Текст книги "Мертвый Город"

У ступеней обычный, стандартный подъем, к которому привычны ноги, поэтому уже через минуту я перестаю внимательно глядеть, куда ступаю. На счастье, лестница крепка и достаточно надежна. Считаю ступени зачем-то. Ряд окон второго этажа с каждым шагом опускается все ниже, давая возможность выглянуть наружу. А там лютует Страж. Он все еще не может скинуть с себя оставшихся муравьев и продолжает крушить здания. Насколько его хватит, интересно? А потом думаю, что главное – чтобы змей не вздумал сбросить с себя насекомых об наше здание. Странная мысль о том, что могло бы быть, если… Неясная тень мелькает внизу, на улице.

– Движение внизу! – кричу Клаусу, который больше смотрит вперед и вверх, сторожа нас от вероятного нападения. Он оборачивается на мой крик.

– Где?

– Внизу, на улице, – отвечаю с отдышкой. – Кто-то был у стены как раз под нами, а потом метнулся в сторону.

Он кивает и выглядывает вниз. К этому времени мы преодолели уже примерно треть подъема, поэтому беглым взглядом не отделаешься – приходится всматриваться. Я со своей драгоценной ношей прислоняюсь к стене у самого окна. Сейчас я не воин.

– Под нами никого, – наконец говорит Клаус.

– Тогда вперед, – бросаю ему. – Поторопись.

Неясная тревога гонит меня вперед и вверх по лестнице, заставляя двигаться так быстро, как я могу. Довольно скоро мы достигаем угла и поворачиваем вслед за лестницей. Все равно ничего и никого не видно – отсюда открывается вид на противоположную от пустоши и болота сторону. Ничего нового, только унылый пейзаж мертвого города.

– Давай! Давай! Не останавливайся! – тороплю Клауса, разглядывающего руины внизу. Он кивает и спешно поднимается дальше по лестнице к следующему углу.

Стараюсь не отстать, но куда мне. При каждом шаге левая нога напоминает о себе тупой ноющей болью. От напряженных нагрузок сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я уже не чувствую, как по мне течет пот – я насквозь мокрый. Клаус уже достигает угла, останавливается, несколько секунд всматривается вниз, потом вскидывает винтовку, прикладывается к ее оптическому прицелу и открывает беглый огонь – только дымящиеся гильзы вылетают, поблескивая в неверном свете. По кому же он так садит? Уже половина магазина расстреляна!

Наконец я добираюсь до него и выглядываю наружу. Отсюда открывается вид на болото. Клаус продолжает стрелять и тихо ругается, не попадая.

– Что там? – выдыхаю я, но за секунду до того, как он отвечает, вижу уже и сам.

По грязи, прочь от нас, кто-то движется. Всматриваюсь, проклиная льющий по лицу пот. Да это же человек в черном плаще! Вот он! Мое дыхание перехватывает, а через миг ору Клаусу.

– Вали его! Вали эту мразь!

Парень стреляет, но отчаянно мажет.

– Да что же ты! Целься! Целься лучше! Оптика тебе зачем?!

Сухо щелкает затвор автомата. Видимо, от волнения или от усталости, а может, от того и другого, вместо того, чтобы «достать» новое оружие, Клаус меняет магазин в этом. Досылает патрон в ствол и снова открывает огонь. Оптический прицел – хорошо, но нужно еще уметь им пользоваться, а парень, судя по неумелой стрельбе, не умеет. С отчаянием наблюдаю за тем, как бегущий довольно быстро преодолевает последние метры грязи и сейчас спрячется за домом, стоящим у самого озера. Проклятье! Я начинаю опускать Соню на ступени, но в последний миг останавливаюсь. Нет, я ее не отпущу. Пусть выродок поживет еще немного, пусть порадуется своему краткому счастью. Сперва я отправлю девушку домой, а потом вернусь за ублюдком. И ничто меня не остановит. Найду. Из-под земли достану… Отправлю Соню? Но как? Человек в плаще, которого мы искали, удирает от нас. Тот, кто смог бы дать ответы на все вопросы, сейчас спрячется за надежными стенами и просто покинет этот сон… Но почему он не ушел раньше? Почему подвергает себя смертельному риску, показавшись на виду, вместо того, чтобы просто уйти? Что держит его здесь? Плевать, все равно я его найду. А вот насчет выхода… Меня не покидает странная уверенность в том, что подъем на самый верх по этой чудной лестнице – единственно важное, что нам остается.

