Текст книги "На самом деле"

33

В университете по центральной лестнице раскатывали красную дорожку. Анна захихикала. Она вспомнила, как таким же точно образом встречали дорогого гостя – мэра, приехавшего к студентам в преддверии новых выборов. Он умничал, демонстрировал уверенность. Все шло гладко до тех пор, пока мэр не получил записку следующего содержания: «Дорогой NN! В Камасутре сказано, что дамам отказывать нельзя. Выполните мою просьбу, уйдите на пенсию! Анна». Зал аплодировал. Мэр смутился и пробубнил что-то насчет того, что он еще молод. Было весело.

Теперь ковровую дорожку приготовили для участников торжественного форума «историков, преодолевших догмы», «авторов новейшей хронологии», «творцов альтернативного», «срывателей покровов с исторических тайн, которые так долго хранили прислужники старого режима». Так писали журналисты о конференции, которая неожиданно приобрела масштабный характер. Для нее решили отвести актовый зал. С утра по универу бегали субъекты с микрофонами и камерами. Общий интерес к истории, который подхлестнуло сообщение об английском происхождении Петра Первого, привел к тому, что на ушах сейчас стоял не только исторический, но и остальные факультеты. Все ждали, что на этой конференции откроется невиданная истина, создастся новая концепция науки, не испорченной догматиками; концепция некой настоящей и весьма патриотичной истории.

Подружки с факультета в белых кофточках, наряженные, будто на экзамен, деловито спешили по коридорам с папками под мышками: готовилась регистрация участников. Анюту тоже попросили поучаствовать: встречать гостей внизу, смотреть, чтобы они не заблудились. Первым, кого она встретила у входа, был Андрей. Он ее не заметил!

– Добрый день, господин альтернативный историк! Приветствуем на конференции! – насмешливо произнесла Сарафанова.

– Ой, Аня, это ты!..

– Давно тебя не видно. Чай, зазнался, кандидат? Не хочешь с нами, смертными, общаться?

– Не зазнался. Просто, понимаешь, после всех этих кошмаров так устал, что целую неделю сидел дома. Такое вдруг расстройство накатило. Думал, после защиты начнется счастье, что-то необычное, жизнь пойдет настоящая, полноценная. А тут вдруг никаких тебе забот, проблем, волнений. И такое отупение!

– Понимаю. Но теперь-то излечился?

– Да, Иван Евгеньевич позвонил, сказал, что так происходит у всех. – Андрей чуть улыбнулся. – Ну, и дал совет, к чему стремиться.

– Докторскую пишешь?

Парень замахал руками:

– Никогда! Ни в коем случае! Останусь кандидатом до скончания веков – мне достаточно! О господи, да я даже представить не могу, какие ужасы проходят докторанты! А чтоб стать академиком, наверно, надо столько справок, что в мешке не унесешь!

Сарафанова засмеялась.

– Иван Евгеньевич сказал, что мой диссер напечатают, – продолжил Филиппенко. – Представляешь?!

– В университетской типографии?

– Ага, отдельной книгой!

– Ну, и скоро?

– Да понятия не имею! Впрочем, подобные вещи скоро не случаются. Сказали подработать кое-что, чуть расширить, кое-где отредактировать. Я уже начал. Буду жить теперь стремлением к изданию книги! Нет, представь: я автор монографии!

– С ума сойти! – воскликнула Сарафанова, сама толком не зная, иронизирует она или действительно восхищается.

– Ну, а у тебя какие новости?

– Не такие значительные. В школе вчера был субботник, и два класса сняли с урока. Я так отдохнула! Решила обшарить шкафы в кабинете и там, в глубине, отыскала брошюрку тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года «Преподавание в школе истории Французской революции». Занятнейшее чтиво!

– Исторический источник!

– Ну, еще бы! Правда, чтение прервал пришедший на урок восьмой «А» класс, в котором учатся жуткие девочки без комплексов. Надули резиновые перчатки, оставшиеся от субботника, и сделали себе из них пышные бюсты.

