Текст книги "Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой"

Глава 6
Итальянские государства и Россия в годы русско-турецкой войны 1768-1774 гг.: дипломатия и политика

Шумная деятельность России в настоящее время пробудила любопытство у многих людей, жаждущих глубоко узнать нравы, силы, религию этой страны и ознакомиться с ее историей.

Римская газета «Effemeridi letterarie» от 20 июня 1772 г.[822]822
  Цит. по: Вентури Ф. Итало-русские отношения с 1750 по 1825 г. // Россия и Италия. Из истории русско-итальянских культурных и общественных отношений. М., 1968. С. 30.


[Закрыть]

М.Б. Велижев

В конце декабря 1766 г. глава неаполитанского правительства Бернардо Тануччи в письме философу и известному острослову аббату Фердинандо Галиани комментировал императорский титул Екатерины II: «Сей титул есть заря нового Константинополя: хорошо бы, если Франция выступила против <России> и воодушевила Порту»[823]823
  «Quel titolo d’imperatrice и un’alba di un Costantinopoli: converebbe che la Francia si opponesse e ne riscaldasse la Porta» (Tanucci B. Lettere a Ferdinando Galiani. Vol. 2. Bari, 1914. P. 13).


[Закрыть].

Внешняя политика России вступила в жесткое противоречие с существовавшими в Европе конфессионально-идеологическими конструктами: христианские Франция, Австрия и Мальта считали благом для всей Европы противостоять наступательным планам христианской России и поддерживали мусульманскую Порту. Принципы, закрепленные мирными договорами с Турцией (в частности, в Пассаровице 1718 г.) и регулировавшие взаимоотношения внутри Средиземноморского региона, плохо сочетались с идеей освобождения Греции и крестового похода против турок.

Однако, желали они того или нет, в 1768-1774 гг. итальянские государства оказались – благодаря своему географическому положению и политической слабости – непосредственно вовлечены в процесс изменения военного и политического расклада сил в Средиземноморье.

Известно, что вплоть до 1770 г. и даже позже итальянские политики не могли поверить в то, что русская эскадра способна без серьезных потерь добраться до Средиземного моря и затем надолго закрепиться в этом регионе. В представлении итальянцев главным качеством средиземноморских проектов императрицы была их безграничная амбициозность, что тоже не добавляло к ним сочувствия. В 1770 г. в Италии заговорили о том, что в Европе наступает новая эпоха: начало ей будет положено уничтожением Оттоманской Порты и радикальным расширением Российской империи, владения которой будут простираться от Дальнего до Ближнего Востока.

Какими принципами руководствовались итальянские государства, какие мотивы двигали ими в их отношениях с Россией в течение русско-турецкой войны 1768-1774 гг., – до сих пор до конца не прояснено[824]824
  См.: Berti G. Russia е stati italiani nel Risorgimento. Torino, 1957. P. 54-55.


[Закрыть]. Не исследовано и то, как менялась позиция этих государств, внимательно следивших за событиями в Восточном Средиземноморье (и кстати, узнававших о них обычно намного раньше, нежели в Петербурге).

Торговые контакты между Россией и Тосканой восходят к XVI – началу XVII в. Официальные отношения между двумя государствами впервые возникают в царствование Алексея Михайловича: в 1656-1657 гг. русский посол Иван Чемоданов и писарь Алексей Постников совершили путешествие по Италии (Венеция, затем Ливорно). Вторая русская миссия, уже чисто «тосканская», состоялась в 1659-1660 гг. и была связана с именами Василия Лихачева и Ивана Фомина, третья (1663 г.) – Ивана Желябужского и Ивана Давыдова. Все три посольства имели целью установление прежде всего экономических связей между Россией и Тосканой и возбудили живейшее любопытство у местных жителей, прежде всего «варварскими», с точки зрения тосканцев, нравами московитов.

Как отмечает С. Виллани, после 1663 г. русско-тосканские торговые связи (ориентированные, в частности, на экспорт русской икры через Архангельск) заметно интенсифицируются, главным образом благодаря посредничеству жившего в Москве Франческо Гуаскони, представителя одной из самых значимых флорентийских купеческих фамилий. Возобновление дипломатических отношений между Россией и Тосканой приходится на 1687-1688 гг., на период правления герцога Козимо III Медичи и царевны Софьи, когда в Тоскану был направлен Василий Постников. О результатах этой миссии известно немного: деятельность Постникова в Италии лишь свидетельствовала о наличии установившихся в 1660-е гг. торговых связей. В самом конце XVII – начале XVIII в. наблюдается новое развитие русско-итальянских контактов: по воле Петра I представители лучших русских дворянских фамилий (в частности, П.А. и Ф.А. Голицыны, П.А. Толстой, Б.И. Куракин) отправились в Италию (главным образом в Венецию[825]825
  См. в частности: Androsov S.O. Петр Великий в Венеции // A Window on Russia. Papers from the V International Conference of the Study on Eighteenth-Century Russia, Gargnano, 1994. Roma, 1996. P. 19-27.


[Закрыть]) для изучения наук и приглашения в Россию итальянцев. Некоторые из путешественников, например Петр Голицын, побывали в Пизе и Флоренции. Новая, собственно дипломатическая, русская миссия в Италию (в Венецию и Флоренцию) была также инициирована Петром: она состоялась в 1697-1698 гг. и возглавлялась Борисом Шереметевым.

Великое герцогство Тосканское, разделенное на три провинции

В XVIII в. Тоскана, один из основных пунктов итальянской части европейского Grand Tour, не раз привлекала внимание русских путешественников. Продолжали развиваться и дипломатические отношения: так, в 1711 г. во Флоренции временно находился очередной русский дипломат – Семен Нарышкин. В XVII в. Особую роль в сближении России и Тосканы сыграли английские и голландские купцы, в частности британец Джон Эбдон (Hebdon); именно англичане (посланник в Тоскане Орас Манн, консул в Ливорно Джон Дик, русский агент в Ливорно Разерфорд) станут основными посредниками между русской императрицей и великим герцогом тосканским и во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг.[826]826
  О России и Тоскане в XVII в. см.: Villani S. Ambasciatori russi a Livorno е rapporti tra Moscovia e Toscana nel XVII secolo // Nuovi Studi Livornesi. Vol. XV (2008). P. 37-96 (там же см. исчерпывающую библиографию). Об истории коммерческих связей Тосканы и России в XVII в. см.: Сіапо С. Russia е Toscana nei secoli XVII е XVIII. Pagine di storia del commercio e della navigazione. Pisa, 1980. P. 9-21. См. также: Risaliti R. Russi a Firenze e Toscana. Vol. 1. Firenze, 1992.


[Закрыть] В целом, несмотря на очевидный взаимный интерес, дипломатические связи между Россией и Тосканой (в отличие, например, от Венеции) следует считать, скорее, спорадическими, нежели крепкими и постоянными. Не лучше обстояло дело и с торговыми контактами между двумя государствами, которые, как правило, осуществлялись при помощи английских или голландских коммерсантов[827]827
  Примечательно, что автор петровской «Гиштории о матросе Василии Кориотском» включил в свое повествование сюжет о прибытии во «Флоренское королевство» «русских купцов», чьи товары поехали на шлюпках рассматривать «королевна Ираклия» «с девицами». Так что мечты русских о торговле в Тоскане явно опережали реальные возможности! Прибытие первого русского корабля в порт Ливорно датируется 1582 г.: о нем известно лишь то, что он вез груз сельди (Сіапо С. Russia е Toscana nei secoli XVII е XVIII. R 14). Характерно, что следующее посещение Ливорно судами под Андреевским флагом относится к 1766 г. («Надежда Благополучия») (Donolo L. II conte Aleksej Orlow e il pittore Jacob Philipp Hackert a Livorno, teatro virtuale della battaglia de Cesme // Nuovi Studi Livornesi. Vol. IX (2001). P. 107).


