Текст книги "Запретная магия"

Глава 25

Алисия

– Итак, Алисия, как же вы оказались в Барельвице? – спрашивает Дина, когда ее отец отходит следом за Райнхартом и мужчиной с «делом государственной важности». Правда, Полинский направляется совершенно в другую сторону, и, в отличие от Райнхарта, чем дальше уйдет, тем лучше.

Мне не очень понравился его взгляд.

Хотя сколько их еще будет, тех взглядов.

– Привезла свою пьесу в театр.

– Пьесу?! В театр? Как интересно! – Лицо Дины лучится восторгом. – О чем там? О козочках и пастухах?

– Нет, там про провинциалку, в которую влюбился принц, – заявляет Элеонор.

– Девушки! – Жанна немного повышает голос – ровно настолько, насколько позволяет этикет. – Не набрасывайтесь на Алисию с расспросами, она впервые на балу, и ей нужно время, чтобы прийти в себя.

– Ах да, я и забыла. – Дина дружелюбно кивает. – Мне просто показалось, что Алисии интересно поговорить о том, в чем она будет в своей стихии. Чтобы немного прийти в себя, разумеется.

– Благодарю за заботу, Жанна. – Первой я отвечаю мачехе Райнхарта: все согласно этикету. – Что касается моей пьесы, леви Полинская, Гриз – южный город, портовый. Основные пастбища располагаются чуть севернее, поэтому в моей пьесе упоминается море. В самом начале – до того, как главная героиня переедет в столицу.

Дина сверкает глазами. В сторону подруги, как ни странно.

– Скажете, у вас там не было коз? – Элеонор вызывающе складывает руки на груди. От резкого движения атласная сумочка-узелок подскакивает и бьет ее по юбке.

– Эле! – Жанна едва уловимо хмурится.

Элеонор хмыкает:

– Я читала ее пьесу в кабинете Райна! Бездарность полная!

– Эле! – Вот теперь Жанна повышает голос, но тут ее лицо в мгновение ока преображается. Я бы даже сказала, расцветает: герцогиня и без того красивая женщина, высокая, темноволосая, а платье из бархата вишневого цвета только подчеркивает ее зрелую красоту. И вот, в мгновение ока она становится еще прекраснее, как будто внутри включилась осветительная схема.

– Дамы! О чем такой жаркий спор? – Подошедший Зигвальд касается моей руки раньше, чем я успеваю произнести слова приветствия или сделать что-либо еще. Подносит ее к губам и целует. – Алисия, вы, как всегда, очаровательны. Мама. Дина. Эле.

– Девочки очень заинтересовались творчеством Алисии. – Даже ее голос становится мягче.

– Неудивительно. Если вся пьеса настолько хороша, как тот эпизод, что мы отыграли вместе, я бы не отказался посмотреть ее в «Корона д’Артур».

Элеонор мрачнеет так стремительно, что становится похожа на тучку в ночи. Правда, никто не успевает вставить и слова, потому что Зигвальд кивает в сторону музыкантов.

– Вот-вот объявят тванг[4]4
  Парный танец, предполагающий обмен партнерами крест-накрест, с которого обычно начинаются балы.


[Закрыть]. Алисия, окажете мне честь?

Мне стоило бы отказаться, но меньше всего мне хочется оставаться в этой компании. Поэтому я чуть приседаю и говорю:

– Буду рада, ваша светлость.

– Вот и чудесно. Как хорошо, когда все рады, правда, мама?

Жанне Зигвальд тоже целует кончики пальцев, а после предлагает мне руку.

– Насколько сильно вас успели поклевать?

– Их клювики слишком слабые.

– То есть мое спасение совсем не спасение? – Он прикладывает руку к груди.

А я думаю, что ему очень идет черный с серебром. Очень. Подчеркивает его внешность и оттеняет цвет волос, который напоминает снег.

– Я вам благодарна, – признаюсь честно. – И за то, что пригласили меня на танец, и за комплимент в адрес моей пьесы. Даже если вы так не думаете.

– Но я так думаю. – Зигвальд усмехается. – Я вообще из тех, кто говорит то, что думает, если вы еще не заметили.

Я вскидываю брови:

– То есть вам действительно нравится моя пьеса?

– Из того, что я сыграл, – да. Знаете, это по меньшей мере забавно и очень чувственно.

