Текст книги "Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой"

Пьетро Леопольдо продолжал выполнять функции радушного хозяина для А.Г. Орлова и его окружения, одновременно высокопоставленного дипломатического агента Вены в Тоскане вплоть до заключения Кючук-Кайнарджийского мира (21 июля 1774 г.). Как отмечал Вандружка, по своему содержанию письма тосканского герцога были весьма разнообразны. Так, он приводил брату не только данные о русском флоте, но и описывал, например, представление со взрывом ветхого корабля, организованное Орловым для художника Филиппа Хаккерта[878]878
  Wandruszka A. Pietro Leopoldo. Un grande riformatore. P. 306.


[Закрыть]. По мнению Вандружки, одним из самых сложных моментов в истории взаимоотношений Пьетро Леопольдо и Алексея Орлова стали незаконные, с точки зрения тосканского права, действия при похищении княжны Елизаветы Таракановой весной 1775 г. Так, тосканский герцог писал матери в Вену (предположительно в мае 1775 г.): «во всей этой истории он (А.Г. Орлов. – Авт.) мог бы избежать огласки и вести себя более пристойно»[879]879
  Цит. по: Ibid. P. 308. При том что, как считал Вандружка, Пьетро Леопольдо не верил в высокое происхождение Таракановой (Ibid).


[Закрыть]. Тень от несправедливых, по мнению многих современников-итальянцев, действий Орлова легла на знавшего обо всем, но не воспрепятствовавшего насилию тосканского правителя[880]880
  Ibid. Р. 308-309.


[Закрыть].

Но, в общем, можно констатировать, что внешне всегда доброжелательный прием русских офицеров в Тоскане был полезен как братьям Орловым, так и Пьетро Леопольдо. Первым удалось найти военную базу в Италии и надолго закрепиться в этом регионе. Тосканский герцог, со своей стороны, имел возможность получать «из первых рук» информацию о состоянии русского флота и намерениях его начальников, оказать услуги венскому двору и играть важную роль в международной европейской политике того времени.

Дипломатические контакты между Россией и Венецией фиксируются начиная с XV в., активно развиваются в веке XVII-м[881]881
  Подробнее см.: Longworth Ph. Russian-Venetian Relations in the Reign of Tsar Aleksey Mikhailovich // The Slavonic and East European Review. Vol. 64 (1986). № 3. P. 380-400 (там же см. библиографию).


[Закрыть] и заметно интенсифицируются в правление Петра I[882]882
  Об этом см. гл. 1, а также список (впрочем, неполный) документов Государственного архива Венеции, связанных с историей русско-венецианских связей в XVIII в., Berti G. Russia е stati italiani nel Risorgimento. P. 48.


[Закрыть], который в 1711 г. назначил в республику своего консульского агента Дм. Боциса. Предполагалось, что деятельность русского представителя будет нацелена на создание благоприятных условий для зарождавшейся русско-венецианской торговли. Кроме того, в апреле 1711 г. в Венеции побывал русский посол в Вене барон И.Х. Урбих и провел переговоры с дожем Дж. Карнаро, результатом которых стало приглашение русских купцов торговать в венецианских владениях и основание в городе первого русского торгового консульства во главе (с 1712 г.) с итальянцем на русской службе М. Каретта[883]883
  Об этом см. гл. 1, а также: Комиссаренко А.И., Шаркова И.С. К истории русско-итальянской торговли в 40-50-х годах XVIII в. // Исторические записки. Т. 98 (1977). С. 313-314.


[Закрыть]. В ответ Венеция также определила свое доверенное лицо в Петербурге – им стал секретарь Капелло. Дело, впрочем, ограничилось несколькими временными назначениями, лишь в 1715 г. русский двор избрал нового торгового представителя при венецианском сенате – П.И. Беклемишева, Венеция также должна была предпринять соответствующие шаги, однако смерть Петра на время прервала возникшие контакты[884]884
  См.: Seneca F. Francesco Lorenzo Morosini e un fallito progetto di accordo veneto-russo // Archivio Veneto. № 106 (1963). P. 19-20.


[Закрыть].

Вид Венеции (ксилография)

Новые попытки установления торговых и дипломатических связей между Россией и Венецией относятся к середине XVIII в.: к 1748 и 1755 гг. Обе эти попытки связаны с прибытием в Санкт-Петербург венецианских кораблей (первый из них – «Лео-коронато» под командой Петра Смехиа – добрался до Петербурга в конце 1747 г.) и успешными торговыми операциями итальянских купцов в России, убедившими республиканский Сенат в «великой пользе от беспосредственной с Российской империей торговли». В 1748 г. венецианский посол в Париже Ф.Л. Морозини высказал российскому министру Г.И. Гроссу «желание республики своей о постановлении с Россиею трактата коммерции». Гроссу, в свою очередь, «велено было оказать всякую готовность и склонность, с таким внушением, чтоб для того венецианская республика прислала к здешнему двору своего министра, во взаимство чего и отсюда обещано министра к республике отправить». В 1749 г. венецианский посол в Лондоне Бузинелло сделал еще одно схожее предложение российскому представителю в Англии графу П.Г. Чернышеву, «чрез которого равномерно ж оказана здешняя готовость к поспешествованию доброй с республикою корреспонденции и к отправлению к республике отсюда министра, если она своего пришлет; но все то оставалось при одних только изъяснениях между министрами, и со стороны республики никакого больше поступка учинено не было по 1755 год»[885]885
  Доклад коллегии иностранных дел Екатерине II, подписанный Н.И. Паниным и А.М. Голицыным, от 31 августа 1767 г. // СбРИО. Т. 67. СПб., 1889. С. 448-449.


[Закрыть].

23 ноября 1755 г. венецианский купец Анастасий Сиати, с ведома республиканских властей, подал в Коллегию иностранных дел мемориал, в котором объявлялось «о готовности венецианского магистрата к восстановлению с Россиею коммерции»[886]886
  Комисаренко А.И., Шаркова И.С. К истории русско-итальянской торговли в 40-50-х годах XVIII в. С 323-324.


[Закрыть]. В 1756 г. Коллегия передала Сиати ответную записку, «в которой объявлено, что здесь не было никогда запрещения венецианскому купечеству товары свои к российским портам привозить и здешние брать, как то и подданные других европейских государств делают, и требовано при том от него известия, на каком основании венециане желают производить коммерцию с здешнею империей), – равно и как прочие европейские купцы оную производят, или с какою отменою и преимуществом, и в чем бы именно оное состояло»[887]887
  Доклад коллегии иностранных дел Екатерине II от 31 августа 1767 г. (СбРИО. Т. 67. С. 449).


[Закрыть]. Переговоры не продвинулись далее и были заморожены в связи с начавшейся Семилетней войной. Ситуация оставалась неизменной до 1761 г., когда венецианские посланники в Париже, Гааге и Лондоне стали обращаться к российским дипломатам с новым предложением о заключении «трактата коммерции». На это им было объявлено, что успех предприятия прежде всего зависит от самой венецианской республики, которой следует положить тому «начало присылкою сюда министра».

