Текст книги "Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX века"

– Ну, будет. Ну, поплакали, довольно, – а спустя минуту он прибавил: – завтра жду вас за роялем. В три. Пожалуйста, не опоздайте» [Т. 3. С. 199].

Италия, в которую героиня возвращается, обогащенная религиозным опытом, становится в художественном мире романа идеальным пространством, где преодолеваются противоположности земного и небесного, телесной красоты древней Эллады и следа стопы Господней, искусства и веры.

Персонифицированное повествование в творчестве Б. К. Зайцева проецирует реалистическую картину мира («правда факта» и «достоверность переживания») и позволяет проследить становление христианского мировоззрения автора в индивидуальном, неповторимом проявлении. «Я»-повествование фиксирует, запечатлевает историческое время в бытии личности; утверждает «плюрализм» чувствования, идею «разных правд»: труден путь к Богу человека, наделенного «повышенным чувством жизни» – творческим даром (И. А. Бунин). Аппиева дорога Зайцева – одновременно символ античных «седых и вечных божеств языческих» и христианского пути. Так в зрелом творчестве Зайцева окончательно кристаллизуется представление о человеческом бытии как «знаке креста». Героиня проходит путь от сосредоточенности на земных удовольствиях к обретению Бога, «радости воскресения» для истинной жизни. Оправдание в кресте земной линии,[563]563
  «В правде (всеединства. – М. X.) объединяются и связуются оба жизненные пути – и горизонтальная и вертикальная линии жизни. И в этом объединении обеих линий – сама суть христианства. Думать, что его содержание исчерпывается проповедью смысла запредельному миру, – значит не понимать самой важной его особенности – полного преодоления в нем самой противоположности запредельного и посюстороннего. (…) И сообразно с этим в христианстве центр тяжести – не скорбь мира, покинутого Богом, а именно та радость, в которую превращается эта крестная мука, – радость воскресения. Радость возвращается самым разнообразным жизненным кругам, всем сферам мирового бытия от низшей до высшей. И в этой радости обе линии – горизонтальная и вертикальная – сочетаются в одно живое, нераздельное целое, в один животворящий крест, так что в поступательном движении жизни, в утверждении ее здешнего, земного плана чувствуется подъем в иной, высший план; а подъем в иной, верхний план ощущается как реальное, действительное событие именно от того, что туда поднимается здешнее, земное: этим подъемом преодолевается непроходимая грань между различными планами – горним и земным» (Трубецкой Е. Смысл жизни. С. 323).


[Закрыть] преодоление противоположности между витализмом и любовью к Богу достигается в жизни певицы Натальи Николаевны служением истинному искусству, одновременно горнему и дольнему. Власть природного, чувственного, как и эстетического, культурного, остается сильной и в позднем, христианском творчестве Зайцева.[564]564
  Это относится даже к паломническим «хождениям» «Афон» и «Валаам». О. Н. Михайлов пишет: «Г. Федотов считал, что подвижническая жизнь Афона у Зайцева утрачивает свою суровость, что художнику запоминаются раньше всего очарование фракийской ночи, аромат жасмина, запах моря». Здесь же приводится письмо Б. К. Зайцева к И. А. Бунину от 1 сентября 1935 из Валаама, в котором впечатления от путешествия связаны в первую очередь с красотой природы (Михайлов О. Н. Зайцев // Литература русского зарубежья. 1920–1940. Вып. 2. М., 1999. С. 42, 44–45).


[Закрыть] Видимо, поэтому Г. Струве назвал его религиозность «более легкой и светлой», чем у Шмелева: «Религиозность Зайцева благостнее, примиреннее, умудреннее, она окрашена в те же лирические тона, что и все его творчество».[565]565
  Струве Г. Русская литература в изгнании. Paris, 1984. С. 103.


