Текст книги "Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой"

Летом того же 1769 г. Алексей Орлов принял решение совершить первую военную акцию на Балканах. Роль Эздемировича, посланного Екатериной II в Черногорию, с которым Алексей Григорьевич еще в феврале не знал, что делать, он предназначил своему сослуживцу и приятелю премьер-майору Преображенского полка и генерал-майору армии князю Ю.В. Долгорукову, о присылке которого просил императрицу еще в своем декабрьском послании 1768 г. Долгоруков прибыл в Италию под именем купца Барышникова («приличный предлог», под которым должны были приезжать к Орлову в помощь российские офицеры). В работах Е.В. Тарле и В.А. Плугина Юрий Владимирович Долгоруков, оставивший в конце жизни мемуары, получил весьма неблаговидную аттестацию: главным образом за свой хвастливый нрав. Однако А. Орлов, видимо, ценил своего младшего сослуживца по Преображенскому полку за энергию, бесстрашие и отчасти за авантюризм и полагал, что эти качества вполне подходят для руководителя вылазки в Черногорию.

Поскольку Венецианская республика в этот момент закрыла для русских эмиссаров проход в Черногорию, Долгорукову с небольшим отрядом, едва насчитывавшим 40 человек, пришлось плыть морем, тайно высадиться на побережье и пробираться пешком в горы[262]262
  Плугин В.А. Алехан, или человек со шрамом (Жизнеописание графа Орлова-Чесменского). М., 1996. С.199-200.


[Закрыть]. Эту маленькую экспедицию препровождал граф И.В. Войнович.

Иван Васильевич Войнович – фигура примечательная. Уроженец Черногории, серб («словенец») по происхождению, он принадлежал к венецианской аристократии. К А. Орлову он примкнул одним из первых, за ним последовали члены его семьи и среди них будущий адмирал русского флота Марк Иванович Войнович (род. в 1750 г. в Черногории – умер в 1807 в Витебске). Иван и Марк Войновичи за подвиги в Архипелагской экспедиции стали георгиевскими кавалерами.

По-видимому, Иван Войнович слишком активно занимался вербовкой своих соотечественников на русскую службу, за что был обвинен властями республики «в великом преступлении», приговорен к смертной казни и конфискации имущества и, таким образом, с 1770 г. ему был закрыт доступ в венецианские владения[263]263
  РГАДА. Ф. 15. Оп. Госархив. Д. 181; Ф. 10/1. On. 1 Кабинет Екатерины II. Д. 645. Л. 197-199.


[Закрыть].

И.В.Войнович оказал России большие услуги не только как участник важных боевых сражений (Чесменского, при Лемносе, под Патрасом и Бейрутом), но использовался А. Орловым в тайных сношениях с Али-беем и шейхом Захиром, а также в организации управления Великим архипелагским княжеством. После войны граф И. Войнович был назначен российским генеральным консулом на Архипелаге.

Экспедиция Ю.В. Долгорукова в Черногорию преследовала несколько целей. Прежде всего, она была рекогносцировкой в районе с населением, имевшим давние связи с Россией и к тому же не подчинявшимся ни туркам, ни венецианцам. До А.Г. Орлова доходили слухи о готовности черногорцев сражаться с турками. На основании его донесений Екатерина II осенью 1769 г., извещая Румянцева о том, что «князь Долгоруков доехал до Черногории» (факт знаменательный для императрицы и военного командования), сообщала: в тех местах «великие делаются приготовления к нападению на турок»[264]264
  Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. XIV. С. 280.


[Закрыть]. Территория Черногории могла бы стать плацдармом (или, как писала Екатерина, «плас д'армом») для формирования отрядов добровольцев и создания относительно регулярной армии из балканских единоверцев, чему императрица придавала большое значение: в инструкции Г.А. Спиридову по этому поводу было специально записано – «стараться составить из них (греческих и славянских народов, подвластных Порте, и, по словам Екатерины, «еще за вольность свою до ныне мужественно поборающихся». – Авт.) при нашем подкреплении и под нашим руководством целый корпус»[265]265
  Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 366.


[Закрыть].

Однако убедиться в приготовлениях черногорцев и вовремя поставить их под свое военно-политическое руководство, удержав от преждевременного выступления, надлежало на месте. Императрица требовала, и А. Орлов это понимал, чтобы удар по туркам был нанесен всеми участниками операции одновременно. Ради достижения этих целей вместе с генерал-майором Ю.В. Долгоруковым в Черногорию ехали офицеры такого ранга как полковник Герфсдорф, сопровождавший А. Орлова еще из Петербурга, майор А.Г. Розенберг, неоднократно посылаемый Алексеем Григорьевичем курьером к императрице, и капитан Родион Пламенец, уроженец Черногории. Отряд доставил в горы свинец и порох. Одновременно сюда в горы сторонники Орлова стали направлять дезертиров из венецианской армии, прельщенных более высоким жалованием, уплачиваемым русскими, а возможно, и политическими симпатиями. Тем не менее, как справедливо заключил В.А. Плугин, усилия отряда Долгорукова создать в Черногории армию «были затрачены впустую», ибо, по словам князя Юрия Владимировича, «наши (т.е. православные. – Авт.) окрестностей Черной Горы в армию не пошли, даже и босняки отговаривались, что неприятель при их границах»[266]266
  Цит.по: Плугин В.А. Алехан, или человек со шрамом. С. 201.


