Текст книги "Не молчи. Дневники горянки"

Следующую неделю меня лихорадило. Я не вставала с постели, не ела, почти не пила воды. Забота мамы с папой еще больше угнетала.

Его «тихо, тихо» пульсировало в голове.

Я лежала в постели, прикрывая рукой рот, чтобы не создавать шума. Задыхаясь в слезах, я перебирала в голове все, что привело к такому итогу. Сердце сжималось от нестерпимой боли.

Что же он наделал? За что обошелся со мной так?

Душа разбивалась на миллионы маленьких кусочков, они больно врезались в сознание, вызывая новую порцию страданий.

Разум в сумасшедшем водовороте смешивал картинки из памяти, на которых он трепетно касался моей руки и на которых с остервенением рвал на мне белье.

Я вспоминала, как влюбилась в его смех, в его выражение лица, в его вьющиеся волосы, вспоминала его дикий взгляд, его мерзкий запах, его слюни на своей шее. Как может один и тот же человек быть таким разным? Нет, он всегда был подонком. Я придумала его свет, его благородство, даже его красоту… все придумала. Он такой, каким был в тот вечер. Мерзкий, эгоистичный, безнравственный.

Был момент, когда я хотела рассказать папе, разрыдаться на его могучем, сильном плече, пожаловаться на обидчика и знать, что он его обязательно накажет и больше никому никогда не даст в обиду. Но, увидев его глаза, я решила, что это только моя боль и он не должен ее разделять. Ни он и никто другой. Ведь к тому же, узнай кто о случившемся, позор ляжет не только на меня, он ляжет на всю семью. Я знала, как отец дорожит своей честью, как много она для него значит. Конечно, большей части людей, по сути, будет плевать на меня, но наверняка никто не упустит возможности кинуть в меня камень в виде упрека. Теперь, когда отца больше нет, я боюсь встречать его даже во сне, не хватит смелости взглянуть в его глаза.

Я лишилась всякого интереса к жизни, перестала посещать школу, без всякого зазрения совести похоронив все свои мечты о карьере доктора.

Казалось, боль стихала, но с наступлением ночи и прокрадывающейся в дом звенящей тишиной его «тихо, тихо» вновь вынимало мою душу. Я свыклась с болью, приняла ее как часть себя.

Это утро было особенно ярким, мама крутилась у зеркала, прикладывая к себе платья.

– Мама, ты уходишь? – отрешенно спросила я, перелистывая страницы книги.

– Я же говорила, у тети Зули сын женится.

Я замерла.

– Какой сын?

– Ну, этот, крупный. Как его? Анвар, кажется.

Ноги стали ватными, а руки тяжело опустились, выпустив книгу мне прямо на ноги. Кажется, в этот момент я забыла, как дышать.

Все остальные эмоции и весь этот день словно вырезали из памяти. Казалось, было так больно, что сознание просто умерло и воскресло к вечеру.

Услышав шум и сигналы машин во дворе, я спешно спустилась вниз. Мне хотелось увидеть его, взглянуть в его глаза. Как? Как он приведет в дом, где лишил меня жизни, ту, с кем проведет каждый свой день? Его дети будут бегать по полу, на котором он меня поил, чтобы изнасиловать.

Я презираю, ненавижу себя за эти мысли, но где-то, в самом темном уголке моей души, куда изредка падает свет отчаяния и горечи, я понимаю, что желала того, чтобы он осознал, какую допустил ошибку, я до самого последнего дня ждала, что он попросит прощения. Что он придет ко мне и будет слезно просить прощения, говорить о том, как сильно сожалеет, как… любит меня и… действительно хочет, чтобы я стала его женой. До того самого момента, пока я не увидела его счастливые глаза, восторженно глядевшие на красавицу в белоснежном платье, я ждала…

Я не умерла, не задохнулась в собственном горе, но мечтала заснуть, а открыв глаза, чувствовать запах сырой земли и то, как укладывают цветы, двумя метрами выше меня.

