Текст книги "Запретная магия"

Кончается так остро, что я кричу, содрогаясь всем телом и чувствуя, как тает в раскаленном воздухе магия, покидая меня без остатка. Сквозь пальцы, сквозь ставшее тяжелым на мгновение, а после невыносимо легким тело. Внизу живота по-прежнему сладко пульсирует, когда я натыкаюсь на темнющий взгляд его светлости.

Примерно там, где сладко пульсирует.

Поворачиваю голову – на полу валяется книга, рядом с ней остатки моего платья и лев. Впрочем, лев не валяется, он лежит, накрыв лапами голову. Или глаза. Мне хочется сделать то же самое – закрыться, спрятаться, убежать, но…

– Как вы себя чувствуете, Алисия?

Голос его светлости… королевского особуна звучит хрипло. Настолько хрипло, что от него мурашки по коже.

Как…

Как я себя чувствую?!

Он подает мне руку, но я вскакиваю, подхватываю ЭРЦГЕРЦОГСКИЙ фолиант, в ЭРЦГЕРЦОГСКОЙ библиотеке в ЭРЦГЕРЦОГСКОМ замке и изо всех сил запускаю его в ЭРЦГЕРЦОГСКУЮ физиономию.

Глава 12

Райнхарт

К счастью, я успеваю отшвырнуть книгу раньше, чем она попадет в меня. Удар книгой не то же самое, что подушкой. Обитый металлом уголок врезается в запястье, царапая кожу, но опасный снаряд все-таки отлетает в сторону. Подальше от нас.

– Это становится дурной традицией! – рычу я.

– То, что вы сделали, тоже дурно!

– Еще скажите, что вам было плохо!

Кто мог подумать, что цветочница окажется такой чувственной и крайне громкой. Она отзывалась на каждое мое прикосновение. Рук. Губ. Языка…

Щеки Армсвилл вспыхивают будто полевые цветы.

– Еще скажите, что вам не понравилось, – парирует она, обхватив себя руками и оглядываясь. Очевидно, в поисках того, чем можно прикрыться.

– Мне бы понравилось больше, будь мы на равных.

Царапину на запястье жгло, но это были мелочи по сравнению с тем, как мне сейчас безумно жали штаны. Стоны и всхлипы Армсвилл, воспоминания об ощущениях бархатистой коже под пальцами навевали лишь мысли о продолжении. Кровь до сих пор бурлила в моих жилах, напоминая, что я не железный, а женщина, которую мне до безумия хочется, совсем рядом. Только руку протяни.

И она тут же ее откусит!

Или как повезет. Здесь я действительно перегнул.

Я стягиваю свой пиджак, потому что понимаю – еще немного, и Армсвилл решит воспользоваться шторой, не зря же она на нее косится, и протягиваю его ей. Одеть цветочницу – вообще мудрое решение, потому что ее светлая, жемчужная кожа сбивает с мыслей.

– Возьмите.

Она выхватывает пиджак и закутывается в него.

– Вы сделали это нарочно.

– Что именно? Нарочно пытался сжечь свою библиотеку?

– Специально вывели меня из себя, чтобы воспользоваться этим ритуалом.

Мне что, делать нечего? Лучше бы просто затащил ее в постель. Без огня и прочих эффектов!

– Сражение с магией не то же самое, что секс, эри Армсвилл. Второе гораздо приятнее, особенно если делать это вместе. Но очевидно, вы из-за недостатка опыта не видите разницы.

– Снова пытаетесь меня оскорбить?

Она разворачивается и направляется в сторону дверей. Вот только куда она уйдет? Растрепанная, в одних панталонах и в моем пиджаке? Не считая того, что мы связаны друг с другом.

– Алисия!.. Эри Армсвилл, подождите!

Я догоняю ее у самых дверей и перехватываю за локоть, игнорируя глухое, предупреждающее львиное рычание за спиной.

– У меня не было намерения вас оскорбить, – говорю я. – По крайней мере в том, что касается вашего опыта или его отсутствия.

По ощущениям, Армсвилл хочет взглядом прожечь в моей груди дырку: примерно там, где сердце, но она неловко поправляет пиджак, и я впервые замечаю, насколько она передо мной беззащитная. Обнаженная.

И дело вовсе не в сгоревшем платье.

