Текст книги "Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой"

Корон в осаде российского флота 1770 г.

Модон

29 марта 1770 г. Федор Григорьевич Орлов направил в Санкт-Петербург из-под Корона победную реляцию. Он сообщал, что вся Греция охвачена пламенем[445]445
  АВПРИ. Ф. 89/8. Сношения России с Турцией. Д. 1907. Л. 1.


[Закрыть]. «Санктпетербургские ведомости» поместили известие о попытке российских судов войти в Лепантский пролив, «дабы в близости Коринфа высадить войско на береге и занять перешеек, который Морею соединяет с твердою землею, и так пресечь туркам всю надежду к вспоможению сему полуострову»[446]446
  Санктпетербургские ведомости. 1770. № 41 от 21 апреля.


[Закрыть] (но подтверждения этим известиям в документах не встречалось). Как всегда, новости доходили до Петербурга с большим опозданием. Так, еще в июне «Ведомости» публиковали сведения о мифических победах в Морее: «Взяты Наварин, Мизистра, Корона, Модона, крепость Патрассо»[447]447
  Там же. № 46 от 8 июня.


[Закрыть] – но три последних так и не были в русских руках. В середине июля не только после оставления Морей, но и после Чесменской битвы в «Санктпетербургских ведомостях» еще сообщалось о том, что граф Орлов чрезвычайно доволен храбростью греков. «Словом сказать: во всех местах на полуострове Морея будут скоро воздвигнуты святой крест и российский орел»[448]448
  Там же. № 57 от 16 июля.


[Закрыть]; в Петергофе на день Петра и Павла Платон (Левшин) произнес проповедь, в которой прозвучало: «Прежде, нежели весна святою красотою очи наша увеселила, лавры побед из стран восточных для нас процветали и венцем славы главы победителей неоднократно были увенчаваемы. Пелопонес и славный в древности Лакадемон уже под скипетром Российским»[449]449
  Платон (Левшин). Слово в день первоверховных Апостолов Петра и Павла и тезоименитства Его императорского Высочества. СПб., 1770. Авторы благодарят Анну Зернову, указавшую на этот текст.


[Закрыть].

Метони/Модон

Екатерина торжествовала. Не случайно она не без выспренности записала в своем «Хронологическом перечне событий кампании против турок с 6 октября 1768 по август 1771 г.»: «Русские войска (?!) в Морее, соединившись с греческими, овладевают шестью городами, а именно: капитан Барков с спартанским восточным легионом берет: Пассаву, Бердони и Лакедемон; капитан князь Петр Долгорукий с западным спартанским легионом овладевает Каламатою, Леонтари и Аркадиею»[450]450
  Бумаги ими. Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел // С6РИО. Т. 13. СПб, 1874. С. 153.


[Закрыть]. Для Екатерины победы в Морее были оправданием дорогостоящей экспедиции, означали славу русского оружия, сражающегося рядом со спартанским легионом[451]451
  Императрица специально запрашивала А.Г. Орлова, были ли укреплены перечисленные селения, кто из офицеров был первым при десанте в Порт-Витуло, кого следует не позабыть при наградах (РГАДА. Ф. 10/3. Кабинет Екатерины II. Д. 493. № 3).


[Закрыть], и в 1771 г. после Чесмы несколько притупилась горечь разочарования в этих самых «спартанцах»[452]452
  Не только Екатерина считала жителей Пелопоннеса и прежде всего майнотов «спартанцами», это мнение было широко распространенным. См.: Rawson Е. The Spartan Tradition in European Thought. Oxford: Clarendon Press, 1969. P. 292.


[Закрыть].

Только в июле 1770 г. в «Санктпетербургских ведомостях» появились смутные известия о робости греков, но они тотчас были опровергнуты. А между тем положение в Морее осложнилось уже в апреле 1770 г.: турки подтягивали силы, флот оставил Корону, под Триполицей потерпел поражение «легион» Баркова, в момент сражения покинутый майнотами, и сам Барков и Антон Псаро чудом вырвались из окружения с маленьким отрядом[453]453
  Подвиги капитана Баркова в Морее и взятие древнего Лакедемона, или Спарты, что ныне Мизистра в 1770 г. (Северный Архив. 1823. № 22. С. 247-257).


[Закрыть]. Резким диссонансом победной реляции брата Федора прозвучало апрельское донесение Алексея Орлова: «Великая Государыня! Кроме крепостей и дальних городов Триполицы, Коринфа и Патрасса, хотя вся Морея и очищена от турок, но силы мои так слабы (где уж те 40 тысяч и даже более, на которые он рассчитывал, и обещанные П. Бенаки 100 тысяч! – Авт.), что я не надеюсь не только завладеть всею, но и удержать завоеванные места. Робость греков и майнотов[454]454
  И это вопреки заверениям майнотских капитанов в том, что они «многими опытами дознали, что коликая его [турка] дерзость против убегающих, толико в двое больший страх его от наступающих смело» (Копия грамоты Греческаго народа. С. 285).