[Закрыть].

Великий герцог Тосканский Пьетро Леопольдо

Участие посредников отличало и дипломатические связи Флоренции с русским двором в начальный период правления великого герцога тосканского Пьетро Леопольдо, правившего с 1765 по 1790 г., затем ставшего австрийским императором под именем Леопольда II (1790-1792 гг.)[828]828
  Интересно, что одним из своих имен Пьетро Леопольдо, возможно, был обязан русскому императору Петру Великому, отцу царствовавшей в 1747 г. императрицы Елизаветы, восприемнице из купели будущего тосканского герцога (см.: Becattini F. (Remigio Pupares). Vita pubblica e privata di Pietro Leopoldo dAustria Granduca di Toscana poi Imperatore Leopoldo II. Seconda edizione. Siena, MDCCXCVII [1797]. P. 18).


[Закрыть]. Функцию тосканского представителя в Петербурге выполнял австрийский посланник князь Иосиф-Мария Лобковиц (посол с 1763 по 1777 г.). В конце 1765 г. между Петербургом и Флоренцией возникли определенные трения, связанные с формой взаимного обращения государей. Письмом от 26 ноября 1765 г. Пьетро Леопольдо извещал Екатерину II о своем восшествии на тосканский престол. Императрица приняла документ, однако передала И.-М. Лобковицу, через Н.И. Панина и А.М. Голицына, особую ноту (от 26 декабря 1765 г.), копию которой австрийский дипломат и переслал тосканскому премьер-министру графу Ф. Орсини де Розенбергу 7 января 1766 г. В ноте говорилось о нарушении герцогом церемониала, принятого еще при жизни прежнего тосканского монарха, отца Пьетро Леопольдо, австрийского императора Франциска I (умершего 18 августа 1765 г.). Во-первых, переписка между Флоренцией и Петербургом должна была вестись на латинском языке, а не на итальянском, как это сделал Пьетро Леопольдо. Во-вторых, обращаться к Екатерине герцогу следовало «Serenissima et Potentissima Princeps, Totuis Russiae Imperatrix et Autocratrix, Domina cognata colendissima» («Светлейшая и могущественная правительница, Всероссийская императрица и самодержица, высокочтимая госпожа сестра», лат.), а не «Signora mia sorella е Cugina» («Госпожа сестра и кузина», am.), «Majeste Imperiale» («Императорское Величество», фр.), а не просто «Majeste» («Величество», фр.); подписывать документ было необходимо – «Obsequentissimus Cognatus et Servus» («Почтительнейший брат и слуга», лат.), а не «Affezionatissimo Fratello, Servitore e Cugino» («Преданный брат, слуга и кузен», ит). Нарекания Екатерины вызвал отказ Пьетро Леопольдо от помещения его собственных титулов сразу после текста письма, а также употребление им метонимического термина «la Nazione Moscovita», что противоречило, по мнению императрицы, фактическому составу ее империи[829]829
  ASF, Segreteria е Ministero degli Esteri, pezzo 2332, f. 498-500. Реакция Екатерины на грамоты была следующей: «Как Лобкович от архидюка не аккредитован, то аудиенции, кажется, дать не для чего, а сие письмо вручить может министрам или без аудиенции мне самой, естли вы лучше не придумаете, однако без примечаний оставить не можно, что окроме коронованной головы не дают титула soeur, правда тут прибавлено et cousine, о чем прошу со мной изъясниться» (собственноручная резолюция от декабря 1765 г.: СбРИО. Т. 57. СПб., 1887. С. 418). См. также: Berti G. Russia е stati italiani nel Risorgimento. P. 52-53.


[Закрыть].

В ответном письме к Лобковицу от 15 февраля Розенберг просил поблагодарить Екатерину за благосклонное отношение к герцогу (особенно в свете возможных взаимных выгод от морского сообщения и торговли) и сообщал ответную ноту своего двора. Пьетро Леопольдо объяснял, что писал на итальянском языке всем остальным европейским монархам и не встретил никакого протеста с их стороны (наоборот, монархи затем отвечали Пьетро Леопольдо на своих национальных языках). Расхождения в титулах и обращениях он интерпретировал тем, что являлся не только тосканским герцогом, но и королевским принцем Венгрии и Богемии, поэтому считал себя равным по статусу Екатерине. Что касается прочих мелких огрехов, то Пьетро Леопольдо обещал в дальнейшем избегать их: выражение же «Nazione Moscovita» было употреблено им в качестве аналога «Nazione Inglese» применительно ко всему британскому королевству[830]830
  ASF, Segreteria e Ministero degli Esteri, pezzo 2332, f. 504-507.


[Закрыть]. Объяснения герцога были приняты, хотя уточнения церемониальной формы в корреспонденции между монархами продолжались и далее[831]831
  Ibid. F. 510-510 verso; письмо Розенберга Лобковицу от 22 февраля 1766 г., см. также письмо Лобковица маркизу де Ботта от 15 апреля 1766 г.: Ibid. F. 512-512 verso, и Розенбергу от 6 мая 1766 г.: Ibid. F. 514-515. См. также: СбРИО. Т. 109. СПб., 1901. С. 177 (донесение Лобковица Кауницу от 8 апреля 1766 г.).


[Закрыть].

Не считая помянутого эпистолярного диалога, переписка между Флоренцией и Петербургом была сугубо официальной и касалась подтверждения взаимной дружбы[832]832
  Письма Лобковица из Москвы во Флоренцию от 9 и 25 марта 1767 г. (Ibid. F. 523, 525) и 5 апреля 1768 г. (Ibid. F. 529), письма Розенберга Лобковицу от 4 мая 1767 г. из Пизы (Ibid. F. 527) и 21 июля 1769 г. (Ibid. Р. 537).


[Закрыть], сообщений (поздравлений и соболезнований) о придворных событиях, о рождении детей[833]833
  Письмо Розенберга Лобковицу от 15 января 1766 г. (Ibid. F. 502), ответные письма от 19 апреля 1768 г., 16 и 20 июня 1769 г. (Ibid. F. 531, 533, 535).


[Закрыть], бракосочетаниях[834]834
  Письмо Лобковица Розенбергу от 4 января 1774 г. (ASF, Segreteria е Ministero degli Esteri, pezzo 2206), ответные письма от 1 октября и 30 ноября 1773 г. (Ibid).


[Закрыть].

Еще в 1764 г. Россия предприняла попытку взять под свое покровительство православную общину в Ливорно[835]835
  Екатерина писал русскому посланнику в Вене Д.М. Голицыну в рескрипте от 5 октября 1764 г.: «Живущие в городе Ливорно греки православного исповедания присланным к нам прошением своим просят о принятии построенной ими тамо церкви в нашу протекцию, и чтоб им для того прислана была грамота наша и снабжены были б они церковными уставами. По единоверию с нами сих греков мы охотно снисходим на их прошение; но прежде отправления к ним требуемой грамоты, восхотели мы уведомить о том е[го] в[еличество] императора, яко герцога тосканского, и знать его в том мнения. Вы имеете по тому изъясниться с теми персонами, коим поручено управление тосканского герцогства и им о таком ливорнских греков прошении и о намерении нашем показать им в том снисхождение знать дать, с тем чтоб они, донеся о том императору, сообщили вам и е<го> в<еличест>ва по тому мнения; а в какой силе намерены мы дать помянутую грамоту, то сочиненный здесь экземпляр при сем к вам посылаем и будем ожидать вашего на сие доношения, особливо же – не окажет ли император затруднения, чтоб такая грамота в Ливорне действительность свою имела» (СбРИО. Т. 57. С. 16-17).


