Текст книги "Квадратные метры хитрости"

– Знакомая.

Нехорошее предчувствие уже посетило меня, но я старалась не думать о плохом.

– Леонида убили. Вы можете сейчас подъехать для опознания? У трупа с собой документов нет.

– Конечно, – обреченно сказала я, – куда?

Я вызвала такси. Руки тряслись. Мысли путались. И я держалась за надежду, которая, конечно, была призрачной. Вдруг это не Леонид, вдруг это какой-то другой мужчина, у которого случайно оказался телефон Леонида?

Следственная бригада еще не уехала с места убийства. Меня пропустили за ленту ограждения. Передо мной откинули что-то пластиковое, черное, чем был прикрыт труп…

Да, это был Леонид. Но как меняет человека смерть! Впрочем, я плохо знала этого осокинского сотрудника. Видела несколько раз – и только. Может быть, он и при жизни всегда был таким – сосредоточенно-отрешенным и спокойным. Не знаю. И уже никогда не узнаю.

– По какому делу вы звонили этому гражданину? – голос следователя донесся до меня словно издалека, откуда-то сверху, из небытия.

– Это Леонид Барабаш. Отчества не знаю. Сотрудник детективного агентства моей подруги Ирины Осокиной. Я хотела узнать, нет ли новостей об Ире, – сказала я и не узнала свой голос. Он был металлический, неживой. – Ее похитили позавчера. Позавчера? Не помню. Недавно.

Я, действительно, не могла сосчитать дней. Сколько их прошло? Что можно было в них поменять?

– Похитили? Кого?

– Мою подругу. Ирину Осокину. Подробности вам лучше узнать в полиции. Ее муж подал заявление.

Я дала Кикины координаты и, наконец, решилась спросить:

– Как его убили, Леонида?

– Его задушили. Веревкой. Видимо, напали сзади.

– Когда?

– Часов пять назад.

Значит, рано утром. Что делал Леонид рано утром в этом районе? Может быть, он живет поблизости, шел домой? Ирка говорила, что вся ее команда будет заниматься разоблачением квартирной мафии. Следил за кем-то? И этот кто-то заметил слежку и решил таким образом от нее уйти? Леонид узнал что-то, и это что-то стоило ему жизни?

Глава 6

Иркин телефон все не откликался. Я добралась домой.

Антон уже вернулся. Мрачный, как рассвет перед расстрелом. Хотя для рассвета перед расстрелом еще возможны варианты. Здесь их – не было. У меня, как легко понять, настроение было не лучше. Но мне не хотелось рассказывать Антону об убийстве. Скажи я сейчас Антону, что меня не было дома с утра пораньше, потому что я поехала опознавать труп, – он воспринял бы это как оправдание. Или еще хуже – как шутку. Возможно, даже в его глазах это выглядело бы нелепостью. Мне не хотелось скоморошничать. И я не хотела оправдываться. У меня просто не было на это сил.

Но – тем не менее – я собрала все свое благодушие в кулак и встала навстречу пытке. То, что она будет, – я не сомневалась.

– Антон, – слабым голосом позвала я, – Антон…

Ответом мне было злобное молчание.

Мотька радостно прыгала вокруг Антона – он грубо отпихнул ее.

«Все-таки он недобрый», – подумала я как-то отстраненно, как о чужом.

Мне вдруг показалось, что вижу этого человека, Антона, в первый раз. Скошенный подбородок, приободренный и скрашенный бородкой. Бесцветные глаза в обрамлении нависших век и мешков. Выражение лица – довольно тупое.

Наверное, Антон тоже смотрит на меня, как в первый раз. И тоже не видит ничего хорошего – только плохое. А во мне ведь есть и хорошее, и плохое – как и во всяком человеке. И в Антоне – тоже.

Я оделась и пошла гулять с собакой. Был ясный осенний денек, чуть припорошенный снежком – свежим и чистым. Незлопамятная Мотька шустро перебирала своими коротенькими лапками, радовалась жизни. Я брела за ней и всем сердцем хотела быть такой же наивной и великодушной.