– Я должен извиниться, – продолжаю я. – За то, что сказал про слуг. Это неправда. Они живут и работают здесь поколениями, никто из них не станет обсуждать происходящее в стенах Эдельз Грин. И тем более осуждать вас за то, что вы спасли мне жизнь.

Вот теперь на лице Армсвилл вспыхивает изумление, смешанное с недоверием.

– Еще примите мои извинения насчет чтения и знаний. Вы правы в том, что должны знать обо всем, что вас касается. И хотя ваши манеры оставляют желать лучшего…

– Вы опять?

– Вы бросили в меня третьим томом «Магических экспериментов». Пожалуйста, не вздумайте сделать так при дворе! Вообще перестаньте швыряться в меня чем бы то ни было.

– Я не могу этого обещать, пока вы ведете себя… так!

Моя невеста произведет при дворе фурор! Почему-то эта мысль сейчас не раздражает, скорее вызывает улыбку.

– Тогда я, со своей стороны, постараюсь не доводить вас до всплеска магии.

– Это так называется?

– Именно. Считаю, что нам стоит развеять боевые схемы и объединиться. Если мы хотим вернуться к своей обычной жизни.

Армсвилл поправляет съехавший с плеча пиджак и кивает:

– Я согласна.

Я подаю ей руку:

– Тогда как вы смотрите на то, чтобы перебраться в спальню? Чтобы вы могли переодеться… во что-нибудь, а я – немного отдохнуть. Сегодня я вряд ли смогу продолжать работу.

Она кивает, а я говорю:

– Пойдемте, я знаю короткий путь.

Я направляюсь к ближайшему стеллажу, вытаскиваю нужную книгу, и сработавший механизм заставляет полки отъехать в сторону. Это действительно самый короткий путь: отсюда можно быстро попасть в любую часть замка, в том числе и в мои комнаты.

Армсвилл приоткрывает рот, но тут же его закрывает и предпочитает молчать, пока мы поднимаемся по ступенькам. Начертанные на стенах схемы зажигаются и позволяют не спотыкаться в темноте. Винтовая лестница уводит наверх, здесь потайной ход разветвляется, и я сворачиваю налево. Чтобы дойти до конца коридора, надавить на камень и выйти прямо напротив моей спальни.

Пропустив девушку вперед, я захожу следом и достаю из шкафа собственную рубашку. Это лучше, чем ничего.

Пока Армсвилл удаляется в ванную, я стягиваю обувь и устраиваюсь на кровати.

– Завтра привезут первые платья, а пока попрошу найти что-то подходящее среди нарядов моей мачехи, которые она отвергла сразу после примерки и оставила здесь. И еще назначу вам камеристку и фрейлин.

– Фрейлин?! – Она появляется в комнате. Рубашка все-таки слишком прозрачна, и я мысленно делаю себе пометку как можно скорее откопать хоть одно мачехино платье. Иначе мыслить у меня не получится. – Это обязательно?

– Вы сами захотели быть моей невестой, Алисия. Теперь терпите.

– Вы снова называете меня по имени.

– Исключительно на правах жениха.

Армсвилл устраивается на кушетке возле окна, а у меня слипаются глаза.

Расположиться на кровати было не самой лучшей идеей: я это понимаю, когда снова начинаю проваливаться в сон. Потягиваюсь и собираюсь подняться, когда слышу:

– Вам нужно поспать.

– И пропустить момент, когда вы снова воспламенитесь?

Я все-таки сажусь, хотя все во мне этому противится: голова кажется невероятно тяжелой и притягивается к подушке.

– Будет лучше, если вы свалитесь к моим ногам?

– Не свалюсь.

– То есть в библиотеке вы просто притворялись?

Не притворялся.

Я действительно свалился, упал лицом в книги, а заодно и в грязь, потому что не смог контролировать собственное тело. Третьи сутки без сна, битва с магией и неутоленное желание сделали свое черное дело. Армсвилл права. Мне нужен сон.

– Между этими вспышками магии всегда проходило время, – добавляет она. – Так что, думаю, у вас есть несколько часов на полноценный отдых. Я же обещаю не спать и в случае чего сразу вас разбудить.

Это разумно.

– Только никуда не выходите отсюда, – приказываю я.

– В таком виде?

Армсвилл приподнимает брови и складывает руки на груди. Лучше бы не складывала!