[Закрыть]. Однако Екатерина натолкнулась на сопротивление со стороны австрийского императора, мотивировавшего свое решение отказать России в праве протекции тем, что никакая другая держава или конфессия в Тоскане подобных привилегий не имеет[836]836
  См. реляции Д.М. Голицына из Вены в Петербург от 20 ноября/1 декабря 1764 г.: «Из полученного им ответа видно, что хотя Император удаляется изъяснить свое мнение по этому вопросу, но замечается оказуемое им затруднение. Также из партикулярных разговоров с членами Тосканского правления приметил, что сие дело почитается ими за новое, что прочие в Ливорне других законов церкви никаких протекций посторонних держав не имеют и что греческая церковь там, будучи по данной от Императора, яко герцога Тосканского привиллегии построена, независимою состоит ни от кого в отправлении церковной службы, и потому нет причины там живущим грекам опасаться в том помешательства» (Там же. С. 143).


[Закрыть].

На фоне формального характера взаимоотношений между государствами можно оценить, сколь резким и радикальным было «фактическое» сближение России и Тосканского герцогства с 1769 г., когда этот регион в связи с войной против Османской империи вошел в орбиту русской внешней политики, оказавшись главным местом дислокации флота российской Архипелагской экспедиции[837]837
  Постоянный представитель России при дворе тосканского герцога появится лишь в 1776 г., им стал граф Деметрио Мочениго (сначала морской генеральный комиссар, с 1783 г. поверенный в делах, с 1785 г. полномочный посланник России, в том же 1785 г. полномочным министром Тосканы в России стал австрийский посланник И. Зедделер) (подробнее см.: Историкодокументальный департамент МИД России. Россия и Европа в XVIII в. // http://www.ln.mid.ru/ ns-arch.nsf/88ff23e5441b5caa43256b05004bcell/12abe461c5805fc343256b06002fb330?C>penDocume nt). Список русских посланников в Тоскане см.: ASF, Imperiale е Reale Corte pezzo 2264. О гр. Д. Мочениго см.: Граф Моцениго. Эпизод из Первой турецкой войны при Екатерине II // Русский архив. 1878. № 12. Еще до войны гр. Д. Мочениго имел намерение поступить на русскую службу. Во время войны он оказал России важные услуги: способствовал рекрутированию греков, снабжал А.Г. Орлова картами, лоцманами. Находясь на о. Занте и располагая агентами в Морее, Албании, Далмации, на о. Кандия (Крит) и в Тунисе, он информировал Орлова о положении в Средиземноморье.


[Закрыть]. Пиза стала фактической резиденцией командующего экспедицией графа А.Г. Орлова, а вольный порт[838]838
  Екатерина писала Г.А. Спиридову в рескрипте от 15 июля 1769 г.: «Ливорна будучи вольным для всех портом не может натурально и для вас затворена быть, поколику военные эскадры могут участвовать в неограниченной свободе и преимуществах вольного порта. Примером тому множество в последних войнах между Англиею и Франциею. Они могут и вам служить за правило» (Материалы для истории русского флота. Ч. XI. СПб., 1886. С. 371-372). 5 июня 1770 г. схожее сообщение было помещено в рескрипт контр-адмиралу И.Н. Арфу: «Ливорна, будучи вольным для всех портом, не может, натурально, и для вас затворена быть, поколику военные эскадры могут участвовать в неограниченной свободе и преимуществах вольного порта. Уже некоторые корабли Нашей первой эскадры туда приставали, и примеров тому множество в последних войнах между Англиею и Франциею; они могут и вам служить за правило» (СбРИО. Т. 1. СПб., 1867. С. 129; см. также рескрипт на имя контр-адмирала С.К. Грейга от 9 октября 1773 г.: СбРИО. Т. 118. СПб., 1904. С. 475).


[Закрыть] Ливорно – местом стоянки российских военных и транспортных судов.

* * *

Тосканские власти, не желавшие (подобно многим другим итальянским правительствам) ввязываться в конфликт России и Турции, как и следовало ожидать, восприняли приезд А. и Ф. Орловых (вначале под псевдонимом «Острововы») в 1769 г. с настороженностью: в Ливорно и Пизе был установлен тщательный контроль за передвижениями А. Орлова и его свиты[839]839
  Как отмечал А.Г. Орлов в письме Г.Г. Орлову (1769): «Правду сказать, тяжело мне очень доходит, иногда не знаю куда свою голову приклонити; шпионов превеликое множество во всех местах и во всех портах и за мною очень все примечают и ко мне многие в гости ходят. А флот может на рейде приставать во всех вольных портах и в Ливорне по праву вольности, а у доброжелателей маинских есть порты и большие в руках. А я все надеюсь на Бога везде прокопаться; куражу не занимать стало» (Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 364). См. также: Pera F. Nuove curiosita livornesi inedite e rare trovate e raccolte da Francesco Pera. Firenze, 1899. P. 332-333.


[Закрыть]. Опасения тосканского правительства суммировались первым министром гр. Орсини де Розенбергом в письме к гр. Кауницу от 27 мая 1769 г. из Флоренции:

«Двое братьев Орловых, московитов, со свитой своих соотечественников, были вынуждены уехать из Венеции по приказу тамошнего правительства, ибо подозревались в найме солдат и художников на службу русскому двору. Они устроились в Пизе, и их многочисленные поездки оттуда в Геную, Ливорно, Венецию и в другие места подтвердили подозрение, что они замыслили какую-то громкую интригу. Затем я удостоверился: из последующих разысканий Венецианской республики выходило, что вербовка, осуществляемая братьями Орловыми, имела целью вооружение кораблей против Оттоманской Порты и Рагузы в пользу греков Далмации и Иллирии, преданных и сочувствующих России, и что вооружение это было продолжено в Ливорно или в Генуе. И действительно, в Пизе показалось множество греков и славян, по большей части профессиональных моряков, и направлялись все они к Орловым. Многие были затем посланы в Геную на генуэзских судах, в Ливорно не были утаены слухи, что они должны снарядить там русский корабль»[840]840
  «Due fratelli OrlofF Moscoviti, con altri loro nazionali di lor compagnia, furono fatti partire da Venezia per ordine di quel governo, come sospetti d’ingaggiar soldati ed artisti in servizio della corte di Russia. Vennero questi a stabilirsi in Pisa, e le frequenti spedizioni che di la facevano a Genova, Livorno, Venezia, ed altrove, confermarono il sospetto che avessero ordinato qualche rumoroso intrigo. Venni dipoi assicurato, che dalle posteriori diligenze usate dalla Repubblica di Venezia per rinvenirlo, risultava che gl’ingaggi fatti dai fratelli Orloff avevano per oggetto larmamento di bastimenti, per costeggiare contro gli Ottomanni ed і Ragusei, in favore dei Greci Dalmatini ed Illirici, devoti e partecipanti alia Russia; e che tale armamento si sarebbe seguito in Livorno о in Genova. Si son veduti infatti giungere a Pisa molti Greci e Schiavoni di professione, marinari per la maggior parte, e tutti a loro diretti. Molti di loro sono stati mandati a Genova sopra legni Genovesi, e non e stata a Livorno occulta la voce, che dovessero questi equipaggiar la un bastimento Russo» (Ibid. P. 333).


