Текст книги "Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой"

Присутствие российского флота в Архипелаге и создание княжества ставили перед руководством экспедиции вопросы не только военного и гражданского, но и церковного строительства. Не вступая в конфронтацию с Константинопольским патриархатом, находившимся в сложном и крайне рискованном положении после начала русско-турецкой войны[664]664
  См. об этом: Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs. P. 540.


[Закрыть]. И Орлов, и Спиридов способствовали тому, чтобы связи духовенства на островах Архипелагского княжества с Константинополем были фактически прерваны. Между тем, сложившаяся в

Османской империи система миллетов, при которой главой всех и светских, и духовных православных христиан являлся патриарх, предопределила сильное влияние церковных институтов во всех сферах общественной и частной жизни. Как бы ни хотел адмирал Спиридов доказать на великороссийских примерах духовенству Архипелагского княжества преимущества российской модели отношений светской и церковной властей[665]665
  См. Приложение 4.


[Закрыть], кажется, синодальная послепетровская организация не стала для греческого духовенства желанной. А потому, чтобы не вступать в конфронтацию с местными духовными пастырями, и Спиридову, и его адьютанту П.Нестерову приходилось последовательно проводить идею независимости церковного суда, неподсудности духовенства суду светскому, сохранения всех прав собственности церквей и монастырей на движимое и недвижимое имение.

При таком положении дел поистине подарком для российского командования стал переезд в Аузу бывшего вселенского патриарха Серафима II (он был константинопольским патриархом в 1757-1761 гг.). Уйдя на покой, Серафим жил на Афоне, но в 1771 г. покинул афонское уединение и был «с почтением» принят на базе российского флота. Призвав командование российским флотом на помощь, он быстро заставил замолчать тех духовных лиц, которые имели «сумнительство», что «якобы он патриарх запрещенный, и служить ему негоже» и что он «без ведома нынешнего архиерея священников собирает». Аргумент патриарха, который убеждал Спиридова, – «хотя мы и не на патриаршем престоле находимся, но удалены не по правилам и правила совершать нам жертву не возбраняют», – был трудно оспорим. Серафим хотел на Пасху молиться о «благополучном здравии императрицы и наследника»![666]666
  РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 66. Л. 3.


[Закрыть] А потому он, судя по всему, и получил желаемую «резолюцию» русского адмирала (полномочия коего в духовных делах едва ли были освящены каноническим правом!), и в российских документах его упоминали только как патриарха[667]667
  К нему, как к высшей духовной инстанции, обращались и для разрешения споров местного духовенства (РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 93. Л. 212об.).


[Закрыть].

Известный специалист по русско-греческим церковным связям Л.А.Герд отмечает особую помощь патриарха Серафима II, «плававшего на корабле графа Орлова и распространявшего патриотические воззвания среди своих соотечественников»[668]668
  Герд Л.А. Константинополь и Петербург. Церковная политика России на Православном Востоке (1878-1898). М., 2006. С.120-121.


[Закрыть]. Подробностей о плаваниях патриарха на корабле Орлова пока найти не удалось, но о содержании воззваний Серафима II можно судить по письму, отправленному в мае 1771 г. с острова Идра (ближайшего к Морее). Некто Креватис сообщал, что по «приказу» Спиридова и Серафима II он читал «началником» и «находившимся на острове мореитам» «высочайший манифест», и тогда те «все великой радостию о слышании онаго веселились и руце к Богу на небо подняли, дабы утвердил Вышней державу святейшей нашей государыни», и сразу отправились в Морею собирать новые отряды, ибо «жители тамошния ожидают отдать ключи от местечек, кагда московски я туда придут», только просят у адмирала Спиридова о присылке судов «в самой скорости»[669]669
  РГА ВМФ. Ф. 190. Он. 1. Д. 16. Л. 89-92.


[Закрыть].

При российском флоте в Архипелаге патриарх Серафим пробыл около года[670]670
  Например, 4 августа 1771 г. в Аузе был выдан ордер: «святейшему патриарху Серафиму благоволите … отпустить от камиссариата за денги по надлежащей цене пшеницы девять килов, кофию 200 оков, пшена сорочинскаго восемь кантарей, кто от него прислан будет с роспискою» (РГА ВМФ. Ф. 188. Он. 1. Д. 93. Л. 201об.).


[Закрыть], и зимой 1772 г., кажется, навсегда покинул Архипелаг: 12 января, как писал С.П. Хметевский, он отбыл на корабле «Св. Георгий» из Аузы в Ливорно[671]671
  Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 630.


[Закрыть]. В Ливорно Серафим II и находился до конца войны под опекой А.Г. Орлова[672]672
  Например, 30 июля 1774 г. А.Г. Орлов просит А.В. Елманова похлопотать относительно возвращения патриарху Серафиму «некоторой суммы денег», оставленной патриархом в долг монахам монастыря Св. Лавра – РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 92.


[Закрыть]. По ордеру А.Г. Орлова с уходящим флотом Серафим вместе с немногочисленной «свитой» отправился в Россию: он был принят на корабль «Саратов» и вместе с эскадрой контр-адмирала Базбала приплыл в Ревель 25 июля 1775 г.[673]673
  РГА ВМФ. Ф. 172. On. 1. Д. 135. Л. 63. В рапорте контр-адмирала Базбала И.Г. Чернышеву от 29 июля 1775 г. сообщается о том, что по ордеру А.Г. Орлова принят был на борт корабля «Саратов» в Ливорно «бывшей в Константинополе греческий патриарх Серафим со свитою ево, состоящей в четырех человеках для отвозу в Россию, и в бытность в воеже от Ливорна до Ревельскаго порта, как его святейшество патриарх, так и свита его четыре человека довольствованы казенным иждивением с запискою в расходы, а по прибытии к российским портам, где его святейшество съехать на берег пожелает, в том ордере предписано – спустить».


