Текст книги "Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой"

Очевидно, что возвращение всех островов Архипелагского княжества Османской империи по условиям Кючук-Кайнарджийского мира стало для рыбацкой Аузы не меньшим сюрпризом, чем появление в ее бухте российского флота в 1770 г.[724]724
  Местные жители продолжают считать, что 1770-1775 гг. были вершиной славы этого небольшого поселения. Только с 1990-х гг. Ауза/Наусса, ставшая модным курортом с игорными домами и многочисленными отелями, стала переживать новый период своего расцвета.


[Закрыть]. Понимая, что уход эскадры может вызвать панические настроения в Аузе и на прочих островах, российское командование не спешило оповестить жителей о своем отбытии. 23 июля 1774 г. А.Г. Орлов писал из Ливорно в Архипелаг А.В. Елманову, что готовиться к отплытию из Аузы следует, не разглашая об этом грекам, «а все излишние вещи можете теперь на пинках и других судах присылать в здешния ливорнския магазейны, толко чтоб с осторожностью, чтоб неприметно было греческим обывателям»[725]725
  РГА ВМФ. Ф. 188. Он. 1. Д. 66. Л. 183.


[Закрыть]. Едва ли аузские жители не испытали чувства горечи, не зная, что их ожидает по возвращении османского правления. А когда жителям островов, отличившимся на службе русским, было, наконец, объявлено об условиях мира и даже предложено переселиться в Российскую империю, то они, пожалуй, имели все основания сомневаться в своих грядущих перспективах на новом месте[726]726
  О коллизиях, возникших в связи с переселением греков и «албанцов» в Россию, см.: Пряхин Ю.Д. «Вознаградить службу тех греков, кои в Архипелаге сражались за Россию…»: Переселение в Керчь и Еникале в 1775 году воинов Албанского (греческого) войска // Военно-исторический журнал. 2002. № 2. С. 69-72.


[Закрыть].

Военная база в Аузе, родившаяся в течение одной зимы 1770-1771 гг. и строившаяся до начала 1774 г., оказалась весьма примечательным сооружением, остатки которого различимы и поныне. Недаром об укреплениях Аузы восторженные наблюдатели писали как о «втором Кронштадте»[727]727
  АВПРИ. Ф. 89/8. Сношения России с Турцией. Д. 1914. Л. 1-2


[Закрыть] и сразу после ухода российского флота из Аузы подробный план этих укреплений был составлен французами и вышел в знаменитом труде графа Шуазеля-Гуффье. Шуазель-Гуффье наблюдал в Аузе в 1776 г.: «Все, что построено русскими, еще существует. Многочисленные батареи для защиты входа в бухту они расположили по правую сторону от порта и на рифах, чтобы огонь перекрывал пространство вместе с первыми батареями. Этого огня было бы более чем достаточно, чтобы поразить турецкие корабли, однако превосходная артиллерия стала почти бесполезной из-за медлительности, с которой она служит. На возвышении, которое закрывает порт с северо-запада, и около батареи, о которой я говорил, была мачта, служившая, чтобы сигналить судам, которые было видно издалека. На берегу были магазины, кузницы и судоремонтные мастерские. Именно в этой части стояли на якоре большинство кораблей эскадры. И сейчас она загромождена каркасами нескольких судов, которые были не в состоянии служить русским в момент их ухода, они были оставлены или потоплены… Между этой частью и деревней Наусса находятся две скалы. На одной были два хороших пороховых склада, на другой – дом адмирала Свиридова[728]728
  Вероятно, имеется в виду уже упоминавшийся дом И.А. Ганнибала. Г.А. Спиридов, кажется, постоянно находился на военном корабле и на русских картах его дом нигде не обозначен.


[Закрыть], который был командующим.

Деревня Наусса очень мала, но там построили большие казармы, в которых размещались 4000 русских регулярных войск, 1000 матросов, 12000 албанцев, и 3000 греков[729]729
  Choiseul-Gouffier М. Voyage pittoresque de la Grece. P. 70-71.


[Закрыть]».

Архипелагское княжество всю свою недолгую жизнь находилось в состоянии войны, и российские военные вместе с нерегулярным «албанским» войском оказывались в постоянном движении, участвуя в военных операциях (обычно летних) или круглогодичном крейсировании (о военных действиях и крейсировании см. гл. 4).

Исключение делалось только для судов, требовавших ремонта. Ремонт изъеденных «червями»[730]730
  О борьбе с «червями» подробно пишет А.П. Хметевский (см. Приложение 8. С. 631).


[Закрыть] и разрушающихся корпусов требовал и умения, и значительных запасов корабельного леса, которого не хватало на островах Архипелагского княжества (корабельный лес имелся на о. Тассос, но этот остров так и не стал «российским»). Адмиралтейство на Паросе едва ли могло справиться со всей ремонтной работой (напомним, что починить корабль «Св. Ианнуарий» (Януарий) в 1774-1775 гг. на Паросе так и не успели). Потому-то важной базой для ремонта судов стала Мальта. Как сообщалось, с 25 января по 4 апреля 1771 г. мальтийцы при благосклонном согласии магистра ордена Ф.-Э. Пинто починили корабль «Ростислав» капитана Лупандина[731]731
  РГВИА. Ф. 846. Д. 1860. Л. 48об.-49.


[Закрыть], а с 31 декабря 1771 г. по конец ноября 1772 г. отремонтировали корабль «Саратов», принимать который на Мальту приезжали А.Г. Орлов и С.К. Грейг[732]732
  Там же. Л. 58-65.


