Текст книги "Мертвый Город"

Клаус очень быстро расстреливает свой боезапас и роняет на землю оружие. Через несколько секунд он сжимает в руках уже новый гранатомет. В моем – двенадцать снарядов, поэтому я веду огонь чуть дольше. Мы стараемся удержать скорпионов на безопасном рубеже – безопасном для применения гранатометов, и пока нам это удается. Сорока пяти миллиметровые гранаты осколочно-фугасного действия наносят тварям существенный урон. Разрывы гремят среди монстров, опрокидывая, швыряя и даже подбрасывая их в воздух. Постепенно дым и пыль, не смотря на сильный ветер, встают плотной завесой, сквозь которую почти ничего уже не видно. Выпускаю из рук оружие с опустевшим барабаном, но открывать огонь из нового не спешу. Клаус бьет практически в одно место, проводя поперек улицы невидимую черту, которую ни один скорпион пока не пересек.

– Меняй угол! – кричу ему. – Клаус! Меняй угол!

Он кивает в ответ. Новые гранаты летят уже по более высокой дуге, разрываясь дальше по улице. Нет, ничего не видно. Коротко оглядываюсь на ребят. Семен поглядывает в нашу сторону, но не забывает наблюдать за улицей, уходящей вправо от перекрестка, а Соня ошарашено наблюдает за бойней, что устроили мы с Клаусом. Приходится крикнуть ей, чтобы смотрела по сторонам. Она в трех метрах от меня и слышит с первого раза, послушно отворачивается и возвращается к наблюдению за своим сектором – улицей, отходящей влево от перекрестка.

Разрывы гранат умолкают – Клаус меняет оружие на новое, но огонь открывать не спешит. Резкими порывами ветер рвет дымную завесу, открывая взору улицу. Неприятный холодок пробегает по спине, когда я вижу, что улица, ранее забитая тварями, сейчас чиста. Хотя нет, из-за дальних зданий показываются скорпионы. Сколько их? Почему они вдруг оказались так далеко? Клаус открывает огонь по бегущим монстрам и быстро опустошает барабан. Гранаты попадают точно в цель, хотя расстояние до тварей составляет больше ста метров. Почти десяток скорпионов оказывается на земле, но не все из них исчезают. Новые гранаты летят в монстров, разбрасывая еще четверых. Клаус поворачивается ко мне, а я все не стреляю. Что-то непонятное происходит, и я никак не могу понять, что именно. Усталость тугими тисками давит на голову, замедляя и тормозя мысли. Вскидываю свой ММ-1 и одной очередью выпускаю все двенадцать гранат, смещая ствол после каждого выстрела на несколько сантиметров. Тварей накрывает хорошо. Сколько мы уже их уничтожили, и сколько еще осталось? И что, черт побери, не дает мне покоя?! Новые порывы ветра разгоняют пыль и дым от разрывов, открывая вид на отступающих скорпионов. Мы с Клаусом не стреляем, молча наблюдая за врагом. В какой-то момент последние из монстров резко останавливаются, разворачиваются и устремляются в нашу сторону. Еще на дальних подступах их встречают гранаты Клауса, и я вижу, как уцелевшие твари снова меняют направление и движутся уже в противоположную от нас сторону.

– Ура! – радостно кричит за спиной Соня.

Я оглядываюсь. Девушка счастливо улыбается мне и едва не прыгает на месте от радости.

– Мы победили! – кричит она снова, не таясь. – Скорпионы убегают! Как здорово вы их разбомбили!

Глава 6

Внезапно перед моим мысленным взором проносятся, словно кадры из фильма, картинки, так четко отпечатавшиеся в сознании: Страж на набережной, остановившийся, чтобы встретить монстров; скорпионы, растягивающиеся в живую цепь перед ним; их обходной маневр с флангов… Сознание будто проясняется от хлынувшего в кровь адреналина, и недостающие фрагменты занимают свои места.

– Соня! – кричу девушке, все еще что-то радостно лепечущей. – Улица!

Она замирает на какой-то миг, ее глаза испуганно расширяются, и она делает шаг к углу дома, чтобы выглянуть на улицу слева. Рыжий бросает на нас недоуменные взгляды, отрывается от наблюдения за свои сектором и выглядывает за угол, позади себя. А потом время словно замедляется, тянется лениво, как при замедленном просмотре.