[Закрыть].

Патриарх Серафим II прибыл в Россию, немного не успев на главные торжества в Москве по случаю заключения мира, но, тем не менее, в октябре 1775 г. он был уже представлен в Москве императрице Екатерине и отслужил затем литургию в Успенском соборе Московского Кремля, о нем Екатерина упоминала и в своей переписке с бароном Гриммом[674]674
  Карп С.Я. Французские просветители и Россия. Исследования и новые материалы по истории русско-французских культурных связей второй половины XVIII в. М., 1998. С. 232.


[Закрыть]. В дальнейшем, Серафиму II был назначен в России значительный пенсион, и он доживал свои дни в Новороссии (умер в 1779 г. в Мгарском монастыре под Херсоном), был тесно связан с Паисием Величковским и Евгением Вулгарисом[675]675
  Popoulidis С. Le Patriarche Oecumeniqie Serapheim II et les Russes // Balkan Studies. 1976. Vol. 17 (1). P. 29-66; Batalden S.K. A Further Note on patriarch Serapheim IPs Sojourn to Russia // Balkan Studies. 1977. Vol. 18 (2). P. 409-411; Фонкич Б. К истории приобретения греческих рукописей Харьковским университетом // Записки історико-філологічного товариства Андрія Білецького. Киев, 2003. Вип. IV. Кн. 1. С. 198-203.


[Закрыть].

После отъезда Серафима II из Архипелага российское командование сохраняло влияние на церковные дела через других верных себе и послушных архиереев. Но отношения с ними все чаще строились по правилам, принятым синодальной церковью в Российской империи. И Орлову, и Спиридову, и Елманову не раз приходилось демонстрировать, что собой представлял этот российский образец отношений государства и церкви.

В июле 1773 г. А.Г. Орлов открыто вступил в конфронтацию с Константинопольским патриархатом. Он доносил в Петербург, что Оттоманская Порта «употребила верховную власть церковнаго пастырей начальника, константинопольского патриарха, который, посвящая по выбору турецкому греческих монахов в островские архиереи, давал тайныя по принуждению турков увещания и грамоты об отлучении от церкви тех епископов, кои бы не пожелали увещавать народ к возмущению (против русских. – Авт) и к присылке податей»[676]676
  Материалы для истории русского флота. Ч. XII. С. 140.


[Закрыть].

Понимая «важность сего дела», которое могло повредить «охранению тишины и спокойства в жителях Архипелагских островов, состоящих под высочайшим Вашего Императорского Величества владением», и оскорбить единоверцев («строгостию не произвесть в обществе народов раздажения предосудительного единоверию»), Орлов решил дело по знакомой схеме, апробированной в России со времени Петра Великого, а именно: сурово подавил сопротивление, посадив под стражу неугодного архиерея и учредив собственный архипелагский «синод». Он доносил: «не допуская к управлению епархиальных дел сего нового тинского епископа <…>, обнародовал я прошедшаго апреля 2 [1773 г.] числа манифестом об учреждении в острове Паросе духовного собора из единоверных и единоплеменных морейских архиереев для разобрания и решения впредь всех тех духовных дел, кои доныне зависели от решения константинопольскаго патриарха, и что на место престарелаго тинскаго архиерея препоручено помянутому собору выбрать из своих сочленов достойнаго преемника»[677]677
  Там же. С. 140-141.


[Закрыть]. Очевидно, что на «морейских архиереев»[678]678
  Орлов опирался на поддержку митрополита Монемвасийского и Каламатского, епископов Корона, Модона и Патраса (Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs. R 545). Отдавая распоряжение о подготовке к возвращению флота после подписания Кючук-Кайнарджийского мира, А.Г. Орлов специально просил А.В. Елманова: «старатца при етом случае, чтоб не забыть архиереев, который показывали свое усердие, отменное пред другими, в Морее, как Мадонской, Малвазийский и еще третий, как к вере так и к службе, и чтоб спросить у них, буде они пожелают ехать в Россию, в таком случае взять их на корабли и давать им определенное содержание» (РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 66. Л. 183-83об.).


[Закрыть], а также афинского, паронаксийского и других «островских», Орлов к 1773 г. уже мог вполне положиться[679]679
  В 1771 г. афинский митрополит Варфоломей посылал к русским служить своего племянника и сам ездил для встреч по «вызову» Орлова (Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 119. Л. 128-128об., 152), в июле 1771 г. Орлов «милостиво» принял монахов монастыря Иоанна Богослова на Патмосе (Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 44. Л. 106об.); в июле 1772 г. без разрешения Спиридова иерархи островов, в том числе, митрополит Паронаксийский не решались даже собраться для решения сугубо церковного вопроса (Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 119. Л. 9-9об.). Другие обращения духовных лиц к светскому начальству см.: Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 119. Л. 79-80; Д. 66 и др.


[Закрыть].

Вполне благополучно у российского командования складывались отношения с монастырским центром на о. Патмос. С одной стороны, Патмос признал российскую власть в Архипелаге и формально стал частью Архипелагского княжества, его синдики получали распоряжения за подписью А. Псаро и крейсирующего близь острова капитана Муратова и выполняли повинности, в том числе по размещению госпиталя[680]680
  Μαλανδράκης Μ. Νησιωτικά χρόνικα. Σελ. 69–116.


[Закрыть]. С другой стороны, ни один другой остров Архипелагского княжества не имел столь почитаемой святыни, как Патмос: в его монастырь Иоанна Богослова Екатериной II были пожалованы крест с драгоценными камнями, драгоценные медали с изображениями Петра I и самой Екатерины II, а от А.Г. Орлова – очевидное свидетельство его паломничества в монастырь – кинжал, который и ныне украшает экспозицию ценностей Патмосского монастыря[681]681
  Антипа, кафигумен Патмосский. Путеводитель по Патмосскому монастырю Св. Иоанна Богослова. Патмос, 2009. С. 76-77.


