Текст книги "Разные бывают люди. Охотник Кереселидзе (сборник)"

Часть третья

Охота что дурман. Пристрастишься – не отвыкнешь.

Охотник, выслеживающий зверей и птиц, не только романтик. Без смелости, ловкости, без умения читать неписаную книгу природы ничего не добьёшься.

Охота доставляет высшее удовлетворение. Несмотря на дождь и снег, охотники бредут по бездорожью, пробиваются сквозь чащобы лесов, переносят безропотно неимоверные трудности, не унывают при неудачах.

Оставаясь наедине с природой, охотник испытывает неописуемое чувство облегчения и радости, ощущение свободы, могущества и величия.

Бродя с ружьём, Антони восторгался вершинами гор и скал – любимых мест обитания чутких туров, радовался раздолью степи, где водились быстроногие сайгаки, которых не могли догнать даже ветры. Его тянуло и к шумным каскадам кавказских рек, где устраивала пляски в солнечные дни красавица форель.

Охота влекла его, как азартная игра, как слепая любовь безумца. И где бы он ни был, что бы ни делал, но когда наступал охотничий сезон – Антони брался за ружьё, готовил снаряжение и отправлялся в какую-нибудь глушь, один или с группой таких же, как он, непосед.

Охотник, приехав в какой-нибудь город, не всегда интересуется его достопримечательностями, историей, но зато обязательно спросит, что из дичи водится в окрестностях.

Спутники охотника не только радость, азарт, но и опасности, испытания.

Однажды Антони пошёл на фазанов. Они в обилии водились в поймах рек, среди колючих зарослей облепихи, калины, ежевики. Где коричневыми свечами поднимаются над тихими заводями стебли камыша, там и зимуют эти красивые птицы, питаясь присушенными ветром и примороженными снегом ягодами.

Из фазана не только вкусное жаркое, но также великолепное по оперению чучело в подарок детворе.

Взяв с собой Марса, ранним октябрьским утром направился Антони по течению реки Бакеан. Шёл несколько часов, добрался до небольшого перелеска, за которым тянулись кустарниковые островки и камышовые заросли.

Залаял Марс. «Фазаны», – решил Антони. Пройдя десяток шагов, он впрямь увидел на дереве пестропёрого петуха с лирообразным хвостом. Всё внимание птицы было устремлено на пса, захлебывающегося лаем. Фазан чувствовал себя в безопасности. Горделиво посматривая на собаку, он не заметил приближающегося человека.

Антони прицелился, спустил курок. Птица свалилась, беспомощно растопырив крылья. Антони подбежал к дереву и замер в изумлении. Вместо его Марса возле подбитого фазана оказался чёрно-белой масти легавый пес. Схватив птицу в зубы, пес вмиг скрылся с глаз.

– Марсик! Марс! – позвал с раздражением Антони своего пса.

Тот прибежал на зов, стал ластиться к хозяину.

– Ну! – осуждающе уставился на него Антони. – Прохлопал ушами добычу…

Марс снова юркнул в кусты.

Не прошло и нескольких минут, как он залаял. Антони заспешил к нему. На размашистом клене сидел точно такой же по оперению фазан, какого унесла чужая собака. Марс, незлобно побрёхивая, сторожил птицу. Поглощённая всецело созерцанием пса, птица не подозревала опасности, грозящей со стороны.

Вскинув ружье, Антони выстрелил. Фазан дёрнулся, отлетел на некоторое расстояние в сторону и упал.

Марс и Антони бросились туда, куда упала птица. На бугорке, свободном от кустарника, собака остановилась. Увидев фазана, лежащего в низине, Антони соскользнул по склону и тут же увяз по пояс в тёмной густой жижице, затянутой тонкой корочкой льда.

Подстреленная птица лежала в нескольких метрах поодаль. Антони почувствовал, как холодная жижица медленно заливает высокие голенища сапог и через промокшую одежду проникает за пояс. Он содрогнулся, попытался вытащить ноги. Но оказался лишь ещё глубже в трясине.

Боясь пошевелиться, огляделся вокруг. Рядом ничего, за что бы можно ухватиться. Марс, осознав грозящую хозяину беду, жалобно заскулил.

