Текст книги "Неожиданная правда о животных. Муравей-тунеядец, влюбленный бегемот, феминистка гиена и другие дикие истории из дикой природы"

Гриф

Орел атакует врага или жертву в одиночку… Грифы же собираются в стаи, как трусливые убийцы, и больше напоминают воров, чем воинов, это птицы-мясники, а не хищники… Орел же, наоборот, обладает смелостью, благородством, великодушием и щедростью льва[206]206
  Georges-Louis Leclerc, Comte de Buffon. Цит. по: Gould S. J. Leonardo’s Mountain of Clams and the Diet of Worms: Essays on Natural History. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2011. P. 382.


[Закрыть].

Граф де Бюффон. Естественная история, 1793

Отряд Accipitriformes (Ястребообразные)

Великолепный натуралист Жорж-Луи Леклерк, граф де Бюффон, был особенно красноречив, когда описывал грифа [207]207
  В настоящее время высказывается мнение, согласно которому грифы Нового Света образуют отдельный отряд Cathartiformes, а грифы Старого Света остаются в отряде Accipitriformes (ястребообразные).


[Закрыть]. «Они прожорливы, трусливы, отвратительны, одиозны и, подобно волкам, так же вредоносны при жизни, как бесполезны после смерти»[208]208
  Buffon. Цит. по: Ibid. P. 382.


[Закрыть], – писал он, забрасывая грифа нелестными прилагательными из своего богатого словаря. Граф явно не был поклонником грифов. Таких людей вообще мало. У падальщиков и так достаточно тяжелая работа, чтобы заслужить уважение человека, а тот факт, что они похожи на мрачных жнецов, кормящихся мертвецами, мало способствует беспристрастному отношению к этим великолепным хищникам, репутация которых давно омрачена тошнотворным сочетанием отвращения и недоверия.

Наше неспокойное отношение к смерти, с которой эти птицы неразрывно связаны, перекладывается на их сутулые плечи. Религиозные запреты на прикосновение к трупам помещают грифов в особую гротескную категорию. Ветхий Завет стигматизировал их как нечистых, «скверны они»[209]209
  Библия. Левит 11:13.


[Закрыть]. Их рассматривали как потусторонних существ, обладающих мистическими силами. «Грифы умеют предсказывать смерть людей по определенным признакам, – предупреждал один бестиарий XII века. – Всякий раз, когда две боевые шеренги выстраиваются друг против друга на печальной войне… птицы следуют на место длинным строем, [и] по длине этого строя можно определить, сколько солдат погибнет в сражении»[210]210
  The Book of Beasts: Being a Translation from a Latin Bestiary of the Twelfth Century. T. H. White (ed.). Madison, WI: Parallel Press, 2002. F. p. 1954. P. 109–110.


[Закрыть]. Такое ясновидение, по словам летописца, было грифам на руку: «Они указывают, по сути, на тех людей, кому суждено стать обедом для самих грифов».

Грифы не сентиментальны в выборе, что – или кого – есть. Средневековые европейские поля сражений, которые были усеяны десятками тел людей и лошадей, являлись для этих птиц эквивалентом шведского стола. Битвы часто растягивались на недели, а то и продолжались все лето, что удачно совпадало с гнездовым сезоном у грифов на континенте. Птицы, должно быть, ставили лагерь хичкоковских масштабов, бесстрастно клюя мертвых для прокорма себя и птенцов. И наблюдатель со стороны мог поэтому предсказать исход битвы, посчитав кружащих над полем грифов. Но, несмотря на популярную мифологию, грифы не выслеживают свою добычу, пока она живая, и не могут предсказать смерть.

Откуда грифы узнают о месте сбора – действительно загадка. Их зловещая способность прибывать будто из ниоткуда, да еще в огромных количествах, на место смерти породила долгое время ходившее поверье, что они обладают сверхъестественными чувствами. Но какие именно это чувства – предмет одного из самых долгих и яростных споров в орнитологии.

Признаком будущего обеда для грифа является вонь до небес. Поэтому долго считалось, что источником загадочной силы этой птицы, которая помогает отслеживать мертвых, является обоняние. Как писал францисканец Бартоломей Английский в популярном бестиарии XIII века, «у этой птицы острее всего обоняние. И потому посредством обоняния она чует падаль, что далеко от нее, даже за морем и еще дальше»[211]211
  Mediaeval Lore from Bartholomew Anglicus. Robert Steele (ed.). London: Chatto and Windus, 1907. P. 132.


[Закрыть].