[Закрыть].

Патмос. Монастырь Иоанна Богослова

Иная модель делового взаимодействия светской и духовной власти сформировалась в отношениях российского командования с Афонскими монастырями. Примечательно, что на корабле «Трех Святителей» главы Архипелагской экспедиции совершили паломничество на Афон. Бывший в это время на Афоне русский паломник отец Игнатий из Курска записал: «Учинилось придти одному Российскому кораблю называемому Трех Святителей и снидошася отцы изо всех лавр первоначальствующие, изыдоша к пристани с крестным хождением, приидоша кораблей первоначальники: граф Алексей Григорьевич Орлов, господин Спиридов, господин Елманов и приидоша в церковь Пресвятыя Богородицы Иверския, отслушаша молебен и паки возвратились на корабль, где меня звал господин Елманов на свой корабль, и так я от него отрекохся и остахся пребывати в монашестве рядовых» (отец Игнатий вернулся в Россию в 1776 г.)[682]682
  Описание путешествия отца Игнатия в Царьград, Афонскую гору, Святую землю и Египет. 1766-1776 гг. / Под ред. В.Н. Хитрово // ППС. СПб., 1891. Т. XII. Вып. 3 (36).С. 24.


[Закрыть].

Последовать примеру командования и совершить паломничества на Афон рядовым православным участникам экспедиции никто не предложил, напротив, попытка побега 30-летнего русского матроса Пантелея Ермолаева с фрегата «Северный Орел», якобы для «богомолья на Афонскую гору», по-видимому, сочувствия не вызвала[683]683
  РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 92 л. 173. Побег был совершен 23 июня 1774 г., когда «Северный Орел» запасался лесом на о. Эмбросе. Приговора по этому дело не обнаружено.


[Закрыть].

Похоже, кратковременный визит командования на Афон носил не только религиозный характер: весь период присутствия флота в Архипелаге переписка с афонскими монастырями, прием афонских старцев в Аузе, товарообмен с монастырями не прекращались. У Ватопедского монастыря русские приобретали необходимые для починки кораблей доски, со старцами Хиландарского монастыря затеяли переписку относительно захваченных «разбойниками» мальчиков, которых старцы пытались через русских освободить[684]684
  Там же. Ф. 188. On. 1. Д. 56. Л. 228, 259. О просьбе игумена Исайи из Лавры св. Афанасия помочь истребовать с жителя острова Скопель лаврскую милостыню, полученную в Константинополе, см. там же. Ф. 188. Д. 65. Л. 75-75об.


[Закрыть], в скит пророка Илии по просьбе иеромонаха российского флота Игнатия передали один комплект церковных сосудов[685]685
  Там же. Ф. 188. Он. 1. Д. 65. Л. 107-107о6. (22 октября 1770 г.).


[Закрыть]. Но, судя по всему, пребывание Российского флота в Архипелаге принесло Афонским монастырям более неприятностей, нежели примуществ: резко усилилась угроза турецких репрессий и пиратских набегов. В 1773-1774 гг. на Афоне даже было составлено Соборное послание, адресованное российской императрице, Синоду и командующим экспедицией, в котором «все игумены св. Афонской горы» молили предпринять меры против «морских разбойников», от которых уже два года (открытый намек на сроки, когда российский флот контролировал Архипелаг!) монахам и паломникам не было спасения, а монастыри лишались милостыни и вынуждены были, напротив, платить непосильный выкуп за своих насельников:

«Приходят разбойники, именуемие христиане… и разбивают святую Афонскую гору и от единой стороны пленять поклонников, которые по обычаю приходят здесь издревле на поклонение, помоществующе нам милостынею, от которих отъемлют по триста и пятьсот грошей, коея ради вины от толь престали приходить и творить нам толикую помощь, и не точию сие творят, но и от монастырцев, которыя были с поклонниками, все имущество их отобрали, от другой же паки часто восхищают от келий и от скитов монахов, которыя оставили мир, въземши в свои филуки, и из них одних утопляют в море, а инных томят безчисленними мучении, от которых ищут по тысячи грошей, аще хотят быть свободными… Которие понеже не имеют чем искупится от них – мы, хотяще и не хотяще, милосердствуем о них, для того, что оние подклоненны суть монастырем нашим, и … [обременяемся] тягчайшими процентами от еврей и турков, и оных искупляем, нетерпяще оставить их в разбойнических руках мучится, каковыя беды, елико проходит время – толико умножаются, понеже начаша многия сатанинское сие дело. И бедствует вся Святая Афонская гора ради оних, в запустение прийти как монастири, так и скити, и келии…»[686]686
  Там же. Д. 66. Л. 252-252об.


[Закрыть].

На уровне церковной паствы духовное общение православных греков и российских участников экспедиции также складывалось непросто. Единения православных в Архипелагском княжестве достичь удавалось крайне редко, и виной тому был, как представляется, не только языковый барьер, но и существенное расхождение в представлениях греков и россиян о «правильных» религиозных практиках и церковном благолепии.

Несмотря на значительное число православных церквей, в том числе, и пустовавших, церковные службы отправлялись обычно на флоте своими корабельными священниками[687]687
  Например, когда на корабль «Молния» в июле 1774 г. был прислан «славонцкой священник Петр», он просил доставить на корабль полный комплект книг и утвари для церковного служения: «Следованную Псалтирь, Минею, Октоих, Ермалог, Новой завет, Служебник, Триоди цветная и постная и ризы». Там же. Д. 56 Л. 248; Ф. 190. On. 1. Д. 116. Л. 22-22об.) Имущество корабельного храма корабля «Нетронь меня» составляли: две иконы («образ Николы с серебряною оковкою и образ четырех святителей с серебряной оковкою»), дароносица, крест, скромная утварь, книги (Минея общая и Минея праздничная, Триоди, Шестоднев, Требник, Ирмолог, Служебник, Новый Завет, Псалтирь следованная, «книги молитвенные молебнаго пения»).