Глава 6
Диана

Помню, как шла, спотыкаясь о собственные ноги, падала, а затем, находя неизвестно где силы, поднималась. Песок был невероятно тяжелым, а кроссовок, оставшийся на левой ноге, тащил камнем вниз. Даже не знаю, почему я не сняла его, будто он помогал чем или грел. Уже не помню, как долго я шла, давясь болью, но совершенно неожиданно тело стало нестерпимо тяжелым, и я упала без сил. Попытка встать ни к чему не привела, сил оказалось слишком мало, хватило только на то, чтобы упасть на колени. Ну и ничтожество же я…

Какой красивый рассвет. Всегда мечтала встретить рассвет на берегу моря, но мама никогда не разрешала выходить из дома так поздно. Ну вот, мечта сбылась! Я на еще холодном песке, вот море, а вот багрово-красное небо, которое вот-вот озарит гигантский желтый шар. Смотри же! Смотри, как мир рождает новый день! Смотри, жизнь закончилась только для тебя. Для остального мира она продолжается. Рассвет так же прекрасен, даже твое несчастье, твое горе, твоя боль не оскорбят его.

Я не плакала, слез больше не было, я сидела на коленях и глухо выла. От боли, от отчаяния, от беспомощности. Выла, как загнанный зверек, была загнанным зверьком. Выла, пока в горле окончательно не пересохло и голос не охрип. А потом меня поглотила тьма. Казалось, я куда-то падаю.

Пробудил взволнованный женский голос:

– Девушка! Девушка! Вы в порядке? С вами все хорошо?

Крик чаек заглушал нетерпеливое:

– Да оставь, да, Мадин, бухая она, видно же.

– Какая бухая? Посмотри, нормально одета, девочка еще. Мало ли что стало с ней. Надо «Скорую» вызвать.

Сознание отказывалось возвращаться в реальность, то ли из-за ужаса этой реальности, то ли от полного отсутствия на то сил.

Сложно сказать, сколько я проспала. Пришла в себя уже в больнице.

Рядом сидела медсестра.

– Так, девочка, ну что, проснулась? Ну? Что у тебя произошло?

Если скажу, что поначалу и сама-то не понимала, что происходит, где я и что там делаю – это будет чистой правдой.

Зато минутой позже острая боль внизу живота прекрасно освежила память. Однако разговорчивее я не стала. Последнее, что я бы сейчас хотела делать – вспоминать все и рассказывать о случившемся абсолютно незнакомому человеку. Единственным выходом из ситуации я увидела решение отвернуться к стене и уйти под одеяло с головой.

– Хорошо. Но адрес свой скажи или контакты близких, родных. Они, наверно, волнуются.

– Не. Не волнуются. Позвольте я немного полежу и пойду.

– Куда домой? Это тебе не гостиница, куда пришла, отдохнула и ушла. Сейчас придут милиционеры, им расскажешь, что случилось, – недовольно проворчала медсестра и спешно вышла из палаты.

Милиция? При чем тут милиция? Может быть, они уже все узнали?

Папа меня убьет. В голове пульсировало. Я пошатываясь встала с кровати и только сейчас заметила, что была не одна. В палате было еще 3 девушки.

– Пришла в себя? Что с тобой было? – спросила та, что лежала в дальнем углу.

– Ничего. А зачем нужна милиция?

– Ну, они обязаны сообщать. Тебя вроде нашли без сознания где-то. Вдруг на тебя напали.

Значит, они ничего не знают. Хорошо. Тогда надо думать, как отсюда уйти поскорей, чтобы все не дошло до домашних.

Я обдумывала план побега и, видимо, так погрузилась в мысли, что не слышала, как медсестра вошла в палату и обратилась ко мне, вернулась в реальность я, когда ее терпение уже кончилось.

– Ты что, глухая? Говорю тебе, ложись, пока не подойдёт доктор! Ходите тут, травмируете себя, а мы потом виноваты!

– Я хочу в туалет, – неуверенно, надеясь, что она мне поверит, сказала я.

– И что? Мне на горшок тебя посадить?

– Нет. Я просто не знаю, где он.

Едва сдерживая слезы, я говорила почти шепотом.

А вот ее голос становился громче.

– Как выйдешь, иди направо, до конца коридора, после выхода белая дверь.

Отлично! Вот и узнала, где выход.

Я двинулась вперед, но замерла от боли чуть ниже живота.

– Что? Не можешь? Может, ляжешь? Скажу санитарке судно принести, – так же грубо, но с некоторой заботой среагировала сестра.

– Нет. Спасибо. Я дойду.