Я снова выпрямляюсь, так и не выпустив из рук девушку, и мрачно гляжу вниз. Клаус не прекращает огня, бездарно расходуя патроны, но внезапно он попадает в цель. Далекая фигурка внизу валится на землю, высоко вскинув руки. Он не добежал до убежища совсем немного.

– Есть! – радостно кричит Клаус.

Всматриваюсь до рези в глазах, вытирая пот о плечо. Парень также внимательно смотрит вниз и через секунду тихо ругается сквозь зубы.

– Жив? – спрашиваю я, и уже сам вижу, что человек шевелится.

– Да, я ему, похоже, в ногу попал, – злится Клаус, а через секунду глядит на меня. – Может быть, ты…

– Нет, – а сам думаю, какой же я дурак. Ну отдай ему на минуту Соню и добей мерзавца. Хочешь его мучительной смерти? Прострели ему ноги и руки или используй специальный патроны со смещенным центром тяжести. Нет. Не отпущу Соню. Ни на минуту, ни на секунду. «Идиот! – коментирует мое второе я, рациональное и циничное. Я вернусь и найду урода, а потом сделаю с ним все, что хочу. Очень медленно. Мое второе я бурчит что-то в ответ. Всему свое время.

– Нам нужно идти. Не трать патроны, – отвечаю помрачневшему моим отказом Клаусу и бросаю вниз последний взгляд, где в грязи ползет мой враг.

А потом происходит то, что никто из нас не ожидал. С нашего места видно, как дом, к которому так упорно направляется человек, чтобы скрыться за ним, вдруг начинает заваливаться. Горький и злой смех вырывается из моего горла, когда я понимаю, что происходит на самом деле. Из жижи, разбрасывая комья грязи, поднимается длинное щупальце и лениво тянется к раненному. Он не сразу обращает внимание на новую опасность, а когда замечает, издает истошный вопль, перешедший в визг, полный ужаса и самого черного страха. Мразь не пожалел воздуха в легких, исторгая его. Щупальце моего монстра выхватывает свою жертву из грязи, обвивая ту несколько раз. Крик сразу умолкает, и я представляю себе, как мощные мышцы сдавливают грудь, заставляя трещать ребра и выдавливая из груди остатки воздуха.

– Только не сразу, только не сразу… – тихо прошу осьминога, и тот, словно слышит меня, потому до нас что доносится новый, уже тише, крик – монстр ослабил хватку.

Я смотрю на расправу и уже не смеюсь. Меня переполняет жуткая и страшная радость, но и сожаление от того, что враг избежал встречи со мной. Из грязи поднимается второе щупальце, протягивается к человеку и перехватывает того за ноги. Я уже знаю, что сейчас будет и благодарен моему монстру за то, что он не спешит. Слишком сильную и безотчетную ненависть он получил от меня к этому человеку. Его вопль умолкает, когда осьминог начинает разводить конечности в разные стороны.

– Что он делает? – ошеломленно бормочет Клаус.

Еще какие-то мгновенья могучие щупальца раздвигаются, потом на удар сердца замирают и снова продолжают движение. Каждое из них сжимает часть человеческого тела. Там что-то еще тянется и волочится из культей, но сейчас я думаю только о том, что и Угрюмый, и Катя, и Семен отомщены. Странно, нет ни радости, ни торжества, только оглушающая пустота внутри. Кто-то стонет в моих руках, и секундная апатия покидает меня, напоминая о важнейшей задаче – спасении Сони.

Клаус стоит, неподвижно замерев у окна. Куда делась его хваленая невозмутимость? Он потрясен и ошеломлен увиденным. Гляжу вверх. Нам остается пройти еще шесть этажей, чтобы подняться под самую крышу, но уже отсюда я вижу освещенный изнутри кусочек стены коридора, скрытого потолком, к которому выводит лестница. Эта стена белого цвета.

– Давай, Клаус, хватит стоять. Вперед, – не то хрипло, не то сипло выдавливаю я из пересохшего горла.

Он вздрагивает, смотрит на меня.