[Закрыть]. Описание одиннадцатимесячного пребывания на Мальте команды корабля «Саратов» (кап. Булгаков) содержится в Журнале инженер-поручика Георга Келхена[733]733
  РГВИА. Ф. 846. Д.1860. Л. 58-65.


[Закрыть].

Без сомнения, все время пребывания русских в Архипелаге не прекращалась и разведывательная деятельность российских эмиссаров. Продолжала создаваться резидентура на Балканском побережье, посылались эмиссары к мятежным османским правителям (об этом см. главу 9). Член константинопольской миссии С.Л. Лашкарев, выполнявший в 1772 г. секретные поручения П.А. Румянцева к А.Г. Орлову, некоторое время тайно находился на о. Негропонт/Эвбея, бывшим под османской властью[734]734
  Кессельбреннер Г.Л. Хроника одной дипломатической карьеры. Дипломат-востоковед С.Л. Лошкарев и его время. М., 1988.


[Закрыть]. Очевидно, что и Сергей Плещеев посещал Ближний Восток не только с целью поклониться Святой Земле (его поездка в Назарет и Кану Галилейскую скорее сопутствовала выполнению основной разведывательной миссии), и поручик Преображенского полка Максимилиан (Магнус) Баумгартен вступил в переговоры с шейхом Захиром в 1773 г. не только потому, что «болезнь» задержала его у берегов Палестины (см. также главу 8).

Будни и праздники Архипелагского княжества способствовали созданию атмосферы космополитизма, надолго запомнившейся ее участникам. В экспедиции были представлены едва ли не все части Европы: командующие были русскими (Орлов, Спиридов, Елманов), британцами (Грейг, Эльфинстон), датчанами (Арф), в чине офицеров служили англичане[735]735
  Воспоминания У. Весли, воевавшего вместе с Эльфинстоном, вышли в Англии уже в 1772 г. Но если Эльфинстон и У. Весли уже в 1771 г. отбыли из Архипелага, то немало британцев осталось продолжать службу в России.


[Закрыть], датчане[736]736
  Датчане в своем большинстве покинули Архипелагскую экспедицию после отъезда контр-адмирала Арфа в 1771 г.


[Закрыть], прибалтийские «немцы»[737]737
  Бароны фон Пален и фон Позен прибыли в Аузу из Смирны. Капитан Кожухов после операции у Сирийских берегов рапортовал, что Максимилиан фон Пален «хорошо себя показал при Баруте, почему ему было дозволено там быть в команде подпорутчика Бомгарта, и оной барон все исполял с усердием, пробил в Баруте брешь, а при вступлении в город исполял плац-майорскую должность, составил план Барута с точностью» (РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 53. Л. 92-93об.). Пален оставил рапорт о штурме Бейрута (РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1948), по-видимому, он же был автором записки 1774-1775 гг. с описанием плавания русской эскадры в Константинополь для разведывания прохода через проливы (Барона фон дер Палена журнал путешествия в Константинополь // Отечественные записки. 1823. Ч. 14. № 38. С. 372-384; Ч. 15. № 40. С. 236-247).


[Закрыть], пруссаки, греки, итальянцы, сербы, мальтийцы[738]738
  Например, уже упоминавшийся граф де Мазин. О нем подробнее см. гл. 3, 7.


[Закрыть] и др., на российскую службу выражали желание поступить даже евреи из Солоник[739]739
  РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 65. Л. 21-24об. 13 февраля 1771 г. привезенные в Аузу 4 «жида» Абрам (торговец, 24 года, бежал от турок), Мушико (14 лет), Июда Яковлев и Хаим (они из Салоник бежали в Смирну «от обиды турецкия», но их захватила греческая соколева под русским флагом и привезла в полон), все четыре выразили готовность принять христианство «непринужденно» и служить, «где определено будет».


[Закрыть]. И ранее, конечно, в российской армии и на флоте сражались рядом с русскими иностранцы, искавшие свою фортуну, но никогда ранее армия и флот не действовали в таком отдалении от своих границ, где иноземцы на российской службе были зачастую значительно ближе к своему дому, чем русские.

В периоды перемирий российская сторона нередко вступала в тесные контакты и с «врагами» – турками. В июне 1772 г. Спиридов жаловался Елманову на то, что прибывший с бумагами о перемирии турок Мустафа-бей надолго задержался при российском флоте в ожидании А.Г. Орлова: «господин турак Мустафа бей с ево свитою и людьми, которых всех до 170 человек, очень убыточен, ибо за все про все на нашем удовольствии, а дела до прибытия графскаго ничего нет, что та впредь получим, даруй Боже, чтоб граф поскорея сюда приехал…»[740]740
  Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 46. Л. 52об.


[Закрыть]. Капитан С. Хметевский в своем Журнале нередко ссылался на мирные беседы с некогда возглавлявшим оборону Лемноса Гассан-огой вспоминал о том, что в декабре 1773 капудан-паша не только разрешил Грейгу закупать для российского флота на Тенедосе продукты, но и сам прислал в подарок «несколько быков, кур и зелени».

Хметевский описывал предупредительность «губернатора Тенедоса», который так опасался, чтобы не потревожили ночевавших у него Грейга и российских офицеров, что «во всю ночь не спал, ходя несколько раз, наших осматривал, спокойно ли спят», наконец с гордостью русский капитан Хметевский сообщал, что капитану турецкой (!) полугалеры Гасану Алжерино он показывал свой корабль и тот отдал «великую честь… порядку российских кораблей» [741]741
  Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 598, 599, 636, 659, 660.