[Закрыть] лишает меня совсем надежды, а беспорядок, происходящий от неразумения языка, еще более меня в том утверждает, лучшее из всего, что мне можно будет сделать, укрепить себя сухим путем и морем, зажечь огонь во всех местах, каков в Морее, пресечь весь подвоз провианта в Царь-град и делать нападения морскою силою»[455]455
  Материалы для истории русского флота. СПб., 1886. Ч. XI. С. 548.


[Закрыть]. Итак, когда иллюзии освобождения Греции стали рассеиваться, в А.Г. Орлове заговорил военный тактик и трезвый политик.

Мистра

Вероятно, Орлов не скрывал своего растущего недовольства, пеняя греческим добровольцам. Во всяком случае в том же апреле 1770 г. участник военных действий грек Афанасий из Наварина сетовал на то, что «господин наш (А.Г. Орлов. – Авт.) увидел, что греки непостоянны и непослушны»[456]456
  РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 3.


[Закрыть].

Последние надежды на успех в Морее рухнули тогда, когда турецкие силы разбили русский десант, осаждавший Модон[457]457
  При появлении турок отряды майнотов, не предупредив осаждавших Модон русских, рассеялись и ушли в свои горные селения. Начался беспорядочный отход русского десанта к берегу, во время которого погибла почти его треть – 150 человек, в их числе и кн. П. Долгоруков; 250 солдат было ранено.


[Закрыть]. Даже прибывшая в это время эскадра Эльфинстона исправить общее положение не смогла[458]458
  Известно, что Эльфинстон без согласования с Орловым отправился навстречу турецкому флоту к Наполи-ди-Романья (Nafplio), эта акция военными историками расценивается как весьма рискованная.


[Закрыть]. Тактические просчеты у российского командования были, но вряд ли правы и те историки, которые полагают, что Орлов был в состоянии переломить течение событий, отстаивая Наварин или придя на помощь восставшим грекам островов Идра, Крит и т.п.[459]459
  Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs. P.527; Тиктопуло Я.Ф. Русско-турецкие войны 1768-1774, 1787-1791 гг. С. 73. В работе Н. Паппаса содержится греческая библиография повстанческого движения в Греции в 1770 г., сигналом для которого стали события в Мани (Pappas N.C. Greeks in Russian Military Service. P. 71, 72).


[Закрыть]. Хотя греческие повстанческие отряды еще имели успехи на севере Морей и пробивались к Наварину, А.Г. Орлов, вопреки горячим просьбам П. Бенаки и Г. Папазоли, принял решение оставить Пелопоннес. Его небольшой десантный отряд не мог противодействовать растущим турецким сухопутным силам, к тому же на первый план выдвинулась необходимость решать военно-морские проблемы: объединение двух эскадр и встречу в бою с турецким флотом. Вопрос уже шел о судьбе всей операции.

Крепость Навар

Оказавшийся бессильным свидетелем поражения под Модоном, А.Г. Орлов писал: «Сей неблагополучный день превратил (перевернул. – Авт.) все обстоятельства и отнял надежду иметь успехи на земле» (курсив наш. – Авт.)[460]460
  Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. XIV. С. 362.


[Закрыть], и его оценка оказалась провидческой: экспедиция не имела больше сколько-нибудь серьезных успехов в сухопутных операциях (если не считать двух осад Бейрута и его капитуляций). Территории Османской империи с моря были защищены крепостями, взятие которых при военно-технических условиях того времени требовало долгой осады и атак большими десантными соединениями. А таких сил у морской экспедиции до конца войны так и не появилось.

Военные неудачи апреля-мая 1770 г. в Морее стали не только крушением «надежд иметь успехи на земле», они фактически разрушали все иллюзии относительно возможности согласованных действий единоверных греков и русских против «агарян» и перспектив полноценной военной активности греков. По прошествии двух с лишним лет, в августе 1772 г., А.Г. Орлов, оценивая морейскую кампанию, вновь высказал ту же мысль в письме к Н.И. Панину: «Робость и неверность Греков в самом открытии сей экспедиции заградили нам все пути к сухопутным предприятиям и заставили устремить все силы наши на действия морские»[461]461
  Переписка графа Н.И. Панина с графом А.Г. Орловым-Чесменским. 1770-1773. С. 254.


[Закрыть] (курсив наш. – Авт.).