Страх всё больше и больше охватывал Антони. Он понимал, что если даже не засосёт его трясина, то всё равно ему одному не выбраться, не миновать гибели от стужи. Тут, вспомнив о чужой собаке, унёсшей подстреленного им фазана, Антони встрепенулся, крикнул:

– Помогите!

Марс с визга перешёл на отрывистый звучный лай. Человек, охотившийся где-то неподалёку, услышал, подоспел на помощь.

– Угораздило же тебя, дружок, – вскинул он брови.

– Поспешил – насмешил, – клацая зубами, отозвался Антони.

– В такой трясине ухохотаться до смерти можно.

– Шевельнуться боюсь, тянет вглубь – сил нет…

– Потерпи чуток, сейчас выберемся.

Выломав суковатую жердину охотник упёрся в кочку у самого края болотины. Облегчённо вздохнул Антони, ощутив реальность высвобождения. Но вот задача: тело вроде бы подалось, а сапоги остаются там, в трясинной жиже…

Цепко держась за протянутую жердину, Антони попытался согнуть ноги так, чтобы удержать соскальзывающие сапоги. Но болотина как будто намертво приклеила их к себе.

На берегу Антони оказался без обуви. С портянок, чёрных от болотной грязи, стекала вода. Пальцы ног сразу кольнуло холодом. Хорошо, что под портянками добротно связанные матерью шерстяные носки.

– Видок у тебя, – протяжно охнул охотник. – Как же теперь без обувки?

Он побухал размашисто жердиной в болотину: глубоко ли остались в ней сапоги? Но бездонная топь лишь ощерилась пузырями и пузырьками вырвавшегося на поверхность газа. Дескать, что моё – то моё. Жутью веяло от её бульканья.

С досадой зыркнул Антони на фазана-петуха, ярким букетом цветов пестревшего на тонкой ледяной коре трясины.

– Возьми-ка мои сухие портянки, намотай поверх, – сказал охотник.

– Нет, что вы! Сами замёрзнете.

– Дают – бери, бьют – беги.

– Спасибо вам.

Антони досуха выжал жижу из своих портянок и носков, на посиневшие, подрагивающие ноги намотал сначала тёплые, из мягкой ткани портянки охотника, поверх – носки. Наделись с трудом, но всё же выход из ахового положения. Затем ещё тугим жгутом притянул свои портянки.

– Теперь не пропаду, – благодарно посмотрел Антони на своего спасителя.

– Провожу тебя, – сказал охотник.

– Без того у вас сколько времени отнял, – заотнекивался Антони. – В тряпичных обмотках в Гражданскую вся армия воевала, не то чтобы простудиться – не чихнул никто. У меня же – тройным слоем обёрнуто. Как-нибудь дойду.

– Выбирайся сразу на дорогу, кто-нибудь проезжать будет – заберёт с собой.

Шагом – окоченеешь. Надо бежать и бежать. Каждый выдох – паром из груди. «Что паровоз», – подумал про себя Антони. Дышать всё труднее. «Околею – не околею, околею – не околею», – отбивало сердце ритм бега. На ступнях ничего, выше же портянки и носки сковало в панцирь. Марсик нёсся рядом, высунул язык, участливо повизгивал.

Скрипнула за поворотом накатанной дороги арба.

– Вах, Антони! Это ты, что ли?

Голос знакомый.

Ба, да это ж опять Махорбий! Вот так сталкивает их судьба!

– Слушай, почему необутый? Ограбили?

У Антони зуб на зуб не попадает. Сквозь их клацанье едва выдавил из себя:

– В болотину засосало…

– Вах, дорогой! Садись скорей на арбу.

– Нельзя мне садиться, без того обледенел. На бегу, может, выдюжу, греет бег более или менее.

– Слушай, кунак, что говоришь! Иди сюда, за одну минуту греть будем! У меня ж на дне арбы сено примято. Укрою тебя им – теплее, чем в бане, будет, – настойчиво кричал Махорбий.

Набросав на Антони сена, он достал кувшин с длинным узким горлом.

– Пей, пожалуйста, много пей, крепкая чача, кукурузная чача – наша самогонка, я сам делал, на свадьбу везу.

Стуча зубами, Антони припал к горлышку сосуда. Скривился, хватанул ртом воздух.

– Пей ещё! – приказал Махорбий.

Антони вновь припал губами к горловине кувшина. Отдышался, вытер губы ладонью и произнес:

– Теперь не околею.