[Закрыть].

Ю.В. Долгоруков через 35 лет после Черногорского предприятия

Впрочем, какие-то смутные надежды на черногорцев в России еще некоторое время сохранялись и, согласно не вполне надежным сообщениям «Санктпетербургских ведомостей», Ю.В. Долгоруков направил по прибытии эскадры Спиридова в Порт-Магон оружие в Черногорию[267]267
  Санктпетербургские ведомости. 1770. № 10. 2 февраля.


[Закрыть].

Экспедиция Ю.В. Долгорукова имела и другое предназначение – политико-пропагандистское. По указанию князя, в столице Черногории Цетинье, в монастыре, где обосновался его отряд, было созвано собрание черногорцев, на котором Долгоруков зачитал известное обращение Екатерины II к единоверцам-славянам и грекам и привел присутствующих к присяге на верность императрице.

Приведение к присяге, признание покровительства или протекции императрицы России, даже переход в российское подданство были широко распространенными формами взаимоотношений российского командования и населения Средиземноморья (и не только православного: с просьбой о принятии в российское подданство населения Горного Ливана обратился к Екатерине II вассал султана правящий ливанский эмир Юсуф аш-Шихаб). Эти акты имели, как отмечалось, репрезентативно-протекционистский, а не политико-правовой смысл.

Между тем акт приведения черногорцев к присяге на верность императрице не возымел тех политико-юридических последствий, на какие, по-видимому, рассчитывал Ю.В. Долгоруков. И это несмотря на большой пиетет, с которым население Черногории относилось к России и ее верховной власти[268]268
  Лещиловская И.И. Сербский народ и Россия в XVIII веке. СПб., 2006; История Балкан. Век восемнадцатый. М., 2004.


[Закрыть].

Когда в Цетинье появился лидер черногорцев Степан Малый, взявший имя супруга Екатерины II императора Петра Федоровича (но, как выяснилось, не для того, чтобы нанести ущерб приверженности черногорцев императрице, а напротив – дабы укрепить свой авторитет среди населения), перед Долгоруковым открылось поле деятельности, едва ли не самое главное, ради которого был совершен рейд в Черногорию. Ему предстояло разоблачить самозванство Степана Малого и, если позволят обстоятельства, вывезти его из страны. Надо полагать, в этой ситуации действовал принцип, к которому не раз прибегала императрица, – «произвести дела Наши равнодушным мужеством, не тревожа себя тем, что в Наших предприятиях вам невозможным встречаться будет». Юрий Владимирович выступил с публичным разоблачением Степана Малого, внеся некоторую растерянность в умы черногорцев, и приказал его арестовать. На допросе Степан отвечал, что сам никогда не присваивал себе имени Петра III, хотя, как известно, и не отрицал эту легенду.

Дорога из Котора в Черногорию

По-видимому, Долгоруков готовился вывезти самозванца из Черногории (во всяком случае, венецианский сенат охотно дал разрешение провезти его через венецианские владения[269]269
  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. XIV С. 299.


[Закрыть]), но неожиданно столкнулся с приливом чувства верности самозванцу всего черногорского населения. Не случайно годом ранее советник российского посольства в Вене Мерк, посланный для ознакомления с положением в горах и разоблачения самозванца, ответил в Коллегию иностранных дел, что ехать в Черную Гору, не подвергая себя опасности смерти, едва ли возможно, ибо черногорцы «необыкновенно привязаны к Малому» (этим ответом Мерк навлек на себя немилость императрицы и отзыв в Россию[270]270
  Там же. С. 298.


[Закрыть]).

Теперь угроза жизни для российских эмиссаров помимо венецианского и османского правительств, обеспокоенных деятельностью Ю.В. Долгорукова в Черногории, исходила и от приверженцев Степана Малого. Поэтому отряду Долгорукова пришлось избрать иной образ действий, соответствующий второму варианту распоряжений императрицы: использовать влияние Степана Малого среди черногорцев как инструмент русской политики. Долгоруков убедил самозванца отказаться от употребления имени Петра Федоровича, хотя и действовать в качестве представителя российской власти. Как писал А.Г. Орлов, Долгоруков приказал команду над населением после его отъезда взять «Стиопке Малому», которому было дозволено надеть российский мундир с запрещением подавать себе ложное имя, в чем тот клятвенно обещался[271]271
  Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 422.


