Текст книги "Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой"

Уже в XIX веке исследователи обратили внимание и на кажущуюся непоследовательность императрицы в определении задач и предназначения экспедиции; они объясняли это непродуманностью общей стратегии экспедиции из-за отсутствия здравого расчета («Вся экспедиция была в сущности результатом увлечения», – писал В.А.Уляницкий)[47]47
  Уляницкий В.А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке. М., 1883. С. 122.


[Закрыть] или поспешной ее подготовкой (многое задумав, Екатерина «на каждом шагу наталкивалась на свою неподготовленность; решив послать морскую экспедицию к берегам Морей, просила своего посла в Лондоне выслать ей карту Средиземного моря и Архипелага, также достать пушечного литейщика поаккуратнее наших», – замечал В.О. Ключевский, и т.п.)[48]48
  Ключевский В.О. Указ. соч. С.43.


[Закрыть].

Традиция рассматривать предназначение экспедиции лишь как военной диверсии против Османской империи в «наичувствительнейшем месте» (Екатерина II) надолго закрепилась в отечественной исторической литературе. Действительно, Екатерина писала в связи с посылкой экспедиции прежде всего о военно-стратегических задачах – о том, что она подпаливала империю с четырех углов (ведя военные действия на юге России, на Кавказе, в Молдавии и Валахии и в Средиземноморье)[49]49
  Цит.по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. С. 287-288.


[Закрыть]. Большинство российских военных историков высоко оценили и стратегический замысел, и результаты экспедиции, подвергнув критике лишь некоторые тактические ошибки ее командования. С легкой же руки Е.В. Тарле, чья работа увидела свет в конце Великой Отечественной войны, Архипелагская экспедиция перешла в разряд тем историко-патриотического воспитания и в этом ключе рассматривается до сих пор. Появившиеся в последние годы популярные работы А.Б.Широкорада, отличающиеся не всегда корректными и взвешенными оценками, думается, даже излишне этот патриотический настрой эксплуатируют.

Из новейших исследований, посвященных Архипелагской экспедиции, особое место занимает фундаментальная монография Г.А. Гребенщиковой[50]50
  Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. Документы, факты, исследования. СПб.: Наука, 2007.


[Закрыть]. Ее автору, многие годы посвятившей изучению строительства русского флота в XVIII-XIX вв., удалось собрать значительный архивный материал, ввести в научный оборот новые источники[51]51
  К сожалению, увлеченная блестящими архивными находками, автор упустила из вида тот факт, что многие из цитируемых ею архивных дел были опубликованы еще в XIX в. (АГС, Переписка Панина и Орлова и др.), равно как и превосходно известные в литературе мемуары С.П. Хметевского и Ю.В. Долгорукова, которые автор «обнаружила» в Отделе рукописей РНБ. Палеографические характеристики используемых Гребенщиковой рукописей также иногда вызывают недоумение.


[Закрыть], уточнить важные аспекты международных отношений, связанных с русско-турецким противостоянием, детали военных акций похода Балтийского флота в Архипелаг в 1769-1774 гг., осветить повседневную жизнь российских моряков.

Вместе с тем, некоторые концептуальные заключения автора вызывают возражения. Прежде всего, в работе, на наш взгляд, незаслуженно навязчиво принижается роль греческого восстания в истории Архипелагской экспедиции и в сущности игнорируется участие греков в экспедиции[52]52
  Автор ошибочно полагает, что участие греков было минимальным, а их численность едва ли превышала несколько десятков. См., например: Гребенщикова Г.А. Указ. соч. С. 276.


[Закрыть]. Думается, выводы автора зиждутся на слабом знакомстве с литературой, посвященной истории балканских народов, в которой приведены веские аргументы в пользу того, что «албанцы», которых Г. А. Гребенщикова упорно противопоставляет «грекам», во время Архипелагской экспедиции не были только жителями этнически и конфессионально разобщенной «Албании», а «термин «албанец» или «арнаут» стал нарицательным для обозначения наемного солдата иррегулярных пехотных войск»[53]53
  Арил Г.Л. Албания: Рост сепаратизма местных властителей // История Балкан. С. 486.


[Закрыть]. В русской документации периода Архипелагской экспедиции можно встретить как противопоставление «греки» vs. «албанцы»[54]54
  Например, см. донесение капитана Петра Бешенцова о том, что к нему был направлен матросом грек Вангели Аламан, принесший присягу, а его опознал капитан албанцев, который сообщил, что Аламан “не грек, а албанец и служил в ево албанской капитанской службе и из оной самовольно отлучился» (Февраль 1771 г. – РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 5. Л. 331). Н. Паппас приводит доводы в пользу того, что в албанское войско входили черногорцы, сербы, маниоты Пелопоннеса, албанцы, выходцы из Закинтоса и Кефаллонии (Pappas N.C. Greeks in Russian military service in the late eighteenth and early nineteenth centuries. Thessaloniki, 1991. P. 73).


[Закрыть], так и формулировку: «военнослужащие в нерегулярном войске – арнауты, албанцы, морейцы, сфациоты и протчия греки»[55]55
  РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 93. Л. 211 об.