[Закрыть]. Помимо этого, на Паросе в Аузе в начале 1774 г. затеяли строительство собственного русского каменного храма (еще перед заключением мира для этой церкви в Аузу доставили алебастр[688]688
  Там же. Ф. 188. On. 1. Д. 56. Л. 61об.


[Закрыть]), но, судя по всему, ее так и не успели закончить[689]689
  Атлас Архипелага и рукописные карты Первой Архипелагской экспедиции русского флота 1769-1774 гг. С. 25; Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 435. Шуазель-Гуффье счел, что каменную церковь и госпиталь достроить русские не успели (Choiseul-Gouffier. Voyage pittoresque de la Grece. P. 71).


[Закрыть].

Руины русской церкви при госпитале в Аузе

Присутствие же на службе в местных греческих церквях и встречи с духовенством помимо языкового непонимания встречали и насмешливое культурное отторжение. С.Хметевский оставил такие записи: «Попы со крестом и с потрахелью всегда ходят. И где только встретится с нашим, руским, то где б то ни было, надев потрахель, тотчас свертит молебен за налишния денги (выделено нами. – Авт.). Из наших были такие, которые в церкве после службы Божией бросали нищим братиям и робятишкам мелкия деньги, которыя по жадности бросятся подбирать, то и поп, выскоча из олтаря в ризах, тут же с робятишками хватает, и ево повалят на пол. И так более смешны, нежели благочинны»[690]690
  Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 616.


[Закрыть].

Итак, декларации создателей Архипелагского княжества об уважении независимости церковной сферы, по сути, остались только декларациями. А.Г. Орлов отнюдь не церемонился с греческим духовенством, проводя в практической политике российский вариант подчинения священства царству. Военные сумели властно и действенно контролировать церковные структуры, опираясь на «своих» архиереев, вышедших из подчинения Константинопольскому патриарху. Эти «свои» архиереи сыграли заметную роль в обеспечении поддержки их паствой российской экспедиции, но они оказались не в силах объединить греческих и российских единоверцев или способствовать преодолению нарастающего отчуждения. Да такой задачи, кажется, перед ними никогда и не ставилось!

Самым успешным предприятием Архипелагского княжества можно назвать создание на о. Парос в Аузе военной базы российского флота и столицы архипелагского государства.

Рыбацкая деревня Ауза (Наусса) была невелика – меньше столицы Пароса Парикии, но имела защищенную глубокую бухту, в которой можно было ставить на якорь не только «мелкие суда», как в Парикии, но и военные корабли[691]691
  Так, 25 ноября 1770 г. в Аузе впервые собрались суда российской эскадры: фрегаты «Слава», «Архипелаг», «Святой Николай», поляка «Святой Михаил»; греческие суда капитанов Григория Пано, Герасима Калиге, Ивана Владико, Жовани Купа, грека Жовани, которые состояли в российской службе и имели «патенты»; греческие поляки Жоргиса Гоналиса и Феодоро Мулисаначи, плававшие под греческим флагом, 4 «призовых» рагузинских судна с греческими капитанами и 3 «воровских» судна греческих пиратов «от коих командиры повешены» – РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 10. Л.209-209 об.


[Закрыть]. В военных журналах записали: бухта эта «представляет фигуру продолговатую и имеет длины 5 верст, ширины 1 верста и 400 сажен, а в самом проходе 1 верста и 300 сажен, грунт иловатой, в пяти местах по оной имеютца неболшия островк[и], а поблизости берегов высокие каменные горы, и потому, как по доволной ея величине, так и по хорошему от ветров закрытию, к стоянию на якоре не точию для мелких судов, но и для военных кораблей веема способна» (Журналы).

Наусский залив

Шуазель-Гуффье отметил также: «Русские сознательно выбрали порт Наусса своей военной базой. Более обширная, чем гавань о. Милло, она объединяет в себе все преимущества своим месторасположением в центре Киклад, которые можно удерживать или защищать, своей конфигурацией, благодаря которой ее легко защищать, наконец, благодаря острову Парос, который дает защиту расположениям войск»[692]692
  Choiseul-Gouffier. Voyage pittoresque de la Grece. P. 70.


[Закрыть].

Высадившись на берег, инженер-офицеры Можаров и Тузов тут же разведали об Аузе:

«Дворов во оном местечке, в коих имеют жительство греки, считают до 200, построены из плитнаго камня, некоторые на извеске, а другие и на глине веема худо, и почти все об одном жилье без всякаго украшения, а улицы между оными некоторыя, хотя и прямы, но гораздо уски, к тому ж жители по своему худому обыкновению изо всех домов выносят разные нечистоты и бросают во оных, от чего бывает завсегда болшая духота.

Церквей и монастырей, как в самом местечке [Аузе], так и около онаго вблизи щитают 35, да несколко подалее в полях 25, но токмо из сего числа много пустых и развалившихся, а целых, в коих ныне греки отправляют службу, находитца церквей и монастырей 9, которые также, как и дворы, простаго из плитнаго камня построения, к тому ж и неболшия.

А когда и кем оное местечко строено, жители онаго за давностию времени точно объявить не могли. А по выбитым в некоторых местах на каменьях писмам утверждают, что строено де сие место генуэзцами в [1]553-м году во время владения дюка Иоанна Кысти»[693]693
  РГВИА. Ф. 846. Он. 16. Д.1860. Л. 143о6.


[Закрыть].