Замечательное обоняние падальщика было принято как факт, о котором упоминалось и в более поздних книгах по естественной истории. Например, Оливер Голдсмит в 1816 году неохотно признавал в своей «Истории Земли» (History of the Earth), что, хотя природа грифа может быть «жестокой, нечистой и праздной», его «обоняние, однако, удивительно тонкое». Это заявление он подкрепил и физиологическими доказательствами: «Для этой цели природа наделила их двумя большими отверстиями, или ноздрями, снаружи и большой обонятельной мембраной внутри»[212]212
  Goldsmith O. A History of the Earth, and Animated Nature. London: Wingrave and Collingwood, 1816. Vol. 4. P. 83.


[Закрыть].

Всего десять лет спустя грифа эффектно лишил обоняния амбициозный американский натуралист Джон Джеймс Одюбон. Сегодня имя Одюбон является одним из самых узнаваемых в орнитологии прежде всего благодаря изысканным реалистичным рисункам птиц. Но в 1820-х годах Джон Джеймс был бродячим дельцом, торгующим своими картинами по всей Европе и жаждущим хоть какой-то славы. Желаемое он-таки получил, провоцируя споры на собрании почетного Эдинбургского общества естественной истории в 1826 году. Сумбурное, но провокационное название его последующей работы выдает в нем стремление как следует подстегнуть недалекую научную общественность того времени – «Сообщение о привычках грифа-индейки (Vultur aura), включающее также подрыв общепринятого мнения о чрезвычайной силе его обоняния» (An Account of the Habits of the Turkey Buzzard (Vultur aura) Particularly with the View of Exploding the Opinion Generally Entertained of Its Extraordinary Power of Smelling).

Иллюстрация с изображением грифов-индеек из знаменитой энциклопедии птиц Одюбона «Птицы Америки» (Birds of America; 1827–1838) очень близка к жизни. Жаль, что великий орнитолог перепутал индейковых грифов с черными грифами, и эта ошибка вызвала один из самых больших споров в орнитологии

В своей дерзкой статье Одюбон объяснял, придерживаясь усвоенной в детстве, проведенном во Франции в конце 1700-х, точки зрения, по которой грифы ищут падаль по запаху. Это не имело никакого смысла для начинающего орнитолога, который трудился, руководствуясь простой мыслью, что «природа, хотя и очень щедра, не дарует одной особи больше, чем необходимо, и что никто не владеет любыми двумя чувствами в высоком совершенстве; что если есть хорошее обоняние, то не требуется острое зрение»[213]213
  Audubon J. J. An Account of the Habits of the Turkey Buzzard (Vultur aura) Particularly with the View of Exploding the Opinion Generally Entertained of Its Extraordinary Power of Smelling // Edinburgh New Philosophical Journal. 1826. 2. P. 173.


[Закрыть]. Спустя годы, уже живя в Америке, Одюбон стал проверять свою теорию на подвернувшихся ему под руку диких индейковых грифах (также известных как индейковые канюки), но те, похоже, больше боялись его внезапного появления, чем запаха тела. Он решил получше с этим разобраться и «начал усердно проводить эксперименты, чтобы доказать, по крайней мере себе, насколько сильно было их обоняние и было ли оно вообще».

Грандиозные эксперименты Одюбона в основном заключались в очень вонючей игре в прятки с участием мертвых животных и рабочей группы из диких грифов. Сначала он грубо набил соломой оленью шкуру и оставил ее лежать на траве вверх ногами. Его талант таксидермиста был не на высоте, но бесформенная скотина все же быстро привлекла внимание грифа, который попытался сначала атаковать глиняные глаза чучела, но безуспешно, а затем «облегчился» и повыдергал стежки из задней части мертвого оленя, выпустив оттуда «много фуража, в том числе сена»[214]214
  Джон Джеймс Одюбон Джону Дж. Джеймсону. Ibid. P. 174.


[Закрыть]. Разочарованная птица тогда улетела, повредив только маленькую подвязку и, к удовлетворению Одюбона, подтвердив таким образом, что она во время охоты полагается на зрение.

Жарким июльским днем Одюбон обратился к обонянию грифа. Он затащил чрезвычайно вонючего протухшего поросенка в лес, где спрятал его в овраге, скрыв таким образом с глаз. Хотя грифы кружили над местом, никто из них не спустился, чтобы найти источник вони. Подозрения Одюбона снова подтвердились: эти грифы не искали падаль по запаху.

Раздражать Сквайра не стоило. Правительственный чиновник, осмелившийся обложить Чарльза Уотертона налогом на экзотические образцы, которые тот собрал за границей, мог обнаружить себя в образе, созданном из ягодиц обезьян-ревунов под названием «Неописуемый». Шутка таксидермиста была в дальнейшем увековечена в этой гравюре на меди в его книге «Странствия по Южной Америке» (Wanderings in South America; 1825)

Результаты Одюбона были далеко не убедительными, но этот человек был непревзойденным шоуменом на пике популярности после феноменального коммерческого успеха его книги «Птицы Америки» (Birds of America). Многие уважаемые члены орнитологического общества согласились тогда с его громким утверждением. Однако следует упомянуть аристократа-авантюриста по имени Чарльз Уотертон, имевшего прозвище Сквайр.

