Текст книги "Халцедоновый Двор. Чтоб никогда не наступала полночь"

– Фрэнсис сказал: она не поняла его видения. Но нам не узнать, что она сделала, не выяснив, чего ей хотелось избежать. Какое же преступление она совершила? За какой грех ее этаким образом прокляли?

– Мы так и не узнали, – ответила Розамунда, с досадой стиснув кулачки. – Она, когда доискалась, нам не рассказала. И никому другому, думаю, тоже. Даже Фрэнсису.

– Но где, от кого она могла это узнать? – спросил Девен.

– От Батюшки Темзы, – куда обыденнее и невозмутимее, чем заслуживала суть этих слов, откликнулась Гертруда.

Девен вздрогнул всем телом.

– От кого?!

– От нашей реки, – пояснила брауни.

– От нашей реки…

В устах Девена эти слова, очевидно, выражали сомнение. В поисках более разумного ответа он обратил взгляд к Луне, будто к союзнице в недоверии.

– От духа реки, – уточнила Луна.

Челюсть Девена слегка отвисла, да и ее собственный рот приоткрылся от удивления. Луна повернулась к брауни.

– Так она говорила с ним? Вправду?

Розамунда пожала плечами.

– Должно быть, да. Когда ее прокляли, нас в Лондоне не было: давненько это случилось, мы в те времена еще с севера не пришли. Вот Гертруда ей и посоветовала: нужно-де спросить у того, кто живет здесь с давних пор. И к кому ей было обратиться, как не к самому Старику, самому Батюшке Темзе?

Действительно, к кому же еще… Еще немного, и голова пойдет кругом! Батюшка Темза разговаривал исключительно редко, и то лишь с другими водяными созданиями. Что могло подвигнуть его к разговору с жительницей суши? Об этом Луна даже не подозревала.

Однако придется выяснить: больше расспрашивать некого.

– Сегодня ночью попробую, – сказала она.

Сестры Медовар закивали, точно не ожидали ничего иного. На миг Луна встретилась взглядом с Девеном, но сразу же отвела глаза. Все это – дела дивных; Девен небось и слышать о них не захочет.

– Нам нужно договориться о следующей встрече, – сказал он в тишине. – Ваш голубь, мистрис Медовар, оказался весьма кстати, но я, вы уж меня извините, нахожу этот способ сообщения несколько… обескураживающим.

Сестры понимающе заулыбались.

– Есть на Флит-стрит, – продолжал Девен, – сразу же за западной стеной, таверна под названием «Шашки». Не встретиться ли нам в ней, скажем, через три дня в тот же час?

«Через три дня…» Дает Луне лишнее время на случай, если в первую ночь ничего не выйдет. Неужели он так мало верит в нее?

Брауни согласились, и все начали расходиться. Первыми удалились сестры Медовар. Оставшись наедине с Девеном, Луна растерялась. Казалось, все подходящие к случаю слова разом вылетели из головы.

– Удачи, – наконец-то прошептал Девен.

Опущенная рука его дрогнула, точно в неосознанном стремлении коснуться ее плеча. Эта простая дружеская нотка словно бы положила начало целому музыкальному аккорду.

– Спасибо, – шепнула Луна в ответ.

Возможно, их общее дело поможет ему хотя бы отчасти простить причиненную ею обиду?

Девен помолчал, глядя на нее, а затем двинулся к двери, следом за сестрами Медовар.

Оставшись одна посреди комнаты, Луна испустила медленный, глубокий вздох. Батюшка Темза… Она даже не знала, как его отыскать, не говоря уж о том, как заручиться его помощью. Все это нужно выяснить. Ни много ни мало, за три дня.

Лондон, близ Темзы,

5 мая 1590 г.

На сей раз она вновь изменила облик, однако Девен узнал ее без труда. Знакомые манеры, походка, поворот головы – все это отдавалось в памяти столь сильным эхом, что сердце заныло в груди.

Держась в безопасном отдалении, он двинулся следом за Луной, вышедшей из пивной. Тут надлежало блюсти осторожность: держалась она начеку, словно ожидая слежки, а то и нападения. Настороженность не оставляла Луну с тех самых пор, как Девен встретил ее на Клок-лейн, в виде скверного подобия Анны Монтроз. Самого Девена одна мысль об этаком непреходящем страхе начисто лишала сил. Должно быть, в сравнении с житьем при собственном дворе жизнь под маской смертной девушки казалась ей сущим праздником…

Однако даже это не оправдывало целого года нескончаемой лжи.