Ему даже стало жарко, хмель подействовал, быстро закружил голову. Когда арба докатилась до аула Жантолы и остановилась у дверей первой приземистой сакли, почувствовал, как пот градом катит по лицу.

На стук отозвались. Дверь открыл пожилой бородатый кабардинец, окинул гостей пытливым взглядом, тихо произнёс:

– Захады.

Войдя в полутёмную саклю, Антони сразу направился к маленькой железной печке.

– Обогреешься, дальше поедем, на свадьбу попадём. Свадьба ждать не умеет. Погуляем с тобой, – улыбался Махорбий. – Сапоги тебе у кунаков раздобудем.

– Какой свадьба, нельзя ему ехать, – отрицательно качал головой хозяин сакли. – Пот с него градом, того гляди залихорадит: больному какое гулянье. Обувку сами какую подберём. Пусть здесь остаётся.

– Останусь я, Махорбий, – сказал Антони.

– А я?

– Ты поезжай.

Махорбий долго ещё моргал глазами, повторяя:

– Свадьба ждать не умеет.

– Поезжай, обо мне не беспокойся, – успокаивал его Антони.

– А когда поговорим, кунаков вспомним?

– Увидимся ещё, – ответил Антони.

– Послушай, скажи хоть, как там в угро?

– Где?

– В угро Георгиевском.

– A-а! Так начальника Немцова расстреляли.

– Ну что ж, я поехал, ладно?

– Поезжай, Махорбий. За меня не беспокойся.

Обнялись. Хотя и не любят горцы проявлять свои чувства.

Махорбий вышел, арба заскрипела колёсами на ухабах.

С тазом тёплой воды и полотенцем вошла приземистая старушка. Антони умылся, скинул с себя всё сырое, грязное.

Хозяин сакли молча посмотрел на старушку. Та забрала всё снятое Антони, удалилась. Вернулась – уже с деревянным подносом, на котором стояла чашка с кипячёным горячим молоком, лепёшка, овечья брынза.

Антони поел и опустился у печи рядом с хозяином.

Только теперь старик спросил у случайного гостя, откуда родом и что стряслось. Антони рассказал о том, что произошло с ним. За это время старушка выстирала его вещи и высушила на верёвке, протянутой над печкой.

– Отдыхай, не волнуйся. Твой собак тоже порядок В тёплый сарай он. Моя жена ему кушат давал, пускай там и спит. Наша закон собака в дом держат нельзя, грех будет. Собак гразный, молиться нельзя будет, когда собак в дом сидит.

Тепло, уютно Антони у незнакомых стариков.

Святое дело – горское гостеприимство. Не иссякать ему во веки веков.

Охота на кабанов хотя опасный, но увлекательный промысел.

На Кавказе дикие свиньи встречаются трёх видов – лесные, альпийские и камышовые – степные. Лесные, соответственно названию, водятся в лесах дубовых, чинаровых и там, где растёт фруктовая дичка. Питаются орехами, желудями, опавшими фруктами, ягодами. Осенью спускаются своевольничать к кукурузным и картофельным плантациям, расположенным вокруг аулов. Летом едят травы, коренья, земляные груши – тамбунаркун, зимой же пищу добывают из-под снега. Если год неурожайный, перекочёвывают в другие районы.

Альпийские кабаны живут в безлесных горах на южных склонах. Зимуя, там же роют норы. В холодное время года питаются сухой травой, кореньями альпийских растений, иногда переворачивают валуны, камни, выискивая мышей, змей, жучков. Мясо альпийских свиней не столь вкусное, оно грубее, чем у лесных, отдаёт травой.

Надо сказать, что альпийские свиньи запасают себе на зиму сено. Иногда в небольших ложбинах, укрытых от ветров и пригретых солнцем, они устраивают огромные настилы из сухих трав и нежатся на них, одновременно лакомясь.

Волки – главная опасность для альпийских кабанов. Почуяв хищников, табун хрюшек вмиг бросается на защиту своего потомства – поросят. Однако самых слабых волкам удаётся схватить. Хищники перегрызают им горло и отбегают в сторону. Когда табун, обнюхав загрызенных, уходит, волки подбегают к своим жертвам и съедают, раздирая на части.