Несмотря на боль, иного выхода у меня не было.

Я не могла позволить семье узнать о случившемся.

Направилась к выходу, но медсестра остановила меня:

– Куда босая? Девушки, вы хоть тапки ей дайте в туалет сходить.

Одна из девушек, та самая, что заговорила со мной, вытащила из-под кровати тапочки и толкнула их ко мне.

– Спасибо, – стесняясь своего положения еще больше, прошептала я и вышла из палаты.

Поначалу шаги были медленными и тяжелыми, но, приближаясь к двери, я ускорилась. Хотелось поскорее выйти отсюда.

«Интересно, что это за больница и как она далеко от дома?» – думала я, спускаясь по лестнице и стараясь отворачивать лицо от всех проходящих мимо людей, боясь, что кто-нибудь меня узнает.

Я вышла на улицу и, превозмогая боль, побежала к воротам больницы.

Однако, оказавшись за ними, не представляла, что делать дальше. Денег, чтобы доехать до дома, у меня не было, а место было мне абсолютно не знакомо, и я не понимала, насколько я далеко от дома и в какую сторону мне идти, чтобы попасть домой.

Я боялась подойти к людям и спросить. Мне казалось, они сразу поймут, что случилось, и расскажут моему папе. От одной мысли об этом меня бросало в дрожь.

Надо сосредоточиться и подумать. Я решила выйти к дороге, может, хотя бы так пойму, в каком районе города нахожусь.

Был хорошо слышен шум машин, значит, до дороги не так уж далеко. Я не ошиблась.

Увидев на другой стороне дороги высокое здание с панорамными окнами, я поняла, что нахожусь где-то в центре. Это не так уж далеко от дома. Смогу дойти пешком. Но знать бы, в какую сторону идти. Я стояла в спортивных штанах, грязной толстовке и тапочках, голова чесалась от песка в волосах. Мне казалось, выгляжу как какая-нибудь наркоманка, и было очень стыдно подходить к людям и спрашивать дорогу домой. Я решила стать у дороги и разглядывать надписи на следующие вверх маршрутки и автобусы, надеясь, что по ним пойму хотя бы направление, куда идти. Но ничего похожего на ближайшие к дому места на табличках не было. Перешла дорогу и стала искать уже на другой стороне.

Спустя минут 5 приехал автобус, на табличке которого крупными красными буквами было написано «Роддом № 3».

Это недалеко от дома! Я так обрадовалась, что мысль прозвучала вслух. Двинулась в ту же сторону, куда ехал автобус. Прошла прямо и встала у перекрестка, чтобы снова разглядывать автобусы и искать дорогу домой. На дорогу ушел примерно час. Я поворачивала во двор и молилась, чтобы не было никого из соседей, иначе даже не знаю, как бы мне пришлось объяснять им, откуда я иду в таком виде. Чем ближе подходила к дому, тем сильнее билось сердце.

«А вдруг все всё уже знают?» Мысль больно покалывала голову. От страха закладывало уши. Ноги становились ватными.

На удивление, во дворе было пусто, только несколько ребятишек играли на площадке.

Я забежала в подъезд и спешно поднялась по лестнице. Добравшись до двери, я подняла ключ, что лежал под ковриком, дрожащими руками открыла замок, ввалилась в коридор и захлопнула дверь так, будто за мной кто-то гнался.

– Мамочки, – выдохнула я и, схватившись за голову, зарыдала, медленно сползая по двери.

Еще вчера, в первый раз за 16 лет жизни, оставаясь дома одна и провожая маму с папой в село, по случаю смерти двоюродной бабушки, я не могла нарадоваться своей «свободе». Они уезжали на три дня. Целых три дня. Я поехать не могла, поскольку на носу были вступительные экзамены, необходимо было как следует готовиться. Папа сказал, что если провалюсь, то отправит в село к бабушке и больше шанса поступить у меня не будет.

Папа меня, конечно, любил, но был человеком старой закалки. Бывший военный, он имел очень суровый характер.

Несмотря на то что я никогда не доставляла родителям никаких проблем, одну меня дальше нашего двора никуда не отпускали. Разве что в школу.

Наверно, именно поэтому мамы всех моих подруг так мне доверяли. В старших классах это привело к тому, что когда девочки ходили на свидания с мальчиками, они лгали и говорили, что идут ко мне в гости, мамы отпускали к подружке– отличнице «делать уроки».

