Текст книги "Квадратные метры хитрости"

Я еще раз прошлась по комнатам, заглянула на кухню… Внимательно все рассматривала. Ну, да. Конечно. Вот она. Прямо напротив входной двери – глазок камеры. А я все голову ломала – почему так быстро появились полицейский и «сосед», когда мы в первый раз приходили сюда?

Да… А если эту камеру установили позже? Тот человек, который слушал здесь музыку? Может быть, он ее и слушал не в наушниках, чтобы проверить, как слышен звук? Тогда здесь должны быть еще и жучки. А если эту камеру установили правоохранительные органы? Вот будет номер-номериссимо: подозреваемая в убийстве Тимофея Поднебесного зачем-то приходит в его квартиру. Второй раз, между прочим.

Да… Ладно. Сама не буду эту тему поднимать, а если спросят – скажу как есть. Меня позвала сюда соседка Нина Васильевна. Правду говорить легко.

– Когда похороны? – спросила Нина Васильевна.

– Не знаю.

– Так отпеть же надо. Он в нашу церковь ходил…

Я шла по прихваченным морозцем островкам лужиц. Мне не давал покоя вопрос: зачем Тимофей прилетел в тот день в Москву? Его кто-то вызвал? У него были какие-то дела здесь? Я все же позвонила Косте. Хоть он мне много раз и намекал, да что там? – прямо говорил, что я его подвожу под монастырь, – но иного выхода не было. А надо было узнать, прилетал ли Тимофей хоть раз в Москву за эти три года?

– Костя, на тебя одна надежда.

– Я занят.

– Меня посадят в тюрьму.

– Хорошо. Давай через час. В том же кафе.

Я честно рассказала Косте, что мы сегодня с Ниной Васильевной проникли в квартиру Поднебесного. И про все остальное – тоже.

Костя смотрел на меня с возмущением.

– Костя, на тебя одна надежда, – повторила я, как заклинание.

– Ни документов, ни телефона при Поднебесном найдено не было.

– А ключи?

– Ничего найдено не было. Я его нашел среди неопознанных по фотографии, которую ты прислала.

– Но кто-то был в квартире! Ты понимаешь?

– И что? Ты говорила, что кто-то там и до этого чаи гонял.

– Да. Вот поэтому надо узнать, прилетал ли Поднебесный в Москву за последние три года, – я умоляюще прижала ладошку к ладошке.

Костя вздохнул и вдруг внимательно посмотрел на меня:

– Почему ты не спрашиваешь, кто звонил Тимофею в день убийства?

И тут меня осенило! Ну, конечно, следствие знало, кто звонил Тимофею. Я – в том числе. И билдинг, билдинг… Но с таким же успехом все заинтересованные лица – а они были, я не сомневалась – знают и о моих перемещениях. Представляю, как они ржут в голос, когда я плутаю по переулочкам в надежде сбить их со следа!

– Костя, за мной следят, – озвучила итоговую мысль.

– У тебя паранойя.

– Это тот самый случай, когда она не значит, что за мной не следят.

Домой идти страшно не хотелось. Но – не ночевать же на улице! Можно, конечно, зайти по-соседски к Поли. О! Идея!

Я набрала номер:

– Поли, поехали сейчас со мной? Куда-куда. В клуб «Барокко», например. Тусоваться.

– А тебе туда можно? – настороженно спросила Поли.

– Почему нет?

– Ну, не знаю…

– Ты не веришь в мою невиновность?

– Хорошо. Буду там через полчаса. Я в «Барокко» всех знаю. Выступала там когда-то.

Вот что значит настоящая подруга! И сообразительная. Не тормоз какой-нибудь, как Ирка.