[Закрыть] Это высказывание содержит не только оценку религиозности Зайцева, но и его творчества, стремящегося соединить земной мир с божественным. Пафос этого слияния становится завершающим творчество Зайцева: «Да будет благословенно искусство. Да будут прославлены мирной славой художники, верно и честно творившие. Да будет благословенна Италия, родина их, страна доброго и ласкового народа, простая и очаровательная… А если всего не увидел (…), то возблагодарите Бога за то, что довелось видеть. Еще раз вспомни Апостола: – За все благодарите».[566]566
  Цит. по: Соколов А. Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов. М.: МГУ, 1991. С. 114.


[Закрыть]

Итак, сюжетная динамика прозы Б. К. Зайцева воплощает движение авторского сознания от языческого к христианскому мироотношению. Мифологический (языческий) сюжет несет в себе глубинные архаические структуры инициации: почти в каждом произведении Зайцева легко обнаруживаются четыре фазы становления героя – «обособление», «искушение», «испытание смертью» (порог), «преображение» (В. И. Тюпа). Со временем археосюжет конкретизируется как христианский сюжет пути и тяготеет к жанровому канону романа воспитания.

«Языческий» и «христианский» сюжеты Зайцева не имеют строгой религиозной структуры и семантики, а претерпевают изменение благодаря философским, культурным, литературным, автобиографическим аллюзиям, т. е. получают эстетическое основание. Этот культуро– и литератруроцентризм реализуется, в первую очередь, в культурном пространстве сюжета обретающего веру героя-творца (ученого, художника), для которого без Бога истинное творчество невозможно (Петр, Маркел, Наталья Николаевна, Глеб и др.). В позднем творчестве Зайцева в литературных биографиях Жуковского, Тургенева, Чехова проблема взаимообусловленности творчества и веры получит свой завершенный вид. На уровне авторского сознания использование ограниченной сюжетной схемы, тяготеющей к языческой и христианской моделям и сопровождающим их константным текстам культуры, ее повторяемость и демонстративность, позволяет говорить о рефлексивности сюжетного повествования Зайцева, глубоко укорененного в национальной религиозной (православное христианство), связанной с ней религиозно-философской (русские религиозные философы и, в первую очередь, В. Соловьев) и литературной (фольклор, античность, классика XIX века, романтическая и символистская линии) традициях.

Настойчивое следование традиции в неклассическую эпоху рассматривается исследователями как один из вариантов кризиса авторства: «…Однозначная апологетика классических форм творческой рефлексии, догматическое следование критериям художественности, сложившимся в XIX веке (так называемая «учеба у классиков»), – это тоже приметы кризиса: эвристическая рефлексия поиска перерождается в квазинаучную рефлексию обоснования».[567]567
  Тюпа В. И., Бак Д. П. Эволюция художественной рефлексии как проблема исторической поэтики // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики. Кемерово: КемГУ, 1988. С. 13.


[Закрыть] Культуроцентричный сюжет и лирическое повествование Зайцева становятся культур-сохраняющим инструментом, направленным на закрепление вечных ценностей (истины, добра и красоты – Бога) и традиционного, классического типа авторства.

Заключение

Изучение литературоцентричной поэтики прозы русских писателей первой трети XX века Е. Замятина, Б. Зайцева, М. Осоргина, Н. Берберовой открывает семиотический механизм сохранения культуры и конкретизирует понимание исторически изменчивых вариантов саморефлексии литературы. Русская «неотрадиционалистская» проза эпохи социальных и культурных разрушений, объединенная идеей сохранения культуры, сформировала антиэнтропийные принципы организации художественного мира, позволяющие сохранить в литературоцентричных формах самоценность эстетической реальности от деструктивного воздействия социального хаоса.

Проблематизация процесса перехода из жизни в текст и из текста в жизнь, свойственная в этот период как модернистскому, так и реалистическому типам творчества, порождала сходство индивидуальных поэтик эстетически разных писателей (метапроза Замятина, Осоргина и Берберовой, мифологический сюжет Зайцева, Осоргина и Замятина, культуро– и литературоцентричный сюжет в творчестве всех названных авторов). Несмотря на разную функциональную семантику метатекстовых структур в творчестве модернистов и реалистов (в первом случае утверждается приоритет эстетической реальности перед жизненной, во втором – «текст равен жизни»), «повышенная литературность» прозы способствует эстетизации изображаемой реальности, преодолевающей классический принцип следования «правде жизни». Эстетизация не только утверждала реальность творчества как имеющую самостоятельный статус и единственно подлинную, но и требовала «новой утопии» – христианской (у Зайцева), «природокультурной» (у Осоргина), собственно творческой, «писательской» (у Замятина и Берберовой). Литературность обнаруживает себя как еще один (помимо традиционных – метода, стиля, жанра) закон искусства, дающий основание для сопоставления разных эстетических феноменов.