Я вижу, как Соня начинает вскидывать свой автомат, испуганно отступая назад. Она открывает рот и начинает кричать. Мои руки помимо воли бросают гранатомет, и через несколько ударов сердца они принимают на себя тяжесть пулемета.

Я вижу, как Клаус начинает разворачиваться в сторону перекрестка. На его лице удивление и испуг. Еще мгновение он держит в руках свой Милкор, а потом, как и я, роняет его на землю, перекидывая со спины автомат.

Я вижу, как Рыжий, выглянувший за угол, напрягшись всем телом, начинает движение назад, вскидывая оружие.

А потом уже и я вижу, как с улицы, за которой должна была наблюдать Соня, появляются скорпионы. Даже сейчас, когда время тянется так лениво, их движения быстры и смертельно проворны.

Первой открывает огонь Соня. С перепугу она безбожно мажет. Вслед за ней начинает стрелять и Семен. Он в упор расстреливает выбежавшего из-за угла первым скорпиона. Его пули пробивают тварь насквозь, вырывая из тела монстра целые куски. Скорпион точно спотыкается, наткнувшись на невидимую стену, и неуклюже заваливается. А потом время, словно рывком, возвращается в свое обычное русло.

Грохот нескольких стволов сливается в один. Соня, расстреляв целый магазин за несколько секунд, выкидывает его и вместо того, чтобы «достать» новое оружие с уже снаряженным магазином пытается вставить полный, У нее не получается, а автомат выпадает из ее рук.

Слишком неэкономно израсходовав почти весь боезапас, Рыжий не сбавляет темпа стрельбы и выпускает оставшиеся патроны во второго скорпиона, удачными попаданиями сбив того на землю. Сразу два монстра появляются из-за угла, а за ними еще и еще. Семен отступает, лихорадочно размахивая руками, словно сломанная марионетка. От атакующих монстров его прикрывает Клаус, точными выстрелами опрокидывая сразу двоих. Наконец начинает стрелять Соня, разобравшаяся со своим оружием. На этот раз она ведет огонь короткими очередями.

Огонь моего Печенега вносит в ряды наступающих тварей настоящий хаос. Пули прошивают монстров насквозь и на излете им еще достает энергии, чтобы жадно впиться в следующих тварей. В стороны летят конечности, куски панцирей, обломки хелицер, во все стороны брызжет алым и чем-то желтым. Монстры заполонили собой весь перекресток, бесполезно толкаясь и мешая друг другу, но нам это только на руку – не нужно слишком хорошо целиться.

Автомат Сони умолкает, а через несколько секунд она уже уверенно сжимает в руках новый.

Семен все также слишком расточительно расходует патроны, поливая тварей свинцовым огнем.

Клаус отстреливается ведет огонь уже из РПК. Ни тени страха, только гримаса ненависти и злой радости искажает его лицо.

А скорпионов становится все меньше, и вместо убитых новые не появляются. Соня в очередной раз меняет оружие. Замолкает автомат Семена, и парень замирает, «доставая» новый. И в этот самый миг уже умирающий от ран монстр, корчащийся от него в десятке метров, выгибается немыслимым образом, в смертельной судороге бросая себя вперед, и выкидывает в последней атаке свой страшный хвост с жалом на конце. Мне кажется, что даже сквозь грохот очередей я слышу, как оно коротко свистит, рассекая воздух, а потом вонзается в Семена, пробивая грудь насквозь. Алое от крови оно еще выглядывает у парня из спины, когда он выпускает из ослабевших рук оружие и хватается руками за жуткое жало.

На какой-то неуловимый миг скорпионы замирают, а мы прекращаем огонь. Соня, стоящая сейчас рядом со мной, неверяще смотрит на Семена, а потом срывается с места и бежит к нему.

– Куда?! Стой! – кричу ей.

Мой голос, словно служит сигналом для скорпионов. Их еще около десятка, и твари кидаются на нас в безумной и яростной атаке.