– Да, да… Пошли, – и шагает вперед, бросив на меня странный взгляд напоследок.

Я слишком устал, чтобы понять его двусмысленные взгляды и разбираться в них. Я стараюсь полностью сосредоточиться на подъеме, правильно дышать, но мысли снова и снова возвращаются к человеку, что на моих глазах сейчас погиб. Ни капли жалости или сожаления я не испытываю. Только вопросы к нему так и останутся без ответа. Кто он? Зачем он устроил эту охоту? Почему затащил меня в этот сон? Работал ли он в одиночку или с кем-то еще? Где находится инкубатор или лаборатория по выращиванию тварей? Каким образом он смог лишить меня способностей? Не останавливаясь, плету, пытаясь вышибить из этого сна Соню. Потом пытаюсь уйти сам, с девушкой на руках. Нет, ничего не выходит.

Клаус, опережающий меня на половину лестничного пролета, останавливается, «достает» бутылку с водой и быстро к ней прикладывается. От вида воды мое и без того сухое горло спазматически сжимается, требуя живительной влаги. Мысли сбиваются, и теперь в голове яркими образами мелькают самые разные источники воды: реки, озера, даже вода, льющаяся из крана. Парень показывает мне бутылку в руке и вопросительно смотрит. Мотаю головой, упрямо сжимая потрескавшиеся губы. Потом. Напьюсь потом. Клаус ничего не говорит, разворачивается и снова шагает по лестнице.

Четыре этажа. Нам остается подняться еще на четыре этажа. А там, не сомневаюсь, нас ждет спасительная дверь. Какая бы легкая ни была Соня, но я уже не чувствую рук, онемевших от нагрузки. Я иду, как робот, механически переставляя ноги и не глядя по сторонам. Пот заливает глаза, но у меня нет сил, чтобы смахивать его. Но я не остановлюсь. Я не сдамся. Я – это воля. Дурак Клаус предлагает мне попить. Он не понимает, что если я остановлюсь, я уже не смогу идти, потому что смертельно устал.

Восхождение по странной лестнице становится для меня настоящим экзаменом, а вовсе не вся эта беготня по мертвому городу. Во всем мире сейчас нет для меня задачи важнее, чем одолеть этот проклятый подъем, донести и спасти голубоглазую. Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Слышится какой-то частый и гулкий, как барабанный, гул … Оказывается, это кровь, моя кровь, так громко стучит у меня в висках. Я и не знал, что она может так оглушительно греметь. Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Я сгусток воли. Я не остановлюсь. Я донесу… Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Я сгусток воли. Я… Громкий звук доносится до меня, и я с трудом пытаюсь понять, определить, откуда он идет. Он близко, очень близко. Фокусирую взгляд и нахожу его источник. Та, которую я несу, громко и жалостливо стонет, словно ребенок, у которого забрали любимую игрушку, и он вот-вот заплачет. Мне нельзя останавливаться. С усилием поднимаю голову, пытаясь охватить взглядом пространство. Только один ряд окон отделяет меня и мой груз от цели. Будь проклята эта ненормальная лестница, если бы она была обычной, с обычными пролетами, мы бы уже давно поднялись наверх, но нам приходится карабкаться по ступеням, тянущимся вдоль каждой из стен. Сквозь стекающий по лицу пот вижу дверной проем, к которому выводят ступени. Оттуда льется ровный теплый свет, и там белые стены. Два пролета. Мне нужно победить только два длиннющих лестничных пролета, чтобы добраться до него. Я не обращаю никакого внимания на идущего впереди человека. Он тревожно оглядывается на меня и что-то говорит. Я его не слышу и не хочу слышать. Я только должен дойти. До меня снова доносится стон, и я снова гляжу на девушку. Моя спина. В нее, кажется, воткнули раскаленный прут, протянувшийся от затылка до пояса, отдающий резкой и острой болью при каждом шаге именно в пояснице. Вторя этой, другая боль сковывает при каждом шаге, как в тисках, левую ногу.