Камышовые свиньи водятся в болотных местах, возле озёр, в поймах рек, прячась в камышовых зарослях и кустарниках. Пищей им служит не только трава, коренья водорослей, но и мелкая рыбёшка, лягушки. Оттого мясо камышовых не ценится, с рыбьим привкусом.

Зная эти особенности, охотники предпочитают лесных свиней. Не случайно Антони чаще всего отправлялся на север от Нальчика, к глухим чащобам, перемежающимся с рощами диких яблонь, груш, алычи, орешника.

Там, между тремя курганами, находится дом лесничего и охотников. Дальше в горы поднимается дубовый лес, который, достигнув Геркибешских подножий, переходит в дебри белолистки.

Охота втягивает человека, как азартная игра. Чем больше неудача, тем сильнее жажда выиграть. Когда охотнику не везёт, он, подобно неудачливому игроку, бросает на кон последнее – голодный, усталый продолжает брести в поисках дичи. В надежде на удачу он не взирает ни на слякоть, ни на что другое.

Правда, есть любители менее азартные, неувлекающиеся, благоразумные. Для них охота – развлечение. Повезло – хорошо, не повезло – тоже хорошо. Такие не остаются ночевать под открытым небом, стараются не обмочить ноги, не вспотеть. Если дует холодный ветер, они не станут отдаляться от жилья. Если кончается провизия – поспешат вернуться домой.

В случаях же неудачи, чтобы не ударить в грязь лицом, купят при встрече или на рынке подстреленную дичь у того, кому повезло, и возвращаются домой, довольные собой.

Антони не относился к такому роду охотников, а при неудачах становился настырным и даже беспощадным к себе.

Как-то на исходе октября с Алексеем и ещё двумя столь же настырными обладателями ружей он безуспешно охотился в районе Белой Речки. Измученные, озябшие, вышли они к Кондратенкиной поляне – месту, которое, видимо, когда-то принадлежало земледельцу Кондратенко. Поляна – рядом с кукурузными плантациями. Там шалаши горцев, охраняющих кукурузу от диких свиней.

К одному из шалашей и направились охотники.

У шалаша горел костер, четыре балкарца жарили на углях молодые ароматные початки. Балкарцы дружелюбно встретили охотников, накормили жареной кукурузой, напоили ключевой водой и поздно вечером, набросав в костер сушняка, улеглись, разделив соломенное ложе с гостями. Усталые охотники оставили у входа своих собак и задремали.

Сон у Антони всегда был чутким. Перед рассветом издали донеслось протяжное, унылое завывание волка.

Антони проснулся, открыл глаза, прислушался. Его усталые спутники посапывали и похрапывали на все лады.

Волчий вой, полный тоски, не утихал. «Почему же молчат псы, если где-то близко волки?» – размышлял Антони.

А это ещё что? Недалеко от шалаша раздавалось чавканье. Антони выглянул. Тёмно-синее небо усеяно яркими звездами, в окружении звёзд сонливый лик луны. Ниже, на горизонте, неровной серой полоской занялась заря. Антони поёжился от холода и снова отчётливо услышал чавканье. Подумал: «Верно, собаки нашли какую еду, потому им не до волков. За два прошедших дня у псов тоже во рту не было ничего, раз охота – без трофеев. Но что же они грызут?»

В догоревшем костре искрами пыхнула головешка. В её быстро угасшей вспышке Антони успел увидеть увлечённо урчащего неподалёку Марсика. Помахивая хвостом, он держал что-то между передними лапами. Антони протянул руку, Марсик не воспротивился. Видимо, он рад был поделиться с хозяином своим лакомством. Пальцы Антони прикоснулись к чему-то непонятному.

Кожа не кожа, ткань не ткань…

A-а, точно – кусок сыромятной кожи.

«Бедные собаки, оголодали донельзя», – посочувствовал Антони.

Но где Марсик взял сыромятину?

Обернувшись, Антони увидел вторую собаку которая тоже уплетала что-то зажатое лапами.

Опять сыромятная кожа. Кусок у этой собаки побольше, чем у Марсика.

Ах вы, псины… Это же сыромятные чабуры – распространённая у горцев обувь. Мягкая, удобная, лёгкая на ходу.

Понял Антони: наказали они своим приходом гостеприимных хозяев шалаша.

