Текст книги "Мертвый Город"

Глава 4

Замедление времени становится все более заметным. Уже даже видно, почти видно солнце – оно смазанной полосой скользит по небу. Некий фантастический маховик времени, продемонстрировавший нам ужасные события, все более замедляется. В какой-то момент я обнаруживаю, что течение времени становится практически идентично нормальному, но, как оказывается, это не так.

– Смотрите! – громко вскрикивает Соня, неудачно взмахнув рукой так, что чашка выскальзывает из ее руки и с сухим треском разбивается на множество осколков, расплескивая остатки кофе.

Не обращая внимания на разбитую посуду, мы выглядываем вниз. Из тени одного из зданий выходит некто в длинном, до пят, черном плаще с огромным капюшоном на голове, чья тень скрывает от нас лицо этого … человека? Да, это человек: у него две руки и две ноги. Течение времени не нормально, поэтому неизвестный передвигается довольно быстро, смешно семеня и размахивая руками. За несколько секунд он оказывается практически в центре площади. Как по команде, мы отпрядаем от оконного проема, приседая на корточки.

– Он видит нас? – сдавленным шепотом спрашивает Семен.

– Не думаю, – отвечает Клаус. – Мы еще не в своем времени.

– Все равно не маячьте на виду, – говорю я, хотя и согласен с ним.

Взметая облака пыли, поднимается ветер, он добирается до фигуры в плаще. Неизвестный стоит, наклонившись к земле, и что-то делает, какие-то пасы руками. Порыв настигнувшего его ветра, срывает с человека капюшон и вздымает полы черного плаща. Спешно «достаю» бинокль и жадно всматриваюсь в лицо неизвестного, когда тот выпрямляется. Его череп лыс, как бильярдный шар, под глазами – темные круги, а кожа нездорового бледного цвета. Или это освещение такое? Нет, я не знаю этого человека, хотя кажется, будто я его где-то видел. Смутно знакомый овал лица, разрез глаз… Нет, не могу вспомнить. Может быть, я видел кого-то похожего на него. Неизвестный накидывает на голову слетевший капюшон. Несколько секунд он просто стоит, глядя на землю у своих ног, словно о чем-то глубоко задумавшись, а потом вдруг что-то начинает прорастать прямо из-под земли рядом с ним. Разбрасывая комья земли и поднимая тучи пыли, скрывающей от наших взоров происходящее, наверх рвется что-то большое. Тени, отбрасываемые зданиями от солнца, заметно сдвигаются, а усилившийся ветер наконец разгоняет поднявшуюся пыль. Нельзя сказать, что я сильно удивился, когда увидел тот самый, уже знакомый нам белоснежный фонтан.

– Ах ты гад! – яростно шипит Семен. – Вот откуда здесь взялся этот фонтан!

Слышу, как он передергивает затвор, и поспешно оборачиваюсь к нему.

– Отставить, боец! – отдергиваю его. – Толку от твоей стрельбы чуть, а шуму поднимешь на весь город!

Семен зло смотрит на меня, побелевшими от напряжения пальцами сжимая свой автомат.

– Ты, что, не видишь, что он там творит?! Валить его надо, а не смотреть! Сейчас опять что-нибудь наколдует!

– Надо его валить, надо, – вмешивается Клаус, – но сейчас ты не сможешь причинить ему никакого вреда. Мы все еще зрители, и никак не можем влиять на ход событий.

– А ты откуда знаешь? – недобро щурится Рыжий.

– Семен, перестань, пожалуйста, – просит Соня и кладет ему руку на плечо. – Ты же знаешь, что неправ. Мы сейчас можем только наблюдать.

Парень сбрасывает ее руку, но больше не пытается спорить. Зло глядя вниз, на неизвестного, бурчит что-то под нос по своей неизменной привычке. Поняв, что парень не собирается шуметь, я тоже возвращаюсь к наблюдению, приникая к биноклю.

«Что дальше? – мысленно спрашиваю я. – Что ты будешь делать дальше, урод?»