Я дохожу до угла, поворачиваю и иду к дверному проему, залитому светом. Остается один пролет. А потом Соня резко распахивает глаза как раз в тот момент, когда я гляжу ей в лицо. Огромные голубые глаза испуганно смотрят на меня. Ее кожа, блестящая от пота, итак бледная, заметно сереет. Ее губы уже совсем синие. Даже сквозь одежду я чувствую, как жар пожирает ее изнутри. Я ничего не говорю ей. Я ничего не могу сказать. Пересохшее горло выдает какой-то хрип. Она смотрит мне прямо в глаза, ищет что-то в них, а у меня перед мысленным взором встает другая картина, как точно также на меня смотрела Катя в последние свои секунды.

– Нет! – рвется из меня. – Нет!

Замечаю, как рядом оказывается тот, что шел впереди. Он выхватывает из воздуха пластиковый контейнер автоинъектора и прямо через одежду колет что-то девушке в плечо. Я спотыкаюсь и не в силах удержаться начинаю заваливаться влево, туда, где зияет темный провал высотой в двадцать этажей. Чьи-то руки хватают меня и дергают назад, прислоняя к стене. Я вяло вырываюсь, но сил у меня нет. Не встречая больше сопротивления, делаю шаг на следующую ступень, потом еще и еще.

Моя ноша, мой драгоценный груз дергается у меня в руках, словно хочет вырваться. Смотрю недоуменно. Широко открытые глаза смотрят мимо меня, но я наклоняю голову, ловя остановившийся взгляд. Что-то рвет меня изнутри, что-то не дает дышать… Вот он, дверной проем, до него только пять ступеней. Упрямая прядь светлых волос, белый локон наползает на глаза Соне.

Четыре ступени…

Голова девушки безвольно откидывается назад.

Три ступени…

– Сейчас, сейчас, – кого я пытаюсь обмануть?

Две ступени…

Я поднимаю ногу, чтобы шагнуть на последнюю ступень, когда что-то толкает меня снизу, и я, неловко подскочив, заваливаюсь прямо в дверной проем, за которым тянется широкий коридор с белыми стенами.

Я лежу на боку, не чувствуя собственного тела. С какими-то хрипами воздух вырывается из меня. Гулко стучит в висках кровь. Пытаюсь приподняться, но тело не слушается, руки не слушаются, и я снова заваливаюсь на пол. Пыль попадает мне в лицо, забивает нос и широко распахнутый рот. Несколько раз подряд чихаю, и спина-предательница отдает сильной болью в позвоночнике. Снова пытаюсь приподняться, и на этот раз одеревеневшие руки кое-как помогают мне справиться с этой задачей. Прислоняюсь спиной к стене и помогаю руками вытянуть непослушные ноги. Голова моя пуста, как кошелек нищего. Наверное, я отключился на несколько минут глухим беспамятством, но почти сразу пришел в себя.

Кто-то подходит и садится рядом. Молча заглядывая мне в лицо, Клаус протягивает бутылку с водой. Принимаю ее и подношу ко рту. Пью мелкими глотками, совершенно не чувствуя вкуса. Выпиваю ее всю и швыряю вниз, в полумрак пустого и мертвого, как и весь этот город, здания.

– Соня умерла.

Парень молчит.

– Соня умерла, – снова говорю я. – Прямо на моих руках.

Пустые слова вылетают из моего горла и падают в темный провал. Глухая скорбь вытягивает из меня последние силы, оставляя лишь пугающую пустоту.

– Соня умерла, – как заведенный повторяю я, вспоминая, как упал, споткнувшись, когда ее тело растаяло в воздухе. На моих руках.

Унылый сквозняк холодит мою кожу, высушивая пот. Или это не пот сейчас течет по моим щекам?

– Ты в порядке? – как же Клаус бездарно шутит. – Можешь идти?

– Помоги мне встать.

Он поднимается и протягивает мне руку. Я хватаюсь за нее и с усилием вздергиваю себя на ноги. Какой сейчас смысл спешить куда-то? Твари уничтожены. Наверное. Человек в черном плаще казнен. Его Страж наверняка уже сдох после смерти своего создателя, или подыхает где-нибудь. Краем глаза ловлю движение за окном внизу, почти у самого нашего здания. Придерживаясь рукой за стену, спускаюсь на три ступени, обходя парня, и выглядываю наружу. Безучастно смотрю, как в грязи бешено извивается огромный змей. Смертельные судороги сводят его гигантское тело. Ну и живучий же он.