Позвонила Инга. Спросила:

– Как дела?

– Хорошо. А у тебя?

Я же понимаю, что ее не интересуют мои дела. Может быть, интересуют, конечно. Но она, как и я, понимает, что мне слишком долго рассказывать незнакомому человеку о том, как у меня дела. Слишком издалека придется начинать повествование.

– Сегодня меня порадовало мое подсознание, – сказала Инга, – Всю ночь какая-то ерунда снилась. Типа сравнивала Самсунг с айфоном. У Самсунга выходило, что камера лучше и дисплей. Вообще-то я сны очччень редко запоминаю. А тут запомнила. Это мне знак: то, что я все время думаю о Роберте и о ситуации, – исключительно дело моей «силы» мысли. А подсознание мое давно уже занято другим…

– Конечно, – обрадовалась я, – конечно, надо думать уже о сегодняшнем дне! У тебя все еще впереди, Инга! Все будет хорошо, вот посмотришь!

– …И еще его подлость была в том, что он ни разу не сказал мне: Инга, тебе надо кем-то становиться здесь, тебе надо что-то делать. Ему было удобно то, что я – содержанка. Мне, правда, это тоже было удобно. В этом моя ошибка. Но я должна, должна была понять, что ему удобно то, что я – содержанка. И насторожиться! Взбивать сметану. Но он не сказал. Подлый, подлый… Я принимала его подлость за заботу. Это так хорошо, когда о тебе кто-то заботится.

– Да, – эхом отозвалась я.

…Я это очень хорошо понимала. Я бы сейчас тоже хотела, чтобы обо мне кто-то заботился. Но – некому. Антон… О нем даже думать не хотелось. А ведь когда-то была и радость в нашей с ним жизни….

– Я вернулась в социум через двадцать лет, – говорила Инга скорее себе, чем мне, – в нем теперь очень много фальшивых людей… Спасибо тебе, Ольга. Ты – человек. Ты все это слушаешь. И даже сочувствуешь мне.

– Когда ты вернешься в Москву, мы будем дружить.

– Да, – эхом отозвалась Инга.

– Инга, надо написать заявление в полицию. Чтобы тебя признали потерпевшей, чтобы злодей ответил за все!

– Злодеи господствуют на свете, – сказала Инга мрачно.

– Так надо с этим бороться!

– Я не буду. У меня нет сил.

– Но ты только напиши заявление, а бороться будут правоохранительные органы!

– А, ты об этом… Нет, я не буду писать никаких заявлений.

– Почему?

– Мне не до этого. Знаешь ли ты, как тяжело пережить предательство? И возможно ли вообще его пережить?..

…Котенок опять сидел на книжной полке, спасаясь неизвестно от кого.

– Антон, – снова попыталась я наладить отношения.

Но безуспешно. Антон молча собрался и ушел.

Я вдруг почувствовала себя абсолютно беспомощной. Можно даже сказать, беспомощность моя встала передо мной во весь свой исполинский рост и злобно, скалясь, смотрела на меня. Глазами Антона. Недоброжелательными глазами Антона.

Но надо все же как-то функционировать. И я набрала секретный Иркин телефон. На этот раз он отозвался.

– Как дела? – безвольно спросила я.

– Все хорошо. Операция прошла успешно.

– Я рада.

– Почему это никак не отражается в твоем голосе?

– Леонида убили сегодня ночью.

– Кого?

– Леонида. В районе Курского вокзала. Что он там мог делать?

– Где?

– Что он там мог делать?

– Он должен был следить за Красавиным. Красавин все время в бильярдной на Марксистской торчит. Но Марксистская далеко от Курского… Или Славик должен был следить за Красавиным? А Леонид должен был следить за тем, кто звонил Марго в день убийства. Я уже запуталась.

– Так распутайся, черт тебя побери!

– Я не могу сейчас, я вся перевязанная, – заплакала Ирка.

