Текст книги "В твоих пылких объятиях"

Глава 17

Когда они вошли в кабинет, Элисса повернулась к Ричарду.

– Как ты мог пойти на такой риск?

– Я не видел в этой затее ничего рискованного, – ответил Ричард, стараясь говорить по возможности спокойно.

Ричард очень надеялся, что Элисса не придаст этому инциденту большого значения. Уил никаких страданий не испытывал, если, разумеется, не считать страданием муки неудовлетворенного тщеславия – уж слишком ему хотелось демонстрировать им с Элиссой свой «боевой» шрам.

Ричард присел на край письменного стола и, пожав плечами, продолжил:

– Говорю же, я признаю свою вину, но вся моя вина заключается в лености и, если хочешь, в недостатке выдержки. Уж очень долго и настойчиво Уил меня уговаривал, и я не выдержал, сдался. Обещаю, что в следующий раз буду предусмотрительнее.

– Но ты заменил палки настоящими рапирами! – Элисса скрестила на груди руки и посмотрела на него в упор. – Неужели твое богатое воображение не подсказало тебе возможность трагического исхода?

– Рапиры имели на остриях специальные насадки вроде пуговок. То, что одна из них сорвалась, – не более чем случайность.

– Когда имеешь дело с детьми, такого рода случайности происходят постоянно. Стоит только ненадолго выпустить из рук вожжи – и жди неприятностей. А между тем ты не только смотрел на некоторые проделки Уила сквозь пальцы, ты его к этому подстрекал! К примеру, ты подбивал его залезть на дерево…

– Между прочим, залезть на дерево ему разрешила ты, – запротестовал Ричард.

– Я бы никогда не позволила ему фехтовать настоящими рапирами, – заявила Элисса. – Но быть может, я предъявляю к твоему воображению непомерно высокие требования?

В конце концов, своих детей у тебя нет. Тем не менее твоя беспечность меня все равно поражает.

– Я не ребенок, Элисса. Не надо говорить со мной в таком тоне.

– Ты ведешь себя немногим лучше ребенка.

Выражение лица Ричарда стало жестким, даже суровым – Я не вел себя как ребенок с восьмилетнего возраста, потому что меня лишили этой привилегии. Говорю же тебе, я совершил ошибку. Больше такого не повторится. Вот и все, что я хочу сказать по этому поводу.

Если я не правильно веду себя с тобой и ты ставишь мне это в вину, как ты смеешь обвинять меня в том, что я проявляю, по твоему мнению, излишнюю заботу о своем сыне? Я его мать!

– Детей у меня, конечно, нет, это вы, миледи, верно заметили. Но неужели вы не заметили и другого – того, что ваши детские перепады настроения, неожиданные переходы от сладенького сюсюканья к грозному тону обижают и дезориентируют мальчика?

Элисса почувствовала укол совести и поняла, что Ричард во многом прав. Но ведь не в его правде дело! Он не в состоянии понять материнское сердце – и в этом-то вся суть! И по этой причине он не смеет говорить с ней таким авторитетным, покровительственным тоном!

– Так куда же ты все-таки ходишь по ночам? – спросила она ледяным тоном.

Ричард, удивившись тому, как быстро она сменила тему, прищурившись, пристально на нее посмотрел.

– С какой стати ты меня об этом спрашиваешь?

– А почему бы мне тебя об этом и не спросить? Я имею полное право знать, где ты бываешь в столь неурочный час и на что изводишь чернила, перья и бумагу? Я-то думала, что с писательством покончено навсегда. Или ты вместо пьес стал теперь писать зашифрованные письма?

– И кому же, по-твоему, я пишу такие письма?

– Это ты мне должен сказать кому, поскольку используешь письменные принадлежности, купленные на мои деньги.

– Я, миледи, не привык к тому, чтобы меня допрашивали как преступника.

– Я задаю тебе этот вопрос, потому что ты шныряешь ночью по дому, забираешься ко мне в кабинет и берешь без спросу мои вещи – короче, ведешь себя как преступник или, в лучшем случае, как неверный муж.