О да, Зигвальд и впрямь говорит то, что думает. Большинство мужчин предпочли обозначить бы слово «чувственно» каким-нибудь другим, смутно имеющим отношение к тому, что я вкладывала в эту сцену.

– Современному искусству, на мой взгляд, весьма не хватает живости, – продолжает он.

Мы как раз выходим в центр зала, и звучит музыка. Образовавшаяся рядом с нами пара – забавный старичок и его жена с высокой прической, которая подпрыгивает на каждом па, – немного мешают продолжать разговор. Когда мы снова сходимся, чтобы через несколько мгновений поменяться уже с другой парой, Зигвальд успевает мне подмигнуть.

Танец живой, быстрый, поэтому я едва успеваю вспоминать все то, чему меня учили, и мне совершенно точно не до разговоров. Я вся покрываюсь холодным потом, чтобы не сделать лишнее движение или не уйти куда-нибудь не в ту сторону, тем не менее, когда музыка стихает, сердце все еще грохочет в ее ритме.

И я даже почти забыла о словах Элеонор о том, что она читала мою пьесу в кабинете Райна. Что она там делала?! Не Элеонор, разумеется, а пьеса.

Зигвальд склоняется, не забывая при этом смотреть мне в глаза:

– Так на чем мы остановились, Алисия?

– На живости, – говорю я.

– Да, живость – это то, чему у вас стоит поучиться, – произносит он. – Искренность. Настоящие чувства. Вы совершенно не умеете их скрывать.

– Правда? – Я стараюсь сделать лицо настолько спокойным и доброжелательным, насколько это вообще возможно.

– Правда, – говорит он. – Вот сейчас вы хотели изобразить вареную рыбу, но у вас совершенно не получилось. Потому что вы все еще танцуете.

Я собираюсь возразить, но в этот момент снова звучит музыка.

– Этлуан[5]5
  Более плавный танец, который танцуют вдвоем.


[Закрыть], – Зигвальд протягивает мне руку, и я шагаю в танец вместе с ним. Сейчас вообще забывая о том, чему меня учили, потому что Зигвальд ведет настолько уверенно и сильно, насколько это вообще возможно. Его рука лежит на моей талии, вторая – сплетается с моей пальцами при сгибе локтя под углом девяносто градусов. Странно, что мне в голову приходят именно эти сухие определения от учителя танцев, потому что рядом с ним мне действительно не о чем беспокоиться. Он начинает движение, а мне надо просто идти за ним, повторять их, и это настолько надежно, что я просто растворяюсь в танце и в музыке.

Кружусь по залу, чувствуя, как меня захватывает пьянящий восторг, в движении замечаю высокие стены, колонны, огромные арочные окна, раскрывающиеся ночью. Рядом танцуют пары, мелькают счастливые лица, улыбки, сплетения рук. Я чувствую, что сияю, и так же чувствую на себе взгляд Зигвальда. Смотрю на него – лишь на миг, – чтобы всем телом ощутить странный жар, который возникает только в присутствии…

Оборачиваюсь прямо в кружении и вижу Райнхарта.

Который идет к нам.

Что-то в поступи его светлости (а возможно, в выражении его лица) подсказывало, что лучше бежать. Куда бежать прямо в танце, я представляла смутно, поэтому сбилась с ритма и наступила Зигвальду на ногу. Для начала.

– Ай, – как ни странно, это сказала я, а не он, потому что у меня кольнуло руку.

Если быть точной, ужалило как огнем.

Ту самую руку, которую чуть ли не на полном ходу перехватил его светлость. Тот, который Райнхарт, а не тот, которому я только что наступила на ногу.

– Братец, ты совсем ополоумел? – Зигвальд не повысил голос, из-за чего получилось почти шипение.

– Заткнись, и тогда я не оторву тебе голову прямо здесь. – Райнхарт сжал мою ладонь и чуть ли не силой водрузил ее на сгиб своего локтя.

– Проверим, кто кому оторвет голову? – Зигвальд прищурился. – Ты так заботишься о ее репутации, что решил испортить ее с самого начала и навечно?

Взгляд Райнхарта стал таким, что в зале потемнело. Хотя танец и без того превратился в нечто странное: пары продолжали кружиться под музыку, но смотрели все исключительно на нас.