Как же теперь быть? Вокруг холодная осенняя степь и поблёкший, покрытый инеем лес. Босиком – не сезон, и возместить убыток нечем. На охоту кто с собой деньги берет…

Скандал, и только. Первая неосознанная мысль – бежать от греха.

Со злостью отшвырнул Антони недогрызенный кусок чабура и тихо-тихо пополз будить товарищей. Осторожно тронул каждого за плечо, прошептал на ухо:

– Немедленно уходим. Без шума. Вопросы потом.

Схватив вещевой мешок и ружьё, Антони первым устремился в сторону леса. За ним торопливо, гуськом остальные.

Но чем ближе лес, тем медленнее движения Антони. К нему возвращалась трезвость мыслей: «Балкарцы сначала удивятся исчезновению охотников, потом возмутятся, не найдя обуви».

От дум становилось не по себе. Чёрная неблагодарность за кров и хлеб… Надо было остаться, объяснить всё… ещё товарищей увлёк за собой.

Может, вернуться?

Алексей догнал его, спросил:

– Что случилось? Ты бежал как швед из-под Полтавы.

– Какой ещё швед? – тоскливо произнес Антони, махнув рукой.

Подоспели отставшие. Того, который постарше, звали по отчеству – Игнатыч. Другой – помоложе – Володя. Тот же вопрос:

– Ты кого испугался?

– Понимаете, обувь наши псы сожрали, – выпалил Антони.

– Какую обувь? – Алексей недоумённо глянул на ноги друзей.

– Чабуры балкарцев погрызли наши собаки. Представляете?..

– Решат, что мы украли, – сказал Игнатыч.

– Только этого нам не хватало – в жулики зачислиться, – сокрушённо поддержал товарища Алексей.

– Надо вернуться, доказать, что мы не воры, – сказал Антони.

– А если дойдёт дело до кинжалов? – заколебался Владимир.

– И то верно, – кивнул Игнатыч.

– Пойду один, – решительно сказал Антони. – С испугу только всё испортил и всех взбаламутил.

– Возвращаться, так уж всем вместе, – рубанул рукой Алексей.

Балкарцы проснулись и растерянно жестикулировали возле шалаша. Антони виновато заговорил:

– Недоглядели мы за своими собаками. Они сожрали чабуры…

– Без того догадались. Вон огрызки валяются, – за всех ответил старший из балкарцев.

– Испугались мы и драпанули, как воры…

– За испуг спроса нет. Ежели бы украли, тогда иной разговор. Тогда под землёй бы вас нашли. Присаживайтесь, чай пить будем. У хорошего работника день должен с завтрака начинаться. Чтоб сила появилась.

Распрощались с балкарцами сердечно. Правда, чувство вины перед ними никак не улетучивалось. Антони не без досады посматривал на собак – виновников ночного происшествия.

Собаки, будто сознавая свою провинность, заискивающе виляли скрюченными в калачики хвостами, а вскоре вовсе убежали вперёд – долой с хозяйского глаза.

Едва скрывшись за зигзагами лесной тропы, собаки залаяли безудержно, неистово. Ясно, наткнулись на какого-то зверя. С лаем тут же смешался визг. Значит, началась схватка, и нешуточная.

Охотники бросились на звуки борьбы. Пять-шесть поворотов по лесной тропе, и они едва не запнулись о двух изрядно потрёпанных, нещадно скулящих и зализывающих раны псов.

– Бобик! Каштанка! А где остальные? – озадаченно замер Игнатыч.

Из леса больше не доносилось ни лая, ни визга.

– Был же зверь… Кто-то ведь отбивался от собак? – поддержал Игнатыча Володя.

– Марсик! Марсик! – позвал Антони. Но в ответ никакого отзвука. Тишина.

Зализав раны, Бобик с Каштанкой нашли силы подняться. «Следуйте за нами», – пытались выразить их навострённые уши.

– След! – крикнул Антони.

Собаки побежали, охотники за ними.

Бежать пришлось недолго. На небольшой прогалине у подножия поросшей кустарником отвесной скальной кручи лежал кабан-одинец. Рядом неподвижно распластался пес Игнатыча – с зияющим раной брюхом, хрипящим разорванным горлом. Вторая собака тоже истекала кровью, обессиленно замерев подле зверя.