Я не верю своим глазам и даже пребываю в некоей прострации, но мои руки живут своей жизнью. Выверенными до последнего миллиметра движениями они наводят пулемет на монстров, а палец жмет на спусковой крючок. С какой-то отрешенностью я наблюдаю, как жадно тянутся навстречу скорпионам дульные вспышки Печенега, с огромной скоростью выплевывая из его дула свинцовую смерть, как его лютые пули с жадной ненасытностью впиваются в черные хитиновые тела, отшвыривают их, вырывая из тех целые куски, перебивая конечности и буквально разрывая огромных насекомых на части.

Ничего не видя вокруг, Соня преодолевает последние метры до распластавшегося на земле Семена. На какой-то миг она оказывается на линии огня Клауса, начавшего стрелять на секунду позже меня, но ни на мгновенье не сбавляет ход. Парень прекращает огонь в самый последний момент. Он что-то кричит Соне, но та его не слышит и, уже добежав до Рыжего, падает на колени подле него.

Звонко щелкает затвор, не находя новых патронов – я расстрелял весь боезапас. Автоматически меняю пулемет на новый с полным коробом патронов, но стрелять уже не в кого. Все твари мертвы и их уродливые тела исчезают на наших глазах, тая в воздухе, как дурной мираж. Скорпион, нанесший Семену страшную рану, уже исчез, а парень все еще цепляется за жизнь, зажимая руками ужасную дыру в груди.

Оглядываюсь на улицу, ведущую на мост, с которой нас атаковали скорпионы. Никого. Показываю Клаусу на перекресток. Он понятливо кивает, и мы, преодолев полтора десятка метров, подходим к развилке каждый со своей стороны. Улицы, ведущие от него в разные стороны, безжизненны и пусты. Выхожу на сам перекресток, стараясь охватить взглядом, как можно большее пространство, но ничего, кроме мертвых зданий вокруг, не видно.

Разворачиваюсь и с тяжелым сердцем иду к Семену и склонившейся над ним Соне. Ее плечи вздрагивают в безмолвном плаче, но она обеими руками, красными от крови, закрывает страшную рану на груди Рыжего. Под ним натекла уже целая лужа, щедро оросив грязно-бурый песок.

Ноги мои не гнутся то ли от усталости, то ли от скорби, но я продолжаю идти. До них остается несколько метров. Я уже вижу, как у Семена изо рта толчками вытекает неестественно алая и яркая на фоне окружающей серости кровь. Клаус следует за мной в нескольких шагах. Бросив на него короткий взгляд, вижу, с каким трудом он переставляет ноги. А Соня вдруг «достает» бинт, цепляет один край зубами и начинает разматывать. Что она делает? Я уже достаточно близко, чтобы расслышать ее сбивающийся голос:

– Потерпи… Потерпи, миленький… Потерпи, пожалуйста… Потерпи еще немного… Потерпи, сейчас Максим и Клаус помогут тебе… Потерпи… Мы скоро попадем домой… Потерпи, пожалуйста…

Плечи девушки вздрагивают от рвущих ее рыданий, ее слезы капают Семену прямо на лицо, светлыми пятнами рисуя причудливый узор на его покрытом пылью лике. Он не слышит ее, мучимый адской болью. Мы уже рядом, и я понимаю, почему наш друг еще жив. Жало скорпиона пробило ему не грудь, как я думал, а живот, не задев ни сердца, ни легких, но разорвав все, что находится ниже: желудок, кишечник – все, почти до паха.

Замутненные нечеловеческой болью глаза Семена на какой-то миг проясняются, и он смотрит прямо на Соню. Хочет сказать что-то, но кровь в горле не дает ему ничего произнести. Он жадно цепляется взглядом своих зеленых глазах за девушку, глядя ей прямо в лицо, и последним движением находит в себе силы найти ее руку своей, судорожно сжимает ее и перестает дышать, тихо умерев. Соня все еще смотрит в его стекленеющие глаза, когда наш Рыжий тает в воздухе, оставив после себя горечь и скорбь потери. Девушка плачет, уже не таясь, уткнув лицо в ставшие чистыми от крови исчезнувшего друга руки.

