Текст книги "Игрок"

Глава 16

Он медленно вернулся в отель, раздумывая над тем, что произошло. Лицо его заливала краска. Ему показалось, что он совершил нечто слишком серьезное для такого краткого знакомства. Но, вспомнив девушку, ее открытое лицо, приятный спокойный голос, ее искреннее волнение, он тут же перестал испытывать смущение. Что же касается карт и его обещания перестать играть, то это сущие пустяки. Гораздо важнее то, что сделан первый шаг на пути завоевания ее дружбы. Он остановился и угрожающим жестом поднял руки к звездам. Пусть-ка кто-нибудь попробует сразиться с ним в этой дуэли!

Подходя к отелю, он заметил, что роза в его петлице совсем завяла. Он вынул ее, но по-прежнему держал в руке, когда проходил через вестибюль. Народу там в этот час было немного. Большинство постояльцев отыскали местечко, где можно было хорошо провести время, – было слышно, где они находятся и что делают. Через открытую дверь отеля доносились звонкие голоса женщин и низкие, грубые голоса мужчин; волны звуков и света то накатывались, то замирали, словно все происходило где-то вдали.

Однако кое-кто в вестибюле еще оставался, во всяком случае, все, кто там был, не оставили его возвращение без внимания. Для этого даже не понадобилось перешептываться, сообщая друг другу его имя, – он был тут достаточно хорошо известен. Все разговоры смолкли. Пока он поднимался по лестнице, все присутствовавшие провожали его глазами.

Открывая дверь своего номера, он мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Продолжая мурлыкать, зажег лампу и, обернувшись, увидел Вилли Торна. Мальчишка спокойно сидел, развалясь в его кресле, и курил сигарету, отгоняя дым, который тут же улетал в открытое окно.

– Хэлло! – приветствовал его Вилли.

– Хэлло, – ответил Коркоран. – Ты, я вижу, заработал синяк.

– Налетел на дерево в темноте, – пояснил Вилли, старательно позевывая.

– Да, ночью это беда. Постоянно случаются подобные неприятности, – посочувствовал Коркоран, подмигнув мальчишке.

– Точно, – подтвердил Вилли, подмигивая в ответ.

– Боюсь, не ты один налетел на дерево сегодня вечером.

– Четверо, – ответствовал Вилли. – Чтоб мне сдохнуть, все четверо стукнулись лбами о деревья, да так, что уже ничего не видели, и продолжали стукаться дальше. Вы бы удивились, если бы увидели, на что они стали похожи.

– Да уж не сомневаюсь, непременно удивился бы, – усмехнулся Коркоран.

– Все они орали, звали на помощь.

– Надеюсь, ты оказался рядом и помог беднягам?

– Сделал все, что мог, – сказал Вилли, рассматривая свой правый кулак – на косточках была содрана вся кожа. – Вы сегодня сделали Теда Ренкина, ведь так? – Глаза Вилли блестели от возбуждения.

– Ты что, там был?

– Натурально.

– Я что-то тебя не видел.

– А я нашел дырку от сучка, как раз позади стола, где сидел Крэкен.

– Ах вот как! Что же там произошло, после того как я ушел?

– Мистер Роланд сложил деньги в мешок и сказал, что сохранит их, пока все не уладится. Вот это человек, а?

– Верно говоришь.

– Крэкен вроде как нервничал. Сразу протолкался мимо людей и скрылся. Побежал, верно, к Ренкину. А там, в его кабинете, не было ни одной щелки, но послушать было можно. Ведь если подслушиваешь жуликов, то это ничего, верно?

– Ну… – не сразу нашелся Коркоран, – возможно, что и ничего.

– Ренкин, похоже, страшно разозлился. Вы когда-нибудь слышали, как он ругается?

– Нет.