– В таком виде тем более!

Я поднимаюсь, стягиваю покрывало с кровати и отношу его Алисии.

– Разбудите меня через два часа. Я распоряжусь, чтобы вам нашли платье.

– Буду вам благодарна.

Я все-таки возвращаюсь к постели и устраиваюсь на ближайшем к окну краю кровати, чтобы «в случае чего» сразу броситься к Армсвилл. Кушетка вполне удобна для проведения ритуалов… Стоит прикрыть глаза, как память вновь выкидывает меня в библиотеку, в те мгновения, когда Алисия отзывалась на любое мое прикосновение.

Как заснуть, если только о ритуалах и думается?

– Я посижу здесь, – обещает она. – Вместе с Эдером… Ой!

– Что?! – Я резко сажусь.

Армсвилл по-прежнему на кушетке, не искрит, но обеспокоенно озирается.

– Эдер! Он был с нами в библиотеке, а теперь куда-то исчез.

Я выдыхаю и снова опускаюсь на подушки.

– Хорошо, что он исчез.

– Почему?

– Значит, вы чувствуете себя в безопасности, и новая вспышка магии вам пока не грозит.

Это самая замечательная новость из последних, я действительно могу немного расслабиться и восстановить силы. Почти проваливаюсь в сон, когда сквозь дрему слышу:

– Вы не извинились за поцелуи.

– Это часть ритуала, я уже объяснял.

– До этого вам не требовалось целовать меня… там!

Вот в чем дело!

Я усмехаюсь: даже не открывая глаза, догадываюсь, что Алисия снова покраснела.

– За это я точно не собираюсь извиняться, – говорю. – Со всплеском магии или нет, я бы их повторил.

Что отвечает Армсвилл и отвечает ли она что-нибудь, я уже не слышу. Я падаю в сон, и мне снится то, как мы с ней сплетаемся телами на этой постели. И горим уже совсем не от магического огня.

Элеонор

– К вам с визитом ее светлость герцогиня Полинская.

Дина? В такое время?

Часы показывали половину девятого. Поздновато для гостей, но учитывая, что они знали друг друга с самых ранних лет, Элеонор была бы рада ее видеть даже глубокой ночью. Правда, до этого дня Дина не приезжала столь поздно. Это было на грани приличий, а Дина не делала ничего, что могло бросить тень на ее репутацию.

Что бы ни привело подругу к ней в такое время, причина наверняка существенная.

Поэтому Элеонор едва удержалась от того, чтобы не отчитать дворецкого за то, что сразу не пригласил Дину к ней, отложила в сторону роман и поднялась.

– Проводите ее ко мне, Бранс. Хотя нет… Я сама встречу ее светлость.

От парадного входа до Цветочной гостиной (той, куда приглашали всех благородных гостей, когда они заглядывали в их городской дом с визитами) было шестьсот восемьдесят шагов: Элеонор посчитала их, когда была ребенком. Взрослых шагов, она специально делала большой шаг. А учитывая, что Бранс уже прошагал столько и прошагает еще столько же туда и обратно, она за это время успеет сойти с ума от любопытства. Лучше самой встретить Дину!

– Наконец-то! – воскликнула подруга, когда Элеонор вошла.

Что еще раз подчеркивало ситуацию из ряда вон, в другой Дина никогда бы не повысила голос, выдавая свое нетерпение. И уж тем более на ее щеках не было бы румянца, какой возникает от быстрой ходьбы.

Элеонор не считала себя дурнушкой, ее многочисленные ухажеры неустанно твердили ей, что она прекрасна и изящна, но рядом с герцогиней Полинской она была как одуванчик против розы. У Леопольдины светлые волосы, светлая, без единой веснушки кожа и большие ярко-голубые глаза. Больше всего Элеонор восхищала ее манера держаться по-королевски. Но сейчас глаза юной герцогини метали гневные молнии.

– Дина, что случилось?

– Ты у меня спрашиваешь? – Подруга шагнула к ней. – Это я должна спрашивать! Что случилось? Почему ты не сказала мне, что твой брат женится?

Элеонор даже на диванчик села от такой новости.

– Брат? Женится? Зиг?

– Райн! Весь двор… Нет, вся Барельвица гудит об этом! Эрцгерцог Барельвийский женится непонятно на ком.

