Текст книги "Мертвый Город"

Глава 7

Гигантский змей появляется на площади и приближается к фонтану, впрочем, не делая более попыток его разрушить, а потом скрывается на одной из улиц, неплохо просматриваемой с нашей точки. Вот Страж замирает неподвижно, словно решая, куда двигаться дальше, и сворачивает в сторону, исчезая из вида. Мысленно я прослеживаю его путь и уже догадываюсь, что произойдет дальше. Ожидания меня не обманывают. Минует, может быть, минута, когда в глубине кварталов, где скрылся змей, в воздух взлетает туча пыли, расползаясь вокруг удушливым облаком.

– Что это там? – спрашивает Семен, как и все, глядя в бинокль.

– Дым какой-то, – отвечает ему Соня.

– Это не дым, – роняю я, – это пыль.

– Наш змей снова нашел приключения на свою пятую точку. Небось, опять разборки с тварями устроил, – выдвигает версию Рыжий. – Хорошо бы, если он всех тварей передавит и того мужика заодно.

– А пыль откуда? Что он там делает?

– Пыли много, как будто рухнуло здание, – предполагает Клаус.

– Неудивительно. Змей наверное задел его своей тушей, вот оно и развалилось. Может, его придавило, и нам с ним не встретиться?

– Его не завалило, – неожиданно через силу выдавливаю я.

– Что? – переспрашивает Клаус.

– Говорю, что здание рухнуло не на змея, – громче говорю я.

– А на кого? – интересуется Соня. – Я не вижу.

– На меня.

Ребята отрываются от своих биноклей и недоуменно смотрят на меня.

– Не понял, – Семен мотает головой. – Как на тебя?

Соня глядит на меня не менее удивленно, только Клаус вдруг понимающе кивает.

– Здание рухнуло на того меня, который появился здесь, в этом городе, вместе с вами, – объясняю я. – Это было как раз тогда, когда я ушел от вас.

– Постой, – задумывается Рыжий, – ты хочешь сказать, что сейчас где-то там, внизу, находимся мы в полном составе? И Серый, и Катя тоже? Но как?

– Если ты помнишь, я как раз говорил об этом, – вместо меня отвечает Клаус. – О том, что мы наблюдаем сейчас предысторию всего, что случилось с нами в этом месте. Время пришло, и совсем скоро мы сможем увидеть…

– К черту твою предысторию! – резко отвечает Рыжий. – Нужно помочь тем нам, которые внизу! Мы же можем спасти Угрюмого и Катю!

Даже Соня понимает, насколько он неправ и лишь печально качает головой, но ничего не говорит.

– Семен, успокойся! – одергиваю я его. – Мы не можем ничего сделать.

– Почему! – не на шутку расходится он. – Нужно выбить стекло и спуститься вниз по веревке!

Рыжий подскакивает к самому окну и, размахнувшись, обрушивает на него приклад своего автомата. В отличие от двери, стекло не ломается, не рассыпается осколками, оно даже «не заиграло» от удара. Однако Семен не желает принять поражение, он продолжает с силой бить по окну, а потом делает от него шаг назад, вскидывает оружие и жмет на спусковой крючок. Короткая, в три патрона, очередь гремит в замкнутом помещении, а визг срикошетивших пуль заставляет нас упасть на пол.

– Отставить истерику! – ору я, вскакивая на ноги. – Ты угробить нас хочешь?!

Рыжий не пытается вырваться из моего захвата и лишь мотает головой, когда я трясу его, схватившись за грудки, а Соня, вставая с пола, произносит:

– Сема, не нужно.

Эти три слова подействовали на него сильнее, чем моя «встряска». Парень как-то вдруг сникает, опускает плечи и отводит взгляд.

– Так нечестно, – наконец хрипит он.

Я отпускаю его, убедившись, что он не собирается опять стрелять. Никто ему не отвечает. А что тут скажешь?