– Я однажды слышал одного дядьку, погонщика мулов в Команчских горах. У него в упряжке ходили шестнадцать мулов. Упрямые зверюги, один другого хуже! И самая первая у них забава – взять да остановиться посередине дороги на спуске, а то и на подъеме. Провалиться мне на этом месте, у дядьки этого было особое ругательство для каждого из шестнадцати! Никогда не слышал, чтобы так ругались!.. Так вот вчера вечером этот Ренкин ругался не хуже того погонщика. А когда истратил весь запас, то стал орать: «Трус, вонючий трус!» Крэкен тут же отвечает: «Я выну из тебя душу, жирная свинья, если ты еще раз это скажешь!» – «Когда ты собираешься встретиться с Коркораном?» – спрашивает Ренкин. «Это меня уже не касается, – отвечает Крэкен. – Я обещал прекратить игру, и выполнил. А теперь гони монету, Ренкин». – «Какую монету?» – говорит Ренкин. «Ну знаешь, это уж слишком! – орет Крэкен. – Согласен на восемь тысяч, больше мне не надо». – «За что это тебе восемь тысяч?» – спрашивает Ренкин. «За то, что я остановил игру». – «А обещал остановить Коркорана, и не сделал этого. Он ведь завтра вернется и разорит меня, к такой-то матери. А у меня нет человека, который мог бы убрать его с дороги». – «Довольно болтать, – говорит Крэкен. – Сейчас самое время рассчитаться, а разговаривать будем после». – «Крэкен, – говорит он, и голос стал другой, ровно бы уговаривает, – Крэкен, ты ведь не захочешь меня разорить после того, что я сегодня потерял?» – «Восемь тысяч, и никаких гвоздей, вот и весь мой сказ, – говорит Крэкен. – И я их получу тут же, не сходя с места. Начинай-ка считать, Ренкин!» – «Ну хорошо, – говорит Ренкин. – Если ты меня принуждаешь, я ничего поделать не могу. Заходите, ребята».

Я не знаю, что там делалось, думаю, туда зашли то ли трое, то ли четверо парней. Во всяком случае, очень скоро послышался голос Крэкена, да такой жалостный, просто ужас: «Не дури, Ренкин. Ты что, шуток не понимаешь?» – «Я-то понимаю, а вот ты как будто бы не понял. Довольно, ребята». И они выкатились вон. Тогда Ренкин говорит: «Ну вот, Крэкен, теперь ты понял, как обстоят дела, я не собираюсь отдавать эти восемь тысяч просто так». – «Конечно, – говорит Крэкен, – я готов договориться». – «Я знал, что ты парень сообразительный, – говорит Ренкин, – но в эту игру можно играть только одним способом». – «Каким же именно?» – спрашивает Крэкен, а голос у него совсем уж стал хриплый. «По-моему», – ответил Ренкин.

Потом они долго ничего не говорили, мне только было слышно, как Крэкен ходит взад-вперед по комнате, медленно и тяжело, так что половицы скрипели. А потом и говорит: «Какой дурак будет продолжать игру, если знает, что карты подтасованы? Ладно, Ренкин, ты хотел что-то сказать? Говори что». – «Только одно, сынок, только одно. Ты ведь уже почувствовал вкус этих восьми тысяч, правда?» – «Ну, это как сказать, я бы не назвал это вкусом». – «Ну, посмотри, это тебе что-нибудь говорит?» – спрашивает Ренкин. «Вот это уже больше похоже на вкус. Валяй дальше, Ренкин. Ты всегда был щедрым человеком. Могу сказать, что доверяю тебе больше, чем кому-нибудь другому». – «Дьявол ты, а не человек, – говорит Ренкин. – Ты только что показал, как здорово мне доверяешь. Я говорю только о фактах. Ты мне нужен, а тебе нужны деньги, которые я могу тебе заплатить. Это верно?» – «Можно сказать и так». – «Послушай, Крэкен, мы должны избавиться от этого Коркорана. Он почуял, чем тут пахнет, и теперь не отступится, пока не высосет все, что можно. Он меня разорит, Крэкен, дружище!» – «Конечно, он так и сделает». – «Значит, надо еще раз попытаться его достать». – «Ты хочешь сказать, опять я?» – «Вот именно». – «Нет уж, Ренкин, я пас. Этот тип все равно что ядовитый змей. Я не хочу иметь с ним дело». – «Крэкен, – говорит он, – ты же понимаешь, что тебе все равно придется с ним когда-нибудь встретиться?» – «Зачем это?» – «Разве ты не назвал его шулером?» – «Господи помилуй! Я, наверное, сошел с ума, совсем забыл об этом». – «Такие вещи не забываются». – «Знаешь, Сан-Пабло мне, пожалуй, надоел. Он меня больше не интересует. Поеду-ка я путешествовать». – «Если ты сбежишь от Коркорана, – говорит Ренкин и складывает вместе обе ладони, – тебе в горах больше ходу нет, никто не пожелает с тобой разговаривать, разве что китайцы. А кроме того, разве ты можешь скрыться от Коркорана? Это же настоящий гончий пес. И никогда ничего не забывает и не прощает. Сядь спокойно, Крэкен, и послушай, что я тебе скажу».