Словно в ответ на мои мысли, человек все теми же судорожными движениями достает что-то из недр своего необъятного плаща. Его рука, замерев на долю секунды над бортиком фонтана, бросает что-то вниз. Если бы не бинокль, я бы и не понял, что неизвестный кинул туда. Только увеличение позволило разглядеть его руки и то, что из них выпало. Красным комком за бортиком мелькнул краб. Мелькнул и больше не появился. Короткая судорога прошила фонтан – он задрожал и даже зашатался, но через миг все успокоилось.

– Это он туда краба, что ли, кинул? – недоуменно спрашивает Семен, отрываясь от своего бинокля.

– Да, – коротко отвечает Клаус.

– Ну все…

Я успеваю только повернуться и увидеть, как Рыжий, решивший, видимо, не испытывать лишний раз свою меткость, выдергивает чеку из появившейся у него в руке гранаты и, сильно замахнувшись, с громким криком бросает ее вниз. Хотя расстояние до фонтана немаленькое, но, благодаря высоте, на которой мы сейчас находимся, граната с успехом преодолевает его.

– Ложись! – кричит Клаус.

Хватаю Соню и рывком тяну ее вниз.

– Бах! – глухо хлопает внизу.

– Ты с ума сошел?! – кричит Соня.

Делать нечего, нервы Рыжему лечить потом будем, а сейчас я вскакиваю, отплевываясь от попавшей в рот пыли, передергиваю затвор своего Вала и занимаю позицию у самой стены. Аккуратно выглядываю.

Картина внизу совершенно не изменилась. Человек в капюшоне стоит у фонтана в той же позе, словно и не прогремел над его головой взрыв гранаты.

– Я все равно его достану, – в бессилии бросает Семен.

– Успокойся! – резко отрезаю я. Все разборки оставим на потом.

Неизвестный наконец распрямляется, видимо, закончив свои дела с фонтаном и теми же судорожными и нелепыми движениями крутит головой по сторонам, осматривая площадь и здания вокруг. А потом он поднимает голову и глядит на нас. Совсем рядом прерывисто вдыхает Соня, и я слышу, как она вскидывает автомат.

– Он нас не видит, – говорю я поспешно, отрываясь от бинокля.

Какое-то время темный провал капюшона пялится прямо на нас, вызывая необъяснимое чувство собственной уязвимости. Он не должен нас видеть. Не должен. А если видит? Что тогда? Проклятье! Я стряхиваю с себя странное наваждение, вызванное вниманием неизвестного. Он неотрывно смотрит на наше здание, прямо на нас, довольно долго, а потом резко встряхивает правой рукой, роняя что-то в пыль у своих ног.

– Что это он там бросил? – нервничает Семен.

– Не вижу, – отзываюсь я, стараясь разглядеть в бинокль.

– Похоже на паука, – Клаус первым смог рассмотреть предмет.

Теперь уже и я вижу, что у ног человека шевелится паук размером с… крысу? Нет, с кошку. Присматриваюсь внимательнее. Зрение не обманывает – паук растет и растет очень быстро. Вот он уже размером с собаку. Обычный с виду паук, похожий, правда, на тарантула своим волосяным покровом, но светло-рыжего цвета.

– Фу, какая гадость, – произносит рядом Соня с изрядной долей отвращения. – Не люблю пауков.

– Да, приятного тут мало, – соглашается с ней Клаус.

Я продолжаю наблюдать за ростом насекомого, который достигает в высоту уже метра. Его уродливая башка с поблескивающими на свету несколькими пар глаз уже на уровне живота или даже чуть выше стоящего рядом с ним человека. Все, вроде бы, он уже не растет. А потом паук начинает движение. Темный провал капюшона следит за неверным и дерганым перемещением насекомого. Спустя совсем немного времени паук движется уже вполне уверенно, не виляя и не останавливаясь, как еще секунду назад. Рыжий рядом глухо ругается сквозь зубы.