[Закрыть]. Известно, что в свите А.Г. Орлова в Италии находился пленный офицер турецкой армии. Нашумела также история захвата в качестве приза судами эскадры семьи турецкого сановника; восхищенный красотой девочки – дочери сановника, Орлов приказал отправить семью в Константинополь на судне нейтрального государства[742]742
  Гасан-бей, благодарный глава спасенного семейства, не только широко рассказывал об этом событии, восхваляя гуманность главнокомандующего, оказал политические услуги России, но и одарил А.Г. Орлова арабскими лошадьми. Белый конь из этого презента, получивший кличку Сметанка, стал производителем выведенной на орловских конных заводах породы орловских рысаков (Коптев В.И. Столетний юбилей в честь графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского в память основанной им породы лошадей верховых и рысистых в 1775 г., празднованный в Москве в 1875 г. по высочайшему ЕИВ соизволению. М., 1875). См. также: Плугин В.А. Алехан или человек со шрамом (жизнеописание графа Орлова-Чесменского). М., 1996. С. 277.


[Закрыть].

С.И. Плещеев

Атмосферу, царящую в пестром сообществе людей, чьи пути пересеклись в Архипелагском княжестве, превосходно передал Сергей Плещеев, отправленный А.Г. Орловым к Али-бею в конце августа 1772 г. Общество на судне английского капитана на русской службе Роберта Броуна, посланного к берегам Леванта, состояло из «людей разных стран и свойств». Из левантийцев Али-бея на судне были: глава депутации Зу-ль-Фикар-бей («грузинец», человек веселого нрава и «весьма слабый последователь Магометовых предписаний»), его секретарь Мустафа Египтянин (старый и угрюмый мусульманин, который «закоснел в суеверии предков своих») и армянин хаджи Якуб. Тут же на корабле плыли греческий монах с о. Кипр отец Авраам (хаджи Ибрагим, «человек довольно обращавшийся в свете, почти всю Европу во образе путешественника обошедший, и через то премногих языков знание приобретший, хитрого и притворнаго свойства»), француз барон де Вигур[743]743
  Барон де Вигур (Вигюр) жил на о. Наксос и, кажется, входил в число приматов этого острова, он активно сотрудничал с российской экспедицией. В частности, он помогал вывозить античные мраморные скульптуры с Санторина (см. далее) и в декабре 1774 г. был избран «поверенным при оставших казенных материалах в Архипелаге… с назначенным жалованием». Командование при оставлении Архипелага было намерено выдать Вигуру своего рода патент, свидетельствовавший, что он состоит на российской службе, для того, чтобы турки с ним не расправились (РГА ВМФ. Ф. 188. Он. 1. Д. 92. Л. 318).


[Закрыть] («человек весьма боязливого и застенчивого сложения», который «согревал воздух ежедневными своими безчисленными стихословиями»), шотландец первый штурман Александр Беверидж, флорентиец лекарь Генрих Вани («оказавший более искусства в пении, нежели во врачебной науке»), «молодой и достаточный купец» из Ливорно Рихард Бутлер (ехавший для «распространения торговли своей в Сирии»), терский казак, «уроженец Астраханской, дворянин грузинской» Осип Парамонов («забавной и неглупой человек в своем ремесле», из своей удали воевавший в войске Али-бея), ротмистр российской службы пруссак Клингенау («в собственном ремесле своем довольно искусный») и, наконец, сам Сергей Плещеев (лейтенант Российского флота). Соединенные вместе, эти люди не только за общим столом вкушали пищу «двух родов» – по европейскому и по «азиатскому вкусу». Шутки и смех неизменно сопровождали трапезу, Зу-ль-Фикар-бей заставлял итальянского лекаря исполнять арии, а казака Парамонова петь и плясать. «Всякий раз по окончании стола Зюльфигар бей, наполня большой стакан кипрского вина, пил за здоровье предводителя Российского флота, и, вставши, громогласно говорил: Виват Орлов. Научась сему в бытность его между греками в острове Наксе, лежащем близ Пароса, где имел он пребывание в нарочно отведенном для него лучшем казенном доме». Ответные тосты поднимали за Али-бея и шейха Захира Омара, «прочие сотрапезники наши тоже делали, упоминая здоровье благодетелей или любовниц своих». «По окончании стола беев чашник подносил нам по чашке густого без сахару кофию, после чего каждый из нас принимался за свое дело: иной ложился спать, другой играл на каком-нибудь музыкальном орудии, третий пел, четвертый читал, говорил или писал что нибудь. Словом, всякий делал, что хотел, до самого ужина, где опять начинались явления довольно приятные и пространныя для любопытного пера ведущего о всем примечания»[744]744
  Плещеев С. Дневные записки. С. 3-9.


[Закрыть].

Вполне вероятно, что времяпрепровождение, подобное нарисованному (или даже сочиненному!) С. Плещеевым[745]745
  Возможно, описание застолья на корабле Броуна было внесено С. Плещеевым для придания литературной занимательности его повествованию. Во всяком случае, в рукописи ОПИ ГИМ, где помещен список XVIII в. Дневных записок С.Плещеева, данное картинное описание отсутствует (ОПИ ГИМ. Ф. 445. Д. 114. Л. 1-32).


[Закрыть], не было чем-то исключительным; не случайно же, на вопрос о том, чем запомнилась Архипелагская экспедиция ее руководителю А.Г. Орлову, он шутливо ответил: «Русские… не воевали, а пировали в Архипелаге»[746]746
  Цит. по: Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769-1774 гг. СПб., 1866. Т. 2. С. 391.


[Закрыть].