Ричарду показалось, что его захлестнула волна раскаленной вулканической лавы. Он испытывал сильнейший гнев и отчаяние одновременно.

Подумать только, она обвинила его в мелком воровстве и непорядочности – и это после всех тех нежных слов, которые он ей говорил!

Впервые в жизни он поверил женщине, впервые испытал к особе противоположного пола подлинные чувства, которые не ограничивались одним только вожделением или желанием над ней властвовать. К чему лукавить перед собой? Впервые в жизни он полюбил…

Ирония судьбы!

Он, Ричард Блайт, скептически смотревший на мир автор пьес, в которых высмеивал так называемые нежные чувства, сам оказался вдруг в плену чувства, сильнее которого не было ничего в мире. Он влюбился в женщину, но вместо нежных признаний в ответном чувстве услышал от нее обвинения в нечестности, непорядочности и даже в мелком мошенничестве!

Ужас!

Это ли не подтверждение того, что она его не любит!

Стук колес подъезжавшего к дому экипажа заставил Элиссу и Ричарда одновременно повернуть головы к окну.

– Кого-нибудь ждешь? – осведомился Ричард. – Доброго соседа мистера Седжмора? Торговца шерстью с неприличной фамилией Эсси? Или, быть может, бессердечного сутягу Хардинга?

– Никого я не жду, – бросила она и подошла к окну.

Ричард встал за ее спиной и выглянул во двор.

И сразу узнал изображенный на дверце подъехавшей кареты герб.

– Три тысячи чертей! – воскликнул он. – Так это же Невилл! Не пойму только, какого черта ему здесь надо?

– Ты опять начал ругаться! Хорошо же на тебя действуют лондонские знакомые. Насколько я понимаю, приехавший к нам джентльмен – твой друг?

– Это лорд Фаррингтон, мой лучший друг после Фоса.

Быть может, по той причине, что к нам приехал гость, мы прекратим ссориться – хотя бы на время?

«Было бы куда лучше, если бы мы никогда не ссорились, но об этом остается только мечтать», – подумал Ричард, выбегая из кабинета Элиссы.

– Невилл! – вскричал он, выбежав навстречу своему приятелю, вылезавшему из кареты.

– Стоять смирно! Деревенский сквайр идет! – задорно откликнулся на приветствие Ричарда Невилл, лорд Фаррингтон, после чего отвесил Ричарду церемонный поклон.

Путешествие по сельской местности до Блайт-Холла оказало благотворное воздействие на молодого лорда. Щеки у него порозовели, а глаза весело горели. Ричард, который считал Невилла бледным порождением большого города, не узнавал своего приятеля.

Как и Ричард, Невилл не носил парика, зато одет был не в пример богаче.

– Ну, негодник, что привело тебя в наш медвежий угол? спросил Ричард.

– Ты ведь знаешь: в прекрасных ручках моей супруги я подобен воску и ни в чем не могу ей отказать, – сказал Невилл.

– Как, Арабелла тоже приехала?

В следующее мгновение он получил ответ и на этот вопрос – беременная жена Невилла с помощью мужа выбралась из кареты.

– Извини, Ричард, но мы так и не дождались от тебя приглашения и решили нагрянуть в Блайт-Холл как снег на голову, – сказала она с улыбкой. – Я, видишь ли, в положении и долго ездить в карете не могу. Ну а от нашего поместья до Блайт-Холла рукой подать.

– Я ужасно рад, что вы приехали! – воскликнул Ричард, целуя Арабеллу в обе щеки. – Прошу прощения за то, что не догадался пригласить вас к себе. Я был… хм… очень занят.

– И я даже знаю чем, – со значением произнес Невилл, устремляя взгляд поверх головы Ричарда на некий объект у него за спиной.

Блайт оглянулся и увидел спешившую навстречу гостям Элиссу.

– Да, у моей жены есть… – тут он запнулся, заморгал и начал снова:

– Она, так сказать… это… ну…

– Вы только посмотрите на него, – послышался знакомый голос. – Наш говорун при виде супруги лишился дара речи!