А я… А что я? Я устал. У меня нет сил ни скорбеть, ни горевать. Где-то на периферии собственного сознания я осознаю и ужасаюсь страшной смерти друга, с которым у меня были самые близкие отношения из всей нашей группы, но безмерная усталость сковывает чувства и не дает волю эмоциям. Мне будет не хватать твоих веселых шуток, неутомимой жизнерадостности и обезоруживающей непосредственности. Я буду горевать по тебе. Надеюсь, ты сейчас в лучшем из миров. Твое тело исчезло, растаяло в воздухе, будто ты был каким-то созданием. Но это не так, и я знаю это, я уверен в этом на сто, нет, на тысячу процентов. Потому что невозможно создать существо, настолько точно повторяющее свой оригинал. Такое сделать в принципе невозможно. Ну, а то, что твое тело исчезло… В этом странном месте, в этом проклятом мертвом городе, отнявшем у меня уже трех близких людей, кажется, возможно все. Но клянусь тебе, я выясню что это за место, я выясню его природу, и если понадобится, уничтожу его, сотру, вырву из любой реальности, только докопаюсь до сути. Меня не остановит ничто. И никто.

Яркое, словно вспышка, воспоминание о неизвестном человеке в черном плаще встряхивает мое сознание, проясняя мысли и заставляя что-то ворочаться глубоко внутри меня, что-то темное и ужасное. Я уже предвкушаю, что сделаю с тобой, проклятый ублюдок. Я буду резать тебя медленно и не спеша, давая возможность тебе же вдоволь прочувствовать весь ужас и безысходность. Я буду сжигать тебя на медленном огне, буду с живого сдирать шкуру, загонять под ногти ржавые иглы, вспарывать брюхо, чтобы ты увидел собственные кишки. И я не дам тебе проснуться. Ты сдохнешь не сразу. Меня ничто не остановит…

Какой-то частью сознания я улавливаю звук, новый шум, появившийся, словно из ниоткуда и не сразу понимаю его природу. Его издаю я. Глухой, злой, полный ненависти рык рвется из меня. В ослепляющей ярости сжимаю и разжимаю кулаки. Мои зубы скрипят от неимоверного усилия сжимающих их челюстей. Мое сердце стучит в груди, гулко ударяясь о ребра, и этот тяжелый ритм отдается в моей голове частыми, как барабанная дробь, ударами.

Что-то касается моего плеча, и я резко разворачиваюсь, готовый рвать и крушить все вокруг голыми руками. Но передо мной стоит Клаус, с испугом отдернувший руку.

– Что? – хриплый сип вырывается из моего горла.

– Ты в порядке? – он отступает на несколько шагов.

Смотрю на него пристально, рассчитывая, куда бить в первую очередь, чтобы не насмерть. Он видит мой взгляд и спешно отступает еще на два шага.

– Максим, ты что? – он вскидывает руки, показывая мне открытые ладони.

– Максим… – тихий голос за спиной.

Оборачиваюсь на него. Меня встречают полные слез и страха голубые глаза.

– Максим, не нужно, пожалуйста, – шепчет она, и слезы все бегут из ее глаз, стекая по щеке, цепляясь какие-то мгновения за подбородок, и срываются вниз, на грязную, покрытую пылью одежду. – Не ссорьтесь, прошу…

У нее из-под шлема снова выбился упрямый светлый локон, на который девушка не обращает внимания, хотя он лезет ей прямо в глаза.

– Это я… Это я виновата… Я должна была следить… Следить за улицей, откуда… Откуда появились скорпионы… – ее исповедь прерывается всхлипами, ее плечи дрожат, и она снова прячет лицо в ладонях.

И мои закаменевшие от напряжения мышцы сводит судорогой, когда их начинает внезапно отпускать. Как будто срабатывает предохранитель, не давая мозгу окунуться в пучину безумия, кровавой волной едва не захлестнувшего меня. Вид плачущей Сони, у которой на руках умер Семен, наполняет мое уставшее сердце безмерной жалостью. И я делаю к ней шаг. Она испуганно сжимается, все еще стоя на коленях, а я замираю ошарашенный ее реакцией. Почему?! Девушка поднимает голову и глядит на меня в страхе красными от слез глазами. Стараясь не встречаться с ней взглядом, отворачиваюсь.

– Сколько нам до цели? – спрашиваю у Клауса.

Он замер метрах в пяти от меня и смотрит настороженно, а после моего вопроса – недоуменно.