– Райн, мне нехорошо, – сообщила я, вспоминая, что в любой неловкой ситуации леви лучше падать в обморок.

Падать в обморок я, разумеется, не собиралась, но мне точно не улыбалось, чтобы Зигвальд с Райнхартом сцепились прямо здесь. Как ни странно, сработало: Зигвальд перевел взгляд на меня, а Райнхарт просто повел меня в ту сторону, откуда пришел. Очень быстро. Судя по тому, как быстро он меня вел, сработало только наполовину, потому что волочь за собой женщину, которой дурно, с такой силой этикетом не предусмотрено.

Зато жар прошел, и не было больше этого волшебного чувства.

Оказавшись за дверями бального зала, я попыталась было слегка упереться ногами в пол, но это не сработало.

– Райнхарт.

Это не сработало тоже.

– Райнхарт!

Меня вытолкнули на балкон, а после остановились напротив, сложив руки на груди:

– Мне кажется, я оставил тебя с Жанной, Диной и Элеонор.

– Да, в чудесной компании, которая всячески намекала на то, что я на балах впервые и моя пьеса годится только для туалетной комнаты.

– Пять минут можно было потерпеть! – почти прорычал Райнхарт. – Я не разрешал тебе танцевать с Зигвальдом. Что я тебе говорил про этикет и про репутацию?

Я сжала кулаки:

– Ты меня плохо слышал? Твой брат просто меня спас и пригласил на открывающий танец, чтобы я не выслушивала вот это вот все!

– Ты танцевала с ним второй танец?!

Ну все!

– Лучше расскажи, зачем ты давал своей сестре читать мою пьесу!

Райнхарт сверкнул глазами:

– Я ничего ей не давал.

– Ну разумеется!

– На что ты намекаешь, Алисия?

– Ни на что! Мне просто интересно, что моя пьеса вообще делала в твоем кабинете?

Он шагнул вплотную ко мне:

– Если тебе это так интересно, я просто решил ее прочесть.

Готовая уже нападать дальше, я осеклась. Зигвальд, сказавший, что моя пьеса его заинтересовала, меня слегка удивил. Но Райнхарт, который говорит, что решил прочесть мою пьесу… Почему-то на сердце стало удивительно тепло, и вообще стало тепло. Так тепло, что я почти забыла о том, что мы ссорились.

До того, как он произнес следующую фразу:

– Я хотел понимать, что отправляю в «Корона д’Артур».

Я поморгала. Чтобы убедиться, что не сплю и что все правильно расслышала, но галлюцинация (то есть Райн, который это сказал) не спешила рассеиваться.

– Зачем? – спросила я.

Это было самое нормальное, что пришло мне в голову. Хорошо, будем честны, больше мне ничего в голову не пришло.

– Не догадываешься? – поинтересовался он. – Хотел сделать тебе приятное, Алисия. Пьесу не приняли по моей вине, считай это моим извинением за то, что произошло. Ну а я, в свою очередь, жду твоих.

Что я там говорила про тепло? Райнхарт, он же его светлость эрцгерцог Барельвийский, по умению отрезвлять сравнится только с Синуанским водопадом, на который в Гризе возят посмотреть всех приезжих.

– За что? – уточнила я. – За то, что танцевала без тебя? За то, что танцевала с Зигвальдом? Или за то, что танцевала с ним два раза?

Очевидно, что-то в моем голосе было недостаточно извиняющееся, потому что Райнхарт сдвинул брови, мгновенно заполняя взгляд этой своей эрцгерцогской тяжестью.

– За все сразу, Алисия.

– Если уж так говорить, сейчас, на этом балконе, мы грубейшим образом нарушаем этикет, – заметила я. – А в том зале все считают, сколько по времени нас не было, и строят интереснейшие теории. Не считая того, что скоро появится его величество Гориан Третий, а мы все пропустим. Вернемся в зал, ваша светлость?

Райнхарт открыл рот. Потом его закрыл. Кажется, дипломатические способности его светлость ненадолго оставили, а я потрясла рукой, давая понять, что сама себя в зал не поведу. Да и вообще, нечего мне тут сцены ревности закатывать! Почему-то мысль об этом оказалась еще более теплой, чем когда он сказал, что читал мою пьесу. Кстати…

– Как тебе «Бал цветов»? – решила прийти на помощь его светлости, который, хоть и предложил мне руку, по-прежнему напоминал выброшенную на берег рыбу. Ну или лишенного малейших представлений о том, как быть дальше, эрцгерцога.