Письма не только А.Г. Орлова, но и Екатерины уже весной-летом 1770 г. содержат жесткие характеристики собратьев по оружию – греков: «когда морейские греки столь худо подражали примеру храбрости… не хотели извлечь себя из-под ига порабощения их собственным духом робости, неверности и обмана, над ними сохраняемого»[462]462
  Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 548, 568.


[Закрыть], «Греки и Спартане совсем переродились; они больше стараются о грабежах, нежели о вольности»[463]463
  Переписка российской императрицы Екатерины II и господина Вольтера, продолжавшаяся с 1763 по 1778 год. С. 123.


[Закрыть]. А в марте 1771 г. Екатерина напишет Орлову: «нельзя более считать на диверсию и содействование в праведной нашей войне греческих туркам подвластных народов, по причине свойственной им, или лучше сказать врожденной уже склонности к рабству и совершеннаго в характере их легкомыслия»[464]464
  Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 658.


[Закрыть].

Именно после неудач а Морее тема «неверности» и «робости» греков приобретает высочайше одобренную тональность, попав и в придворную поэзию, и в драму Павла Потемкина «Россы в Архипелаге». П. Потемкин вложил в уста А.Г. Орлова такие слова:

 
Являет все теперь чрез множество премен,
Что Греческий народ геройских чувств лишен.
Давно ли клявшися законом небесами,
Хотели вы пролить всю кровь за вольность с нами,
Но клятвам изменив, предательми явясь,
Ушли средь бою вы, неверных убоясь,
Морейских дел пример еще ли вас прельщает,
Не зря опасности вас бедство устрашает,
И души слабыя терзает и крутит[465]465
  Потемкин П. Россы в Архипелаге. Драмма. СПб., 1772. С. 27.


[Закрыть].
 

Анализировать опыт совместных действий в Морее их участники продолжали и после войны. В частности, о «грабежах» майнотов немало писал в своих мемуарах С.К. Грейг, анализируя неудачи в Морее. По его мнению, майноты были вовсе ненадежными союзниками («майноты, разграбив совершенно все окрестности Мисистрии, возвратились с добычей в недоступные свои горы и таким образом только они извлекли огромную выгоду из Морейской экспедиции», или далее: «Греки, в особенности майноты, которые с таким усердием присоединились к русским при первом появлении и успехах в Морее, видя, что дела приняли оборот, не отвечающий их надеждам, думали теперь о спасении и личной безопасности и потому сдавались туркам – или удалялись в горы…»[466]466
  Собственноручный журнал капитана-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга. С. 785-786.


[Закрыть]), и усилия их «начальников» сдержать их оказались напрасными.

Собор в крепости Наварин, превращенный турками в мечет

Разочарование в возможностях греческого восстания оказалось тем горше, чем сильнее у инициаторов архипелагского предприятия были надежды на совместные действия в войне против осман.

Однако инициаторы Архипелагской экспедиции были, думается, несправедливы, возлагая всю ответственность за неудачи в Морее на греков[467]467
  Тем более необоснованными и тенденциозными являются заключения Г.А.Гребенщиковой относительно участия, а точнее неучастия греков в военных действиях в Морее и Архипелаге. Зачастую они связаны с неверной интерпретацией или нежеланием привлекать «не устраивающие» автора источники. Значительно более взвешенную оценку предлагает Г.Л. Арш (История Балкан. Век восемнадцатый. М.: Наука, 2004. С. 422-444).


[Закрыть]. Причины неудач следует искать не только в слабости и неорганизованности греческого национального движения, но и б несоответствии численности российских вооруженных сил задачам ведения войны в Морее. И греки имели основание проклинать тот день, когда они откликнулись на призывы российской императрицы: следствием спланированной Екатериной II и Орловыми «диверсии» в «наичувствительнейшем месте» Османской империи стала гибель одной седьмой части населения Морей в ходе жестоких расправ со стороны османских карательных отрядов.

Бой при Наполи-ди-Романъя. Журнал С.П. Хметевского

И все-таки с уходом российского флота от берегов Морей жители полуострова и близлежащего о. Крит, даже после подавления восстания на западном Крите под руководством Даскалоианниса, рассчитывавшего на помощь российского флота в 1770 г.[468]468
  Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs. P. 527; Pappas N.C. Greeks in Russian military service in the late eighteenth and early nineteenth centuries. P. 72.


[Закрыть], не сразу оставили надежды на поддержку русских. В 1771 г., когда российский флот едва ли не господствовал во всем Архипелаге, жители Морей продолжали посылать его командованию не только своих добровольцев[469]469
  25 февраля 71 г. Стефан Мавромихали подговорил 300 майнотов на службу и просил судно, чтобы их привезти (РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 87); 27 мая 1771 г. митрополит навплийский, архиепископ Реито, еп. Дамалит, священник Панаго, иеромонах трипольский и др. подписали письмо с просьбой о помощи, ибо турки узнали, что они хотят с жителями Морей служить русским (Там же. Л. 92).