– Ты отобрала?

– С большим трудом. Но Смирнов им обещал принести презервативы, чтобы восстановить бюсты. Надеюсь, он соврал. Он редко ходит на занятия. Говорит: «Из дома в школу выйду, только до военкомата добреду, как чувствую, что дальше ноги не несут… и возвращаюсь».

– Да, серьезный аргумент. Веселая у вас жизнь!

– Где уж веселей! Разве что в клетке с тиграми! Я чувствую, что за год набрала такую кучу впечатлений и историй, что теперь смогу блеснуть в любой компании.

– Тоже доход, – улыбнулся Андрей. – Натуральная оплата труда. Говорят, из-за экономических неурядиц людям скоро снова начнут выдавать зарплату гвоздями, коврами, банками сгущенного молока. А тебе, получается, анекдотами.

– Значит, буду торговать ими на рынке! – поддакнула Сарафанова. – Кстати, родители уже отбирают ненужные вещи, которые можно продать или выменять на муку и сахар. Что-то теперь будет…

– Детям перестройки не привыкать! Ты не играла в детстве горбачевско-ельцинскими талонами? Мне, кажется, приходилось… – Аспирант посмотрел на часы. – Ладно, я пойду. Увидимся.

Актовый зал был переполнен. Там, где можно было протиснуться, зритель непременно натыкался на шнуры от микрофонов, провода от телекамер или слышал возмущенный голос репортера: «Выйдите из кадра!» Конференция пока не началась, но в двери зала невозможно было втиснуться. Сарафанова не помнила, чтоб ранее на научный форум собиралось так много людей. Она заранее заняла место возле выхода (конечно же, стоячее) затем, чтоб в четверть первого, за пятнадцать минут до перерыва, выбраться из зала и пойти поставить чайник, разложить печенье по тарелочкам, намазать бутерброды и сделать все то, чем занимаются студентки, если их руководители вошли в оргкомитет мероприятия. Сейчас она прикидывала, сможет ли вообще пробиться сквозь толпу, сколько это займет времени и, стало быть, когда надо будет начинать толкаться к выходу.

Члены президиума уже сидели на сцене, покашливали перед выступлениями, старательно укладывали на лысине остатки шевелюры, открывали бутылки с минералкой и тихо что-то обсуждали. Вокруг носились парни, поправляли провода, чинили микрофоны, проверяли, как работает проектор, подтирали лужи минералки – слишком теплой, слишком газированной.

– Ну что ж, начнем, пожалуй, – наконец сказал ведущий.

И зал замер.

Поначалу было скучно. Долго и занудно разглагольствовали ректор, проректоры, декан и прочие начальники. Декан, как и все руководители истфаков в новом государстве, был «спущен» сверху после шумного ухода предыдущего. Поэтому теперь он не только собирался выступать с докладом о славянах-ассирийцах, но и бурно восхвалял царя, правительство и правительство и истинные русские порядки, ради упрочения которых накануне было принято решение о начале диалога с Анкарой о передаче Татарстана, с Китаем об избавлении от Бурятии и с Соединенным Королевством о продаже Чукотки.

– А теперь позвольте предоставить слово для доклада…

Слушатели прекратили шептаться и зевать и обратились в слух. По просьбам публики ораторов решили не разводить по разным секциям, а дать им слово здесь, под глазом телекамер, чтобы жаждущие правды об истории, скандалов, обличений и разоблачений наконец-то получили свои сенсации.

На трибуну вышел первый выступающий: малорослый, лысоватый, толстенький очкарик с чем-то нервным и испуганным во взгляде. Судя по его физиономии, Сарафанова догадалась, что оратор будет говорить о тамплиерах. Так и вышло. Выступление называлось «Кто на самом деле был последним тамплиером?». Интригующе. Невнятно. Правдоносно.