Толпа на Лондонском мосту помогла укрыться от ее бдительных глаз. Переодетый, Девен ничем не выделялся из общей гущи. Так следовал он за Луной весь день до самого вечера, взад и вперед вдоль берега реки, вначале к Лондонскому Тауэру и его водяным вратам, Трэйторс-гейт, затем снова на запад – Биллингсгейт, мост, Куинхит, Брокен Уорф… У каждой из лестниц, ведущих к воде, она останавливалась, а порой приглядывалась к лодочникам, перевозившим пассажиров с берега на берег. Наконец ноги привели ее в Блэкфрайерс, на дальней стороне коего в Темзу впадали бурные воды Флита. Тут Девен, уже не раз задававшийся вопросом, что за существом может оказаться дух Темзы, подумал, что с воплощением Флита, каким бы оно ни было, встречаться уж точно не хочет.

Очевидно, Луна никак не могла решить, где предпринять попытку. Неужели это настолько важно? Пожалуй, Темза на западе, в верхнем течении, действительно может быть иным существом, не тем же, что Темза, омывающая Лондон, но чем может отличаться Темза в Блэкфрайерс от Темзы у моста, Девен себе даже не представлял.

Отчасти поэтому он и пошел следом. Пусть Луна не просила о помощи, но ему не удалось сдержать любопытства, хотя все эти блуждания подвергли его нешуточным испытаниям: в последнее время Девен слишком уж попривык ездить верхом.

Настала ночь, а Луна все мешкала. Колокола давным-давно пробили час гашения огней, и Девен впервые задумался о том, что скромность наряда может сослужить ему дурную службу: без коня, без шпаги, без роскошных одежд, не имея возможности доказать благородство происхождения ничем, кроме слова, как отыскать благовидный предлог, как объяснить, зачем он оказался на улице? Конечно, все то же самое касалось и Луны, но, памятуя об ошарашенно моргавших стражниках у ворот Олдерсгейт в ту ночь, когда Луна бежала из города, за нее Девен не волновался.

Когда в небе засиял серебром полумесяц, Луна вновь направилась на восток, и тут Девен наконец-то понял, чего она ждет.

Приливных вод, что явятся с моря на зов ущербной луны.

Пока вода в реке шла на подъем, Девен следовал сквозь темноту за Луной и вскоре мысленно вознаградил себя поставленным на сию догадку гроутом[47]47
  Гроут – английская, а позже британская серебряная монета достоинством в 4 пенса.


[Закрыть]: Луна направлялась к мосту.

К мосту, а затем и на мост. Великие Каменные Ворота с саутуаркской стороны на ночь запирались, но северный конец был открыт. «Что она собирается делать?» – остановившись, подумал Девен, но тут же обругал себя раззявой: Луна скрылась из виду среди домов, часовен и лавок, тянувшихся вдоль моста.

Только шарканье подошв и навело его на след. Осторожно заглянув за ограждение в одном из немногих мест, где к нему можно было приблизиться, Девен увидел темную фигуру, ползущую вниз. Безумная! Могла бы нанять уэрри[48]48
  Уэрри или верея – небольшая лодка, ялик для перевозки пассажиров в гавани или через реки.


[Закрыть] и добраться туда по воде… хотя это как посмотреть. Плавать близ моста, узкими, бурными стремнинами между «быков», рискованно и в лучшие времена: пожалуй, требования высадить пассажира на полпути через реку не выдержат даже закаленные нервы лондонского лодочника. Но все же это, наверное, лучше, чем спускаться с моста вниз!

Тем временем Луна благополучно спустилась к воде, на один из дощатых волноломов, защищавших каменные быки от столкновений с плавучим мусором и злополучными уэрри. Последовать за нею неслышно и незаметно Девен не мог. Он понимал, что пора сдаться, но ноги отчего-то не двинулись домой, а понесли его к противоположному краю моста, на пролет севернее, а там руки принялись ощупывать шероховатый камень, точно это была вовсе не самая безрассудная затея с той ночи, когда он последовал за Луной в Ислингтон.