[Закрыть], но и романтические планы новых совместных военных акций. Кажется, на российские силы все также рассчитывали, значительно преувеличивая их возможности.

В числе «прожектеров» был уже упоминавшийся Пандази Палеолог, письмо от которого было получено российским командованием 7 июня 1771 г. Он объяснял, почему год назад майноты сорвали планы наступательных операций («до самого Каламата нет ни одной деревни, которая б между собой была согласна, но всегда друг с другом живут, как неприятели»), тем не менее он уверял: «в Морее состоит людей 20000 маниотов, кои состоят под властию вашего превосходительства (А.Г. Орлова. – Авт.), которых выведу я воевать во всей Морее с жалованьем». Пандази Палеолог просит взамен совсем немного: жалование 20 тысячам майнотов, патронов более миллиона штук, да к тому же еще и кораблей 5-6, чтобы встали у побережья[470]470
  РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 114-117.


[Закрыть]. Похожий по размаху и фантастичности, совершенно несоразмерный российским возможностям план пришел и с о. Кандия (Крит) от кандиота Ивана Сидерачи. Сей хитроумный Одиссей XVIII в. намеревался вместе с четырьмя своими друзьями под покровом ночи ввести российские войска в сильную турецкую крепость Канеа на о. Крит. Он просил у Орлова (которого именовал «защитником всех православных, надеждой востания упадшаго греческаго народа и утешением всех бедных и печалных христиан») совсем «небольшой» подмоги: «одну тысячу человек российского регулярного войска и довольное число гренадеров с ручными гранатами, и людей, которые будут носить пороху для пушечных зарядов», да еще «нада, штобы и флот недалеко от берега был, так чтобы он около рассвета мог на море появится против самой крепости для приведения неверных в большую робость»[471]471
  См.: Приложение 3. С. 501.


[Закрыть].

Излишне говорить, что подобным планам не суждено было сбыться.

По прошествии времени и греки, и русские, и европейские наблюдатели стали критически оценивать итоги и возможности русско-греческого сотрудничества. Уже вскоре после окончания войны, когда стало очевидным, что восстание греков было использовано российской императрицей не только для укрепления своего имиджа освободительницы угнетенных, но и для нанесения удара по противнику в войне, о майнотах в европейской прессе вновь стали писать как о смелых воинах, «наследниках спартанцев». В частности, французский эллинист Мари-Габриель-Огюст-Флоран граф Шуазель-Гуффье (1752-1817), посетивший Морею уже в 1776 г., считал, что русские вполне могли положиться на майнотов, но «ошибочно информированные своими агентами», русские приплыли со значительно меньшими силами и боеприпасами, чем обещали, «вынудили греков на революцию» и тем обрекли жителей Морей на поражение и на неисчислимые жертвы[472]472
  Choiseul-Gouffier. Voyage pittoresque de la Grece. Paris, 1782. Part 1. P. IX, 4, 6.


[Закрыть]. В дальнейшем именно эта трактовка событий в Морее стала, как уже отмечалось, главенствующей в западной историографии.

Безусловно, морейская кампания показала, что Средиземноморская экспедиция Екатерины II не была предназначена для реализации романтичных идей борьбы за греческую независимость. Екатерина мыслила прагматично: греки могли воспользоваться ситуацией для борьбы за свое освобождение, а Россия, опираясь на греческое восстание, нанести удар по Османской империи в неожиданном направлении. Как бы ни были увлечены братья Орловы греческой идеей, в качестве командующего Архипелагской экспедицией А.Г. Орлов должен был принимать решения, исходя из задач сохранения боеспособности флота и реализации возложенных на него военных целей. В итоге, покинув Пелопоннес, Россия оставляла за собой взаимные обиды, на века омрачившие межкультурное общение[473]473
  Γριτσόπουλος Τ.А. Τα Ορλωφικά. Η εν Πελοποννήσω επανάστασις του 1770 και τα επακόλουθα αυτής. Αθήναι 1967; Camariano-Cioran A. La guerre russo-turque de 1768–1774 et les grecs; Ροτζώκος Ν. Εθναφύπνιση και εθνογένεση : Ορλωφικά και ελληνική ιστοριογραφία.


[Закрыть].

Уход российского флота от берегов Морей был ускорен появлением в водах Греции объединенной турецкой эскадры. Встреча с ней Эльфинстона едва не обернулась катастрофой под Наполи-ди-Романья.