Тут я изо всех сил старался услышать, о чем они толкуют, но они стали говорить шепотом, и я ничего не услышал. Только иногда Крэкен принимался ворчать. Тогда Ренкин начинал сызнова, первое слово громко, а потом опять шепотом. Долго они так разговаривали. Не знаю о чем, но, сдается мне, ничего хорошего это вам не сулит.

– Согласен, ничего хорошего, – сказал Коркоран. – Но во всяком случае спасибо тебе, Вилли, за то, что тебе удалось узнать.

– Не стоит, – отозвался Вилли. – Я думаю, вы теперь не станете задерживаться в Сан-Пабло?

– Это почему?

– Почему? Послушайте, мистер Коркоран, этот Ренкин… разве вы не знаете, что это за тип?

– Немного знаю.

– Значит, вам известно, что в Сан-Пабло в его распоряжении куча парней, которые сделают все, что он им велит. Есть такие… ну, им ничего не стоит всадить вам в спину нож, когда вы спите.

– Я об этом подумаю, – сказал Коркоран. – Пока же этот город кажется мне довольно интересным. А что сталось с мисс Мерран, Вилли?

Мальчик снова зевнул.

– О ней больше не нужно беспокоиться, – сказал он.

– Почему же?

– Ейный кавалер вернулся в город, – сообщил Вилли.

Кровь застыла в жилах у Коркорана.

– Ее кавалер, говоришь? – чуть слышно повторил он.

– Ну да, кавалер.

– Ты хочешь сказать, человек, за которого она собирается выйти замуж?

– Ну, это одно и то же. Тот тип, с которым она обручилась. Она ведь из таких, что непременно сделают, что обещались. Разве не так?

– Наверное, так оно и есть, – хриплым голосом проговорил Коркоран. – Собирается выйти замуж… обручилась. – Он быстро подошел к саквояжу, достал фляжку и сделал большой глоток. – А что это за человек? – спросил он, стоя спиной к Вилли.

– А тот, которого она привезла с собой с Востока.

– Что?

– Она ездила туда в гости, на Восток. А когда вернулась, то привезла с собой жениха. Он теперь при шахтах, приехал, чтобы вложить в них свои деньги.

– Значит, он богат? – мрачно констатировал Коркоран.

– Натурально. Не знает, куда деньги девать. У него их целая куча.

– И он все равно позволяет ей работать, учить ребятишек?

– Она сама делает то, что считает нужным. Может, она хочет, чтобы он полюбил ее края, прежде чем она окончательно решит за него выйти.

– Как его зовут?

– Это может быть только один человек в Сан-Пабло. Большой Роланд.

Глава 17

Коркоран наклонился и занялся тем, что стал вытряхивать песок, скопившийся за манжетой его брюк; ему потребовалось немало времени, прежде чем он успокоился и удостоверился в том, что по его лицу ничего нельзя прочесть.

– Он, должно быть, порядочный человек, – сказал Коркоран.

– Похоже, он вас знает.

– Принял, скорее всего, за кого-нибудь другого.

– Он думал, что вы один футболист, с которым он когда-то был знаком.

– Мне тоже так показалось.

– Разве вы можете играть в футбол? Вы же такой худой – кожа да кости!

– Я же тебе сказал: он ошибся.

– И веса в вас фунтов полтораста, не больше, мистер Коркоран, со всей вашей одежкой.

– Думаю, еще меньше. Нет, эти его разговоры насчет футбола просто смешны.

Вилли Керн, положив на стол руки и опершись на них подбородком, внимательно рассматривал стоявшего перед ним Коркорана.

– А бывают еще и легковесы, – заметил он. – Помню такого Ингрема, он был полузащитником.