Надо, конечно, позвонить адвокату Наташе. А что звонить? Я знаю, что она скажет. А если не позвонить – она ничего и не скажет. Может быть, удастся с кем-то поговорить о Поднебесном, что-то разузнать. В конце концов, это не преступление – прийти вечером в клуб. Пусть даже и в именно тот, где работал человек, в убийстве которого тебя обвиняют. Тем более, всего лишь подозревают пока. К тому же – снявши голову по волосам не плачут – я только что побывала в квартире Тимофея Поднебесного. Если камеру в ней установили правоохранители – мне вообще уже нечего терять. Но что-то мне подсказывает, что не они установили. Так или иначе – я скоро об этом узнаю. На очередном допросе. Кстати, что-то они не торопятся меня вызывать и припирать к стенке. Это только в кино и в книжках полицейские ночами не спят, расследуя убийства. В реальности – все по-другому. Меня же на второй допрос не вызвали. Правда, я нажаловалась и Косте, и Василию на идиотизм наших правоохранительных органов. Возможно, их (правоохранителей) бездействие связано с этим.

Я вошла в «Барокко» и сразу поняла: пока я пурхаюсь в трупах и непонятках, как какое-нибудь дитя подземелья, – в мире существует совершенно другая жизнь. И она бьет ключом! Искрится радостью и весельем. Переливается всеми красками счастливой беззаботности. Энергично предается всем прелестям расслабления организма – от танцев до употребления спиртных напитков.

Вова встретил меня в дверях и проводил к столику для випов, где уже потягивала коктейли веселая компания, включая Поли. На ней блестело все – начиная от туфель и кончая роскошной фиолетовой шевелюрой.

– Познакомьтесь, это Ольга. Ольга, это – Дэн – арт-директор клуба, это – Влада – помощница Дэна.

Дэн и Влада радостно мне заулыбались.

– Много о вас слышали, – сказала Влада.

– Да? – почему-то испугалась я.

Ребятки с улыбкой смотрели на меня. Улыбка была доброй. И светской.

Дэн – крашеный блондин с модным залакированным хохолком а-ля птичка. Влада – натуральное ангелоподобное создание: голубые глаза, нежно-розово-зефирная кожа, русые волосы локонами до плеч. Было им лет по тридцать. И сразу было видно: они – пара, у них отношения не только служебные. Но, может быть, это я придумала? Почему? Потому что они очень подходили друг другу? Или потому, что сидели слишком близко друг от друга?

С тех пор как у меня разладились отношения с Антоном, я стала обращать внимания на пары. Я везде их замечала – идущих, взявшись за руки, по улице, нежно целующихся на остановках, просто разговаривающих. Мне было приятно на них смотреть. И грустно немножко.

– Поли, ты споешь сегодня? – умоляюще сложил ладошки Дэн. – Хоть одну песню. Пожалуйста!

Поли долго уговаривать не пришлось. Петь она любила. Пошла за кулисы готовиться. Морально.

– Поли о вас нам рассказала, – говорила, пытаясь перекричать музыку, Влада, – вы же переводите романы? Итальянские? Любовные?

– Иногда.

Ребятки рассмеялись.

– Есть отличия между итальянской любовью и русской? – спросил Дэн.

– Только стилистические.

– А по сюжету?

Я призадумалась. Любил – разлюбил. Или любила – разлюбила. Вот и весь сюжет. Нет, на пути к счастью нюансы, конечно, встречаются. Но я не стала учить молодежь пессимизму:

– Все всегда очень драматично. Но ведь любовь того стоит?

Влада как-то странно на меня посмотрела. Или мне показалось? Как-то изучающе. Излишне напряженно для легкой светской болтовни.

Повисла пауза.

– Когда будет Поли? – спросила я, чтобы не молчать.

– Сейчас-сейчас! О! Поли! Это наша жемчужина! Когда-то нашему арт-директору стоило больших усилий ее заполучить, – голос Влады журчал, словно весенний светлый ручей.

– Тимофею?

– Да, вы его знали?

– Нет, к сожалению. То есть видела, наверное, у Поли. Не помню…

– Представляете?! Его убили!

– О!

– Ужасно!

– Да! – поддакнула я и спросила зачем-то: – Как это случилось?

– Мы не совсем в курсе, – сказал Дэн, – Тим прилетел в Москву, по пути из аэропорта… Таксист, наверное…

– Но это очень легко установить, если таксист… его личность легко выясняется.