К концу первой декады июня 1770 г. суда российских эскадр Спиридова и Эльфинстона соединились[474]474
  27 мая, в тот день, когда суда, оставшиеся в распоряжении А.Орлова, покинули гавань Наварина, эскадра Эльфинстона имела бои на востоке Пелопоннеса близ Наполи-ди-Романья и острова Специя. Поскольку турки теперь имели большое численное превосходство, положение эскадры стало опасным. По словам А.Орлова, «если бы Эльфинстон хоть чуть проиграл от бешенства его, могли бы все в порте быть заперты и неизбежно погибнуть» (Материалы для истории русского флота. 4. XI. С. 550). Эльфинстон благоразумно оставил поле сражения.


[Закрыть]. Ввиду пререканий между руководителями эскадр по поводу необходимых действий, А.Г. Орлов поднял на линейном корабле «Трех Иерархов» кайзерфлаг, означавший, что именем императрицы к нему переходит единоличное командование объединенным флотом. В погоне за турецким флотом объединенная эскадра направилась к острову Парос (вероятно, тогда уже оценив его как удобное прибежище, ставшее впоследствии столицей Архипелагского княжества), а оттуда проследовала к острову Хиос, и при Чесме во время дневного сражения 24 и ночного боя 25 июня одержала блестящую победу, полностью уничтожив турецкий флот.

Чесменский бой. Журнал С.П. Хметевского

Чесменская битва – неожиданная, но при том едва ли не самая блистательная победа российского флота. Она же – самая известная и многократно описанная в мемуарах и историографии часть Архипелагской экспедиции[475]475
  Чесменский бой хорошо описан в литературе. Из последних работ см.: Монаков М.С., Родионов Б.И. История российского флота. М.; Кронштадт, 2006. С. 243-248; Гребенщикова ГА. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 263-282. Одно из наиболее подробных описаний битвы приводится в Журнале С.П. Хметевского (Приложение 8. С. 587-590)..


[Закрыть].

Успех Чесмы серьезнейшим образом изменил мнение всей Европы относительно возможностей Архипелагского предприятия, от которого стали напряженно ожидать новых смелых акций, даже взятия Царьграда. Российский придворный поэт Павел Потемкин отозвался на эти ожидания стихотворением, завершающимся словами:

 
Родившись в свет, Орлов! для знаменитых дел
Возможность смертных сил далеко превзошел!
Россия на тебя с признанием взирает,
Европа дел твоих успехи прославляет.
Но славе оных дел еще тем не конец,
Орлов! тебе еще готовится венец.
Султан во ужасе тебя ждет и трепещет,
«Отвсюду русский гром на мя днесь стрелы мещет»
«…Мой рок меня страшит! Я вижу, что Орлов,
победы соверша, обняв мои пределы,
Пройдет не им, но мне ужасны Дарданеллы!»
Герой! Свершай сей рок и флоту повели,
Нет трудностей уже для Россов на земли,
Екатерина есть земное божество,
Ей повинуется все в свете естество.
Стамбул падет тобой, дерзай, рази врагов,
И славою побед безсмертен будь, Орлов![476]476
  Потемкин П. Стихи Его Сиятельству графу Алексею Григорьевичу Орлову на преславную победу флота, бывшую сего 1770 году июля 5 дня по новому штилю. СПб., 1770. С. 1-2.


[Закрыть]
 

Однако Царьград взят не был, в Петербурге ожидали новых беспримерных военных побед в Архипелаге, а получали лишь известия о не всегда успешных кратковременных высадках на турецкие берега[477]477
  Например, в октябре 1773 г. от прибывшего в Петербург А.Г. Орлова императрица потребовала дать отчет, почему нет видимых результатов военной активности флота в Архипелаге, и что нужно предпринять, чтобы начать операции на материке в поддержку армии Румянцева. На вопрос, достаточно ли будет прислать в Архипелаг еще 20 тысяч войска (!), Орлов ответил, «что с толиким числом мог бы он идти прямо в Константинополь». Однако войско так и не было прислано (Архив Государственного совета (АГС). СПб., 1869. Т. I. С. 385-386).


[Закрыть]. В Европе же все большую озабоченность вызывали «рутинные» действия российских крейсеров, блокирующих Дарданеллы, досматривающих суда и нарушающих ритм левантийской торговли. Постепенно в Европе стали появляться саркастические замечания о том, что «никогда не было экспедиции столь успешной и столь удаленной, в которой офицеры бы были менее наставляемы своим правительством, более невежественны относительно стран, более преданы бесполезным парадам и более отравлены удовольствиями, нежели русские в Средиземноморье»[478]478
  Bruce of Kinnaird /. Travels to discover the source of the Nile in the years 1768,1769,1770,1771,1772, and 1773. Edinburgh; London, 1790. Vol. 1. P. 28-29.