– Хорошо. Я это выясню. Давай, приходи в себя. Я у Славика спрошу.

– Откуда ты узнала? Ну, что Леонида убили?

– Я ездила опознавать его труп. Позвонила утром, а трубку взял полицейский. Его же надо похоронить, Леонида. У него родственники есть?

– Жена бывшая.

– Понятно.

Ирка плакала.

– Не плачь, – сказала я, – похороны всегда не вовремя. И смерть.

Я выпила кофе и спустила с книжной полки несчастного безымянного котенка. Мотька тут же закружилась вокруг него, радостно поскуливая. Я поймала себя на том, что смотрю на них и улыбаюсь. У меня тут человека убили (и уже не одного), а я улыбаюсь. Вот так и меня убьют, а окружающие люди будут продолжать улыбаться. Я живо представила себя лежащей в виде раскинувшего руки трупа. И Антона, Ирку и Кику, склонившихся надо мной и улыбающихся.

«В конце концов, – подумала я, – все когда-нибудь кончается. Эта история кончится тоже. Должна кончиться!»

Когда позвонил Костя, я уже знала, что он мне скажет. Вчера я переслала Косте фото Тимофея.

– Где нашли? – только и спросила я.

– В лесополосе. Недалеко от Шереметьева. Без документов. Опознали по приметам. Был задушен.

– Значит, встречали прямо в аэропорту. Когда?

– Вчера. Не связывалась бы ты…

Вчера. А позавчера я начала искать Тимофея и поехала в его квартиру. Да «после» – не значит «вследствие». Конечно, конечно…

– Поздно, Костя, я уже связалась, – сказала я уныло, но бодро добавила: – однако надеюсь на твою помощь. Кроме тебя мне некому помочь, ты же знаешь.

– Камера в подъезде в тот день не работала.

– Было бы странно, если бы работала. А камеры вокруг? Есть же еще какие-то камеры?

– Наверняка есть, но послушай…

– Костя, сегодня ночью убили Леонида Барабаша, сотрудника сыскного агентства Ирины Осокиной. Костя, в этом деле уже три трупа. Четыре, если считать смерть алкоголика Закопяты. Как-то долго чухаются наши правоохранительные органы, ты не находишь? Причина смерти Маргариты Никандровой?

– Отравление.

– Что?

– Отравление.

– Костя, пожалуйста, выясни про камеры вокруг. Своими ногами Никандрова пришла в квартиру? Выясни, если ты мне друг! И вообще, когда кого-то убивают – первым делом подозревают мужа. Или жену. А не Ирку какую-то Осокину.

– До связи, – обиженно сказал Костя и отключился.

Вчера еще мы долго сидели с Василием, и он тоже отговаривал меня заниматься этим расследованием. Хорошо им всем меня отговаривать. В их устах это звучит очень просто: не занимайся этим, не влезай. Но к реальности все этим увещевания не имеют никакого отношения. Надеюсь, мужики это поняли. А может, и нет. Но я постаралась все же донести до них мысль: поздно не влезать, невозможно не влезать. Даже уже и опасно выйти из игры. Если выйду – злоумышленники еще чего доброго решат, что я до чего-то докопалась. И устранят меня, как опасного свидетеля. А я не докопалась! Вообще ничего не понимаю! Так зачем же меня устранять? Абсолютно бесполезное это занятие – устранять меня, пребывающую в полном неведении.

Василий выяснил, что по первому своему делу Синицын отбывал наказание вместе с Борей Крахмалом.

– Но тебе это ни о чем не говорит. Боря Крахмал тоже уже откинулся, вернулся в Москву.

– …И?

– Вряд ли не у дел, – сказал Василий, – но если они взяли твоего Синицына в свою компанию – дело у твоей Осокиной – не очень хорошее. Тухлое даже, можно сказать, дело. Я труп имею в виду. Не отмоется.

– А я верю в правосудие! – возвестила я. – И в справедливость!

Василий печально посмотрел на меня и погладил по голове.