Охарактеризовать Уотертона как эксцентричного означало бы поместить его среди многих, в то время как его место в отдельной категории. Эксцентричные рассказы Сквайра о своих эпатажных проделках, которые, по слухам, включали катание на крокодиле и битье морды удаву, закрепили за ним дурную славу. Дома, в Уолтон-Холле, его выходки были не менее скандальными. Говорят, что у него была привычка на званых обедах прятаться под столом и кусать за ноги гостей, подобно собаке, еще он приходил в восторг от сложных таксидермических и практических шуток. Особенно выразительная шутка заключалась в создании из задниц обезьян-ревунов чучела одного из многих его врагов.

Несмотря на такие выходки, Уотертон был талантливым натуралистом – оригинальным мыслителем. Его необычный взгляд на мир позволял ему относительно непредвзято понимать устройство природы. Он, например, одним из первых заступился за ленивца, назвав «его причудливое устройство и уникальные привычки» причиной для «восхищения чудесными творениями Всемогущего Господа»[215]215
  Waterton C. Why the Sloth is Slothful, цит. по: The World of Animals: A Treasury of Lore, Legend and Literature by Great Writers and Naturalists from the Fifth Century bc to the Present. New York: Simon & Schuster, 1961. P. 221.


[Закрыть].

Уотертон описал уникальное обоняние грифа-индейки в своем бестселлере «Странствия по Южной Америке» и принял в качестве вызова на свой и без того шаткий авторитет противоречащие утверждения нахального американца. Это побудило Сквайра начать долгую войну с уничтожающими и иногда остроумными уколами в адрес Одюбона. Эти послания, бурлящие сарказмом, печатались в журнале Magazine of Natural History – этакий аналог троллинга в Twitter в XIX веке.

«Я глубоко опечален тем, что гриф получил такой сокрушительный удар в нос, весь мир понесет огромную утрату из-за такой внезапной и неожиданной атаки, – писал Уотертон. – Более того, я, если можно так выразиться, испытываю сочувствие к этой благородной птице». Как самоназначенный лидер кружка, получившего известность в орнитологическом обществе как «носарианцы», Сквайр предложил «собрать все оторванные обонятельные части и сделать все возможное для восстановления их исходной формы и прекрасных пропорций»[216]216
  Waterton C. Essays on Natural History. London: Frederick Warne, 1871. P. 244.


[Закрыть].

Для частичной защиты птичьего носа Уотертон вооружился хирургическим ножом и приступил к препарированию смекалки Одюбона, его репутации и даже его научной прозы. «Грамматика дурна; композиция плоха; приводимые утверждения неудовлетворительны, – сокрушался он. – По моему мнению, любой, кто читает эту статью даже без должного внимания, будет склонен осудить ее так же, как священник и цирюльник осудили большую часть библиотеки Дон Кихота»[217]217
  Waterton C. Magazine of Natural History and Journal of Zoology, Botany, Mineralogy, Geology and Meteorology. London: Longman, Rees, Orme, Brown and Green, 1833. Vol. 6. P. 215.


[Закрыть]. Он называл Одюбона лжецом и шарлатаном, совершенно неспособным написать бестселлер о птицах. «История мистера Одюбона о гремучей змее, проглотившей большую американскую белку хвостом вперед, до сих пор стоит у меня комом в горле, и я не могу больше глотать, пока меня не избавят от этого инородного тела»[218]218
  Ibid. P. 68.


[Закрыть].

Одюбон все время оставался в стороне, сохраняя молчаливое достоинство. В то же время он привлекал на свою сторону набиравший обороты кружок последователей «антиносарианцев»[219]219
  Waterton C. Essays on Natural History, Chiefly Ornithology // Quarterly Review. 1838. 62. P. 85.


[Закрыть], чтобы те отвечали на нападки Уотертона. Главным среди его защитников был лютеранский пастор – преподобный Джон Бахман. Он пытался примирить спорящих, повторив эксперименты Одюбона и дополнив их некоторыми собственными наблюдениями перед избранным комитетом ученых мужей в своем родном городе Чарльстоне (Южная Каролина).

Эксперименты пастора были в равной мере жестокими и странными. Для одного из них он заказал картину маслом с изображением «освежеванной и выпотрошенной овцы»[220]220
  Bachman J. Experiments Made on the Habits of the Vultures, цит. по: John Bachman: Selected Writings on Science, Race, and Religion. Gene Waddell (ed.). Athens: University of Georgia Press, 2011. P. 76.