– «Бал цветов»?

– Моя пьеса.

– Недурно.

– Это все, что ты можешь сказать?

Райнхарт нахмурился еще сильнее:

– Уроки этикета не прошли для тебя бесследно, правда, Алисия? Ты потрясающе заговариваешь зубы.

– Это называется умение вести светскую беседу. – Я очаровательно улыбнулась и погладила лацкан его фрака, чем, кажется, ввела его светлость в новый кратковременный ступор. – Меня правда интересует, что ты о ней думаешь.

– Я… гм…

Что там подразумевалось под «гм», узнать было не дано, потому что Райнхарт неожиданно произнес:

– Ты права, мы можем пропустить появление его величества, – и ускорил шаг.

На этот раз я даже продолжить не успела, потому что мы повернули из длинного коридора в холл, где перед дверями стояли лакеи в сверкающих ливреях. Чувство было такое, что они впитали всю силу начертанных под светильниками воздушных схем. Сама не знаю, почему я об этом подумала, и тут меня накрыло осознанием.

Я что, чувствую воздушные схемы?

Об этом я тоже ничего не успела сказать, потому что двери перед нами распахнули и мы снова окунулись в музыку и суету бальной залы. Я была настолько потрясена последним открытием, что даже забыла улыбнуться в ответ на очередное представление меня кому-то из знати.

– Пресветлый, здесь так чудесно! – восхищенно пробормотала пухленькая женщина (если не сказать взвизгнула). Райн отошел с ее супругом, и я только кивнула в ответ на такое выражение эмоций.

– Знаете, я очень рада с вами познакомиться лично! – продолжала щебетать женщина. Когда она улыбалась, ее пухлое лицо прорезали приятные морщинки, как завитки на сдобной выпечке. Она вцепилась мне в руку, потянула вдоль стола, на котором стояли напитки и блюда с самыми разными угощениями-закусками. – О вас говорит вся столица! И, по большому секрету, Алисия, у меня для вас есть письмо.

Письмо?! Мне?!

– Надеюсь, это останется нашим секретом, потому что женщина, которая передала его мне, очень об этом просила. – Последние слова она и вовсе прошептала. А после осторожно кивнула в сторону своего супруга и Райнхарта: – Это от матери его светлости. Я ее лучшая подруга. Пожалуйста, не говорите ему ничего.

Прежде чем я вообще успела что-то сказать, мне в руку сунули конвертик, иначе его назвать было нельзя.

– Они возвращаются! Возвращаются! Прячьте же его скорее! – отчаянно зашептала женщина, и я автоматически сунула конвертик в свою атласную сумочку. Сумочка отказывалась закрываться, и я уже пожалела, что назвала это конвертище конвертиком, когда на выручку пришла моя новая знакомая (или не совсем знакомая, поскольку я пропустила ее имя при представлении). Она дернула за тесемки сумочки так, что та с хрустом сожрала послание, а после с милой улыбкой развернула меня к мужу и Райну.

– О! Наши мужчины вернулись! Какая прелесть!

– Ее величество Дориана!

Голос церемонимейстера ворвался в многоголосье шумного зала, заставив замолчать, кажется, даже горячо бьющиеся после танцев сердца.

– Как? – пискнула моя новая незнакомая. – Разве сегодня с нами не будет его величества?

На нее покосились, но я уже смотрела на королеву. На женщину, вошедшую через парадные двери и возвышающуюся надо всеми на роскошном балконе, украшенном цветами. Светлые волосы, уложенные в высокую прическу, обнимала корона. Платье, золотом и белыми узорами облегающее высокую грудь, волнами стекало от талии к полу.

– Я рада приветствовать всех вас на балу, знаменующем начало весны! – Голос у нее был сильный и глубокий, хотя и чуть звенящий. – К сожалению, мой супруг не сможет сегодня быть с нами, но он просил передать, что это не должно омрачать наш праздник. Чудесного вечера, мои дорогие!

Ее слова толпа подхватила овациями, а я едва успела перевести дух, когда Райнхарт подал мне руку.