– Что ты знаешь о футболе, сын мой?

– Я? Да читал об этом все, что можно. Аж до самого того времени, когда он только начинался. Так вот, среди ветеранов был Реймонд, он весил сто сорок фунтов. Играл в нападении и прорывал линию так, что будь здоров.

– Это был великий футболист, – сказал Коркоран.

– Может, вы его знали? – быстро спросил Вилли.

– Слышал о нем, – ответил Коркоран и тут же прикусил губу, поняв, что чуть было не проговорился.

– А еще был такой Чеймберс, тоже из группы нападающих. От него на поле спасения не было. А весил не больше вашего. Но самым знаменитым из них был Берлингтон. Вы о нем когда-нибудь слышали?

Коркоран отвернулся и закашлялся:

– По-моему, нет, что-то не припоминаю.

– Он весил сто сорок и стоял в воротах. Так вот, целых два сезона никто не мог мимо него прорваться. Это ж надо!

– Значит, ему везло.

– Везло? Ему? Ну уж нет! Про него говорили, что он читает мысли. Он всегда знал, куда направляется мяч, и всегда оказывался на том самом месте. Он и кидать мог тоже. Один раз кинул с пятидесяти двух ярдов. Это ж надо!

Коркорану казалось, что он снова пинает тяжелый мяч, видит, как тот летит по воздуху, словно воздушный шар, снова видит, как он шлепается перед перекладиной – пятьдесят тысяч человек ждут, затаив дыхание, – и наконец, мяч снова взмывает вверх и перелетает через перекладину!

– Хороший удар, – проговорил он наконец.

– Но удар на шестьдесят – это сущие пустяки по сравнению с тем, как он выбивал мяч из рук. Если он стоял в защите, тут уж никто не мог с ним справиться. Скользкий как угорь, он молнией врезался в кучу игроков. Всякий раз, когда он с кем-нибудь схватывался, объявляли тайм-аут. Вот какой был этот Берлингтон. Другого такого не было. Послушайте, мистер Коркоран, чтоб я сдох, он ведь был ничуть не больше вас и такой же тощий…

В дверь осторожно постучали.

– Ну, я пошел, – быстро проговорил мальчишка и исчез через открытое окно.

Коркоран слышал, как его босые ноги прошлепали по соседней крыше, и только после этого открыл дверь, впустив посетителя, который оказался не кем иным, как Габриэлем Дорном.

Живописец стоял перед ним, поглаживая свои черные усики и ухмыляясь.

– Простите незнакомца, который нарушил ваш покой, – сказал он. – Но у меня к вам дело, мистер Коркоран. Я Габриэль Дорн.

Коркорану пришлось несколько помедлить, закрывая дверь, чтобы справиться с собой и не показать, какое отвращение внушает ему посетитель. Только после этого он жестом пригласил его садиться. Обернувшись наконец, Коркоран увидел, что его гость удобно устроился в большом кресле у окна, там, где минуту назад сидел Вилли Керн.

– Весь Сан-Пабло гудит, повторяя ваше имя, – сказал художник.

– Люди очень добры, – серьезно заметил Коркоран.

– Скорее любопытны, чем добры, – поправил его Дорн.

– Правда?

– Что до меня, то я почел своим долгом оказать вам услугу, мистер Коркоран.

Игрок поклонился. При виде этого человека у него тошнота подступала к горлу.

– Короче говоря, сэр, я пришел вас предупредить, – торжественным тоном проговорил он, и Коркоран понимающе кивнул.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал он. – У всякого человека есть враги, это естественно.

– Человек, о котором я говорю, пока еще не является вашим врагом.

– Но может им стать, не так ли?

– Надеюсь, что этого не случится.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что это зависит от вас. Речь идет о самом важном и значительном человеке во всем Сан-Пабло, мистер Коркоран, – это сильный, богатый человек, к тому же он, не колеблясь, ввязывается в драку. Вы не догадываетесь, о ком идет речь?

– Уверяю вас, я не имею об этом ни малейшего представления.

– Подумайте хорошенько. Вы встретились с ним лицом к лицу только сегодня вечером. Мне это известно.

– У меня создается впечатление, что вы видели меня гораздо чаще, чем я вас, мистер Дорн.