Ричард вздрогнул, крутанулся вокруг собственной оси – и вовремя: из окна кареты высунулась голова Фоса со сбившимся набок париком.

– Вот ведь что делает с человеком брак, – отдуваясь, произнес Фос. – Признаться, скажи мне кто-нибудь об этом, я бы не поверил.

– Если бы ты, Фос, не был мне другом, за такие слова я наградил бы тебя хорошим тумаком, – пробурчал Ричард.

– Но это была только шутка, понимаешь? – обиженно скривив губы, произнес Фос.

– Да понимаю я, понимаю, не злись, – сказал Ричард и посмотрел на Элиссу.

При виде жены хорошее настроение Ричарда улетучилось, словно его и не было. Впрочем, со стороны это вряд ли кто заметил. Ричард, как неоднократно отмечала Элисса, был отличным актером.

– Элисса, дорогая, позволь представить тебе Невилла, лорда Фаррингтона, его очаровательную супругу, ну и лорда Чеддерсби, конечно. Впрочем, с лордом Чеддерсби ты знакома по Лондону и наверняка его еще не забыла.

– Мы не станем долго обременять вас своим присутствием, – поторопилась вставить Арабелла.

– Глупости, вы должны остаться здесь минимум на неделю, – сказал Ричард.

Услышав это, Фос широко улыбнулся, а Невилл и Арабелла обменялись неуверенными взглядами.

– Надеюсь, Элисса, ты вместе со мной будешь настаивать на том, чтобы мои друзья пробыли у нас подольше, сказал Ричард.

Он утверждал – не спрашивал.

– Если таково твое желание.

– Мы можем остаться только на одну ночь, – твердо сказал Невилл. – Прежде всего у меня тут неподалеку имение, за которым требуется глаз, ну а потом мой отец, когда Арабеллы нет дома, начинает скучать и, пока она не вернется, вымещает свою тоску на слугах – придирается к ним, капризничает, чуть ли не верхом на них ездит. Приходится принимать это во внимание.

– Глядя на очаровательную Арабеллу, я начинаю понимать твоего отца, хотя прислугу все равно жалко, – сообщил свое мнение Ричард, потом, задумчиво кивнув, согласился с желанием приятеля:

– Что ж, пусть будет одна ночь, ничего против не имею.

– Прошу меня простить, – вступила в разговор Элисса, – но мне придется на время вас покинуть, чтобы дать поручения слугам. – Она повернулась и пошла к дому.

Невилл многозначительно посмотрел на Ричарда.

– А ведь я догадывался, что для всех будет лучше, если мы уведомим тебя о своем приезде.

– Это все я виноват, – простонал Фос. – Сидел в Лондоне, сидел, совершенно одурел от скуки и понял, что мне надо сменить обстановку. Поехал в поместье к Невиллу. Там, расположившись у камина, мы разговорились о тебе, Ричард, вспомнили, что давно уже не имеем от тебя никаких сведений – ну и решили…

– Это моя вина, а не Фоса, – перебила Чеддерсби Арабелла. – Мы с Невиллом женаты не так давно, и мне следовало бы помнить, что молодоженам все время хочется быть вдвоем. По крайней мере первое время…

– Глупости! – возразил Ричард. В его голосе слышались сердитые нотки. – Я, к примеру, очень рад, что вы приехали.

Другое дело, вы застали врасплох Элиссу – она в отличие от меня сюрпризов не любит.

В этом смысле Ричард, давая характеристику своей жене, ничуть не покривил душой.

– В таком случае нам, быть может, лучше остановиться в гостинице в городке, через который мы проезжали? – высказал предположение Невилл.

О Господи! Еще не хватало, чтобы они остановились в дыре, где он однажды напился.

– Ни за что! Я прошу, я, наконец, требую, чтобы вы переночевали в Блайт-Холле.

– А она не слишком на нас рассердилась? – озабоченно поинтересовался Фос.

– Да нет же! Возможно, она немного смутилась, но не рассердилась, нет. Итак, решено – вы остаетесь здесь, так что говорить больше не о чем.