Начало оказалось несложным: верхняя часть опоры полого спускалась к воде треугольником, сужавшимся книзу. Дальше – там, где треугольный скат заканчивался и опора делалась вертикальной – начинался сущий кошмар. Нащупывая выступы и трещины в ветхой штукатурке, Девен горячо молился о том, чтоб не упасть на волнолом и не спугнуть Луну, чтоб не свалиться в Темзу и с позором не пойти на дно, но поворачивать назад было поздно.

Но вот спуск завершился, и Девен облегченно перевел дух, стараясь не задумываться, как покинет волнолом, когда с делом будет покончено.

Сорванный ветром берет канул в темные воды реки. Слегка дрожа, хотя он ничуть не замерз, Девен пригнулся пониже и осторожно выглянул из-за быка. Луна, стоявшая на волноломе у основания каменной опоры по ту сторону пролета, преклонила колени. Шум над рекой стих настолько, что Девен ясно, отчетливо слышал ее голос.

– Батюшка Темза! – учтиво, торжественно проговорила она. Чары, скрывавшие ее облик весь день, рассеялись, но тень пролета надежно берегла эльфийку от любопытных взглядов с берега. В эти минуты серебристый силуэт со склоненной головой был виден одному только Девену. – Как взывает к твоим водам луна, так и я, дочь луны, взываю к тебе. Взываю с нижайшей мольбой: явись, дай совет. Воды твои хранят великие тайны, всю мудрость древних времен. Молю: поведай мне о Суспирии и постигшем ее проклятии. Прошу о сем не для себя, но ради всего своего народа. Быть может, от этой истории зависит судьба всех дивных на свете. Услышь мои мольбы, Батюшка Темза, откликнись!

В ожидании дальнейших событий, а кроме того, опасаясь, как бы Луна его не услышала, Девен едва осмеливался дышать. Речные волны лизали доски волноломов в каком-то ярде от их верхней кромки. Каждое движение, пусть самое незаметное, привлекало взор. Какой знак будет Луне ответом? Лицо в воде? Голос? Нет, Темза безмолвствовала – только плавучий мусор несся вниз по течению сквозь узкие пролеты меж опор.

Девен ждал, и Луна ждала, но ничего не происходило.

Но вот к тихому ропоту воды прибавился новый звук. Девен узнал его только после того, как звук повторился. То были не слова – глухие, прерывистые вздохи, предвестники слез, готовых хлынуть из глаз.

– Прошу тебя, – прошептала Луна. Вся ее церемонность исчезла без следа, теперь она говорила от сердца. – Прошу, умоляю, ответь.

Река не откликалась.

– Батюшка Темза… неужели тебе угодно, чтоб ее власть продолжалась? Или наши дела для тебя ничего не значат? Она извращает, уродует всё и всех. Я едва помню, где и как жила, пока не пришла сюда, но та жизнь была не настолько холодной. Я верно служила ей и в глубине моря, и при дворе Елизаветы – повсюду, куда ни пошлет, и теперь стою на грани гибели. Спасение только в одном – в ее низвержении. Без твоей помощи я останусь ни с чем. Я…

Вновь судорожный, прерывистый вздох. Плечи Луны устало поникли, точно лишившись брони целеустремленности и напора, доселе помогавшей ей хранить твердость духа. Костяшки пальцев, стиснувших край волнолома, белели в ночной темноте.

Не стоило идти следом… В эти минуты на глазах Девена происходило нечто глубоко личное: знай Луна, что он здесь, наверняка не позволила бы себе проявить подобной слабости. При виде этого в глубине души, где с тех самых пор, как он впервые увидел истинное лицо Луны, прочно поселилось негодование, зародилась, встрепенулась некоторая неловкость.

Истинное лицо… В этом-то и вся суть, вся загвоздка! Тот, другой облик – обман. Девен вполне понимал это, и все же тосковал, тосковал и злился на Луну, точно та лишила его Анны Монтроз, точно настоящая, подлинная, живая Анна похищена этой эльфийкой.

Однако Анны никогда не существовало. Она всегда, с самого начала была Луной, играющей выбранную роль, подобно многим из пребывающих при дворе.