Дорн покраснел:

– Для чего же человеку даны глаза? А в данном случае я считал это своим долгом.

– Понятно. Значит, считаете это своим долгом. Итак, прежде всего послушаем, как зовут этого человека.

– Уверяю вас, мистер Коркоран, я иду на определенный риск, вмешиваясь в это дело.

– Высоко ценю ваше благородство и самоотверженность.

– Короче говоря, сэр, этот человек не кто иной, как Генри Петуи Роланд!

Нанеся противнику этот главный удар, он откинулся в кресле, устремив на Коркорана злобный победный взгляд; на его бледных щеках даже заиграл румянец. Для Коркорана это явилось полнейшей неожиданностью. Поначалу он не мог поверить своим ушам – просто стоял, широко расставив ноги, и смотрел на художника.

– Скажите мне, ради Бога, как это могло произойти? – потребовал он.

– Как вы думаете, что является самым чувствительным местом в душе мистера Роланда? Вы, несомненно, можете сразу же догадаться. Конечно, все, что связано с девушкой, с которой он обручен!

По главной улице Сан-Пабло промчался пьяный ковбой; сквозь открытое окно до Коркорана донеслась его дикая песня, а через секунду и песня и стук копыт стали удаляться и стихли.

– Что же могло вызвать гнев Роланда, – спросил Коркоран, – и какое отношение имеет к этому мисс Мерран?

– Короче говоря, сэр, вас видели вместе с ней.

– Какое, черт возьми, это имеет…

– Мистер Роланд человек в высшей степени ревнивый, сэр.

Сомневаться в этом не приходится. Коркоран припомнил, что из университета-соперника до него доходили слухи о гордости и бешено страстной натуре Роланда.

– Я встретил мисс Мерран и проводил ее до дому. Что здесь такого? Стоит ли вообще об этом говорить?

– Сэр, вы не знаете мистера Роланда. Вы только подумайте: в Сан-Пабло масса молодых людей, сильных и смелых, и каждый из них не прочь положить глаз на хорошенькую девушку. Но как бы ни были они сильны, никто из них не смел и близко подойти к мисс Мерран с того момента, как на горизонте появился Роланд. Последним был Шаркнесс. Он считал, что вопрос не закрыт, поскольку свадьбы еще не было; однако Роланд убедил его, что он был не прав, и, хотя Роланд оплатил его больничный счет, Шаркнесс так и остался калекой. Это был здоровенный парень, прямо-таки бешеный, а теперь он едва может двигаться.

– Кто сообщил Роланду обо мне?

– Пока никто.

– А кто собирается это сделать?

– Человек, который колеблется между чувством долга и чувством сострадания, сэр.

– Короче говоря, как я понимаю, это вы.

– Мистер Коркоран, полагаю, что теперь мы можем говорить откровенно. Да, это я.

– Что привело вас ко мне, сэр?

Дорн даже не поморщился от сурового тона Коркорана. Ведь у него в руках была самая крупная козырная карта, которую нечем было крыть. И он сказал:

– Я хотел бы дать вам добрый совет, мистер Коркоран.

– Я у вас в неоплатном долгу, мистер Дорн.

– Нисколько, нисколько! Я уверен, что мы сможем уладить это дельце ко всеобщему удовольствию.

– И вашему и моему?

– Конечно. Я знаю, что у вас довольно грозная репутация, вы слывете непобедимым, сэр. Но к тому же понимаю, вы не настолько глупы, чтобы рисковать своей репутацией, вступая в соперничество с таким львом, как Генри Роланд.

– Возможно, я и не буду с ним драться. В таком случае не будете ли вы так любезны, мистер Дорн, и не поведаете ли мне, что я должен сделать, чтобы вы не сообщали вашу новость Роланду?

– О, – сказал Дорн, беспечно взмахнув рукой, а потом протянув ее к портсигару хозяина, чтобы взять оттуда сигарету. – Что касается условий, то назвать их я предоставляю вам.

– Значит, вы хотите получить деньги?

– Я очень бедный человек, – ответил Дорн из-за клубов дыма.

Его нахальство и бесстыдство поразили Коркорана, несмотря на то что он повидал на своем веку немало странных людей.

– Итак, назовите все же свои условия, мистер Дорн.