Арабелла и Невилл снова обменялись неуверенными взглядами, Фос же довольно захихикал.

– У тебя все так, как я и предполагал. Да тут и ума особого не надо – достаточно посмотреть твои же собственные пьесы.

Ричард в недоумении выгнул дугой бровь.

– Я просто хотел сказать, что ты обязательно будешь хозяином в доме – если, конечно, уже им не стал. Во всех твоих пьесах утверждается мысль, что только дурак может допустить, чтобы им командовала жена.

– Это так, Ричард? – с едва заметной иронией спросила Арабелла.

Ричард подумал, что ему не следовало брать на себя ответственность, утверждая в своих произведениях нечто подобное. Как известно, жизнь в формулы не укладывается.

Сделав вид, что не расслышал вопроса Арабеллы, Ричард изысканным жестом указал на двери Блайт-Холла:

– Что же мы стоим на улице? Позвольте, дамы и господа, пригласить вас в дом, где вы сможете немного отдохнуть и для начала выпить чаю.

– Таким вот образом весь третий акт я чинно и благородно продремал, – заявил лорд Чеддерсби, не замечая того, что в столовой давно уже копится опасное напряжение.

– Говоришь, чинно и благородно? – влез с вопросом Ричард. – Должен тебе заметить, что твой храп разносился по всему зданию.

Красивый и нарядный лорд Фаррингтон и его хорошенькая жена одновременно улыбнулись.

«Вот так они весь вечер и улыбаются – какую бы глупость ни сморозил Ричард», – подумала Элисса, лениво ковыряя ложечкой пудинг.

Она старалась не вслушиваться в разговор, который вели гости, поскольку, сказать по правде, мало что в нем понимала.

– Ничего подобного! – запротестовал лорд Чеддерсби. – Я спал тихо как мышка.

– Да брось ты, Фос, прикидываться мышкой! – со смехом сказал красавец Фаррингтон. – Я сам слышал твой храп, а раз я его слышал, значит, и другие слышали.

Элисса бросила мимолетный взгляд на лорда Фаррингтона. Этот милый молодой человек с прекрасными манерами и хорошо поставленной речью был одет в костюм из коричневого бархата и белоснежную сорочку голландского полотна с воротником и манжетами из брюссельских кружев.

Волосы, волнистые от природы, красиво ниспадали на его широкие плечи.

Без сомнения, лорд Фаррингтон был одним из самых красивых и привлекательных мужчин, каких только Элиссе доводилось видеть. При всем том его глаза смотрели на мир несколько вяло, а всем его приятным чертам недоставало мужественности и решительности. Если бы не его образованность и ум, который все-таки сквозил в его взгляде, он бы нисколько не отличался от других придворных щеголей, которых Элисса имела возможность видеть в Уайтхолле.

На юную красивую жену Фаррингтона Элисса старалась не смотреть вовсе: она ей завидовала. И не ее красоте, роскошному платью из темно-зеленого бархата и дорогим украшениям. Она завидовала ее счастью и беззаботности, в которых судьба ей, Элиссе, до сих пор отказывала. Судя по всему, эта молодая красивая женщина не знала, что такое страдание, страх и отчаяние.

Интересно, задала себе вопрос Элисса, если бы Арабелле было суждено прожить ту жизнь, которую прожила она, Элисса, сумела бы она так беззаботно смеяться и радоваться жизни?

Что же касается лорда Чеддерсби, то его дружба с Ричардом до сих пор представляла для Элиссы загадку. Казалось, этот со слегка гротескной внешностью напыщенный человек мог служить лишь объектом для насмешек Ричарда.

«Возможно, – подумала Элисса, – так оно и есть на самом деле, и Ричард втайне его презирает, а человек этот настолько глуп, что не в состоянии этого понять».

Потом Элисса стала размышлять над почти спартанской простотой своего жилища и о более чем скромных привычках обитателей Блайт-Холла. Она задавалась вопросом, заме чают ли ее богатые и знатные гости эту простоту и не сочувствуют ли они Ричарду уже по той только причине, что к столу здесь не подают ни французского вина, ни шампанского, к которым все эти люди привыкли.