В 1762 г. переговоры возобновились в Лондоне, при посредничестве русского посланника в Англии А.Р. Воронцова (а до него – графа Г.К. Кайзерлинга) и венецианскими дипломатами Томмазо Кверини и Франческо Лоренцо Морозини (затем – Андреа Троном), которые должны были сообщить петербургскому кабинету условия предложенного венецианцами торгового договора. Однако содержание составленного в 1762 г. проекта не удовлетворило Екатерину, главным образом, по двум причинам: во-первых, вопреки условиям мирного договора 1718 г. между Венецией и Оттоманской Портой, согласно которому только турки имели право навигации по Черному морю, в проекте договора венецианская сторона предложила русскому правительству самостоятельно договориться с Турцией о проходе судов в Черное море. Во-вторых, обе стороны чувствовали необходимость перенести негоциации из Лондона, однако радикально расходились во мнении о месте будущих встреч: Венеция, опасаясь протестов Порты, предлагала установить контакт посредством русского и венецианского посланников в Вене, Россия настаивала на взаимном обмене полномочными представителями и на переговорах в Петербурге, что было неприемлемо для Венеции (опять-таки из-за предсказуемо негативной реакции Порты)[888]888
  Там же. См. также сведения о позиции Венеции (АВПРИ. Ф. 41/3. Д. 14) в 1 гл. настоящей работы.


[Закрыть].

В первой половине 1760-х гг. обсуждение торгового трактата между Россией и Венецией время от времени возобновлялось (на сей раз через русского посла в Вене Д.М. Голицына[889]889
  О нем см. гл. 1. примеч. 106.


[Закрыть], которому соответствующие предложения делал венецианский посланник при венском дворе Паоло Реньер[890]890
  Кроме того, Д.М. Голицын сообщал из Вены 29 июля (9 августа) 1766 г.: «Пред некоторым временем писал ко мне находящийся в Ливорне С.-Петербургской компании фактор Пономарев, что к нему из Венеции тамошний купец Ронцони сам собою отозвался письмом, в котором дал ему знать, что если двор наш согласится присылать к венецианскому порту один или несколько кораблей с российскими продуктами и в возвратный путь брать оттуда тамошние собственные и привозные товары, то он, Ронцони, может от венецианского правления исходатайствовать некоторые в пошлинах выгоды, и что он имел о том разговор с некоторыми венецианскими дворянами, имеющими участие в самых важнейших делах республики». Голицын отвечал Пономареву, что следует поблагодарить Ронцони в частном письме, однако имени Голицына не упоминать. Русский посланник в Вене считал, что предложения Ронцони принять сложно, но сведения, им сообщаемые, не лишены любопытства: так, в своих письмах Ронцони описывал, по какой цене продаются в Венеции разные российские товары, давал понятие о тамошних весах, мерах и о ходячей монете (СбРИО. Т. 67. С. 65-66).


[Закрыть]). Эти переговоры были прежде всего ориентированы на регламентацию торговых сношений в Черном море. С середины 1760-х гг. во взаимоотношениях Венеции и России постепенно начала превалировать средиземноморская тема: петербургский двор ощущал необходимость заручиться поддержкой Сената на случай обострения отношений с Турцией. Однако никаких конкретных шагов в этом направлении до 1768 г. не предпринималось[891]891
  Seneca F. Francesco Lorenzo Morosini e un fallito progetto di accordo veneto-russo. P. 21-24, 29-30. Неудачи в установлении регулярных торговых контактов между Россией и Венецией в этот период А.И. Комиссаренко и И.С. Шаркова объясняют следующими факторами: дальностью расстояния между двумя государствами, отсутствием свободы плавания в черноморских проливах, неразвитостью русского торгового флота, косностью русского купечества, конкуренцией английских и голландских купцов – главных посредников в торговле между Россией и Италией (Комиссаренко А.И., Шаркова И.С. К истории русско-итальянской торговли в 40-50-х годах XVIII в. С. 325).


[Закрыть]. Неудачный исход переговоров о трактате интерпретировался в Петербурге и Венеции по-разному. Екатерина считала, что венецианцы стремятся полностью переложить ответственность за политические последствия договора (прежде всего в связи с устойчивой оппозицией Турции русско-венецианскому сближению) на Россию. Как следует из приводимых историком Ф. Сенекой документов, венецианский Сенат считал существующие отношения между республикой и Оттоманской Портой «объективными», а потому обмен посланниками между Россией и Венецией нарушил бы строгий нейтралитет, которого придерживалась последняя[892]892
  Характерно, что сам Сенека также был убежден в исторической правоте венецианского Сената (Ibid. Р. 40-41). О деталях истории см.: реляцию Д.М. Голицына из Вены от 29 апреля (10 мая) 1766 г. (СбРИО. Т. 57. С. 525-527), рескрипт № 4 Д.М. Голицыну в Вену от 30 июня 1766 г. (СбРИО. Т. 67. С. 8-9).


[Закрыть].

Во второй половине XVIII в. место Венеции в международной политике не было столь значительным, как в предыдущие столетия: республика оказалась включенной в орбиты влияния своих более мощных соседей, прежде всего империи Габсбургов[893]893
  Подробнее см.: Cessi R. Storia della Repubblica di Venezia. Firenze, 1981. P. 672-680, 691.


[Закрыть]. Как мы увидим, именно австрийский канцлер граф В.А.Д. Кауниц будет определять позицию Венеции в русско-турецкой войне 1768-1774 гг.[894]894
  Оба венецианских посла в Вене в период Первой русско-турецкой войны – Реньер и Градениго – были особенно близки к Кауницу. См.: Cessi R. Confidenze di un ministro russo a Venezia nel 177011 Atti del Reale Istituto Veneto di Scienze, Lettere ed Arti. T. LXXIV. P. II. Venezia, 1914-1915. P. 1578. См. также: Berti G. Russia e stati italiani nel Risorgimento. P. 44.


[Закрыть]Центром русско-венецианских переговоров становится Вена, а основным ее двигателем – Д.М. Голицын, являвшийся как основным источником информации о намерениях русской императрицы, так и интерпретатором ее воли.

В своей позиции по русско-венецианским отношениям Вена руководствовалась, разумеется, соображениями собственной выгоды – и это в полной мере проявилось в годы русско-турецкой войны. Стремясь сохранить своеобразный баланс сил, формально нейтральная Австрия положительно смотрела на действия русского флота в Архипелаге[895]895
  В дальнейшем, благосклонный прием русских кораблей в Ливорно объяснялся, кроме прочего, династической принадлежностью герцога Пьетро Леопольдо к Габсбургам. Триест, входивший в австрийскую империю, также принимал русские суда, см.: Manfroni С. Documenti veneziani sulla campagna dei Russi nel Mediterraneo 1770-71 11 Atti del Reale Istituto Veneto di Scienze, Lettere ed Arti. T. LXXII. P. II. Venezia, 1912-1913. P. 1151.


[Закрыть], так как успехи братьев Орловых в Средиземноморье вредили не Австрии, а гегемонии Франции, Испании и Венеции в этом регионе. При этом Вена негативно реагировала на продвижение русских сухопутных войск в Польше и вдоль берегов Дуная: исход сражений на суше вблизи от границ империи прямо касался Австрии[896]896
  См. донесение П. Реньера из Вены в Венецию от 30 декабря 1769 г.: Cessi R. Confidenze di un ministro russo a Venezia nel 1770. P. 1579-1580. См. также: Wandruszka A. Pietro Leopoldo. Un grande riformatore. P. 303; Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700-1775. М., 1995. С. 353.