Пыль от рухнувшего здания не без помощи поднявшегося ветра уже рассеялась, и змей то появляется, то исчезает из поля зрения, будто пытаясь что-то найти. А я прекрасно помню, как выбирался из завала, едва не ставшего моей могилой. Как я глотал пыль и спертый воздух, прорывая себе путь наружу. Как вырытый мною проход обвалился, и я лишь чудом уцелел. Я помню тот липкий страх, охвативший меня, когда я увидел этого монстра, и то, как я, спрятавшись за неверными стенами соседнего здания, ждал, когда же он уберется, боясь лишний раз вздохнуть, не то что пошевелиться. Что-то в моем облике, видимо, изменилось, потому что Соня тревожно спрашивает:

– Максим, ты в порядке? На тебе лица нет.

Сведенные каменной судорогой, мышцы медленно, словно нехотя, расслабляются. С трудом ворочая языком, отвечаю:

– Все нормально. Просто вспомнил…

Она не уточняет, что именно, деликатно промолчав, но почти сразу вскрикивает:

– Смотрите!

Через улицу, неподалеку от того места, где только что рыскал змей, ковыляющей походкой движется человеческая фигурка. Даже при ускоренном беге времени язык не поворачивается сказать, что он бежит. Я не успеваю навести на него бинокль, чтобы разглядеть человека подробнее, но мне и без того ясно, кто это. Я помню, с каким трудом, все еще не придя в себя, мне дался тот «забег». Тогда мне казалось, что я практически не отошел от чуть не погубившего меня завала, но сейчас, наблюдая со стороны, видно, что тот я продвинулся довольно далеко, ведь здание, в котором я укрылся, выходит одной стороной на площадь, а это получается чуть ли не целый квартал от разрушенного дома.

– Это ты? – обращается ко мне Клаус.

– Это я.

– Получается, ты уже видел этого змея? – неясно, с чем связано недовольство Семена.

– Получается.

– И молчал?

– Ничего бы не изменилось от того, сказал бы я или нет, да и некогда было рассказывать.

– Все равно, нужно было сказать, – бурчит Рыжий. – Кого ты еще видел, и не рассказал нам?

– Никого.

Семен сопит недовольно, но больше ничего не говорит. Проходит совсем немного времени, когда Страж возвращается. Он снова оказывается у невидимого нам отсюда завала и какое-то время рыщет вокруг.

– Он тебя ищет? – меня трогает тревога Сони.

– Да.

Поиски змея длятся недолго, и спустя какое-то время, так и не найдя никого, Страж исчезает в лабиринте улиц.

– А мне кажется, что ты от нас что-то скрываешь! – вдруг выдает Рыжий. – Или, может быть, это все твоих рук дело? – он размашистым жестом обводит рукой пространство перед собой.

– Успокойся, Семен, – мне с трудом удается оставаться спокойным.

– Возьми себя в руки, – Клаус встает перед Рыжим, вполоборота ко мне.

Эти его шаг, действие как-то вдруг приводят меня в чувство, словно ушат холодной воды на голову вылили. Злость и негодование исчезают, оставив после себя неприятное послевкусие от едва не совершенной ошибки.

– Дожили! – восклицает удивленно Рыжий, – Любимчик защищает Оружейника!

– Прикуси язык, – спокойно, я бы сказал, устало бросает Клаус. – Не тебе судить Максима и его поступки.

Сказать, что я удивлен его заступничеством – не сказать ничего. Не меньше меня поражает спокойная реакция Клауса на прозвище, данное ему в нашей школе. Он прекрасно знает, что мы прозвали его «Любимчиком» за определенную благосклонность к нему со стороны Марины Яковлевны, нашей Учительницы, но не переносит, когда его так называют.

– Семен, успокойся, пожалуйста, – Соня и сама удивленно и с опаской поглядывает на Клауса, ожидая, что тот может вспылить за «Любимчика».

Рыжий отступает первым. Он разворачивается и отходит от нас.

– Не бери в голову, – говорит Клаус, поворачиваясь ко мне. – Семен не думает, что болтает.

– Я все слышу, – недовольно бурчит Рыжий, стоя у дальнего от нас края окна.

– Мы должны держаться вместе, – он даже не поворачивается на реплику. – Поодиночке мы не выживем, – а звучит, как: «Без тебя мы не сможем выбраться». И я уверен, что не ошибаюсь в трактовке, скрытом смысле его слов.