– Храпел я или нет, в данном случае не имеет значения, – говорил между тем лорд Чеддерсби. – В любом случае Нелл Гвин не имела ни малейшего права запускать мне в голову апельсином. Между прочим, она могла меня убить!

– Что верно, то верно, – со смешком бросил Ричард. – Нелл Гвин легко могла тебя убить – она ведь очень здоровая женщина.

– Здоровая – не то слово! Это, черт возьми, настоящая амазонка, вот что я тебе скажу!

– Да полно вам, о той ли Нелл вы говорите? – с удивлением произнес Невилл. – Я отлично ее знаю и хочу вас заверить, что она маленькая и хрупкая.

Элисса взглянула на леди Фаррингтон и отметила, к большому своему удивлению, что та и глазом не моргнула.

Неужели Арабелла настолько глупа, что ей не приходит в голову мысль о возможной связи ее мужа с этой Нелл Гвин? Все знают, что апельсинами в театре торгуют куртизанки.

Элисса покраснела. Если Арабелла глупа, то она еще глупее. Ведь ее собственный муж, без сомнения, тоже пользовался услугами подобных прелестниц – и наверняка не один раз!

– А что, разве миниатюрных амазонок не бывает? – спросил у Невилла лорд Чеддерсби после минутного размышления.

– Не скрою, Нелл – существо порывистое, но я сильно сомневаюсь, что она намеревалась причинить тебе вред, – сказал Фаррингтон.

– Надеюсь, ты прав. Мне бы не хотелось считать ее потенциальной преступницей – она девочка хорошенькая и с перчиком. Тем не менее после ее броска у меня остался кровоподтек. – Лорд Чеддерсби стал снимать парик со своей круглой, коротко остриженной головы. – Вот, можешь полюбоваться. Ведь есть же синяк, есть!

– Вне всякого сомнения, – подтвердила слова Фоса Элисса. – Кстати, вы, Фос, можете продемонстрировать свою травму Ричарду. Недавно я выяснила, что он хорошо разбирается во всякого рода порезах, ранах и ушибах и, более того, сам их врачует. Хотя, – секунду помолчав, добавила она, – травма, нанесенная апельсином, может и его поставить в тупик.

Фос, Невилл и Арабелла удивленно посмотрели на нее.

Казалось, эти люди совершенно забыли о ее существовании, а теперь, когда она вступила в разговор, неожиданно осознали, что она тоже сидит за одним столом вместе с ними.

Смотрел ли при этом на нее Ричард или нет, Элисса не знала, поскольку обращала на него не больше внимания, чем на какую-нибудь мошку.

– Сын моей жены оцарапал руку клинком рапиры, – решил прояснить ситуацию Ричард. – Травма пустяковая.

Не больше той царапины, какую ты, Невилл, получил от Бакхерста в ту злополучную ночь в Уайтхолле, когда защищал Арабеллу от его приставаний.

– Как же, ту ночь я отлично помню, – произнес Фаррингтон и нежно улыбнулся Арабелле.

У Элиссы перехватило дыхание. Не далее как вчера вечером Ричард тоже нежно ей улыбался и целовал ее, а она охотно отвечала ему.

Но это было вчера. Как странно, что за столь короткий промежуток времени в жизни могут произойти такие перемены!

– Кстати, а где твой пасынок? – спросил у Ричарда лорд Чеддерсби. – Я был бы не прочь взглянуть на него снова.

Совершенно очаровательный парнишка! Ведь я же говорил тебе об этом, Ричард, верно?

– Мой сын давно уже спит. Он еще слишком мал, чтобы сидеть за столом в столь поздний час, – ответила вместо Ричарда Элисса.

Она знала, что в ее словах при желании можно обнаружить намек на пуританскую суровость и даже ханжество, но тут же напомнила себе, что до мнения этих людей ей нет никакого дела.

Лорд Чеддерсби придал лицу такое унылое выражение, что казалось, будто вся его жизнь – сплошное страдание, и трагическим голосом произнес:

– С тех пор, Ричард, как ты уехал из Лондона, театры не поставили ни одной стоящей пьесы. Сразу хочу сказать, что не я один придерживаюсь такого мнения.