Но все-таки эта роль была ей не так уж чужда. Ведь сказанные ею когда-то слова, будто в обществе Девена ей легко, как нигде больше, были правдивее, искреннее, чем он думал. Возможно, до Халцедонового Двора Луна была больше похожа на Анну…

Возможно, да, а может, и нет. Этого уже не узнать. Ясно одно: Луна и есть Анна. Девен полюбил ее еще до того, как узнал правду, а теперь, когда он все знает…

С исчезновением ее маски чувства его отнюдь не исчезли.

Быть может, с его стороны это и глупость – да что там, несомненная глупость… но это так.

– Нет, ты не останешься ни с чем, – беззвучно шевеля губами, проговорил он. – У тебя есть собственные силы. И помощь сестер Медовар. А еще… у тебя есть я.

Прилив прекратился. Река успокоилась, ослабла, стихла, как никогда прежде. Тогда откуда доносится этот звук? Что потревожило ее безмятежность?

Приняв неожиданный шум за приближающийся плеск весел, Девен потянулся за шпагой, вспомнил, что шпаги при нем нет, зашарил по поясу в поисках ножа. Как объяснить, зачем они здесь? Но никакой лодки поблизости не оказалось, а внезапное изумление разом лишило сил пальцы, нащупавшие рукоять.

Вода под аркой меж двух быков закружилась, взбурлила вопреки всем законам природы, речная гладь вспучилась холмом, вздыбилась кверху и распалась, оставив посреди Темзы широкоплечего, рослого старика, седобородого, но крепкого телом. Казалось, каждая морщина его лица несет на себе печать вековечной мудрости.

– Нечасто я говорю в эти дни, когда мои воды так и кишат обыденной жизнью, – сказал дух реки. Басовитый, неспешный голос его то возвышался, то опадал в мерном ритме набегающих на берег волн, складки длинного сумрачно-серого одеяния поблескивали серебром. – Однако же двое, смертный и дивная, тоже нечасто взывают ко мне заодно. Что ж, я пришел. Как не ответить на зов детей двух миров!

Девен замер. Луна встрепенулась, вскинула голову, словно лань, заслышавшая шаги охотника. Сумеет ли она разглядеть его, прячущегося за опорой моста?

В сторону Девена Батюшка Темза даже не взглянул, и все-таки Девену сделалось стыдно. Прятаться от почтенного древнего духа он больше не мог.

Выйдя из-за каменного быка на ближний край волнолома, он самым почтительным образом поклонился, будто предстал перед самой королевой.

– Мы вам очень благодарны, – сказал Девен, в глубине души тревожась о том, что даже не подозревает, как полагается обращаться к речному божеству.

Луна медленно поднялась на ноги и повернулась к нему.

– Он прав, Старый Батюшка, – невозмутимо подтвердила она. – Ответив на зов, ты оказал нам великую честь.

Девен придвинулся к краю волнолома, так что оба они предстали перед духом реки, по разные стороны пролета. Батюшка Темза поочередно окинул их оценивающим взглядом бездонной глубины.

– Ты дочь луны, помянула имя Суспирии.

Луна кивнула, словно не доверяя собственному голосу.

– Древнее имя. Забытое.

– Забытое, но не всеми, – прошептала Луна. – Мы – этот смертный и я – ищем знаний о ней. Не мог бы ты рассказать, за какое зло ее прокляли и обрекли страдать, будто смертная женщина?

Неизвестно отчего, однако дух не сводил взгляда с Девена, и тот изо всех сил сдерживал дрожь.

– За той же повестью явилась ко мне и она. Молила каждую ночь целый год и еще один день, пока я не сжалился и не заговорил. Страдания помутили ее разум. Самой ей было не вспомнить. Случилось все в давние-давние времена. На моих берегах стоял городок вряд ли крупнее обычной деревни, да только за его частоколом жил сам вождь смертного люда, иначе не видать бы тому городку никакой славы. Рядом, внутри полых холмов, обитал народ дивных, и между соседями нередко случались распри.