[Закрыть]. Кстати, и Греческий легион, образованный после переезда в Россию греков, воевавших вместе с русскими в 1769-1774 гг., первоначально назывался «Албанским». Известную путаницу вносит Г.А.Гребенщикова и в понятие «Греческий проект», под которым она разумеет все попытки обозначить сотрудничество с греками с 1770 г., тогда как в литературе сложилось устойчивое понимание того, что есть «Греческий проект», и едва ли правомерно, не оговаривая специально, столь вольно использовать классические детерминанты[56]56
  В частности, недоумение вызывает вывод о том, что «в марте 1771 г. императрица поставила финальную точку в «греческом проекте» (с.356), тогда как известно, что настоящий «Греческий проект» был изложен Екатериной в письме к Иосифу II лишь в 1782 г.


[Закрыть].

В греческой историографии изучение Архипелагской экспедиции и ее роли в греческом национально-освободительном движении имеет более чем столетнюю традицию[57]57
  Авторы выражают благодарность Е.А.Литвин, помогавшей в работе с греческой историографией и сделавшей переводы с греческого для настоящего издания.


[Закрыть]. До настоящего времени не утрачивают своего значения серьезно аргументированные, опирающиеся на архивные источники работы К. Стефаноса и П.Контогианниса[58]58
  Στέφανος Κ. Ανέκδοτα έγγραφα αποσταλέντα προς τους κατοίκους των Κυκλάδων κατα την υπο των Ρώσων κατοχήν. Aθήνησιν, 1878; Kοντογιάννης Π.N. Oι Έλληνες κατά τον πρώτον επί Aικατερίνης B' Pωσοτουρκικόν πόλεμον 1768–1774. Aθήνα, 1903.


[Закрыть], специально посвященные русско-турецкой войне 1768-1774 гг. и роли в ней греков. Современные авторы опираются обычно на материал, собранный в этих двух трудах, хотя в своих оценках порой допускают значительно более решительные суждения и выводы[59]59
  Специально греческой историографии посвящена работа: Ροτζώκος Ν. Β. Εθναφύπνιση και εθνογένεση: Ορλωφικά και ελληνική ιστοριογραφία. Αθήνα, 2007.


[Закрыть]. Господствующая в греческой литературе трактовка событий Архипелагской экспедиции значительно отличается от принятой в отечественных исследованиях. Большинство греческих авторов настаивают на том, что российская императрица перед началом русско-турецкой войны 1768-1774 гг. через своих эмиссаров обещала помощь значительно большую, чем эта помощь реально была оказана. Таким образом, она напрасно обнадежила греков и балканских славян и, в конечном счете, спровоцировала их на восстание, закончившееся поражением и повлекшее жестокую расправу турок над повстанцами на Пелопоннесе в 1770 г.[60]60
  Это восстание часто по именам братьев Орловых называют «Орлофика». См., например: Σάθας K. Tουρκοκρατούμενη Eλλάς, 1453–1821. Aθήναι, 1869; Σακελλαρίου M.B. H Πελοπόννησος κατά την δευτέραν Tουρκοκρατίαν, 1715–1821. Aθήνα, 1939; Γριτσόπουλος Τ. А. Τα Ορλωφικά. Η εν Πελοποννήσω επανάστασις του 1770 και τα επακόλουθα αυτής. Αθήναι 1967; Κουγέας Σ. Συμβολαί εις την ιστορίαν της υπό τους Ορλώφ Πελλοποννησιακής Επαναστάσεως (1770) // Πελοποννησιακα. 1956. № 1. σελ. 50–107 и др.


[Закрыть]. По нашим оценкам, такая трактовка не вполне обоснованна: с самого начала Екатерина II указывала, что грекам следует воспользоваться благоприятной обстановкой русско-турецкой войны и российским присутствием, чтобы завоевать свою свободу; к тому же российские авторы обычно доказывают, что провал операции в Морее стал итогом бегства греков-маниотов (майнотов) с поля боя и их неумения вести регулярные сражения[61]61
  Различные оценки см.: Арш Г.Л. Греция: Торговля. Просвещение. Война 1768-1774 гг. Восстание в Морее // История Балкан. Век восемнадцатый. С. 439; Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 246-257.


[Закрыть]. В дальнейшем, как принято считать в греческой историографии, русские, добившись присяги в верности от жителей части Кикладских островов, вместо свободы принесли им новые поборы, беспокойства от пиратских набегов и к тому же вывезли часть античных памятников в Россию[62]62
  Πασχάλη Δ. Αι Κυκλάδες υπό τους Ρώσους (1770–1774). Μετ`ανέκδοτων έγγραφων. // Επετηρίς Εταιρείας Κυκλαδικών Μελετών. 1961. №1. Σελ. 234–292)


[Закрыть]. Думается, что и подобные оценки нуждаются в корректировке: на наш взгляд, источники не дают оснований считать, что установленные на островах Архипелагского княжества повинности и сборы превышали бывшие при османском правительстве, да и информация о вывозе значительного числа античных памятников кажется сильно преувеличенной (подробнее об этом см. гл. 5).

Диссонансом этим греческим позициям звучат выводы Н.Паппаса – исследователя участия греков в военных операциях России (это участие, по мнению Паппаса, и подготовило греков к национальному освобождению). Паппас считает, что хотя Россия и решала свои задачи борьбы против Османской империи, ее цели совпадали с целями греков[63]63
  Pappas N. C. Greeks in Russian military service. P. 334-335.


[Закрыть], а потому Россия оказала решающее влиянии на национально-освободительную борьбу. Эмиграция в Россию также благотворно отразилась на накоплении греческих капиталов. В общем сотрудничество, основанное на взаимном интересе, завершилось в конечном итоге успехом.