[Закрыть].

Двойственная политика Вены позволяла России надеяться на поддержку Венеции в морском конфликте с Турцией, однако лишь в определенной мере: деятельность русских дипломатов в Венеции в 1768-1775 гг., связанная в первую очередь с именами маркиза Пано Маруцци и князя Д.М. Голицына, заключалась в постоянных попытках заставить Венецию вести самостоятельную игру, убеждая ее в уникальности текущего исторического момента для ее эмансипации от Австрии. Со своей стороны, венский двор активно противодействовал этим попыткам, предпочитая быть посредником в венецианской внешней политике[897]897
  Cessi R. Confidenze di un ministro russo a Venezia nel 1770. P. 1575-1576, 1582-1583.


[Закрыть].

Как отмечалось, решающие изменения в русско-венецианских отношениях произошли в 1768 г. и были связаны с деятельностью Пано Маруцци[898]898
  О П. Маруцци см. также главу 1. В сентябре 1770 г. Маруцци утверждал, что вот уже семь лет (т.е. с 1763 г.) он старался склонить влиятельнейшего венецианского политика Андреа Трона к поддержке действий по установлению официальных дипломатических отношений с Россией – прежде всего, на основе общих коммерческих интересов в Черном море (об этих переговорах выше уже говорилось, но это может свидетельствовать и о том, что Маруцци был втянут в орбиту российской политики еще в первые годы екатерининского правления). По данным Историко-документального департамента МИД России, в 1768 г. Маруцци также занимал должность поверенного в делах России на Мальте (Россия и Европа в XVIII в. // http://www.ln.mid.ru/nsarch.nsf/88ff23e5441b5caa43256b 05004bcell/12abe461c5805fc343256b06002fb330?C)penDocument).


[Закрыть]: 10 марта этого года по нов. ст. Екатерина II в одностороннем порядке назначила его поверенным в российских делах в Венеции, а также при дворах других итальянских государств («charge des Affaires de Notre Cour aupres de la Serenis. <si>me Repub-lique de Venise et Autres Puissances d’ltalie»[899]899
  Berti G. Russia e stati italiani nel Risorgimento. P. 44-45. См. также: Malagola C. L’istituzione della rappresentanza diplomatica di Venezia alia corte di Pietroburgo e una relazione sulla marina russa sotto Caterina II. Venezia, 1906. P. 9-10. См. также материалы АВПРИ по назначению Маруцци российским поверенным в гл.1.


[Закрыть]). Маруцци был подданным венецианской республики, при этом он в 1760-е гг. нередко бывал в России и, благодаря семейным связям, выполнял функции посредника при приобретении русскими вельможами предметов искусства в Италии[900]900
  Подробнее см.: Maltezou С. Greci di Venezia al servizio della Russia nel Settecento // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников. М., 2009. С. 167-173. В 1766-1768 гг. Маруцци способствовал переговорам Екатерины с Чезаре Беккариа о поездке последнего в Петербург. См., например: Cantii С. Beccaria е il diritto penale. Firenze, 1862. P. 167; СбРИО. T. 10. СПб., 1872. С. 184 – 185 (письмо Екатерины И.П. Елагину 1767 г., письмо Маруцци к Елагину от 21 мая 1767 г); Cizova Т. Beccaria in Russia // The Slavonic and East European Review. Vol. 40. № 95 (1962). P. 384-408; и др. Маруцци получал заказы на приобретение предметов искусства от Екатерины II (так, императрица писала И.П. Елагину: «Перфильевич, можно ли без Маруцция достать, открывать и смотреть привезенные картины? Мы еще вчерась любопытствовали» (СбРИО. Т. 10. С. 255), речь идет о восьми картинах, деньги за которые были уплачены в октябре 1767 г.: Паоло Веронезе. Христос Спаситель, от Пилада пред народ изведенный; Паоло Веронезе. Младенец Моисей, на струях реки Нила несомый; Андреа Скьявони. Царица сабатская, приносящая дары царю Соломону; Тинторетто. Христос, представленный чрез народ Пиладом; Якопо Бассано. Сон Навуходоносора; Падуанино. Абигаиль, украшающая Давида дарами и гнев его против Набала, ее мужа; Бернардо Строцци. Чудо Иисуса о хлебах и рыбе; Лука Джордано. Торжество Галатеи на море (Там же. С. 255-256), а также Д.М. Голицына (см. письмо Маруцци к А.М. Голицыну от 29 ноября/10 декабря 1768 г.: РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2043. Л. 43), А.М. Голицына (в письме к нему от 18/29 апреля 1769 г. Маруцци писал, что отправил в Чивита Веккья через Ливорно две картины. В Чивита Веккья их должны были погрузить на корабль, согласно плану перевозки, предложенному И.И. Шуваловым. Первая картина – «de Paul Fiamingo et represente Bacchus endormi», вторая – «de Gianni Segala, represente Zelmire alletant son pere dans la prison»: РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. xp. 2044. Л. 36 об.); кроме того, Маруцци приобрел для Голицына дорогостоящий десертный комплект, схожий с тем, который последний увидел у гр. Лобковица (письмо Маруцци А.М. Голицыну от 26 декабря 1769/6 января 1770 г. из Венеции: РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2045. Л. 1-1об.), заказ поступил от Н.В. Репнина (в письме к Д.М. Голицыну от 24 марта 1775 г. Репнин просил доставить Маруцци его собственноручное письмо – «чрез которое прошу я его купить доски зеркальные и прочие украшения хрустальные для сего десерта (десертный сервиз для посольства в Царьграде. – Авт.), и туда же в Царьград отправить»: СбРИО. Т. 5. СПб., 1870. С. 170). Маруцци также выступал посредником при инициативе перевода на русский язык «Жития» Петра Великого 3. Орфелина (см. его письма А.М. Голицыну от 10/21 сентября 1771 г., от 24 декабря 1771/4 января 1772 г., от 17/28 марта 1772 г.: РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2048. Л. 11, 47 об.; Ед. хр. 2049. Л. 21).


[Закрыть]. Его семья давно обосновалась в

Венеции и успешно занималась торговлей: лояльность русской императрице, талант опытного финансиста и устойчивая семейная репутация в Венеции обеспечили Маруцци должность поверенного[901]901
  Alberti А.М. Venezia е la Russia alia fine del secolo XVIII (1770-1785) // Archivio Veneto. Vol. X (1931). P. 235.


[Закрыть]. Исключительность этого назначения состояла в том, что Екатерина как бы не принимала в расчет ответные дипломатические шаги республики, ей было важно лишь иметь накануне войны собственного посланника в Италии (венецианский консул в Петербурге появится лишь в 1780-е гг., а информацию о происходящем при русском дворе венецианцы получали из донесений своих посланников в Вене, Берлине, Мадриде, Париже, Лондоне, Ливорно, Константинополе[902]902
  Manfroni C. Documenti veneziani sulla campagna dei Russi nel Mediterraneo 1770-71. P. 1145.