[Закрыть], которую поместил в своем саду, примерно в трех метрах от скрытой кучи разлагающейся требухи. Картина была грубой – не дотягивала до одюбоновских стандартов, однако неразборчивые птицы все же набрасывались на произведение искусства с большим удовольствием. Бахман отметил, что грифы «казались разочарованными и удивленными», они явно остались неудовлетворенными, но ни разу не двинулись к мясу, гниющему поблизости. Он повторил эту эскападу пятьдесят раз, что, согласно его докладу, «оказалось очень забавным» для ученых мужей (которые, возможно, так не считали).

Для победного эксперимента он привлек неких «джентльменов от медицины»[221]221
  Remarks in Defence of [Mr Audubon] the Author of the [Biography of the] Birds of America // Magazine of Natural History, and Journal of Zoology, Botany, Mineralogy, Geology and Meteorology. London: Longman, Rees, Orme, Brown, and Green, 1834. Vol. 7. P. 168.


[Закрыть], чтобы те ослепили грифа – так он собирался проверить слух, будто птица может восстановить свои проколотые глаза, просто засунув голову под крыло. Когда несчастная птица решительно не смогла восстановить зрение, Бахман усмотрел в этом возможность исследовать ее оставшиеся чувства. Он отправил увечного грифа в «надворную постройку», в которой находился мертвый заяц, чтобы понаблюдать, сможет ли бедная слепая птица его учуять. Она не смогла. С нехарактерным для него актом милосердия преподобный признал, что «птица, возможно, еще не полностью оправилась от боли, причиненной операцией»[222]222
  Bachman J. Retrospective Criticism. P. 169.


[Закрыть]. Пожалуй. Но больше Бахман не выказывал признаков раскаяния, и заботило его лишь то, чтобы его зловонные эксперименты «не нанесли оскорбления соседям»[223]223
  Цит. по: Waddell (ed.). John Bachman. P. 77.


[Закрыть]. Это сильно его мучило, поэтому он объявил исследование оконченным, довольный тем, что сравнял счет. Прежде чем опубликовать свои выводы, он принял довольно жесткие меры, заставив своих «джентльменов от медицины» подписать контракт, подтверждающий, что они были свидетелями окончательного доказательства того, что грифы ищут падаль «посредством своего зрения, а не обоняния»[224]224
  Ibid. P. 77.


[Закрыть] – этим он доказал, что его методы проведения кампании были столь же карательными и своеобразными, как и его поиски научной истины.

Ответ Уотертона последовал в свойственной ему насмешливой манере. «Американского грифа постигла участь, поистине достойная сожаления! Его нос был объявлен бесполезным для добывания пищи, как и его зрение, оказавшееся никуда не годным, – ворчал он. – Теперь я готов получать свидетельства из Чарльстона о грифах, нападающих на каждую вывеску с бараньей лопаткой на улицах, или пытающихся заглотить нарисованные колбасы на дверях лавок, или выклевывающих мутные выцветшие глаза из догнивающего портрета бессмертного доктора Франклина»[225]225
  Waterton C. Essays on Natural History. P. 262.


[Закрыть]. С точки зрения Сквайра, это был не научный опыт. «Абсурдность всего этого должна быть очевидна каждому».

В течение пяти лет Уотертон написал не менее девятнадцати писем в Magazine of Natural History, нападая на Одюбона и весь его круг. Когда журнал наконец прекратил публикацию его писем, он, как говорят, продолжал печатать и распространять их самостоятельно. Но усилия были тщетными. Его тарабарские бессвязные обличительные речи, насыщенные сардоническими переходами на личности и непонятными латинскими фразами, добавили ему мало союзников. Одюбоновы «Антиносарианцы» обзывали Сквайра «полнейшим и явным безумцем»[226]226
  Deane R. Swainson W. William Swainson to John James Audubon. A Hitherto Unpublished Letter) // The Auk. July 1905. 22.3. P. 251.


[Закрыть] и наотрез отказывались менять свое мнение о голосистом американце. Чем громче Уотертон кричал, тем больше его игнорировали. В конце концов он был вынужден сдаться.

И это досадно, потому что он был прав.

Науке понадобилось почти 150 лет, чтобы признать идеи Чарльза Уотертона. Тем временем волна от Одюбонова взрыва накрыла изрядно разросшийся круг анатомов, натуралистов и орнитологов, которые приступили каждый к своей работе, выполняя все более невероятные эксперименты уже на других птицах. В одном из самых смехотворных опытов грифа-индейку заменяла домашняя индейка, а корм был спрятан в блюдце с серной кислотой и цианистым калием. Выделившиеся ядовитые газы не оставили индейке шансов на то, чтобы продемонстрировать способность учуять сквозь них запах своего ужина.