– Если только это был не частник.

– Вот я всегда говорю – нельзя связываться с левыми водителями – там сплошной криминал, – всплеснула руками Влада.

– Почему Тимофей прилетел в Москву? У него были какие-то дела?

– Никто не знает, – пожал плечами Дэн, – в клубе, во всяком случае, у него точно дел не было.

– Что он вообще делал в Германии, Тим? – спросила я. – Любовь?

– Мы не общались, – сказал Дэн.

– Тимофей ни разу не звонил, когда приезжал в Москву? Не заходил? – удивилась я.

Мне показалось, что Влада смутилась. Показалось?

– Мы были в общем-то незнакомы, – как-то не к месту улыбнулся Дэн.

– Совсем?

– Нет, ну, все мы, конечно, в тусовке знаем друг о друге…

Музыка прервалась и под барабанную дробь на сцену вышла Поли. Она была неотразима, как всегда. Народ на танцполе и в зале испустил вопль восторга.

Поли запела. Я, конечно, люблю свою подругу. Но не разделяю ее музыкальных вкусов. А тем более страстишки к поэзии типа:

 
За окном фонарь закачался
Под порывом зимнего ветра,
И на улице снег показался
Мне обрывком того конверта…
 

Но все равно было приятно, что творчество Поли так востребовано народом.

– Иди к нам! – окликнул Дэн диджея, слонявшегося по залу.

Диджей подошел и церемонно раскланялся со мной:

– Артур, разрешите представиться. Для всех Рур.

– Рур, – Дэн похлопал диджея по плечу, – не расстраивайся. Успеешь еще.

– А я и не, – сказал Рур, но было видно, что он чем-то расстроен.

Выступлением Поли?

– Рур у нас музыку сочиняет, – сказал Дэн, – насочинял. Теперь не терпится поделиться с публикой прекрасным.

– Почему мы не танцуем? – возмутился Рур.

И мы пустились в пляс всей компанией. Отжигали по полной. Особенно отрывался диджей Рур. Выкидывал замысловатые коленца, совершенно не попадая в ритм и такт. Но в этом и была свобода. От всего! Его тело – повышенной вытянутости – ломалось в острые углы, улыбка не сходила с уст, глаза чуть прищурены, казалось, он мурлычет про себя песнь восторга.

И вот посреди этого безудержного веселья и радости меня опять посетила мысль о трупах. Черт, оставят они меня когда-нибудь в покое?!

Я подумала, что в клубе-то прекрасно знали, что Тимофей Поднебесный уехал надолго из страны. Знали, кто-то ведь наверняка знал, что у него в Москве большая, хорошая квартира… Как раз удобный предмет для мошенничества.

Я остановилась, развернулась и пошла к столику.

Вот было бы весело, если бы все эти люди узнали, что меня подозревают в убийстве Тимофея Поднебесного! То есть вся их веселость тут же схлынула бы. Они смотрели бы на меня тревожно и настороженно. И с изрядной долей брезгливости.

– Вам плохо? – наклонился надо мною Дэн.

– Почему?

– Мне показалось… Вина?

– Вина.

Я имела в виду вино. Дэн – тоже. Но прозвучало это слово двусмысленно. Вина. Да, и вина тоже. Я была совершенно не виновата во всей этой истории. Тем более в убийстве Тимофея. Но чувство вины – было. За что? Почему?

Мы сдвинули бокалы. Диджей Рур пил чай. Мало ли людей на планете пьют чай?

Поли закончила выступление под бурные аплодисменты.

Я пошла в гримерку. Обняла подругу. Выразила ей свой респект, нежность и любовь. И не я одна. В гримерку набился народ.

– Брависсимо!

– Шедеврально!

– Талант!!!

Полина компания отправилась продолжать кутить. А я поехала домой. В тот дом, в который мне не хотелось возвращаться.

– Что такая грустная? – спросил таксист.

– А надо веселиться?

– От грустных мыслей характер портится.

– У меня – ангельский.