– На ком?

– Я же говорю – непонятно на ком.

– Что за шутки?

– Шутки?! Эрина Неррель создает для нее гардероб!

Элеонор долго всматривалась в глаза Дины, чтобы увидеть там хоть искринку свойственной ей победной язвительности (признаться, розыгрыши такого толка подруга любила, а потом любила высмеивать «доверчивых простаков» – правда, обычно это касалось влюбленных в нее юнцов, никак не их дружбы), но так и не нашла. А значит, все действительно очень серьезно!

Как… как Райн мог ей не сказать?!

Они ведь говорили совсем недавно!

– Я не знала, – нахмурилась Элеонор. Как бы ей ни хотелось высказать все, что она думает, юной леви не принято показывать свои чувства.

– Теперь я вижу. – Дина сменила гнев на милость. По крайне мере сейчас этот гнев был направлен не на нее, а на неизвестную девицу, поскольку герцогиня примирительно опустилась рядом. – Сегодня эрина Неррель была в Эдельз Грин и видела ее. Говорит, что она красавица… Ну как красавица, со слов этой портнихи! И все! Больше ей похвастаться нечем.

– То есть как нечем?!

– Вот так! – Дина стукнула веером по колену с такой силой, что Элеонор мысленно поморщилась. – Ее никто не знает! Даже имени ее никто не знает. Какая-то эри Армсвилл! Ты знаешь, кто она такая?

Элеонор не просто не знала, она решительно ничего не понимала. Как такое возможно?! Особенно сейчас, когда все со дня на день ждали новости, что Райн попросит руки Дины?!

– Значит, так. – Подруга понизила голос. – Кем бы она ни была, я это выясню. А что касается остального… ты же мне поможешь? Я надеюсь, что ты мне поможешь, Эле, золотко. Потому что, кроме тебя, мне не на кого надеяться…

– Мама всегда на твоей стороне! – горячо возразила девушка.

– Ты так считаешь?!

– Разумеется! Она ждала вашей помолвки не меньше, чем я!

– О! – Подруга нежно улыбнулась. Так нежно, как умела только она. – Ты не представляешь, как я рада это слышать! Как бы там ни было, о помощи я прошу именно тебя. Ты же знаешь, как Райн к тебе относится. Он тебе доверяет, и нам нужно сделать все, чтобы не допустить этого брака. Чтобы эта девица уползла обратно в свою нору, из которой она вылезла!

Хлопнула дверь, и Элеонор вскинула голову: появление в гостиной Зига прервало их разговор. Приблизившись, брат взял тонкую руку Дины в свою и коснулся губами пальцев.

– Добрый вечер, ваша светлость.

– Ваша светлость. – Дина склонила голову.

– Прошу прощения, что помешал вашей беседе, леви.

– Ты не помешал, – поспешно сказала Элеонор и так же быстро добавила, пока брат не ушел: – Зиг, почему ты мне не сказал, что Райн женится?

Светлые брови Зига взлетают вверх. У брата вообще необычная внешность: он весь белый. Бесцветные волосы, бледная кожа, только красные глаза ярко выделяются на лице. Возможно, именно поэтому его образ давно сроднился с черным цветом и серебром. Серебра в нем – шейный платок, жилет и запонки. Даже рубашка черная.

– Райнхарт женится?

– Так говорят в свете, – объяснила Элеонор. – Но мы вообще не знаем, правда это или нет. Эрина Нерелль, портниха, принесла эту возмутительную новость из Эдельз Грин! Представляешь?! Я не знаю, что и думать!

Зиг неожиданно улыбается:

– Не надо думать лишнего, сестрица. Завтра я лично отправлюсь в Эдельз Грин и все узнаю. Доброй ночи, Элеонор. Доброй ночи, леви Полинская.

Стоило ему выйти, как Элеонор повернулась к Дине.

– Вот видишь! Видишь! Брат тоже у нас в союзниках! – Она горячо сжала руку подруги. – Никто не допустит этого брака, Дина! Никто!

– Что бы я без тебя делала! – В глазах ее сверкнули слезы. – Ты ведь знаешь, я люблю твоего брата с детства! Искренне люблю!