– Семен, – говорю я негромко, отрываясь от бинокля, – Соня контролирует свои эмоции не в пример лучше тебя. Неужели ты не в состоянии совладать со своим гневом? Подумай об этом, и о том, к чему может привести твоя вспыльчивость.

Парень умолкает. Надеюсь, он понял меня правильно и не будет пытаться достать монстра огнем из своего оружия.

– Вы это видите!? – восклицает Соня, и Семен, хотевший мне что-то ответить, не успевает ничего сказать и приникает к биноклю. Я тоже возвращаюсь к наблюдению, чтобы увидеть, как тварь начинает меняться. Нет, не так. На паука, словно одежду, натягивается чужая личина. Ну, а кто это делает, теперь нет никаких сомнений. Я даже не смотрю на человека в плаще, и без того прекрасно понимая, что это он контролирует весь процесс внешнего преобразования монстра.

– Не может быть! – вскрикивает Семен.

– Да это же… – начинает Соня, но внезапно умолкает, давясь словами.

Клаус молчит. Наверняка, он уже догадался. Новая личина легла на паука уже полностью, скрыв под собой уродство твари. Создание двигается все уверенней и быстрее. В здание, на пятом этаже которого мы сейчас находимся, деловой походкой вошла секретарша Наталья в темно-сером костюме.

– Она, что, сюда идет? – не уверен, чего в голосе Рыжего больше: страха или злости.

– Но ведь нужно уничтожить тварь, пока… – Соня замолкает, с мольбой глядя на меня.

– Мы не можем, помнишь? Мы только зрители, – эти слова даются мне почему-то с трудом. Представление еще не окончено.

– Оружейник прав, – говорит Клаус. – Ты сама прекрасно понимаешь, что мы можем сейчас только наблюдать.

– В любом случае, – стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно, – нам стоит посмотреть, какие еще сюрпризы подготовил нам этот человек.

– Что еще нам остается, – со скрытой злобой, направленной на неизвестного, цедит Семен.

Тем временем человек на площади все в той же дерганной манере принимается активно махать руками. Он бросает на землю какие-то… Проклятье, не разобрать! Предметы слишком малы и не видны даже в бинокль. Довольно продолжительное время неизвестный продолжает размахивать руками, словно засеивая землю вокруг себя, и через несколько долгих минут мы, наконец, можем разглядеть, что представляют собой его «семена». Словно на дрожжах, они растут, приобретая форму, раздаваясь вширь и вытягиваясь в высоту.

– Это же ублюдочные «гориллы», – произносит рядом Семен. – Те, что напали на нас, когда ты ушел. Те, которые ранили Угрюмого.

Знакомые твари множатся на глазах. Двухметровые человекоподобные монстры. Их мощные тела покрыты короткой черной шерстью. Когти на длинных, до колен, передних лапах; кривые и короткие задние конечности. Клыки, выдающиеся из-под губ, изогнутые и острые, отлично различимые в оптику бинокля. Бой на заднем дворе полуразрушенного здания встает у меня перед глазами, заставляя заново пережить те жуткие минуты. И Угрюмый, которого тащили на себе девушки, истекающего кровью, но все еще живого…

«Гориллы» на площади заполнили собой значительное пространство, и я, как ни стараюсь, все никак не могу их сосчитать. Неужели их было так много? Да нет же, определенно, их было гораздо меньше. Твари стоят неподвижно, все, как одна, повернувшись к человеку в плаще. Сколько же их? Не меньше нескольких тысяч! Какое-то время неизвестный так же, как монстры, стоит неподвижно, а потом твари, все разом, словно оживают. Медленно и как-то лениво они разворачиваются и двигаются прочь. Монстры огромной толпой протискиваются на одну из улиц, ведущих с площади, и спустя несколько минут исчезают в лабиринте городских кварталов.