– Да? – таксист внимательно посмотрел в зеркало заднего вида. В нем отражалась я – во всей красе своей остервенелой решительности. Да, видок. А ведь когда-то я беззаботно порхала по жизни. Была добра и мила.

Надо срочно что-то предпринимать! Как известно, все идет от головы. Сознание определяет бытие, что бы там ни внушали нам классики марксизма-ленинизма. Немедленно примусь за чистку своего сознания!

Я вошла в дом непреклонно лучащаяся доброжелательностью и радостью бытия.

Антон посмотрел на меня и ушел в кабинет.

– Ты с собакой гулял? – со счастливой улыбкой спросила я спину мужа.

– А ты как думаешь? Ночь на дворе, – пробурчала спина.

– Да? Уже?

– Она еще и издевается!

– Кто?

Антон сумеречно уставился на меня.

– Антон, я хочу с тобой поговорить. Мне очень нужно с тобой поговорить, – голос мой дрогнул, – я не могу больше жить в таком напряжении. Мы с тобой так давно знакомы…

– Ах, мы знакомы? – Антон стоял напротив и внимательно меня рассматривал.

Я даже попятилась от этого непримиримого взгляда.

– Но было же что-то хорошее, – умоляюще сказала я.

– Было. Давно.

– Да что случилось? Можешь ты мне по-человечески объяснить?

– А смысл?

– Смысл?

Я абсолютно и искренне незлопамятна. Но есть что-то не зависящее от меня. Отрезает – и все. Вообще – это мне совсем не свойственно, и было-то всего пару раз в жизни. Но я узнала это состояние. Это была она – точка невозврата.

Глава 9

Не терпелось узнать подробности у Вовы про пятую спорную квартиру. Спустилась к Поли.

Поли мне обрадовалась.

– Зря ты вчера с нами не поехала. Зажигали до утра. Вова обещал скоро прибыть. Сейчас по делам мотается. По твоим, кстати, тоже!

– Хороший он у тебя, – сказала я.

– Замечательный! Все же надо людям все прощать! Вот если бы у меня были всякие там замшелые предубеждения – не было бы такого друга, как Вова.

Я кивнула. Но как-то без энтузиазма. Потому что вспомнила в этот момент про Антона. Прощу ли я ему когда-нибудь теперешнее его поведение? В такой серьезный и важный для меня момент?

– Ты об Антоне думаешь? – все-таки Поли очень тонко чувствует эмоции людей. Все всегда понимает.

Я опять кивнула.

– Думаешь, безнадежно все? – спросила Поли, внимательно меня разглядывая.

– Не знаю, – честно призналась я.

– Может быть, у Антона кто-то есть?

– Не знаю, кто у него есть. Меня у него точно нет. Допустим, я даю Антону поводы для ревности. Но если бы он меня ревновал – выяснял бы отношения. Расспрашивал бы. Пытался узнать, кто соперник… Но Антон просто обижен. Лелеет свое обиженное эго. Ему себя жалко. Себя! Ему не жалко меня потерять – досадно только за себя! Огорчается, а злобу на мне вымещает.

И я вспомнила, как когда-то, года два назад Антон меня убил. Мы в компании друзей играли в Мафию. И Антон меня убил. Я тогда ушла от веселой компании и плакала. Я никогда бы не убила Антона – даже в шутку, даже в игре. А он меня убил. Но потом это забылось. Вытеснилось. Напрасно.

И Антон никогда не читал моих переводов. Я не обижалась – думала: не интересны ему итальянские любовные романы. А Тоше просто я была неинтересна. И вот теперь этот неинтерес встал во весь рост.

А когда мы ездили в Италию – не давал мне по-итальянски говорить. Перебивал и со всеми говорил по-английски. На своем плохом, простом английском. Я это списывала… Не знаю, на что я это списывала. Старалась не замечать. Напрасно. Надо было каждое лыко в строку.

А шутки эти его пошлые: «Вижу, вижу твой пушок сквозь дырявый лопушок», – ну, фу же. Тошнотворно. Отмахивалась. Зря.