Высадившись в Аузе, разбив на берегу два лагеря[694]694
  Местные жители приписывают русским и строительство канала, по которому в поселение с гор по сей день течет в Аузу/Науссу чистая пресная вода, однако российскими документами это строительство, насколько мне известно, пока не подтверждается.


[Закрыть], участники экспедиции наводнили небольшое поселение: в разное время на берегу числились от 2500 до 5100 солдат и матросов, не считая многотысячного (до 15 тысяч человек) «албанского» корпуса[695]695
  РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 111. По данным на 6 ноября 1771 г., когда еще не закончилась летняя кампания и в Аузе стояли только три фрегата, личный состав был распределен так: «на фрегатах: Делос – 99 чел., Парос 78 чел., Микон 38 чел.; в ведении капитана над портом 353 чел. (включая мастеровых и пленных турок и жидов 65 и греков под караулом 15); кригс-комиссариат – 129 чел., главной артиллерии на батареях – 37 чел., при мундирных магазинах – 26 чел., Шлиссельбургского полку – 412 чел., нерегулярного албанского войску – 1139 чел. Прибывших на трекатре мичмана Ушакова 368 чел., прибывших на трех филюгах с потопшаго фрегата Св. Феодора – 115 чел. ИТОГО: 2794. Из того числа в госпитале за болезнию 148 чел. Да сверх того находящихся во флоте с разных колраблей и фрегатов 83 чел. Итого в госпитале болных 231 чел.» (л. 1-1об.). А в марте 1773 г., когда в Аузе стояли корабли «Чесма», «Св. Яннуарий», «Европа», «Всеволод», «Трех святителей», «Победоносец», «Трех иерархов» и «Надежда Благополучая», в порту числились более пяти тысяч человек (л. 24об.). См. также: там же: Ф. 188. On. 1. Д. 66. Л. 8-47; 110-156 «Ведомости» о количестве судов и служителей в госпитале и на батареях, и о количестве личного состава в порте Ауза – за май и за декабрь 73 г.).


[Закрыть].

В деревню пришли новые полувоенные порядки. В частности, улицы в Аузе командование постаралось вычистить и пресечь угрозы «благочинию». Для этого в Аузе был сформирован пост, «бекет, состоящей из 30 человек салдат, при одном афицере», которому было приказано «накрепко наблюдать, дабы никакого шумства, драк и убивств отнюдь не происходило, и чистота повсегдашнее время содержана б была в хорошем порядке, в противном случае малейшаго непослушания жителей… преступителей брать за караулом»[696]696
  Там же. Ф. 188. Д. 93. Л. 234 (приказ от 23 августа 1771 г.).


[Закрыть]. Видимо, жители и военные имели разные представления о «чистоте», поэтому вскоре для них был издан следующий приказ: «жителям накрепко подтвердить, дабы на улице никаких пометов отнюдь не было, а всякой бы имел чистоту пред своим домом, также в каналах, где вода протекает, платья не моют и скотину не резать, и кишок мыть не велеть, а мыли бы платье и протчее пристойное тех каналов близь моря, а если усмотрена будет нечистота по улицам и в воде, то без штрафа не останетца, чего ради надлежит из обывателей сверх воинскаго караула приставить присмотр, которым приказать немедленно усмотренную нечистоту доносить караулу или канцелярии, почему принуждать тех преступников тот же час вычистить, в случае непослушания брать за караулом и, ежели албанцы явятся в преступлении, брать под караул»[697]697
  Там же. Л. 236об.


[Закрыть].

Турецкая крепость Аузы

Однако чтобы превратить Аузу в столицу и создать защищенную военную базу, были нужны не только чистые улицы, но и инженерные проекты, и рабочие руки, и судоремонтные рабочие и адмиралтейство, нужен был строительный лес – а всего этого катастрофически не хватало.

Когда флот пришел в Аузский залив, старое укрепление здесь уже пришло в негодность, турецкий гарнизон отсутствовал: «Ауза имела укрепление толко с моря, да и то состояло из одной построенной ис плитного камня башни, а вышина оной от воденого горизонта 6 сажен. Да из остатков развалившихся стен видно, что из местечка ко оной башне зделан был каменною стенкою прикрытой ход… Да и по притчине, что турки никогда онаго починкою не исправляли, ныне в таком худом состоянии, что уже совсем развалившись, а с набережной стороны совсем открыто и никогда укреплено не было».

Строительство русских укреплений на о.Парос в заливе Аузы по приказу Г.А. Спиридова началось вскоре после прихода сюда эскадр – с 3 января 1771 г. Самый подробный отчет о строительстве содержат журналы инженер-офицеров флота, которые ежедневно фиксировали, сколько человек занято в постройке, когда и в связи с чем возникали приостановки в производстве работ, какие материалы использовались, сколь обоснованы были планировка укреплений, толщина стен, количество бойниц и т.д. Описания, составленные инженер-капитаном Карлом Реаном и инженер-поручиком Михаилом Можаровым, в частности, гласили:

3 января. «…начета делать, как по левую сторону входа в гавань на мысу, так и на острову против онаго входа, укреплении, для которых работать определили посылать с кораблей матрозов в оба места в каждой день по 110 человек»[698]698
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. 129о6.


[Закрыть].

Уже на следующий день были «разчищиваны места». 6 января, после службы в честь праздника Богоявления на берег спустили «десант». Для этого десанта, а также для прибывшего с эскадрой контр-адмирала Арфа Шлиссельбургского полка на берегу разбили лагерь в полутора верстах от греческого поселения. Правда, в дальнейшем оказалось, что место было выбрано неудачно, пребывание в жаркие летние месяцы в полевом лагере для русских солдат было крайне тяжелым[699]699
  Командир Шлиссельбургского полка Е.Ф. Толь жаловался на недостаток палаток, скученность, отсутствие дров для приготовления пищи и сухарей (см.: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 365).