[Закрыть]). Императрица, а вместе с ней подписавшие обращение к венецианским властям Н.И. Панин и А.М. Голицын, просили венецианский Сенат наделить Маруцци всеми правами и привилегиями, относящимися к его новому дипломатическому статусу.

Переговоры между Россией и Венецией в начале 1768 г. анализировались в давней работе К. Манфрони[903]903
  На основе донесения П. Реньера в Сенат от 30 апреля 1768 г.: Ibid. Р. 1147-1148. Еще раньше документы, связанные с переговорами, появились в источниках, опубликованных в России: см., например, рескрипт Д.М. Голицыну в Вену от 10 марта 1768 г. (СбРИО. Т. 87. СПб., 1893. С. 42-43).


[Закрыть]. Целью негоциаций, проводившихся при посредничестве венских посланников – русского Д.М. Голицына и венецианского Паоло Реньера, – было заключение торгового трактата, который позволил бы шедшим из Балтики русским кораблям («дабы оценить пользу и вред» подобного маршрута) останавливаться в Венеции. Одновременно это свидетельствовало о том, что взаимные интересы Венеции и России связываются и со средиземноморским регионом. Пытаясь устранить все препятствия к осуществлению этого намерения и избавить Венецию от «неловкости» – самой обращаться с инициативой к России, – Екатерина приняла решение назначить своим поверенным в Венеции маркиза Маруцци.

Разработка возможного договора между Россией и Венецией означала взаимное сближение держав: согласно интерпретации Манфрони, назначение Маруцци следовало оценивать как логичное продолжение начатой на рубеже 1767-1768 гг. политики (как видно из русских источников, назначение Маруцци для императрицы Екатерины II стало шагом в осуществлении ее далекоидущих замыслов в Восточном Средиземноморье, см. гл. I)[904]904
  Д.М. Голицын настаивал, что слух о радикальной новизне отношений между двумя странами, изменившихся с назначением Маруцци, сильно преувеличен: Екатерина лишь воскресила инициативы, идея и первые шаги по разработке которых принадлежали Петру I (ASV. Dispacci degli Ambasciatori al Senato, Dalla Germania, filza 272).


[Закрыть]. В итоге, чуть позже Сенат принял условия русской императрицы[905]905
  Berti G. Russia e stati italiani nel Risorgimento. P. 45.


[Закрыть]: одностороннее установление дипломатических связей с Россией давало возможность Венеции удовлетворить просьбу Екатерины и оправдаться перед Веной и Константинополем[906]906
  Ibid. P. 45-47.


[Закрыть].

В мае 1768 г. новость о назначении Маруцци распространилась по Италии. 28 мая флорентийский посланник в Венеции Доменико Коттини сообщал о новом поверенном в депеше своему правительству. В Тоскане стали циркулировать слухи о том, что Маруцци, имевший большой опыт в венецианских делах, задумал множество дипломатических и финансовых проектов. Основываясь на этой информации, Коттини предположил, что деятельность Маруцци не останется бесплодной. Впрочем, отмечал флорентийский дипломат, венецианское правительство никогда не одобряло проектов торгового сотрудничества с северными странами[907]907
  ASF, Segreteria e Ministero degli Esteri, pezzo 2317.


[Закрыть].

«Официальный» статус Маруцци был твердо определен (разумеется, первоначально только «российской стороной»): его деятельность должна была продолжаться ровно до согласования статей торгового договора, а в его обязанности входила забота о русских кораблях, если таковые будут прибывать в Венецию из Балтики. Так, в докладе Коллегии иностранных дел, подписанном Н.И. Паниным и А.М. Голицыным 31 августа 1767 г., говорилось:

«Находящийся здесь от некоторого времени нам единоверной греческой фамилии венецианский житель маркиз Маруци, человек, как известно, с большим достатком и имеющий там контору знатного банкира. Он из единой себе чести и публичной протекции желает быть удостоен поверенности дел публичных империи в<ашего> вел<ичест>ва. Определение его открытым патентом поверенным в делах от империи в<ашего> вел<ичест>ва при венецианской республике купно и всех других итальянских портах, в той форме как обыкновенно консулы определяются, исполнит обоюдной предмет в сем деле уважаемой; ибо как с одной стороны республика венецианская приласкаема будет таким от в<ашего> имп<ператорского> вел<ичест>ва к ней уважением, да и в самое то же время оградит ее от примечаемой в ней опасности к туркам, потому что он не министром у ней одной обыкновенною грамотою акредитуется, но учреждаем по всей Италии для морского купечества, так и с другой стороны по той же самой причине почтено быть не может в публике сие учреждение первою ступенью от в<ашего> в<еличе>ства взаимной обсылки министров для установления беспосредственной корреспонденции, а таким образом маркиз Маруци, получая честь быть присвоен к слугам вашего императорского величества, не отягощая казну никаким его содержанием, может с пользою служить коммерции здешней и другим нашим случающимся делам, особливо для денежных переводов в тамошние итальянские места, ибо он чрез то будет там прямым российским банкиром»[908]908
  С6РИО. T. 67. C. 451.


[Закрыть].

Патент, выданный Маруцци 10 марта 1768 г., гласил:

«Понеже Мы за потребно признали учредить Российского поверенного в делах при светлейшей республике Венецианской и при других Итальянских областях для остережения и предохранения случающихся тамо наших дел и коммерции, дабы подданные наши, приезжая туда для отправления купечества своего, могли найти протекцию и вспоможение, которое им будет потребно, а как мы известились о добрых качествах и хорошем поведении находящегося ныне здесь венецианского жителя маркиза Маруция, то избрали его в сие достоинство, и для того ему сию комиссию дали, учредили и постановили, и сим подписанным нашею рукою патентом комиссию даем, учреждаем и постановляем его Российским поверенным в делах в Венеции и в других местах Италии; и потому просим как светлейшую республику Венецианскую, так и прочие Итальянские области, а от их наместников и губернаторов склонно желаем, дабы помянутого маркиза Маруция за нашего поверенного в делах признавали и оному позволили сей чин совершенно и спокойно отправлять, и все те права, привилегии и вольности ему акордовали, которые к данному ему от нас характеру принадлежат, и которыми других коронованных глав поверенные пользуются, и ему бы во всем, что он в делах ему от нас поверенных предлагать будет, веру подавали, и всякое вспоможение и склонность показывали; обещая во взаимном случае равное воздавать, когда нам о том прошение будет»[909]909
  СбРИО. Т. 87. С. 43-44.


[Закрыть].

При этом венецианский Сенат был волен отправить в Петербург для разработки трактата собственного министра. Интересно, что в этом случае Маруцци должен был быть заменен другим поверенным в делах, ранг которого соответствовал бы титулу и положению будущего венецианского посланника в России. В итоге, официальное положение Маруцци в Италии являлось неустойчивым, миссия по финансовому обеспечению русского флота, вскоре возложенная на него в связи с началом русско-турецкой войны, – крайне деликатной, требовавшей действий, по сути не предусмотренных его статусом поверенного в торговых делах[910]910
  На основе донесения Реньера в Сенат от 30 апреля 1768 г.: Manfroni С. Documenti veneziani sulla campagna dei Russi nel Mediterraneo 1770-71. P. 1147-1148.