Прочие чувства грифов, как реальные, так и воображаемые, тоже были втянуты в дискуссию. В начале XX века некий тип П. Дж. Дарлингтон утверждал, что на самом деле гриф использует слух, определяя источник пищи по отдаленному жужжанию полчищ мух. Другой теоретик Герберт Бек вернулся к средневековому мистическому мышлению в статье 1920 года «Оккультные чувства у птиц», в которой предполагалось, что гриф обладает таинственным «чувством поиска пищи»[227]227
  Beck H. H. The Occult Senses in Birds // The Auk. 1920. 37. P. 56.


[Закрыть], которое остается совершенно необъяснимым для людей, потому что у них его нет.

Обоняние грифа-индейки было наконец реабилитировано в 1964 году, когда Кеннет Стейджер, еще один независимый американский полевой исследователь, представил окончательное доказательство, основанное на годах тщательного и разумного экспериментирования и случайности.

Главное открытие Стейджера произошло во время разговора с сотрудником Union Oil, который вскользь упомянул, что с 1930-х годов компания использовала острое обоняние грифа-индейки для обнаружения утечек в своих газопроводах. Они начали добавлять в природный газ этилмеркаптан [228]228
  Человек, как и многие другие животные, чрезвычайно чувствителен к запаху этилмеркаптана и, по некоторым данным, ощущает его при концентрации одна часть на 50 миллионов частей воздуха. Так что это вещество в микроскопических количествах используют и в настоящее время в качестве одоранта бытового газа. Так называемый запах газа обусловлен именно им.


[Закрыть] (им пахнут бомбы-вонючки – stink bombs), так как он привлекал грифов, которые всегда усаживались в тех местах, откуда исходило зловоние, и так указывали на все утечки прежде, чем их обнаруживали люди. Стейджер понял, что такое же соединение испускают и разлагающиеся трупы. И точно: когда он использовал устройство для дозированного выпуска этилмеркаптана, чтобы пукать запахами тления в калифорнийское небо, над ним вскоре закружились грифы-индейки.

Десятилетия путаницы с обонянием грифов можно дополнить и кучей простых недопониманий. Во-первых, похоже, что самый почитаемый американский орнитолог был не настолько внимателен к своим птицам, как можно было бы предположить. Некоторые виды, описанные Одюбоном, проявляют интерес к охоте на живых животных, а не только к падали. Это дает основание считать, что в его распоряжении были американские черные грифы (Coragyps atratus), а не грифы-индейки (Cathartes aura) с черным оперением, как он их определил. Во-вторых, считалось, что у всех падальщиков примерно одинаковые обонятельные способности. Это не так. Двадцать три вида падальщиков распадаются на две хорошо различимые группы – грифы Старого Света, которые обитают в Африке, Азии и Европе, и грифы Нового Света, живущие в Америке. Хотя они выглядят и ведут себя похоже, эти группы состоят в весьма отдаленном родстве, не попадая даже в один отряд, не говоря уж о роде. Оказывается, все падальщики охотятся с помощью зрения, но лишь часть грифов Нового Света, в том числе индейковый гриф, находят добычу также и по запаху. Важно, что американские черные грифы числятся среди тех, кто обонянием не пользуется. В-третьих, вопреки традиционному представлению, падальщики удивительно разборчивы в еде. Как и мы, они предпочитают есть мертвых травоядных, а не плотоядных, и не любят, когда туши слишком тухлые. Еще один довольно эксцентричный эксперимент, проведенный в 1980-х годах, состоял в том, что в панамских джунглях прятали семьдесят четыре куриные тушки. Выяснилось, что с точки зрения индейковых грифов идеальная тухлятина, падаль al dente [229]229
  Al dente – это одна из степеней готовности (в узком смысле макаронных изделий).


[Закрыть], – это то, что получается через два дня после смерти, ни больше ни меньше. Американские грифы-индейки, возможно, воротили нос от павшей свиньи Одюбона и древних субпродуктов Бахмана просто потому, что туши слишком сильно разложились.

Сообщения о талантах грифов-индеек искать по запаху привлекло внимание Управления уголовного розыска Германии, которое разработало схему обучения грифов для замены собак-ищеек. Полицейский Райнер Херрманн проникся этой необычной идеей после просмотра документального фильма о дикой природе, в котором расхваливали обонятельные способности птиц. Он надеялся, что грифы, оснащенные GPS-трекерами и сопровождаемые лендкрузерами, смогут покрывать бо́льшие площади и быстрее собак.