Начал оратор с того, что вывалял в помоях всех ученых, кто когда-либо и что-либо писал о тамплиерах. (Участники конференции, сидевшие в первом ряду, завозились в беспокойстве.) После этого он объявил о своей гениальной догадке, состоящей в том, что магистром ордена тамплиеров, они же розенкрейцеры, они же масоны, решавшие судьбы мира, был русский царь Александр Первый (остальные члены конференции, услышав это имя, снова завозились, еще более взволнованно). Далее оратор изложил информацию из школьных учебников за восьмой класс, содержащих данные советской исторической науки пятидесятилетней давности. Этим данным он противопоставил данные науки современной, не сославшись, разумеется, на книги и их авторов, а только сообщив о том, что «всем известно», «судя по архивным документам», «очевидно и решительно доказано», «понятно кому угодно». Таким образом, в глазах публики «официальная история», представленная школьными учебниками, была разгромлена тезисами, которые оратор приписал себе. Затем выступавший еще раз обругал своих предшественников и зачитал отрывок из Блаватской:

– «…Поэтому мы видим, что эти ложные тамплиеры под руководством достопочтенных отцов иезуитов подделывают в Париже в тысяча восемьсот шестом году знаменитую хартию Лармения. Двадцать лет спустя эта бесчестная подпольная корпорация, водя руку убийцы, направила ее на одного из лучших и величайших принцев Европы, чья таинственная смерть, к несчастью для интересов истины и справедливости, по политическим причинам никогда не была исследована и объявлена миру, как это должно было быть. Именно этот принц, сам франкмасон, был последним хранителем секретов истинных Рыцарей Тамплиеров. В течение долгих веков они оставались неизвестными и вне подозрений. Они устраивали свои собрания раз в тринадцать лет на Мальте; их великий мастер оповещал европейских братьев о месте собрания всего за несколько часов до встречи; эти представители когда-то могущественнейшей и наиболее прославленной общины рыцарей собирались в назначенный день с различных мест земли. Тринадцать числом, в память года смерти Жака Молэ (тысяча тристо тринадцатый), теперь Восточные братья, среди которых были коронованные головы, планировали вместе религиозные и политические судьбы народов; тогда как папские рыцари, их кровавые и незаконнорожденные преемники, крепко спали в своих кроватях без единого сна, который потревожил бы их преступные совести».

Кого интересовало то, что Жак де Моде умер не в тысяча триста тринадцатом, а в тысяча триста четырнадцатом году? Может быть, только приверженцев гнилой и лживой «официальной» истории. Кто хотел знать, что Мальта принадлежала совсем другому ордену, госпитальерам? Разве что враги России. Кому было важно, что «Разоблаченная Исида», упорно именуемая оратором «источник», не имеет никакого отношения к истории? Только занудам-формалистам. Слова «иезуиты», «тамплиеры», «франкмасоны» и «кровавые преемники» уже сами по себе звучали впечатляюще. То, что Александр Первый был героем загадочным и умер тоже странно, да еще в тысяча восемьсот двадцать пятом году, казалось аргументом архиубедительным. Оратор в третий раз облаял историков, которые не были с ним согласны, отчихвостил их за грубость, нетерпимость, догматизм, неумение дискутировать и за ненависть, слепую и свирепую к его, оратора, персоне.

Та часть зала, где сидели первокурсники с матмеха, разочарованные тем, что им и после школы надо изучать проклятую историю России, разразилась бурными овациями. Первый ряд, где сидели прочие ораторы, хлопал сдержанно, кряхтел и явно был не в духе.

– Я благодарю за выступление Эдуарда Кузьмича, – сказал ведущий. – Может, есть вопросы?

На секунду в зале воцарилась тишина.

– Да что ж это такое?! – прошептал какой-то незнакомец слева от Сарафановой. – Неужели в зале нет здравомыслящих историков?! Пусть его осадят!

Не успел сосед договорить, как громкий возглас: «Я позволю себе не согласиться!» сотряс актовый зал. Вот только принадлежал он не кому-то из «официальной школы» историков, а человеку с первого ряда. Одному из участников конференции, собравшихся, чтобы договориться о новой, правдивой истории.