В западной историографии Архипелагской экспедиции преобладают те же оценки, что и в большинстве греческой[64]64
  См., например: Constantine D. Early Greek travelers and the Hellenic Ideal. P. 168-187; Pappas N.C. Greeks in Russian military service in the late eighteenth and early nineteenth centuries. P. 67-70.


[Закрыть]. В частности, румынская исследовательница А. Камариано-Сиоран предприняла серьезные изыскания, чтобы доказать, что Екатерина II считала угнетенных греков не более чем инструментом для осуществления своих планов расчленения Османской империи, а религиозные лозунги и пророчества о «светловолосых освободителях» дали ей только дополнительные возможности для реализации этих планов. Камариано-Сиоран внимательно изучила свидетельства о деятельности российских агентов на Балканах, историю совместных русско-греческих операций в Морее весной 1770 г., просчеты сторон и пришла к выводу, что вина за поражение в Морее лежит, прежде всего, на русских, пришедших с недостаточными силами и вооружением и поспешивших при первых неудачах покинуть Пелопоннес, оставив восставших греков на погибель[65]65
  Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs //Revue des etudes sud-est européennes. Bukarest, 1965. T. III. № 3-4. P. 513-547.


[Закрыть].

Впрочем, за исключением А. Камариано-Сиоран, Ф. Вентури, Ч. Чиано, Р.С. Андерсона[66]66
  Anderson R. C. Naval Wars in the Levant. 1559-1853. Liverpool, 1952.


[Закрыть] и М.С. Андерсона[67]67
  Британский историк М.С.Андерсон в начале 1950-х гг. обратился к истории Архипелагской экспедиции Екатерины II в связи с анализом российско-британских отношений, и его заключения, основанные на архивных источниках и публикациях британской прессы, показывают, что значительная британская помощь в реализации екатерининских планов, дорого стоившая Британии, по сути ничего для Соединенного королевства не дала: укрепив политический и военный вес России, Британия не получила в ее лице верного союзника, а, напротив, значительно обострила собственные отношения с Портой. См.: Anderson M.S. Great Britain and Russian Fleet, 1769-70 /Slavonic and East European Review, 31 (1952/1953) . [New York], 1952/53. C. 148-163; Anderson M.S. Great Britain and Russo-Turkish War of 1768-74 // English historical Review . [New York], 1954. Vol. XIX (№270). C. 39-58; Anderson M.S. Britain’s discovery of Russia, 1553-1815 . [New York], 1958.


[Закрыть], об акциях российского флота в Восточном Средиземноморье западные исследователи пишут мало. Опыт государственного строительства на островах Архипелагского княжества в западной историографии вообще не изучался, а российская экспедиция упоминается по большей части в связи с открытием Греции западноевропейскими путешественниками и становлением идеи филэллинизма[68]68
  См., например: Constantine D. Early Greek travelers and the Hellenic Ideal. Cambridge, 1984; Augustinos O. French Odysseys. Greece in French Travel Literature from the Renaissance to the Romantic Era. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1994; Navari L., Konstantinos S. Greek Civilization through the Eyes of Travellers and Scholars. Oak Knoll Press, 2004; Rawson E. The Spartan Tradition in European Thought. Oxford: Clarendon Press, 1969; Roessel D. In Byron’s Shadow. Modern Greece in the English and American Imagination. NY, 2002.


[Закрыть] или с началом национально-освободительной борьбы и влиянием на нее греческих переселенцев в Россию[69]69
  Из последних работ, содержащих обширную библиографию по этому вопросу, см.: Pappas N.C. Greeks in Russian military service in the late eighteenth and early nineteenth centuries.


[Закрыть].

В итальянской историографии пребывания русского флота в Италии во время Первой русско-турецкой войны[70]70
  Мы сознательно опускаем в данном случае работы, посвященные русско-итальянским связям в целом, концентрируя свое внимание лишь на исследованиях по истории интересующего нас краткого временного отрезка – 1768-1774 гг. Общую библиографию работ о русских в Италии см., например: Todeschini М.Р. Russi in Italia dal Quattrocento al Novecento. Bio-bibliografia descrittiva. Mon-calieri, 1997; Справка о документах по истории отношений между Италией и Россией, хранящихся в некоторых государственных архивах Италии // Россия и Италия. Из истории русско-итальянских культурных и общественных отношений. М., 1968. С. 407-452.


[Закрыть] концептуальная рамка задана двумя исследованиями, вышедшими на рубеже 1970-х и 1980-х гг.: третьим томом фундаментального труда Франко Вентури «II Settecento-Riformatore» («XVIII век – век реформ», 1979) и «Russia е Toscana nei secoli XVII е XVIII. Pagine di storia del commercio e della navigazione» Чезаре Чиано («Россия и Тоскана в XVII-XVIII вв. Страницы торговой и морской истории», 1980). О них подробно говорится в главе 7 настоящего издания. Из других работ необходимо выделить богатые архивными материалами монографии и статьи Дж. Берти[71]71
  Berti G. Russia е stati italiani nel Risorgimento. Torino, 1957 (русский перевод в 1959 г.).


[Закрыть], С. Виллани[72]72
  Villani S. Ambasciatori russi a Livorno e rapporti tra Moscovia e Toscana nel XVII secolo // Nuovi Studi Livornesi. Vol. XV (2008). P. 37-96.