И еще, еще…

Говорят же в народе: «Он мне кажется» – он мне нравится. Не казался бы – наша совместная жизнь долго бы не протянулась.

Такие воспоминания посыпались, как из рога изобилия. Стоит только подумать о человеке плохо – и вот – он таким и становится, как ты о нем думаешь. Неужели и обо мне можно припомнить так много гадостей? Неужели Антону есть что вспомнить?

Я поделилась этой мыслью с Поли.

– Да нет, – отвергла подруга мои подозрения, – ты – бесхитростная. Слишком, я бы даже сказала. И добрая. Нет, о тебе такого не припомнишь!

– Даже если у Антона кто-то есть, – сказала я, – тем хуже для него. То есть для его образа в моих глазах. Другие мужики, вон, когда кого-то заводят на стороне – всячески к женам подлизываются. Потому что испытывают чувство вины. А этот…

Мы бы долго еще могли с Поли предаваться женским рефлексиям, но явился Вова. Воодушевленный чем-то. Даже слишком. Обычно-то он был меланхоличнее. Мы с Поли переглянулись и накинулись на бывшего киллера с расспросами.

– Подробности, подробности!

И они были! И весьма живописные!

Пятая квартира принадлежала некой гражданке Резо Нино Гамлетовне. В настоящий момент Нино Гамлетовна находилась под следствием на территории Российской Федерации и скрывалась от следствия на территории Грузии (откуда, как известно, выдачи нет по запросам наших правоохранительных органов). А обвинялась гражданка Резо в мошенничестве в крупных размерах. Уголовное дело инициировал ее бывший муж. У супружеской пары (теперь уже бывшей супружеской пары) был арендный бизнес, состоящий из нехилых активов в виде объектов коммерческой недвижимости. Нино Гамлетовна была генеральным директором фирмы и во время развода, используя служебное положение, стала потихоньку распродавать недвижимость. Бывший муж с удивлением обнаружил, что делить-то при разводе – почти и нечего – почти все продано. Возмутился, конечно, бывший муж. Написал заявление на бывшую жену. Делу дали ход…

– Очень странная ситуация, – сказала я, – если такие спорные моменты – так вся недвижимость супругов должна быть под арестом. Каким образом злодей Красавин собирался ее прибрать к рукам?

– Эта квартира не входит в тело спорного имущества, – внес ясность Вова. – Нино Гамлетовна получила эту квартиру по наследству от родителей. Таким образом, к совместно нажитому имуществу квартира отношения не имеет. Однако, поскольку Нино отсутствует, квартирку вполне можно заграбастать, используя известную мошенническую схему.

– Да-а, – протянула я, – дела… Даже если предупредить эту Нино – она вряд ли появится в Москве. Ее могут сразу арестовать. Но предупредить все равно надо. Но как с ней связаться?

Я наудачу позвонила адвокату Наташе. Вдруг у Нино тоже есть адвокат, а Наташа этого адвоката знает. Озадачила, в общем, Наташу. Испытала при этом чувство глубокого удовлетворения. Как же здорово раздавать поручения, а не самой бегать по ним! Ломая крылья, теряя перья.

Хозяева четырех квартир находились в отсутствии. Не могли отреагировать на повестки в суд. Но сенс-то Бородин мог отреагировать. Но не отреагировал. Не проверял почтовый ящик. Но как это возможно? Туда пихают кучу рекламы, газет каких-то ненужных…

Кто снабжал этой информацией мошенников? Да кто угодно – от участковых до соседей. И все же надо сосредоточиться на этом обстоятельстве. Оно имело значение!

– Друзья, – сказала я, – с вами хорошо, но мне нужно бежать по делам.

Конспирология – чрезвычайно заразная вещь. Стоит сделать только один шаг на ее поприще – как она превращается в образ жизни. И мысли. Об этом я думала, выдвинувшись на встречу с оперуполномоченным Костей.