– Ты мне льстишь, Фос.

– Ни чуточки! Во всех новых пьесах чего-то недостает иногда юмора, иногда действия, а чаще всего они просто не умны.

– Выходит, ни один лондонский драматург так до сих пор и не понял, что для успеха пьесы необходимо вставлять в нее сцены, которые давали бы актрисам законное основание демонстрировать публике свои ножки?

Лорд Фаррингтон засмеялся:

– Помнится, у тебя была одна пьеса, где подобных сцен не имелось вовсе.

– Вот потому-то она и провалилась!

– Думаю, в этом была доля и моей вины, – вздохнула леди Фаррингтон. Повернувшись к Элиссе, она с улыбкой сказала:

– Ричард говорил вам о провале своей трагедии? К сожалению, в момент ее написания его вдохновение питала такая недостойная муза, как я. Надеюсь, вам в этом смысле повезет больше.

– Это вряд ли.

Ричард кашлянул, привлекая к себе внимание:

– Между прочим, я решил больше не писать.

– Фос мне что-то такое об этом говорил, – произнес лорд Фаррингтон, – но я не поверил.

– Если это правда, то это очень и очень печально, – заметила леди Фаррингтон.

– Ты, Арабелла, видела только одну мою пьесу, – сказал ей Ричард.

– Она была прелестна.

– Тогда, если мне не изменяет память, ты думала по-другому.

Вслушиваясь в эту беседу, которая со всей очевидностью подтверждала тот факт, что Ричарда и леди Фаррингтон связывают длительные дружеские отношения, Элисса почувствовала, как в ее мозг подобно змее заползает некая чудовищная мысль.

«Арабелла Фаррингтон и Ричард были близки! – пришла наконец она к печальному выводу. – Как-никак он посвятил ей одну из своих пьес».

Эта мысль настолько поразила ее, что она вскочила с места, с такой силой отодвинув стул, что его ножки с визгом проехались по паркету.

– Я никогда не была в театре и не могу следить за ходом вашей беседы, так что будет лучше, если я вас покину. К тому же в это время я всегда захожу в спальню к сыну, чтобы пожелать ему спокойной ночи, – прерывающимся от волнения голосом сообщила она.

Как только она вышла из столовой, приятели Ричарда одновременно посмотрели на него.

Ричард отлично понимал, что его друзья догадываются о существующих между ним и его женой трениях. Еще бы они не догадывались! Элисса вела себя так, что до этого додумался бы и ребенок. Даже Фос почувствовал, что отношения между Ричардом и Элиссой напряжены до предела, а Фос проницательностью не отличался.

Ричарду такой тип отношений между мужем и женой был известен до мелочей. Он воспитывался в атмосфере непрекращающихся ссор и скандалов, ненавидел семейные склоки до глубины души и всю жизнь опасался, что подобные отношения могут сложиться в его собственной семье – и, как видно, не без оснований.

Молчание затягивалось, и Ричард решил прервать его.

– Элисса очень заботливая мать, – сообщил он, не желая обнажать душу даже перед близкими людьми.

– Я сразу понял, что она такая, как только с ней познакомился! – с энтузиазмом воскликнул Фос.

– И когда же вы ждете прибавления семейства?

Ричард в изумлении посмотрел на Арабеллу:

– Что ты сказала?

Арабелла вспыхнула и посмотрела на мужа.

– Ну… мне показалось – из-за яркого румянца у нее на щеках, да и вообще… Короче говоря, я пришла к выводу, что твоя жена ждет ребенка.

Чтобы заговорить снова, Ричарду потребовалось сделать над собой известное усилие.

– Но она ни слова не скачала мне о своей беременности!

– Значит, я ошиблась, – ответила Арабелла, виновато улыбнувшись. – Быть может, оттого, что мне хочется, чтобы и вы были счастливы, как мы с Невиллом.

– Этот брак был заключен по распоряжению короля, а не по взаимному влечению, поэтому ожидать от него незамутненных радостей семейной жизни не приходится.