[Закрыть]. В инструкции, данной Маруцци 10 марта 1768 г., говорилось, что в его «истинные», политические задачи входит установление контактов с венецианским Сенатом, которые бы способствовали упрочению русско-венецианских связей, аккредитация при других итальянских дворах, внимательное наблюдение за реакцией Оттоманской Порты по отношению к русскому поверенному в делах, мониторинг экономического состояния итальянских держав (с особенным упором на динамику их ценовой политики), забота о единоверцах – православных, находящихся в Италии[911]911
  СбРИО. T. 87. C. 45-48. Обмен информацией был взаимным. Так, А.М. Голицын в своих письмах постоянно сообщал Маруцци о новостях из русской армии, Маруцци же передавал известия о турецкой армии, полученные из его источников, а также писал о внутренних итальянских и европейских событиях.


[Закрыть]. Другой важнейшей функцией Маруцци в Венеции была работа с «общественным мнением»: кроме разговоров с венецианскими нобилями[912]912
  Как отмечал Маруцци в шифрованном письме А.М. Голицыну от 21 февраля/4 марта 1769 г.: «Мои друзья трудятся изо всех сил, чтобы расположить к нам умы» (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2044. Л. 23; оригинал по-французски).


[Закрыть] и вербовки «нужных» людей, с начала войны маркиз регулярно помещал в итальянской прессе сообщения о победах русской армии, полученные из Петербурга[913]913
  Об этом Маруцци, в частности, писал А.М. Голицыну в письмах от 2/13 января и 23 января/3 февраля 1770 г. (РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2045. Л. 3 об., 7).


[Закрыть]. В качестве компенсации за услуги подданным других стран Маруцци имел право ходатайствовать об императорских государственных наградах (даже ордене св. Георгия Победоносца[914]914
  Об этом см. письмо Маруцци А.М. Голицыну от 2/13 января 1770 г. (Там же).


[Закрыть]). Наконец, в-третьих, в задачи Маруцци входило обеспечение и выкуп займов, предназначенных на нужды русского флота, укрепление связей с европейскими и итальянскими банковскими домами и, шире, любые финансовые операции в Италии и хранение денежных средств[915]915
  См., например: СбРИО. Т. 1. С. 7, 13; РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2045. Л. 15 об.-16., 22-22 об. Вместе с Маруцци в денежных операциях России участвовали британский консул в Ливорно Д. Дик и русский агент в Тоскане Р. Разерфорд (СбРИО. Т. 1. С. 37; СбРИО. Т. 97. СПб., 1896. С. 82; РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2049. Л. 25).


[Закрыть]. Выполнить последнее задание было весьма непросто. С одной стороны, Маруцци, выступая поручителем при получении кредитов (чаще всего в Генуе), регулярно ставил под угрозу деловую репутацию – свою и собственной семьи. С другой стороны, маркиз нередко получал нарекания из Петербурга в связи с нецелевым расходованием средств и отсутствием прозрачной отчетности (что зачастую являлось следствием небрежного отношения к деньгам, например, со стороны А.Г. Орлова)[916]916
  Так, в 1771 г. «гонителем» Маруцци выступил А.А. Вяземский (см. письмо Маруцци А.М. Голицыну от 30 июля/10 августа 1771 г.; РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2047. Л. 25-28 об.).


[Закрыть].

В письмах Маруцци к русским сановникам на протяжении всей русско-турецкой войны повторяются настойчивые просьбы выслать из России рекомендательные письма к остальным итальянским дворам[917]917
  Например, в реляции из Венеции от 6/17 декабря 1768 г., поверенный писал: «Один из Туринских моих приятелей, имеющий значение при тамошнем дворе пишет мне, что министр иностранных дел сказал ему, что он с удовольствием услыхал, что мне поручены дела в<ашего>. имп<ераторского> вел<ичест>ва для всей Италии и что он не сомневается, что я имею кредитивные грамоты и к его двору и что ему было бы весьма приятно видеть меня в Турине» (СбРИО. Т. 87. С. 265; оригинал по-французски). Маруцци писал (и говорил еще перед своим отъездом из России Н.И. Панину), что с верительными грамотами, в которых упомянута лишь Венеция, могут возникнуть затруднения: другим дворам это не понравится, ибо они названы после республики и все вместе без различия (Там же).


[Закрыть] (прежде всего, вероятно, к неаполитанскому, туринскому и флорентийскому) и оригинал патента, данного Маруцци в Петербурге[918]918
  Количество упоминаний и просьб о присылке грамот и патента в письмах Маруцци А.М. Голицыну огромно. Впервые Маруцци просил о наделении его более широкими полномочиями в письме от 13/24 декабря 1768 г. (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2043. Л. 45-45 об.). В письме к Голицыну от 31 октября/11 ноября 1769 г. Маруцци отмечал, что соответствующие обещания были даны ему и А.Г. Орловым (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2044. Л. 81).


[Закрыть]. Однако несмотря на многочисленные запросы указанных верительных грамот Маруцци так и не получил, что существенно усложнило его деятельность, сделав его статус поверенного весьма условным: в официальных бумагах указывалось, что он командирован в Венецию и остальную Италию, но такая формулировка не соответствовала практике принятой в дипломатии тех лет.

Деятельность Маруцци не вызывала особенного энтузиазма и у венецианских властей[919]919
  Berti G. Russia е stati italiani nel Risorgimento. P. 45.


[Закрыть], хотя сам он изначально рассчитывал на плодотворные взаимоотношения с ними. Маруцци прибыл в Венецию из России в конце октября 1768 г., перед этим проведя около полутора месяцев в Вене, в частности в переговорах с Д.М. Голицыным[920]920
  Маршрут Маруцци из России в Италию хорошо прослеживается по его письмам А.М. Голицыну. 31 мая 1768 г. Маруцци был в Риге, 16/27 июня – в Варшаве, 3/14 августа – в Данциге, 1/12 сентября – в Дрездене, 6/17 сентября – в Вене, 29 октября/9 ноября – в Венеции (РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2043. Л. 14 об.-35).