Как я только не плутала по метро (на всякий случай), на какие только ветки не садилась, как только не выскакивала из вагона в закрывающиеся двери. Возможно, я путала бы следы до бесконечности, но время поджимало. Не будет же Костя ждать меня вечно.

Запыхавшаяся и растрепанная, достигла я, наконец, места встречи.

– Прилетал ли Тимофей Поднебесный в Москву раньше – ты выяснил?

– Ты меня будешь учить оперативной работе?

– В связи с чем интересуешься?

– Не наглей.

– Постараюсь. Хотя, знаешь, в моем положении это дается уже с трудом.

– Какое такое у тебя положение? Ты – не труп. Пока, во всяком случае. Тебя даже не арестовали.

В общем-то Костя был прав. Я – не труп. И меня не арестовали. Но я все же хотела бы завершить эту историю. И заняться, наконец, собой и своей семейной жизнью, которая рушилась на глазах. Но я всегда признаю свои ошибки, поэтому, придав голосу миролюбия, попросила:

– Костя, пожалуйста, давай ускоримся немного.

– Особенно мне нравится множественное число глагола, – теперь Костя взвился, – не прилетал.

Помолчали. Меня, конечно, подмывало высказать в глаза оперуполномоченному Косте все, что я думаю о его ведомстве, которое на меня, невинную, наехало, подвергло допросу и необоснованным обвинениям. Но я держалась. Из последних сил.

– В принципе, – сказал, наконец, Костя, – дело по убийству Маргариты Никандровой ведет очень хороший следователь. Правильный.

– То-то подозрения падают на Осокину, – не сумела я все же сдержать свой сарказм.

– Но она скрывается!

– Как скрывается?! Ее похитили!

Костя очень внимательно посмотрел на меня. Просто даже буравил меня своим тяжелым взглядом с признаками подозрения. Но я постаралась остаться непроницаемой. Даже подняла брови – в великом изумлении. Дескать, не понимаю, чего это меня так пристально рассматривать?

– Странное похищение, – сказал Костя, – сколько дней прошло? А похитители до сих пор не выдвинули никаких требований.

– А это – идея! – воодушевилась я и прикусила язык. – В смысле, действительно, почему не требуют выкупа? Но, может, еще рано? Слушай, но на камерах, которые вокруг, тоже ведь должно быть видно, во сколько пришла Осокина.

– На них и видно, что пришла она примерно в то время, когда наступила смерть Никандровой.

– Ничего себе!

– А ты как думала? Ее просто так хотят допросить? От нечего делать?

Да-а, пожалуй, Ирке еще рано появляться в миру. Пожалуй, пусть еще поскрывается немножко.

– Но не одна же Ирка на этих камерах?

– Да, там полно народу. Но установить этих людей не представляется возможным. Мало ли куда они шли?

– А тебе не кажется подозрительным то обстоятельство, что камера на подъезде как раз в тот день не работала?

– Кажется, разумеется. Но подозрения к делу не пришьешь. А вывести камеру из строя мог кто угодно.

– Ирка что ли – кто угодно? Ты ее представляешь в этом качестве?

– Ты просто не знаешь, на какие ухищрения может пойти преступный мир!

– Ирка что ли – преступный мир?

Костя кивнул головой.

– И зачем ей это надо было? – продолжала возмущаться я.

– Мало ли… Предположим, Никандрова заметила за собой слежку, ей, Никандровой, это, разумеется, не понравилось. И она явилась выяснять с Осокиной отношения. Выследила ее в свою очередь. На почве неприязненных отношений у них возникла ссора. И Ирка твоя ее и отравила.

– Чушь какая-то из области ненаучной фантастики. Во-первых, за Никандровой следила не Ирка. Славик и Леонид – попеременно. И Леонида, заметь, убили! Во-вторых, достаточно «во-первых». Это кому же такая версия в голову пришла? Уж не твоему ли следователю хорошему и правильному? В десяти кавычках?

– Но почему-то Никандрова пришла в эту квартиру?

– Вот именно! Мало того, что пришла! Она там еще и умерла! Уж кому-кому, а Ирке точно это было невыгодно!