[Закрыть], Л. Доноло[73]73
  Donolo L. II conte Aleksej Orlov e il pittore Jacob Philipp Hackert a Livorno, teatro virtuale della battaglia di Cesme // Nuovi Studi Livornesi. T. IX (2001). P. 107-143.


[Закрыть], М.Л. Кавальканти[74]74
  Cavalcanti M.L. Le relazioni commerciali tra il regno di Napoli e la Russia, 1777-1815. Fatti e teorie. Geneve, 1979.


[Закрыть], а также блок материалов о русско-венецианских отношениях, опубликованный в первой половине XX в. (в работах А.М. Альберти[75]75
  Alberti AM. Venezia e la Russia alia fine del secolo XVIII (1770-1785) // Archivio Veneto. 1931. Vol. X.


[Закрыть], К. Манфрони[76]76
  Manfroni C. Documenti veneziani sulla campagna dei Russi nel Mediterraneo 1770-71 // Atti del Reale Istituto Veneto di Scienze, Lettere ed Arti. T. LXXII. P. II. Venezia, 1912-1913; Manfroni C. La campagna nava-le russo-turca (1770-1771) // La Rivista Marittima. Roma, 1913. Quarto Trimestre. Vol. 4 (Dicembre).


[Закрыть], Ф. Сенеки[77]77
  Seneca F. Francesco Lorenzo Morosini e un fallito progetto di accordo veneto-russo // Archivio Veneto. №106 (1963).


[Закрыть], Р. Чесси[78]78
  Cessi R. Confidenze di un ministro russo a Venezia nel 1770 // Atti del Reale Istituto Veneto di Scienze, Lettere ed Arti. T. LXXIV. P. II. Venezia, 1914-1915.


[Закрыть]).

В период работы над монографией авторы получали поддержку Российского гуманитарного научного фонда (проекты 05-01-01262а, 09-04-18003е). В 2009 г. при поддержке РГНФ была предпринята экспедиция в Грецию, в Южный Пелопоннес и на острова, составлявшие в 1770-1774 гг. Архипелагское княжество. Некоторые материалы, собранные экспедицией, а также фотографии, выполненные в экспедиции Ю.Я.Яриным, Е.А.Литвин, Е.Б.Смилянской, представлены в настоящем издании.

Авторы считают своей приятной обязанностью выразить благодарность коллегам и друзьям, оказавшим неоценимую помощь в работе над книгой: Е.В. Акельеву, Г.О. Бабковой, Ю.В. Бродскому, М.И. Василенко, В.А. и Е.А. Гордеевым, А.Б. Каменскому, Г.А. Космолинской, Г.В. Ибнеевой, М.Б. Лавринович, А.С. Лаврову, Е.А. Литвин, Е.В. Никандровой (РГА ВМФ), Н.В. Назаровой, А.Ф. Строеву, С.Л. Туриловой (АВПРИ), Ханне Файнштейн, И.Л. Фомину, К.А. Хомяковой, Н.И. Шленской, Ю.Я. Ярину. Отдельная благодарность – зарубежным коллегам и друзьям Марии ди Салвио, Ингрид Ширле, Рою Робсону, Уршуле Церняк, Гуида Карпи и Стефано Виллани, а также Алессандре Андольфо, любезно предоставившей в наше распоряжение собранные ею материалы из Государственного архива Турина, греческим историкам-энтузиастам Иоаннису Василеопуло и Олимпиосу Алифиерису, сопровождавшим нас по руинам российских построек на Паросе и щедро делившимся своими материалами.

Авторы выражают также признательность сотрудникам Российского государственного архива древних актов, Российского государственного архива военно-морского флота, Архива внешней политики Российской империи, отдела письменных источников и отдела картографии Государственного исторического музея, отдела рукописей Российской национальной библиотеки, Музея книги Российской государственной библиотеки и Государственной публичной исторической библиотеки, Военно-Морского музея в Санкт-Петербурге за неоценимое содействие в многолетних изысканиях.

Часть 1
Архипелагское предприятие императрицы Екатерины II

И.М. Смилянская, Е.Б. Смилянская

Глава 1
Приуготовления к войне в Средиземном море: сценарий и выбор действующих лиц

… графу Орлову должна я частию блеска моего царствования, ибо он присоветовал мне послать флот в Архипелаг

Екатерина II

Вам угодно сравнивать проект экспедиции в Средиземное море, приписываемый несправедливо мне (я предоставляю себе назвать его сочинителя, когда он удастся), с предприятием Аннибала…

Из письма Екатерины II Вольтеру

И.М. Смилянская

Средиземноморская политика Екатерины II и ее окружения не родилась сразу во всей своей завершенности, но и не была суммой разрозненных, порожденных обстоятельствами случайных шагов – она подчинялась определенной логике и была отмечена последовательной цепью мероприятий. Как известно, первые камни в строительство этой политики заложил еще Петр I, императрица же была его примерной ученицей, успешно развившей его начинания.