Глава 10

– Ты обещал мне разговор, – поворачиваюсь к Клаусу.

Секунду он смотрит на меня недоуменно, а потом негромко отвечает.

– Ты также давал слово.

Я «достаю» сигарету и кручу ее в пальцах, потом ломаю, и табак сыпется сквозь пальцы.

– Пошли.

Клаус глядит непонимающе, а у меня нет ни сил, ни желания что-то ему объяснять. Хромая, поднимаюсь по ступеням и через дверной проем попадаю в коридор с белыми стенами. На полу – паркет, а на потолке горят обычные лампы в простеньких плафонах. Окон здесь нет. Оборачиваюсь. Клаус стоит на прежнем месте и с отрешенным видом смотрит в окно. Пожимаю плечами и, придерживаясь рукой за стену слева, шагаю вперед. Через полтора десятка метров коридор под прямым углом поворачивает налево. Пошатываясь от усталости, иду по нему до следующего поворота, но уже направо. Иду до самого конца, пока не попадаю в небольшую комнату. Равнодушно оглядываю ее, но ни зеленой, ни какой-либо другой двери не вижу. С вялым интересом смотрю на единственное окно в стене. Мысли устало ворочаются в голове, просчитывая мой маршрут от лестницы сюда. Сейчас я нахожусь в условном центре этажа, поэтому никаких окон здесь быть не может. Но оно есть. Вырублено в стене и закрыто обычной деревянной рамой с вставленным в нее обычным стеклом. Рядом с окном стоят два неудобных даже на вид деревянных стула с высокими спинками. У меня нет сил, чтобы удивляться, пугаться или злиться. Ноющая боль в ноге заставляет пройти к стулу, но прежде чем опуститься в него, я, взявшись за ручки, распахиваю настежь обе оконные створки. Сажусь. «Достаю» сигарету и закуриваю, выпуская дым. Вместе с обычным городским шумом в окно врывается свежий ветер и приятно холодит лицо. Снимаю шлем, подставляя сквозняку мокрые волосы. А снаружи раскинулся город. Красивый, зеленый и живой город. Мое окно выходит на небольшой, но уютный парк, в котором покачивая пышными кронами, на ветру шумят деревья, в котором по аккуратным дорожкам, вымощенным светлым камнем, прогуливаются, не спеша, самые разные люди. Вдоль дорожек часто стоят скамейки, на некоторых из них сидят люди. Сразу за парком начинается озеро. Оно сверкает и искрится, отражая свет по-летнему яркого солнца. Вокруг парка стоят невысокие дома из красного кирпича. А где-то далеко за озером и протянувшейся слева направо реки видны другие здания. Они стоят уже по другую ее сторону, за виднеющимся мостом, по которому едут автомобили, грузовики и автобусы. И над всем этим простирается удивительной чистоты светло-голубое небо с редкими барашками белых облаков.

Я совершенно не задумываюсь о природе наблюдаемого явления. Я просто отдыхаю. Отдыхают мои глаза, уставшие от серо-бурого однообразия мертвого города. Отдыхают мои уши, жадно ловящие самые разные звуки. Отдыхает мое обоняние, утомившееся от постоянно лезущей в нос и рот пыли. Отдыхает моя душа. Ледяное безразличие, охватившее меня, оттаивает под теплым ветром и солнечным светом. Но тоска сковывает сердце и сдавливает грудь. Лица друзей встают передо мной. Они смотрят на меня, хмурятся, смеются, ворчат, плачут, радуются, улыбаются… Хочу сказать им что-нибудь, но не могу подобрать слов, и они снова мелькают перед моим мысленным взором, но уже совсем другие: бледные, осунувшиеся, изможденные и смертельно уставшие лица. Последним дольше всех держится оно, с ярко-голубыми газами. Они смотрят на меня остановившимся взглядом и стекленеют… А я так и не убрал с ее лица упрямый светлый локон…

Докуриваю сигарету и тушу ее, раздавив ботинком на полу. Шаги по коридору, но я итак знаю, кто это идет. Клаус появляется из-за угла и не спеша приближается. Он не выглядит удивленным при виде окна. С невозмутимым видом он подходит ко второму стулу, садится на него и устало вытягивает ноги. Глядит в окно и светлеет лицом, словно озаряется изнутри тихой радостью, но через миг тяжело вздыхает, и его взгляд меняется. Никак не могу понять, как именно, но тут же вспоминаю этот его долгий и печальный, полный грусти взор, с которым часто оглядывался вокруг. Наконец он глядит на меня.