– Я не уйду, – говорю устало. – Я обещал, что мы выберемся, помнишь?

Да, в этот момент, как тогда, на развалинах, в самом начале пути, во мне проснулись два разных человека. Первый похож на Семена, хотя нельзя сказать, что Рыжий с годами слишком уж изменился. Этот юнец во мне – эмоциональный подросток, чье поведение обуславливается молодостью и горячностью, несмотря на всю подготовку Плетущего. Его душит какая-то детская обида на некую всемирную несправедливость, связанную с недоверием друга. «Уйду, обязательно уйду! – думает он. – Как только двери в помещении откроются, уйду от них. Они сами Плетущие, и сдать экзамен – их задача! Плевать!»

Второй во мне – это зрелый, опытный и в чем-то циничный человек, который с некоей снисходительностью следит за собственными плаксивыми выбрыками, понимающе хмыкает и отвечает: «Никуда ты не уйдешь. Слово, данное тобой, не позволит тебе бросить их».

Я спокойно встречаю изучающий взгляд серо-стальных глаз Клауса. Что-то неуловимо мелькает в них, и я не готов ручаться за то, что же увидел, но все же это вызывает неподдельное удивление.

– Знаешь, – говорит он, отворачиваясь к окну, – иногда я жалею, что наши с тобой отношения вышли такими… скомканными.

О чем он?

– Думаю, что у тебя не возникает сомнений в том, кто стал тому виной? – отвечаю я.

– Мы все совершаем ошибки, – парирует он и добавляет, – Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Нельзя бояться ошибиться – нужно бояться повторять ошибки.

– Желание избежать ошибки вовлекает в другие, – отвечаю я.

– Ошибаться – человечно, прощать – божественно, – изрекает Клаус.

– Это не ко мне. Я не Бог, – но все же добавляю. – Первое условие исправления – осознание своей вины.

В действительности я не перестаю удивляться затронутой Клаусом теме, но еще больше меня поражает то, что он, пусть скрыто, но сознается в собственных ошибках. Невиданное дело! Но больше, чем все его слова мне не дают покоя серьезность и зрелость его поступков и поведения в целом. Насколько я помню, он всегда был напыщенным, самовлюбленным типом, не желающим никого слышать. Он сам себе был указ, и считал себя лучше остальных. Бесспорно, он был талантлив, но никогда прежде не скрывал этого, а наоборот – всячески демонстрировал. Клаус, который сейчас стоит рядом со мной, отличается от того, кого я помню, во всем: ни капли чванства, ни толики превосходства, ни грана пренебрежения. И это удивительно. И странно.

Снова нет времени ни на размышления, ни на анализ. Внизу, в городе, продолжают развиваться события, в которых мы принимали участие всей группой. Под предостерегающий вскрик Сони на одной из улиц появляются гориллы. Их много. Твари не стремятся на площадь, они скрываются где-то в глубине кварталов. Наверное, целую минуту ничего не происходит, а потом в царящем повсюду багровом сумраке, неподалеку от площади, в зданиях два раза подряд коротко вспыхивает. Нам не виден источник света, но без сомнений это вспышки двух светошумовых гранат, отраженные стенами зданий. За ними следуют еще несколько, но гораздо слабее – это разрывы РГО. После этого довольно долгое время ничего не происходит, только в одном из окон полуразрушенного здания мелькает чей-то силуэт и снова скрывается с глаз.

– Должно быть, это я, – произносит Клаус. – Когда мы отбили атаку горилл, я успел проверить противоположную стену дома, в котором мы укрылись.

Спустя некоторое время небеса над городом начинают менять свой цвет и уже через десяток секунд озаряются изнутри светло-зелеными всполохами. На первом этаже здания, выходящего окнами на площадь, появляются фигуры двух людей. Довольно странно наблюдать за собой в оптику бинокля.

– Мы говорили тогда о том, что при попытках что-либо вспомнить возникает головная боль, – суфлирует Клаус и добавляет, – И ты пообещал мне рассказать, почему у меня голова не болит, когда я что-либо вспоминаю.