[Закрыть]. Сам Долгоруков вместе со своим окружением ночью, тайно, в сопровождении Степана Малого спустился с гор на побережье и отплыл в Италию[272]272
  Полковник Герфсдорф, судя по письму от 14 августа 1769 г. В.С. Тамара к А.Г. Орлову, выходил из Черногории через Котор один. Он вступил в конфликт с губернатором Котора, не давшим полковнику разрешения свободно проследовать в Венецию, Триест или Анкону (К биографии графа А.Г. Орлова-Чесменского // Русский архив. 1876. Кн. 2. С. 294).


[Закрыть].

Как первое военное мероприятие Орлова в Средиземноморье экспедиция Долгорукова наделала в европейской прессе много шума. Оценки этой акции были и остаются до сих пор различными. Императрица отмечала в январе 1770 г., что «происшествие черногорское… недостойно большого уважения», поскольку «главные действия должны произойтить от христиан собственных подданных нашего вероломного неприятеля»[273]273
  Рескрипты и письма имп. Екатерины II на имя гр. А.Г. Орлова-Чесменского. С. 35.


[Закрыть]. Академик Е.В. Тарле утверждал, что «черногорское дело (имея в виду полномасштабные действия. – Авт.) Орлова провалилось»[274]274
  Тарле Е.В. Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг (1769-1774). С. 34.


[Закрыть]. Рюльер полагал, что операция была лишь акцией прикрытия, и эту точку зрения развил В.А. Плугин, считавший, что экспедиция в Черногорию «вписывалась в общий план восстания, но Алехан решился на ее дезавуирование, чтобы отвлечь внимание турок от будущих баз русского флота»[275]275
  Плугин В.А. Алехан, или человек со шрамом. С. 199.


[Закрыть].

Речь идет о том, что сведения об экспедиции Долгорукова немедленно проникли в европейскую прессу, что, по мнению Плугина, могло быть небольшой диверсией А. Орлова в информационное поле Европы. От Орлова, возможно, также исходило и сознательное преувеличение численности отряда Долгорукова и значения всей этой операции. В пользу точки зрения Рюльера, откорректированной В.А.Плугиным, говорит и то обстоятельство, что летом 1769 г. в Петербурге искусно распространялась аналогичного рода дезинформация. А потому – в Европе всерьез обсуждали, что черногорцы с доверием ожидают помощи от России в их действиях против Порты (G.d’A. 1769. № 101), что русское оружие в значительных количествах уже поставляется в Черногорию (G.d’A. 1770. № 13, 36), что «Стефано после своей первой акции только и занимается тем, что укрепляет крепости и войска в ожидании прибытия нескольких русских судов в Авалон, что он устроил лазарет и много магазинов в Майне, что он работает над постройкой трех греческих судов, одного 24-пушечного, двух 12-пушечных… которые скоро будут готовы в Албании» (G.d’A. 1770. № 36). Беспокойство Западной Европы союзом русских с черногорцами, вероятно, даже стало основанием для появившегося слуха, опубликованного французским официозом «Gazette de France» о том, что русский флот направляется в Архипелаг, чтобы оказать помощь (porter secours) именно черногорцам (G.F. 1769. № 76. 22/IX). Эта информация, возможно, попала в прессу после того, как французский представитель при русском дворе Россиньоль донес 27 июня 1769 г. своему правительству о том, что со дня на день из Кронштадта должна и готова отплыть «русская эскадра, предназначенная для оказания помощи монтенегрцам»[276]276
  Черкасов П.П. Франция и русско-турецкая война. С. 60.


[Закрыть]. Между тем эскадра уже имела предписание следовать не к Черногории, а к берегам Морей.

Думается, что операция Долгорукова вписывалась в общий план организации Орловым восстания на Балканах и в Архипелаге и только попутно играла роль прикрытия истинных военных планов командования. Это была рекогносцировка с указанными выше целями. По мнению императрицы, ее результаты не заслужили особого уважения потому, что вскрыли отсутствие каких-либо приготовлений к восстанию. Однако помимо прочего экспедиции удалось дезавуировать самозванство Степана Малого, имевшего влияние среди черногорцев, чья активность по соседству с главным очагом готовившегося восстания была весьма нежелательна для русского двора.

Таким образом, в двух важных аспектах экспедиция Ю.В. Долгорукова все-таки выполнила свое предназначение. Вместе с тем, ее результаты несколько охладили пыл Орлова, и по мере приближения эскадры к греческим берегам в его посланиях все чаще проскальзывали ноты сомнения в успехе восстания, а Екатерина II вообще уже не исключала неудачи предстоящей операции из-за неподготовленности к ней греков. Не со слов ли Алексея Григорьевича императрица писала за месяц до начала событий: «…да пускай бы и тут веками порабощения и коварства развращенные греки изменили своему собственному благополучию…»?[277]277
  Рескрипты и письма имп. Екатерины II на имя гр. А.Г. Орлова-Чесменского. С. 35.