Мне надо было ехать по пятому адресу. Но я не поехала! Я решила встретиться со Славиком, прижать его к стенке и выпытать у него все подробности. А именно: за кем они с Леонидом следили в последнее время. Не чахнуть же в невеселых мыслях дома? Поехала на метро. Вспоминала вчерашний разговор с Василием и все больше и больше понимала, что он прав. Впрочем, это было несложно. На фоне моей тотальной неправоты и легкомысленного влезания в эту запутанную ситуацию – прав был бы даже ребенок, внявший советам родителей не совать два пальца в розетку с током.

Но поздно уже переживать. В конце концов, я ни за кем не слежу. Я просто предупреждаю людей об опасности. И все. Главное – остановиться на этом!

А тут еще Антон! Со своей неуместной ревностью! С его какой-то жесткой недоброжелательностью по отношению ко мне. Разве я этого заслуживаю? Хотя, если, конечно, посмотреть на мое поведение со стороны… Но Антон ведь не со стороны. А ведет себя, как чужой человек. Может быть, рассказать все же ему правду? Открыть глаза на действительность? Я даже прокрутила в уме свой спич. Но как-то все нелепо выходило, как-то глупо и надуманно. К тому же нельзя раскрывать местонахождение Ирки – теперь я полностью осознала, что ей грозит реальная опасность. И чем меньше людей знает, где Осокина находится, – тем лучше.

Метро – в отличие от городских магистралей – было пустынно в этот час. Наверное, поэтому мне бросился в глаза этот парень в неприметной черной куртке. Он шел за мной, как привязанный. Я специально поменяла два поезда – в обоих вагонах рядом со мной оказывался этот парень.

Мне стало не по себе.

Злодеи уже стали убивать. Причем уже давно стали убивать: труп Маргариты Никандровой – тому свидетель. Возникла мысль о муже Маргариты. А вдруг – это он убил свою жену? С людьми же случается – не зря первым делом мужей подозревают.

Если, предположим, убьют меня – будут подозревать Антона. Найдется ли человек, который ему посочувствует в этот непростой момент его жизни?.. Меня ведь уже не будет рядом. Боже! Какая чертовщина лезет мне в голову! И вообще, хватит думать о муже Марго! Я не буду так глубоко влезать в это дело! Пусть убийства расследуют компетентные органы! А я, я даже не детектив! Я только подруга детектива. И все.

Я вышла на первой попавшейся станции, долго плутала по улицам. Парня в черной куртке вроде больше не видела. Но на встречу со Славиком, конечно, опоздала.

Мне надо было сказать Славику о Леониде. И я сказала. Славик уже знал. Я не стала спрашивать – откуда.

– Ты знаешь, почему Леонид оказался ночью возле Курского вокзала?

– Он сменил меня. Мы дежурили возле дома, где жил человек, который звонил Маргарите Никандровой в день убийства.

– Что за человек?

– Мы даже не были уверены, что это нужный нам человек. Но на него зарегистрирован номер, с которого Маргарите звонили за час до убийства.

Кто еще мог звонить Марго в тот день? Даже у меня два телефона. А у женщины, которая ищет личного счастья из-под живого мужа, их вообще может быть несколько. Телефонов в смысле.

– Вы что-то узнали про него? Кто он?

– У соседей поспрашивали. Проследили за ним вчера до работы. Сотрудник банка. Ничего особенного.

– Видимо, все-таки особенный. Почему именно Леонид пошел следить за ним?

– Я сменился вечером. Поехал спать, – с вызовом сказал Славик.

Спать – так спать.

– Как же ты теперь будешь один?

Славик молчал.

Я поколебалась немного. Но все же решилась:

– Рассказывай, за кем еще следили?

Славик тоже поколебался немного, глядя мне в глаза оценивающе. Но все же отчитался:

– Красавин успел прописать на Остоженке двоих. Их выписали, конечно, тут же, как только квартира вернулась законному владельцу. Но личности имеются. Установлены.

– Как вы их нашли?