Игнатыч выхватил нож и первым бросился к кабану. И вдруг притворившийся мёртвым одинец вскочил на ноги, крутнулся, чтобы отпугнуть охотника, и стремглав помчался к вершине скалы. Бобик и Каштанка за ним. И тут произошло неожиданное – кабан с разбега бросился с отвесной стороны скальной кручи вниз. Собаки – туда же, не желая терять добычу Антони с Алексеем забрались на выступ скалы, нависшей над обрывом, и отпрянули назад.

Высоко, аж голову кружит…

Снизу донёсся жалобный вой. Алексей вновь подошёл к обрыву, лёг на живот и стал всматриваться в груды камней-валунов, устилавших подножие скалы.

– Антони, смотри, Бобик застрял в расщелине, а Каштанки и кабана не видно, – позвал Алексей.

Антони приблизился, нагнулся над обрывом и увидел собаку, которая беспомощно ворочала лапами, туловище же её было зажато в гранитном капкане.

Подхода к псу никакого, с обеих сторон отвесные скалы. Снизу стена гранита высотой метров двадцать. Ни подойти, ни подползти, чтобы помочь собаке.

– И всё же я Бобика не оставлю, – решительно сказал Алексей.

– Что сделаешь? – спросил Антони.

– Надо накинуть на его шею петлю из ремней.

– Давай попробуем, – согласился Антони.

Они связали два ремня-поводка и стали набрасывать петлю на голову пса. Но безуспешно.

Сделав несколько попыток, Алексей досадливо рубанул ладонью по воздуху:

– Я спущусь сам на ремнях.

– С ума сошёл, разве ремни выдержат, – решительно возразил Антони.

Но Алексей натянул ремни, попробовал на прочность и сказал:

– Крепкие, надо бы только подлиннее. Пойду у Игнатыча возьму поводок, надставлю.

– Зачем спускаться. Позовём их. Всё равно одному мне тебя на ремнях не удержать, – сердился на выдумку друга Антони.

– Чего галдите? – спросили те, поднявшись на зов.

– Кабан и Каштанка свалились со скалы, а Бобик застрял в расщелине. Алексей вон придумал спускаться вниз на ремнях, – ответил Антони.

– Да что он, спятил, сам сорвётся. Шутка ли, – вздёрнул брови Володя.

– Алексей, послушай, не делай этого, жизнью ведь рискуешь, – испуганно проговорил Игнатыч.

Но Алексей уже связал ремни, закрепил их у себя на пояснице.

– Держите-ка, да покрепче, – кинул он свободный конец товарищам.

Те уцепились, уже не возражая. У самой расщелины Алексей на мгновение повис в воздухе, затем коснулся ногами маленького уступа на отвесе гранита. Бобик, видя, что хозяин карабкается на помощь, повизгивал от радости, вытянул морду навстречу тянущимся к нему рукам. Прошло мгновение – и собака оказалась под мышкой Алексея.

Началось самое опасное – подъём. Напрягая мускулы, подтягивали охотники ремни, связка поводков медленно, длинной тонкой змеёй ползла по скользкой поверхности. Когда показалась голова Алексея, Антони и Владимир одновременно ухватились один за ворот рубахи Алексея, другой – за шкирку Бобика.

– У-уф, – вздохнули все, разминая дрожащие от напряжения мышцы.

Алексей же – как ни в чём не бывало. Потрепав спасённого Бобика, тут же произнёс:

– Теперь за кабаном! Надо бежать в обход.

И кивнул в сторону обрыва.

Бобик мчался впереди, часто оглядываясь на бегущих следом. Пока нашли место падения кабана и Каштанки, пришлось преодолеть около трёх километров.

К всеобщему удивлению, навстречу им с весёлым лаем выскочила из-за кустов Каштанка. Антони и Алексей, не веря своим глазам, осматривали собаку, которую уже не мечтали увидеть живой. Бобик тоже с явным восторгом обнюхивал своего собрата.

Каштанка, убедив всех в том, что она здорова и невредима, поспешила к камням, где лежал раненый зверь. С вывороченной нижней челюстью и переломанным и передними ногами, он ещё дышал. Его глубоко сидящие маленькие глаза вспыхнули тревогой и злобой, когда люди стали приближаться к нему. Кабан попытался было сесть на задние ноги, но тут же тюком свалился на бок. Антони выхватил нож, шагнул к раненому животному и всадил лезвие по самую рукоятку под левую лопатку. Зверь издал дикий визг, сотрясаясь всей громадной тушей. Антони перерезал глотку кабана. Одинец громко захрипел, обрызгивая кровью окружающих, затем сделал несколько судорожных движений и вытянулся.