– Пойдем, Алисия. Пришло время представить тебя ее величеству.

Я сглотнула. Одно дело – быть представленной родственникам Райнхарта и даже Дине с ее отцом, которые не то покусать меня хотели, не то раскатать по полу в качестве узора для бальной залы, и совсем другое – ее величеству!

– Райн, я не хочу.

– То есть? – Он нахмурился, к счастью, наша заминка осталась незамеченной, поскольку все взгляды сейчас были сосредоточены на королеве, в сопровождении фрейлин шагающей к трону.

– То есть… мы можем это отложить на конец вечера?

– Разумеется, нет! Алисия, я – эрцгерцог, а ты – моя невеста!

– Фиктивная.

– Но об этом никто не знает.

– Если мы продолжим обсуждать это здесь, кто-нибудь обязательно узнает!

– Поэтому я и предлагаю познакомиться с ее величеством. – Райн взглядом указал на усаживающуюся Дориану. – А после ты весь вечер будешь со мной, и больше никаких напряженных встреч.

Я глубоко вздохнула:

– Если ты обещаешь…

– Обещаю. – Он накрыл мою руку своей, мгновенно превращаясь из Райнхарта-который-рычит в Райнхарта-который-мурчит. Признаться честно, я уже почти привыкла к первому и совершенно терялась в присутствии второго, иначе чем еще объяснить, что я сейчас покорно кивнула? И пошла за его светлостью по дорожке, располосовавшей зал надвое.

По этой дорожке, по которой шла королева, следом за нами тоже выстраивались пары. Следующими, к слову, шли Зигвальд и Жанна, и, когда я случайно зацепилась за брата Райнхарта взглядом, Зигвальд мне подмигнул.

Ее величество восседала на троне, и чем ближе я к ней подходила, тем сильнее меня охватывало странное чувство. Такое, которое обычно кричит – развернись и беги, – но мы же «невеста эрцгерцога», нам нельзя потакать своим низменным страхам. Поэтому я нацепила на лицо улыбку, с которой сегодня почти не расставалась, и еще пару раз глубоко вздохнула по пути – чтобы воздуха хватило на весь разговор с Дорианой.

– Ваше величество. – Райн поклонился, и я вместе с ним склонилась в глубоком реверансе.

По этикету подниматься было нельзя, пока Дориана не ответит, а она там, кажется, слегка задумалась – может, считала по головам всех, кто стоял за нами. Тем не менее почему-то ее взгляд я чувствовала именно на себе, такой пристальный, от которого начинала дымиться макушка. Мне даже захотелось ее потрогать – может, и правда дымится? Особенно когда за спиной раздались недоумевающие шепотки.

– Райнхарт. – Голос королевы наконец-то позволил нам разогнуться. – Рада приветствовать тебя на первом весеннем балу.

– Взаимно рад встрече, ваше величество. Позвольте представить вам мою будущую супругу, эри Алисию Армсвилл.

Нет, она точно не на меня смотрела, потому что сейчас едва скользнула прохладным взглядом по моему лицу.

– Рада знакомству, Алисия.

– Ваше величество.

Фрейлины, собравшиеся чуть поодаль, смотрели на меня ровно так же: прохладно, как на некачественно обитый бархатом табурет. Я успела только порадоваться, что это представление, вероятно, подходит к концу, когда моя сумочка дернулась. Полыхнула ослепительным алым светом, обожгла мне запястье и взмыла ввысь, над нашими головами, в сторону королевы.

Все произошло настолько стремительно, что крики, шарахнувшуюся в разные стороны толпу и бросившегося к нам Зигвальда я отметила, как зритель на галерке. В меня ударило магией, магией такой силы, что я задохнулась, а после…

Магия рванулась обратно.

Моя?!

Сквозь меня текли сплошные потоки золотого сияния, врезаясь в полыхающую и дрожащую алую схему, которая раскрылась под потолком. Не сразу, но я поняла, что мы с Райном удерживаем ее вместе и что золотая схема, которая горит над нами, поглощает и впитывает алое свечение.

Толпу закрывал Зигвальд – щитами оранжевых схем, но даже он сейчас смотрел на сияющее над нами солнце, созданное Райном, так, как если бы видел чудо.

Золотая схема!

Разве… такое возможно?!