Наследие Е. И. Замятина представляет собой наиболее полный образец саморефлексии литературы своего времени. Публицистика, критические статьи и лекции писателя образуют вариант риторической рефлексии, сопровождающей художественное творчество. Повествовательные формы сказа, стилизации, использующиеся в классическом авторстве с целью достоверного реалистического изображения действительности «изнутри» сознания близкого изображаемой среде субъекта, преобразуются Замятиным в модернистский тексто-порождающий принцип. Проза Замятина имплицитно рефлексирует по поводу собственной повествовательной организации; способами такой рефлексии становятся литературоцентричные формы орнаментального сказа, стилизации, персонального повествования, «романа о романе», «обеспечивающие» мифологический модернистский сюжет.

Наличие избыточно «литературных» повествовательных форм в художественной системе Замятина (от орнаментального сказа и разных типов стилизации – до «романа в романе») свидетельствует о становлении метахудожественного повествования, в котором «сюжет о жизни» неизменно проецируется на «сюжет о творчестве», о противоречиях творческого сознания.

Два экспериментальных в жанровом смысле романа писателя (антиутопия «Мы» и исторический роман «Бич Божий») являются и метароманами, определяющими (наряду с творчеством В. В. Набокова, О. Э. Мандельштама, М. А. Булгакова) становление метапрозы в XX веке. Всесильности природного закона превращения энергии в энтропию Замятин противопоставляет неразрывность диалогической культурной цепи: герои его романов в катастрофических обстоятельствах создают свои тексты об истории, которые ее «переживут». Метароманы Замятина подтверждают глубинную ориентацию автора на поиск способов воплощения литературной саморефлексии.

Об актуальности литературоцентричного повествования в русской прозе первой трети XX века свидетельствует обращение в поздний период творчества к метароманной структуре М. А. Осоргина. Несмотря на то что «последовательный реалист» Осоргин использует метароманное повествование в проективных целях классического искусства, сама структура «романа о романе» сигнализирует об усилении и сохранении второй составляющей в авторской философии природокультуры. Анализ метароманов Замятина и Осоргина подтверждает типологию двух разновидностей метароманной структуры: модернистский метароман Замятина с персонажем-писателем, создающим альтернативный данному произведению текст, продолжает романтический вариант кризиса авторства; реалистический тип кризиса авторства в романе Осоргина связан с изображением героя, бросающего вызов авторскому завершению, стремящегося «жизненным поступком отменить эстетическую деятельность, направленную на него извне» (Д. П. Бак).

Настойчивое отстаивание прозой эмиграции ценностей утраченной культуры и традиционного классического авторства реализуется в культурной трансформации археосюжета Б. К. Зайцева и «готового» «сюжета воспитания» М. А. Осоргина. Намеренное эксплуатирование авторами одних и тех же сюжетных моделей сообщает последним статус литературного приема. «Готовые» сюжеты и трансформирующие их семантику константные тексты культуры, активизирующие в читательском сознании пучок генотекстов, эстетизируют («поэтизируют») изображенную в произведении событийную реальность и встраивают ее в пространство культуры.

Литературоцентричный сюжет Н. Н. Берберовой, вырастающий на основе готовых сюжетов (инициации, «отцов и детей») и известных сюжетных схем литературы XX века, становится диалогическим полем взаимодействия разных мировоззренческих и эстетических концепций – модернистской концепции диаспоры и авангардной – метрополии. Завершенность и определенность культуроцентричной авторской концепции сообщает метатекстовая структура, утверждающая панэстетическое существование человека в пространстве творчества. Метапроза Берберовой выражает поиск новой «литературности» в прозе «человеческого документа» молодого поколения эмиграции: на смену внутритекстовой избыточности словесного уровня, тропа – метафоры, языкового «бисера» и «завитушек» (А. Бем) – приходит скрытая, но также выполняющая функции моделирования эстетической реальности сюжетная литературность.

