водопада. Это была бы очаровательная сцена честного труда, если только не присматриваться и не узнавать сопровождающую легенду, описывающую роли отдельных бобров. К ним относятся «бобр с увечным от слишком тяжелой работы хвостом» и грозный «инспектор увечных», обнюхивающий этих бобров, выявляя симулянтов и заставляя их вернуться к работе[115]115
  Цит. по: Poliquin R. Beaver. P. 126.


[Закрыть].

По мере распространения этих историй бобровое общество становилось все фантастичнее по своей организации. «Бобры в отдаленных уединенных местах строят, как архитекторы, и управляют, как граждане[116]116
  Oliver Goldsmith. History of the Earth, and Animated Nature, vol. 2 (1774), in The Works of Oliver Goldsmith, vol. 6. London: J. Johnson, 1806. P. 160–161.


[Закрыть]», – объявил Оливер Голдсмит в своей популярной «Истории Земли и живой природы» (History of the Earth, and Animated Nature, 1774). Французский священник-иезуит Пьер де Шарлевуа описывал бобра как «разумного животного, у которого есть свои законы, правительство и особый язык»[117]117
  Pierre François Xavier de Charlevoix. Journal of a Voyage to North America. Цит. по: Horace Tassie Martin. Castorologia: Or, the History and Traditions of the Canadian Beaver. London: E. Stanford, 1892. P. 167.


[Закрыть].

На карте Америки (1698–1705) Николя де Фера приводится воображаемая картина бобрового строительства и легенда, поясняющая роль грызунов в этой новой утопии. Однако завидовать лежащему на спине вверх лапами бобру не следует: он отмечен как «бобр, неспособный трудиться из-за переутомления»

Про бобров говорили, что те всегда собираются нечетным числом, чтобы один бобр мог иметь решающий голос в рамках бобровой демократии. Но здесь всегда были и веяния авторитарной дисциплины. «Справедливость для бобров – все»[118]118
  Цит. по: Poliquin R. Beaver. P. 137.


[Закрыть], – предупреждал другой французский исследователь по фамилии Дюрвиль. Тех граждан, которые увиливают от своих гражданских обязанностей – «лентяи или праздные», – «изгоняют другие бобры… так же как пчелы изгоняют ос», и те становятся «бродягами»[119]119
  Цит. по: Sayre G. The Beaver as Native and a Colonist // Canadian Review of Comparative Literature / Revue Canadienne de Littérature Comparée 22 (34). 1995. (September and December.) P. 670–671.


[Закрыть]. Согласно французскому романтику виконту Франсуа Рене де Шатобриану (в его честь назван знаменитый стейк), такие изгнанники лишались меха и были вынуждены доживать в одиночестве и деградации в грязной дыре в земле, поэтому их называли terriers, от французского terre – «земля»[120]120
  Poliquin R. Beaver. P. 137.


[Закрыть].

Жизнь бобров обросла выдумками и стала своего рода моральным руководством. Но как раз в это время мораль перекроили довольно изощренным образом для нужд новоиспеченной нации, ценившей шкуры этого животного. Бобровый мех, использовавшийся для моднейших в тогдашней Европе широкополых шляп, стал ценным товаром. Каждый год экспортировались сотни тысяч шкурок; в 1763 году Компания Гудзонова залива продала партию из 54 760 штук. Бобровая шкура стала даже официальной платежной единицей Нового Света – ее можно было обменять на монету Made Beaver («ценой в бобра»), и на это можно было купить на местном рынке пару обуви, чайник или восемь ножей. Бобровая лихорадка способствовала освоению Дикого Запада Америки. Бобр был, в сущности, альтер эго идеала колонистов, а его жизнь – аллегорией праведного жития. Пристрастие грызуна к тяжким трудам, его независимость и в то же время готовность к сотрудничеству для выполнения общественных работ прямо перекликались с пуританской этикой. Взяв за моральный образец объединенную бригаду бобров, вы можете достичь многого. Но горе тем, кто покинул цивилизованное общество и в одиночку пошел по новому пути, чтобы быстро зашибить баксы (другая денежная единица, основанная на шкурах животных [121]121
  Жаргонное название долларов – «баксы» – происходит от слова buck, означающего самца животного (преимущественно копытного – оленя, козла и т. д.). – Прим. пер.


[Закрыть]).