[Закрыть]. Вслед за этим ему предстояло вручить свои верительные письма Сенату, который собрался лишь в конце ноября 1768 г. Ноябрь 1768 г. – начальная точка в деятельности Маруцци в Венеции, совпавшая с началом русско-турецкой войны, что сразу же сделало его миссию особенно важной [921]921
  Так, А.М. Голицын писал Маруцци 26 ноября 1768 г.: «Не может быть, чтобы известие о разрыве между Россиею и Портою не было уже сведомо у вас… Мы полагаем, что коль скоро при республике находится лицо, аккредитованное от ее имп<ераторского> величества, мы должны взирать на нее, как на все другие державы, с коими мы находимся в открытых сношениях и подобно им сообщить ей это положение, в каком мы находимся относительно общего врага христианства. Вы исполните это вручением правительству ее точной копии нашей общей декларации, не препровождая ее чем бы то ни было, что бы имело вид приглашения с нашей стороны вмешаться в ссору, которая ему чужда и к участию в которой оно не призвано никаким трактатом. Мы не можем и не желаем приглашать республику к ссоре из за нас с опасным соседом; в этом должно заключаться правило ваших публичных действий и сущность ваших объяснений с правительством. Но вы не упустите внушить через ваших друзей и через нескольких нобилей, о которых вам известно, что они давно желают, чтобы республика вступила с нами в более тесные связи, что война между Российскою империею и столь старинным и опасным врагом Венецианского государства достойна полного внимания этой мудрой республики и что помимо каких либо обязательств между нами и ею, не будет преувеличенным ожиданием с нашей стороны, если мы полагаем, что она будет склоняться на нашу сторону и что она не откажется при всех случаях и всеми способами способствовать нашим операциям, когда это будет возможно без собственного риска. Считая ее слишком осторожною, чтобы легкомысленно начать войну, мы полагаем однако, что она едва ли пренебрежет случаем, если он ей представится, вознаградить потери, забыть которые она никогда не может. Если Господь благословит наше оружие успехами настолько решительными, чтобы возбудить в ней такое желание, то мы без подозрения увидим ее пользующеюся этим случаем для диверсии столь же серьезной, какою будет и наша война с турками. События подготовлены будут первою или второю кампаниею и тогда вы применитесь к ним в своих внушениях. Достаточно, что если республика подумает о войне, вы будете в состоянии заверить ее, что мы во всякое время будем расположены войти с нею во все необходимые меры, чтобы вести дело сообща. В настоящее время мы довольствуемся просьбою, чтобы сохраняя мир, она не показывая вида согласилась на средства, могущие облегчить наши операции…» (СбРИО. Т. 87. С. 217-219; оригинал по-французски). Маруцци получил следующие инструкции: «…вы могли бы внушить вашим друзьям, что если бы республика пожелала услужить России, то они сами должны стараться поддерживать пламя восстания среди черногорцев, что возможно было бы косвенным образом поддержать их, собрав на Далматской границе вблизи от них маленькие магазины военных снарядов и жизненных припасов, которые они могли бы грабить и пользоваться ими против турок. Наконец вы по собственному благоразумию внушите тем членам Совета, к коим вы питаете наибольшее доверие и которых вы признаете наиболее склонными к тому, чтобы республика воспользовалась нашею войною, чтобы они взвесили выгоды государства и соответственно этому распорядили действия республики. <…> Ваше дело воспользоваться вашими местными сведениями и знакомствами для того, чтобы оказать наиболее возможную пользу в интересах Двора» (Там же. С. 219-220; оригинал по-французски).


[Закрыть].

23 ноября/4 декабря 1768 г. Маруцци был аккредитован республиканским Сенатом[922]922
  СбРИО. Т. 1. С. 13. В рескрипте Екатерины на имя Маруцци от 29 января 1769 г., который регламентировал его деятельность в Венеции, в частности, говорилось: «Мы поручаем вам напротив сделать тамошнему правительству обыкновенным в этикете порядком пристойное с нашей стороны приветствие и уверить оное, что мы, признавая в сем случае снисхождение республики за верный опыт истинной ее склонности к утверждению с Империею Нашей дружбы и доброй корреспонденции, взаимно тому с охотою и искренностию при всяком случае соответствовать не оставим, будучи внутренно удостоверены, что обоюдная наша дружба и доброе согласие на обе стороны полезны быть могут» (Там же).


[Закрыть]. В письме к А.М. Голицыну от 29 ноября/10 декабря 1768 г. русский поверенный отмечал «благосклонность» венецианских сенаторов. Маруцци боялся, что в результате нового назначения мог измениться его статус венецианского подданного, в частности, ему могли запретить посещать местное дворянское общество[923]923
  См. письмо Маруцци к А.М. Голицыну от 6/17 ноября 1768 г.: РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2043. Л. 38.


[Закрыть]. Однако этого не случилось: Маруцци было разрешено вращаться среди венецианских аристократов и дарованы привилегии при подаче дипломатических нот и записок, что он приписывал усилиям своих друзей в Сенате. Более того, успехи Маруцци, как он отмечал, вызвали зависть других агентов и поверенных – в частности, французского и прусского[924]924
  См. письма Маруцци А.М. Голицыну от 29 ноября/10 декабря и 13/24 декабря 1768 г.: Там же. Л. 42-45. Н.И. Панин в письме Маруцци от 14 августа 1770 г. отмечал, что «этот (французский. – М.В.) двор оставляет там поверенного в делах, аккредитованного грамотою короля, лишь с целью иметь право делать придирки, требовать непременно всего, что дозволено вам и этим косвенным путем добиться благоприятного для себя исхода спора» (СбРИО. Т. 97. С. 129).


[Закрыть].

Тем не менее, вскоре отношения Маруцци и венецианских властей испортились. А.М. Альберти, автор специального исследования о русско-венецианских связях того времени, справедливо отмечала, что некоторые поступки Маруцци вряд ли могли вызвать доверие к нему со стороны венецианского Сената. К числу таких деяний относилась его попытка организовать прогулку некого русского офицера по венецианскому Арсеналу. Кроме того, в декабре 1768 г. Маруцци заставил капеллана греческой церкви в Венеции исполнить ораторию, посвященную Екатерине II и ее войне против турок, чем вызвал особенное недовольство: во-первых, подобной чести удостаивался в Венеции лишь дож, а во-вторых, открытые призывы к войне с Турцией могли скомпрометировать республику в глазах султана, с которым Венецию связывал мирный договор[925]925
  Alberti А.М. Venezia е la Russia alia fine del secolo XVIII (1770-1785). P. 234; Manfroni C. Documenti veneziani sulla campagna dei Russi nel Mediterraneo 1770-71. P. 1149.


[Закрыть].

Негативное влияние на русско-венецианские отношения оказало вмешательство России в черногорские дела. В депешах еще от 28 ноября и 5 декабря 1767 г. (по нов. ст.) флорентийский консул в Венеции Коттини информировал тосканские власти о самозванце Стефано «Пикколо». 14 декабря посланник разъяснял, что, согласно недавно полученным более точным сведениям из Далмации от венецианских властей, в Черногории объявился некий человек (Степан Малый – Пикколо), объявивший себя Петром III, по его собственному утверждению, тайно избегнувшим смерти и преследований и уже несколько лет живущим среди православных черногорцев. «Пикколо» собрал отряд последователей и во главе их появился на границах Далмации близ города Каттаро (Котор), где вел себя как хозяин венецианских владений[926]926
  ASF, Ministero degli Esteri, pezzo 2317.


[Закрыть].

30 апреля 1768 г. Коттини писал во Флоренцию о реакции императрицы Екатерины II на события в Черногории и оживление ее почившего супруга. Так, русский посол в Вене князь Голицын сообщил венецианскому посланнику Реньеру, что императрица после тщетных обращений к черногорцам и к их «Прото-папе», главе местной православной церкви, решила отправить в этот регион специального советника Мерка (Merch). Обманщик, называвший себя Петром III, несмотря на поддержку, которую Россия оказывала Черногории в XVIII в., лично оскорбил Екатерину, Россию и Венецию. В случае неуспеха специальной миссии российская императрица грозила лишить Черногорию своей милости и щедрости.