– Откуда… – начинает он.

– Выбирай, – перебиваю его, – или идешь с нами, или сам.

– Конечно, вместе, – не раздумывая отвечает он. – Но при чем…

– При том, – не даю ему закончить и без того понятную мысль. Гляжу на него хмуро и говорю, – Тогда рассказывай, сколько нам осталось.

Он смотрит на меня удивленно, но не спешит что-либо говорить. А я уверен, что он знает, уверен, что он может довести нас до цели кратчайшим путем. Наверное, что-то все-таки читается в моем взгляде, потому что он отвечает наконец:

– Если мы двигаемся к двум высоткам, то нам осталось пройти не больше километра.

– Реки, другие препятствия на пути следования есть? – я продолжаю спрашивать.

– Рек нет, – произносит он с запинкой.

– А что есть?

– Чуть в стороне от пути есть… раньше было озеро и парк, но сейчас, наверное, ничего, – неохотно поясняет он.

– Раньше? – не понимаю я.

Клаус молчит, глядя на меня исподлобья, и упрямо сжимает губы.

– Раньше. Сейчас – не знаю.

Слежу за ним внимательно, пытаясь понять, что он имел в виду, сказав: «раньше», – но его лицо превратилось в непроницаемую маску.

– Ты все мне расскажешь, – говорю ему.

– Не раньше, чем это сделаешь ты, – холодно парирует он. – Ты ведь помнишь о своем обещании?

– Я сдержу свое слово.

Отворачиваюсь от него. Соня вслушивается в наш разговор, жадно ловя каждое слово. Она уже не плачет, только временами судорожно всхлипывает. Смотрит на меня испуганно, но я уже спокоен. Протягиваю к ней руку и делаю шаг. Девушка снова вся как-то сжимается, будто я хочу ее обидеть. Стараясь не выдать разрывающую сердце жалость, приближаюсь к ней. Соня несмело вкладывает свою ладонь в мою протянутую руку, опирается на нее и поднимается на ноги. Замирает на миг, а потом бросается мне на грудь и заливается громким раздирающим плачем, выплескивая весь страх, боль и отчаяние. Я шепчу ей какие-то глупости, стараясь успокоить. Не хочу думать о том, чтобы она считала себя виноватой. Она должна жить и бороться дальше. Пусть сейчас плачет. Пусть хоть кому-нибудь станет легче.

Нас осталось трое. Уже трое…

Глава 7

Соня наконец успокоилась, но все равно продолжает бормотать что-то про свою вину. Я ни в чем не переубеждаю ее, потому что сил на разговоры попросту нет. Потом, когда мы выберемся отсюда, возможно, мы и поговорим о случившемся. Если она сама захочет, но не раньше.

Ветер уже давно разогнал пороховую гарь, сделав воздух снова относительно чистым, но все таким же сухим и безжизненным. Вокруг заметно посветлело, и даже отсюда виден подъем на мост, которого уже нет. Небесные вспышки жгут изнутри сердитые тучи над головой, а те все продолжают свой безумный хоровод, кружась вокруг не видимой с нашего места точки. Грозовые раскаты звучат глухо, словно издалека, но расстояние здесь не при чем, потому что вспыхивает прямо над головой.

Не хочу думать, не хочу вникать в природу этого странного явления. Я хочу только добраться до точки выхода. Первой уйдет Соня. Клаус, если захочет, пусть останется и примет участие в той охоте, что я собираюсь здесь развернуть. А потом мы с ним серьезно и обстоятельно поговорим, без спешки и суеты.

Соня отстраняется от меня и глядит красными от слез глазами, но я молчу.

– Держись, – наконец нахожу для нее слова, – нам осталось совсем немного. Скоро будем дома.

Она слабо улыбается в ответ. Спустя несколько секунд девушка уже сжимает в руках автомат, вешает его на ремень через плечо и уже спокойно, но твердо, кивает. Оглядываюсь на Клауса.

– Веди.

Без лишних слов, только слегка пожав плечами, он направляется к ближайшему зданию.

– Нет, – останавливаю его. – Пойдем по улице.