Когда Дина призналась Элеонор в своих чувствах к Райнхарту (им тогда было по девять), она визжала от восторга. Женой брата должна стать Дина! Дина, которую она знала и любила, а не непонятная девица, которую в глаза никто не видел. Девица, которая посмела забрать у них Райна!

Элеонор сжала кулаки.

– Знаю. И можешь ни на секунду не сомневаться, Дина, – если она только появится рядом с ним, появится в этом доме… мы ее встретим! Мы все!

Подруга глубоко вздохнула, а потом порывисто ее обняла, и Элеонор обняла ее в ответ.

– Знаешь-ка, что? Сейчас я попрошу заварить нам мятного чая, а после… оставайся у нас? Посекретничаем, как в детстве!

Дина снова похлопала веером по колену, но потом решительно покачала головой:

– Нет, золотко, я не могу остаться. Меня ждет папа, к тому же я не взяла сменного платья. Поэтому в другой раз. Чай, пожалуй, в такое время будет тоже лишним, я еще заеду на днях. И ты приезжай!

Не дожидаясь ответа, подруга поцеловала ее в щеку и вспорхнула с дивана, легкая и спокойная, как обычно. Останавливать ее Элеонор не стала, а вот до холла проводила лично, понимая, как Дина расстроена и чего ей стоит держаться спокойно после таких известий.

Ну ничего, она этого так не оставит!

Эта безымянная… эри Армсвилл еще пожалеет, что сунулась к Райну. Очень сильно пожалеет!

Глава 13

Алисия

Я проснулась оттого, что луч солнца игриво щекотал мне нос. В приоткрытое окно врывался теплый воздух, непривычно прогретый для такой ранней весны. Я повернулась на другой бок, плотнее закутываясь в одеяло. Потом снова на другой, потому что на солнце было гораздо приятнее, чем на непрогретой половине кровати, а потом…

– Ой! – Я подскочила и обнаружила, что лежу в герцогской постели. Самого герцога поблизости не наблюдалось, зато в приоткрытом шкафу висело платье. Видимо, его принесли, когда я спала, а спала я хорошо. Это становилось понятно на лету, потому что такой свежей и бодрой я не чувствовала себя с того самого дня, как в мою жизнь ворвались все эти магсхемы, покушения и особуны королевских кровей.

Справедливости ради особун был один, но в его спальне совершенно не наблюдалось часов. Это было не настолько странно, как то, что не наблюдалось его самого – вспоминая о том, как его светлость сопротивлялся отдыху под предлогом того, чтобы я не воспламенилась и не спалила ему вторую спальню.

Я отодвинула край одеяла и густо покраснела. Моя рыжая натура всегда краснела очень густо, в то время как у других нормальных людей на коже это могло вообще не проявиться, я шла яркими пятнами. А иногда вообще становилась похожа на томат в период быстрого созревания. Иными словами, мне надоело ходить в одних панталонах и герцогской рубашке. Хотя справедливости ради пахла она приятно – фархом и еще чем-то, едва уловимо вплетающимся в ореховый аромат мужской резкостью.

Так, все!

Мне нужно срочно переодеться.

С такими мыслями я направилась в ванную, где тщательно расчесала волосы (на столике перед зеркалом загадочным образом появилась женская щетка), умылась, привела себя в порядок и только после этого вернулась в комнату, преисполненная самых светлых надежд надеть платье.

Надеждам не суждено было сбыться.

– Ох-х-х-х… – донеслось до меня, и я резко обернулась. Стоявшая передо мной девушка в светло-голубом форменном платье держала в руках корсет и прикрывалась им, как щитом. На щеках ее (что я там говорила про других нормальных людей?) пламенели два ярко-красных пятна. Возможно, дело было в том, что она оказалась светловолосая и светлокожая настолько, что у меня впервые появилась соперница на поприще красноты.

А может быть, ей просто было непривычно видеть девушек в панталонах и мужских рубашках.

– Мм… леви… эри Армсвилл, – запинаясь, пробормотала она, старательно на меня не глядя. – Его светлость прислал меня, чтобы я вас разбудила и помогла вам одеться к завтраку. Меня зовут Нина, я горничная, но пока его светлость не нашел для вас камеристку, прислуживать вам буду я. Я знаю, как убрать волосы, и знаю, как помочь леви… эри… с нарядами.

– К завтраку! – вычленила я изо всей информации нужную.