[Закрыть].

Действительно, весной-летом 1769 г. в Тоскане находилось большое количество греков и албанцев (многие из них были подданными Венецианской республики), которые активно готовились к грядущим боевым действиям в Архипелаге и поступали на русскую службу[841]841
  Venturi F. II Settecento Riformatore. Vol. 3: La prima crisi delFAntico Regime (1768-1776). Torino, 1979. P. 23-29. Поток славян и греков в Тоскану не ослабевал в продолжение всего 1769 г. Так, например, утром 20 октября 1769 г. на небольшом судне из Чивита Веккья в Ливорно прибыли восемь славян, намеревавшихся поступить на русскую службу: ливорнские власти воспретили им заходить в город, поэтому они ожидали распоряжений русского начальства вне Ливорно (ASV, Inquisitori di Stato. Dispacci diretti agli Inquisitori di Stato dai Consoli. Livorno, busta 513, донесение венецианского консула в Ливорно Ф. Бики от 20 октября 1769 г.). Как следует из депеши Бики от 17 ноября 1769 г., венецианские подданные славянского происхождения по большей части находились в Пизе, в непосредственной близи от Алексея Орлова, что гарантировало их безопасность (ASV, Ibid).


[Закрыть]. В мае того же года губернатор Ливорно Ф. Бурбон дель Монте узнал от рагузских купцов, давних союзников Оттоманской Порты, что Орлов через посредство британского консула в Ливорно Джона Дика пытается купить для ближайшей кампании английский корабль «Рэчел» капитана Маккардела. Рагузский консулат в Ливорно, не без оснований опасавшийся захватов собственных судов со стороны русского флота, подал официальную жалобу, а флорентийские власти приказали Бурбону дель Монте всячески препятствовать приобретению судна. Об этом Орсини де Розенберг писал Кауницу в Вену в уже цитировавшемся письме от 27 мая: «Прочие греки и славяне остались в Ливорно, куда прибыло и некоторое количество русских офицеров, не представившихся местному губернатору и не давших отчета о целях своего пребывания; есть веские основания не сомневаться, что они хотят тайно снарядить, сговорившись с английским консулом (Дж. Диком. – Авт.), военный корабль той державы „Rachella“, который должен поднять русский флаг, вышедши из этого порта (Ливорно. – Авт.)»[842]842
  «Altri ne sono restati in Livorno, dove sono comparsi alcuni uffiziali Russi, senza essersi presentati a quel governatore, e senza aver dato conto di loro; e dove si ha bastanza motivo per non dubitare, che si volesse segretamente armare in guerra, di concerto col Console Inglese, una nave di quella bandiera detta Rachella, la quale avrebbe inalberata la bandiera Russa, sortita che fosse da quel Porto» (Pern F. Nuove curiosita livornesi inedite e rare trovate e raccolte da Francesco Pera. P. 333).


[Закрыть].

Днем ранее, 26 мая 1769 г., венецианский консул в Ливорно Франческо Бики в своем донесении сообщал, что в этом порту не осталось ни одного корабля, который бы предназначался для русского флота[843]843
  ASV, Inquisitori di Stato. Dispacci diretti agli Inquisitori di Stato dai Consoli, busta 513.


[Закрыть]. 27 мая Орсини де Розенберг поспешил написать флорентийскому представителю в Венеции Доменико Коттини, что необходимо заверить венецианцев: опасности появления в Ливорно нанятых Орловыми судов под русским флагом нет. Законы Ливорно не дозволяли оснащения кораблей воюющих держав. Однако если Орловы приобретут в Ливорно торговые суда, с соответствующей данному типу кораблей командой, и отведут их в другие порты для вооружения, препятствовать этому тосканские власти не имеют права, и ответственность в таком случае легла бы на государства, в которых располагаются упомянутые гавани[844]844
  ASF, Segreteria e Ministero degli Esteri, pezzo 2317.


[Закрыть]. В тот же период из Тосканы были высланы некоторые опасные с точки зрения властей греки, в частности знаменитый в будущем участник Морейской экспедиции Панаиотти Алексиано[845]845
  Donolo L. II conte Aleksej Orlow e il pittore Jacob Philipp Hackert a Livorno, teatro virtuale della battaglia de Cesme. P. 108-109; Venturi F. Il Settecento Riformatore. Vol. 3. P. 33.


[Закрыть].

В несколько иных тонах суть проблемы Розенберг излагал в уже упоминавшемся письме Кауницу от 27 мая. Он отмечал, что Пьетро Леопольдо был вынужден тайно («occulto») помешать оснащению судов Орловыми по двум причинам. Во-первых, он стремился защитить интересы собственных подданных, поскольку тосканская торговля с Левантом осуществлялась посредством рагузских судов, которым, как опасались в Ливорно, угрожал русский флот. Во-вторых, действия герцога диктовались необходимостью охранять законы Ливорно, ибо нейтралитет порта способствовал его благополучию. Уступка русским привела бы к изменению баланса сил в регионе и наверняка вызвала бы недовольство других морских держав[846]846
  Pera F. Nuove curiosita livornesi inedite e rare trovate e raccolte da Francesco Pera. P. 333.


[Закрыть]. В итоге, писал Розенберг, кораблю «Рэчел» было запрещено покидать рейд Ливорно, а соответствующие лица были предупреждены о последствиях нарушения герцогского распоряжения. Одновременно запрет давал возможность тосканским властям снестись с венским двором и получить инструкции о дальнейших действиях (хотя Розенберг и оправдывался перед Кауницем в том, что не мог сообщить ему о происходящем прежде: слишком уж стремительно развивались события). Кроме того, предполагалось известить о происходящем тосканского консула в Ливорно и Оттоманскую Порту (последнее Розенберг оставлял на усмотрение Вены)[847]847
  Ibid. Р. 333-334.


[Закрыть]. 28 июня 1769 г. Кауниц отвечал Розенбергу, что австрийский посол в Константинополе довел до сведения Порты информацию о событиях в Ливорно, подчеркивая приверженность тосканского герцога идее нейтралитета[848]848
  Ibid. Р. 334. В итоге, впрочем, английский корабль, по слухам, все-таки вышел из Ливорно и сменил флаг на русский. См.: Ivancevic V. Pisa е Livorno nel conflitto russo-raguseo del 1769-1775. Pisa, 1967. P. 29 (Estratto dal N5-6 – Anno III della «Rassegna periodica di informazioni del Comune di Pisa»).


[Закрыть]. Одновременно австрийский посланник в России И.-М. Лобковиц 11 августа 1769 г. доносил в Вену о том, что в Санкт-Петербурге возникло недовольство действиями А.Г. Орлова в Пизе, связанное с недостаточной их эффективностью[849]849
  С6РИО. T. 109. C. 393.


[Закрыть].

Таким образом, позиция великого герцога тосканского Пьетро Леопольдо в отношении русского присутствия в Ливорно и Пизе была двойственной. С одной стороны, он принимал во Флоренции русских офицеров, участвовал в организованных ими праздниках и внешне относился к ним вполне благожелательно и лояльно. Однако, с другой, до 1770 г. он не решался открыто поддержать инициативы Орловых по созданию в его государстве русской военной базы. Постоянно соотнося свои действия с позицией брата, австрийского императора Иосифа II, Пьетро Леопольдо старался создать впечатление собственного нейтралитета: в частности, тосканскому консулу в Рагузе 28 октября 1769 г. была дана инструкция отрицать всякий слух о деятельности в Тоскане русских военных агентов[850]850
  ASF, Segreteria e Ministero degli Esteri, pezzo 2341.