Он вскидывает брови, но не возражает и идет по проспекту, ведущему от моста вглубь кварталов. Отпустив его почти на десять метров, трогаемся и мы с Соней. Надоело прятаться, надоело таиться. Я устал настолько, что не хочу даже думать о том, чтобы двигаться сквозь здания, перелезая через окна и обходя глухие стены. Но есть еще причина моего столь смелого решения. Я чувствую, что снова могу плести. Трудно описать словами это ощущение. Все равно что, видя перед собой яму, точно знать, что можно ее перепрыгнуть, нужно только присесть, напрячь мышцы спины, ног, груди и выстрелить телом, толкая его вперед и вверх. Точно такая уверенность в собственных силах заставляют меня принять решение об открытом передвижении. У меня только смутные догадки о природе этих изменений, но я слишком устал, чтобы думать, анализировать и делать выводы. Возможно, будь я не таким вымотанным и утомленным, все могло бы сложиться иначе. Будь у меня время отдохнуть, осмыслить, спокойно все обдумать, я бы, наверное, понял многое из того, что до сих пор оставалось для меня загадкой. Но ни времени, ни сил ни на что, кроме продолжения пути, не осталось. Нам нужно добраться до этих чертовых высоток, туда, где, как мы думаем, находится неизвестный в черном плаще, спускающий на нас своих тварей. По его вине мы оказались в этом мертвом мире, и по его вине погибли трое моих друзей. И он должен ответить за все. И должен показать путь из этого сна.

Через сотню метров мы достигли еще одного перекрестка. Клаус останавливается перед ним, осторожно выглядывает за угол крайнего дома, проверяя обстановку. Все спокойно, судя по его реакции.

– Поворачиваем здесь налево, – говорит он, когда мы подходим, и бросает на Соню обеспокоенные взгляды.

– Значит поворачиваем, – отвечаю я.

Он кивает мне и обращается к девушке:

– Ты в порядке? Может отдохнем?

Она благодарно смотрит на него.

– Спасибо, нет, – отвечает. – Давайте уже выбираться отсюда. Нам же немного осталось?

– Пять или шесть кварталов, – произносит Клаус.

Мы сворачиваем за угол. Улица, ведущая от проспекта, уже его почти в два раза. Здания через дорогу пялятся друг на друга слепыми провалами окон. Сначала даже кажется, что они нависают над улицей, норовя раздавить, завалить случайных путников, нас. Но это чувство почти сразу исчезает, благодаря открывающемуся виду. Несмотря на узкую дорогу, прекрасно видно, что она ведет нас прямо к цели. Ровная, без изгибов и поворотов, она выводит к двум высоким зданиям. И хотя расстояние все еще велико, не остается сомнений, что мы почти достигли цели. Уже видна и воронка в небе, то место, вокруг которого закручивается косматый небосвод. Вспышки светло-голубого, почти белого цвета, словно электросварка, горят непрерывно, освещая мертвый город вокруг.

Клаус все также шагает впереди, но на этой узкой улице я отпускаю его только на пять метров. Парень держится центра улицы, подальше от серых, изъеденных огнем и временем стен. Мне кажется, или ветер крепчает? Нет, с каждым шагом он действительно усиливается, толкая нас в спины и заставляя невольно ускорить шаг. Поднимается пыль и закручивается вокруг нас, будто обволакивая мутными облачками. Она прячет от наших взоров улицу впереди. Потом, совершенно неожиданно, ветер меняет направление и теперь с каждой секундой все сильнее бьет в лицо, швыряясь землей и даже мелкими камнями. Соня идет рядом со мной, подняв руки и закрыв ими лицо. Ее автомат болтается на плече, и это мне уже совсем не нравится. Клаус впереди уже едва различим сквозь пылевую завесу, поднятую взбесившимся, завывающим все громче ветром. Резкими порывами он бьет в грудь, заставляя прикладывать дополнительные усилия, чтобы просто идти. Совершенно механически пытаюсь «созерцать», но, к огромному моему сожалению, из моей попытки ничего не выходит. Настойчивая мысль о неестественной природе ветра бьется у меня в голове, и я начинаю злиться. Вытягиваю руку, касаясь плеча Сони. Она поворачивается ко мне, и я жестом показываю ей остановиться.

– Что случилось? – тревожно спрашивает она, подойдя ко мне вплотную.