Самосознание прозы Замятина, Зайцева, Осоргина, Берберовой имеет культуросохраняющую, «логоцентричную» направленность и несет в себе контравангардный заряд: литературоцентричная поэтика повествования и сюжета становится способом собирания, сохранения утраченных национально-культурных ценностей и осмысления литературой перспектив своего развития.

Литература

Абашев В. В. Осоргин и Набоков: вероятность встречи // Михаил Осоргин: Жизнь и творчество. Мат-лы первых Осоргинских чтений / Пермский ун-т. Пермь, 1994.

Абашева М. П. Литература в поисках лица (русская проза конца XX века: становление авторской идентичности). Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 2001.

Авдеева О. Ю. «Природа мертвой не бывает…» (О книге Михаила Осоргина «Происхождение зеленого мира») // Михаил Осоргин: Художник и журналист / Пермский ун-т. Пермь, 2006.

Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Наука, 1977.

Агеносов В. В. Литература русского зарубежья (1918–1996). М.: Терра. Спорт, 1998.

Адамович Г. Одиночество и свобода. СПб., 1993.

Амусин М. «Ваш роман вам принесет еще сюрпризы» (О специфике фантастического в «Мастере и Маргарите») // Вопр. литературы. 2005. Март-апрель. С. 111–123.

Андреева В. А. Литературный нарратив: текст и дискурс. СПб.: Норма, 2006.

Антология даосской философии. М., 1994.

Атарова К. Н., Лесскис Г. А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе // ИАН СЛЯ. Т. 35. 1976. № 4.

Байбурова Р. М. Московские масоны эпохи Просвещения – русская интеллигенция XVIII века // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000.

Бак Д. П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово: КемГУ, 1992.

Бакунина Т. А. Знаменитые русские масоны. Русские вольные каменщики. М., 1991.

Бальбуров 9. А. Поэтика лирической прозы (1960–1970 годы). Новосибирск, 1985.

Бахтин М. М. Записи лекций по истории русской литературы // Бахтин М. М. Собр. соч. Т. 2. М.: Русские словари, 2000.

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

Белый А. Проблемы творчества. М.: Советский писатель, 1988.

Беляева Н. В. Поэтика маски в русском романе: интертекстуальные аспекты // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. Вып. VI. Киев: Логос, 2004. С. 38–53.

Бердяев Н. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи: Сб. ст. о русской интеллигенции. Из глубины: Сб. ст. о русской революции. М., 1991.

Берман Б. И. Читатель жития // Художественный язык Средневековья. М., 1982. С. 159–183.

Библейско-биографический словарь. М., 2001.

Библер В. С. Бахтин и всеобщность гуманитарного мышления // Механизмы культуры. М.: Наука, 1990. С. 248–266.

Блок А. А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 4. Л.: Художественная литература, 1982.

Большая советская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1978.

Бонецкая Н. К. О стиле философствования М. М. Бахтина // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1996. № 1 (14). С. 5–48.

Борисова Е. А., Стернин Г. Ю. Русский модерн. М., 1990.

Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М.: РГГУ, 2001.

Виноградов В. В. Избранные труды: О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980.

Винокур Г. О. Филологические исследования: лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1990.

Волошин М. Лики творчества. М.: Наука, 1989.

Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Л.: Прибой, 1928.

Воробьева С. Ю. Концепция мира и человека в повести Е. Замятина «Островитяне» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. XII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004. С. 312–318.

Воробьева С. Ю. Поэтика диалогического в прозе Е. И. Замятина 1910-1920-х годов: Автореф. дис… канд. филол. наук. Волгоград, 2001.

Воробьева С. Ю. Роман Е. Замятина «Мы»: поэтика диалогического // Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра: Сб. науч. трудов. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2001. С. 154–158.