– Пожалуйста, – сказал ведущий. – Даю вам слово.

Несогласный встал со стула. Это был плосколицый, с мелкими чертами лица и раскосыми, взволнованными глазками господин. «Наверное, якут, – решила Анна. – Или чукча».

– В корне не согласен с мыслями коллеги! У него устаревшие данные, если он до сих пор считает, что так называемый Александр Первый умер в городе, который сейчас носит имя Таганрог и находится в Ростовской области! Если бы он прочитал мою книгу с названием «Тайны сибирской истории», то знал бы, что, согласно проведенному мной исследованию на основе лингвоспектрального архегеологометрического анализа (мной же и открытого), под Таганрогом следует понимать город Таган, находящийся в Западной Сибири, а под Александром – сибирского хана…

– Какая нелепость! – воскликнул другой лжеисторик. – Я требую слова!

Якут что-то буркнул и сел. Слово дали его коллеге, усатому мужчине, кафтан на котором был вытерт до дыр, весь залатан, не стиран и мал своему обладателю.

– Только зашоренные, отсталые мракобесы верят в тамлиеров или в то, что Александр стал каким-то там монахом, прости Господи! Вся прогрессивная общественность и все народолюбцы признают мою теорию о том, что царь был похищен инопланетянами! Маразм!

Первокурсники с матмеха засвистели, а ведущий строго заявил:

– Прошу вас выражаться более сдержанно! За оскорбления в адрес предыдущих ораторов я лишаю вас слова и передаю его следующему коллеге. – Он кивнул на третьего товарища, который тянул руку.

Тот вскочил и начал тараторить:

– У меня такое впечатление, что на этой конференции собрались не прогрессивные здравомыслящие историки, а приверженцы старых догм! Какие инопланетяне, господа… точнее, братия… опомнитесь! Кавказ, вот где следует искать заказчиков убийства Александра Первого… потомка лже-Петра, обманом овладевшего престолом! Именно при Александре Первом началась Кавказская война! И не случайно! Грузины, вот кто мстил царю за смерть Багратиона! Почему Романов умер в Таганроге, откуда два шага до Грузии?! Потому что убийцы пришли именно оттуда! Грузины первые поднялись на восстание против антинародного режима, первые поняли, что царская династия – поддельная! А знаете, как называлось имение Аракчеева, в котором тот издевался над крепостными?! Грузино, вот как!

Зал замер, впечатленный этим аргументом.

– А что делал в Грузии Пушкин? Прогуливался и наслаждался природой?! Как бы не так! Он поехал туда просто под предлогом путешествия в Арзрум, чтобы установить связи между декабристами и кавказскими революционерами! «На холмах Грузии лежит ночная мгла. Шумит Арагва предо мною…»

– А я в корне не согласен! – вновь возник якут, хоть слова ему и не давали. – Арагва, вы сказали. А что будет, если прочитать наоборот? Будет Авгара! Меняем В на Н, что получаем? Ангара! Ваши грузины – всего лишь выходцы из Восточной Сибири! В девятнадцатом веке они еще пасли оленей! Если б вы читали мою книгу под названием «Секреты сибирской истории»!..

Тут ведущий застучал стаканом по столу:

– К порядку, братия! Прошу вас быть вежливей! К тому же мы ушли от темы. Эдуард Кузьмич, ответьте своим критикам!

Любитель тамплиеров, ошарашенный, стоял все это время на трибуне и со страхом наблюдал происходящее.

– Ну… Я… – промямлил он. – Вообще, мне кажется… Арагва… Ангара… По-моему, это как-то связано с Граалем?

– Да какой еще Грааль?! – раздался женский голос. – Ангара, Ангора, Анкара – чего тут непонятного?! Истоки ведут в Турцию!

– В корне не согласен! Турки и грузины – это родственники, корни их в Сибири, не наоборот! Сибирь дала начало множеству народов! Так, индусы в V веке вышли из бассейна Индигирки, поляки – с Ляховских островов, французы – с островов Анжу, литовцы – с Вилюя, а город Вилюйск – это Вильнюс…

– Что за бред?! Французы происходят от славян!!!