Я не знаю, кто предоставил нам эту уникальную возможность – наблюдать за происходящими событиями, но подозреваю, что это совсем не тот, по чьей вине мы все здесь оказались. Или же я не прав, и с нами просто играют, даря иллюзию какой-то определенности и возможности хоть как-то повлиять на ход событий… на ход охоты? Безусловно, теперь на некоторые вопросы появились ответы, а именно: откуда здесь, в мертвом городе, появились в таком количестве все эти твари. Ведь во время сдачи экзамена, который я прекрасно помню, монстров было меньше, и они не меняли свой облик, как тот «волк»… Однако эти ответы порождают новые вопросы: кто нам демонстрирует это «кино», с какой целью это делается? Неужели только для того, чтобы мы знали о готовящихся для нас сюрпризах? Тогда почему было просто не показать нам все эти события раньше, до гибели ребят? И для чего нам был показан страшный эпизод гибели самого города? С чем это связано? Что такого важного мы должны были увидеть в том, еще живом городе? И кто, черт побери, этот человек в черном плаще, что так шустро выращивает новых тварей?

Задумавшись, я упускаю нить развития событий, продолжающих разворачиваться внизу. К этому времени неизвестный уже снова «посеял», разбросав вокруг себя, новые «семена», и уже даже видно, что из них вырастает. Вполне ожидаемо ими оказываются монстры, которых мы прозвали «волками». Однако в отличие от тех же «горилл», этих монстров гораздо меньше, вряд ли больше сотни. Огромные твари, больше двух метров в высоту, покрытые угольно-черной шерстью. Их задние лапы изогнуты так, как и у настоящих волков, и имеют, по сути, два крупных сустава: колено и так называемую пятку. На длинных мощных лапах – устрашающего вида когти. Морды, страшно оскаленные никогда не прикрываемыми клыками. Торчащие короткие уши и черные бусинки глаз. Неизвестный глядит на свои создания гораздо дольше, чем на «горилл», вкладывая в них, судя по всему, больше воли. Мне известна теория, да и практика тоже, создания тварей, но никогда я не творил такие полчища. Мои создания – это Стражи, каждый их которых являет собой плод значительных усилий. Для создания Стража нужна кровь. Капли, как правило, бывает достаточно, а вот времени уходит гораздо больше, чем несколько минут. И редко когда Плетущие могут позволить себе Стража по размерам больше крупной птицы или собаки – слишком сложно и невероятно тяжело удержать такое существо под контролем во время его рождения и роста. Слишком долго необходимо закладывать в новорожденное сознание основные принципы существования. Как бы то ни было, но наша работа заключается в уничтожении тварей, а не в их выращивании. Они порождения человеческих страхов, материализовавшиеся и питающиеся людскими эмоциями. Этот человек, создающий разнообразных тварей, на самом деле просто выращивает их из специальных заготовок, которые принес с собой. Согласно теории, для использования таких заготовок нужна жизненная энергия самого Плетущего, он должен отдать часть ее на рост и формирование созданий, хотя для этого ее не нужно слишком много, ведь тварь не создается из ничего – она выращивается из того, чем некогда была. Неизвестный в плаще не дарит своим созданиям частицу себя, своей власти, он не дарит им свою кровь. Он наделяет их только одной командой: «Убей!»

В городе снова поднимается ветер. Испуганным щенком он подбирается к незнакомцу и осторожно теребит полы его черного плаща. Карабкающееся в зенит солнце заставляет изуродованные здания бросать густые и плотные тени. А человек в плаще остается все так же недвижим, уставившись темным провалом капюшона на своих созданий.

Мои руки начинают затекать, но бинокль я не опускаю, жадно следя за происходящим. Рядом слышится какая-то возня. Это Семен устраивается поудобнее или просто разминает руки – не знаю.

– Долго он так стоять собирается? – недовольно бурчит он.

Соня шикает на него, что-то тихо сказав, и Рыжий затихает, оставив все-таки последнее слово за собой:

– Убью гада…

Его несдержанность временами довольно сильно меня раздражает, но в такие моменты я вспоминаю, что для него, как и для остальных из нас, они сейчас подростки с практически тем же набором своих возрастных проблем, что и у обычного юного человека в этом возрасте. Несмотря на всю подготовку Плетущих. Поэтому я делаю скидку на годы. И еще я помню про Сергея и Катю, про то, что их с нами больше нет.