Воронский А. К. Евгений Замятин // Воронский А. К. Литературно-критические статьи. М.: Советский писатель, 1963. С. 85–112.

Вязова Е. С. Желтый цвет: от декаданса до авангарда // Символизм в авангарде. М.: Наука, 2003. С. 69–82.

Галимова Е. Ш. Поэтика повествования русской прозы XX века (1917–1985): Автореф. дис… докт. филол. наук. М., 2000.

Гаспаров М. Л. Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000.

Гей Н. К. Проза А. С. Пушкина. Поэтика повествования. М.: Наука, 1989.

Геллер Л. Апология беспорядка. Е. И. Замятин и постмодернистские теории хаоса // Евгений Замятин и культура XX века. Исслед. и публ. СПб.: Изд-во Рос. нац. б-ки, 2002. С. 156–168.

Геллер Л. Евгений Замятин: уникальность творческого почерка (?) // Кредо. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1995. С. 10–21.

Геллер Л. Слово мера мира. Статьи о русской литературе XX века. М., 1994.

Генис А. «Серапионы»: опыт модернизации русской прозы // Звезда. 1996. № 12. С. 204–207.

Гоголь Н. В. Размышления о Божественной литургии. М., 1990.

Голубева О. Д. «Автографы заговорили…» М., 1991.

Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI–XIX веков. М.: Московский рабочий, 1991.

Гольд Р. Мнимая и истинная критика западной цивилизации в творчестве Е. И. Замятина. Наблюдения над цензурными искажениями пьесы «Атилла» // Russian studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. Т. II. СПб., 1996. № 2. С. 322–350.

Гольдт Р. Религиозный кризис и протест против мира отцов // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. III. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1997. С. 28–33.

Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. М., 1980.

Гройс Б. Рождение социалистического реализма из духа русского авангарда // Вопр. литературы. 1992. Вып. I. С. 42–61.

Грушко Е., Медведев Ю. Словарь славянской мифологии. Н. Новгород, 1995.

Грюбель Р. Автор как противо-герой и противо-образ // Автор и текст: Сб. ст. / Под ред. В. М. Марковича, В. Шмида. СПб., 1990. С. 354–386.

Грякалова Н. Ю. От символизма к авангарду. Опыт символизма и русская литература 1910-1920-х годов (Поэтика. Жизнетворчество. Историософия): Дис… докт. филол. наук. СПб., 1998.

Гулиус Н. С. Прием мистификации как поэтика текстопорождения в русской прозе 1980-1990-х годов (А. Битов, М. Xаритонов, Ю. Буйда): Дис… канд. филол. наук. Томск, 2006.

Гюнтер X. Железная гармония (государство как тотальное произведение искусства) // Вопр. литературы. Вып. I. 1992. С. 27–41.

Давыдова Т. Т. О современном изучении модернизма в прозе 1920-х годов (на примере «Рассказа о самом главном» Е. Замятина) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VIII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 85–92.

Давыдова Т. Т. Тема «заката Европы» в дилогии Е. Замятина об Атилле // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 94–104.

Давыдова Т. Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы 1910-1930-х годов: Автореф. дис… докт. филол. наук. М., 2001.

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1, 2. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1955.

Данилевский Н. Я. Россия и Европа. СПб., 1895.

Демидова О. Р. Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья. СПб.: Гиперион, 2003.

Десятов В. В. Фридрих Ницше в художественном и экзистенциальном мире Н. С. Гумилева: Дис… канд. филол. наук. Томск, 1995.

Десятов В. «Мы, Адамы» (Замятин и акмеизм) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. V. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1997. С. 94–104.

Долгополов Л. К. Е. Замятин и В. Маяковский (к истории создания романа «Мы») // Русская литература. 1988. № 4. С. 182–185.

Долгополов Л. К. Символика личных имен в произведениях А. Белого // Культурное наследие Древней Руси. М.: Наука, 1976. С. 348–354.

Доронченков И. А. Об источниках романа Е. Замятина «Мы» // Русская литература. 1989. № 4. С. 188–199.

Доценко С. Обезвелволпал А. М. Ремизова как зеркало русской революции // Europa orientalis. 1997. № 2. С. 305–319.