– Не перебивайте! Я сбился. Вильнюс, Вильнюс… Ну, конечно, я забыл сказать про немцев! Немцы занимали территорию от Ямала до Колымы, пока не мигрировали в Германию в ходе великого переселения народов. Впоследствии их родичи, оставшиеся дома, стали называться ненцами, реку Ундину переименовали в Уяндину, а Зер Гут – в Сургут. Читайте «Загадки сибирской истории» – там все написано.

– Сил моих нет это слушать! – вскричал старичок, до сих пор не сказавший ни слова. – Какая еще Ангара?! Древнее название Грузии – Иверия. Испании – Иберия! Более того! Евреи, иврит – тоже родственные слова! Речь идет о народах одного происхождения! Сами посудите! И испанцы, и евреи, и грузины – волосатые брюнеты!

– То есть евреи убили царя Александра? – спросил удивленно ведущий.

Около секунды в зале было тихо. Зал обдумывал. За это время жалкий человечек на трибуне успел взвизгнуть:

– Тамплиеры! Иезуиты!

Его голос тут же затерялся в общем шуме.

– Да грузины вообще американцы! Вспомните штат Джорджию!

– Какое-то безумие!

– Читайте мою книгу!

– Кто вам, блин, позволил говорить о французах! Это мой доклад, тут я их изучаю!

– Не было Ледового побоища!

– Нет, было! Только бились там японцы и китайцы!

– В корне не согласен!

– Рюрик и Калигула – вообще одно лицо!

– О господи, да это просто дикость! Рюрик – это Ришелье и Петр Третий, а Калигула – двойник Ивана Грозного!

– Якуты – вот кто настоящие арийцы!

– Да идите к черту со своими рассуждениями!

– Что за догматизм?!

– Вы не смеете ломать мою теорию!

– Если вы со мной не соглашаетесь, я должен сделать вывод, что вы один из тех, официальных, якобы, историков!

– Попутчик! Жалкий прихвостень! Приспешник Скалигера!

– Вы масон! Я вас разоблачил!

– А сколько вам евреи заплатили?!

– Братия, смотрите, настоящую науку избивают! Отпустите меня! Черт, да хватит драться!

– Нет, наука – это я!

– А видел мой кулак? Сейчас ты по-другому запоешь, мошенник гнусный!

– Быстро говори, куда ты дел Грааль?!

– Я тебя, скотина, научу вести дискуссию!

– Глядите, мою книгу не читал – а все туда же!

– Ой, женщину не бейте! Все равно монголы были союзниками Руси! А-а-а-а!!!

Один из диспутантов бросил лапоть в оппонента. Промахнулся, угодил им в телекамеру. Весь зал – и, конечно, первокурсники матмеха – наблюдал за развитием событий, за тем, как спорщики хватали друг друга за волосы, пинали друг друга ногами и возили друг друга лицом по столу.

– Ой, как на Доме-7! – восторженно воскликнула девчонка, стоявшая возле Анны. Пара членов президиума бросилась к дерущимся разнять их, но получила тумаков и возмущенно принялась тузить обидчиков. Ведущий конференции, декан и остальные поспешили скрыться за кулисами.

– Как вы можете видеть на своих экранах, конференция пошла несколько не по плану!.. – комментировали журналисты в микрофоны, героически транслируя события и пытаясь что-то сообщить в эфир при общем шуме.

В тот момент, когда в конце концов приехала дружина (слово «полиция» вышло из моды уже давно), избитые «историки» забыли про грузин и про Александра, перейдя на обсуждение того, «откуду есть пошла руськая земля». Сибирский патриот кричал, что анты, о которых написал Прокопий Кесарийский в шестом веке, – это никакие не славяне, как считают застарелые догматики, продавшиеся Западу, а ханты. Именно хантыйские легенды стали основой создания истории России. Все ведь знают, что именно лживый немец Миллер приволок портфели с летописью русской. А откуда? Ну, конечно, из Сибири! Человек в потрепанном кафтане посоветовал якуту прочесть принадлежавшую ему интерпретацию Прокопия Кесарийского – исправленную, новую, правдивую, в которой антов нет, зато все явно указывает на инопланетные истоки русской нации.