Дорн прокашлялся, прочищая горло, и, глядя в потолок, раздумывал с невозмутимым спокойствием.

– Не следует пренебрегать тем фактом, что Роланд убивает наповал, никто не может с ним сравниться, когда дело доходит до драки, мистер Коркоран.

– Конечно, конечно, этого не следует забывать ни на минуту.

– Вот именно! Затем нужно иметь в виду, что это дело он принимает очень близко к сердцу. Мы должны принять во внимание тот факт, что он страшно разгневается, если узнает, что его любимую девушку провожает домой человек такой скандальной репутации – профессиональный игрок в карты.

На лбу у Коркорана от гнева стали заметны синие вены.

– Не следует забывать и того, что мистер Роланд может узнать, какое участие эта леди принимает в вашей матушке и в вас, мой друг.

– Ну, это просто тьфу! – заявил шантажист. – Сущие пустяки. Могу вас заверить, я позаботился о том, чтобы ни на минуту не оставаться с ней наедине. Никакая сплетня не может меня коснуться! Кроме того, он с пониманием относится к тому, что она интересуется моим искусством!

Это вызвало удивленное восклицание Коркорана, однако его собеседник ничего не заметил и продолжал как ни в чем не бывало:

– Принимая во внимание все эти обстоятельства, а также то, что такой человек, как вы, может огрести за один удачный вечер десять тысяч долларов, а также то, что вас к тому же избавляют от страшной опасности, можно, наверное, сказать, что сумма в две с половиной тысячи долларов не будет слишком высокой платой за все. Неужели вы не согласитесь, что это очень дешево?

– Разумеется, соглашусь! – пробормотал Коркоран, тяжело дыша. – Должен признаться, что ценю свою жизнь значительно дороже.

– Ну конечно! Но я не хочу казаться слишком жадным. Ни в коем случае!

– Если уж мы заговорили о вас, – вдруг сказал Коркоран, – вам не кажется странным, что мисс Мерран не подозревает, что вы собой представляете на самом деле?

– Не понимаю вас, сэр.

– Как она до сих пор не догадалась, что вы и миссис Дорн всего-навсего пара бессовестных авантюристов, пьяниц и негодяев, которые разыгрывают перед ней свои спектакли? Как она до сих пор могла не заметить всего этого? Ведь она же совсем не глупа, как вам кажется?

Мистер Дорн в ответ только растерянно мигал. Всего минуту назад он уже мысленно пересчитывал толстую пачку банкнотов. Матушку свою он не станет обременять необходимостью тратить эти деньги вместе с ним. Он прыгнет в поезд и со всей возможной скоростью направится на Восток или на Юг. Там приоденется и обретет наконец тот вид, который, по его мнению, приличествует такому джентльмену, как он.

Вот такие приятные видения разворачивались перед мысленным взором Дорна. И вдруг эти радостные мечты были молниеносно и грубо разрушены. Человек, который, как ему казалось, был запуган до полусмерти и готов был, трясясь от страха, согласиться на все, что угодно, смотрел на него взглядом, в котором было что-то невероятно грозное, и от этого все тело мистера Дорна охватил какой-то странный озноб.

– Мистер Коркоран, – начал он, – если мы не можем договориться… – Голос его так дрожал, что он больше ничего не смог выговорить.

– Мы можем договориться, – холодно перебил его Коркоран, – о том, что никогда больше не увидим друг друга. Дверь находится вон там, мистер Дорн.

Мистер Габриэль Дорн быстренько двинулся в указанном направлении.

– Ваша шляпа, – напомнил Коркоран.

Но когда дверь отворилась и он нахлобучил шляпу на голову уходящего гостя, он вдруг увидел крутую лестницу, которая вела в темноту, заканчиваясь у следующей площадки. Тут в его сознании возникло непреодолимое искушение. Если человек может послать мяч на расстояние в пятьдесят два ярда, то куда он может послать…

Мистер Дорн с испуганным воплем почувствовал вдруг, как его что-то приподняло и со страшной силой толкнуло вперед. Он судорожно ухватился за перила, не удержался и кувырком полетел вниз по лестнице как раз в тот момент, когда на площадку поднимался какой-то грузный человек. Толстяк вовремя увернулся, а Дорн полетел дальше вниз.