Я не успела додумать, потому что последний алый сполох растворился в воздухе, а раскаляющая мое тело сила схлынула. Спустя мгновение померкло и сияние золота, побледнели схемы Зигвальда, который еле держался на ногах.

В воцарившейся тишине шлепнулись на пол остатки моей сумочки. И кто-то громко заверещал:

– Покушение! Это было покушение на ее величество!

Глава 26

Райнхарт

– И предотвратил его эрцгерцог Барельвийский! – Сильный голос Себа перебил всполошившуюся толпу.

Я оглянулся и перехватил его взгляд.

В то, что меня и мою невесту действительно обвинят в покушении на жизнь королевы и в государственной измене, я сильно сомневался, но шумиха в прессе поднялась бы знатная. Королевский советник об этом подумал, а вот все мои мысли в данный момент были заняты совершенно другим. Точнее, другой.

Первое, что я сделал, – это метнулся к Алисии и привлек ее к себе, заглядывая в широко распахнутые глаза.

Целая и невредимая. Испуганная, растерянная, но целая и невредимая.

Я прижал ее к груди, наплевав на всё. Казалось, сейчас наши сердца бьются в унисон, а в зале повисла такая тишина, что они звучат как выстрелы. Но только на долгое мгновение. Потом толпа загудела будто огромный осиный рой.

Отовсюду доносилось:

– Запретная магия…

– Золотая схема!

– Какая сила!

– Древняя магия королей…

Пока ее величество, поднявшаяся с трона, не объявила:

– Думаю, на этом бал окончен. А вы, – кивнула она в нашу сторону, – следуете за мной.

Гвардейцы, зачем-то сейчас, когда уже всё закончилось, держащие щиты-схемы над королевой, окружили ее, нас с Алисией и практически вытолкнули к ближайшему выходу.

Шумиха все-таки поднялась, но нас уже отрезало от толпы: сначала массивными дверями, а затем несколькими дворцовыми коридорами, пока мы не оказались в одном из залов для королевских аудиенций. Я был здесь сотни раз, но в основном общался с Горианом. Бальская принцесса всегда считалась красивым приложением при короле Леграссии, она занималась искусством, благотворительностью, покровительствовала ученым и изобретателям, школам и академиям, но равноправным правителем ее назвать было нельзя. Признаться честно, я никогда не воспринимал ее всерьез.

– Я благодарю вас, ваша светлость, за спасение моей жизни и жизней моих гостей. – Лицо королевы было белым как полотно, но она держалась решительно.

– Вас спас не только Райнхарт, ваше величество, но и его невеста. – Оказывается, Зигвальд увязался за нами и теперь выступил вперед, встав рядом с Алисией, что заставило меня положить ладонь на ее талию. – Они действовали вместе. Создание золотой схемы возможно, только если ее создает пара.

Алисия судорожно выдохнула, а я мысленно выругался. Не будь здесь королевы, выругался бы вслух. Потому что братец и деликатность вещи несовместимые.

Хотя к гьердам деликатность, мы действительно создали золотую!

Схему, которая давно стала легендой.

– Я все равно требую от вас объяснений. – Дориана смотрит мне в глаза, а потом переводит ледяной взгляд на Алисию. – Как получилось, что алая схема оказалась в ридикюле вашей невесты?

Хороший вопрос.

Алисия собирается что-то сказать, но я ее перебиваю:

– Очевидно, что ей ее подбросили и сделали это уже здесь – после нашего прибытия во дворец. А значит, вам и его величеству нужно озаботиться дополнительными мерами безопасности.

– Вы намекаете на кого-то из гостей?

– Именно так, потому что и я, и мои близкие всецело верны короне.

– Об этом мне известно.

Еще бы было неизвестно: Дориана в курсе, кто унаследует леграсский трон после смерти ее супруга.

– Я сделаю все, чтобы разобраться с сегодняшним инцидентом во дворце и как можно скорее найти настоящего преступника, ваше величество.

– Тем более у нас есть зацепки. – Появление Себа заставляет всех оглянуться в сторону дверей. Герцог Марирский держит в одной ладони сумочку Алисии, а в другой – какой-то обугленный комок.