Игнатыч с Владимиром натаскали сушняка и развели костёр. Над красными углями вскоре зарумянилась на вертеле изрядная часть кабаньего загривка. Собаки, животы которых от голода аж придавило к позвоночникам, тоже сидели, глотая слюну, в ожидании своих порций.

Прежде чем приняться за еду, охотники обработали псам раны, затем каждого привязали за поводок к стволу дерева и бросили обрезь от внутренностей кабана. Псы глотали не разжёвывая.

Справившись со своей долей, Бобик потянулся в сторону, пытаясь оттяпать что-нибудь у менее торопливо лакомившейся Каштанки. И вдруг ремень-поводок, тот самый, на котором Алексей висел над обрывом, разорвался, и Бобик успел-таки выхватить кусок требухи чуть ли не из пасти сотоварища.

Естественно, обиженная Каштанка набросилась на Бобика.

Антони с Алексеем разняли собак и привязали подальше друг от друга. Но руки у обоих охотников при этом тряслись. Каждый думал о том, как легко порвался поводок. Случись это в тот момент, когда Алексей завис над пропастью… Мешком бы лететь парню вниз и не собрать бы переломанных костей.

Игнатыч с Владимиром тоже ошалело переглянулись.

– Да-а! – только и вымолвил Игнатыч.

– Значит, впрямь нас, охотников, судьба оберегает от всего увечного, соломки подстилает, где упасть можем, – во весь рот улыбнулся Антони.

– Кабан сиганул с кручи и разбился – тут ничего не скажешь – всё логично. А вот как уцелела Каштанка, упав с такой высоты, ума не приложу, – никак не мог успокоиться Алексей.

– Опять же судьба. Бережёт она всех, кто с охотой связан. Кабана взамен соломки под упавшего пса пододвинула. Кабан смягчил удар, – привёл новые доводы Антони.

– Судьба?

– Судьба.

– Да, иначе быть не могло, – согласился Алексей.

Все улыбнулись разом.

Что за охота, если про неё вспомнить потом будет нечего.

Прошло ещё лет пять. Такие же – с радостями и не без досад.

Как-то из Москвы в Нальчик приехали представители зоопарка отловить диких свиней. Разумеется, в помощники им нужны были смелые охотники – знатоки гор. Были приглашены и Антони с Алексеем.

Среди прибывших сотрудников зоопарка были крупные специалисты-звероловы.

Однако возник спор.

Местные охотники предлагали для отлова испытанный старый способ – замаскированные ямы-ловушки. Москвичи же советовали более простой, не требующий рытья ям, но не менее надёжный способ – в клетки с приманками.

В конце концов решили остановиться на последнем.

Местом отлова избрали небезызвестную дубовую рощу.

Клетки-ловушки погрузили на полуторку и выехали в избранный район.

Время было летнее.

Лес благоухал запахами свежей листвы, мха.

Клетки-ловушки установили на окраине рощи, там, где меж редких деревьев и кустарников пышным сочным ворсом стелилась зелёная трава. Недалеко зеленела ботва картофельных полей.

Установив ловушки, охотники разделились на две партии. Одна направилась в юго-восточную часть леса, другая на северо-запад. Теперь надо было отыскать стадо свиней и погнать его в сторону ловушек. Собак на сей раз не взяли с собой. Они могли только помешать делу, угнав стадо или отдельных животных в другую сторону.

Бродили день, другой, выискивая свежие следы. Наконец Алексей неожиданно обнаружил кабанье стадо в заболоченном месте, недалеко от речки. Хрюшки вместе с поросятами «принимали грязевые ванны». Туловищ многих животных почти не было видно. Лишь заострённые к пятачкам головы треугольниками торчали над чёрной жижицей.

Охотники и звероловы залюбовались открывшейся перед ними картиной, спрятавшись за кустами шиповника.

Кабаны окончили «приём процедур», с фырканьем выбрались из грязи, отряхнулись, разбрызгивая налипший ил, и принялись дружно пощипывать травку.