[Закрыть], схожие разъяснения были даны в конце сентября французскому правительству[851]851
  Pera F. Nuove curiosita livornesi inedite e rare trovate e raccolte da Francesco Pera. P. 336-337.


[Закрыть].

Еще летом 1769 г. окончательно стало понятно, что Орлову необходимо назначить официального представителя в Тоскане и, по возможности, при других итальянских дворах (за исключением Венеции, где уже действовал к тому времени маркиз П. Маруцци). Рескрипт Екатерины на имя Орлова от 11 августа 1769 г. (по ст. ст.) предоставлял адресату такую возможность[852]852
  О необходимости иметь «своего» человека в Тоскане А.Г. Орлов писал брату Григорию (1769): «О консулах я прежде писал, они необходимо надобны, а можно многих и хороших людей сыскать и здесь из наших единоверных, так не пришлете ли кредитов не вписывая имен, а имена их можно здесь будет вписать и они не будут требовать и жалованья. Также и патенты на корсаров, ибо без порук им давать никак почти нельзя, а консулы надобны в Ливорну, оная тосканского владения, в Анкону папского, в Триест венского, в Порт-Магон английского; если и в другие места рассудится в вольные порты» (Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 364).


[Закрыть]. Предполагалось, что Орлов будет выбирать консулов или агентов из числа местных знатных горожан или купцов других земель, «довольствующихся одними для их домов прерогативами, которые сие публичное звание им приносить может, не требуя, впрочем, денежного себе содержания, разве бы иногда для одного или другого из таковых, вами выбранных, особливо какой резон службы вашей коммиссии того потребовал…»[853]853
  СбРИО. Т. 1. С. 22.


[Закрыть]. Первым и важнейшим шагом в этом направлении стало пизанское назначение 15 октября 1769 г. (по нов. ст.) англичанина Роберта Разерфорда русским агентом в Тоскане (согласно формулировке патента: «в Ливорно и Тоскане», с жалованьем и деньгами на содержание[854]854
  Мы пользуемся копией документа о назначении, которую П. Маруцци послал А.М. Голицыну в письме от 13/24 июня 1770 г. (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2045. Л. 24-24 об.; оригинал по-французски).


[Закрыть]). Разерфорду, рекомендованному Орлову британской дипломатической миссией в герцогстве[855]855
  «Своим другом» назвал Разерфорда Джон Дик, британский консул в Ливорно, в письме к П. Маруцци от 15 июня 1770 г. (цит. по копии, приложенной к письму Маруцци А.М. Голицыну от 13/24 июня 1770 г.: Там же. Л. 26-26 об.; оригинал по-французски).


[Закрыть], надлежало снабжать русский флот денежными средствами (выступая ответственным посредником между Орловым и банкирами Лондона, Амстердама и Венеции), заниматься закупками продовольствия и оружия, а также выполнять любые поручения императорского военно-морского начальства[856]856
  Там же. Л. 24-24 об.


[Закрыть].

Деятельность Орлова становилась более интенсивной по мере приближения к Италии первой русской эскадры под командованием адмирала Г.А. Спиридова, что, несомненно, беспокоило тосканское правительство. Данные о прибытии кораблей русского флота в Порт-Магон заставили флорентийские власти вновь подчеркнуть свою приверженность нейтралитету: аббат Р. Никколи, посланник великого герцога в Париже, 22 декабря 1769 г. был проинформирован о передвижениях русских кораблей и стремлении поддержать независимость тосканских портов, прежде всего Ливорно. Как и в инструкциях собственному посланнику в Венеции, тосканские власти вновь подчеркивали, что русский флот, в соответствии с местным законодательством, имеет полное право приобретать в Ливорно припасы, однако Орловым строжайше запретят набирать людей, что будет тщательно контролироваться правительством[857]857
  ASF, Segreteria е Ministero degli Esteri, pezzo 2334.


[Закрыть].

Впрочем, с первыми существенными успехами русской армии и флота (прежде всего в 1770 г.) отношение тосканских властей к Орлову и его сотрудникам стало более мягким. Русские аристократы не упускали случая угодить тосканской королевской чете[858]858
  Так, например, 10 марта 1770 г. Орлов приехал во Флоренцию на аудиенцию к тосканской герцогине Марии Людовике, дочери испанского короля Карла III, во время которой он, благодаря за оказанное благоволение, подарил ей кольцо с бриллиантами (GT. 1770. 11. 42; NM. 1770. 21. 167; Donolo L. II conte Aleksej Orlow e il pittore Jacob Philipp Hackert a Livorno, teatro virtuale della battaglia de Cesme. P. 114).


[Закрыть] (подробнее см. об этом гл. 7). Зимой 1770-1771 гг. отношения А. Орлова с местными властями окончательно нормализовались: 9 декабря 1770 г. герцог Пьетро Леопольдо отдал приказ губернатору Ливорно Бурбону дель Монте оказывать Орлову всяческую помощь[859]859
  Ibid. P. 119. Стабилизация русско-тосканских отношений констатируется, например, в секретной записке С.С. Зиновьеву, новому послу России в Испании, от 19 мая 1771 г.: «О итальянских державах можно вообще объявить, что хотя прежде с ними не было никакого сношения и они о России не имели прямого понятия, но как флоты здешние показались в Средиземное море и военначальники наши приезжали в их порты и другие подданные наши разъехались по всей Италии оказывая себя благопристойным образом, и когда одержаны были над турками великие авантажи, то и показывалось от них всякое почтение и уважение к здешней нации, особливо же отличился в том великий герцог Тосканский ласковым принятием всех бывших у него здешних начальников и снисхождением в их требованиях касательно службы. Может быть учинил он сие по склонности своей к российскому двору и желает иметь оный двор на своей стороне в случае каких-либо дальнейших его впредь намерений и видов» (СбРИО. Т. 97. СПб., 1896. С. 319-320). Оговоримся, что в течение войны отношения между Алексеем Орловым и Пьетро Леопольдо не всегда были гладкими, что первый приписывал влиянию венского двора. Так, Орлов писал Екатерине 25 января 1772 г.: «…между тем главное мое теперь упражнение состоит в том, дабы составленные мною пред сим здесь магазины с разными снарядами и съестными припасами перенести в Левант, а сим средством уповаю я избежать тех затруднений, которые могли бы впредь последовать в случае какой либо холодности герцога тосканского. А как нужно было мне узнать его намерения, то из предосторожности, посредством нашего агента Рутерфурда, сделаны были мною отзывы о снабдении нужными к починке судов вещьми в здешних портах, и на оные получил уже я ответ с таким уверением, что во всем возможном учинено мне будет надлежащее вспоможение, почему из нужных видов и не примечается еще никакой перемены. По ныне же, всемилостивейшая Государыня, не имел я еще случая видеться с герцогом по причине отъезда его из Пизы во Флоренцию, куда сего ж дня отъезжаю и я нарочно, а каков будет мне прием, не премину я впредь В.И.В. всеподданнейшее мое о том учинить доношение» (Материалы для истории русского флота. Ч. XII. СПб., 1888. С. 2).


[Закрыть].