Что-то неуловимо меняется. Что именно? Подсознание уже зафиксировало перемены, а мои глаза их все еще ищут. Наконец, я понимаю, что же происходит.

– Глаза, – тихо произносит Клаус, но в стоящей тишине его слышно прекрасно.

Да, в бинокль видно, как у неподвижных тварей меняются глаза, начинают краснеть, наливаясь алым. Через несколько секунд черные буркала монстров уже полыхают яростным огнем. А потом он как-то враз меркнет, тускнеет и теперь только тлеет едва заметными багровыми угольями.

Неприятно начинают ныть шея и плечи, напоминая о рукопашной схватке с одним из «волков». Вспоминаю и жалобный скулеж раненной твари в коморке у лестницы. Содрогаюсь, прогоняя навязчивые воспоминания.

Человек в плаще устало опускается на возникший прямо за его спиной обычный стул с высокой спинкой. Это словно служит сигналом, и «волки» тот же час приходят в движение. Перед тем, как исчезнуть на одной из улиц, отходящих с площади на восток, один из монстров останавливается и задирает свою башку в небо, сильно вытягивая шею. Собственное воображение заставляет словно бы вживую услышать звериный вой.

Семен опускает бинокль и направляется к дверному проему, ведущему в бывшую приемную. Самой двери уже давно нет – она сгорела в пламени пожара еще во время ядерного взрыва.

– Ты куда? – спрашиваю его.

– Хочу проверить, не появилась ли еще секретарша.

– Даже если и появилась, мы ничего не сможем сделать.

Тем не менее, оставив на время наблюдение за площадью, я перехватываю свой Вал и следую за Рыжим, страхуя его. Паук в облике девушки еще не появился, и Семен выдыхает с заметным облегчением.

– Расслабься, – говорю ему. – Уверен, что твари не могут ни видеть нас, ни причинить вред.

– Почему ты так думаешь?

Секунду я размышляю, как же донести до него свое представление о происходящем.

– По-моему, – начинаю я, – то, что мы сейчас видим, не является для нас в данный момент времени материальной реальностью. Считай, что мы смотрим кино, если хочешь. Ты же не будешь стрелять в телевизор только потому что тебе не нравится то, что он показывает?

– Ну да, – Семен кивает.

– Так вот, все попытки вмешаться в происходящее не принесут никакого результата. Мы всего лишь зрители.

– Это понятно, – начинает он, но я прерываю его взмахом руки.

– Обожди, не перебивай.

– Макс, я это уже понял, – он настойчив. – Мы зрители. Это кино. У меня другой вопрос. Кто нам все это показывает?

– Поверь, я хочу знать это не меньше твоего.

– Как думаешь, когда закончится это представление? – снова спрашивает Рыжий.

– Думаю, – отвечаю я после секундного размышления, – мы узнаем об этом сразу же, как только появятся звуки. Это, по-моему, будет самым верным признаком того, что мы вернемся в свое время.

– И когда…?

– Не знаю, – сразу отвечаю я и пожимаю плечами.

Семен серьезно смотрит на меня, от чего мне становится немного не по себе – так привык я видеть его вспыльчивым и несдержанным. Ободряюще хлопаю его по плечу и киваю на окно:

– Вернемся?

– Да, вот только… – он придерживает меня рукой и тихо, так, чтобы никто, кроме меня не услышал, спрашивает, – Макс, мы выберемся?

– Конечно, – отвечаю ему сразу и без заминки, надеясь только, что выгляжу я сейчас так же уверенно, как хочу показаться. – Семен, мы обязательно выберемся отсюда. Мы давным-давно уже сдали этот экзамен.

– И Серый с Катей?

– И Сергей, и Катя уже полтора десятка лет, как опытные Плетущие…

– Но они же погибли.