[Закрыть].

Турецкие военные корабли у крепостей Дарданелл. Журнал С.П. Хметевского

Что же все-таки смогли совершить под руководством А.Г. Орлова участники Средиземноморской экспедиции, чтобы использовать Чесменскую победу?

Смогли закрепиться на нескольких десятках островов Архипелага (тех, где не было сильных турецких крепостей) и создать базу флота на Паросе (о ней см. гл. 5). Смогли одержать серию побед на море: из них самыми значительными были победы 1772 г. в Ионическом море под Патрасом (М.Т. Коняев), снова в бухте Чесмы (С.К. Грейг) и под Дамиеттой у берегов Египта (Панаиоти Алексиано). В 1774 г. незадолго до заключения мира опять же в Хиосском проливе около Чесмы 21-30 мая (1-10 июня) эскадра А.В. Елманова захватила и уничтожила 25 турецких судов.

Операции, требовавшие высадки десанта и действий «на сухом пути», как уже отмечалось, приносили меньше успехов. В 1770 г. был осажден о. Лемнос, но несмотря на длительную осаду, остров взят не был[479]479
  Участвовавший с возведении батареи и высадке десанта на Лемнос инженер-поручик Г. Келхен причины неудач при штурмах крепости объясняет и так: «у неприятеля было одних ружейных близь 1000 человек по стенам, камены бросали женщины и малые робяты». Лишь 25 сентября (5 октября) крепость Лемноса начала переговоры о сдаче: «В полдень в крепости Лемнос на цитаделе выкинул неприятель бел с черным крестом флаг, что означало, по обыкновению содержащихся на бекете турок, сдача крепости». Но в этот самый момент произошло непредвиденное: именно в момент начала переговоров 5 октября на помощь защитникам Лемноса подоспело 5-тысячное турецкое подкрепление (винили Эльфинстона, перед этим снявшего осаду Дарданелл). Силы стали неравными, продолжение борьбы за остров – невозможным. Когда турецкое подкрепление оказалось в «крайней близости», осаждавшие подорвали батареи, 2 пушки и пороховой погреб, погрузили на плоты часть инструментов, артиллерию и людей. 26 сентября (6 октября) весь десант переправился на корабли, кроме того, на суда переправили всех 103-х больных лихорадкой, находившихся в деревне Плате. Турок, вышедших из крепости, поместили как пленников (а среди них было шестеро «знатных людей») на судно «склавонского командира, а российского капитана графа Войновича», и в боевом порядке корабли покинули Лемнос (РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. л. 30об.-37об.).


[Закрыть].

В 1771 г. в результате десантных вылазок: в августе в заливе Макри у Ливисы были сожжены турецкие провиантские склады, а на о. Негропонт (Эвбея) смогли захватить склады с пшеницей и переправить добычу на свою базу в Аузе; в сентябре десант под командой С.К. Грейга захватил несколько складов с мукой и пшеницей у порта Кавала и десант П. Алексиано взял крепость Кефалос на о. Станчио (Кос); в ноябре развернулись десантные операции на о. Митилина (Лесбос), завершившиеся гибелью фрегата «Санторин» и пленением 28 человек вместе с капитаном И.Т. Овцыным.

В 1772 г. летом военных действий не велось в связи с перемирием, а осенью С.К. Грейг безуспешно попытался взять крепость на о. Хиос. В 1773 г. самыми значительными событиями стали взятие (второе) Бейрута 29 сентября (10 октября) 1773 г. М.Г. Кожуховым и И. Войновичем (см. подробнее гл.8), а также неудачные десантные операции эскадры А.В.Елманова – нападение на крепость Будрум (30-31 июля) и кровопролитная высадка на о. Станчио (6-7 августа)[480]480
  См. подробно: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II.


[Закрыть].

Кажется, что Чесменская победа, обеспечив безусловное преобладание российского флота в Восточном Средиземноморье от Дарданелл до Египта, так и не смогла переломить положение с сухопутными десантными операциями, которые оставались рискованными и часто малоуспешными. Однако следует учитывать, что пополнения, присылаемого в Архипелаг из России, всегда было недостаточно и сухопутные операции выполнялись весьма скромными силами – русских солдат, по подсчетам Г.А. Гребенщиковой, на берег при Будруме высадилось 432 человека, а при Станчио 550!