Важно, что Екатерина II попыталась воспользоваться общностью интересов России и Венеции в Черногории для координации совместных действий. Она предлагала венецианскому Сенату поддержать активность русского агента в Черногории, деятельность которого, как была уверена императрица, послужила бы к обоюдной пользе государств. Однако осторожная республика поспешила – при посредстве Реньера – вежливо отклонить предложение России, ссылаясь на мир с Оттоманской Портой[927]927
  В рескрипте Д.М. Голицыну в Вену от 14 мая 1768 г., апробированном Екатериной 12 мая 1768 г., в частности, говорилось: «усмотрели мы с немалым удивлением, под каким претекстом мнимого опасения Венецкий сенат уклонился не токмо от содействования и вспомоществования в известной, Мерку порученной, комиссии, но и совсем отказался с ним дело иметь» (С6РИО. Т. 87. С. 86-87). Ср. письмо Н.И. Панина Д.М. Голицыну в Вену от 17 октября 1769 г. (Там же. С. 508-510).


[Закрыть]. Кроме того, венецианское правительство предписало своему посланнику сообщать о ходе переговоров с Д.М. Голицыным венским властям, которые, как отмечал в своей депеше Коттини, остались довольны занятой Венецией позицией[928]928
  ASF, Segreteria е Ministero degli Esteri, pezzo 2317.


[Закрыть].

Недовольство активностью Маруцци, продемонстрированное Оттоманской Портой, а также действия агентов русской императрицы в Черногории, значительно осложнили отношения Венеции с Россией к зиме 1768-1769 г.[929]929
  На основе донесения Реньера в Сенат от 30 апреля 1768 г.: Manfroni С. Documenti veneziani sulla campagna dei Russi nel Mediterraneo 1770-71. P. 1147-1148.


[Закрыть]10 декабря 1768 г., т.е. непосредственно после аккредитации Маруцци при венецианском Сенате, тосканский консул Коттини писал во Флоренцию, что Турция дала знать венецианскому правительству (через посла в Константинополе), что крайне отрицательно смотрит на открытие дипломатических отношений Венеции с Россией, говоря о необходимости точно следовать статьям мирного договора в Пассаровице 1718 г. В своем ответе венецианцы заявляли об уважении подписанных прежде трактатов и строгости избранной ими стратегии нейтралитета в начавшейся войне[930]930
  См.: Manfroni C. La campagna navale russo-turca (1770-1771) 11 La Rivista Marittima. Roma, 1913. Quarto Trimestre. Vol. 4 (Dicembre). P. 499.


[Закрыть]. Что же касается русского посланника, то его присутствие в Венеции не должно было волновать Турцию: в сферу компетенции Маруцци входили исключительно торговые дела, политики никак не касавшиеся. Далее венецианцы отмечали, что статус Маруцци точно определен не был, поскольку маркиз имел одни и те же бумаги для представления во всех итальянских государствах. Кроме того, посланнику Венеции в Константинополе были даны указания лично разъяснить визирю истинное положение Маруцци в Венеции: якобы богатый православный купец Маруцци получил в России титул посланника в награду, между тем как подобного рода титулы не имели в Европе никакого значения.

Именно в этом смысле венецианское правительство интерпретировало беседу Д.М. Голицына с Паоло Реньером, о которой последний писал из Вены в уже упоминавшейся депеше от 30 апреля 1768 г. Маруцци, со ссылкой на Голицына, аттестовался венецианцами как «безродный, бесталанный, непосвященный в дела и не имеющий занятий»[931]931
  «Senza nascita, senza talenti, mai iniziato negl’affari, e senza commission!» (ASF, Segreteria e Ministero degli Esteri, pezzo 2317).


[Закрыть].

Итак, из письма Коттини видно, как деятельность Маруцци, которая должна была обеспечить поддержку России в русско-турецкой войне, изначально была двойным образом замаскирована: сфера компетенции русского посланника как бы резко ограничивалась, лишалась политического подтекста, и более того – русскому министру в Вене якобы были даже даны указания на фактическую дискредитацию Маруцци при возникновении конфликтных ситуаций[932]932
  Ibid.


[Закрыть].

Беспокойство Константинополя относительно возможного союза Венеции и России усиливалось в связи с распространением самых невероятных слухов о русско-турецкой войне. В марте 1769 г. в Венецию поступило сообщение о том, что Англия совершила «диверсию» в Средиземном море и напала на турок. Греки из числа венецианских подданных тогда же находились в полной уверенности, что Россия заключила с Венецией дружественный союз, целью которого было изгнание турок из Морей. Ходили слухи даже о конкретных договоренностях: за участие в войне на стороне России Венеция якобы получила Морею и Крит. Источниками ложной информации исследователи называют находившегося тогда в Тоскане Алексея Григорьевича Орлова и связанных с ним русских эмиссаров в Греции, которые таким образом стремились спровоцировать масштабное греческое восстание[933]933
  Manfroni С. Documenti veneziani sulla campagna dei Russi nel Mediterraneo 1770-71. P. 1149-1150.


[Закрыть].

Венеция, понятно, старалась любым способом сохранить нейтралитет в начавшейся войне. Как утверждал Реньер в беседе с Кауницем, боевые действия грозили Венеции многими опасностями: спадом в торговле с Левантом, восстанием греческих подданных республики, подозрениями со стороны Турции. Сообщения о готовящемся отплытии русской эскадры из Кронштадта также не способствовали оптимизму венецианцев, и Екатерина II через венского посла Д.М. Голицына была вынуждена постоянно заверять Реньера в дружеском отношении русских к республике.

В 1769 г. во ряде европейских государств распространился запущенный голландской прессой слух уже не о союзе, а о враждебности Венеции по отношению к России. Несмотря на ложный характер информации, в Европе многие готовы были поверить и в его истинность. В Константинополе же вновь звучали обвинения в адрес самой Венеции, что она все-таки содействует России (венецианский посланник их многократно опровергал). И хотя от Венеции ждали активных действий, республика старалась сохранять нейтралитет[934]934
  Ibid. P. 1152-1156. Как считала Екатерина II, с успехами русского флота в Морее отношение Венеции к российскому присутствию в Средиземноморье изменится в лучшую сторону. Так, она писала в рескрипте Г.А. Спиридову от 15 июля 1769 г.: «Она (Венеция. – Авт.) издавна желает ближайшего с нами соединения, но по робости, от соседства с турками происходящей, не смеет еще поддаться на явные к тому способы. Без сомнения будут нам венециане внутренно желать добра по существительнейшему их интересу в ущербе и упадке турецких сил, но извне чаятельно будут руководствоваться правилами вышепомянутой робости, разве успехи наши скоростию и важностию своею заставят их снять маску. Вам надобно будет на сем основании распоряжать поступки ваши в рассуждении республики, сносясь и требуя совета, когда время допустит, от нашего в Венеции пребывающего поверенным в делах действительного статского советника маркиза Маруция, который между тем не оставит с своей стороны подавать вам все нужные сведения» (Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 372). В 1770 г. к этому тексту в рескрипте на имя контр-адмирала Арфа было добавлено: «разве дезерции их подданных нашей православной веры, кои вышли из земель их владения для приятия участия в морейских происшествиях, сделают замешательство в образе их рассуждения о настоящей войне Нашей» (СбРИО. Т. 1. С. 129).