Королева кивает:

– Если вы даете обещание, я склонна вам верить. Сейчас прошу меня простить, слишком много потрясений для одного вечера. Лучше я узнаю, как себя чувствует мой супруг, и сообщу ему обо всем лично.

Дориана покидает нас вместе с большей частью гвардейцев, оставшиеся, подозреваю, работают непосредственно на Себа и тайную канцелярию, потому что он и ухом не ведет.

Зигвальд тоже остается, но мне не до него: я устремляюсь к Себастиану.

– Что это? – указываю на почерневший комок.

– Лист бумаги. Точнее, то, что недавно им было. На него и нанесли алую схему.

– Но как получилось, что ее никто не заметил?

– Скрыли точно так же, как и при неудавшемся покушении на тебя возле здания мэрии. Почерк похожий.

– Только схема мощнее и сложнее.

– Били наверняка, но не учли, что твоя невеста тоже обладает магией. И что вы способны такое отразить.

Себ смотрит на меня так, словно видит впервые, будто собирается расспрашивать о золотой схеме, но в последний момент передумывает и качает головой.

– Вопрос сейчас в другом: как получилось, что она оказалась в сумочке твоей невесты?

Мы одновременно смотрим на Алисию, которая при помощи Зига только что опустилась в кресло.

– Алисия, что это и откуда оно у тебя?

Она медлит, почему-то оглядывается на Зига, будто в поисках поддержки.

– Это письмо.

– Письмо?

– Мне дала его одна эрина или леви. Я не запомнила ее имени, но ты как раз беседовал с ее мужем перед тем, как мы пошли к ее величеству.

– Граф Антуан Ромдуш, – киваю я Себу, и двое гвардейцев молча покидают комнату. Но сейчас мне плевать на графа, в груди магмой разливается раздражение. – Почему ты вообще взяла ее письмо?

Я говорю спокойно, но, видимо, недостаточно, потому что Алисия с вызовом вскидывает подбородок.

– Я думаю, нам нужно поговорить наедине.

– Ты думаешь? Ты ни о чем не думала, когда взяла письмо из рук незнакомки. И это после того, как тебя пытались убить! Что тебе известно об этом письме?

Она складывает руки на груди:

– Это допрос? Поедем в Тайную канцелярию или отведешь меня в королевскую темницу?

– Она была в Тайной канцелярии? – громко удивляется Зиг.

– Нет, – почти что рычу я. – Не допрос.

– Тогда я прошу всех оставить нас с моим женихом, – она особенно выделяет последнее слово, – одних.

– Оставьте нас, – приказываю я.

Пара минут уходит на то, чтобы дождаться, чтобы все покинули комнату, и на протяжении этих минут я пытаюсь разгадать, что скрывает Алисия. Или это женский каприз?

Но все уходят, и я оказываюсь рядом с креслом, нависаю над ней.

– Почему ты молчала о гьердовом письме? – спрашиваю.

– Я не сказала тебе, потому что это было письмо от твоей матери.

– Что?!

Я вглядываюсь в бледное лицо Алисии, силясь отыскать в нем следы насмешки. Но она не шутит. Точно не шутит. Если сегодня что-то еще способно меня удивить, то это ее слова. Точнее, их смысл, который доходит до меня далеко не сразу, а когда доходит…

Я просто разворачиваюсь и собираюсь передать эту несомненно важную информацию Себастину. Потому что если леви Виграсс замешана в заговоре против короны, то нужно это немедленно проверить и вывести всех на чистую воду.

Ее вывести.

– Райнхарт! – Алисия хватает меня за руку. – Она может оказаться здесь совершенно ни при чем.

– Да, – соглашаюсь я, сжимая кулаки и пытаясь унять вспыхнувшую ярость. Гораздо более сильную, чем когда-либо. Поступки этой женщины всегда вызывали во мне самые противоречивые чувства, но я буду не я, если не смогу себя контролировать. – А может, при чем.

– Я не должна была принимать этот конверт, но я подумала, что она хочет помириться.

– Почему тогда она не передала конверт мне? Ты же с ней не ссорилась.

– Ты бы его принял?

– Нет.

– Вот! К тому же не факт, что он от нее.

Лучше бы от нее! Потому что тогда она ответит за всё.

– Это всё, что ты хотела мне сказать? – интересуюсь я.

– Нет, еще я хочу знать, откуда во мне магия, если она вернулась к тебе?