– Тебе нравится? – кивает он на окно.

У меня совершенно нет желания обсуждать этот феномен, потому что уже догадываюсь о его происхождении. Тем не менее, я задаю ожидаемый вопрос:

– Что это за место?

Я ожидаю, что сейчас Клаус начнет долгий рассказ об этом месте, с обычной своей снисходительной улыбкой объясняя и разжевывая происходящее. Но нет, я ошибаюсь. Может быть, усталость тому причина, либо я совсем не знаю этого человека, но Клаус говорит совсем другое.

– Прошу тебя выполнить свое обещание, – негромко произносит он. – Расскажи мне то, что обещал.

Обещал? Ах да, обещал. Когда мы найдем выход отсюда…

– Клаус, ты мертв, – говорю я просто.

Признаться, я ожидал от него совсем другой реакции, но он лишь горько усмехается.

– Расскажи, пожалуйста, как это произошло.

Моя память услужливо предоставляет яркие образы случившегося пятнадцать лет назад, и я начинаю рассказ о том, как он погиб. О том, как при сдаче выпускного экзамена, вся наша группа оказалась на грани провала. О том, как я удерживал его над пыльной бездной, и как он не смог удержаться, а я не смог его вытащить.

Я заканчиваю рассказ и снова закуриваю. Я ничего не чувствую, не испытываю никаких эмоций, только глухая пустота внутри меня. Слишком много потрясений, слишком много горечи. Я пуст, но сердце все равно болезненно сжимается, невольно напоминая, что я все еще жив. Единственный, кто остался жив, не считая призрака, сидящего сейчас напротив меня. Свежий ветер, задувающий в окно, усиливается и даже умудряется схватить одну из створок и громко хлопнуть ею об раму. Солнце исчезает за налетевшими откуда-то низкими свинцовыми тучами. Короткой вспышкой ярко сверкает молния, и через несколько секунд до нас доносится оглушительные раскаты близкого грома. Воздух наполняется той неповторимой свежестью, что бывает только во время грозы. Падают первые капли воды, прогоняя с улиц и из парка гуляющих людей. Дождь начинается сильнее, и вот уже он сплошной завесой скрывает от взгляда почти весь город, оставляя лишь смутные очертания деревьев в парке. Водяные струи стоят ровной стеной, а в окно влетают редкие капли и умудряются попасть мне в лицо. Я отодвигаюсь на стуле подальше.

– Ты считаешь меня созданием? – нарушает молчание Клаус.

– Да.

– И кто же меня создал?

Странно слышать этот вопрос из его уст.

– Я думал, ты мне скажешь об этом.

Он качает головой и говорит:

– Ты так уверен в своей правоте? А если ты ошибаешься?

– Для этого нет причин.

– А все-таки.

Гляжу на него, пытаясь понять, что же он хочет этим сказать.

– Будет лучше, если ты сам все расскажешь, – говорю ему. – Я свое слово сдержал.

За окном снова сверкает, а от налетевшего оглушительного грохота, кажется, содрогается каждая клеточка моего тела.

– Я люблю дождь, – неожиданно начинает мой собеседник, когда утихают раскаты. – Дождь очищает и смывает всю грязь. Этот город, – он кивает на окно, – мой город. Он никогда не спал, как не могут одновременно спать люди из разных частей света. Я создал его. Здесь живут… жили люди, которым я в свое время помог избавиться от кошмаров, ночных ужасов. Засыпая там, в реальном мире, их сознания переносились сюда. Тут они жили так, как хотели того сами. Они занимались, чем хотели, тем, к чему лежала их душа. Здесь они могли найти свою любовь и на самом деле находили ее…

Клаус замолкает и невидяще глядит в окно, где сплошной стеной стоит дождь.

– А потом их убили, – глухо роняет он, прикрывая глаза. – Тот, по чьей вине, нам пришлось через столькое пройти за эту ночь, нашел это место. Он уничтожил мой город, превратив его в мертвые руины…

Клаус продолжает говорить еще что-то, а во мне растет и крепнет непонимание.