Желудок тут же отозвался бодрым урчанием. Учитывая, что вчера я не дождалась ужина и заснула – кстати, как это произошло, сама не заметила – вот я сижу, глядя на спящего его светлость, а вот я уже лежу, глядя на спящего его светлость. Под покрывалом тепло и уютно, кушетки на мой рост более чем хватает, а все тело тает в расслабленной неге, и кажется, что меня мягко и нежно обволакивает сон. Так же мягко и нежно, как его ладони, как его пальцы, сплетающиеся с моими…

Так, что я там говорила?

Завтрак!

– Буду вам очень благодарна, Нина. – Я улыбнулась.

Честно говоря, я действительно была очень рада помощнице, особенно когда увидела корсет. Потому что затянуть корсет самостоятельно… скажем так, у меня их никогда не было, а вот матушка носила. Чтобы ее затянуть, мне приходилось попотеть.

– Воспитанная эри должна носить корсет, – говорила она. – По крайней мере на людях.

– Лучше я буду невоспитанной, – отвечала я.

Как-то раз я принимала гостей в корсете. Мне тогда было пятнадцать, и, чтобы я выглядела «прилично», матушка меня затянула в один из своих. В итоге я весь вечер ходила, как будто проглотила палку, а второе же блюдо попросилось наружу, стоило мне съесть пару кусочков. С тех пор я этот печальный опыт не повторяла, но, по всей видимости, придется.

Вряд ли невеста эрцгерцога может ходить без корсета.

Ну и потом, кто знает, может, я вообще похудела с того времени? В пятнадцать лет я любила булочки, а сейчас…

– Ваша сорочка, эри Армсвилл, – прервала ход моих мыслей Нина. – Временная. Леви Жанна ее никогда не надевала, ей показалось, что здесь слишком вызывающее кружево.

Леви Жанна, видимо, мачеха Райнхарта.

Кружево, к слову, оказалось совершенно не вызывающим. Тонким, подчеркивающим грудь невесомой ажурной полоской.

– Разве кружево нельзя было отпороть? – поинтересовалась я, когда нижнее платье легко облепило мое тело, лаской дорогой ткани коснувшись кожи.

Нина посмотрела на меня удивленно.

– Леви Жанна никогда не перешивает вещи. Она считает, что портних надо учить – если они не в состоянии сразу понять ее замысел, она урезает им жалованье втрое и больше никогда к ним не обращается. И всем рассказывает о том, как ужасно они ее подвели.

Очаровательная женщина.

Мне вдруг стало интересно, какой у нее был опыт сотрудничества с эриной Нерелль. Очередь к которой расписана на полгода вперед.

– А эрина Нерелль? – спросила я.

Нина захлопала глазами:

– Что – эрина Нерелль?

– Леви Жанна когда-нибудь отказывалась от ее нарядов?

– Нет. – Нина замахала руками, как будто сама мысль об этом показалась ей смешной. – Эрина Нерелль никогда не шила наряды леви Жанне.

– Нет?

– Нет! Она отказалась ее обшивать. Представляете?! – Девушка подалась ко мне и доверительно прошептала: – Такой был скандал!

Могу себе представить. Портниха отказалась шить наряды для герцогини! Хотя если так подумать, я бы тоже отказалась на ее месте.

– Леви… ой, эри Армсвилл. Корсет!

Это не корсет, это орудие пыток из серых столетий. Я поняла это еще тогда, когда Нина начала его зашнуровывать, а пространства для вдоха стало оставаться все меньше и меньше. Равно как и для того, чтобы в меня поместилась еда. Я даже подумала о том, что корсет изобрели, чтобы женщины меньше ели. Правда, при такой затянутости нужно думать не о том, чтобы что-то в себя запихнуть, а о том, чтобы из тебя что-то не выпрыгнуло.

Ик!

– Нина, а можно чуть ослабить шнуровку?

– Но тогда на вас платье леви Жанны не застегнется! – Горничная заморгала. – Ой. Простите. Я хотела сказать, что… она любит тонкие талии.

Тонкие, а не стянутые в точку перелома. Если меня сейчас резко дернуть, одна часть меня останется внизу, а другая отвалится. Я подумала об этом с тоской, равно как и о том, что уже очень давно не садилась за новую пьесу. С другой стороны, ничто не мешает мне этим заняться, когда мы закончим с магическими схемами. То есть с библиотекой. То есть…

Я подумала, что «мы» – не совсем правильная формулировка, и глубоко вздохнула.