Алисия сжимает тонкие пальцы на моем локте и не собирается меня отпускать. По взгляду видно, что не собирается. Но сейчас не время и не место.

– Это подождет до того момента, когда мы вернемся домой.

– Не подождет!

– Алисия, мы чуть не погибли, – объясняю ей, как ребенку, – и едва не стали причиной смерти королевы. Сейчас мне нужно переговорить с Себастианом, а после мы отправимся домой и вместе во всем разберемся.

– Просто ответь, – цедит одна. – С каких это пор у меня появилась магия?

– Полагаю, что с рождения.

Она моргает и разжимает пальцы, в замешательстве переспрашивает:

– Как?

– Это еще предстоит узнать. А сейчас прошу – просто посиди здесь. Я скоро вернусь.

Оставлять ее совсем не хочется, и не потому, что Алисия выглядит потерянной и рядом с ней во мне говорит желание ее обнять, а потому, что за один только бал моя невеста воспламенялась магией трижды.

– Постарайся успокоиться, чтобы снова не начать искрить, – напоминаю я, и она судорожно вздыхает. – Я пришлю к тебе кого-нибудь.

Идея не лучшая.

Точнее, кого я могу прислать?

Только Зигвальда, на которого натыкаюсь в коридоре. Я по-прежнему не знаю, доверять ему или нет, но во время активации алой схемы братец помог мне.

Нам.

Наши взгляды с Зигвальдом встретились, и я пожалел, что он единственный, кого я могу попросить позаботиться об Алисии. Но мне нужно знать, что с ней все будет в порядке, а еще нужно переговорить с Себастианом наедине. Брат в этой беседе точно будет лишним.

– Присмотри за ней, – прошу я, не вдаваясь в подробности.

Как ни странно, он подчиняется, и, стоит Зигу прикрыть за собой дверь, Себастиан активирует схему, которая не позволит никому подслушать наш разговор.

– Удалось восстановить письмо? – сразу спрашиваю я.

Есть схемы, которые на такое способны, не говоря уже об артефактах. Но так как на конверте была алая, то шансов немного.

– Нет.

– Леви Виграсс. По словам Алисии, письмо передали от нее.

– Ловушка для твоей невесты?

– Или эта женщина в этом замешана.

Злость внутри вновь рванулась на поверхность и снова была поймана и упрятана глубоко-глубоко.

– Кто бы это ни задумал, – продолжаю я, – сомневаюсь, что он рассчитывал, что мы переживем этот вечер. Мы, а заодно король с королевой. Хотели убить двух маджеров одной схемой.

– Кстати, о маджерах? Почему не появился твой лев?

– Это долгая история, Себ. Я отвечу на твой вопрос при следующей встрече, а сейчас заключи под стражу всех возможных участников заговора. Я отвезу Алисию домой и присоединюсь к тебе. Мы должны докопаться до сути как можно скорее.

– Ты уверен насчет леви Виграсс, Райн? Все же она твоя мать. Ее тоже допрашивать?

– Она мне не мать. Заключи ее под стражу, я допрошу ее сам.

Когда я возвращаюсь, Алисия больше ни о чем не спрашивает. Она просто прощается с Зигвальдом, кладет ладонь на сгиб моего локтя и следует за мной. Но делает это нарочито вежливо, согласно этикету, а не желанию быть ко мне ближе. Это раздражает чуть ли не сильнее участвующей в заговоре против короны матери. Потому что брату моя «невеста» улыбалась, она с ним танцевала, наслаждалась вечером, а мне достались лишь ее холодность и молчание.

Как оказалось, Алисия прекрасно владеет лицом: возвращайся мы через бальный зал, мне бы не пришлось беспокоиться о ее манерах. Но мы проходит другими дворцовыми коридорами, где нам встречаются только слуги и стража. Тем не менее мне почему-то хочется встряхнуть ее, несмотря на то что я сам попросил ее быть именно такой.

К счастью, экипаж подают раньше, чем я в очередной раз за вечер поддаюсь эмоциям. Сегодня и так достаточно произошло, а присутствие Кира и Нины не располагает к приватным разговорам. Если честно, разговаривать мне вовсе не хочется. Хочется убедиться, что Алисия в безопасности, и отправиться в Тайную канцелярию.