С самого начала пребывания российских военных в Тоскане в задачи А.Г. Орлова входил и поиск возможных ремонтных баз для судов российского флота. Во многом праздничные увеселения, богатые подарки властям и аристократии Тосканы, щедрая благотворительность, сложные дипломатические ходы имели конечной целью обеспечение флота портом, припасами, ремонтной базой. Крайне важным для сотрудничества российского командования в Средиземноморье с властями Тосканы стало разрешение великого герцога использовать для нужд флота главный порт Тосканского архипелага Порто-Феррайо, располагающийся на северном побережье острова Эльба.

Этот порт практически сразу привлек к себе внимание русских военачальников. Испытывая трудности с вербовкой солдат и приобретением кораблей в Ливорно и Генуе летом 1769 г., Орловы решили использовать для военных целей Порто-Феррайо, где к середине августа собрались многочисленные славянские, греческие и итальянские (в частности выходцы из Генуи) моряки. Однако тогда тосканские власти немедленно устроили внутреннее расследование, стремясь воспрепятствовать активным действиям русских агентов на Эльбе[860]860
  1 августа 1769 г. герцогская канцелярия получила письмо от губернатора Ливорно Бурбона дель Монте о новых подозрениях относительно вооружения судов для российского флота в Порто-Феррайо, аналогичное сообщение поступило 16 сентября (ASF, Segreteria di Gabinetto, pezzo 135, Copie lettere. Elenco delle lettere ricevute e rese, 1769).


[Закрыть].

Симптомом общего «потепления» во взаимоотношениях русской колонии в Ливорно и тосканских властей после побед 1770 г., стало окончательное открытие тосканских портов для российских кораблей. Порто-Феррайо вновь оказался втянут в орбиту военных интересов Орловых из-за своих технических характеристик: доки Порто-Феррайо могли принимать и ремонтировать большие по размеру суда[861]861
  Уже в конце 1770 г. в срочном ремонте, как выяснилось, нуждался флагманский корабль «Три Иерарха» (капитан С.К. Грейг), на котором плавал сам Алексей Орлов (см. об этом письмо Алессандро Верри к Пьетро Верри от 15 декабря 1770 г. (Carteggio di Pietro е di Alessandro Verri. Vol. 4.: Ottobre 1770 -Dicembre 1771. Milano, 1919. P. 97). Величина «Трех Иерархов» не позволяла производить починку в порту Ливорно, и Орлов получил от великого герцога тосканского специальное разрешение на ремонт в Порто-Феррайо. Это разрешение действовало и в дальнейшем (GT. 1770. 50.199; NM. 1770. 99. 809; 100. 816; Donolo L. II conte Aleksej Orlow e il pittore Jacob Philipp Hackert a Livorno, teatro virtuale della battaglia de Cesme. P. 119). 3/14 января 1771 г. корабль «Три Иерарха» прибыл на Эльбу (GT. 1771. 3. 11; NM. 1771. 6. 47). Контр-адмирал Грейг послал специального офицера к губернатору острова Вильневу с сообщением о своем прибытии. Ремонт еще не начался, а 15 января Вильнев уже дал бал-маскарад в своем дворце, на который были приглашены С.К.Грейг, русские офицеры с «Трех Иерархов», гарнизонные офицеры Порто-Феррайо и местное дворянство (GT. 1771. 7.27). Согласно ряду сообщений, ремонтные работы в Порто-Феррайо, проводившиеся весной 1771 г., были обширны и весьма недешево обошлись русскому флоту (GT. 1771. 17. 68). 20 февраля и 18 марта 1771 г. (по нов. ст.) в Порто-Феррайо для ремонта прибыли русские фрегаты, соответственно «Слава» и «Венера» (с грузом древесины) (GT. 1771. 13. 51; ASF, Consiglio di Reggenza, pezzo 1026). «Три Иерарха» покинул Порто-Феррайо 14 апреля 1771 г. (GT. 1771. 16. 64; NM. 1771. 32. 252), 4 мая из Порто-Феррайо в Ливорно возвратился и фрегат «Венера», уже готовый к навигации во время будущей кампании (NM. 1771. 38. 301). Суда, стоявшие на ремонте в Порто-Феррайо, продолжали возвращаться в Ливорно в течение мая 1771 г. (GT. 1771. 22. 87-88; NM. 1771. 42. 331-332; 45. 357), а также июня: 27 или 28 июня из Порто-Феррайо в Ливорно прибыли два русских фрегата – «Минерва» капитана Роберта Дугдаля и «Архипелаг» капитана Кореля, которые были помещены в карантин (GT. 1771. 27. 108; NM. 1771. 54. 429). В 1772 г. на верфях Порто-Феррайо вновь ремонтировали «Трех Иерархов» (А.Г. Орлов доносил Екатерине 25 января 1772 г.: «По нескольких днях корабль Трех Иерархов отправится из Ливорнской рейды в порт называемый Феррайо, дабы тамо нужною исправиться починкою, а как командующий сим кораблем контр-адмирал Грейг остается без всякого упражнения, то и отправляю я его к высочайшему В.И.В. двору с сею всеподданнейшею моею реляциею…» (Материалы для истории русского флота. Ч. XII. С. 2), а также фрегат «Наксия». После морских операций 1771 г. и возвращения в Тоскану, утром 12 февраля 1772 г. судно отправилось на Эльбу, где предстояли работы по приведению корабля в боеспособное состояние (GT. 1772. 7. 25, 28; 8. 31; NM. 1772. 10. 79; 13. 103; 22. 171). Так, около 26 февраля в Ливорно прибыл с Пароса корабль «Святой Георгий» (GT. 1772. 9. 36; NM. 1772.17.234), а 7 марта утром фрегат «Минерва» отплыл в обратном направлении (NM. 1772. 21. 166). Тем временем, пока продолжались ремонтные работы на «Трех Иерархах», а Алексей Орлов курсировал между Пизой и Ливорно, 31 марта 1772 г., в Ливорно с острова Парос вернулся русский фрегат «Наксия» (GT. 1772.14. 56). Ремонт «Трех Иерархов» в 1772 г. затянулся, но отбыв после многомесячного ремонта, корабль «Трех Иерархов» вынужден был остановиться на Сицилии в Мессине для ремонта одной из мачт (NM. 1772. 100. 821; 1773. 11. 87-88; 26. 207; GT. 1773. 6. 23). Порто-Феррайо являлся одной из итальянских баз русского флота и позже. Так, А.Г. Орлов писал Екатерине из Пизы 28 сентября 1774 г.: «…на первый случай назначены для удержания карантина Порт-Магон, в здешнем же тосканском владении Порт-Ферая и ливорнская рейда, и во оных, снабдя все корабли нужным и починяя оные, стану стараться к отправлению до Ревеля и Кронштадта…» (Материалы для истории русского флота. Ч. XII. С. 245).


[Закрыть].

Порто-Феррайо

Взаимоотношениям Пьетро Леопольдо и русских агентов в его государстве посвящена специальная глава в монографии Адама Вандружки «Leopold II»[862]862
  Немецкоязычное первое издание книги вышло в 1964 г. в Мюнхене и Вене, итальянский перевод, на который мы и будем ссылаться, появился в 1968 г. во Флоренции под названием: «Pietro Leopoldo. Un grande riformatore».