Дабы примирить обе стороны, решено было заключить договор: пусть дивные свободно гуляют на солнце, а смертным никто не станет чинить зла под землей. Но попросту сговориться о сем было мало. Сделку надлежало скрепить ритуалом, да таким, чтоб ее условия чтили и люди, и дивные. Сын вождя, проведя среди дивных неразумно долгое время, видел у них много чудес, но превыше других оценил красоту одной из эльфийских леди, почитая ее прекраснее всех на земле. Потому-то и было предложено скрепить договор брачным союзом – союзом сына смертных и дочери дивных.

В мерном течении речи Батюшки Темзы слышался ритм прежних, простых времен. Казалось, все многолюдство, вся грязь и суета нынешнего Лондона куда-то исчезли, уступив место зеленым берегам великой реки, деревушке среди бескрайних просторов да юноше, грезящему о любви.

Бог реки снова окинул Девена испытующим взглядом, проникшим в самую глубину его мыслей, достигшим невысказанных признаний, и продолжал:

– Но леди отказалась. Мечты, готовые осуществиться, обратились в прах. Возможный мир и покой рассеялся, померк, не успев набрать силы. И отвергнутый юноша проклял ее. Если она-де так брезгует жизнью смертных, пусть испытает все ее муки, пусть страдает от старости, хворей и немощи, пока не поймет и не искупит своей ошибки.

– Халцедоновый Чертог, – прошептала Луна.

Батюшка Темза наконец-то повернулся к ней.

– Время соглашений между двумя народами минуло. Теперь верования смертных для нас проклятие, что гонит дивных все дальше и дальше в глушь, куда еще не дотянулись ни их божества, ни холодное железо. Только здесь, только в этом месте дивные до сих пор живут так близко к людскому роду.

– Но этого было мало, Старый Батюшка, не так ли? – вмешался Девен. – Она сотворила Халцедоновый Чертог, но так и осталась проклята. Как же ей в конце концов удалось избавиться от проклятия?

Вода вокруг подола одеяния духа подернулась рябью.

– Не знаю, – просто ответил он. – Все, что произошло над моими водами и вдоль моих берегов от начала времен по сей день – все это мне ведомо. Однако свершенное там, куда не достигает мой взор, для меня тайна.

Во взгляде Луны явственно читались все те же мысли, что занимали разум Девена. Нужного ответа они по-прежнему не знали. Договор, заключенный Суспирией, так и остался загадкой. Однако рассказ Батюшки Темзы был ценен уже тем, что помог им понять и постичь существо, ныне ставшее Инвидианой.

– Я отведу вас на берег невредимыми, – сказал Батюшка Темза, протягивая обоим широкие ладони.

Девен без раздумий шагнул к нему. Шагнул – и слишком поздно осознал, что нога ступает за край волнолома. Однако он не упал: поверхность воды, вопреки всем законам природы, только слегка подалась под ногой, будто густой ворс ковра.

Луна взяла Батюшку Темзу за левую руку, волна под ногами пришла в движение, мягко вынесла всех троих из-под моста, наискось пересекла широкое русло реки и подкатила к самому основанию лестницы Лайон Ки невдалеке от стены Тауэра. Надежно утвердившись ногами на камне ступеней, Девен обернулся к реке.

Батюшка Темза исчез.

Однако, взглянув на подернутую рябью поверхность воды, Девен понял: бог реки никуда не исчезал. Он всегда здесь.

– Спасибо, – пробормотал он.

– Спасибо тебе, – столь же негромко подхватила Луна.

Мост, затем округ Касл-Байнард,

Лондон, 6 мая 1590 г.

И взор, и разум словно бы затянуло густым, непроглядным туманом. С немалым запозданием Луна вспомнила, что стоит в истинном, эльфийском обличье на берегу Темзы, у всех на виду, а рядом с нею – Майкл Девен.

Призыв чар потребовал неимоверных усилий. Не стоило, ох, не стоило там, на волноломе, забывать об осторожности… Допустить слежку (кстати, зачем Девену это понадобилось?), позволить себе расслабиться – все это было серьезной ошибкой. Между тем усталость гнула к земле, точно свинцовые вериги, мешала сосредоточиться. Чей же облик принять? Ни об Анне Монтроз, ни о Маргарет Ролфорд не могло быть и речи. Первая попытка не удалась и была отвергнута даже без испытаний. Сделав глубокий вдох, Луна попробовала снова. Созданная иллюзия оказалась неважной, неестественно заурядной; всякий, кто приглядится поближе, сочтет ее странной, точно скверно сработанная кукла, однако на большее не хватало сил.