Адмиралу Спиридову еще в октябре 1770 г. пришлось издавать приказ о запрете азартных игр: «Известился я, что ныне на кораблях господа офицеры играют в карты в заказанные на деньги игры, то сим подтверждаю, чтоб утешений в препровождении времени, в запрещенные игры в карты и в кости не играть. И ежели кто в картежную игру Фаро и Квинтич, и в кости кому что проиграл в долг, то не платить, и кто выиграл – не требовать… ибо мы обращаемся в военных действиях». Впрочем, иные карточные игры совсем не запрещались (да и возможно ли это было): карты входили в список поставляемой в Архипелаг «помощи» наряду с продовольствием, и тот же Спиридов дозволял в карты «забавляться для препровождения времени» «господам командирам и прочим штаб и обер офицерам»[747]747
  Цит. по: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 312, 384.


[Закрыть].

Праздники с фейерверками, пушечной пальбой наряду с пирами нередко нарушали покой архипелагских островов. Праздники были столь шумными, что путешествующий в это время в Восточном Средиземноморье британец Д.Брюс предположил, что русские понапрасну в роскошных празднествах растратили преимущества, полученные в результате Чесменской победы[748]748
  Напомним, что английский эсквайр Джейс Брюс, в 1769-1773 гг. совершавший экспедицию через Южное Средиземноморье и Каир к истокам Нила, отметил: «Никогда не было экспедиции столь успешной и столь удаленной, в которой офицеры бы были менее наставляемы своим кабинетом (less instructed from their cabinet), более невежественны относительно стран (more ignorant of the countries), более преданы бесполезным парадам и более отравлены удовольствиями, нежели Русские в Средиземноморье (more given to useless parade or more intoxicated with pleasure, than the Russians on the Mediterranian then were)» – /. Bruce of Kinnaird. Travels to discover the source of the Nile in the years 1768, 1769, 1770, 1771, 1772, and 1773. Edinburgh; London, 1790. P. 28-29.


[Закрыть]. Вероятно, британцу трудно было понять, что устройство праздников в высокоторжественные и табельные дни было непременной обязанностью всех, состоящих на службе российскому монарху! К тому же праздники, безусловно, объединяли участников экспедиции, подчеркивая их принадлежность к единому Отечеству[749]749
  См. об этом, например: Schierle I. Patriotism and Emotions: Love of the Fatherland in Catherinian Russia 11 Ab Imperio. 2009. № 3.


[Закрыть].

В викториальные и высокоторжественные дни, в Новый год после молебнов флот обычно расцвечивался флагами, с судов производился салют[750]750
  См.: Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 694; Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины И. С. 291, 292, 310, 363, 372, 378, 385, 406, 407, 409.


[Закрыть]. На праздник Пасхи готовили обильную трапезу, для чего у населения скупались быки и бараны (в 1771 г. 328 голов!). В 1772 г. перед Пасхой А.В.Елманов приказал своей эскадре спустить на берег острова Патмос, знаменитого своим монастырем Иоанна Предтечи, команды «к исповеди и причастию по долгу христианской Святых Таин»[751]751
  Цит. по: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 385. Примечательно, что, опасаясь мародерства, Елманов приказывал «свозить на берег с хорошим присмотром, дабы здешним жителям обид ни под каким видом не чинили, ибо наша при сем острове остановка в том и состоит, дабы всех служителей по христианству исповедать и причастить».


[Закрыть].

Повод для праздника находился и в иные дни. Например, 25-26 января 1773 г. на рейде о. Миконоса салютом и фейерверком отметили именины Григория Григорьевича Орлова. Примечательно, что осенью 1772 г. «случай» Г.Г. Орлова закончился, и, возможно, таким праздником Архипелагская экспедиция намеревалась «подбодрить» безутешного брата своего главнокомандующего. Во всяком случае, праздник получился одним из самых ярких: «25 дня в вечеру в Миконе был бал в нарочно убранных покоях. Представлен небольшой фейверак и поставлен для народу бык с золотыми рогами, множество хлебов, и обрезы бранспоитами наливались красным вином. За ужином застольная пушечная пальба. Все оное делал господин камер юнкер Домашнев»[752]752
  Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 661.


[Закрыть], «с 11 часов до полуночи на том же берегу производилось немало пушечной пальбы, и зжением фейверок окончен»; потом ночью на 26 января производилась еще пушечная пальба, а потом в 10-11 часов корабли «Ростислав» и «Всеволод» снялись в Аузу, английское трехмачтовое судно тоже снялось с якоря и пошло в Александрию, «на котором отправился посланной от его сиятельства графа А.Г. Орлова к Али-Бею гвардии Преображенского полка подпоручик Бомбгард»[753]753
  Имеется в виду М. Баумгартен – РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1948. Л. 52об.-53.


[Закрыть].

Участники экспедиции, вероятно, настолько привыкли к грому праздничной пальбы, что даже по возвращению из Архипелага некоторые продолжали удивлять российских обывателей эксцентричными выходками. Так, вернувшийся в Россию из Архипелага епископ Анатолий Мелес, ставший игуменом Глуховского Петропавловского монастыря (см. о нем гл. 1), ходил по монастырю «в китайчетом халате цвета вороньего крыла с непокровенною главою и босиком», палил «из можжир, которыя перелил из колоколов, снятых с колокольни», и говорил, «что хотя он и монах, но, священнодействуя в прошедшую против турок войну на хребтах корабельных, привык к пороху и пушечному грому»[754]754
  Добрынин Г. Истинное повествование, или Жизнь Гавриилы Добрынина (прожившего 72 года 2 месяца и 20 дней), им самим писанная в Могилеве и в Витебске. СПб., 1872. С. 114.