[Закрыть]. Тогда в июле 1771 г. Шлиссельбургский полк постарались перевезти на квартиры в поселения соседнего острова Наксос, а в лагере оставили только привычных к здешнему климату албанцев. Позднее в Аузе все-таки были построены «светлицы Слисельбургского полку»[700]700
  Атлас Архипелага и рукописные карты Первой Архипелагской экспедиции русского флота 1769-1774 гг. С. 53; РГВИА. Ф. 434. Д. 58. Атлас Архипелага. Карта № 22.


[Закрыть].

И.А. Ганнибал

22 января 1771 г., после того как в Аузу было доставлено французское «купеческое судно», «взятое в приз» (оно шло из Александрии в Константинополь с грузом «кофея и Сорочинского пшена»), было решено построить и магазин для сбора товаров с «призовых судов». Зимой и весной 1771 г. таких «призовых» судов – французских, рагузинских, венецианских, турецких и даже одно английское (с тунисскими товарами, шедшее в Константинополь), – в основном захваченных капитаном Аничковым, прибывало в Аузу немалое число, а часть конфискованного товара (лисьи меха) даже были выставлены на продажу местным греческим купцам[701]701
  См.: Гребенщикова ГА. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 336.


[Закрыть].

24 февраля «после генерального приказа для случающихся во флоте у разных судов чинок» было «учреждено при здешней Аузской гавани на острову адмиралтейство». В Аузу из Петербурга были выписаны корабельные мастера, включая знаменитого А.С. Катасанова[702]702
  Александр Катасанов в будущем станет директором училища корабельной архитектуры и автором «Чертежей корабельной архитектуры» (СПб., 1801). О нем см.: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 364, 480, 510, 513, 557.


[Закрыть]. В августе 1772 г. под началом Катасанова числилось 208 работников, а в 1774 г. – уже 338![703]703
  РГА ВМФ. Ф. 190. Он. 1. Д. 114. Л. 14об., 26.


[Закрыть]. Командовать Аузским портом весной 1771 г. был назначен капитан-лейтенант А.Ф. Поповкин, цейхмей-стером морской артиллерии – бригадир И.А. Ганнибал, построивший в Аузе на «адмиралтейском острову» себе каменные покои[704]704
  Они отмечены на плане. См.: Атлас Архипелага и рукописные карты Первой Архипелагской экспедиции. С. 24 (карта 21).


[Закрыть].

К 6 марта, т.е. за три месяца, первые два укрепления в Аузе были закончены: ими оказались две артиллерийские батареи у входа в гавань и на острове («ис коих первое зделано на мысу…, которого вышина от водного горизонта 7 сажен, грунт каменистой, к морю имеет склонение отлогое, а внутрь к гавани гораздо круче, а еще по оному мысу, хотя и имеются горы выше того места разстоянием от него более ста пятнадцать сажень, при том все каменные и веема крутыя, по которым и неприятелю артилерию никоим образом привесть не можно. Укрепление же зделано для лутчей обороны входа спереди связанными редантами, чрез что не точию одна линея другую порядочто дефендует, но и берега наружные и внутренние хорошо оборону имеют, а наипаче неприятелей, как вдали и по приближении к гавани, так и по входе во оную со многих мест вредить можно… Каменья ломаны и браны поблизости. Рва за каменистым грунтом зделать не можно, почему и земля брана и ношена из разных мест, где толко между каменьями в ущелинах найти можно… Второе укрепление зделано на острову, лежащем в правой стороне против входа в гавань, котораго положение места ровное и ниское, от воденого горизонта не более 6 фут… Фашины заготовлены были в бытность нашего флота у острова Тассо, и сюда в Аузскую гавань привожен на греческих филюгах»[705]705
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. 136о6.-137о6.


[Закрыть].

11 марта 1771 г. на укрепленном острове в Аузской бухте начали делать каменный артиллерийский магазин, но на строительные работы весной уже нанимали греков «ценою за 200 ефимков»[706]706
  Там же. Л. 138. Строительство силами греков под началом российского инженера Баталзина продолжилось и в 1772 г.: РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 29. Л. 13об. (в документе указывалось, что для строительства были наняты 32 грека).


[Закрыть]. Вероятно, в это время собственные солдаты и матросы уже готовились к новой военной кампании, перевозили на суда артиллерию, устраивали на мысу той же Аузской бухты стрелковые учения.

8 марта 1771 г. в Аузе был основан госпиталь «для находящихся при флоте из морских и сухопутных служителей болных»[707]707
  РГВИА. Ф. 846. Оп.16. Д. 1860. Л. 137о6.


[Закрыть]. Штат этой торжественно именовавшейся «Генеральной морской госпитали» составляли от 54 до 69 человек – доктора[708]708
  Известны имена медиков-иностранцев. Это доктор Германа (РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 44. Л. 93об.), «доктор медицыны Никола Коллерги» (Там же. Ф. 188. On. 1. Д. 66. Л. 213); «венецианской наци лекарь Дмитрий Лузи» (Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 29. Л. 234об.), лекарь Шлиссельбургского полка Иоганн Вильгельмгоф (Там же. Ф. 188. On. 1. Д. 91) и др.


[Закрыть], лекари, подлекари и прочие чины. Они обслуживали обычно не менее сотни больных, но порой число болящих превышало и 230 человек[709]709
  Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 111. Л. 7об., 17об.