Хрусь!

К счастью, это были не мои ребра, а решающий рывок шнуровки корсета, после чего я почувствовала себя статуей.

– У вас чудесная фигура! – пробормотала Нина, снимая платье с вешалки. Оно оказалось темно-изумрудного цвета. Облегающий лиф, подчеркивающий грудь и запечатывающий ее под густой сеткой кремового кружева, пышная юбка, расходящаяся волнами тафты, отделка на рукавах.

Все это великолепие горничная надела на меня, застегнула, после чего отступила в сторону.

– Вы настоящая леви! – всплеснула руками девушка.

Ненастоящая, подумалось мне. И невеста я тоже не настоящая, хотя какая мне разница.

– Теперь прическа.

Прическа оказалась чуть ли не большим кошмаром, чем корсет. Меня тянули за пряди, вытягивали, накручивали, сооружая на голове подобие праздничного торта, при малейшем неловком движении способного завалиться набок и увлечь за собой блюдо-подставку. То есть меня.

Впрочем, то, что прическа не завалится, мне стало понятно сразу. Нина брызгала мои пряди каким-то раствором, который мгновенно высыхал на уложенных волосах. Создавалось такое чувство, что разобрать эту прическу потом можно будет, только обрезав волосы под корень.

– Это лучшее средство барельвийских модниц, – не без гордости сообщила горничная, – с его помощью прическа сохраняет форму весь день. Ни волосинки не шелохнется, вот увидите.

Надо будет спросить у его светлости, откуда в Эдельз Грин так срочно взялось лучшее средство барельвийских модниц. Хотя возможно, оно тоже было небрежно забыто мачехой, вместе с платьями. Я вдруг подумала о маме, которой зачастую приходилось перешивать старые наряды, чтобы сэкономить на новых тканях.

Как бы я хотела, чтобы моя пьеса имела успех… и чтобы мама могла себе позволить хотя бы десятую часть того, чем разбрасывается эта богатая женщина.

– Вот и все! Можно спускаться!

Желудок жалобно заурчал, сдавленный сплющенными ребрами и жесткими пластинами корсета. Я проигнорировала и его, и слегка покрасневшую горничную (видимо, урчать желудку в присутствии посторонних не положено), рассматривая себя в зеркале. Не будь я свидетельницей процесса, решила бы, что вижу своего двойника. У молодой женщины, затянутой в роскошное платье, не было ничего общего с Алисией Армсвилл, которую я знала.

Кроме начинки.

И мыслей: «Я похожа на красивую куклу».

Мне было настолько странно видеть себя в этом наряде, что даже возможность ходить в эрцгерцогской рубашке уже не смущала. К сожалению, в ней не спустишься к завтраку, а мое платье теперь годится только для того, чтобы им пыль протирать.

Кивнула и поднялась:

– Нина, проводишь меня? Я еще не настолько хорошо ориентируюсь в Эдельз Грин.

– Разумеется. – Горничная улыбнулась. – Вам нравится прическа, эри Армсвилл?

– Она чудесна.

Девушка покраснела от удовольствия, и я невольно улыбнулась.

Пока мы шли по коридорам, Нина без умолку рассказывала о том, как чудесно в Эдельз Грин поздней весной и летом (ах, эри Армсвилл, видели бы вы, как выглядит парк, когда все цветет) и что даже зимой встроенные схемы обогрева, которые активируются с первыми же холодами, не позволяют толстенным каменным стенам морозить гостей и хозяев.

– Знаете, бывает, леви Элеонор вбегает с прогулки – вся раскрасневшаяся, и ей совсем необязательно сидеть у камина, чтобы согреться, можно привести себя в порядок и сразу идти в гостиную…

– Леви Элеонор?

– Да, сестра его светлости! – Нина ослепительно улыбнулась. – Леви Элеонор… она такая… совсем не похожа на свою мать! Чудесная и добрая девушка! Ох, что-то я совсем разговорилась. Простите, эри Армсвилл, я обычно не настолько словоохотливая…

– Я рада, что ты мне обо всем рассказываешь. – Я снова улыбнулась. – И мне очень приятно с тобой говорить, Нина!