– Лучше вы прочите мою книгу! «Непонятности сибир…»

В этот момент в зал и вошли дружинники.

Научный форум закончился.

34

Снег таял, вода проникала внутрь ботинок. Ноги отекли от долгой беготни. С утра градусник на улице показывал высокую по меркам апреля температуру, но Марина почему-то всё равно продрогла. В огромной толпе, шумящей вокруг, сзади, спереди, слева и справа, она, напрягая зрение, высматривала «своих» людей, чтобы занести их в блокнот, пересчитать, отчитаться… Господи, ну ведь просили же не разбегаться! Теперь разыскивай их по всей площади! Одни смылись домой, другие затерялись, а третьи, вместо того, чтобы помочь искать первых и вторых, докучают вопросами.

– Марина, а нам долго тут стоять?

– Марина, а что, правда, что английские масоны принесли Петра Первого в жертву своему еврейскому богу?

Кто бы мог подумать, что эта работа окажется такой тяжелой?

А началась новая полоса в жизни Марины с того, что подруга Светка уволилась из деканата, перешла на заочное отделение и устроилась на новую работу – на мелкую должность, зато в крупной корпорации. Вернее, нет, не так. Измученная неразделенной любовью, отвергнутая, разочарованная в Новгородцеве, еженощно видящая во сне полыхающее хранилище со скукоживающейся, чернеющей, словно зовущей на помощь подделкой злосчастного письма, Марина должна была как-то отвлечься. Ей нужны были новые впечатления, новые знакомства, новые интересы. Да и деньги не помешали бы. Тут-то Марина и встретила Светлану. Подруга ее изменилась, стала совсем взрослой, деловой, ее материальное положение заметно улучшилось. Больше всего поразила Марину профессиональная деформация, развившаяся у подруги буквально за пару недель, потрясающая, как у Душечки, корпоративная лояльность, заинтересованность в делах фирмы, о которой мечтает любой начальник. Работа позволила Светке совместить два, казалось бы, несовместимых свойства: с одной стороны, она из бедной студентки превратилась в полноценного, самостоятельного, материально независимого человека, с другой же – стала частью чего-то большого и сильного, необходимой и защищенной клеточкой гигантского экономического организма.

Марина почувствовала зависть. Она поняла, что тоже хочет устроиться на работу, превратиться в кусочек чего-то огромного, властного и обещающего успешный карьерный рост. В итоге Марина сделала то, о чем давно размышляла. Вступила в молодежную организацию «Даждьбожичи».

Нет, размышляла она, конечно, не о конкретной организации с языческим названием, появившейся два месяца назад на волне националистической истерии и рестраврационных настроений. В России и до этого существовали проправительственные тусовки для молодых карьеристов, плавно перетекавшие друг в друга по мере того, как эволюционировало государство. По мысли Марины, заинтересованно наблюдавшей за акциями этих союзов по телевизору, членство в них могло не только послужить определенной защитой от обвинения в поджоге, не только обеспечить благополучную будущность и приятное ощущение правоты, причастности к стороне-победителю, но и помочь познакомиться с молодым человеком, способным вытеснить из души тень Бори Новгородцева.

«Даждьбожичи» приняли Марину хорошо. Она проявила инициативу, рассказала об опыте работы в судьбоносном для страны хранилище архива, быстро обзавелась авторитетом среди товарищей и уже через месяц получила партийное задание. Марину взяли на работу в качестве бригадира политической массовки – именно так назывались люди, ходившие на платные митинги. Митингов было много. Ввиду бурных событий последних месяцев «Даждьбожичи» митинговали чуть ли не каждый день: то предавали анафеме вредных писателей, то громили посольства западных государств, то закидывали грязью памятники деятелям недостаточно славянского происхождения, то шумно заявляли поддержку новоявленному монарху.