Именно Петр был сторонником военно-политического союза России, Австрии, Венецианской республики, Речи Посполитой и Мальтийского ордена против Османской империи. При нем Россия стала членом Священной лиги. Не без основания уповая на благосклонность властей Венецианской республики, царь обращался к ним с просьбой о командировании в Россию опытных мастеров местного арсенала. К рыцарям ордена св. Иоанна Петр послал для переговоров Б.П. Шереметева, а в Венецию направлял в марте и апреле 1711 г. российских торговых консула Дм.Ф. Боциса и агента Маттео (Матвея) Каретту, последний оставался в Венеции до июля 1715 г. и был заменен П. Беклемишевым[79]79
  Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. XI. Вып. I. М.; Л. 1964. С. 110-111, 169; Т. XII. Вып. 2. М., 1977. С. 561, 568. Дмитрию Боцису (долматскому греку по происхождению) помимо торговых дел вменялось в обязанность поддержание связей с жителями Черногории, Герцеговины и Албании (см.: Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в. М., 1971. С. 105).


[Закрыть]. При этом Петр преследовал преимущественно военно-политические цели, чему также служили его сношения с жителями Черногории. На Балканах Петр I выступал поборником религиозно-политической идеи изгнания мусульман за пределы Европы, сформулированной еще Генрихом IV и его министром Сюлли[80]80
  Во всяком случае, к подобного рода высказываниям царя обращался А.Г. Орлов, когда не без удали писал брату Григорию из Италии: «И если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых из-под ига тяжкого, которое они терпят. И скажу так, как в грамоте Государь Петр Первый сказал: а их неверных магометан согнать в поля и степи пустые и песчаные на прежние их жилища. А тут опять заведется благочестие…». См.: [Майков Л.Н.] Первая мысль о Морейской экспедиции гр. А.Г. Орлова с предисловием Л.Н. Майкова // Сборник исторических материалов и документов, относящихся к новой Русской истории XVIII и XIX веков. Изд. М. Михайловым. СПб., 1873. С. 142.


[Закрыть].

Вместе с тем, у Петра I, по-видимому, присутствовал более глубокий интерес к Средиземноморью, чем только стремление создать антитурецкую коалицию. Следуя распространенной среди государств практике найма иностранцев на свою службу, Петр отдавал предпочтение датчанам, голландцам, шведам. Тем не менее от него исходил приказ взять на русскую службу людей и «из склавенов, из греков и итальянцев», якобы более привычных к управлению галерами[81]81
  Из прибывших в Архангельск 520 иностранцев 160 были датчанами, 164 – шведами, 108 – голландцами, 86 – немцами. Далее по количеству следовали 36 человек из Средиземноморья – турок, венецианцев, итальянцев (Дулич. Л. На службе России // Морской сборник. 2006. № 1).


[Закрыть]. О политическом интересе царя к Средиземноморью свидетельствовали его усилия в установлении сношений с Генуей и Пьемонтом. Если первая могла его интересовать своими гаванями, то королевство Сардинии – ролью в европейской политике благодаря постоянной игре Савойской династии на противоречиях между Францией и Австрией[82]82
  См.: Берти Дж. Россия и итальянские государства в период Рисорджименто. М., 1959.


[Закрыть]. Для рекогносцировки Петр направил в Средиземное море и первое российское судно – «Армонт»[83]83
  Каллистов Н.Д. Архипелажская экспедиция // История русской армии и флота. М., 1912. Т. 8. С. 53. Возможно, отклик на плавание «Армонта» содержится в «Гистории о российском матросе Василии Кориотском и прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли»: «И уже тому два года, пришли морем в наша государства из Европии кораблями российские купцы, и я в то время гуляла с девицами в шлюпках и смотрела российских товаров и всяких диковинок», (цит. по: Русская литература XVIII века. 1700-1775. М., 1979. С. 17).


[Закрыть]. В 1697-1698 гг. по славянским землям Адриатики проехал пятидесятидвухлетний стольник П.А. Толстой, направленный для прохождения курса морских наук в Венецию в числе 37 других дворян[84]84
  См.: Орешкова С.Ф. Вступительная статья // Толстой П.А. Описание Черного моря, Эгейского архипелага и османского флота / Сост. И.В. Зайцев, С.Ф. Орешкова. М., 2006. С. 44. О П.А. Толстом см.: Орешкова С.Ф. Османская империя глазами русских дипломатов // Османская империя. События и люди. М., 2000. С. 15-19.


[Закрыть]. Он не только вел дневник своего путешествия по Италии и Мальте, но, будучи назначен главою российской миссии в Константинополе, составил в 1706 г. и представил императору подробное описание населенных пунктов, крепостей и портов, а также условий судоходства по акватории Черного, Мраморного и Эгейского (Белого) морей и проливов Босфор и Дарданеллы[85]85
  Толстой П.А. Дневник, писанный им во время путешествия в Италию и на остров Мальту в 1697-1698 гг. // Русский архив. 1888. Кн. 1. Вып. 2; Он же. Описание Черного моря, Эгейского архипелага и османского флота. См. также: Русский посол в Стамбуле. Петр Андреевич Толстой и его описание Османской империи начала XVIII в. / Сост., вступ, ст., коммент. М.Р. Аруновой, С.Ф. Орешковой. М., 1985.


[Закрыть].