– Телефон был зарегистрирован на одного из них. Второго установили путем визуального наблюдения за первым.

– Почему мне адвокат Наталья об этом не сказала?

– Наверное, тоже не хотела, чтобы ты так глубоко в это влезала.

– Подробно рассказывай.

Славик рассказывал, а я ругала себя за то, что не могу остановиться в познании подробностей этой истории. Первые люди за такое любопытство и были изгнаны из рая. А ведь честно предупреждали: не надо яблоко жрать. Я слушала Славика и просто чувствовала на губах вкус того самого райского яблока, которое обернулось адом. А я ведь давала себе слово, что не дам меня втянуть по уши в эту историю. Но после убийства Леонида все мои жалкие потуги остаться в стороне уже не имели никакого смысла. Просто не получится остаться в стороне.

– Есть их фотографии? – спросила я.

Славик нашел фото в своем телефоне. Фото, снятые во время слежки, были крайне нечеткие. Но были и фото с паспортов. С ними тоже дело обстояло не айс. Если уж Ирка смогла улечься в клинику по моему паспорту… Вообще, фото на паспорте – это отдельный жанр изобразительного искусства. Если нужно представить себе, каким человек не может быть – никогда, ни при каких обстоятельствах, – сними его на паспорт. Во-первых, там у всех вид глупый, во-вторых, напряженный и совершенно непохожий.

Ожил мой телефон. Экстрасенс пробивается сквозь эфир и мироздание. Вот совершенно не хочется вступать с сенсом в вербальный контакт. Отправила эсэмэс: «Не могу сейчас разговаривать. Как дела?»

Славик заглядывается на мой дисплей. Прямо шею вывернул. Видимо, тоже прочел ответ: «Я провел обряд воссоздания силы. По древнейшим канонам. Дела ваши должны пойти в гору. Пошли?»

«Да!» – не хотелось расстраивать человека, все же он старался. Сенс разразился множеством жизнеутверждающих смайликов.

Я молчала, думая о том, что только что услышала от Славика.

Славик тоже напряженно что-то обдумывал.

Впрочем, о чем может думать человек, у которого только что убили если не друга – то коллегу?

– Славик, вы следили за мужем Маргариты? Уже после того, как ее убили?

– Нет.

– Почему?

– Не было указаний.

– Ладно, – сказала я, – ты, Славик, иди. Я уже сама доберусь.

Едва я добралась до дома, даже не успела раздеться, как раздался звонок в дверь.

Я могла бы, конечно, сделать вид, что меня нет дома. Но не сделала я такого вида.

На пороге стояли двое. И почему-то сразу было заметно, что они – при исполнении. Было в них некое спокойствие, граничащее со скукой привычной рутины.

– Ольга Алексеевна Звонарева? Проедемте с нами. Необходимо, чтобы вы дали показания.

– Я арестована?

– Нет, что вы, но проедемте. Не забудьте взять с собой паспорт.

– Паспорт? А у меня его украли. Я как раз собиралась ехать в полицию подавать заявление.

Служивые переглянулись.

– Пожалуй, – сказала я, – я позвоню адвокату.

И набрала Наташу. Обрисовала ей ситуацию. Служивые назвали ей адрес, по которому меня сейчас повезут.

Ехали мы по пробкам долго. Я не задавала вопросов. Зачем? Все равно на них мне никто не ответил бы. Старалась думать о хорошем. О том, например, как мы с Антоном поедем следующим летом на море. Но хорошее это разбивалось о плохое. Как я поеду куда-нибудь с Антоном, когда он едва переносит меня, а я его? Разве это будет радостно – ехать куда-нибудь нам вдвоем? Тогда я начала думать просто о море. Поеду одна, буду плескаться, валяться на солнце. Оно будет отражаться бликами в воде. Я буду смотреть на воду – она успокаивает. Я буду греться на солнце – оно будет ласковым.