– Постой, – прерываю я его. – Сколько людей обитало в твоем городе?

– Что?

– Я спрашиваю, сколько людей жило здесь? Скольких ты избавил от кошмаров, скольким ты помог?

– Три тысячи пятьсот семьдесят два человека и пятьдесят один страж, – отвечает он без запинки. – Они жили, окружая себя большим свободным пространством. Бывало так, что в многоэтажном доме мог обитать один человек. А бывало и так, что…

– Подожди, – обрываю его. – Как такое может быть? Ты же погиб, сорвался в пропасть. Я сам видел! О чем ты говоришь? Какие три тысячи?

Мою апатию, как рукой сняло. Я не понимаю, как возможно то, о чем говорит это создание.

– Здесь и начинается для тебя самое интересное, – устало улыбается он.

И Клаус продолжает свой рассказ, повествуя о том, что я не мог вообразить себе даже в самых смелых предположениях. Он все говорит и говорит, его слова текут размеренно, наполняя смыслом всё то необъяснимое и странное, что происходило со мной в последнее время. С запоздалым удивлением я как-то вдруг понимаю, что память вернулась ко мне целиком и полностью. Я вспомнил, как оказался здесь, точнее, когда. Я уже помню, что мой друг Миша так и не проснулся после нашего совместного сна, где кошкоподобные твари растерзали несчастную женщину. Помню, как эти же твари убили Рыжего, оказавшегося вовсе не им. Помню даже, как ехал в поезде в Минск, и цыганку-попутчицу, оказавшуюся в одном купе со мной. И я вспомнил женщину с горящими на лбу цифрами, которой так и не смог пока помочь.

Наверное, мое лицо как-то изменилось, потому что Клаус прерывает свое повествование.

– К тебе вернулась память, – он скорее утверждает, чем спрашивает, глядя на меня с интересом, а потом продолжает свой рассказ.

Я не знаю, сколько прошло времени, но дождь за окном прекратился, а ветер разогнал остатки туч, как дворник сметает с асфальта сухие листья. Пронзительно-синее небо очистилось и явило солнце. И еще появилась радуга. Неописуемо красивая, она уперлась в дальний берег озера и протянулась через весь парк, поднявшись высоко в небо.

Практически все детали головоломки встали на свои места. Почти все. Пазл собран, не достает лишь нескольких частей, их немного, но от этого они не становятся менее важными.

Клаус заканчивает свой рассказ, и какое-то время мы сидим молча. Я обдумываю все только что услышанное, а человек напротив меня глядит в окно, полной грудью вдыхая свежий воздух.

– Ты изменился, – я первым нарушаю молчание.

Он переводит на меня взгляд своих серо-стальных глаз и едва заметно улыбается.

– Надеюсь, в лучшую сторону.

– Есть ли разница?

– Есть, – твердо отвечает он.

Пожимаю плечами – пусть думает, что хочет. Не дождавшись от меня никаких вопросов, он спрашивает сам:

– Что ты будешь делать дальше?

– Сначала выберусь отсюда.

– А потом?

– Потом я проверю все, что ты мне сейчас рассказал.

Клаус кривит губы в такой знакомой не то улыбке, не то ухмылке:

– Каким же образом?

– Посмотрим. Но ты и сам должен понимать – все, что ты мне рассказал, слишком серьезно, чтобы просто принимать на веру.

Он кивает, а потом роняет:

– Насчет ребят… Катя, Соня…

– Не смей! – резко перебиваю его. – Не смей. Это мое…

– Как знаешь, – он отворачивается к окну.

Тупая боль снова давит меня, не то сжимая сердце, не то разрывая его изнутри, но дыхание сбивается от нахлынувших воспоминаний.

– Ты должен понимать, что для меня все это было всерьез, – говорю ему, успокоившись.

– Да, прости меня, – Клаус искренне извиняется. – Я не подумал, что говорю.

Мы снова молчим, но через секунду он говорит:

– Я понимаю, что все действительно очень серьезно, даже слишком, чтобы ты поверил мне на слово. Особенно учитывая наши с тобой непростые отношения. На твоем месте я бы поступил так же – попытался бы все проверить. Хотя, честно говоря, не представляю, как это можно сделать.