[Закрыть].

Менее всего сохранилось известий о частной жизни участников экспедиции, на длительный срок оторванных от домашнего и женского тепла. Несколько сценок соблазнения восточными блудницами военных близ лагеря Али-бея при Яффе или в Акке содержит сочинение С.И. Плещеева. От первого лица Плещеев описывал, как он встретил у шалаша трех женщин – «одна из них обнимала арапа, другая сидела на коленях у одного из алибеевых воинов, а третья в одной рубашке стояла возле огня, имев в ноздрях проволочныя кольцы. Волосы, брови и под глазами у ней было вычернено, собою бела и имела довольно приятное лицо. Оная, подбежав ко мне, просила у меня денег, по получении коих стала передо мною вертеться и упавши на землю, делала великия непристойности....»[755]755
  Плещеев С.И. Дневные записки. С. 54.


[Закрыть]. Приключение в Акке снабжено еще более колоритными подробностями, рассказ о нем Плещеев приписал уже упоминавшемуся французу с о. Наксос барону де Вигуру, путешествовавшему с ним на корабле, но вполне вероятно, что картинный отрывок является литературным вымыслом[756]756
  Там же. С. 71-79.


[Закрыть].

На островах Архипелага подобные «шалости», кажется, были редкостью: в отличие от жалоб на разбой и покражу, жалобы на насилие и блуд почти не поступали от местных жителей в Аузскую канцелярию. Из редких историй соблазнения привлекла внимание канцелярии командующего в Аузе и расследовалась со всей серьезностью история арапки Лазины и арапа Биляра. Захваченный с «призовых» барбарийских (североафриканских) судов арап Биляр, «принадлежал» полковнику Ф. Кутузову[757]757
  Арапы были захвачены в «приз». В апреле 1771 г. было предложено офицерам взять восьмерых арапов в «вечное владение» вместо денщиков. Среди согласившихся взять арапа денщиком был и полковник Ф.М. Кутузов (РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 93. Л. 78).


[Закрыть], а арапка Лазина трудилась при госпитале прачкой. 4 февраля 1774 г. А.В. Елманову поступило донесение о том, что арапка из госпитали отлучилась, взяв с собою «перлы с десятью червонцами», «все свое платье и постель». Когда она была сыскана, то поведала, что арап Биляр сказал ей, «что господин адмирал отдал ее ему в жены, и увес с собою с намерением на ней жениться». Разгневанный Елманов распорядился забрать арапа для наказания. По-видимому, семейной жизни у Биляра и Лозины так и не сложилось[758]758
  Там же. Ф. 188. Он. 1. Д. 53. Л. 12-13.


[Закрыть].

С гречанками подобных приключений никто из мемуаристов не приводит. Хотя граф Паш ван Кринен приметил, что на острове Милло ««женщены доволно хороши, одеваютса обыкновенно в полотняное веема короткое платье, так что ноги все видны, что им придает нежность и соблазнои вид», а на острове Поликандра (Фолегандрос) «женщины важны, миловидные, ласковы и разумны», на острове же Аморгос, напротив, «жителей во всем острове не более 4 000, и не доволно разумны и добронравны. Таковы же и женьщины»[759]759
  «Краткое описание островов Архипелага». Приложение 6. С. 527, 528, 539.


[Закрыть].

Гречанка с о. Парос

Сколько было заключено браков с русскими в княжестве Архипелагском и сколько родилось потомков участников Архипелагской экспедиции, пока подсчитать не удается. Но если бы таких браков не было, не появилось бы в 1774 г. распоряжения А.Г. Орлова: «а женившихся афицеров в Архипелаге – дозволте на судах перевесть их фамилии»[760]760
  РГА ВМФ. Ф. 188. Он. 1. Д. 66. Л. 184.


[Закрыть].

К тому же в Науссе на Паросе до настоящего времени некоторые из местных жителей сами считают себя «московитами», потомками российских моряков XVIII в.

В целом, изучение повседневной жизни участников Архипелагской экспедиции позволяет сделать заключение о том, что и военное «крейсирование», и разведовательная деятельность, и походы в Сирию и Египет, на Мальту или в Италию, и картографическая работа предоставляли широкие возможности для освоения Средиземноморского культурного и политического пространства, и эти возможности не были упущены. Пришедшие «чужаками» в Средиземноморье, российские участники экспедиции вполне освоились в космополитичной атмосфере этого «цивилизационного котла», в котором за тысячелетия смешались многие культуры. В 1770-е годы в Средиземноморском «котле» появился и российский ингредиент.

Отправляясь в Средиземноморье, российские участники экспедиции имели полумифический свой «образ Греции», созданный паломниками и церковными писателями, полученный из переводов и реплик на античную литературную традицию[761]761
  Черняев П. Следы знакомства русского общества с древнеклассической литературой в век Екатерины II. Материалы для истории классического образования в России в био-библиографических очерках его деятелей былого времени // Филологические записки. Воронеж, 1904. Вып. Ill—IV; Воронеж, 1905. Вып. 1-Й, III-IV.


[Закрыть], и столкновение с реалиями греческого общества конца XVIII в. развеяло многие стереотипы и иллюзии. Прежде всего, греки-майноты оказались непохожими на спартанцев, архипелагские греки на победителей при Марафоне. Русские, как и западноевропейцы, стали сходиться в том, что современные греки недостойны своего великого прошлого, а дурное состояние памятников этого прошлого оказывалось лишь дополнительным доводом для тех, кто сетовал относительно «туземцев», забывших свое происхождение от родоначальников европейской «цивилизации».