Переведя дух и оглянувшись на Девена, Луна обнаружила, что тот взирает на нее с каким-то новым, непривычным выражением на лице.

– Вам есть где укрыться и отдохнуть? – спросил он.

Луна заставила себя кивнуть в ответ.

– Да, мне позволено занять одну из комнат в Халцедоновом Чертоге.

Девен, сам того не сознавая, прикусил губу.

– Но безопасно ли там?

– В той же мере, как и вообще при дворе.

Ответ показался неловким, неуверенным даже ей самой, а между тем ей вовсе не хотелось выглядеть жалко.

– Нам нужно расстаться, – добавила Луна. – Не стоит, чтоб вас со мной видели. Это уж точно небезопасно.

От посторонних взоров их кое-как заслоняла лестница, однако надежностью сие укрытие не блистало, как не блистала лестью и оценка, данная Луне Девеном.

– Но разве мое положение станет надежнее, если вы отправитесь туда сейчас, падая с ног от усталости? Утомление доведет до ошибки любого, – с кривой усмешкой возразил он. – Хоть человека, хоть дивного.

Но слушать о риске Луне совсем не хотелось. Подобный риск она оценивала не раз и не два, еще до того, как впала в немилость. Таков уж был Халцедоновый Двор: одна оплошность, одно неверное слово, и… Как же она устала от этого мира!

– Идемте, – сказал Девен, подхватив ее под руку.

Не в силах ни о чем спрашивать, Луна, словно во сне, последовала за ним. Казалось, пути их не будет конца, но спустя некоторое время оба остановились у дверей какого-то дома. Луна понимала, что соглашаться не следует: ее отсутствие могло вызвать подозрения, но, как это ни горько, при мысли хоть об одной ночи вне стен Халцедонового Чертога на глаза наворачивались слезы облегчения.

Одинокая свеча, зажженная от той, что горела у двери, осветила им путь наверх, а затем Девен со страшным шумом выволок что-то из-под кровати и вытолкнул за дверь.

– Сегодня переночуете здесь, – сказал он перед уходом. – Я буду рядом.

Опасно… но Луне давно уже было не до споров. Рухнув на кровать и едва укрывшись одеялом, она уснула непробудным сном.

Наутро она обнаружила себя в крохотной, скромно обставленной спальне. Рядом, на полу, стоял большой пустой рундук: должно быть, с тем самым шумом Девен вытаскивал из него матрас.

Действие бренного хлеба давным-давно сошло на нет, и за время сна чары развеялись. Прикрыв глаза, Луна приняла облик рыжеволосой девицы с загрубевшими от работы ладонями, а затем отщипнула от взятой с собою ковриги (оставить ее в Халцедоновом Чертоге она не осмелилась) новый кусочек. К счастью, на сей раз маскировка удалась куда как лучше.

В соседней комнате на полу лежал матрас из рундука, а Девена Луна нашла внизу. Остановившись в дверях, она окинула взглядом скромное оловянное блюдо на полке буфета и лютню с двумя недостающими струнами в углу. Ночью ей мельком подумалось, будто дом принадлежит кому-то из бывших агентов Уолсингема. Похоже, догадка оказалась верна… и в то же время ошибочна.

– Это ваш дом.

– Да, – подтвердил Девен, подняв на нее взгляд. – Знаю, не следовало вас сюда приводить, но я тоже совсем выбился из сил, а больше идти было некуда: не подвергать же опасности отца. Больше так поступать нельзя.

Что ж, сделанного не воротишь…

Шагнув вперед, Луна оправила прикрывавший юбки передник. Сейчас она вполне могла сойти за Девенову прислугу.

– Тогда я удаляюсь.

– Им обо мне известно, не так ли?

Несмотря на утренний час, в комнате царил полумрак: ставней Девен не открывал. Отсветы пары свечей только подчеркивали темные круги под его глазами и впалость щек. По-видимому, спалось ему скверно.

– Да, – со вздохом искреннего сожаления подтвердила Луна. – О чем я весьма сожалею. С мужской ролью мне не справиться, а женщине Уолсингем не доверился бы ни за что. Оставалось одно: завязать отношения с кем-то из его людей, – пояснила она, рискуя разбередить память об их разрыве. – Так что о вас и вашей службе они знают.