[Закрыть]. После кровопролитной операции при Станчио (о.Кос) в августе 1773 г. и распространившихся инфекционных заболеваний («горячки») потребовалась организация на о. Патмос еще одного госпиталя[710]710
  Спиридов – Орлову 31 августа 1773 г.: «раненых… несколько служителей заболели горячками и лихорадками, то ради пользования оных учредил я на острове Патмосе временную госпиталь, где благодаря Бога несколько уже и выздоровело» – Материалы для истории русского флота. Ч. XII. С. 161. М. Коковцев отмечал, что заразившихся на о. Самос моряков перевезли «в нарочно учрежденную Патмосскую больницу и скоро, изключая малое число умерших, выздоровели» (Коковцев М.Г. Описание Архипелага и варварийскаго берега. С. 73).


[Закрыть], который, правда, просуществовал только до декабря того же 1773 г. Судя по всему, оборудованы госпитали были весьма скромно. При закрытии госпиталя на Патмосе, в котором лекарь, подлекарь и ученики с кораблей «Всеволод» и «Ростислав» лечили 143-х человек (а кроме того, для охранения болящих существовал еще и «караул из 45 человек») в описи имущества значились: «котлы медные 8, постели – 11, подушки – 22, чаш деревянных малых и больших – 9, ложек – 35, наволочек постельных и подушечных – 20, ложек деревянных – 100, одеял шерстяных ветхих – 5, топоров – 2»[711]711
  РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 29. Л. 235, 238об.-241, 277.


[Закрыть]. Но при этом о больных заботились и даже в самые сложные периоды денег для госпиталя не жалели[712]712
  Например, 20 августа 1771 г. было издано распоряжение, чтобы в госпитале никогда не было недостатка в свежем мясе – купить на Паросе баранов «как бы то дорого не было» (Там же. Ф. 188. On. 1. Д. 93.1771 г. Л. 228об.), в сентябре 1771 г., чувствуя угрозу эпидемии, доктор Герман присматривает близь Аузы места для больных в монастырях, и снова командование требует, чтобы жители вычистили Аузу (Там же. Л. 228-228, 255), в октябре пришлось обратиться даже к приматам Миконоса с просьбой принять больных, при этом указывалось, что Миконос «во всем достаточнее Пароса», а в Паросе помогли построить жители госпиталь – и теперь к ним в дома больных не распределяют (Там же. Л. 334).


[Закрыть].

Лазарет был устроен также на одном из судов, больных размещали в монастырях на Паросе[713]713
  Там же. Ф. 188. On. 1. Д. 92. Л. 108-113.


[Закрыть], на островах[714]714
  Kοντογιάννης Π.N. Oι Έλληνεςκατάτον πρώτον επί Aικατερίνης B' Pωσοτουρκικόν πόλεμον 1768–1774. Σελ. 245–46.


[Закрыть], возили для лечения и в Ливорно, и в Порт-Магон. Потери от болезней, действительно, многократно превышали потери при боевых столкновениях.

Первоначально казалось, что о. Парос отличается от многих островов Архипелага благоприятными климатическими условиями, и болезни оставят участников российской экспедиции. 2 февраля 1771 г. Г.А. Спиридов писал императрице из Аузы: «Здесь в Архипелаге, как в порте Аузе, так и в военных крейсерствах при флоте Вашего Императорского Величества в команде моей состоит благополучно и служители здоровы, веселы и храбры.., больных же по числу людей благодаря Бога не много, да и болезнь по большей части лихорадочная не тяжелая, и, как здешние жители греки сказывают, с началом весны минется»[715]715
  Материалы для истории русского флота. Ч. XL С. 650.


[Закрыть]. Но позже эти надежды развеялись. Сам много болевший во время экспедиции, С.П. Хметевский записывал: «У нас в Архипелаге Шлюшенбурской полк, живучи на острове Паросе, почти весь болен, и в три месяца, больше шести сот человек рядовых да афицеров великое множество померло»; ниже он добавлял, что за три месяца 1772 г. «начиная с июля, померло салдат [Шлиссельбургского полка] больше девяти сот, и тритцети человек штаб и обер афицеров, да и поныне еще остальныя мрут, так что превосходит 1200 человек. Столь было опасно для посторонних, как-то: лекарей и других, которые тут пожили, что редко оттуда выходили здоровыми, но вскорости занемогали и умирали. Болезни тут были разные: гнилые пятна, горячка, лихоратка и кровавой понос»[716]716
  Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 645, 654. В рапорте лекаря Франца Кольба(?), например, от 10 августа 1772 г. перечислены такие болезни пациентов госпиталя в Аузе: горячкою – 23 человека; гнилою горячкою – 5; лихораткою – 30; воденою болезнию – 3; поносом – 19; меленхолиею – 3; чехоткою – 6; глазами 2; килою – 3; опухолью на шее – 1; ушибом на спине – 5; переломленною ногою – 1; цынготною – 8; ранами цынготными 7; раною на шее – 2. (РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 65. Л. 156). См. также другие его донесения: Там же. Ф. 190. On. 1. Д. 115.


[Закрыть]». М. Коковцев в своих «Примечаниях из естествословия и для мореплавателей нужных» приводил такое распространенное в его время мнение о причинах эпидемических болезней в Архипелаге: «На всех гористых островах по южную сторону жить опасно, ибо по причине высоких гор северные ветры не могут прочищать воздуха, такожде и весьма низкия места, а особливо где есть нетекучия воды: лужи и болота, весьма нездоровы, ибо поднявшияся пары сгущают атмосферу, разогревшись от солнечных лучей, заражают воздух и жителей. Сие почувствовали Российския войска в 1772 г. на острове Паросе в деревнях Марморе и Цибиде, где свирепствовавшая болезнь была причиною потери почти всего Шлиссельбургского полка»[717]717
  Коковцев М.Г. Описание Архипелага и варварийскаго берега. С. 73.


[Закрыть].