Драгунова Ю. А. Проза Б. К. Зайцева 1901–1921 годов: Автореф. дис… канд. филол. наук. Тверь, 1997.

Дубин Б. В. Быт, фантастика и литература в прозе и литературной мысли 20-х годов // Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 159–172.

Дубин Б. В. Литература как фантастика: письмо утопии // Дубин Б. В. Слово – письмо – литература. Очерки по социологии современной культуры. М.: НЛО, 2001. С. 20–41.

Евгений Замятин и культура XX века: Исслед. и публ. СПб.: Изд-во Рос. нац. б-ки, 2002.

Евсеев В. Н. Xудожественная проза Е. И. Замятина: Творческий метод. Жанры. Стиль: Автореф. дис… докт. филол. наук. М., 2001.

Ерыкалова И. Е. К истории создания пьесы Е. И. Замятина «Атилла» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. III. Тамбов: Изд-во ТГУ, год издания?? С. 137–158.

Ерыкалова И. Е. О рукописи романа Е. И. Замятина «Бич Божий»: из парижского архива писателя // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. IX. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 159–175.

Ерыкалова И. Е. Рим в романе Е. И. Замятина «Бич Божий» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. XII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004. С. 378–384.

Желтова Н. Ю. Проза Е. И. Замятина: пути художественного воплощения русского национального характера. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003.

Жирмунский В. Вопросы теории литературы. Л., 1928.

Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-миней св. Дм. Ростовского. Кн. 3, 4, 5. М., 1903–1905.

Жукова Н. Н. Проблема становления творческой личности в художественных биографиях Б. К. Зайцева: Автореф. дис… канд. филол. наук. М., 1993.

Завгородняя Н. И. Образ художника в беллетризованных биографиях Б. К. Зайцева «Жизнь Тургенева», «Жуковский», «Чехов»: Автореф. дис… канд. филол. наук. Самара, 1997.

Зайцев Б. К. Собр. соч.: В 11 т. М.: Русская книга, 1999.

Замятин Е. И. Атилла // Современная драматургия. 1990. № 1.

Замятин Е. И. Записные книжки. М.: Вагриус, 2001.

Замятин Е. И. Избранные произведения. М.: Советский писатель, 1989.

Замятин Е. И.: Материалы к библиографии. Ч. I. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1997.

Замятин Е. И.: Материалы к библиографии. Ч. II. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000.

Замятин Е. И. «Мы»: Романы, повести, рассказы, сказки. М.: Современник, 1989.

Замятин Е. И. Собр. соч.: В 5 т. Т. 1, 2. М.: Русская книга, 2003. Замятин Е. И. Сочинения. М.: Книга, 1988.

Замятин Е. И. Техника художественной прозы // Литературная учеба. 1988. Кн. 5, 6.

Замятин Е. И. Я боюсь. М.: Наследие, 1999.

Захарова В. Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века: Автореф. дис… докт. филол. наук. М., 1995.

Зюлина О. В. Повествовательная структура прозы Е. И. Замятина: Дис… канд. филол. наук. М., 1996.

Иванов Вяч. Вс. Родное и вселенское. М., 1994.

Иванов Вяч. Вс. Ителлигенция как проводник в ноосферу // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000.

Иванов Вяч. Вс. Значение идей М. М. Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики // Диалог. Карнавал. Xронотоп. 1996. № 3 (16). С. 5–67.

Иванов Вяч. Вс. Монтаж как принцип построения в культуре первой половины XX века // Монтаж: Литература. Театр. Кино. М., 1988.

Иванова Т. В. Северный цикл Е. И. Замятина («Север», «Африка», «Ела») // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. XII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004. С. 297–305.

Иезуитова Л. В мире Бориса Зайцева // Зайцев Б. Земная печаль. Л., 1990.

Ильев С. П. Русский символистский роман. Киев: Лыбидь, 1991. Исаев С. Г. «Сознанию незнаемая мощь.» Поэтика условных форм

в русской литературе начала XX века. Великий Новгород: Нов. ГУ, 2001.