[Закрыть]

В заключение следует отметить, что в аспекте главной цели южной политики Екатерины II и ее окружения – открытия «южного окна» в Европу – важнейшее стратегическое значение приобретало утверждение своего присутствия в Средиземноморье. Вне зависимости от успехов и отдельных неудач средиземноморских операций эта задача придавала всем действиям Архипелагской экспедиции еще и особый смысл, заключавшийся в освоении разными путями – дипломатическими, политическими, культурными – средиземноморского пространства. Само продвижение флота вокруг Европы представляло собой освоение морского пути, создание новых для России коммуникаций.

Глава 3
Поход русских эскадр: освоение европейских морей

Пойдем воздвигнем гром и морем потрясем,

Прославим россиян и Греков всех спасем

Прошедши все моря и страшныя пучины

Явим достойными себя Екатерины…

П. Потемкин. «Россы в Архипелаге»

И.М. Смилянская, Е.Б. Смилянская

Екатерина II, еще до начала русско-турецкой войны проявлявшая заботы о флоте, его надежности, базах, экипировке и комплектации умелыми морскими офицерами, когда война началась, имела основания писать в Лондон И.Г. Чернышеву: «У меня в отменном попечении ныне флот, и я истинно его так употреблю, если Бог велит, как он еще не был»[278]278
  Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен // Сочинения. М., 1994. Кн. XIV. С. 273.


[Закрыть].

В середине декабря 1768 г. в адмиралтейств-коллегию последовал секретный высочайший указ: немедленно подать рапорт о том, сколько судов к будущей весне коллегия «надежно в море нарядить может, какой бы им вояж ни был предписан», поспеют ли к будущей кампании корабли, заложенные здесь и в Архангельске (не специально ли для средиземноморской экспедиции закладывались?), – а далее следовал строгий окрик: если не поспеют, «то зачем именно» (?!)[279]279
  Материалы для истории русского флота. СПб., 1886. Ч. XL С. 331.


[Закрыть]. Екатерина сумела настолько углубиться во все детали организации экспедиции в Средиземное море, что, кроме подбора командного состава, технической подготовки судов к плаванию, вооружения, она, судя по ее переписке, была озабочена обеспечением эскадр картами и лоцманами, моральным состоянием офицеров и матросов, выбором пунктов соединения эскадр, не говоря об определении общих тактических задач, поставленных перед каждой эскадрой, о дипломатической поддержке плавания в чужих водах и т.п. Пеняя адмиралу Г.А. Спиридову за задержки в пути, Екатерина с полным основанием писала 1 ноября 1769 г.: «…я ни иждивения, ни труда, ни всего того, что я придумать могла, не жалела для снабдения вас всем, что только споспешествовать могло к желаемому успеху»[280]280
  Бумаги ими. Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел // СбРИО. СПб., 1872. Т. X. С. 390-391.


[Закрыть].

Подготовка к отправлению эскадры в Средиземное море велась в большом секрете; Е.В. Тарле полагал, что даже в тайне от Н.И. Панина. Последнее сомнительно, хотя бы потому, что вся операция должна была сопровождаться дипломатическими шагами, по крайней мере, в сношениях с Англией. В этом отдавал себе отчет и Г.Г. Орлов, когда, предложив в первый раз «вояж» флота в Средиземное море, заметил, что на это мероприятие необходимо было получить предварительное согласие английского двора, что невозможно было сделать без главы Коллегии иностранных дел Н.И. Панина. В курсе дел по организации экспедиции Екатерина держала Совет при Высочайшем Дворе (16 февраля 1769 г. Совет обсуждал «Проект путешествия эскадры в Средиземное море»). Что же касается сохранения тайны, то следует заметить – утечка информации, возможно даже целенаправленная, имела место: английский и французский посланники сообщали в своих донесениях о существовании российских планов посылки флота в Средиземное море. Правда, достоверно можно сказать, что сообщения о подготовке в Кронштадте эскадры и ее возможной отправке в Средиземноморье появились в британской дипломатической корреспонденции из Санкт-Петербурга лишь 24 мая 1769 г.[281]281
  См.: Anderson M.S. Great Britain and Russian Fleet, 1769-70 11 Slavonic and East European Review. Vol. 31. [New York], 1952/53. C. 152-153.


[Закрыть].

В Петербурге было решено отправлять флот отдельными эскадрами, прежде всего, из опасения нарушить обороноспособность балтийского флота в контексте русско-шведских отношений. Кроме того, принималась во внимание лучшая маневренность небольших эскадр (как было сказано в высочайшем рескрипте А.Г. Орлову от 29 января 1769 г., кораблям «в малом числе поспешнее большей эскадры плыть»), к тому же такие флотские отряды не вызвали бы чрезмерную обеспокоенность европейских держав («удобнее от примечания злодействующих Нам дворов скрыться могут»).