– А кому выгодно? – спросил глубокомысленно Костя.

Держите меня втроем! Я балдею, глядя на представителей наших правоохранительных органов! При такой их махровой наивности, как они вообще преступления раскрывают? Исключительно, наверное, по ошибке.

Костя тоже понял неуместность своего вопроса. Но не признался в этом открыто. А только замолчал, якобы глубоко задумавшись. Вот такая манера напускать на себя глубокомысленность на пустом месте – меня всегда бесила. Но я опять сдержалась. И не сказала все, что я в этот момент думаю. А сказала я следующее, причем самым лилейным голосом, на который была только способна:

– Красавина надо арестовать! Или хотя бы допросить! Послушать его лживые измышления по поводу его желания прибрать к рукам целых пять квартир!

– Но он может не выдать сообщников!

– Ты хочешь сказать, что их кто-нибудь ищет, сообщников?

– Работа идет, – уклончиво произнес Костя.

– Костя?

– Не знаю.

Вот за что я отдельно уважаю оперуполномоченного Костю – так это за то, что с ним иногда случаются приступы честности. И открытости.

– И потом, – ни с того ни с сего сказал Костя, – зачем вообще Осокина пошла в эту квартиру? И именно в тот день?

– Она там бывала периодически…

– Зачем?

– Зачем-зачем? Проверить, все ли там в порядке. Красавин оттуда дорогостоящую технику выносил. Иру адвокатша попросила, которая эту квартиру у мошенника Красавина отвоевала.

– На все эти вопросы Осокина должна ответить! Следствию! – строго сказал Костя.

– Вот когда наши доблестные правоохранительные органы раскроют похищение и найдут несчастную Осокину – жива ли она вообще? – тогда и ответит! – зловредно парировала я.

Распрощавшись с Костей, я опять немного поплутала. Скорее так, для проветривания головы. Набрала Иркин секретный номер. Изложила ей аргументацию следствия про выкуп.

– Век живи – век учись! – констатировала Ирка, опять что-то жуя.

– Ты сейчас ешь?

– Да, – удивилась Ирка, – откуда ты знаешь?

– Дедукция, – сказала я, – я тебя не отвлекаю?

– Ну, что ты?! Я всегда с тобой рада поболтать.

– Поболтать?! Ешкин кот! Я тут расхлебываю за тебя, рыскаю по городу в поисках доказательств твоей невиновности, а ты, оказывается, рада со мной поболтать!

– Не придирайся к словам! Нужно действовать! Хорошо. Если они хотят, чтобы похитители потребовали выкуп – так и будет. Как думаешь, какую сумму запросить?

– Ну, миллион рублей…

– Мало, – отрезала Ирка, – это получится, что меня какие-то ханурики похитили никчемные. Ладно, подумаю.

– Ира, а вообще, зачем ты пошла в эту квартиру? Именно в тот день?

– Черт понес.

– А точнее, – настаивала я.

– Проверить – не сменил ли Красавин замки в очередной раз. Проверила на свою голову. Нет, не сменил. Но зато труп подкинул. Ладно, мне выкуп надо обмозговать.

Ирка отключилась, а я побрела в задумчивости. Денек был теплый, по-осеннему красочный, ни ветерка, спокойный и умиротворенный. А меня терзали всякие ужасные мысли про труп Маргариты, про несчастного Тимофея, прилетевшего навстречу своей гибели, про Леонида, про мошенника Красавина… И почему считается, что это Ирке подбросили труп? Квартира стояла пустая. Если бы Ирка туда не поперлась в тот день (я, кстати, так и не поняла – зачем?), труп там провалялся бы еще очень долго…

– Закурить не найдется?

Передо мной возник мужчина. Мне вообще-то свойственна доверчивость, иногда излишняя. Но тут почему-то я сразу заподозрила неладное. Наверное, потому, что сзади выросли еще две фигуры – и тоже мужчины. И как-то так они выросли, что вся эта мизансцена приобрела угрожающий характер. Но не будут же меня грабить посреди бела дня? Впрочем, уже вполне стемнело.