Англичанин, плававший с Эльфинстоном, в мемуарах, вышедших вскоре после его возвращения из Архипелага, например, крайне досадовал на то, что не нашел в Греции потомков античных героев («туземцы – во всех отношениях полная противоположность своим предкам за исключением разве поощрения к практикованию воровства, хотя даже и это совершается по другим мотивам»[762]762
  Ввели В. Воспоминания участника Архипелагской экспедиции. С. 8.


[Закрыть]), и на родине Фидия и Праксителя «нельзя не испытовать чувства обиды и досады, видя что драгоценнейшие остатки старины, камни, покрытые барельефами, обломки алтарей служат подчас материалом для ремонта лачуг и заборов»[763]763
  Там же. С. 18.


[Закрыть].

Мраморный саркофаг на Милосе

Шуазель-Гуффье, специально прибывший в Архипелаг изучить и зарисовать античные ценности, также подмечал «варварство», с которым греки использовали античные скульптуры в их храмах или «хижинах»: «ничего здесь не напоминает о христианстве, разве что только маленький образ Богоматери, который греки украсили и то варварство, с которым они изуродовали статую, чтобы легче было установить лампаду, которая согревала это святое место. Я зашел также в овчарню, где также нашел несколько мраморов, среди которых часть погребальной плиты». На Паросе «…остатки величия древних долгое время используются разве что для сооружения хижин, да и те хижины сейчас пустуют. Парикия построена на руинах древнего Пароса, и все еще остается самым удовлетворительным местом на острове. Здесь можно видеть древний замок, полностью построенный из остатков самых великолепных построек, когда либо виденных в античности, стены выложнены из колонн и капителей, часто между резными корнизами втиснута скульптура.

Без сомнения, это остатки знаменитого храма Цереры, о котором писали древние»[764]764
  Choiseul-Gouffier. Voyage pittoresque de la Grece. P. 37, 65, 66.


[Закрыть].

Преклонение перед древними греками оправдывало усилия европейских грекофилов, отправлявшихся в опасные путешествия в Восточное Средиземноморье, но увиденные руины и пренебрежение ими современных греков обращали их интерес к греческой античности в страсть коллекционирования. Желание «обладать античностью», мода на антики более способствовали в это время варварскому разрушению, нежели изучению памятников Эллады[765]765
  Научившиеся ценить римскую античность, не только русские, но и западные европейцы, как оказалось, ко второй половине XVIII в. все еще имели весьма абстрактные представления о «родине Гомера» и сохранившихся на ней сокровищах. См., например: Eisner R. Travelers to an Antique Land: The History and Literature of Travel to Greece. Ann Arbor, 1991; Roessel D. In Byron’s Shadow. Modern Greece in the English and American Imagination. N.-Y., 2002. P. 13-41; Augustinos O. French Odysseys: Greece in French travel literature from the Renaissance to the Romantic Era.


[Закрыть]. Русские в 1770-х гг. в своем желании присвоить античность не стали исключением, и едва ли тогда кто-то мог их в этом упрекнуть: одновременно с закупками коллекций в Нидерландах и Франции, с приобретениями И.И. Шувалова в Италии екатерининский Эрмитаж, кажется, должен был пополниться греческими античными памятниками из Архипелага[766]766
  Я благодарна И. де Мадариага, посоветовавшей специально обратить внимание на этот вопрос.


[Закрыть].

Стена, сложенная из камней античного святилища. Парикия, о. Парос

Пребывание в Архипелаге российского флота придало ощущение сопричастности культуре и истории древних даже тем, кто был равнодушен к античности. Любителей же эллинских древностей присутствие на земле Гомера подвигло и на археологические поиски, и на антиковедческие изыскания.

Тщательно исследовал античные постройки, поселения, храмы и гроты, вероятно, страстно увлекавшийся классической древностью волонтер Гендрик (Генрих) Леонард Паш ван Кринен (Pasch van Krienen). Он описывал местонахождение и состояние всех сколько-нибудь значительных памятников на увиденных им воочию островах Кикладской гряды, и неизменно в его описаниях проскальзывают восторги: «великолепный храм богини Сибильлы», «сеи остров (Фолегандрос. – Авт) веема знатен был, что из многих великолепных остатков видно», «великолепной Венерин храм»[767]767
  «Краткое описание островов Архипелага». Приложение 6. С. 526, 529, 538.


[Закрыть]. Примечательно, что христианские монастыри и церкви обычно лишь бегло упоминались Паш ванн Криненом как мало достойные внимания.

Но самые поразительные открытия Паш ван Кринен сделал на о. Иос, где он задержался более чем на месяц, чтобы найти и раскопать… могилу Гомера. Его повествование, безусловно, заслуживает отдельного внимания. Граф описывал, как он с помощью старейшины Носа нашел «мужика», который знал от «отца и деда», где «хранится сокровище Гомерово». Ван Кринен – истинный человек Просвещения – не испугался суеверий, населивших место «могилы» злыми духами, нанял семь «мужиков» и «после велицых трудов и убытку, роя целой месяц, нашол три разных гробницы от времен греков», в том числе и «сокровище наук, которой я искал: то есть тело Гомерово, сидящая на камне вместо стула, но как токмо скоро крышку сняли и дотронулись до онаго трупа, то оной весь рассыпался. И одну игать с пестом из аспиднаго чорнаго камня, которая к растиранию чернил или красок толко служить могла» [768]768
  Там же. Приложение 6. С. 532-533.