Металлический складень «Никола чудотворец с чудесами», обнаруженный на месте русского кладбища в Аузе

В течение 1771-1774 гг. в Аузе продолжались строительные работы. На карте Аузы (вероятно, составленной в 1774 – нач. 1775 г.) отмечены помимо уже упомянутых строений хлебные мельницы, парусная и прядильная палаты, дома генерал-майора цейх-мейстера Ганнибала и бригадира капитана Борисова, каменные казармы для служителей корабля «Св. Аннуарий»[718]718
  Корабль «Святой Ианнуарий», которым в 1769-1773 гг. командовал И.А.Борисов, в 1773 г. дал сильную течь, в 1774 г. его начали тимберовать в Аузе, но из-за недостатка материалов и нехватки мастеров работы не были завершены. Корабль, в который было вложено немало сил и средств, и который при благоприятных обстоятельствах можно было «исправить в 3 месяца», в 1775 г. был продан на дрова – Чернышев АЛ. Российский парусный флот. М., 1997. Т. 1. С. 53; Материалы для истории русского флота. Ч. XII. С. 241.


[Закрыть], «по западному берегу каменное строение разных штаб и обер афицеров, находящихся при адмиралтействе и береговой команде», «на горе флагшток, где чинят сигналы», «построенные каменные 1773 года штаб и обер афицерские покои и солдацкие казармы для Шлиссельбургскаго полку»[719]719
  Атлас Архипелага и рукописные карты Первой Архипелагской экспедиции. С. 25.


[Закрыть]. Для строительства командование позаимствовало материалы даже у строящего в Аузе католического костела, так что перед уходом флота в 1775 г. адмирал А.В. Елманов в замен конфискованных материалов оставил католической миссии часть русских построек, которые были вскоре разобраны[720]720
  См.: Καρπάθιος Ε. Ι. Η λατινική προπαγάνδα και αι Κυκλάδες κατά τον ΙΗ΄αιώνα: (εκθέσεις προς το Συνέδριον της Προπαγάνδας Πίστεως. Αθήνα, 1936.


[Закрыть].

Для всех участников Архипелагской экспедиции построить «светлицы», конечно, не успели, да вряд ли к этому и стремились. Большая часть личного состава (за исключением береговых команд) и во время зимних стоянок на Паросе продолжала жить на судах.

О внутреннем убранстве кают-компании и офицерских кают, разгороженных парусиновыми перегородками, место в которых приходилось делить с пушечными стволами, можно судить по распоряжению, например, данному 24 февраля 1769 г. Адмиралтейств-коллегией при строительстве 80-пушечного корабля: «каюты надлежит сделать по нижеписанному: флагманскую каюту обить золотыми (замшевыми) кожами, а к ним были бы сделаны рамы, одна подле другой, не широкия, которыя б в случае надобности могли быть способно отняты; 2) капитанскую каюту также обить не кожами, но парусиною, которую пристойным образом раскрасить; 3) в кают-кампании и для офицеров перегородки парусинныя ж в рамах выкрашенный, но с тем, чтоб оныя могли или отняты, или между пушек подняты быть на крючках, без помешательства действию пушек»[721]721
  Материалы для истории русского флота. 4. XL С. 469.


[Закрыть].

Южная сторона Наусского залива с указанием на место расположения Шлиссельбургского полка. Из Журнала К.-Л. фон Толля. 1771 г.

Между парусиновых перегородок на кораблях или в палатках Шлиссельбургского полка оставалось немного места для личного скарба, но некоторые предметы роскоши, включая серебряную посуду, офицеры себе могли позволить. Так, когда в 1774 г. умер секунд-майор Николай Нижегородов, после него остались, судя по описи: «Образ Богоматери в маленкой круглой позолоченной рамочке маленкой на меди; образ Благовещения с серебренными венцами; образ св. Николая на маленкой ц[епоч]ке. Из серебренной посуды: ковшей разливных – 2, ложек хлебателных – 14, тож чайная маленкая – 1, стаканчик малинкой на ношках – 1, крушка новая на ношках внутри вызолоченная одна; поднос серебрянной четвероуголной на ношках – 1; солонок новых круглых на ношках – две; пряшки прорезные башмачные -1; печать серебреная с вензелем – 1; ашеинник серебреной с цепочкою подшит бархатом – 1; ножей с вилками с серебреными черенками пар – 4; крест золотой малинкой – 1; перстень томпаковой с патретом – 1; перстень золотой с тремя брилиантовыми камнями – 1; колцо серебреное позолоченное с надписью – 1; запанка серебреная с хрусталем двойчатка – 1; шпага резная з двумя гайками и наконешником одна»[722]722
  РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 53. Л. 214.


[Закрыть].

Едва аузское хозяйство кое-как обустроилось, был заключен Кючук-Кайнарджийский мир, и базу на Паросе пришлось снимать и эвакуировать в Россию. Когда в августе 1774 г. командующий в это время в Архипелаге А.В. Елманов получил от А.Г. Орлова известие о мире, он считал, что сможет сняться из Аузы не менее, чем за три-шесть месяцев, а вообще, «к выходу из Архипелага термин [дату] предопределить не можно». В письме от 10 августа 1774 г. Елманов перечислял разросшееся аузское хозяйство: из Аузы предстояло погрузить и вывезти пушки – с батарей и с трех кораблей «лежащия по берегам», артиллерию и припасы с мелких судов, материалы гвардейской команды, Шлиссельбургского полка, кирасирской команды, главной артиллерии, «в магазинах лежащие после выбылых и умерших и в запасе находящиеся ружья, амуницию и мундиры годныя, с мундирными материалами тюки и палатки, а также имеется здесь не малое количество заготовленнаго и купленнаго адмиралом Спиридовым разных штук мрамора»[723]723
  Материалы для истории русского флота. Ч. XII. С. 241-243. См. также: РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 75, 76, 77, 78, 79.


[Закрыть]. И в самом деле, эскадра ушла из Аузы только 23 мая 1775 г.