Исупов К. Г. Русская эстетика истории. СПб.: Изд-во ВГК, 1992.

Казаркин А. П. Русская литературная критика XX века. Томск: Изд-во ТГУ, 2004. Как мы пишем. М.: Книга, 1989.

Камильянова Ю. М. Типы сюжетного повествования в прозе Б. К. Зайцева 1900-1920-х годов: Автореф. дис… канд. филол. наук. Екатеринбург, 1998.

Каспэ И. Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы. М.: Новое литературное обозрение, 2005.

Кашпур О. Н. Жанр литературного портрета в творчестве Б. К. Зайцева: Автореф. дис… канд. филол. наук. М., 1995.

Киклевич А. Я. Язык – личность – диалог // Диалог. Карнавал. Xронотоп. 1993. № 1 (2). С. 9–20.

Кириллова И. В. А. Куприн – Е. Замятин: «Поединок» – «На куличках» – диалог или полемика? // Творческое наследие Евгения Замятина: Взгляд из сегодня. Кн. X. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 26–34.

Кихней Л. Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М.: МАКС Пресс, 2001.

Кожевникова Н. А. Из наблюдений над неклассической («орнаментальной») прозой // ИАН СЛЯ. 1976. Т. 35. № 1. С. 55–66.

Кожевникова Н. А. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы. М.: Наука, 1971. С. 97–163.

Кожевникова Н. А. Типы повествования в русской прозе XIX–XX веков. М.: Ин-т русского языка РАН, 1994.

Козьменко М. В. Проблемы стилизации в русской прозе десятых годов XX века: Автореф. дис… канд. филол. наук. М., 1988.

Кольцова Н. З. «Мы» Евгения Замятина как неомифологический роман: Автореф. дис… канд. филол. наук. М., 1997.

Комлик Н. Н. Мотивная структура рассказа Е. Замятина «Ела» и ее роль в воплощении особенностей национального характера // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VIII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 162–172.

Комлик Н. Н. Мифопоэтическое сознание и его проявление в образной структуре «Рассказа о самом главном» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VIII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 92–116.

Комлик Н. Н. Русская провинция и русский человек в прозе Е. И. Замятина: поэтика воплощения. Курс лекций. Елец: Изд-во ЕГУ, 2003.

Комлик Н. Н. Русский эрос в народной эстетике и творчестве Е. Замятина (на материале рассказа «О том, как исцелен был инок Еразм») // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 85–94.

Комлик Н. Н. «…Согласно истории Иловайского…» // Комлик Н. Н. Лебедянский путеводитель: Учеб. пос. Елец: ЕГУ, 2003. С. 33–54.

Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001.

Кондаков И. В. К феноменологии русской интеллигенции // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000.

Конорева В. Н. Жанр романа в творческом наследии Б. К. Зайцева: Автореф. дис… канд. филол. наук. Владивосток, 2001.

Кривонос В. Ш. «Мертвые души» Гоголя и становление новой русской прозы. Проблемы повествования. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1985.

Критика русского зарубежья: В 2 ч. Ч. 1, 2. М.: Олимп, 2002.

Кузнецова А. А. Идейное и художественное своеобразие мемуарной прозы второстепенных писателей русской литературной эмиграции (Н. Берберова, И. Одоевцева, В. Яновский): Автореф. дис… канд. филол. наук. М., 2005.

Кустова Г. И. Языковые проекты Вячеслава Иванова и Андрея Белого: философия языка и магия слова // Вячеслав Иванов. Архивные мат-лы и исслед. М., 1999. С. 383–411.

Ланин Б., Боришанская М. Русская антиутопия XX века. М., 1994.

Ласунский О. Г. Михаил Осоргин: структура, качество и эволюция таланта // Михаил Осоргин: Жизнь и творчество: Мат-лы первых Осоргинских чтений / Пермский университет. Пермь, 1994.

Левин В. Проза начала века (1900–1920) // История русской литературы: XX век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива и др. М.: Изд. Группа «Прогресс» – «Литера», 1995. С. 272–294.

Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм. Екатеринбург: Уральское книжное изд-во, 1997.

Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.