Я прекрасно помню тот наш разговор и то, как впал в беспамятство, когда мне показалось, что некое озарение, объяснение всему происходящему, посетило меня. А потом из фонтана в центре площади начинают появляться крабы. В немой и угрожающей тишине мы становимся свидетелями разыгрывающегося внизу яростного боя. Большие красные крабы появляются в нижней чаше, выпрыгивают из нее на землю и стремительно несутся в сторону укрывшихся в здании напротив людей. Их встречает кинжальный огонь из четырех автоматов, чьи дульные вспышки ярко сверкают в мертвенно-зеленом полумраке. В какой-то момент кажется, что еще чуть-чуть и твари одолеют сопротивление и доберутся до защитников, но в этот момент среди наступающих крабов вспыхивает пара звездочек – так видны отсюда разрывы гранат. Скоротечная схватка заканчивается, когда защитникам удается уничтожить сам фонтан. Оставшихся тварей они уничтожают за несколько секунд, а бывшее всего минуту назад белоснежное сооружение теперь видится горой бесформенных грязно-серых обломков.

Справа от меня прерывисто вздыхает Соня, а Клаус говорит:

– Вот и все.

Человеческие силуэты еще несколько раз мелькают в окнах первого этажа, а потом пропадают окончательно. Через какое-то время в отдалении, на одной из улиц, появляются твари. Стая волков движется к площади целеустремленно и неотвратимо.

– Услышали гады, – зло говорит Рыжий.

Очень быстро монстры достигают площади и сразу же оказываются у разрушенного фонтана. Какое-то время они снуют вокруг вроде бы беспорядочно, а потом, видимо, взяв след, все, как один устремляются к зданию, с пятого этажа которого мы за ними наблюдаем. Угол обзора не позволяет заглянуть вниз, поэтому остается только представлять, что сейчас происходит внизу.

– Смотрите! Еще твари! – выдыхает Соня, указывая куда-то рукой.

Мы следим за направлением, куда указывает девушка, и действительно видим еще одну группу волков, стремительно приближающихся к площади. Эти твари не задерживаются у фонтана, а сразу движутся к нашему зданию.

– Сколько же их? – спрашивает Семен.

– Не больше сотни, – отвечает Клаус.

– И ты перебил их всех? – обращается ко мне Соня.

– Да, – киваю, вспоминая, как под Клаусом провалились ненадежные ступени, как он, словно дразня тварей внизу, болтался на страховочном тросе, как он невольно потащил за собой остальных, как я сдерживал монстров огнем из автомата, боясь промахнуться, как несколько волков едва меня не достали, поднявшись по другой лестнице и напав на меня с тыла. Сколько же у нас осталось времени?

– Думаю, что скоро все должно закончиться, – Клаус словно мысли мои читает.

– Когда? – спрашивает Соня. Неужели она еще не поняла?

Нам остается только ждать. Мой взгляд скользит по небу за окном. Низкие и угрюмые туши косматых туч все также крутит в неимоверном круговороте. Не то синие, не то фиолетовые вспышки, озаряющие их изнутри, окрашивают мертвый город в странный цвет. А в крыши двух высоток на западе из самого центра невероятного хоровода, из воронки, начинают бить фиолетовые молнии.

– И что дальше? – недовольно ворчит Рыжий, ни к кому конкретно не обращаясь.

Минуты тянутся нестерпимо медленно. Вязкое, словно мед, время тягуче капает ленивыми секундами. Глухая тишина, царящая в нашем застывшем в безвременье помещении, делает любой звук чересчур громким. Мне не хочется ничего ни говорить, ни делать. Я лишь стараюсь подготовиться к тому, что сейчас должно произойти. Ловлю себя на мысли, что чувствую себя каким-то лишним, посторонним, оказавшемся на чужом празднике… или на чужих похоронах. Невероятно сильно хочется уйти отсюда, прочь из этой комнаты, но такой возможности нет. Представление должно быть досмотрено до конца.

«Дыхание, – настраиваюсь я. – Главное – это контроль за дыханием».