Народ для политических массовок поначалу вербовался на родном факультете. На свой первый митинг Марина привела половину истфака. На втором уже присутствовали студенты родственного факультета международных отношений. На третьем появились ребята с биологического и матмеха. Подыскивая людей для акции по сожжению Пушкина и Толстого, Марина освоила интернет: оказывается, на сайтах, где подбирались статисты для кино, наемные хлопальщики для ток-шоу и исполнители ролей в судебные телефарсы, был специальный отдел и для политической массовки. Оставалось только разместить там свои координаты, назначить время и место, заготовить большую картонку с надписью «Марина. Митинг» и ждать. Постепенно сформировалась своя база митинговальщиков. При недостатке заявок на то или иное мероприятие можно было обзвонить посетителей прежних политических акций: их телефоны предусмотрительно собирались на каждой сходке. За нахождение в вертикальном положении в условленном месте в период проведения собрания платили от ста до трехсот рублей в зависимости от продолжительности мероприятия и финансового положения руководства.

Разумеется, митинги не состояли из одних наемников. Ходили на них и идейные, действительные «Даждьбожичи». Им, чтобы не было обидно, тоже давали деньги. Среди подопечных Марины члены организации числились наряду со временными платными «сочувствующими». В отличие от бывалых массовщиков, закаленных двенадцатичасовыми съемками на киностудиях, прошедших через горнило центрального телевидения с вынужденными задержками до двух-трех часов ночи, идейные «Даждьбожичи» были самой утомительной и наиболее капризной клиентурой. Это они приставали к Марине с вопросами:

– Марина, а скоро домой?

– Марина, а деньги когда?

– Марина, а почему мы не разгромили это консульство раньше?

Консульство Швеции, которое в этот раз осаждали молодые активисты правящего режима, не было разгромлено по двум причинам. Во-первых, шведы горячо приветствовали развенчание культа Петра Первого в России. Посол из Стокгольма выразил удовлетворение в связи с тем, что фальшивый император наконец-то получает по заслугам, пускай даже и посмертно. Он даже сообщил о том, что северный сосед готов бесплатно оказать помощь по демонтажу увековечивавших подложного Романова монументов: например, фонтана с Самсоном, разрывающим пасть льву. Вопросом о том, какие мотивы движут шведами в этом благородном жесте, «Даждьбожичи» не задавались. Второй же причиной того, почему консульство вотчины Бернадотов до сих пор было помиловано, являлось славное прошлое этой страны. Шведов воспринимали как родственников Рюрика, как варягов – именно так их последнее время и называла официальная пропаганда.

То, что сначала казалось плюсом, теперь превратилось в минус. Очистив страну от французов, немцев и англичан, отвергнув наследие греков, царь Дмитрий Первый задумался: а правы ли были наши предки, приглашая на русский престол скандинавов? И вот уже новости по Первому каналу рапортуют о грядущем пробуждении истинно русской, незамутненной чуждыми влияниями культуры. И вот уже именитые профессора (мужики с накладной бородой, вербовавшиеся все на том же сайте массовки) объявляют с телеэкрана, что призвание варягов было грандиозной ошибкой. И вот уже «Даждьбожичи», разбавленные для количества жаждущей ста рублей безработной молодежью, закидывают представительство Швеции централизованно закупленными яйцами и потрясают транспарантами «Варяги, гоу хоум!».

– Марина, а ты меня записала?

– Марина, а не подержишь мой плакат?

– Марина, а когда следующий митинг?

– Марина, а по поводу чего мы тут стоим?

Отвечать на глупые вопросы было некогда.

Да и неохота. За время нахождения в организации, особенно после того, как она стала пусть маленьким, но начальником, Марина, как и мечтала, обзавелась несколькими поклонниками. Увы, никто их этих ребят ей не нравился. Один был слишком юным, другой слишком циничным, третий слишком наивным. Никто из «Даждьбожичей» не шел ни в какое сравнение с Борисом! Но, видать, такова была расплата за приближенное к власти положение. А может, наказание за подделку документа и поджог архива?..