[Закрыть]. Прежде всего, Вандружка отмечал, что позиция Пьетро Леопольдо была целиком и полностью ориентирована на политику австрийского императора, его родного брата Иосифа II[863]863
  См. также донесение А.Г. Орлова Екатерине из Пизы от 25 января 1772 г.: «Отъехал 28 числа ноября из Архипелага в Ливорну, дабы тамо узнать мысли и намерения тосканского герцога столь близкого по крови венскому двору свойственника, который при том советы и наставления бурбонского дома почитая для себя законами, конечно примет участие в помянутом вооружении (вооружение венского двора, по дошедшим до Орлова слухам. – Авт.), буде бы оное клонилось к учинению диверсии победоносным Е.И.В. армиям, а в таком случае и находящийся в левантских морях российский флот мог бы лишиться всех тех выгод, каковы имеет он ныне в портах тосканского владения, где военные наши суда разною исправляются починкою, получая всякие снаряды и съестные припасы» (Материалы для истории русского флота. Ч. XII. С. 2).


[Закрыть]. С началом восстания на Корсике и далее – с прибытием в Тоскану российского флота, братьев Орловых и их многочисленной свиты Пьетро Леопольдо самостоятельно и с большим энтузиазмом занялся сбором информации о намерениях и передвижениях русских агентов в Тоскане, которую он затем – в личных письмах на имя Иосифа II и Марии Терезии – пересылал в Вену. В частности, он уведомлял австрийского императора об исходе морских операций в Архипелаге, о деталях Чесменской битвы, об участии греческих повстанцев в столкновениях с турками. Рвение, с которым тосканский герцог собирал сведения о русско-турецкой войне, Вандружка объяснял следующими причинами: во-первых, всегда сильным в Пьетро Леопольдо чувством семейного единства, диктовавшим необходимость соотносить свою деятельность с внешнеполитическими проектами матери и брата, во-вторых, желанием принять самое активное участие (непропорционально большое, учитывая не самый высокий статус Великого герцогства Тосканского) в важнейших для Европы событиях, даже если его миссия касалась лишь сбора необходимых сведений и, по сути, была консультативной; в-третьих, Пьетро Леопольдо не мог не задумываться о том, что его брат бездетен, и именно тосканскому герцогу (или его детям) рано или поздно предстоит занять австрийский трон; наконец, в-четвертых, деятельность по накоплению информации полностью соответствовала его склонности к «наукообразному» ведению политики[864]864
  Wandruszka A. Pietro Leopoldo. Un grande riformatore. Firenze, 1968. P. 205.


[Закрыть].

Император Леопольд II

Наиболее активная фаза деятельности Пьетро Леопольдо по изучению нравов русской колонии в Тоскане началась зимой 1770-1771 гг., когда по возвращении из Вены герцог вместе с двором находился в Пизе. В письмах матери и брату Пьетро Леопольдо подробно описывал состояние вернувшегося из Архипелага русского флота, характеризовал поведение русских офицеров и корабельных команд, писал о взаимоотношениях подданных Екатерины II с иностранцами, находившимися на русской службе (англичанами, немцами, итальянцами, скандинавами), входил в детали морских сражений лета 1770 г. и попыток поднять масштабное восстание христиан (греков, черногорцев) против турок. Особое внимание герцог уделял столь важным для Вены намекам на военные планы русской эскадры на будущий 1771-й год[865]865
  Ibid. P. 303.


[Закрыть].

Начиная с декабря 1770 г. Иосиф II просил Пьетро Леопольдо информировать его о встречах герцога с братьями Орловыми. Австрийский император писал брату 17 декабря 1770 г.: «Прибытие Орловых будет весьма интересно, ты сможешь оказать нам большую услугу, если тебе удастся узнать от них или, лучше, от их подчиненных и иностранцев на службе русского флота, в каком состоянии он находится, что можно ожидать в будущем от его операций и куда флот направится в следующей военной кампании»[866]866
  Ibid.


[Закрыть].

Как считал Вандружка, выполнение братского задания требовало от Пьетро Леопольдо определенных усилий. Хотя Алексей Орлов сам и во всех подробностях рассказывал герцогу о Чесменской битве и других морских операциях русского флота (письмо Пьетро Леопольдо Иосифу от 5 января 1771 г.)[867]867
  Рассказы Орлова также мотивировались необходимостью рассеивать слухи, циркулировавшие в Италии вокруг деталей морских сражений в Эгейском море. Так, Орлов писал 21 декабря 1770 г. советнику российского посольства в Париже Н.К. Хотинскому: «По прибытии моем на ливорнскую рейду в последних числах прошедшего ноября месяца, нашел я уже итальянские берега наполнены разными слухами о причине отъезду моего из Архипелага. Недоброхоты наши, будучи чувствительно тронуты благополучными российского оружия, как на сухом пути, так и на море, успехами, единственно по зависти только стараются злостные в народах рассевать вести и вносить оные в публичные газеты, толкуя несправедливо, будто бы отъезду моему из Леванта причиною было разбитие наших войск от неприятеля в острове Лемносе, и что потеряние и сожжение нескольких при том кораблей принудило меня оставить сей остров и весь Левант и удалиться с остатками флота в Италию. Ничего не может быть ложнее сих злобных вымыслов, ибо отъезд мой последовал единственно по причине болезни как моей, так и брата моего, который принужден остаться в Мессине, не доехав до Италии…» (СбРИО. Т. 1. С. 66).


[Закрыть], значительная доля информации, в частности о будущих маршрутах эскадры, оставалась для Пьетро Леопольдо закрытой.

Великий герцог тосканский был вынужден установить тайные сношения с кавалером Мальтийского ордена графом Д.Д.М. де Мазеном (де Мазином), который, как уже отмечалось, без разрешения магистра Мальтийского ордена снарядил корабль и отправился в Архипелаг, примкнув к российской экспедиции[868]868
  О графе де Мазене см. также гл. 3.


[Закрыть]. Мазен оказался в Ливорно уже в конце 1770 г., пробыв на островах всего несколько недель. Вероятно, он вернулся из Архипелага вместе с А.Г. Орловым[869]869
  GT. 1771. 1. 3; NM. 1771. 2. 15; донесение сардинского посланника в Тоскане Б. ди Замоне от 7 января 1771 г. (AST, Italia, Lettere Ministri Firenze, mazzo 2). В дальнейшем, благодаря покровительству Орловых авантюрист Мазен сделал карьеру в Петербурге. См. о нем депешу прусского посланника в России гр. В.Ф. фон Сольмса Фридриху II от 31 января (11 февраля) 1774 г.: «Это некий гр. Мазини, итальянец, кавалер Мальтийского ордена, который, благодаря покровительству братьев Орловых, достиг здесь звания контр-адмирала и начальника галер; он же был назначен в прошлом году для командования над ними, против шведов, если бы представилась к тому надобность; но, как недавно теперь обнаружено, он тогда же принял на себя обязательство перед французским и испанским министрами погубить эту экспедицию своим отступлением» (СбРИО. Т. 72. СПб., 1891. С. 477; оригинал по-французски).


[Закрыть] и во время одного из придворных маскарадов в Пизе в длительной беседе с великим герцогом поведал тому о многочисленных проблемах русского флота. Кроме того, Мазен поделился с Пьетро Леопольдо своими мыслями о том, как следует Австрии строить ее балканскую политику, исходя из перспективы раздела европейской части Турции и возникновения на ее месте небольших автономных государств. Мазен говорил герцогу, что по пути в Петербург, куда он направлялся курьером, ему хотелось бы изложить свои взгляды Марии Терезии и Иосифу II, прося посредничества Пьетро Леопольдо. Герцог следующим образом описывал Мазена в письме к брату: «Это очень умный человек, полный огня и жизни, но при этом – горячая голова, в которой роятся самые невероятные проекты, отважен и преисполнен фантазиями, очень большой интриган, амбициозный и талантливый… Я убежден, что во многом он фантазирует, но в его рассуждениях могут быть заключены разумные идеи» (из письма от 21 января 1771 г.). Пьетро Леопольдо ничего Мазену не обещал, однако написал обо всем брату и ждал его инструкций[870]870
  Wandruszka A. Pietro Leopoldo. Un grande riformatore. P. 303-305.