Я собираюсь ответить ему, даже рот открываю, но в этот момент у меня из-под ног уходит пол, летит навстречу и больно бьет в бок, как раз с левой стороны. Раненная нога тут же дает о себе знать, отзываясь позабытой уже болью. Клаус тоже оказывается на полу вместе со своим стулом и недоуменно оглядывается по сторонам.

– Что за…? – начинает он.

– Вставай! – кричу ему, поднимаясь. – Уходим! Быстро!

Еще один удар сотрясает стены, и по ним в разные стороны извилистыми линиями ползут ширящиеся трещины. Белые стены, коридор, окно и город за ним исчезают, оставляя после себя обширное полутемное помещение. Стены вокруг стонут и скрипят, как раненный зверь, словно вот-вот развалятся. Под ногами – ненадежный пол, весь в зияющих темной пустотой провалах. Еще один удар. Меня снова швыряет на пол в считанных метрах от одного из них. Едва поднявшийся Клаус тоже падает, но пол под ним осыпается, и парень проваливается вниз. Я успеваю дотянуться до него и хватаю за руку. Пол продолжает разваливаться, но подо мной, к счастью, еще держится. Крепко вцепившись в мою руку, Клаус висит над двадцатиэтажной пропастью, кажущейся из-за плохого освещения бездонной. Он глядит испуганно вниз, а потом поднимает глаза на меня.

– Не правда ли знакомая ситуация? – бросает он нервно и коротко смеется.

– Лезь давай! Хватит болтать! – кричу ему.

– Нет… Оружейник… – он хватает ртом воздух, задыхаясь от напряжения. – Все-таки забавно… получается.

Его кисть понемногу выскальзывает из моей хватки, а он даже не пытается выбраться и через мгновенье просто разжимает свои пальцы.

– Что ты делаешь?! – Я усиливаю захват, насколько хватает сил, и на какой-то момент останавливаю его скольжение.

– Отпусти, – Клаус болезненно морщится от моей хватки. – Ты все равно меня не вытащишь, и пол под тобой в любую секунду провалится. Не забывай, кто я такой.

После этих его слов я успокаиваюсь, но все равно продолжаю удерживать его над зияющим провалом.

– Ты готов уйти сейчас? – хрипло спрашивает он. – Потому что я готов, и буду сейчас уходить.

– Как же ты меня достал! – не могу сдержать злости. – Уходи, если готов!

– Надеюсь на скорую встречу, – бросает он напоследок и, дернувшись всем телом, вырывается из моих рук.

На неуловимый миг он зависает над пропастью и, прикрыв глаза, летит вниз. Затаив дыхание, я слежу за его падением. Чего он ждет?! Клаус пролетает, наверное, половину расстояния до смутно угадывающейся в полутемном помещении земли и наконец-то исчезает в воздухе.

Какое-то время я просто лежу, без единой мысли глядя вниз, в полумрак здания, а потом вдруг чувствую, как из-под меня начинает уходить пол. Распластавшись по всей поверхности, чтобы уменьшить давление и распределить свой вес, я умудряюсь отползти как можно дальше от опасного участка, пока не упираюсь в стену позади. Оглядываюсь и вижу дверной проем, а за ним – ступени лестницы, ведущей вниз. Вскакиваю на ноги и тут же морщусь болезненно, когда о себе дает знать поврежденная нога. С виду лестница не пострадала, но мне некогда проверять, и я начинаю спуск. В нескольких местах ступени все-таки обвалились, и мне приходится перепрыгивать через провалы. К счастью, новых толчков не происходит, и я довольно скоро оказываюсь внизу, на земле. Не задерживаясь, покидаю опасное здание и отхожу от него на сотню метров, снова оказавшись в жиже. Из-за больной ноги мне не слишком удается спешить, да и грязь цепляется за ноги при каждом шаге, не желая выпускать. Чертыхаюсь про себя за собственную глупость. Два раза на одни и те же грабли. Желаемое происходит едва ли не быстрее, чем я того хочу. Ледяная тропа появляется передо мной, и я с облегчением ступаю на нее. По пологой дуге дорожка тянется вокруг здания, выводя к противоположной стороне дома.