Странное место. Странный город. Странный выверт времени продолжает демонстрировать нам немой спектакль. Невыносимое ожидание заканчивается, когда дверь, ведущая в приемную, резко открывается внутрь, и в нее, едва не упав от толчка в спину, заходит Наталья. За ней стоит Клаус, держа тварь в человеческом облике на прицеле.

Соня тихо ойкает от неожиданности и хватается за автомат, но потом глаза ее расширяются, когда она видит парня и меня самого, входящих в помещение и занимающих позиции по обеим сторонам от двери. Рыжий, наш Рыжий, тот, что наблюдает сейчас за происходящим, выражается крепко и непечатно.

Я дышу: вдох – раз, два – выдох, вдох – раз, два – выдох…

Время бежит быстро, но ускорение совсем незначительно, как будто неведомый режиссер предлагает насладиться каждым кадром своей картины.

Перед нами злые и усталые подростки, тыкающие во все стороны трубами глушителей своих автоматов. Пыль и грязь покрывают их одежду и лица. Видно, что они очень обрадованы обнаруженной здесь зеленой дверью, хотя те двое, что ворвались сюда первыми, заметно нервничают при ее виде. Они целятся в девушку в темно-сером деловом костюме, стоящую перед ними совершенно спокойно. Эти двое обмениваются беззвучными репликами, потом тот, что слева, не поворачивая головы, говорит что-то громко – это видно по тому, как он набирает в грудь воздух.

Я дышу: вдох – раз, два – выдох, вдох – раз, два – выдох…

Мой взгляд прикипает к другим людям, которые входят в помещение вслед за первыми двумя. Одна из них обладает светлыми волосами, чьи непослушные локоны выбиваются из-под шлема, надвинутого на самые глаза пронзительно-голубого цвета. Вторая, идущая за светловолосой, – без шлема. В другое время и в другом месте ее стрижка напоминала бы «каре», но сейчас каштановые волосы покрыты пылью и грязью. Видно, что их хозяйка пыталась привести их в порядок, но так в этом и не преуспела. Темноволосая чуть ниже своей подруги, и одна ее рука висит на перевязи, скованная лубком. Глаза обеих внимательно обегают взглядом помещение, изучая его полную пустоту, и почти сразу натыкаются на зеленую дверь справа от них, ярко выделяющуюся на фоне идеально белых стен. Их брови одновременно взлетают вверх, и девушки кричат что-то радостное. Усталое облегчение и неподдельное ликование на их лицах.

Я дышу: вдох – раз, два – выдох, вдох – раз, два – выдох… Только так я могу спокойно наблюдать за разворачивающейся перед нами событиями. Только так – со стороны.

Последним в помещение входит юноша, чьи частые веснушки не способна затмить никакая грязь. Взгляд его зеленых глаз сразу же останавливается на зеленой двери, и парень облегченно вздыхает. Рядом со мной всхлипывает Соня, но я не обращаю на это внимание, целиком поглощенный действием.

Тот, что зашел в помещение первым, что-то кричит остальным, чем вызывает у них неподдельное удивление, очень быстро сменившееся негодованием. Светловолосая отвечает ему также резко. Как и его напарник, стоящий по другую сторону от двери, он не сводит глаз с девушки в деловом костюме. Зашедший последним зовет друга, занимающего позицию слева от двери, у него карие глаза и вид готового к любому человека. Он стоит молча, не реагируя на обращение и не принимая участие в споре. Поглощенный какими-то своими мыслями, он, тем не менее, не отрывает настороженного взгляда от девушки, которая выделяется среди них своим ухоженным видом и чистой одеждой. Парень с серыми глазами продолжат кричать что-то светловолосой и третьему юноше. Девушка без шлема, с темными волосами стоит на месте, растерянно глядя на спорщиков, а потом несколько раз зовет того, кто стоит, задумавшись. Все как-то сразу успокаиваются и замолкают, и она о чем-то спрашивает его. Темноглазый в свою очередь обращается с вопросом к напарнику, а тот досадливо морщится и отрицательно мотает головой. Парень с веснушками говорит ему что-то со злым лицом, после чего сероглазый меняется в лице и, забыв о девушке в деловом костюме, резко разворачивается к оппоненту и наводит на него свое оружие. Тот в ответ поднимает на него свой автомат, а светловолосая, не мешкая ни секунды, поддерживает его, и теперь парень с серыми глазами оказывается под прицелом двух стволов. Его напарник кричит что-то, видимо, пытается их успокоить, но его никто не слушает, а сам он не отрывает напряженного взгляда от девушки, замершей в центре помещения. Он успевает о чем-то спросить ее, но та в ответ молчит, переведя свой взгляд со спорящих на него.