Основную массу сухопутных десантных сил Архипелагской экспедиции составляли нерегулярные части, именуемые «албанскими». Уже осенью 1770 г. стало ясно, что с уходом из Морей идея сотрудничества с жителями Балкан и Архипелага в борьбе против турок не умерла. В затяжной осаде крепости Пелари на Лемносе принимали участие почти вдвое больше «славон и албан-цов», чем русских, и эти нерегулярные части проявили на этот раз героизм и организованность. В журнале инженер-поручика Г. Келхена, участвовавшего в осаде, описывается, как во время одного из штурмов «албанцы, склавонцы, романцы и греки, хто и покушались итить в брешь (пробитую в стене. – Авт.) с крайним напором, как уже имы то и начето было, но видя наших солдат без движения, будучи не в силах, отступили, кроме что из оных капитан Псаро, быв поблизости бреши с 70 греками и не успев отступить, принужден лежать всю пятое число (5 августа ст.ст. – Авт.) до самой ночи под стеною, и так во оную атаку из албанцов, шклавонцов, романцов и греков убито и ранено 30 человек»[481]481
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. ЗОоб.


[Закрыть]. А С.П. Хметевский отмечал: «Славонцы в самое то время хотели ворваться в брешь, но по нещастию человек шесть изрубили, также и по зделанным нарочно лесницам крепость хотели штурмовать, но лесницы были коротки, и все оное предприятие не служило к нашей храбрости и благоразумию, и такая неудача принудила крепость оставить, и впредь подобно сему покушения не чинить, а уговаривать по прежнему каждую ночь, чтоб крепость отдать без кровопролития»[482]482
  Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 600.


[Закрыть].

После ухода с Лемноса адмирал Спиридов, оставленный в ноябре 1770 г. командовать всей Архипелагской экспедицией на время отсутствия А.Г. Орлова, предпринял меры по организации «албанского войска», учтя, вероятно, просчеты, допущенные в романтический период начала военных действий в Морее. Для пополнения сухопутных сил Архипелагской экспедиции в марте 1771 г. Г.А. Спиридов обнародовал призыв к «храбрым всегда в военных делах христианского закона» славянам, грекам, македонцам, албанцам и румелиотам, «которые сребро и злато за малое дело ставят, а предпочитают больше всего военную свою славу и вольность», вступать на российскую военную службу. Кроме «вольности во все будущее время», им были обещаны взятая добыча и плата деньгами «не на пьянство и не на картежную и костяную игру, блядовство и мотовство», но на обувь, одежду, провиант[483]483
  Политические и культурные отношения России с югославянскими землями в XVIII в.: Документы. М., 1984. С. 300.


[Закрыть].

18 января 1771 г. Спиридов писал командиру Шлиссельбургского полка полковнику Е.Ф. Толю о том, какими бы он хотел видеть добровольцев: «чтобы люди были росту виднаго, плотные, чистые и здоровые и не старых лет да, ежели еще и холосты или вдовы, не имущия у себя детей, ибо таковыя охотно с нами и в Санкт-Петербурх могут ехать и у нас тамо навсегда остаться…». Далее Спиридов высказывал свое отношение к добровольцам из разных балканских этнических групп: «К солдатству способнее славоне [потому], что они наш, а мы их язык больше разумеем, да и народ к ружьи привычный и храбрый, греков, хотя такие видные, но мало к ружью привычных и не боязливых неприятелю, руменионы же, македонцы и албанцы не меньше к ружью привычны и храбрости имеют, как и славона, а, может быть, смелее и стрелки хорошие, но [не] так скоро по своевольству их, привычке к шалостям и по незнанию нашего языка к регулярству привыкнут, однако думаю, что по нынешнему всех их состоянию будут охотники и станут просить о принятии в службу в солдаты и егери»[484]484
  РГА ВМФ. Ф. 315. On. 1. Д. 1. Л. 138-138об.


[Закрыть].

Местом сбора албанских и греческих добровольцев, которые на малых и средних судах стали ежедневно прибывать на Парос, была база российского флота в Аузе. Только за май 1771 г. «прибыло для принятия службы из Албании албанцев 825, из Морей албанцев 974, греков 261, из Романии романиотов 106, из Кандии греков 262, из разных островов греков 231, да со всеми, которые оставались теперь, албанцев и греков при флоте 2659 человек»[485]485
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. 142о6.


[Закрыть], и в последующем приток добровольцев продолжался. 29 мая 1771 г. для них, как и за год до этого для двух «легионов» в Морее, были освящены 4 новых знамени, а 8 июля прибывший в Аузу А.Г.Орлов устроил смотр албанским и греческим волонтерам[486]486
  Там же.


[Закрыть].