– Закурить? – переспросила я дрогнувшим голосом.

Не то что мне было жалко сигарет, но я боялась, что руки у меня будут трястись, когда полезу за пачкой.

– Нет. Не найдется, – я попыталась продолжить свой путь.

Один из тех, кто был сзади, придушил меня согнутой рукой. А я не люблю, когда меня душат! И, как учили на занятиях по самообороне в фитнес-клубе, я изловчилась, двинула его локтем в солнечное сплетение. Дальше должен был следовать удар в пах ногой, но его не последовало. Не получилось у меня так изогнуться – держали меня крепко.

– Ты еще сопротивляться будешь, крошка? – как-то это прозвучало без всякого уважения ко мне, даже как-то, я бы сказала, пренебрежительно и небрежно. – Не сопротивляйся, не надо. Хуже будет.

– Чего вы хотите? – я почти задыхалась уже, а рука, согнутая в локте все давила и давила мне на горло.

Мужики захихикали. Как-то обидно засмеялись. А я подумала, что если бы могла – разметала бы их сейчас. Возможно, даже используя болевые приемы. Чтобы им не до смеха было. В смысле – мужикам.

– Сиди дома и не рыпайся, – сказал тот, что просил закурить, – поняла?

Рука еще крепче прижалась к моему горлу. Я кивнула.

– Не слышу.

– Поняла, – прохрипела я.

– Вот и хорошо.

Я стояла одна. Горло болело. Я рыдала. Скорее от обиды, чем от страха.

Домой я добралась совсем в растрепанных чувствах. Возможно, я всплакнула бы еще в подушку – но дома был Антон.

– Ты Осю кормил? А Мотю?

Антон молча помотал головой. Я покормила животных.

– А меня ты кормить не собираешься? – злобно спросил Антон.

Я открыла холодильник. И он сообщил мне, что я совершенно забыла посетить сегодня продовольственный магазин.

– Давай закажем пиццу. Или суши, – растерянно сказала я.

Антон рассмеялся. И стал рассматривать меня пристально. И недобро.

Я чувствовала себя виноватой. Действительно, что хорошего? Приходит человек домой, а там еды нет.

– Или, знаешь, давай закажем еду из того грузинского ресторанчика, помнишь, в прошлом году заходили. Нам там понравилось. Сейчас визитку найду – у них доставка есть.

Визитку я, конечно, не нашла. Но нашла телефон доставки еды по интернету.

Антон наблюдал за мной. А я суетилась как-то неуклюже и некрасиво. Выглядело это ужасно, я это понимала. Антон имел полное право меня презирать. И у меня не было сил взять себя в руки и быть прекрасной. Любимой и обаятельной. Да, не было сил.

– Тошенька, тебе чай заварить? Тошенька, тебе не дует? Форточку закрыть? – пыталась подлизываться я.

И выглядела все более и более жалкой.

Звонок телефона. Сенс.

– Как дела? – с воодушевлением поинтересовался Бородин. – Я сегодня общался с эгрегором на вашу тему. Все должно быть хорошо! И даже очень!

– Все очень плохо, – приглушенно сказала я трубке. – Владимир, у меня к вам огромная просьба: перестаньте производить надо мной все эти ваши опыты.

Звонок в дверь. Неужели уже доставка еды?

Нет, это был Кика. Что за манера являться без звонка?

– Они потребовали выкуп! – заорал Кика с порога.

– Кто? – не поняла я.

– Иркины похитители! Они, наконец, объявились! Мне даже дали с Иркой поговорить! Она жива!

– Слава богу! – сказала я.

Но прозвучало это как-то безрадостно.

Теперь уже и Кика уставился на меня недобро.

– Мы тут ждем еду, – уж совсем не к месту сказала я, – голодные.

Антон смерил меня негодующим взглядом.

– Только не ссорьтесь, – сказал Кика.

– Нет, что ты…

– Я же вижу – у вас искрит. Похитители потребовали пятьсот тысяч евро.

– Почему не миллион? – спросила я.