– Э-ге-гей! – крикнул Антони, рупором приложив ладони ко рту.

Свиньи встрепенулись, подняв головы. Ноздри у них раздулись, втягивая воздух. Поросята бросились к маткам. Самцы, наоборот, отошли от молодняка и настороженно повернулись в сторону, откуда грозила опасность.

– Э-ге-гей! – дуэтом повторили крик Антони с Алексеем, зайдя с разных сторон холма, чтобы испуганное стадо отходило в нужном направлении – к замаскированным на окраине леса ловушкам.

Маневр удался. Люди были на подветренной стороне. Тонкое обоняние и чуткий слух животных вмиг взбудоражили инстинкт самосохранения. Стадо начало отходить в нужную сторону. Впереди двигались несколько самцов, за ними матки с поросятами. Замыкали отход опять же самцы, только с самыми крепкими клыками.

Ничего не скажешь, продуманная оборона.

Направив стадо к ловушкам, охотники вновь притихли.

Свиньи совсем близко подошли к клеткам. Успокоившись окончательно, опять разбрелись, пощипывая траву.

Забравшись на деревья, охотники следили за поведением животных. Свиньи, увидев клетки, сначала проявили осторожность. Похрюкивая, они держались на расстоянии, лишь любопытные поросята кинулись было на приманку. Но матки, издавая гневные звуки, повернули их обратно.

После непродолжительного «исследования» незнакомого объекта звери осмелели. Они подошли к клеткам совсем близко, обнюхали, а когда заметили любимое лакомство – насыпанную кукурузу, – поддались соблазну окончательно.

Тут произошло неожиданное для них и желаемое для звероловов. С шумом захлопнулись дверцы. Причём одновременно в пяти клетках. Звери, сообразив, что попали в западню, завертелись, издавая беспокойные звуки, заметались из стороны в сторону, ударяясь о железные прутья решёток.

Охотники и звероловы для острастки сделали несколько выстрелов. Перепуганное стадо бросилось к лесу, оставив попавших в западню животных.

Стадо никто не преследовал. Цель была достигнута. Четыре кабана и одна поросная свинья, издавая страшный визг, метались в клетках. Люди приблизились к ним. Один из кабанов бился об решётки настолько сильно, что клетка опрокинулась.

Уже в сумерках, погрузив клетки с добычей в кузов полуторки, отправились в город.

Однако радость звероловов обернулась огорчением: на следующее утро во всех пяти клетках животные были мертвы…

Вызвали эксперта-ветеринара. Он осмотрел мёртвых свиней – никаких повреждений, даже царапин на коже. Вскрыли одну из туш, и сразу прояснился диагноз – у пленников не выдержало сердце.

– Если бы в клетку попали малыши-поросята, они легче перенесли бы неволю, – заключил эксперт.

Возвращаться в Москву с пустыми клетками посланцы столичного зоопарка не хотели. Они вновь призвали на помощь нальчикских охотников и поехали в лес, подальше от прежнего места.

На сей раз удача сопутствовала в первый же день. Причём не потребовалось действий опытных егерей, всё произошло самым неожиданным образом. Установив клетки-ловушки с приманкой, люди отошли на значительное расстояние в поисках свиного стада. Когда же на исходе дня вернулись к месту, где поставили ловушки, изумлению и радости их не было предела. В клетках оказались свиньи. В одной три поросёнка, во второй два кабанчика годовалого возраста, в двух других по кабану. Лишь одна из пяти клеток осталась пустой.

Стадо, видимо, само набрело на западню.

Звероловы и охотники решили не вывозить сразу пойманных свиней из лесу, чтобы не повторился печальный случай. Они посчитали необходимым подержать животных в клетках на месте отлова с неделю.

Всем охранять пойманных зверей, конечно же, смысла не было. В лесу остались Антони и Алексей. Снабдив их провизией, москвичи также заготовили корм для находящихся в клетках кабанят и кабанов. И укатили, вознамерившись до возвращения в столицу познакомиться с достопримечательностями Нальчика.

Оставшись одни, Антони с Алексеем развели костер, поужинали и легли было поближе к огоньку на охапки заготовленного сена. Но когда огонь начал гаснуть, перебрались для безопасности в свободную пятую клетку, заперлись на крючок и уснули.