Время до открытия навигации решено было употребить на получение сведений о «береговых обрядах Средиземного моря», для выбора пристаней и доставления в Петербург «искусных кормчих, которые бы итальянские и греческие берега, воды и гавани совершенно знали»[282]282
  Рескрипты и письма имп. Екатерины II на имя графа А.Г. Орлова-Чесменского / Сообщ. кн. Н.А. Орловым // СбРИО. СПб., 1867. Т. I. С. 11.


[Закрыть]. С этой целью Екатерина намеревалась послать в Италию маркиза де Кавалькабо, которого прочили в поверенные в делах при Мальтийском ордене. Однако отъезд Кавалькабо был отложен, и он прибыл в Средиземноморье с эскадрой Спиридова. Роли лоцманов на первых порах должны были исполнять уроженец о. Миконос грек Антон Псаро (Псарос) и члены экипажа его судна, предложившие российской императрице свои услуги и прибывшие в Азовское море к началу войны.

Антон Константинович Псаро (1735-1811), как и Иван Войнович, сыграл заметную роль в Архипелагской экспедиции. Еще в 1764 г. он вошел в контакт с братьями Орловыми, был принят на русскую службу 1 мая 1769 г. и впоследствии проявил себя во время сухопутных операций в Морее, в осаде Лемноса, участвовал в создании Архипелагского княжества, став его «депутатом», в морской блокаде Бейрута. Псаро был награжден орденом св. Георгия 4-й степени и после войны назначен поверенным в делах на Мальту (1783/84-1796). Прослужив на многих должностях в России, он вышел в отставку и уехал в Таганрог, где ему были дарованы земли. Там он и скончался в 1811 г.[283]283
  См., например: Blondy A. L’Ordre de Malte au XVIII e siécle. Des derniers splendeurs a la ruine. Paris, 2002. P. 256-257.


[Закрыть].

Намерение Екатерины II направить поначалу в Средиземноморье «довольно несколько, но всем изобильно снабженных кораблей», т.е. небольшую эскадру, В.А.Плугин расценил как проявление императрицей (якобы возлагавшей в тот момент все надежды на греческое и славянское восстание) сомнений в целесообразности посылки в Средиземное море флота[284]284
  Плугин В. Алехан, или человек со шрамом. С. 183.


[Закрыть].

Однако это не так. В рескрипте от 29 января речь шла о приискании пристаней и гаваней для кораблей эскадры, и все указывало на то, что Екатерина планомерно, без всяких колебаний готовилась к реализации большого замысла:

6 октября 1768 г. она сообщала И.Г. Чернышеву о том, что молится «за корсиканца»;

17 ноября императрица благодарила его за присылку карты Корсики, между тем как маркиз Маруцци был занят установлением связей с генералом Паоли;

19-м января 1769 г. датирован проект инструкции командующему эскадрой;

6-м марта – указ о приготовлении до 1 апреля флота к отплытию и снабжении его провизией на пять месяцев пребывания в море и т.п.

Каждая эскадра Архипелагской экспедиции (всего их было пять) имела свое предназначение[285]285
  О состоянии и составе эскадр, судьбе отдельных судов, входивших в них, существует обширная литература. См. историографический очерк: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. Документы, факты, исследования. СПб., 2007. С. 10. Наиболее подробно на английском языке морская история Архипелагской экспедиции изложена в кн.: Anderson R.C. Naval Wars in the Levant. 1559-1853. Liverpool, 1952. P. 277-307.


[Закрыть].

Первая эскадра должна была вступить во взаимодействие с восставшими греками и славянами[286]286
  Материалы для истории русского флота. 4. XL С. 366.


[Закрыть]. И с самого начала русско-турецкой войны вокруг А.Г. Орлова с немалым энтузиазмом стали объединяться выходцы не только с территорий, подчиненных Османской империи, но и из Венецианской республики, Австрии, государств Италии. Все это не могло не вызывать обеспокоенности правящих кругов этих государств.

При всей эйфории А. Орлова относительно масштабов греческого восстания он был озабочен присылкой к нему сухопутных войск, снабженных артиллерией, и, оставаясь русским барином, даже просил брата Григория направить к нему солдатами его крестьян («…если б ты увидел затруднения в прибавке людей, так, пожалуй, объясни, хотя бы из моих деревень набрали, сколько годных найдется»), в то время как сам Григорий Григорьевич передал в эскадру принадлежавшие ему пушки[287]287
  Там же. С. 364.


[Закрыть]. Однако дело обошлось без орловских крестьян: в состав первой эскадры был включен десант из восьми рот Кексгольмского полка и двух рот артиллеристов.