Петру I принадлежала идея взаимодействия с народами Балкан в борьбе против Турции. Им же задана стилистика обращений к балканским единоверцам. В манифесте от 8/19 мая 1711 г., обращенном к грекам, сербам, «славянам» и албанцам, Петр призывал соединить усилия с российскими войсками, дабы «на неприятеля креста Господня воевати за отечество, за честь и превращение древних свобод и вольностей», за «освобождение церкви и веры святыя православныя от гонения басурманского»[86]86
  Цит. по: Виноградов В.Н. Трагедия на реке Прут // История Балкан. Век восемнадцатый. М., 2004. С. 57


[Закрыть]. Историки полагают, что неудачи Петра I в Прутском походе были связаны с его необоснованной уверенностью в своевременной вооруженной поддержке балканских единоверцев[87]87
  Там же С. 55-57.


[Закрыть]. Но само это взаимодействие не было подготовлено ни политически, ни организационно.

Преемники Петра I вели малоуспешные переговоры с Венецианской республикой о заключении торгового договора и несколько расширили сношения с балканскими славянами и греками; те, в свою очередь, не только поступали на русскую службу, но и переселялись в Россию. Однако сколько-нибудь выраженного интереса к средиземноморским делам до Екатерины II преемники Петра I не проявляли.

Вступление на трон Екатерины II совпало с ухудшением русско-турецких отношений: у Порты росло беспокойство в связи с растущей военной мощью России. Она протестовала против строительства на реке Дон крепости Св. Дмитрия (будущего Ростова-на-Дону), выражала недовольство российской политикой в Польше и поддерживала польских конфедератов. Между тем, российскому двору было известно, что за антироссийскими кругами Речи Посполитой стояла Франция, вынашивавшая планы создания «Восточного барьера», предназначенного изолировать Россию от Европы и вовлечь ее в войну с Турцией[88]88
  Министр иностранных дел Франции герцог де Шуазель писал в 1768 г.: «Я с печалью убедился, что север Европы подчиняется все более и более русской императрице…, что на севере приготовляется лига, которая станет страшной для Франции (речь шла о „Северном аккорде'. – Авт.). Самое верное средство разрушить этот проект и, быть может, низвергнуть императрицу с захваченного ею трона – это было бы возбудить против нее войну. Только турки в состоянии оказать нам эту услугу» (цит. по: Черкасов П.П. Франция и русско-турецкая война, 1768-1774 гг. // Новая и новейшая история. 1996. № 1. С. 53-54).


[Закрыть]. Австрия после выхода из Семилетней войны России присоединилась к антирусским интригам Франции в Константинополе. Это были очевидные причины обострения русско-турецких отношений.

Однако для русско-турецкого противостояния существовали и скрытые, более глубокие основания. Екатерина встала на путь реформ, предназначенных преобразовать Россию согласно существующим представлениям о современном государстве. Это предполагало создание централизованной системы государственного управления, прежде всего нуждавшейся в административно-территориальном упорядочении государственного пространства и определении «естественных» границ государства.

Не менее существенным было обеспечение со стороны государства условий для экономического развития страны. Между тем, по всему Причерноморью тянулось огромное приграничное пространство, остававшееся недоступным для хозяйственного освоения, служившее плацдармом для набегов на российские поселения со стороны крымских татар, пребывавших под покровительством Порты. Все побережье Черного моря, куда впадают важные судоходные реки

России, было завоевано турками, хотя веками море служило важнейшей транспортной артерией региона (знаменитый путь «из варяг в греки»), теперь из-за турецких запретов оно стало недоступным для судоходства россиян. В результате развивающиеся южные русские территории были лишены естественного выхода к внешним рынкам. Одним словом, перед Екатериной II встала задача, не решенная Петром I, – открытие «южного окна» в Европу.

Петр I и Екатерина II

Следовательно, Россия не могла избежать войны с Турцией. При активном характере политики императрицы и ее больших внешнеполитических планах и амбициях война предстояла России наступательная, призванная решить кардинальные вопросы русско-турецких отношений.

Императрице не было свойственно недооценивать степень опасности для России ее противника, которого она считала «единственным государством, могущим быть для нас страшным»[89]89
  См.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен // Сочинения. М., 1994. Кн. XIV. С. 513.


[Закрыть], ибо Османская империя могла выставить в случае войны самую многочисленную армию в Европе, имела артиллерию с кадрами, подготовленными французскими военными советниками, и большой морской флот, которому Россия уступала, по крайней мере, в быстроходности[90]90
  Турки, привыкшие к господству в Восточном Средиземноморье, преувеличивая мощь своего флота, имели, как оказалось, превратные представления о русском флоте. Османский министр Ресми-эфенди писал о том, что флот этот состоит из старого хлама, что первая же буря разнесет его в щепки. Впрочем, последнее предсказывали и европейские наблюдатели. Ресми-Ахмет-Эфенди. Сок достопримечательного в сущности, о начале и важнейших событиях войны, происходивших между Высокою Портою и Россией / Предисл. О.И. Сенковскго // Библиотека для чтения. 1854. Т. 24. Отд. I.


[Закрыть]. Поэтому для успешного ведения войны против Османской империи (да еще в условиях враждебных отношений с Францией и заметного охлаждения во взаимоотношениях с Австрией) России было необходимо заручиться дружескими связями с государствами северной Европы и нейтрализовать враждебные действия со стороны Швеции и Польши. Этому помимо собственных задач должна была служить так называемая «система северного союза» (или «северного акорда»), тщательно прорабатываемая первоприсутствующим Коллегии иностранных дел Н.И. Паниным. Она предназначалась для достижения в Европе баланса политических сил и «сохранения мира и спокойствия на Севере» Европы. Союзные договоры с Пруссией (1764) и Данией (1765), заключенные во имя реализации северной системы, содержали секретные статьи, предусматривавшие помощь этих государств России в случае нападения Турции. Союзный же англо-русский договор, негоциации о заключении которого велись в течение нескольких лет вплоть до начала самой войны, подписан не был – из-за нежелания Англии брать на себя аналогичные обязательства[91]91
  Подробнее о внешнеполитической ситуации см. гл. 3.