Девен снова оделся как джентльмен, однако не до конца: слуг его поблизости не наблюдалось. Рукава дублета он держал на коленях, наконечники шнурков свободно свисали с плеч.

– Полагаю, если остановиться прямо сейчас, для меня это уже ничего не изменит?

Чего-чего, а честного ответа он вполне заслуживал.

– Нет. Дабы обезопасить себя, вас убьют без раздумий.

– Ну что ж… – Пальцы Девена скользнули по виноградным лозам, вышитым на рукаве дублета, и замерли. – Я получил от своей королевы приказ разорвать договор с вашей. Даже если он не имеет ничего общего с тем, вторым договором, мне не обойтись без вашей помощи, а вам – без моей. Но как можно освободиться от проклятия, мне неизвестно.

Дверь за спиной безмолвно напоминала, что Луне пора идти. Однако уход только замедлит дело, а между тем спасение только в одном – в успешном его завершении. Надеясь, что не совершает ужасной ошибки, Луна села напротив.

– Мне тоже. Выполни условия, и проклятие кончится само по себе, иного способа нет. Однако Суспирии это не помогло. И кто-то другой освободить ее, думаю, тоже не мог. Разве что сам наложивший… но он давным-давно мертв. К тому же, Тиресий – то есть Фрэнсис – был уверен: проклятие все еще в силе.

– А видение, о котором вспоминали сестры Медовар? Он больше никому о нем не рассказывал?

Луна скорее в замешательстве, чем с твердой уверенностью, покачала головой.

– Если то было частью запрета… у Инвидианы есть брошь, что позволяет отдавать приказания, неповиновение коим означает смерть. Так что она вполне могла запретить Фрэнсису рассказывать об этом видении. Но если и не запретила… он умер, не успев мне ничего рассказать.

– И прежде, в другое время, ни разу о нем не упоминал?

– Откуда мне знать? – отвечала Луна, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу досаду. – Поймите: долгая жизнь среди дивных, их пища, их вино… все это изменяет людей. А он провел с нами многие годы. Он то и дело заговаривался, жил в собственных грезах; девять десятых его речей являли собою горячечный бред, а остальное было настолько туманным, что поди разбери… Он мог рассказывать об увиденном хоть по пять раз на дню, но мы бы так ничего и не поняли.

– А больше он ничего примечательного не говорил? – спросил Девен, в азарте подавшись вперед и упершись локтями в колени. – Не о видении, о чем угодно – о Суспирии, о проклятиях, о Халцедоновом Чертоге… Не мог же он бредить вовсе без всякого смысла! Определенной, собственной логики держатся даже умалишенные.

Обычные умалишенные – возможно, но Тиресий?.. Однако исполненный терпения взгляд Девена помог Луне собраться с мыслями. Когда еще провидец говорил с ней о прошлом?

В тот день, когда велел ей отыскать себя самого.

– Однажды, еще до того, как я отправилась ко двору Елизаветы, он вспомнил свое имя, – припоминая тот давний разговор, пробормотала Луна. – И велел мне найти Фрэнсиса Мерримэна. Лишь много позже я поняла, что это он и есть, только сам о том позабыл.

Многие месяцы они вот так, вместе, не решали головоломок, не складывали кусочков изображения в единое целое, да к тому же на сей раз Луна была с ним заодно…

– Что ж, начнем отсюда, – сказал Девен. – Он просил вас найти его. А когда вам это удалось…

Девен ни разу не видел Фрэнсиса, и ему Луна могла рассказать то, в чем ей не хватило духу признаться сестрам Медовар, любившим безумного провидца всем сердцем.

– Тут он и умер. Из-за меня. Это я его вынудила… он боялся говорить, но я не позволила бы ему промолчать. Думала, отыщу его, и это поможет укрепить мое положение при Халцедоновом Дворе.

Между тем все обернулось иначе, и эти воспоминания оставляли горький привкус на языке.

– Одним словом, я потребовала от него рассказать все, что знает. Это его и сгубило.

Казалось, синь серьезных, внимательных глаз Девена притягивает взгляд, точно магнитный камень – железо.