Горничная прижала руки к щекам, а потом резко остановилась.

– Как же это! Мы чуть столовую не прошли…

Впереди, у дверей, и правда стояли двое мужчин в ливреях. Стоило нам приблизиться, они распахнули двери. Первым, кого я увидела, оказался мужчина с волосами как снежная пелена. Его взгляд вонзился в меня: пристальный, острый, колючий.

А в следующее мгновение ко мне уже шагнул Райнхарт:

– Алисия, позволь представить тебе его светлость Зигвальда Фрома. Моего сводного брата.

То, что брат сводный, становилось понятно с первого взгляда. Во-первых, черты лица: от властной резкости Райнхарта в чертах стоявшего передо мной мужчины не было абсолютно ничего. Ни формой бровей, ни овалом лица, ни формой носа он на своего брата не походил. Его можно было бы назвать красивым, красивым той смазливой красотой, которая зачастую становится для мужчины пропуском в мир женщин всех возрастов, а для мужчины с королевской кровью – тем более. Можно было бы, если бы не одно «но»: опасная хищность, притаившаяся в изгибе губ, которые сейчас растянулись в улыбке.

Отразившейся в непривычного цвета рубиновой радужке.

– Брат, позволь представить тебе эри Армсвилл, мою невесту и будущую супругу.

– Безумно рад знакомству. – Я подавила желание отдернуть руку, когда его совершенно не светлый (на второй взгляд, на первый – вполне себе светлый, до кончиков выбеленных ресниц) светлость потянулся к моим пальцам. Прикосновение его губ вышло холодным, а в следующее мгновение яркая вспышка за спиной заставила Зигвальда вскинуть голову.

Я даже не сразу поняла, что случилось: когда пространство вспыхнуло, и в столовой на миг стало неуютно и очень-очень холодно. А потом сразу за спиной Зигвальда возникли две твари. Первая, выше человеческого роста, напоминала помесь змеи и птицы, покрытой плотной, сверкающей чешуей. Пальцы с когтями впились в ковры, оставляя в них глубокие борозды, а длинный, тянущийся за туловищем и лапами хвост, заканчивался острым жалом. Из клюва вырвалось не то шипение, не то клекот, ответом ему стало рычание.

Эдер выпрыгнул из-за моей спины раньше, чем я успела позорно хлопнуться в обморок.

Особенно когда второе существо – с лапами паука, телом волка и волчьим же оскалом вытянутой пасти подобралось, как перед прыжком.

– Очень наглядно, Зиг. – Голос Райнхарта прозвучал совсем рядом.

Он шагнул ко мне и взял меня под руку. Вот никогда бы не сказала, что буду рада близости эрцгерцога, но сейчас я была не просто ей рада, а несказанно рада. Подавив желание прижаться к нему до неприличия тесно, глубоко вздохнула и вернула его брату взгляд, похожий на тот, которым он наградил меня.

– Наглядность начал не я, – хмыкнул Зигвальд.

– Маджер нравится Алисии, поэтому в ее присутствии я часто его выпускаю, – сообщил Райнхарт. – Ты, видимо, тоже решил познакомить ее со своими?

Или, если я правильно понимаю природу маджеров, Зигвальд попросту мысленно наложил в штаны при виде Эдера, и выпустил своих тварей. Назвать их иначе не поворачивался язык.

– Совершенно верно.

– В таком случае предлагаю всем нам перейти уже наконец к завтраку. Алисия наверняка очень голодна.

Твари исчезли, Эдер перестал рычать. Только дергал кисточкой хвоста, пока мы шли к столу.

Присутствующие в столовой слуги, стоило нам рассесться, мгновенно приблизились, сняли крышки с расставленных на столе блюд. И так же безмолвно отступили, тенями сливаясь со стенами до того, как снова нам потребуются.

– Значит, Алисия, – произнес его белосветлость, глядя на меня в упор. – Вы выглядите просто сногсшибательно, не говоря уже о вашем наряде. Уверен, это платье могло бы понравиться моей матери.

Я замерла, так и не расстелив салфетку.

– У вашей матери хороший вкус, ваша светлость, – произнесла я, стараясь не думать о том, откуда он знает о платье.

Райнхарт ведь не мог ему сказать об этом? Разумеется, не мог!