Ситуация вообще-то была ужасная: меня везут на допрос. Если бы мне кто-нибудь когда-нибудь сказал, что так будет, – я содрогнулась бы. Но странным образом оказавшись внутри этой ужасной ситуации, я не испытывала ничего особенного. Ну, допрос – так допрос. Как сам собою разумеющийся факт моей жизни. Моей сегодняшней жизни. Которая, конечно, еще не кончилась, но продолжает нестись под откос. Моя безрадостная жизнь. И мне даже было не жалко себя. Потому что все, что происходило со мной, – было за дело и поделом. А ведь меня предупреждали умные люди!

Наталья приехала почти сразу. Не успела я зайти в кабинет и осмотреться, как ворвалась Наташа и ласковым голосов попросила назвать ей причину моего привода в следственный комитет.

– В рамках уголовного дела, – заявил ей следователь.

Он был строгий, этот Евгений Степанович Ромашов, как он представился. Вряд ли в миру – душа компании. Уж слишком правильный и четкий. На таких друзья надеются, но смеются шуткам других.

– Я могу переговорить наедине со своей доверительницей?

Мы вышли в коридор.

– Что ты натворила? – строго спросила Наталья.

– Честное слово – ничего.

– Следственный комитет занимается убийствами.

– Убили сотрудника Иры Осокиной Леонида. Я опознавала труп.

– Убили при тебе?

– Нет. Я позвонила по телефону Леонида, а там – следователь. Сказал: подъезжайте. Я и подъехала…

– Понятно. Никаких своих догадок не излагай! Слышишь, никаких. Если не знаешь – так и говори: я не знаю. Поняла?

Я кивнула. Вполне уверенно. Потому что я, действительно, ничего не знала.

– Пошли.

Допрос начался. Я подписалась под тем, что предупреждена и не буду давать ложных показаний, а если буду – меня постигнет кара.

Первый вопрос, конечно, касался моего паспорта.

Я сказала, что потеряла паспорт. Порывалась прямо в тот же момент написать заявление. Но следователь махнул рукой. Как они, однако, здесь легкомысленно относятся к удостоверениям личности государственного образца!

В сумке оказались права. Меня идентифицировали по ним.

– В качестве кого допрашиваете мою доверительницу? – спросила Наташа.

– В качестве свидетеля, – ответил следователь и многозначительно уточнил: – пока. Итак, Ольга Алексеевна, вам знаком Тимофей Арнольдович Поднебесный?

– Нет.

– Тогда каким образом вы оказались такого-то числа… текущего года в его квартире?

Я посмотрела на Наташу. Она кивнула.

– Являясь помощником адвоката, обходила квартиры, на которые покушается мошенник Красавин. Между прочим, на него заведено уголовное дело. А гражданина Красавина все еще не вызвали на допрос. В отличие от меня, ни в чем не повинной! – не преминула добавить я.

Мы с Наташей сидели рядом, и она довольно больно двинула меня локтем в бок. Из чего я сделала вывод, что говорю что-то не то. А что? Это чистая правда! Я же только что подписалась: говорить правду и только правду! Я и говорю.

Я подробно изложила все нюансы своего визита в квартиру Тимофея.

– Вы звонили Тимофею Арнольдовичу Поднебесному?

– Да.

– С какой целью?

– Все с той же. Предупредить его, что на его квартиру покушаются!

– Вы связывались с клубом «Барокко», в котором работал Тимофей Поднебесный?

– Да.

– С какой целью?

– Тимофей не подходил к телефону. Я подумала: может быть, у него сменился номер? Может быть, в клубе знают, как с ним связаться.

– Вы попросили прислать вам фото Тимофея Поднебесного. С какой целью?

Я посмотрела на Наташу. С какой целью? Мне не хотелось впутывать сюда оперуполномоченного Костю. Что я скажу? Что просила своего знакомого выяснить, не убили ли Поднебесного?

Не скажу я этого.

– Не знаю, – сказала я.

Следователь хмыкнул:

– То есть вы отказываетесь называть причину?

– Ничего я не отказываюсь! Попросила – и все. На всякий случай.