Я дышу: вдох – раз, два – выдох, вдох – раз, два – выдох…

Я знаю, что развязка уже близка. Время идет с уже практически нормальной скоростью, только звуков все нет, и тишина давит своей безмолвностью. Фигуры людей перед нами застывают в напряженных позах, их отражения смутно угадываются в черном со светлыми прожилками мраморе пола. Всех, кроме одной. У нее под ногами отражается что-то совсем нечеловеческих очертаний, но никто этого не видит, да и не рассмотреть подобной детали, если не знать, куда нужно смотреть. Невольно опускаю взгляд вниз, себе под ноги, но ничего не вижу. Ни Соня, застывшая рядом, ни Клаус, хмуро наблюдающий за происходящим, ни Семен, замерший неподвижно, – никто из нас не отражается в полу.

Все происходит быстро. Девушка с темными волосами подходит к сероглазому и, вытащив свой пистолет из кобуры на бедре, направляет его на парня. Что-то говорит. «…не верю тебе… хочу домой…» – читаю по ее губам. Она взводит курок, не оставляя сомнений в своих намерениях. Парень что-то отвечает ей и опускает автомат. Еще несколько секунд девушка стоит неподвижно, а потом разворачивается и идет к двери. Мне видно, как сероглазый нервно кусает губы, смотря вслед уходящей от него девушке, но ничего не делает – оружейные стволы двух других ребят все еще смотрят на него. Взгляд его напарника бегает по девушке в костюме, так и стоящей посреди комнаты, словно пытается зацепиться за что-нибудь. А потом сверкает вспышка. Небо за нашими окнами озаряется необычайно ярким фиолетовым светом, – где-то совсем близко сверкнула молния. Парень, следящий за девушкой, опускает взгляд вниз, и его глаза расширяются в изумлении – он наконец смог рассмотреть отражение в полу замершей перед ним. Не мешкая, он тотчас открывает огонь, опустив ствол своей винтовки так, что пули, одна за другой попадают в торс твари. Отброшенная выстрелами, она складывается пополам и неподвижно замирает на полу. В следующий миг человек разворачивается и кричит что-то темноволосой девушке. Его рот открывается в беззвучном крике, а в его глазах плещется отчаяние. Девушка уже у двери. Она берется за ручку и в последний миг оборачивается на крик. Но ее уже не остановить…

Я дышу: вдох – раз, два – выдох, вдох – раз, два – выдох… Я дышу. Я дышу…

Ее взгляд спокоен, и она устало улыбается парню. Девушка проворачивает ручку, открывая дверь, и яркий белый свет заливает ее. Кричащий бросается к ней, стараясь успеть, но я знаю, что он не успеет. Юноша с веснушками на лице и светловолосая девушка стоят, застыв соляными столбами. Им нужно только шаг сделать, протянуть руку, чтобы остановить свою подругу.

В небольшом помещении расстояния оказываются слишком велики. Несчастные метры до двери так и остаются непреодолимыми для темноволосого и его напарника, бросившегося вслед за ним к девушке.

Щупальца, выметнувшиеся из-за распахнутой зеленой двери, моментально оплетают ее фигуру и со страшной силой рвут к себе, в слепящий свет. Отвратительные отростки готовы принять новую жертву. Темноволосый уже не может остановиться – инерция его броска слишком велика, да он и не хочет останавливаться, стремясь успеть, достать, выхватить девушку из смертельной ловушки. Его сбивает с ног напарник, валит на пол и что-то кричит в лицо. Парень под ним ухитряется высвободиться, перехватив болевым приемом руку сероглазого, но тот не сдается и просто повисает на нем, сковывая движения своим весом.