Для пилотного эксперимента был выбран гриф-индейка из местного птичьего парка. Его предсказуемо назвали Шерлоком и дали ему личного тренера с очень немецким именем Герман Алонсо. С такими персонажами дело привлекло много внимания в СМИ, и вскоре из сорока отделений полиции по всей стране потекли запросы на услуги грифов.

У Алонсо были некоторые сомнения относительно своего подопечного. Он считал, что грифы могут испытывать трудности с различением мертвых людей и мертвых животных и поднимать поэтому ложную тревогу. Но тренер, казалось, не был озабочен перспективой того, что птицы могут съесть все найденные вещдоки. «Такое будет случаться, и вы их не остановите, – объявил он национальной газете, а потом добавил для успокоения: – Но весь труп они не уберут, они столько не могут съесть. А если они немножко откусят, ничего страшного, жертве уже все равно не поможешь»[230]230
  Цит. по: Crossland D. Police Train Vultures to Find Human Remains // The National. 2010. 8 January, http://www.thenational.ae./news/world/europe/police-train-vultures-to-find-human-remains.


[Закрыть] – такое отношение вряд ли могло успокоить нервы матери пропавшего или понравиться криминалисту, которому нужны нетронутые улики.

Шерлок, однако, проявлял заметно меньший энтузиазм в отношении своей новой работы, чем кто-либо еще. Ему не нравилось летать во время поисков учебного материала – тряпки из морга, в которую заворачивали мертвое тело. Вместо этого он прыгал по земле, нервно изучая пространство вокруг. Временами он так тревожился, что прятался в лесу или кидался наутек при команде «искать». В помощь ему были взяты два молодых грифа по имени Мисс Марпл и Коломбо[231]231
  Two younger vultures, named Miss Marple and Columbo. Fröhlingsdorf M. Vulture Detective Trail Hits Headwinds // Der Spiegel. 2011. 28 June, http://www.spiegel.de/international/germany/bird-brained-idea-vulture-detective-training-hits-headwinds-a-770994.html.


[Закрыть], чтобы он чувствовал себя частью большой семьи грифов-детективов. Но все только и делали, что дрались.

Дикие грифы-индейки могут хорошо находить утечки газа, но на грифов в неволе, несмотря на их имена, и на их нос нельзя полагаться в раскрытии преступлений. Это показывает, что даже в наше время сенсорные возможности грифов преувеличивают. Полицейский Херрманн был потрясен тем, что птицы могут унюхать дохлую мышь на расстоянии больше километра. Но это вряд ли соответствует действительности, так как недавние исследования показали: чтобы уловить запах мертвечины, птицы должны летать низко. Так что, хотя грифы-индейки ищут падаль по запаху, в точности как утверждал Уотертон, их обонятельные способности даже близко не сравнятся с таковыми у собаки-ищейки и, возможно, ненамного превосходят человеческие.

Герман Алонсо натаскивает ученика-детектива Шерлока вынюхивать пропавших (но надеется, что гриф не набросится на их глаза или анус)

Зрению падальщиков тоже был присвоен мифологический статус. В Южной Африке верят, что у грифа такое острое зрение, что он владеет «ясновидением» – способностью видеть будущее. Несколько лет назад я побывала на главном muti, или рынке традиционных лекарств, в Йоханнесбурге. Среди киосков, продающих части расчлененных животных, я обнаружила десятки людей, торгующих маленькими пузырьками с мозгами грифов, о которых мне сказали, что их курят или нюхают, чтобы достичь просветления. С появлением в стране лотереи мозги грифов стали самым продаваемым товаром на рынке – этого защитники грифов никак не могли предвидеть, сколько бы они ни вдыхали этой субстанции.

Не слишком достоверной кажется и часто упоминаемая способность этих птиц замечать труп с четырех километров, о чем любят утверждать многие сайты о грифах типа «Факты о…». Анатомы, вскрывавшие глаза грифов, были удивлены, что зрение этих птиц разве что вдвое лучше нашего. У грифов нет бинокулярного зрения [232]232
  У разных грифов бинокулярность зрения выражена в разной степени. Следует заметить, что зрительные возможности животного, в том числе птицы, определяются многими критериями. В частности, это угол бинокулярного зрения и угол слепой зоны. Например, у грифа-индейки угол бинокулярного зрения составляет 26°, а угол слепой зоны сзади – 45°. Для сравнения: у орлиного канюка Geranoaetus melanoleucus эти углы составляют соответственно 56° и 90°, то есть он больший сектор видит стереоскопически, но и больший сектор не видит вообще. По всей видимости, это связано с особенностями образа жизни и питания.


[Закрыть], и из-за хорошо развитых надбровных дуг, которые защищают их глаза от палящего солнца (и наделяют птицу характерным свирепым взглядом), у них также есть значительные слепые зоны.