– Все в порядке, – киваю ей коротко. – Сейчас двинемся дальше.

Смутная тень выныривает на нас из пыльного бурана, подходит к нам вплотную и спрашивает:

– Что случилось?

– Обожди, – скупо отвечаю Клаусу.

Закрываю глаза. Уверенность в собственных силах подстегивает меня к действиям. Что такое ветер? Это движение масс воздуха. Отчего он бывает? От перепадов, точнее от разницы температур, влажности и атмосферного давления. В мире снов Плетущие способны управлять всем этим сразу. По нашему желанию ветер появляется и пропадает. Сейчас я не хочу, чтобы он был, чтобы какие-нибудь твари, пользуясь низкой видимостью, смогли к нам подобраться достаточно близко и атаковать.

Во внезапно наступившей тишине особенно громко звучит радостный вздох Сони. Открываю глаза. Ветра больше нет, а поднятая им пыль нехотя опускается вниз, оседая на оружии и на одежде.

– Отлично, – одобрительно кивает Клаус, стягивая с лица шарф.

Но я чувствую, что что-то все же не так. Будто мои возможности все еще ограничены, и плести получается как-то через силу, а изменения происходят с заметной задержкой. Но, с другой стороны, даже это много лучше того бессилия, с которым я вынужден был мириться еще несколько часов назад. А Клаус глядит на меня каким-то странным, изучающим взглядом, но почти сразу меняется на глазах и почти жизнерадостно сообщает:

– Осталось пройти пару кварталов.

– Мы уже прошли озеро? – спрашиваю я устало.

– Нет, – отвечает он вдруг тихо. – Оно должно быть за следующим перекрестком, слева.

– И парк?

– И парк, – Клаус отворачивается, глядя в ту сторону.

– Тогда вперед.

Песок до сих пор скрипит у меня на зубах, и я постоянно его сплевываю. Провожу рукой по лицу, счищая с него грязь. Облачка пыли поднимаются в воздух, когда я пытаюсь отряхнуть одежду. Оставляю это занятие.

Ветер больше не тревожит нас, и я еще раз нахожу подтверждение сделанным много ранее выводам, а именно довольно посредственным силам противостоящего нам Плетущего. То, что ветер – его рук дело, не вызывает у меня ни капли сомнений, ведь даже в этом странном месте не может быть такого, чтобы огромные массы воздуха за несколько мгновений могли поменять направление, как это было с давешним ветром.

Очистившийся воздух открывает нам вид на уже близкие два высоких здания. Теперь я даже могу сосчитать этажи в них: ровно по двадцать в каждом. Эти два дома ничем не отличаются, кроме своей высоты, от точно таких же мертвых и пустых коробок вокруг. Продолжая идти, я больше смотрю не на две высотки, а на небо над нами, закручивающееся чудовищной воронкой. Зрелище настолько неимоверно, что невольно перехватывает дух. Его размах ошеломляет и потрясает. Даже ловлю себя на ощущениях, что кажусь самому себе маленькой и ничтожной букашкой, но тут же отгоняю прочь несвоевременные мысли.

Мы стоим на углу здания, последнего с левой стороны улицы. Через два десятка метров с этой же стороны земля полого уходит вниз, чтобы утонуть в неприятного вида маслянисто поблескивающей жиже.

– Это и есть озеро? – спрашиваю у Клауса, показывая рукой.

– Да, – говорит он едва слышно, стоя ко мне спиной.

Узкие улочки разделяют ряд домов, прилепившихся к бывшему озеру с правой стороны на несколько кварталов. Они тянутся почти до самых высоток, обрываясь перед ними площадью. А то, что Клаус называет озером, ничем иным, кроме как болотом, быть не может. Тем не менее, оно достаточно велико и простирается на несколько сотен метров, а в ширину – я затрудняюсь сказать. Границы болота прячутся от взора, но где-то далеко мне удается разглядеть смутные очертания домов.

– Клаус, – обращаюсь я к парню и показываю рукой на болото, – там, что, река?

– Да, там река и набережная, – кивает он.

– Мы могли добраться сюда от моста по набережной?

– Могли.

– А следующий мост вниз по реке, наверное, как раз за озером?

– Это так.