– Но разве вы допрашивали его с пристрастием? Поднимали на дыбу? – негромко, мягко возразил он. – Разумеется, нет. Самое большее – не позволили сбежать. Выходит, если вы чего-нибудь не утаиваете, заговорил он по собственной воле.

Нет, плакать она не станет.

Невероятным усилием воли Луна отвернулась и уставилась в складки льняной драпировки на стене.

Девен дал ей время совладать с чувствами и снова заговорил:

– Вернемся к моменту, когда он велел отыскать его. Что именно он сказал?

Что именно он сказал… Луна напрягла память. Она размышляла, как вновь добиться благоволения Инвидианы. В ее покои явился Тиресий. Ей удалось пополнить запас бренного хлеба смертных…

– Он говорил о Лайонессе, – вспомнила она. – О легендарном исчезнувшем царстве. Точнее, он смотрел на мой гобелен с изображением Лайонесса и говорил о каких-то ошибках, сделанных после того, как Лайонесс ушел в глубину.

А может, речь шла о чем-то другом? Возможно, о Халцедоновом Чертоге? Перед мысленным взором снова предстал образ провидца – хрупкого, дрожащего, бледного, точно призрак…

– Он не хотел видеть сны. Думал, его видения ему снятся… а потом сказал что-то об остановившемся времени.

Это заставило обоих вздрогнуть, вскинуться и сесть прямо.

– Но для Суспирии так оно и было, – проговорил Девен. Голос его задрожал от старательно сдерживаемого азарта.

Однако этому предшествовало кое-что еще. «Допустим, я нашла этого Фрэнсиса Мерримэна – и что дальше?» – спросила Луна. А ответ прозвучал ясно, вполне разумно, но сам по себе был столь странен…

– «О, станьте же недвижны, звезды неба», – задумчиво пробормотала Луна, припоминая слова провидца.

– Ч… что? – едва не поперхнувшись, переспросил Девен.

Подобной реакции Луна вовсе не ожидала.

– Так он ответил, когда я спросила, что делать дальше. «О, станьте же недвижны, звезды неба…»

– «Чтоб навсегда остановилось время, чтоб никогда не наступала полночь?»

Выражение Девенова лица повергло Луну в немалую растерянность.

– Нет, этих слов он не говорил. Но в следующую же минуту сказал, что время остановилось. А что все это значит?

– Вы, я вижу, в театр не ходите, – едва ли не со смехом отвечал Девен.

– Ну, разве что изредка, – смутилась Луна, сама не зная, почему. – А что? Что это за слова?

– Строка из театральной пьесы.

С этими словами Девен поднялся на ноги, подошел к остывшему камину, коснулся ладонью каминной полки и склонил голову, опустив подбородок едва не к самой груди.

– Тот, кто ее написал… некогда служил Берли, однако он больше поэт, чем шпион. Кузен сэра Фрэнсиса с ним близко дружен, а я встречал его всего раз, за ужином. А вам имя Кристофера Марло ни о чем не говорит? – спросил он, вновь повернувшись к Луне.

Луна наморщила лоб.

– Имя я слышала, но лично его не знаю.

– Как и его творений. Все это – строки из его пьесы «Трагическая история доктора Фауста».

Но Луна только покачала головой: это название ей также ни о чем не говорило.

Девен на миг стиснул зубы.

– В этой пьесе рассказывается о человеке, заключившем договор с дьяволом, – пояснил он.

Луна замерла, устремив на него немигающий взгляд.

– Скажите, – продолжал Девен, – не ведет ли ваш род каких-нибудь дел с Преисподней?

– Двор Чертополоха, что в Шотландии, – не чувствуя собственных губ, точно за нее отвечал кто-то другой, заговорила Луна, – платит им оброк. Приносит жертву каждые семь лет. Смертного, разумеется, не одного из своих. Уж и не знаю, что им была за нужда возлагать на себя такую повинность, но Инвидиана… Суспирия… конечно же, не…

– Не пошла бы на это ни за что? – Голос Девена едва не звенел – от гнева ли, от страха, а может, разом от того и другого. – По вашим же словам, ваш народ не знает средств вернуть ей былую красоту, не сняв проклятия. Однако она проклята до сих пор. Выходит, ей помогла некая иная сила.