[Закрыть]. Присутствие чернильницы(!) явилось для ван Кринена едва ли не самым веским доказательством того, что он нашел могилу поэта.

Когда весной 1772 г. вместе с находками из «могилы Гомера» Паш ван Кринен прибыл в Италию, европейские газеты сразу поместили информацию о том, что голландский офицер на русской службе граф де Грюн (de Grunn, очевидно, искаженное от van Krienen) нашел могилу Гомера на о. Нио[769]769
  Об этой сенсации см.: Constantine D. Early Greek travellers and the Hellenic Ideal. Cambridge, 1984. P. 215-218.


[Закрыть]. Сообщение, опубликованное в «Амстердамской газете» 5 мая 1772 г., было получено якобы в письме, отправленном с острова Наксос. Начиналось оно как самая «горячая» новость дня: «Могилу, которую так давно и безуспешно искали на острове Nio,… наконец нашел граф de Grunn, голландский офицер на русской службе, который посетил разные острова Архипелага. Это саркофаг 14 футов в высоту, 7 – в длину, 4 в ширину состоит из 6 камней, на которых выгравировано на греческом. Возможно, именно он упоминается Геродотом как могила Гомера. Скелет этого знаменитого поэта был найден внутри… В этой могиле обнаружены также ваза, названная графом де Грюн Ecritoire (ср. „игать с пестом“. – Авт.), легкий камень треугольной формы, который был, как считают, пером для письма, также стилет из того же камня, которым рубили мрамор… также некоторые мраморные статуэтки с надписями, которые не смогли прочитать. Граф де Грюн нашел и другие могилы, искал могилу Климены, матери Гомера… Кроме того, граф де Грюн нашел шахты, где добывали золото, серебро и т.д.»[770]770
  G. d’A. 1772. № 36; см. также GF. 1772. Номера от ЗЛІ и от 13.IV; Санкт-Петербургские ведомости. 1772. № 36 от 4. V.


[Закрыть].

В дальнейшем о «гробнице Гомера» на Иосе (Ниа) без тени сомнений напишет и М. Коковцев (остров Ниа «славится кончиною на нем славнаго Гомера, коего гробница и до днесь видна»[771]771
  Коковцев М.Г Описание Архипелага и варварийскаго берега. С. 41.


[Закрыть]). И хотя вышедшее уже в 1782 г. издание Шуазеля-Гуффье, где находка Кринена упоминалась как «мнимое открытие могилы Гомера»[772]772
  Choiseul-Gouffier. Voyage pittoresque de la Grece. P. 20.


[Закрыть], кажется, полностью развеет миф об открытии могилы Гомера, интерес к «могиле» будет возникать и в будущем[773]773
  Constantine D. Early Greek travellers and the Hellenic Ideal. P. 215-218.


[Закрыть]. Так, в 1807 г. журнал «Минерва» снова опубликовал мнение – на этот раз геттингенского профессора Христиана Гейне, развенчивающее находку на Иосе[774]774
  Егунов A.H. Гомер в русских переводах XVIII-XIX вв. М., 2001. С. 47-48.


[Закрыть]. Однако во второй половине XIX в. другой немецкий антиковед Людвиг Росс, обнаружив экземпляр итальянского издания Паш ван Кринена 1773 г., вновь поставит вопрос о достоверности обнаруженной Криненом «могилы Гомера» на Иосе[775]775
  Ross L. Graf Pasch van Krienen iiber sich selbst und seine Reisen // Graf Pasch van Krienen H.L. Abdruck seiner italienischen Beschreibung des griechischen Archipelagus mit Anmerkungen und einer Abhandlung iiber den Verfasser und seine Auffindung des Grabes Homer’s auf Ios aus dem Nachlasse von Ludwig Ross. Halle, 1860. P. 147-151. Примечательно, что в настоящее время на о. Иос не только установлен памятник Гомеру, но и построена современная дорога к «могиле Гомера» – месту, обнаруженному именно Паш ван Криненом. Там же хорошо оборудован экскурсионный объект.


[Закрыть].

«Гробница Гомера» в парке дачи Строгановых на Черной речке. 1812 г.

С экспедицией попал в Санкт-Петербург и украсил коллекции Александра Строганова и некий саркофаг, который, по свидетельству самого Строганова, ему привез с одного из островов Архипелага ни кто иной, как С.Г. Домашнев, служивший тогда при А.Г. Орлове (и устровший нашумевший праздник в январе 1773 г.). Благодаря сценам с подвигами Ахилла на стенках саркофага о нем распространился слух, что это саркофаг Гомера или Ахилла. Саркофаг (как ныне доказано, римской работы II в. н.э.) украсил парк строгановской дачи на Черной речке и только после революции попал в Эрмитаж[776]776
  См. об этом: Trofimova Anna. Classical antiquities // Stroganoff: The Palace and Collections of a Russian Noble Family [Publ. on the occasion of an Exhib., held at the Portland art museum, Portland, Oregon, Febr. 19 – May 31,2000 a. at the Kimbell art museum, Fort Worth, Texas, July 2 – Oct. 1,2000] / Penelope Hunter-Stiebel, gen. ed.; Introd. by John E. Buchanan, jr. – Portland (Oregon): Portland art museum in collab. with Abrams, 2000. P. 90-91; Курбатов В. Саркофаг Строгановского сада // Старые годы. 1912. С. 41-43.


[Закрыть].