Таким образом с 1771 г. российское командование, учтя опыт Морей, сделало ставку не на «всех греков», а на тех добровольцев из населения Балкан и Архипелага, для кого военная служба стала профессией, заработком и времяпрепровождением. Смелость и выносливость, проявленные «албанцами» на этом этапе войны, способствовали тому, что у русских в отношении к добровольцам из греков и славян вернулись и уважение к их смелости, и сочувствие к их угнетенному положению. Например, участник экспедиции М. Коковцев, бранивший мирных «непросвещенных» жителей Архипелага, писал: «Во время пребывания российского флота в Архипелаге, ободряемы российским оружием, явили они (греки. – Авт.) знаки отличной храбрости; самые малыя их суда при нападении турецких галер лучше жглись, нежели соглашались отдаться в плен неприятелю. Нерегулярные войска, из них набранныя, яко то албанцы (потомки древних македонян), [с]фациоты (нагорные кандиоцкие жители [Сфакьи]), другие, при высаживании их на берег показывали всегда отличное мужество, их оживляющее. Ипсариоты, миконцы и прочие островяне вооружали небольшие суда, тартаны, полугалеры и соколевы называемыя, которыми при помощи Российского флота не токмо множество турецких купеческих кораблей пленили, но, выходя часто на берег, опустошали селения»[487]487
  Коковцев М.Г Описание Архипелага и варварийскаго берега, изъявляющее положение островов, городов, крепостей, пристаней, подводных камней и мелей; число жителей, веру, обряды и нравы их с присовокуплением древней истории, и с тремя чертежами. СПб., 1786. С. 71-72.


[Закрыть]. О смелости добровольцев писали в своих мемуарах С.К. Грейг и С.П. Хметевский.

Вместе с тем, албанские отряды, пребывавшие под командой своих офицеров, таили угрозу неподчинения, а их «шалости» вызывали страх и многочисленные жалобы местных жителей, с которыми приходилось разбираться российскому командованию[488]488
  См., например: РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 93. Л. 211об., 235об., 237-237об., 299-300 и др.


[Закрыть]. В периоды перемирий любое «своеволие» албанцев могло обернуться серьезными последствиями для хода мирных переговоров, а потому, например, в июле 1772 г. А.Г. Орлов предупреждал А.В. Елманова: «албанцы привыкшия к своеволию и грабежам не в виду и не в руках у русских командиров делывали некоторыя шалости, но то по военному состоянию кое-как проходило, а теперь бы с перемирием не претерпеть бы нежелаемые следствия»[489]489
  РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 46. Л. 74.


[Закрыть]. Примечательно, что в период перемирия 1772 г. многие албанские подразделения были распущены, но далеко не все. И в 1773, и в 1774 г. без албанских частей все так же не обходилась ни одна военная операция с высадкой на побережье. После же заключения мира с турками именно из «албанского войска» последовали первые и самые многочисленные прошения переехать с семьями в Россию.

Воины-албанцы, какими их увидел в 1776 г. граф Шуазель-Гуффье

И все-таки не всегда удачные операции Архипелагской экспедиции «на сухом пути» сыграли свою серьезную роль. Постоянные удары, наносимые десантными отрядами по различным точкам обширных прибрежных территорий Османской империи и ее островных владений с целью захвата или уничтожения турецких складов боеприпасов, снаряжения и продовольствия, разрушения арсеналов и верфей, наносили урон обороноспособности Порты, заставляли турецкое правительство содержать и укреплять свои гарнизоны, отвлекая вооруженные силы от участия в войне на суше с армией Румянцева, подталкивая к выгодному для России мирному трактату. Участие же в сухопутных операциях добровольцев – албанцев, македонцев, греков, славян, румелиотов и др., которых чаще огульно именовали «албанцами», – обеспечило не только саму возможность большинства этих операций, но и создавало традицию реального взаимодействия, пришедшего на смену романтизированному «единению».

Однако, чтобы, как писала Екатерина II, «замыслить и большее», имеющихся сухопутных сил оказалось недостаточно. И этот опыт также был учтен в будущем. В 1787 г., готовя новую Архипелагскую экспедицию (правда, так и не отправленную), канцлер А.А. Безбородко выразился вполне ясно: Чесменская победа «прославила российский флаг», да и «народы единоверные с нами и ныне, как прежде, возстанут противу Турков», «но их присоединенное пособие не составит нужной силы, буде мысли простирать на потрясение монархии турецкой, на поиск противу Дарданелл, Царьграда и других мест важных. И так чтобы намерению важному и полезнейшему дать всю важную деятельность, непременно нужно послать с сим флотом достаточное число сухопутных войск и о снабжении равномерно оными условиться с императором (австрийским. – Авт.)… без чего, по примеру судя прежнему, не будет в состоянии наш флот утвердить или распространить свои завоевания, а наипаче нанесть беду турецкой столице и местам, предстаящим охранению оной» (курсив наш. – Авт.)[490]490
  АГС. Т. 1. С. 502-503.


[Закрыть].