Ло Гатто 9. Мои встречи с Россией. М.: Круг, 1992.

Лобанова Г. И. Эволюция нравственного сознания «маленького человека» в романах М. Осоргина 1920–1030 годов: Дис… канд. филол. наук. Уфа, 2002.

Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Опыты. Литературно-философский сб. М.: Советский писатель, 1990. С. 137–173.

Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф – имя – культура // Труды по знаковым системам. VI. Тарту: ТГУ, 1973. Вып. 308. С. 282–303.

Лучинский Г. Франк-масонство // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Эфрона. Т. XXXV (72).

Лядова Е. А. Историософская и структурно-поэтическая парадигма трагедии Е. И. Замятина «Атилла»: Автореф. дис… канд. филол. наук. Тамбов, 2000.

Мазаев А. И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М.: Наука, 1992.

Мамардашвили М. Лекции о Прусте. М., 1993.

Манн Ю. Автор и повествование // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. С. 431–480.

Мароши В. В. Ласточка в интертекстуальности и скрипции романа М. Осоргина «Сивцев вражек» // Михаил Осоргин: Жизнь и творчество: Мат-лы первых Осоргинских чтений / Пермский ун-т. Пермь, 1994.

Марченко Т. В. Творчество М. А. Осоргина 1922–1942: Дис… канд. филол. наук. М., 1994.

Масоны. История, идеология, тайный культ. М.: Вече, 2005.

Матич О. Суета вокруг кровати. Утопическая организация быта и русский авангард // Литературное обозрение. 1991. № 11. С. 80–84.

Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1967.

Минц З. Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Учен. зап. Тартуского ун-та. 1979. Вып. 459.

Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1, 2. М., 1982.

Михайлов О. Н. Зайцев // Литература русского зарубежья. 1920–1940. Вып. 2. М., 1999.

Мущенко Е. Г., Скобелев В. П., Кройчик Л. Е. Поэтика сказа. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1978.

Неелов Е. М. Натурфилософия русской волшебной сказки. Петрозаводск: ПГУ, 1989.

Некрасова Е. Н. Проблема человека в русском экзистенциализме (этический аспект) // Человек как философская проблема: Восток – Запад. М., 1991.

Николина Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы: Учеб. пос. М., 2002.

Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1990.

Новиков Л. А. Стилистика орнаментальной прозы А. Белого. М.: Наука, 1990.

Обатнина Е. «Обезьянья Великая и Вольная палата». Игра и ее парадигмы // Новое литературное обозрение. 1996. № 17. С. 185–217.

Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999.

Оксенов А. В. Народная поэзия. Былина, песни, сказки, пословицы, духовные стихи. Повести. С очерками главнейших отделов русской народной поэзии, объяснительным словарем и образцами напевов народных песен. СПб., 1908.

Освальд Шпенглер и закат Европы. М.: Берег, 1922.

Оссовский О. Е. Маска авторская // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001. С. 511.

Осоргин Мих. Вольный каменщик. М.: Московский рабочий, 1992.

Осоргин М. Евгений Замятин // Критика русского зарубежья: В 2 ч. Ч. 1. М.: Олимп, 2002.

Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1980.

Паперный В. Поэтика русского символизма: персонологический аспект // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 152–168.

Переписка Е. И. Замятина с С. В. Миролюбовым // Russian studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. СПб., 1996. Т. II. № 2. C. 416–437.

Петерс Й. У. Я и Мы. Трансформация авторского «Я» в автора дневника в романе Е. Замятина «Мы» // Автор и текст: Сб. статей. СПб., 1996. С. 429–444.

Петров В. М. Рефлексия в истории художественной культуры. Ее роль и перспективы развития // Исследование проблем психологии творчества. М.: Наука, 1983.

Пискунова С. «Мы» Е. Замятина: Мефистофель и Андрогин // Вопр. литературы. 2004. Ноябрь-декабрь. С. 99–114.

Полякова Л. В. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи: Курс лекций. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000.

Полякова Л. В. О «скифстве» Евгения Замятина: художник в полемике «западников» и «славянофилов». Контур проблемы // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 12–46.