За жуткую способность грифов быстро и в большом количестве прибывать на место смерти отвечает другой высокоразвитый орган – их мозг. Грифы – это мудрые существа, которые смотрят друг на друга и учатся друг у друга. В большинстве случаев гриф не сам обнаруживает труп; он видит стаю кружащих птиц, которые видны с нескольких километров, и направляется в их сторону. Молодые грифы проводят значительное количество времени, перенимая методы поиска падали у родителей. И семьи птиц остаются вместе с кланами родственных птиц, с которыми и ночуют. Разные виды грифов также слетаются к одному месту, на котором и кучкуются. Ученые предполагают, что подобные общественные собрания падальщиков дают птицам возможность получать информацию о местонахождении их предполагаемых источников пищи.

Действительно ли большие группы грифов распространяют данные разведки насчет обеда, еще надо доказать. Но одно известно точно: прибытию их редко рады, даже в нашем современном мире. Когда, например, стая из пяти сотен грифов-индеек, которых загоняет на север глобальное потепление, решает добавить город Стонтон в штате Виргиния к своему зимнему миграционному пути, человеческие обитатели этого исторического «городка с открытки» бывают недовольны.

«Они омерзительны»[233]233
  Цит. по: Fears D. Birds of a Feather, Disgusting Together: Vultures are Wintering Locally // Washington Post. 2011. 16 January, https://www.washingtonpost.com/local/birds-of-a-feather-disgusting-together-vultures-are-wintering-locally/2011/01/15/AB9oNfD_story.html?utm_term=.25c80af9dd9f.


[Закрыть], – говорит местная жительница корреспонденту Washington Post, описывая новых соседей. Птицы покрыли ее ухоженную подъездную дорожку испражнениями, как будто там поработал гигантский Джексон Поллок. Этого можно было ожидать: грифы-индейки – молниеносные засирательные машины. Они практикуют урогидроз, этим научным эвфемизмом именуется манера гадить себе на ноги, чтобы охлаждаться. Это не самый элегантный способ терморегуляции, но тем не менее удобная замена потению, поскольку потеть птицы не могут.

Производные продукты урогидроза не только не радуют глаз. «Они воняют аммиаком и канализацией», – сказал другой житель Виргинии. И люди жалуются не только на вонь. «Они безобразные… Я заворачиваю за угол, а там на надгробных камнях сидят штук пятьдесят и шипят. Как будто живешь в фильме ужасов. Если бы это зависело от меня, я бы их всех истребил»[234]234
  Цит. по: Nickens T. E. Vultures Take Over Suburbia // Audubon. 2008. November-December, http://www.audubon.org/magazine/november-december-2008/vultures-take-over-su-burbia.


[Закрыть].

К несчастью для счастливых обладателей оружия Стонтона, грифы-индейки в США охраняются и не могут быть убиты без последствий в виде серьезных штрафов. Один расстроенный местный житель попытался импровизировать, стреляя в грифов пейнтбольными шариками, но в результате обнаружил, что у птиц есть довольно неприятные способы дать сдачи. «Гриф сблевал на моего сына, – сказал он Washington Post. – Полфунта говяжьего фарша на плече. Это было отвратительно. Сына мы почистили. Сняли рубашку. И заставили его перестать орать»[235]235
  Цит. по: Fears D. Birds of a Feather, Disgusting Together.


[Закрыть].

У сытых грифов первая линия обороны – скинуть на вас свой обед. С учетом того, что этот их обед и до того был не слишком привлекательным – в Виргинии меню грифов-индеек, скорее всего, состояло из задавленных на дороге животных и всяких экскрементов, – легко понять, что это защитное отрыгивание довело до крайности соседские отношения в Стонтоне. «Экологическая полиция» департамента сельского хозяйства США была призвана убрать птиц вне закона из города. Мертвых грифов подвешивали на местах их ночевок, пускали петарды, и в драматическом финале шоу довольно много птиц навсегда покинуло планету.

Как открыли для себя добрые граждане Виргинии, гриф может похвастаться арсеналом непривлекательных привычек, которые издавна оскорбляли чувства людей. «Лень, мерзость и прожорливость этих птиц поистине невероятны»[236]236
  Georges-Louis Leclerc, Comte de Buffon. The Natural History of Birds. Cambridge: Cambridge University Press, 2010. F. p. 1793. P. 105.


[Закрыть], – брызгал слюной велеречивый граф де Бюффон в других своих тирадах против грифов. Но даже Чарльз Дарвин, который, в отличие от Бюффона, редко поддавался сентиментальности, не смог переварить специфические привычки этих птиц. В «Путешествии на корабле “Бигль”» он так описал грифа-индейку: «Это отвратительная птица с ее ярко-красной лысой головой, приспособленной для возни в гнили» [237]237
  Перевод Е. Бекетовой.