– Уверен, здесь что-то не так, – ком в горле. Кого я пытаюсь обмануть, себя?

– То есть на самом деле они живы? – как много надежды в его голосе.

– Конечно. Когда выберемся, сам их обо всем и спросишь.

Невольно замечаю, как наш уже совсем не тихий разговор жадно слушает Соня. Даже Клаус, продолжающий наблюдение за площадью, нет-нет да и поглядывает в нашу сторону. Нет, так нельзя.

– Ребята, – говорю я громко. – Семен, Катя, Клаус, я не хочу, чтобы вы думали, что раз происходящее сейчас уже когда-то было, и никто не пострадал, можно расслабиться. Только что, – киваю на Рыжего, – я рассказал Семену, будто я убежден в том, что Сергей и Катя живы. На самом деле я совсем в этом не уверен. А сказал так, чтобы ты лишний раз не тревожился и не нервничал, – обращаюсь к Рыжему, на что тот возмущенно фыркает.

– У нас нет права на ошибки, – продолжаю я. – Нас осталось всего четверо… Но вы должны знать, что я уверен в нашем успехе. В том, что мы сможем выбраться отсюда.

Мне приходится перевести дыхание, чтобы продолжить.

– Наша задача состоит в том, чтобы тихо, без лишнего шума найти точку выхода их этого сна. Не строить из себя супергероев, не палить налево-направо во все, что движется, а именно скрытно добраться до цели.

Клаус едва заметно кивает одобрительно, но его мнение меня совершенно не интересует. Я хочу уберечь Соню и Рыжего, довести их до точки выхода живыми и здоровыми.

– Хорошо, папочка, – вдруг выдает Семен.

Соня прыскает в кулачок и смеется уже не скрываясь. Даже Клаус улыбается шутке. Невиданное дело! Ну, если уже смеются, значит нервное напряжение последних часов хоть как-то ослабнет.

Отвернувшись от нас, Клаус настороженно глядит на площадь, а потом поднимает бинокль и приникает к окулярам. Опускает его, поворачивается и, поймав мой взгляд, кивает вниз, на площадь. Что же, представление продолжается. Я занимаю прежнюю позицию и осторожно выглядываю вниз, поднимая бинокль и ища взглядом главного героя этого немого кино. На моих глазах появляется новое, слишком хорошо известное нам действующее лицо.

На земле, в нескольких шагах от неподвижно стоящего человека в плаще растет и увеличивается в размерах нечто уродливое, напоминающее что-то среднее между осьминогом и кальмаром. Его щупальца растут, удлиняясь и извиваясь, словно змеи. Его башка вытягивается, обретает форму, и ее покрывает что-то, похожее на панцирь. Не помню никакого панциря, когда рубил монстра. Вижу два черных глаза, каждый из которых размером с крупное яблоко. Шкура твари серо-зеленого цвета с бурыми пигментными пятнами разного размера. Слизь, покрывающая ее, неверно поблескивает в лучах солнца, и даже на вид она какая-то склизкая. Если «гориллы» и «волки» вызывают чувство обычной настороженности, некоего уважения к своей силе и ловкости, то при взгляде на «осьминога», который уже достиг запомнившихся размеров, ничего, кроме брезгливого омерзения, я не чувствую. И еще – ненависти. Как же, оказывается, невыносимо тяжело вот так стоять и стараться спокойно наблюдать за этим чудовищем, зная, что именно эта тварь и убьет Катю.

Я вздрагиваю, когда моего плеча что-то осторожно касается. Это Соня. Слезы стоят в ее глазах, но она твердо произносит:

– Успокойся, пожалуйста. Мы ничего не можем сделать.

Она говорит правильные слова. Шумно вздыхаю.

– Да, ты права. Спасибо.

– Это и есть тот монстр, который был за дверью? – с напряженным удивлением интересуется Семен. Ну да, он же не видел его, только щупальца.

– Это он и есть, – цедит Клаус, и я с немалым удивлением замечаю, что на нем лица нет – настолько сильно его охватили чувства.