Назначая командующим эскадрой весьма немолодого, специально возведенного в ранг адмирала Г.А. Спиридова (1713-1790), начавшего морскую службу еще при Петре I, Екатерина полагалась на его опыт флотоводца и командира крупнейших морских баз – Ревеля и Кронштадта (сам Спиридов писал о себе в 1773 г., когда ему шел 63-й год: «продолжал мою службу на Каспийском, Балтийском, Азовском, Северном, Атлантическом и Средиземном морях., быв… флагманом, командуя эскадрами и флотом… в мирные и военные времена»)[288]288
  Там же. СПб., 1888. Ч. XII. С. 133-134.


[Закрыть]. Опытность и предусмотрительность Спиридова хорошо уравновешивались отвагою и горячностью братьев Орловых (Федору было тогда 29, а Алексею – 32 года). Да и подбор офицерского корпуса был удачен: молодые капитаны, только что прошедшие практику на английском флоте, и российские кадровые моряки неплохо сочетались с английскими мореходцами, перешедшими на русскую службу (С. Грейг, В. Роксбург, Р. Дугдал). Впрочем, все эти преимущества обнаружились далеко не сразу[289]289
  Языковые проблемы, несомненно, усложняли работу. Недаром английским офицерам, вступавшим на русскую службу, давалось указание срочно учить русский язык, ибо они не знали, например, «названием веревок и прочаго», их также велено было экзаменовать «для точнаго сведения о искустве и знании» (см.: Материалы для истории русского флота. 4. XI. С. 741).


[Закрыть].

По количеству судов первая эскадра была наиболее крупной: из 20 линейных кораблей, включенных в пять эскадр, семь плыли в первой эскадре, в нее входило также три фрегата, четыре пинка, транспортные суда и т.п. Все они, кроме бомбардирского судна «Гром», были построены в 1760-е гг., т.е. были относительно новы. Отплытие эскадры, по-видимому, планировалось с открытием навигации, что позволило бы ей пройти свой путь за летние месяцы. Однако эскадра отбыла в плавание от Красной Горки только 27 июля 1769 г.

В свое время «Надежда Благополучия» преодолела расстояние из Петербурга до Ливорно в два месяца, опыт плавания русских кораблей из Архангельска на Балтику, казалось бы, свидетельствовал о том, что путь в Средиземное море мог быть проделан за 6 недель, между тем как первая эскадра едва достигла портов Англии за три месяца, а в Порт-Магон первые ее корабли прибыли только через четыре с половиной месяца, в ноябре. Екатерина торопила Спиридова, ее пугало, что вся экспедиция вместо торжества может оборотиться «в стыд и бесславие ваше (Спиридова. – Авт.) и мое»[290]290
  Бумаги имп. Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел. С.391.


[Закрыть].

Путь первой эскадры в Средиземноморье сопровождался серьезными трудностями, потерями, болезнями личного состава, так что ее состояние по прибытии в регион (к зиме 1769-1770 гг.) ужаснуло А. Орлова. Когда он осмотрел в феврале 1770 г. в Ливорно те суда, которые были откомандированы к нему в Италию, «у него волосы поднялись дыбом, а сердце облилось кровью: ни провианта, ни денег, ни врачей, ни сведущих офицеров»[291]291
  Ключевский В.О. Курс русской истории // Сочинения. М., 1989. Т. 5. С. 44.


[Закрыть]. На его отчет императрица, не поддаваясь панике, хладнокровно отвечала: «Ничто на свете нашему флоту столько добра не сделает, как сей поход. Все закоснелое и гнилое наружу выходит, и он будет со временем круглехонько обточен»[292]292
  Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. XIV. С. 358.


[Закрыть].

Эскадра Г.А. Спиридова перед выходом в Средиземноморский поход 26 июля 1769 г.

Известие о прибытии первой эскадры в Порт-Магон в своей переписке с Екатериной обсуждал даже Вольтер, поздравивший государыню с этим событием. Ему в начале января 1770 г. императрица отвечала без тени беспокойства: «Государь мой! Чувствительно благодарю Вас за то, что Вы разделяете со мною удовольствие о прибытии наших кораблей в Порт-Магон. Вот теперь-то они ближе к неприятелю, чем к своему отечеству, но думать надобно, что им весело было переплыть сие расстояние, не смотря на бури и на глубокую осень, потому что матросы сочинили песни»[293]293
  Переписка российской императрицы Екатерины II и господина Вольтера, продолжавшаяся с 1763 по 1778 год. Перевел с французского Иван Фабиян. М., 1805. Ч. 1. С. 66.


[Закрыть].