Теперь и в самом деле ясно, почему скорпионы, атаковавшие нас, появились позже, чем те, что пришли первыми – им нужно было преодолеть гораздо большее расстояние. С удивлением замечаю в глазах Клауса печаль и даже какую-то необъяснимую тоску.

– Что с тобой? – спрашиваю его.

Он отворачивается без ответа, а я лишь пожимаю плечами.

Болото. Когда-то, наверное, здесь было очень красиво и живописно. Люди приходили отдыхать сюда целыми семьями, устраиваясь на зеленой траве, раскладывая на скатертях нехитрую снедь… Наверняка, находились любители и поплавать в речной воде… Когда-то здесь пели птицы, в кронах деревьев шумел теплый ветер и в солнечных лучах сверкала вода озера, бывшего на самом деле небольшим речным заливом…

Со смесью страха и восхищения Соня, стоящая со мной рядом, глядит на здания впереди и небо над нами, закручивающееся невероятной каруселью немыслимого размаха. На наших глазах центр небесной круговерти вдруг начинает опускаться и, вытянувшись страшной воронкой, упирается в крышу высотки справа. Очертания туч смазываются – настолько они ускоряются в своем движении. Всполохи света, скрытые до сих пор тучами, вырываются из косматого плена и разгневанно шипя, ослепительными молниями начинают бить в здание. Как-то сразу воздух наполняется озоном, перебивая запахи, доносящиеся до нас с озера-болота. Грозовая свежесть прогоняет прочь затхлость и гниль, которые только сейчас начали накатывать на нас смрадными волнами. А молнии все продолжают бить в здание, ветвистыми разрядами охватывая уже несколько верхних этажей. Я вижу, как начинают осыпаться стены, мелкими и крупными обломками падая вниз. Словно почувствовав слабину, они долбят здание все яростнее, а от их ослепительных вспышек начинают слезиться глаза.

Клаус мрачно смотрит на разрушающееся здание, прикрывая ладонью сощуренные глаза и недобро искривив рот.

– Мы ведь должны были туда попасть? – растеряно произносит Соня. – Что же нам делать? Молнии разрушают их.

– Пока только одно, – поправляю ее машинально, пытаясь сообразить, что же нам делать дальше. – Думаю, нам стоит подобраться к ним поближе. Клаус?

Парень кивает, не отрывая взгляда от невероятного зрелища.

– Тогда выдвигаемся. От болота держимся подальше, идем вдоль домов, – в самом деле, не стоять же на месте.

За несколько минут мы добрались до первой из трех улочек. За это время высотка, в которую беспрестанно бьют молнии, уже не досчитывается нескольких верхних этажей. Я могу и ошибаться, но нет – воронка опустилась ниже, втыкаясь в целые пока стены. От вида разворачивающегося действия создается странное впечатление, будто вся небесная громада, закручиваясь необъятной юлой, держится только за счет здания, которое так упорно продолжают разрушать мощные разряды. Кажется даже, что когда оно разрушится окончательно, небо потеряет опору и рухнет на землю.

Слабый ветерок приятно холодит лицо, освежая его, и я ловлю себя на мысли, что радуюсь не столько его прохладе, сколько отсутствию дождя. Страшно подумать, сколько воды способны извергнуть из себя эти огромные тучи. Я слишком устал, чтобы думать о чем-то, кроме нашей цели и о том, как до нее добраться. Я не пытаюсь понять природу этого исполинского торнадо, хотя, честно говоря, думать тут особо не о чем. Несомненно, это дело рук нашего врага. Не значит ли это, что он разрушает здания, уничтожая и точку выхода из этого мира? Очень может быть. Но, выходит, он сам находится где-то неподалеку, чтобы контролировать весь процесс. Я невольно замедляю шаг, когда до меня вдруг доходит страшная мысль – а если мы так и останемся в этом мертвом городе, навсегда лишенные возможности покинуть его? Нельзя сдаваться – нужно помешать ему. «Достаю» бинокль и подношу к глазам. Стараясь не смотреть на яркие вспышки, изучаю сначала левое, а потом и правое, частично разрушенное здание. Несмотря на их близость, ни один разряд не задевает похожий на башню дом слева. Его окна слепо глядят вокруг пустыми провалами, озаряемые изнутри близкими вспышками.