– Вот мразь! – бросает Рыжий. – Как жалко, что его нельзя достать… А может…? – и он тянется за автоматом.

– Нет, ты ничего не сможешь сделать, – я уже почти спокоен.

Мне тяжело смотреть на тварь, но я успокаиваю себя воспоминаниями о том, как я рубил его, еще живого, но не способного сопротивляться. Меня как будто опять окатывает волной жара от разрывающихся термитных гранат.

– Он двигается, – говорит Клаус, но я и сам вижу, как монстр, перебирая щупальцами, словно скользит по земле.

Наконец, он исчезает из поля зрения, скрывшись под нами. Человек в плаще снова остается один и снова опускается на стул, чтобы перевести дух. Мы молча наблюдаем за ним, пока тишину не нарушает Рыжий:

– Это все, или он будет еще тварей создавать?

– Сейчас увидим, – отвечает ему Клаус, не отрываясь от бинокля.

Солнце медленно, но все же заметно, скользит по небосводу. Вот оно уже в зените. Тени от полуразрушенных зданий исчезают, а потом снова появляются, словно выползая из своих укрытий. А человек на площади все сидит неподвижно на своем стуле.

– Он там, что, заснул? – злится Семен.

– Не думаю, – отвечаю я. – Он явно собирается с силами и готовится к нашему прибытию. Еще, как минимум, одного монстра он еще должен создать.

– Откуда ты знаешь?

– Я с ним сталкивался, в смысле с монстром. В то время, когда на вас напали «гориллы».

– Ты его убил?

– Нет, Семен, я не смог уничтожить его. Он казался слишком, – умолкаю, подбирая слова, – слишком силен и неуязвим.

– И что это за чудовище такое?

– Думаю, что ты сам все увидишь довольно скоро.

– Надеюсь, этот, в плаще, очнется в ближайшее время.

– Так и будет, – говорит Клаус, – ведь твари, что он уже создал, живут сейчас за его счет.

– Ну конечно, – соглашается Семен и цитирует, будто читает один из конспектов с урока Учительницы, – они не могут долго существовать без человеческих эмоций, только если твари не были созданы искусственно. В этом случае существо живет за счет своего создателя, его жизненной энергии.

– Тварь может какое-то время существовать и самостоятельно, – высказывается Соня, – но это не может быть обычным паразитом. Создание должно быть достаточно сильным, например таким, которых мы называем «подобные разумным» или, как говорила Марина Яковлевна, similis prudens. Они способны прожить не менее суток без подпитки человеческими эмоциями.

– Это, что, получается, нам здесь сутки торчать? – недовольно тянет Семен. – Осьминог-то ведь точно не «простейший».

– Ты прав, – отвечаю я, – но в данном случае ты неверно формулируешь вопрос. Рассчитывать время следует не по сильнейшей твари, что итак стабильна, а, наоборот, – по тем созданиям, чей срок самостоятельного существования как раз и является минимальным. Такими являются «гориллы». Но и здесь есть нюанс, заключающийся в том, что их создатель, – я киваю на площадь внизу, где неизвестный неподвижно сидит на своем стуле, – может поддерживать тварей своей энергией.

Семен внимательно выслушивает меня, а потом со своей вечной ухмылкой выдает:

– Какие вы все умные, – и едва уворачивается от Сониного подзатыльника.

– Балбес, – беззлобно бросает ему девушка.

– Ага, – Рыжий кривляется, а потом вдруг замирает и резко разворачивается к двери в приемную, вскидывая свой автомат.

– Что там? – испуганным шепотом спрашивает Соня.

– Не знаю. Наверное, показалось, – ни тени улыбки на его лице. Семен собран и сосредоточен.

Прикидываю в уме время, что уже прошло, и вслух говорю:

– Скорее всего, объявилась наша знакомая, секретарша.

Клаус прекращает наблюдение и перехватывает оружие.

– Я проверю, – рукоятка Вала удобно ложится в ладонь, – Семен, страхуй.