[Закрыть].

А.Г. Орлов в Венеции. Венеция и итальянские государства 27 ноября/8 декабря 1768 г. в Венецию прибыли Алексей и Федор Орловы[935]935
  Дата установлена по письму П. Маруцци А.М. Голицыну от 29 ноября/10 декабря 1768 г. (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2043. Л. 43). Орловы проследовали в Венецию через Вену, куда они прибыли 24 октября / 4 ноября 1768 г. (см. письмо Д.М. Голицына вице-канцлеру А.М. Голицыну от 25 октября / 5 ноября 1768 г. из Вены: К биографии графа А.Г. Орлова Чесменского // Русский архив. 1876. №7. С. 271; оригинал по-французски). Почти в течение месяца Орловы в Вене посещали приемы, оперу и т.д. Интересно, что Д.М. Голицын отмечал нежелание Орловых вступать в какую-либо коммуникацию с представителями венского «знатнейшего дворянства» (Там же; письмо от 5/16 ноября 1768 г.). Наоборот, в последующие годы Орловы, находясь в Вене, будут вести куда более открытый образ жизни.


[Закрыть], которым предстояло выяснить, возможно ли использовать Венецию как плацдарм для русских кораблей в Средиземноморье. Екатерина снабдила А. Орлова следующей рекомендацией:

«До времени надобно вам будет более всего непроницаемую в сем деле иметь тайну; ибо секрет всем делам душа, а в настоящем случае тем он еще нужнее, что Мы в мыслях и поступках республики Венециянской до времени надежны быть не можем, доколе не увидит она, что дело прямое действие возъимело, и что вся туча обратилась на Турков, в чем, конечно, собственный ее интерес осязателен, ибо она тут способный случай найтить может к возвращению себе потерянной Морей, которая ей по сю пору толико на сердце лежит. Дотоле, по обыкновенной своей перетоненной политике, будет она опасаться всякого при границах ее движения, по предубеждению, чтоб не раздражить безвременно Турков, коих она чрез меру боится, и чтоб опять Черногорцы и другие с ними смежные народы, помирясь с ними, а обыкши единожды навсегда пребывать в войнах и питаться добычей, не ударили на собственные ее границы. Из чего уже само собою следует, что все Наши как здесь, так и у вас распоряжения и приготовления так маскировать должно, чтоб они не инако как с самым делом вдруг открылись»[936]936
  СбРИО. Т. 1. С. 10-11; рескрипт от 29 января 1769 г. «После завоевания Турками Константинополя, Венеция принуждена была уступить Мухаммеду II много островов в Архипелаге и Морею. Хотя часть этого полуострова она и возвратила в 1687 г., но утратила его снова в 1715-м. По миру, заключенному в Пассаровице, в 1718 году, Венеция окончательно отказалась от Морей» (Там же. С. 10).


[Закрыть].

Венеция, вид с моста Риальто

Официально русские офицеры братья Острововы (или Асловы, «dAsloff»), как сообщал тосканский посланник в Венеции Доменико Коттини в депеше от 15 апреля 1769 г., находились в Венеции для осмотра местных достопримечательностей. Их поведение, на первый взгляд нейтральное, тем не менее вызвало подозрение, и за ними установили секретный надзор. Вскоре было обнаружено, что Орловы дважды брали большие суммы денег у одного из местных банкиров (сумму в двадцать тысяч цехинов). Внешне скромный образ жизни русских вельмож навел венецианские власти на мысль, что взятые деньги распределялись неким тайным образом. Предъявленные объяснения – деньги розданы на милостыню[937]937
  Факты раздачи милостыни братьями Орловыми зафиксированы Кл.К. Рюльером: «Они ежедневно показывались в храмах этой религии (греческой. – Авт.) и подчеркивали здесь (свою) набожность, что могло бы заставить рассматривать их со стороны этих суеверных народов как представителей верховного покровителя их культа. Они останавливались у выхода из этих церквей и там, окружные свитой, которую образовывало при них это стечение (народа), они запускали руки в свои карманы, один – наполненный золотыми монетами, другой – серебряными, и раздавали их, кичась милосердием и великолепием» (цит. по: Ппугин В. Алехан, или человек со шрамом. М., 1996. С. 182).


[Закрыть] и потрачены в (карточной?[938]938
  О том, что Орловы играли в Венеции именно в карты, писал, ссылаясь на дипломатические донесения рагузских дипломатов в Тоскане, В. Иванчевич. В частности, в Тоскане рассказывали, что Алексей Орлов проигрывал разом восемь тысяч цехинов (Jvancevic V. Pisa е Livorno nel conflitto russo-raguseo del 1769-1775. P. 29-30).


[Закрыть]) игре[939]939
  По мнению венецианских властей, последнее обстоятельство кроме прочего не соответствовало истине – Орловым удалось извлечь из игры большую выгоду.


[Закрыть] – не убедили венецианцев. Заподозрили, что Орловы занимаются наймом людей на русскую службу[940]940
  Об этом свидетельствовал и Ю.В. Долгоруков: Записки князя Юрия Владимировича Долгорукова, 1740-1830 // Русская старина. 1889. № 9. С. 491. О «венецианских» контактах Орловых с В.С. Тамарой с греками, в частности и Г. Папазоли, см.: Плугин В. Алехан, или человек со шрамом. С. 188-190.


[Закрыть], и список завербованных лиц оказался вскоре вычислен: некоторых венецианских подданных при проверке не оказалось на местах их проживания. Предположив, что в планы А.Г. Орлова входило формирование полка, составленного из уроженцев других государств, венецианское правительство намекнуло А.Г. и Ф.Г. Орловым на необходимость покинуть Венецию[941]941
  См. письмо Марка Байны Д.М. Голицыну из Венеции от 5 августа 1769 г. (по нов. ст.): «Не сомневаюсь, что вашему сиятельству известно предположение графов Орловых приступить здесь к морскому вооружению противу Турок. По крайней мере старший из них, по проискам корыстных людей, алчущих наживы, набрал на сей предмет людей из Славян и Греков, подданных сей республики. Правительство решило, что ему не следует скрывать такое зло, и вынудилось объявить этим господам, чтобы они убрались отсюда в возможной скорости, и запретило своим подданным записываться к ним, под страхом наказания как за государственное преступление» (К биографии графа А.Г. Орлова-Чесменского // Русский архив. 1876. № 7. С. 281; оригинал по-французски).


[Закрыть] и невозможность создать там в будущем базу русского флота, в апреле 1769 г.[942]942
  В письме Маруцци А.М. Голицыну от 7/18 марта 1769 г. упоминается, что Орловы – все еще в Венеции, а в послании от 18/29 апреля того же года говорится, что они уже находятся в Пизе (РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2044. Л. 33, 36 об.).


[Закрыть] они отправились в Тоскану[943]943
  ASF, Segreteria е Ministero degli Esteri, pezzo 2317.


[Закрыть].