[Закрыть].

Вслед за первым разговором между тосканским герцогом и Мазеном состоялся и второй – на пизанских термальных водах, куда герцог пригласил Мазена посредством одного из мальтийцев на тосканской службе. Мазен в деталях рассказал Пьетро Леопольдо о собственных взглядах на австрийскую политику. В итоге, герцог отрекомендовал Мазена в последующем письме брату (от 4 февраля 1771 г.) как человека, услугами которого «можно воспользоваться», но которому «нельзя доверять». Между тем, план венского свидания Мазена с австрийским императором провалился сам собой: Мазен отправился в Петербург вместе с братьями Орловыми[871]871
  Еще 20 января 1771 г. Екатерина подписала рескрипт на имя А.Г. Орлова: «Уведомясь, из полученных ныне от вас известий, о желании мальтийского кавалера Мазеня вступить в морскую Нашу службу, соизволяем Мы, чтобы вы приняли его в оную таким чином, каким вы найдете его способным, даже до капитанского» (СбРИО. Т. 1. С. 65).


[Закрыть], проследовав в Россию не через Вену, а через Аугсбург[872]872
  В ночь с 17 на 18 февраля 1771 г. Орлов и Мазен приехали из Пизы во Флоренцию, а затем – 20 февраля – отбыли в Россию (GT. 1771. 8.30-31), где, как свидетельствовал австрийский посланник И.-М. Лобковиц, Мазен был принят весьма благосклонно (СбРИО. Т. 109. С. 529; депеша от 3 мая 1771 г.).


[Закрыть]. Несколько недель спустя Иосиф писал брату об их едином с Марией Терезией и Кауницем убеждении: Мазен должен был действовать в согласии с Алексеем Орловым, стремившимся узнать нечто большее о внешнеполитических планах Вены (письмо без даты). Пьетро Леопольдо согласился с мнением родственников (письмо к Иосифу II от 1 марта 1771 г.)[873]873
  Wandruszka A. Pietro Leopoldo. Un grande riformatore. P. 305-306. Иосиф И, одобряя действия Пьетро Леопольдо в отношении Мазена, писал брату 31 января 1771 г., что Мазен мог испросить аудиенции императора или встретиться с графом Кауницем. План Мазена, заключавшийся в получении Австрией Сербии после окончания войны и падения Османской империи, в Вене одобрен не был: император и его советники посчитали такое территориальное присоединение недостаточным (Ibid. Р. 305).


[Закрыть].

Как заметил Вандружка, общая оценка силы русской армии и флота, основанная на разговорах Пьетро Леопольдо с Мазеном, другими офицерами и секретарем А.Г. Орлова Иваном Миловским («Miluschky о Miluschka»), была отрицательной. Однако, несмотря на негативное мнение о русской военной мощи, тосканский герцог в письме от 4 февраля 1771 г. настойчиво отговаривал брата от вступления Австрии в войну против России (особенно в свете ненадежной позиции Пруссии). Именно поэтому, писал Вандружка, Пьетро Леопольдо должен был положительно воспринять полученное из Вены известие (отправленное 31 января 1771 г.) о нейтралитете Австрии и взятии ею на себя лишь посреднических функций[874]874
  Ibid.


[Закрыть].

Вскоре после этого, 7 февраля 1771 г., Иосиф напрямую попросил брата о перлюстрации (любым удобным способом) писем Алексея Орлова. Критическая ситуация требовала решительных мер, ответственность за просмотр русской корреспонденции австрийский император брал на себя. Соответственно, в задачи Пьетро Леопольдо входило найти людей, близких к Орлову и способных быстро копировать его депеши. Тосканский герцог в ответном письме от 17 февраля 1771 г. уведомлял брата о невозможности в настоящий момент осуществить перлюстрацию. Впрочем, как замечал Пьетро Леопольдо, А. Орлов осведомлен о намерениях русской императрицы еще менее самого него, герцога. Корреспонденция А.Г. Орлова не отличалась большим объемом: за два месяца он лишь однажды написал Екатерине, и, по-видимому, это письмо было перлюстрировано Пьетро Леопольдо. Суть послания Орлова сводилась к констатации его хорошего самочувствия, а об остальном он обещал рассказать Екатерине при грядущей встрече в Петербурге. Тосканский герцог уверял брата, что ему удастся собрать необходимую информацию о русском флоте и в период отсутствия Орлова в Пизе[875]875
  Ibid. Р. 305-306. В письме от 14 февраля 1771 г. Иосиф замечал брату: «Как мы были бы счастливы, если все наши дипломаты были бы настолько точны и внимательны, как ты» (Ibid. Р. 306).


[Закрыть].

Как показывают документы государственного архива Флоренции, Пьетро Леопольдо пользовался услугами нескольких тайных агентов, в задачи которых входило наблюдение не только за русскими офицерами, но и за самой местной администрацией. Однако никаких существенных военных тайн российских военных, судя по всему, тосканскому правительству раздобыть для Вены не удалось.

Одним из информаторов тосканского правительства был некий Винченцо Мартини, действовавший в Порто-Феррайо[876]876
  К сожалению, нам осталось неизвестным, кем именно был Мартини, т.е. входил ли он в число тосканских чиновников, служащих на острове Эльба и т.п.


[Закрыть]. Сохранились его депеши главе флорентийского государственного совета Франческо Симинетти. Миссия Мартини была секретной, как он сам писал 20 мая 1771 г. («In esecuzione de’ venerati comandi di V.E. con tutta la segretezza»). Он рассказывал, что перед отплытием из Порто-Феррайо команда одного из русских кораблей принесла благодарность великому герцогу тосканскому и его представителям на Эльбе за оказанные услуги по ремонту судна. Однако при выходе корабля из порта произошла заминка: губернатор Вильнев был извещен собственным адъютантом о готовящемся прощальном залпе русских орудий и, следовательно, необходимости ответных ритуальных выстрелов, слишком поздно (по версии Вильнева), отчего приказ о взаимном приветствии дан не был, а адъютант был уволен со службы.

Мартини, анализируя конфликт, замечал, что ситуация является результатом плохих отношений между губернатором и русскими офицерами, находившимися на Эльбе. В частности, Мартини информировал Симинетти о неудовольствии подданных императрицы обхождением Вильнева, о чем капитаны русских судов прямо сообщали местным дворянам, в частности самому Мартини. Последний взял на себя смелость уладить конфликт между губернатором и русской колонией, регулярно приглашая всех на совместные обеды. Тем самым, как предполагал Мартини, он оказал важную услугу Пьетро Леопольдо, поскольку статус русских офицеров (особенно в свете их огромных финансовых трат на Эльбе) был чрезвычайно высок. Кроме того, Мартини прозрачно намекал на необходимость замены Вильнева со ссылкой на плохое состояние его здоровья и связанную с этим непозволительную для его положения забывчивость[877]877
  ASF, Consiglio di Reggenza, pezzo 1026.


[Закрыть].