– Это верно, тем не менее мы все-таки надеялись, что ты обретешь свое счастье, – быстро сказал Невилл.

Арабелла поднялась с места:

– Поездка и сидение за столом меня утомили. Надеюсь, джентльмены, вы не обидитесь, если я, по примеру хозяйки удалюсь в спальню?

– Я пойду с тобой, – сказал ее муж, тоже поднимаясь на ноги. – Доброй ночи, Ричард. Нет нужды утром нас провожать – мы намереваемся выехать с рассветом.

Ричард медленно встал из-за стола. Он старался не выказывать овладевшего им разочарования и печали. Он вообще редко демонстрировал окружающим свои подлинные чувства – даже друзьям. Особенно в том случае, если это были грусть и печаль или горечь разочарования.

– Бывает, что я здесь засыпаю только под утро, как и в Лондоне, – сказал Ричард, как всегда черпая успокоение в ироническом взгляде на мир. – Поэтому я выйду вас проводить. Обязательно.

Фаррингтоны еще раз пожелали ему доброй ночи и вышли из столовой.

– Пожалуй, я тоже пойду спать, – решил Фос, отодвигая стул и оправляя на груди свое кружевное жабо, которое немного измялось под салфеткой.

– Удивительное дело! Не хочешь посплетничать со мной на сон грядущий за стаканом вина? – спросил Ричард, стараясь вести себя точно так, как это было у него заведено в Лондоне. – Признаться, я бы с удовольствием послушал о новых скандалах при дворе.

Фос пожал плечами:

– По большому счету при дворе ничего нового не происходит. Король, как и прежде, то ссорится, то мирится с леди Кастльмейн, королева никак не может забеременеть, голландцы все больше наглеют… ну и так далее в том же духе.

Знаешь, Ричард, сегодня я очень устал и мне просто не терпится лечь в постель. Так что я, пожалуй, пойду.

– Что ж, иди. Доброй тебе ночи, – ровным голосом произнес Ричард.

Фос подошел к двери, но неожиданно остановился и снова повернулся к другу:

– Ричард?

– Ну, что там у тебя?

– Как ты думаешь, она тебя любит?

Ричард театральным жестом обвел столовую рукой.

– Скажи, ты замечаешь в этой комнате хотя бы малейшие свидетельства любви жены к мужу? Или, быть может, атмосфера здесь пропитана любовью?

Фос покачал головой:

– Нет. И все-таки между вами что-то происходит. – Фос потер ладонью лоб. – Если бы я не был таким косноязычным, то смог бы, наверное, это «что-то» описать.

– Да известно, что происходит. Очередная семейная ссора.

– Я бы этого не сказал.

– Ну… тогда назови хотя бы одно слово, которое хоть как-то может охарактеризовать происходящее, пусть даже очень приблизительно.

Фос нахмурился:

– Ты со мной не согласишься.

– Да ладно, говори, чего там…

– Мне кажется, вы оба боитесь.

– Глупости! – воскликнул Ричард, расправляя плечи и складывая на груди руки. – Я лично женщин не боюсь.

– Не женщин, а женщину. Ты боишься именно эту женщину, – тихо сказал Фос.

– Но почему?

Фос задумчиво потер подбородок.

– Ты очень ценишь ее мнение о себе и боишься, что оно может оказаться не таким, каким бы тебе хотелось.

– Мне всегда было наплевать на то, что обо мне думают другие.

– Да, было. До сих пор.

– Да ты с ума сошел!

– Ничего подобного. – Фос подошел к Ричарду. Его взгляд был исполнен подлинной заботы о благе друга. – Так вот, ты боишься ее – а она тебя.

– Еще одна глупость. С чего бы ей меня бояться? Я в жизни ни одну женщину и пальцем не тронул.

– Да не в этом дело… Это не страх физической расправы… это что-то совсем другое…

– Если ты закончил, мне остается только пожелать тебе спокойной ночи.

– Я же говорил, что ты со мной не согласишься… – Фос покачал головой и вышел из столовой.