Свет, ослепительный белый свет, словно вытекает из дверного проема, и в следующую секунду тот, что так рвется к двери, пытается отпрыгнуть, но напарник, повисший на нем, только мешает, и в итоге они оба снова падают на пол. Щупальца, вылетевшие из света, хватают лишь воздух и втягиваются обратно.

Двое, что стоят сбоку от двери, наконец оживают и даже шагают к двери, но почти сразу останавливаются в замешательстве. Почти одновременно все четверо открывают огонь по появляющимся из дверного проема щупальцам.

Я дышу: вдох – раз, два – выдох, вдох – раз, два – выдох, вдох – раз… дыхание сбивается… Проклятье!

Раскаленные свинцовые пули рвут омерзительную плоть, но создается ощущение, что монстр даже не замечает повреждений, и все новые щупальца появляются из света. Потом он меркнет, загораживаемый выбирающейся наружу исполинской тушью чудовища.

Безумие, яростное и упоительное, плещется в глазах темноволосого. Он что-то орет, за несколько секунд расходуя весь магазин в своем автомате, отбрасывает его, и через несколько ударов сердца в его руках появляется дробовик. Дульные вспышки озаряют его искаженное ненавистью лицо. Двадцать выстрелов сливаются в один, и парень «достает» новое оружие, точную копию предыдущего. Его напарник также меняет винтовку на дробовик, но другой, более привычной конструкции. Эффект от смены оружия не заставляет себя долго ждать: щупальца монстра исчезают буквально на глазах, разрываемые на сотни ошметков шрапнельными патронами. Меняют оружие и те двое, что стоят сбоку от двери. У них в руках появляются легкоузнаваемые пятизарядные Браунинги. Они вносят свой посильный вклад в уничтожение чудовища, но «достать» новые дробовики взамен использованных не успевают.

Никаких звуков до сих пор не слышно, и разворачивающаяся перед нами драма происходит все в той же безмолвной тишине. Нет, не безмолвной. Гляжу влево – в нескольких шагах от меня беззвучно плачет Соня, она всхлипывает и вытирает ладошкой бегущие из глаз слезы. Семен стоит неподвижно, забыв, похоже, дышать – вон какое у него бледное лицо. Клаус… Его лицо не выражает ничего Каменная маска. Но я знаю, что когда он ее одевает, это признак крайне взволнованного состояния. Тихо.

Светловолосая, а потом и парень с веснушками на лице бросают свое оружие и обхватывают головы руками, закрывая уши. Спустя несколько секунд они оседают на пол и валятся на него уже без сознания. Двое перед монстром еще держатся, но движения их заметно замедляются. Их лица мокры от пота, струящегося грязными ручейками по щекам. Тот, что с серыми глазами яростно скалится, достреливая последние патроны, а потом спотыкается и падает на пол, широко раскинув руки. Оставшийся на ногах оглядывается на упавшего напарника, и его лицо, итак искаженное от боли донельзя, вовсе перекашивает, превращаясь в какую-то демоническую маску. Он упорно переставляет ноги, приближаясь к твари. У монстра уже нет щупалец – бойцы хорошо потрудились, отстреливая их. Чудовище начинает пятиться, пытаясь скрыться от этого сумасшедшего. Человек достреливает барабан своего дробовика и отбрасывает оружие в сторону. В следующий миг в его правой руке появляется устрашающего вида широкий изогнутый клинок, он ярко сверкает, отражая свет, льющийся с потолка, но недолго. Обезумевший человек уже совсем рядом с чудовищем. Он взмахивает рукой и наносит страшный рубящий удар, погружая свой клинок в плоть твари. Удары сыпятся один за другим, превращая тело монстра в фарш. На воина брызжет чем-то фиолетовым, кровью монстра. У человека из ушей идет кровь, стекая тонкими струями по шее, но он совершенно не обращает на это внимания. Монстр перед ним уже не шевелится, а безумец все рубит и рубит ненавистное создание. Я не вижу его лица, но мое собственное сводит злой судорогой, заставляя скрипеть зубами в ослепляющей разум ненависти.