– На какой случай?

– Всякий.

Что-то мне это все перестало нравиться. И Наташа сидела какая-то напряженная.

– Сегодня вы позвонили по телефону Леонида Александровича Барабаша. С какой целью?

– Я хотела узнать, нет ли сведений об Ирине Осокиной. Леонид – сотрудник ее агентства. Был.

– Вы предполагали, что Барабаш имеет сведения о местонахождении Ирины Осокиной?

– Предполагала.

– Откуда у Барабаша могли быть сведения о местонахождении Ирины Осокиной?

– Не знаю. Ну, просто позвонила поговорить. Вдруг что-то выяснилось?

– Как давно вы знакомы с Леонидом Барабашом?

– Недавно. Не помню.

– Вы его хорошо знали?

– Нет. Несколько раз видела.

– Почему вы позвонили именно ему?

– Не знаю.

– Что вам известно о похищении гражданки Осокиной?

– Ничего.

– Как давно вы с ней знакомы?

– Сто лет.

– Понятно, – сказал следователь, не глядя на меня, – подпишите, пожалуйста, протокол.

– Уже?! – обрадовалась я и подписала.

– А теперь – подождите меня здесь минутку. Надо уладить кое-какие формальности.

Следователь вышел.

– Ну, как? – спросила я Наташу.

Она была мрачна.

– Что-то не так?

– Посмотрим.

Следователь вернулся небыстро. Протянул Наташе бумагу. Наташа прочла и насупилась.

– Это постановление о привлечении вас, Ольга Алексеевна, в качестве подозреваемой. Ознакомьтесь.

– В чем подозреваемой?

– В убийстве Поднебесного Тимофея Арнольдовича.

– Что?!

Остальное было, как во сне. Я вообще перестала соображать. Я в спокойной-то обстановке – что греха таить? – туго соображаю. А тут вообще растерялась. Меня обвиняют в убийстве! Как это уложить в голове?

Следователь заполнял протокол. Я отвечала на те же вопросы:

– Вы связывались с клубом, в котором работал гражданин Поднебесный. С какой целью?

– Вы попросили прислать вам фото Тимофея Поднебесного. С какой целью?

– Где вы были сегодня с ноля часов до пяти часов утра?

– Дома.

– Кто может это подтвердить?

– Муж. Ой, нет, не муж. Мужа дома не было.

Я отвечала и понимала, как неубедительно звучат мои ответы. Да я сама себя уже подозревала! Закралась предательская мысль: рассказать всю правду про то, зачем мне нужна была фотография Тимофея, про Костю. Но я тут же ее отринула. Я не могу подводить Костю. В конце концов, я не убивала! Вообще никого, а не только Тимофея Поднебесного. А Костя мне еще пригодится. И вообще, неизвестно, какие неприятности ждут Костю, если выяснится, что он делится оперативной – возможно секретной! – информацией с посторонними. То есть я-то не посторонняя Косте. Но никто об этом не знает. Нет, я не выдам никого. Разберутся, в конце концов. Есть же правосудие на свете! Обвинение в убийстве – очень серьезное обвинение. Его еще надо доказать!

– И что же, вы считаете, что я задушила Тимофея Поднебесного? Вот этими вот руками? – сказала я, продемонстрировав свои верхние конечности.

– Откуда вы знаете, что Поднебесного задушили? – следователь поднял на меня тяжелый взгляд. Так тяжело на меня давненько никто не смотрел. И вообще – не припомню: смотрел ли кто-нибудь когда-нибудь так тяжело.

Наташа тоже посмотрела на меня. И тоже как-то мрачно.

А я старалась не думать о плохом. А что мне еще оставалось делать?!

Вспомнила почему-то, как вчера меня гладил по голове Василий. При моих словах о правосудии и справедливости. Да, я в них верю!

Подписка о невыезде.

Я подписала.

– Я очень вам, советую, Ольга Алексеевна, являться на допрос по первому требованию, – сказал следователь и посмотрел на меня, как солдат на вошь.