Одновременно с первой эскадрой шло формирование второй, которая покинула Кронштадт 9 октября 1769 г. Здесь возникли затруднения с назначением командующего: им стал приглашенный только в мае 1769 г. через И.Г. Чернышева английский флотоводец Джон Эльфинстон[294]294
  О Дж. Эльфинстоне существует значительная литература. Блестящую характеристику ему дает Э. Кросс (Кросс Э. Британцы в Петербурге: XVIII век. СПб., 2005. С. 208-210). Архив Эльфинстона, включая его неопубликованные записки о русско-турецкой войне, находится в США (Princeton University Library. Dep. of Rare Books and Special Collections. Manuscript Division. C0951).


[Закрыть]. По-видимому, Екатерина все еще предпочитала западноевропейских моряков русским. Выбор, в конечном счете, оказался малоудачным: у Эльфинстона не сложились взаимоотношения не только с офицерами своей эскадры[295]295
  Один из таких конфликтов описывает в своем Журнале С.П. Хметевский (см. Приложение 8, С. 580), в защиту же Эльфинстона вступается в своих мемуарах англичанин Весли (Весли В. Воспоминания участника Архипелагской экспедиции // Морской сборник. 1914. Т. 382. № 5. С. 1-53), причем мнение мемуариста (Э. Кросс полагает, что его звали не Весли, а Т. Ньюберри) до настоящего времени довлеет в западной историографии при выяснении роли Эльфинстона в русско-турецкой войне (см. об этом, например: Кросс Э. Британцы в Петербурге. С. 207; или www.invaluable.com/auction-lot/admiral-john-elphinston-s-personal-logbook-from-s-l-c-c3f85r7klj).


[Закрыть], но и, как еще в ноябре опасалась Екатерина, возникли «несогласия» с командованием, едва не ставшие для экспедиции роковыми.

Джон Эльфинстон

Второй эскадре, состоявшей из трех линейных кораблей, двух фрегатов, пинка и еще одного небольшого судна, предписывались свои, до известной степени независимые задачи: эскадра должна была пресечь подвоз «хлебного пропитания» в Константинополь из Египта и других провинций, а также блокировать турецкую морскую торговлю. Эскадра Эльфинстона, зазимовавшая в Англии, двигалась не быстрее, чем первая эскадра Спиридова, и прибыла в Средиземное море лишь к весне 1770 г.

Несмотря на то, что в рескрипте, данном контр-адмиралу Эльфинстону 25 сентября 1769 г., предписывалось «содержать с графом Орловым частное и точное сношение» (так как, напомним, главными во всех действиях определялись сухопутные операции Орлова, для них вторая эскадра была обязана доставить пехотные подразделения и артиллерию), английский флотоводец проявил излишнюю самостоятельность[296]296
  Эта самостоятельность и вынудила А.Г. Орлова выставить на своем корабле кайзер-флаг, означавший, что все суда обязаны подчиняться его приказам, как если бы они исходили от самой императрицы.


[Закрыть]. Екатерина полагала, что ее решение дать разные предписания эскадрам будет иметь свои «удобности», которыми А.Г. Орлов воспользуется «вдруг или попеременно», но в силу изменившихся обстоятельств такое решение оказалось ошибочным[297]297
  Рескрипты и письма имп. Екатерины II на имя графа А.Г. Орлова-Чесменского. С. 28.


[Закрыть]: неудачи сухопутных операций в Морее потребовали от Орлова объединения под своим командованием обеих эскадр и корректировки стратегических целей всей экспедиции.

Посылку третьей эскадры Екатерина начала планировать еще до операций в Морее (о ее подготовке она писала А. Орлову 8 января 1770 г.)[298]298
  Там же. С. 31.


[Закрыть]. Эта эскадра, включавшая три линейных корабля и транспортные суда, должна была доставить А. Орлову сухопутные войска. На этот раз в дело были введены две полные роты Преображенского и Шлиссельбургского полков. В рескрипте командующему эскадрой 5 июня 1770 г. говорилось, что его главная задача «для учинення … диверсии в чувствительнейшем месте воспользоваться склонностию греческих и славянских народов, отчасти ей [Османской империи] подвластных, а отчасти еще за вольность свою доныне мужественно поборающих»[299]299
  Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 759.


[Закрыть].

Эскадра отплыла из Ревеля 30 июня 1770 г., т.е. уже после оставления Морей и после Чесменской победы, но в Петербурге тогда еще об этом не знали. В рескрипте командующему этой эскадрой неоднократно указывалось, что эскадра должна спешить так, как только возможно, и что к ее прибытию все подготовлено и в Копенгагене, и в Лондоне.

Командующим третьей эскадрой был назначен также приглашенный в апреле 1770 г. из-за границы, на этот раз из Дании, контр-адмирал И.Н. Арф, вместе с которым эскадру пополнили датские моряки[300]300
  В рескрипте Арфу Екатерина отмечала, что датский король «содержит в готовности 400 матросов для службы нашей», но при этом императрица запрещала «менять российских матросов на датских, разве по единой причине болезни» (Там же). Г.А. Гребенщикова указывает, что на рейде Копенгагена Арф все-таки нанял на русскую службу 99 датских матросов (Гребенщикова Г.А. Балтийский флот. С. 301).