Но вот он останавливается, и что-то делает руками. Отсюда не видно, что именно, но я итак знаю. Человек что-то кладет в одну из страшных ран, оставленных его клинком и, выпрямившись, замирает неподвижно. А через секунду он какой-то ломаной походкой, будто на негнущихся ногах, выходит из комнаты, где находится монстр, шагает чуть в сторону. Его ноги подгибаются, и он падает на пол рядом с напарником, закрывая тому голову руками. В следующий миг в покинутом им помещении словно зажигается солнце. Взрывная волна поднимает тучу пыли. Огненный шквал проносится по помещению, заставив обвалиться с потолка несколько довольно крупных обломков. Дым заволакивает помещение, но на удивление быстро рассеивается. Какое-то время ничего не происходит. Люди лежат на полу без сознания, а в соседней комнате слабо тлеют какие-то огни. Первым приходит в себя убийца твари. Он с трудом садится, не переставая мотать головой из стороны в сторону. Медленно, с заметным усилием встает и ковыляющей походкой направляется в комнату. Из-за стоящего там сплошной стеной дымного мрака ничего не видно. Проходит, наверное, несколько минут, когда яркие вспышки, слившись в одну, высвечивают очертания огромной, бесформенной туши внутри. К этому времени почти одновременно приходят в себя оставшиеся в этом помещении трое людей. Они с трудом поднимаются на ноги. Парень с веснушками помогает девушке, а третий наблюдает за ними с непонятным выражением на лице, будто он хочет помочь, но сдерживает себя. На вспышки в соседней комнате, то есть на выстрелы, они реагируют правильно: все трое моментально «достают» оружие, а тот, что стоит один, включает фонарь на своем автомате, освещая дверной проем с распахнутой и болтающейся на одной петле дверью. Луч света упирается в тьму за ней, не в силах разорвать ее и осветить соседнее помещение. Еще через минуту он выхватывает из мрака человека, выходящего наружу. Он замирает в дверном проеме, подслеповато щурясь и закрываясь рукой от света, бьющего ему прямо в лицо. Человек что-то говорит, и его напарник выключает фонарь. Стоящий в двери сверкает белками глаз на покрытом гарью и копотью лице, оглядывая помещение. Устало переставляя ноги, он наконец выходит из дымной комнаты. На ремне у него висит дробовик, правая рука сжимает верный клинок, а в левой он держит что-то круглое и черное, размером с яблоко, которое сразу прячет в один из карманом своего разгрузочного жилета.

Я оборачиваюсь к Соне. Она, совершенно не скрываясь, громко плачет. Потом делает шаг и оказывается рядом с Клаусом. Порывисто его обнимает.

– Прости, прости, – выдавливает она сквозь слезы, – прости, что не поверили тебе

У него предательски блестят глаза, но от девушки не отстраняется. Клаус ошеломлен, и я это вижу. Он совсем не ожидал подобной реакции.

Перевожу взгляд. Девушка со светлыми волосами рыдает на груди у парня, что убил тварь. Она бьет его в грудь своими кулачками и что-то кричит сквозь слезы. Она пытается вырваться из его объятий, но тот держит ее крепко, давая выплакаться, и гладит ее светлые волосы.

Я не вижу и не слышу, как Рыжий подходит ко мне и что-то говорит. У него виноватый вид. Он сам все прекрасно видел. Он видел, что мог остановить Катю, только руку протяни, но не сделал этого. Я знаю, что в этом нет его вины. Он оказался слишком подвержен влиянию твари в человеческом облике и совершенно не готов к такому исходу. Нет его вины в том, что Катя погибла. Как нет вины и Сони, рыдающей сейчас на груди у Клауса. Боюсь даже представить себе, какие эмоции она сейчас испытывает, какую вину берет на себя. Семен продолжает говорить мне о чем-то все с тем же виноватым видом, прося прощение за свои недавние резкие слова в мой адрес.