Между тем, интерес к Гомеру проявляли и другие участники экспедиции, что свидетельствует, если не о знании античной литературы, то, по крайней мере, о знакомстве с героями античности. Едва ли русские моряки имели возможность познакомиться с полным переводом «Илиады» или «Одиссеи» (первые печатные переводы вышли в России в 1776 и 1788 гг.), но их интерес к Гомеру и Трое мог быть связан с большой популярностью «Истории о разорении града Трои», переведенной с итальянского повести Гвидо, выдержавшей в России XVIII в. пять изданий[777]777
  Егунов А.Н. Гомер в русских переводах XVIII-XIX вв. С. 26-27.


[Закрыть]. Во всяком случае, даже в суховатые Журналы инженер-офицеров флота попадали заинтересованные описания античных руин, которые тут же готовы были связывать с именами тех, о ком знали: Александра Македонского или Гомера. Так, описывая укрепления и экономику о. Хиос, они отметили в 1771 г.: «Неподалеку от крепости Хио на горе сказывают, что славной стихотворец Гомер жил и стихи свои писал». Всякий раз отмечали военные журналы и «Трою»: «8 октября [1771 г.] 3 часа после полудни. Проходили на том же азиацком берегу остатки веема раваливших каменных стен, о коих объявляют, что в прежние времена на сем месте был город Троя, а ныне по берегу находитца несколко мужичьих жилых дворов»; «проходили остров Метелин и анатолийский берег мимо праздной каменной развалившей крепости Трои»[778]778
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. 151, 170.


[Закрыть]. По свидетельству барона Палена[779]779
  Пока имя барона установить не удалось: в Архипелагской экспедиции участвовали уже упоминавшийся барон Максимилиан Пален, а также Георгий Депален и Карл Депален (РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 93. Л. 68).


[Закрыть], по заключению мира 14 февраля 1775 г. некий «русский бригадир» отправил Палена «в Трою для снятия плана»[780]780
  Пален. Барона фон дер Палена журнал путешествия в Константинополь. № 40. С. 244.


[Закрыть].

Для сравнения – описания Афонской горы вовсе лишены ссылок на христианские святыни: «По разсвете видели разстояние в 25 миль Афонскую гору или Монте Сайте, о которой греки объявляют, что оную гору по ея болшей вышине при ясном горизонте увидеть можно за 50 миль»; «с правой руки, оставляя Лемнос,… Афонская гора»[781]781
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. 39, 160.


[Закрыть].

Другим, заслужившим развернутого описания античным памятником, стали развалины крепости на о. Тассо (Тассос), настойчиво связываемые с именами Филиппа Македонского и его сына Александра (в настоящее время датируются VII-V вв. до н.э.). Разыскания, проведенные там инженер-офицерами Можаровым и Тузовым, позволили им записать со слов жителей следующую историю островных строений: «у них словесное известие и до днесь еще ведется, бутто македонской король Филипп начинал строить город к зюидской стороне здешнего острова, где ныне деревня Вергара, или Гургара, и для того всякия материалы, а особливо мраморныя каменья и протчие припасы из других мест туда посылал, но не окончав онаго, умер, после ево Александр Великой, когда намерился всеми силами напасть на персов, то для построения галер и перевозу своей армии избрал здешнее место за способное, почему приказал все осталные материалы от крепости, где ныне деревня Гургара, перевозить суда и делать здесь крепость и гавань, а после долгое время оным островом владели генуэзцы, ис чего и заключить должно, что, может быть, во времена Александра Великого зделаны были, толко одни укрепления на горе, ибо стены оных заложены были по прежнему обыкновению, и ныне уже совсем развалившись… [нижняя крепость – генуэзцев, и герб генуэзцев имеется] вблизи снаружи нижней крепости в сторонах лежат многие гробницы, сделанные из весьма великих обтесанных плитных каменьев, а большею частью из мрамору и с греческими подписями, из коих тож значит что оные деланы были не в весьма давних временах»[782]782
  Там же. Л. 161.


[Закрыть]. Русский капитан С.П. Хметевский тоже удивлялся антикам на о.Тассо, который по богатству и плодородию показался ему «раем»[783]783
  Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 601


[Закрыть] (впрочем, это не помешало ему использовать мраморный «гроб» под горн кузницы).

Впрочем, Хметевского больше занимали «чудеса» – то, как древние втаскивали большие камни крепости на Тассо, или знаменитая пещера со сталактитами на Антипаросе, посетив которую, он оставил на стене свое граффити: («Был я на острове Антипаросе в так называемом гроте, который у вершины горы: яма великой глубины из мрамору <…> [о сталактитах и прочих красотах], хотя многие из разных государств для любопытства приезжают и на камнях, кто в оном гроте был, высекают имена и ставят год, в том числе и мое имя высечено»[784]784
  Там же. С. 617.


[Закрыть]).

Античные руины интересовали и Матвея Коковцева, который также, как и Паш ван Кринен, участвовал в их разысканиях! В своем Описании Архипелага Коковцев не упустил, кажется, ни одной сколь-либо значимой античной достопримечательности из тех, что были известны к концу XVIII в. на островах. Свои описания он сопровождал изложением мифов-«баснословий», относящихся к описываемым им по личным впечатлениям местам[785]785
  Коковцев М. Г. Описание Архипелага и варварийскаго берега. С. 62. Примечательно, что при описании острова Станцио он даже указал: «отсюда Венера Праксителевой работы, что ныне в галерее Тосканского герцога».


[Закрыть]. И примечательно, что в издании Коковцева количество описаний античных древностей значительно превосходит количество упоминаний о христианских святынях: об Афоне он не писал вовсе, а из церквей и монастырей упомянул только церковь Панагия Екатондапилияни на Паросе и монастырь Иоанна Богослова на о. Патмос.