[Закрыть][238]238
  Цит. по: Frith C. B. Charles Darwin’s Life with Birds: His Complete Ornithology. Oxford: Oxford University Press, 2016. P. 44.


[Закрыть]. Описание Дарвина не только предвзято, но еще и неверно. Другие птицы-падальщики, включая южного гигантского буревестника, прекрасно обходятся, пачкая оперенные головы кровью. Лысина грифа может помогать птице охлаждаться, таким образом дополняя урогидроз еще одним бросающим вызов эстетике приспособлением к терморегуляции.

Внешность может быть обманчивой. То, что эти крупные птицы-падальщики бродят повсюду с ногами, перемазанными собственными фекалиями, не значит, что они грязные. А сбор падали, хотя и чрезвычайно непривлекательный для парижских натуралистов-аристократов, – это не просто способ приготовления ужина. Скорее наоборот, в чем я убедилась, проведя некоторое время с защитницей природы Керри Уолтер в ее приюте для грифов в Южной Африке, где она работала с птицами больше 14 лет.

Керри ведет кампанию за то, чтобы изменить отношение обывателей к этим оклеветанным созданиям, пока не стало слишком поздно. В глобальном масштабе падальщики – самая быстро сокращающаяся категория птиц. Из девяти видов Южной Африки вымирание грозит всем, кроме одного.

От аэропорта Йоханнесбурга можно быстро доехать до приюта, который довольно неудобно расположился на краю безликой коробчатой бетонной застройки Претории. Керри заботится примерно о 130 спасенных птицах, жертвах электрошока на высоковольтных линиях или случайного отравления. По большей части это находящиеся на грани исчезновения капские грифы, или Gyps coprotheres, падальщики Старого Света. Я приехала как раз ко времени их ланча. Керри тут же нашла мне работу – перетащить свежеубитую тушу коровы в основной вольер, служащий домом размножающейся группе из десятка птиц.

Первое, что меня поразило, это размер. Весом около десяти килограммов и высотой около метра, капские грифы – самые большие падальщики Старого Света на юге Африки и одни из самых тяжелых в мире летающих птиц. Большой размер важен для плотоядных, которые полагаются на разбросанные повсюду и редкие источники пищи. Если нет возможности пойти и убить кого-то, когда вы голодны, то полезно иметь возможность нажраться от пуза, когда пища в изобилии, и дальше жить на жировых запасах. Размер также помогает отпугнуть и сородичей-падальщиков, соперничающих за куски общей туши, и эти птицы, несомненно, меня напугали. Мне и так было неспокойно при мысли, что надо войти в вольер, а тут еще Керри посоветовала мне надеть солнцезащитные очки, на случай, если грифы заинтересуются моими глазами.

Птицы-падальщики, объяснила Керри, поделились по поведению на очень специализированные профессии, причем виды падальщиков разошлись по разным «гильдиям» по устройству их клювов. Есть «разрыватели», «клеватели» и «потрошители», каждый из которых участвует в непростой работе драчливой команды, чтобы выполнить свою задачу на общей туше. Я предположила, что моими глазами больше всего могут заинтересоваться «потрошители», и оказалась права.

«В Южной Африке африканские ушастые грифы – это ножи», – сказала Керри. Эти «разрыватели» способны прорвать толстую шкуру с помощью короткой шеи и мощного узкого клюва, который может оказывать давление до 1,4 тонны на квадратный сантиметр. А капские грифы – настоящие «потрошители», с длинными мускулистыми шеями и острыми клювами, идеальными для того, чтобы залезть глубоко в тушу и заглатывать там мягкую плоть и внутренние органы. Но, несмотря на внушительные размеры, капские грифы не могут самостоятельно вскрыть тушу. Поэтому, если вокруг нет ушастых грифов, единственный для них путь к еде лежит через естественные отверстия – глазницы или анус. «Они ищут где помягче», – объяснила Керри. Я два раза проверила, на месте ли солнцезащитные очки, и встала спиной к изгороди вольера.

Керри гордилась своими подопечными. «Грифы – самые эффективные падальщики. Благодаря специальным приспособлениям они могут счищать мясо с костей вогнутым языком с острыми зазубренными краями. У них сильные конечности и лапы, позволяющие стоя придерживать тушу. Некоторые грифы, обладающие длинной голой шеей, могут поедать тушу изнутри», – с энтузиазмом продолжала она. Керри заметила, что один вид даже приспособился потреблять голые кости после того, как «клеватели» и «потрошители» убрали всю плоть.