[Закрыть].

Смерть польского короля Августа III в 1763 г. и острый международный конфликт вокруг Польши побудили Екатерину сосредоточить свое внимание на польских делах. Однако ни заботы о создании северного союза, ни польские проблемы не помешали императрице держать в поле зрения турецкий вопрос и средиземноморские замыслы, тайно вызревавшие в ее голове, по-видимому, с начала ее правления.

В главе делается попытка извлечь из сложной канвы политических событий первых восьми лет правления Екатерины II те, подчас связанные между собой, мероприятия императрицы и ее ближайшего окружения, которые говорили о том, как вызревал замысел вторжения России в Средиземноморье и осуществлялась подготовка Архипелагской экспедиции.

Обеспечение безопасности на севере, укрепление международного веса, а в будущем и проникновение в Средиземноморье требовали от России укрепления ее морского флота. В первый же год правления Екатерины было принято решение о расширении военно-морских сил, приглашении из-за границы флотских офицеров и кораблестроителей, а также посылке стажеров для прохождения практики в иностранных флотах. Результатом усилий императрицы был численный рост российского флота и обретение отличных морских офицеров, среди них шотландца С.К. Грейга (1735-1788), поступившего на русскую службу в 1764 г., впоследствии прославившегося как герой Чесмы и замечательный российский флотоводец[92]92
  А.Г. Орлов в 1772 г. рекомендовал Н.И. Панину Грейга такими словами: «Осмелюсь препоручить в вашу любовь и милость исправнаго и храбраго Грейга. Прошу быть к нему милостиву». Панин в ответ называет Грейга «достойным флагманом» и благодарит за него Орлова (Переписка графа Н.И. Панина с графом А.Г. Орловым-Чесменским. 1770-1773 // Русский архив. 1880. III (2). С. 244-245).


[Закрыть].

Отбор русских офицеров для прохождения заграничной службы был весьма строгим[93]93
  В числе первых двенадцати моряков, посланных в Англию в 1762 г., находился мичман Михайло Кожухов, участник Семилетней войны, отличившийся беспримерным мужеством – это он, будучи дежурным офицером, не допустил высадки в Кронштадтской гавани Петра III, только что свергнутого с престола. См: Шигин В. Всеми забытый капитан Кожухов // Век XVIII. Под андреевским флагом. М., 1994.


[Закрыть]. В результате большинство офицеров, направленных на стажировку в 1762 и 1763 гг., впоследствии успешно несли службу в Архипелагской экспедиции, среди них будущий адмирал, а во время Первой русско-турецкой войны еще капитан Е.М. Лупандин (ум. в 1812 г.), будущий вице-адмирал капитан И.А. Борисов (1719-1786) и впоследствии капитан генерал-майорского ранга М.Г. Кожухов (1730 – после 1783), чей морской отряд в 1773 г. после осады Бейрута совместно с арабскими правителями, вышедшими из повиновения Порте, заставил сдаться османского правителя города Ахмеда Джеззара.

В первые годы стажеры направлялись в Англию, которая охотно откликнулась на обращение русской Адмиралтейской коллегии за помощью в воссоздании флота. Англия не видела в России соперника на морских просторах, но рассчитывала в будущем использовать русских в войне с Францией в качестве союзников и поставщиков наемников[94]94
  Попытка Англии заключить договор о подобном найме с Россией имела место в 1755 г. См., например: История дипломатии. М., 1959. Т. I. С. 332.


[Закрыть]. Впрочем, Екатерина II не вняла настойчивым

требованиям англичан внести в союзный договор статью об обязанности России выставить войска для поддержки англичан в Северной Америке, при том, что сама Англия не соглашалась оказать помощь России в Средиземном море. (Примечательно, что английский король, подобно другим коронованным представителям европейских правящих династий, долго не мог, как писала Екатерина, «привыкнуть» к мысли о том, что российская императрица приняла решение вести независимую внешнюю политику, не допуская использования России в чужих интересах.)

Характерно, что помимо Англии Россия приглашала на службу корабельных мастеров и морских офицеров Венеции и Мальтийского ордена. Хотя в этом она успеха не достигла, но тем не менее между 1765 и 1768 гг. шесть русских офицеров проходили практику в составе мальтийского флота[95]95
  Это были будущие вице-адмиралы Т.Г. Козлянинов (1739-1798) и Н.С. Скуратов (1741-1812), будущий капитан I ранга М.Г. Коковцев (1745-1793) и менее известные Николай Рагозин, Федор Маталов и Иван Селифонтов (подробнее об этом см.: Настенко И.А., Яшнев В. История Мальтийского ордена. Кн. II. Мальтийский орден и Россия: Иоанниты в новое и новейшее время. XVIII-XX вв. М., 2005. С. 29). Т.Г. Козлянинов (Козлеинов) был также в числе отправленных в Англию из Кронштадта 12 декабря 1762 г. (Материалы для истории русского флота. СПб., 1886. Ч. XI. С. 7).