Переписав и пересчитав всех своих подопечных, Марина стала пробиваться к координатору митинга – бригадиру над бригадирами. Таковым был отнюдь не тот, кто сейчас, стоя на возвышении, декламировал в мегафон ругательные стишки про Рюрика и Трувора. И не тот, чья физиономия красовалась на сайте «Даждьбожичей». Координатор был человеком незаметным. Эффективный менеджер среднего звена и средних способностей, он, как правило, топтался где-нибудь в самой гуще толпы. Здесь, вне досягаемости телекамер, обычно и производились финансовые операции.

Выслушав отчет Марины о количестве приведенных голов и посмотрев составленный ею список, он вытащил из внутреннего кармана рассчитанную на всех сумму денег.

– Опять крупными! – вздохнула бригадир.

– Как будто не знала! Носи с собой мелочь, разменивай. Пусть тебе сдачу дают. В крайнем случае вон там, за углом, есть пивной ларек, где у продавщицы всегда есть полтинники и десятки. И вообще! – неожиданно разозлился координатор. – Скажи спасибо, что такими есть.

– А могло и не быть? – спросила девушка.

– Думаешь, у батюшки-царя бездонные карманы?! – огрызнулся начальник. – Со следующей недели членам организации митинги оплачиваться не будут. Наверху так решили. Хватит им из казны наживаться, пусть проявят патри… роднолюбие. Сознательность покажут. Только ты им пока что не говори, чтобы не разбежались!

– А бригадирам что?

– Вам пока так же, по полтиннику. Для массовки, наверное, тоже скоро понизят. Тяжелые времена настают, – констатировал координатор, пока Марина, кое-как поддерживая коленкой его портфель, расписывалась в лежащей на нем ведомости.

– Прочь, варяги!!! Убирайтесь за море, в свои земли!!! – загремело тем временем из мегафона. – Как мы вас позвали, так и прогоняем ныне!!! Грянемте песню, братия!!!

Толпа нестройно, безголосо и страшно фальшивя затянула написанную недавно придворными сочинителями роднолюбивую песню «Эй, славянка, двигай попой».

– Ладно, – буркнул начальник. – Ступай уже, что ли.

Марина, помогая себе руками, начала пробиваться обратно, в ту часть толпы, где стояли ее знакомые. На нее снова посыпались вопросы:

– Марина, а что, если я в туалет хочу?

– Марина, а меня покажут по телевизору?

– Марина, а на Селигер нас повезут?

– Марина, а кыштымский карлик тоже был засланцем тамплиеров?

– Марина, хочу свои денежки!

– Денежки после окончания, как обычно, – отозвалась бригадир. – За углом, возле трамвайной остановки. И прошу вас, готовьте мелочь!

– А сейчас, братия, – возвестил оратор. – Грянем трижды то, зачем явились! Да так, чтобы у ворога поджилки затряслись. ПРОЧЬ, ВАРЯГИ!

– Прочь, варяги! – крикнула Марина для порядка.

– ПРО-О-ОЧЬ, ВАРЯ-Я-ЯГИ! – загудели подопечные.

– Марина, у меня к вам разговор, – прошептал, как только отгремели лозунги, тщедушный очкарик, ярый поклонник монархического режима и один из неудачливых ухажеров. – Мы должны побеседовать один на один! Это зело важно!

«Опять будет звать в кино или на прогулку», – уныло подумала Марина. Мало ей головной боли, теперь еще придумывай, как отвязаться от этого ботаника!

Митинг кончился, очкарик ждал Марину у трамвайной остановки.

– Может, потом? – без особой надежды спросила бригадир. – Знаете, у меня ноги промокли! Хочется домой, быстрее согреться и лечь в кровать.

– Я вас не задержу! – заволновался поклонник. – И обещаю не докучать! Видите ли, мне просто необходимо поделиться с кем-нибудь своими думами! Можно вас проводить?