[Закрыть]. И.Г. Чернышев одобрил моральное состояние ее экипажа, на что Екатерина весело и цинично отозвалась, не преминув показать свое знание русских пословиц: «Что весь экипаж охотно идет в море, тому я радуюсь и о том не сумневаюсь. Перва лишь песенка озардевши петь, а там сама пойдет»[301]301
  Собственноручные письма императрицы Екатерины П-й к графу Ивану Григорьевичу Чернышеву// Русский архив. 1871. № 9. Стлб. 1337-1338.


[Закрыть].

При отправке эскадры Арфа были исправлены и ошибки, допущенные при отправке эскадры Эльфинстона: Арфа сразу жестко и четко подчинили всем указаниям А.Г. Орлова и Г.А. Спиридова, а на его корабли были назначены по одному флотскому офицеру – «наблюдать за капитаном судна»[302]302
  Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 760.


[Закрыть]. В дальнейшем, правда, конфликтов Арфа с русскими моряками избежать также не удалось: командующий писал в Петербург о том, что русские моряки «большие невежды, кое-что знающие из теории и ничего из практики, так как у нас есть только люди, долженствующие заменять плотников и почти ничего не умеющие делать… также, как и парусных мастеров, потому что находящиеся на кораблях не в состоянии ни скроить, ни сшить паруса, будучи обучены лишь портняжному мастерству»[303]303
  Там же. С. 765.


[Закрыть]. В итоге, как и Эльфинстон, Арф недолго участвовал в Архипелагской экспедиции: в июле 1771 г. он вместе с пожелавшими того датскими офицерами и матросами был отпущен из флота, а в марте 1772 г. и вовсе уволен с русской службы.

Третья эскадра по прибытии в Средиземное море влилась в общий состав Архипелагской флотилии, имевшей к этому времени единое командование. Между тем сил все еще было недостаточно, и А. Орлов обратился к императрице с просьбой направить в Архипелаг дополнительные суда, так как линейные корабли объединенной эскадры к тому времени изрядно обветшали, ибо были вынуждены нести боевую службу в бурные зимние месяцы (которые, кстати говоря, жители Средиземноморья считали непригодными для судоходства). При этом Орлов просил, чтобы в случае присылки новой эскадры она состояла из российских матросов и офицеров и командовать ею было бы поручено не иностранцам, но российским командирам, «ибо от своих одноземцев не токмо с лучшею надеждою всего того ожидать можно, чего от них долг усердия и любви к отечеству требует, но еще и в понесении трудов, беспокойств и военных трудностей довольно уже усмотрено между российскими людьми и иностранцами великое различие, а при том и неразумение иностранного языка делает невинное несогласие и затруднение»[304]304
  Там же. С. 671.


[Закрыть].

Императрица приняла к сведению эту просьбу, и четвертую эскадру, состоявшую из трех линейных кораблей, два года как сошедших со стапелей, привел в Ливорно контр-адмирал В.Я. Чичагов (1726-1809), опытный флотоводец, прошедший еще в середине века английскую школу Однако в военных действиях в Средиземноморье Чичагов участия не принимал – его немедленно затребовали назад на Балтийский флот[305]305
  Там же. СПб., 1888. Ч. XII. С. 8.


[Закрыть].

От Чичагова, как и от Арфа, требовалась скорость в продвижении, и, памятуя о долгом переходе первых трех эскадр и, возможно, имея в виду охлаждение отношений с Англией, Екатерина рекомендовала Чичагову не останавливаться в Британии. В рескрипте Чичагову императрица указывала: «нет, кажется, Вам нужды заходить или останавливаться в каком ни будь порте до самого Гибралтара или, лучше сказать до Магона, когда всем надобным, а особливо водою в Копенгагене или Гельсиноре запасетесь, чем не токмо успешнее гораздо будет плавание ваше, но и меньше издержки»[306]306
  Там же. Об отношении с иностранными державами императрица повторила инструкцию Спиридову.


[Закрыть].

Эскадра выступила из Ревеля 8 мая 1772 г. и прибыла в Ливорно 25 августа, где ее передали под команду капитана М.Т. Коняева (1727-1789), пришедшего в Средиземное море на линейном корабле «Граф Орлов» этой же эскадры. Два линейных корабля четвертой эскадры в составе небольшого отряда вступили 27-29 октября 1772 г. в крупные сражения под Патрасом (при входе в Лепантский залив) и одержали блестящую победу над вассальным туркам «дульцинотским» (от порта Ульчи) флотом. Адмиралтейств-коллегия сочла подвиг капитана Коняева, командовавшего операциями при Патрасе, «соответствующим пресловутой при Чесме победе»[307]307
  Там же. С. 168.


[Закрыть].