[Закрыть]. Согласно французскому поверенному в делах в Петербурге и литератору Клоду Рюльеру, их пребывание на Мальте официально объяснялось необходимостью усовершенствовать свои познания в кораблестроении и мореплавании для последующего применения этих знаний на Балтике. На деле же, как полагал Рюльер (и, по-видимому, не ошибался), на Мальте русские морские офицеры должны были познакомиться с условиями судоходства в Средиземном море[96]96
  АВПРИ. Ф. 6/6. Сношения России с Мальтой. 1746-1801. Д. 5. Л. 1-3; Rulhiere С/.С. Histoire de l’anarchie de Pologne, et du demembrement de cette republique suivie des Anecdotes sur la revolution de Russie en 1762 // Oeuvres. Paris, 1819. T. 3. P. 292; Перминов П. Под сенью восьмиконечного креста (Мальтийский орден и его связи с Россией). М., 1991. С. 76.


[Закрыть]. Некоторые из этих офицеров успели пройти стажировку и в Англии. Офицеры были отозваны летом 1768 г., когда тайно началась подготовка отправления эскадры[97]97
  АВПРИ. Ф. Внутренние коллежские дела. Оп. 2/6. Д. 7177. Л. 64-66. См. также: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. Документы, факты, исследования. СПб., 2007. С. 83-87.


[Закрыть].

Морские офицеры, направлявшиеся в иностранный флот, должны были вести сбор сведений о морских путях, состоянии гаваней и городов, ими посещаемых, и их населении[98]98
  Отправляющимся в Англию было предписано знать английский язык и собирать упомянутые сведения. – Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 49.


[Закрыть] и приобретать, как говорилось в повести «Гистория о Российском матросе» знания «по морям, где острова и пучины морские, и мели, и быстрины, и ветры, и небесные планеты, и воздуха»[99]99
  Гистория о российском матросе Василии Кориотском и прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли // Русская литература XVIII в. С. 12.


[Закрыть]. Сведения, приобретенные Матвеем Коковцевым[100]100
  Матвей Коковцев в 1775 г. был назначен в Испанию, а оттуда в разведывательную тайную командировку в Алжир и Тунис.


[Закрыть] во время службы в мальтийском флоте, а затем в Архипелагской экспедиции, способствовали составлению книг с описанием Архипелага и «Варварийских берегов» (побережья Туниса и Алжира)[101]101
  Коковцев М.Г. Описание Архипелага и варварийскаго берега, изъявляющее положение островов, городов, крепостей, пристаней, подводных камней и мелей; число жителей, веру, обряды и нравы их с присовокуплением древней истории, и с тремя чертежами. СПб., 1786; Он же. Достоверные известия об Альжире, о нравах и обычаях тамошнего народа, о состоянии правительства и областных доходов, о положении Варварийских берегов, о произрастаниях и прочем, с верным чертежом. СПб., 1787.


[Закрыть]. Мальтийская практика и опыт пребывания в Архипелагской экспедиции были использованы российскими моряками при несении службы в Средиземном море и после войны. Отмеченный вниманием царской семьи, Т.Г. Козлянинов будет командовать между 1776 и 1779 гг. небольшой эскадрой, несшей службу в водах Средиземного моря, и вести успешные переговоры с султаном Марокко. Иными словами, направляя своих офицеров на практику в мальтийский флот, Адмиралтейская коллегия, по-видимому, заглядывала в своих планах далеко вперед.

Посылке русских офицеров в мальтийский флот предшествовала разведка обстановки в Средиземном море, предпринятая по инициативе Екатерины II. В 1763 г. на российских верфях был заложен фрегат с символическим названием «Надежда Благополучия», который специально предназначался для плавания в «Медитерренское море»[102]102
  Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 117.


[Закрыть]. В документах того времени и литературе он известен как «Володимиров фрегат», так как был зафрахтован для плавания в Италию компанией тульских купцов во главе с Иваном Владимировым[103]103
  Соловьев С.М. История России с древнейших времен // Сочинения. М., 1994. Кн. XIII. С.316; Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г. (его подготовка и заключение). М., 1955. С. 63. Рюльер и вслед за ним В.А. Плугин, думается, ошибочно пишут о двух кораблях и утверждают, что коммерческую операцию готовили Г.Г. Орлов и императрица (Плугин В. Алехан, или человек со шрамом. Жизнеописание графа Орлова-Чесменского. Документальная повесть с некоторой долей вымысла. М., 1996. С. 189). Документ, на который мы опираемся, говорит об участии Теплова, но не Орлова.


[Закрыть]. Командовал фрегатом опытный морской офицер Ф.С. Плещеев, плававший с 1743 г., произведенный в капитаны І-го ранга в 1764 г. (погиб на «Евстафии» в 1770 г. во время Чесменского сражения)[104]104
  В ряде документов и исследований он фигурирует под именем Василия. Мы придерживаемся данных «Морского биографического словаря» В.М. Лурье (СПб., 2005).


[Закрыть]. В плаваньи участвовали и другие морские офицеры, отличившиеся в русско-турецкой войне в составе Архипелагской экспедиции: в будущем адмирал Вилим Фондезин (1740-1826), П. Аничков, И. Арцибашев и др.[105]105
  Образцов В. «Надежда Благополучия». Первый екатерининский фрегат в Средиземном море // Родина. 2010. № 2. С. 78-79.


[Закрыть]