Однажды одной из мам стало все известно, и она пришла к нам домой со скандалом, обвиняя меня во лжи.

Я, будучи сегодня уже далеко не ребенком, пережив столько горя, до сих пор боюсь вспоминать, как мне тогда досталось от папы.

Хотя в тот раз я даже не знала, что Кристина (та самая девочка, чья мама пришла к нам скандалить) сказала, что она идет ко мне в гости.

После этого осталось всего две девочки, с которыми мне разрешали дружить. Они жили у нас во дворе, наши семьи общались, и они даже оставались у нас с ночевкой.

Иза была очень красивой девочкой, вокруг нее вечно крутились ребята, но она даже не рассматривала никого из них. Она грезила о богатом женихе.

Ее мама работала доктором, и ей приходилось вкалывать и чаще брать дежурства, чтобы прокормить дочь. С отцом Изы они были в разводе, и он всячески избегал алиментов.

«Я никогда не обреку своих детей на такую жизнь», – твердила Иза.

А Марина была настолько тихой, что порой в компаниях даже никто не замечал, когда она уходила. Она встречалась с каким-то спортсменом. Об этом знали только я и Иза, которая вечно возмущалась, что он очень неблагонадежный. Конечно, о том, чтобы встречаться с кем-то, я даже подумать боялась. Папа бы меня убил.

В тот день, когда папа уехал, девочки пришли ко мне. Мы весь день смотрели сериалы и болтали. Я подумала, что один день посвящу себе, а в последующие буду готовиться к экзаменам.

Марина уже ушла, когда мама Изы позвонила и сказала, что ей придется остаться на дежурство.

Иза даже обрадовалась, потому что могла остаться у меня, что радовало особенно, без моих родителей.

Я уже легла, а Иза переписывалась с кем-то в «аське» (ICQ)

– Ты с кем там болтаешь? – уже зевая, спросила я.

– Блииин, не хотела перед Маришкой говорить. Но, короче, я познакомилась с таким парнем. Иди фотку покажу, – взволнованно прощебетала Иза. – У него папа судья, прикинь. Мечта же, ну?!

Иза ждала моего одобрения. Я была рада за нее. Она ведь мечтала именно о таком.

– Да. Симпатичный. – поворачиваясь на другой бок, ответила я и удивилась тому, как может незнакомый человек, которого видела только на фото, вызывать такой восторг.

Я уже засыпала, когда Иза завизжала:

– Диаааан! Ааааа!!!

От неожиданности я подскочила.

– Ты что?! У меня душа в пятки ушла.

– Диан, он сейчас приедет сюда, говорит, хочет меня увидеть.

– Ты что, с ума сошла? Соседи увидят. Мне потом папа и с тобой дружить не разрешит, – взмолилась я.

Мысли о том, что это опасно, у меня почему-то даже не возникало.

– Ты права, – взгрустнула Иза. – Слушай, а давай на море. А? Там по-любому сейчас нет никого. Пойдем?

Глаза Изы загорелись. А мне стало страшно. Мне не хотелось ее обижать. Но папа б меня убил.

– Ну пожаааалуйста? – умоляюще протянула Иза.

– Ты же знаешь, что папа меня убьет. Нет. Даже не думай.

– Ты что, хочешь, чтобы я одна пошла?

– Нет. Ты тоже никуда не пойдешь, – твердо отрезала я.

– Ладно, – обиделась Иза и вышла из комнаты.

Я легла в кровать и недоумевала, как это быть таким смелым и свободным. Кажется, я даже немного завидовала ее такой легкости. Я даже в магазин выходила, мысленно перебирая в голове всевозможные причины недовольства папы.

– Кись, кииись, – ласково прервало мои мысли.

Я повернулась и увидела Изу в джинсах. Она распустила свои роскошные волосы и накрасила губы блеском. Выглядела она, будто только что сошла с подиума. Высокая красавица с белоснежной кожей и огненно-рыжими волосами.

– Ты куда собралась? Обалдела?

– Ну, он приехал уже. Стоит во дворе. Просто посмотри в окно, какая у него машина. Это же шанс на мое счастье.

– Нет! Я не пойду. Увидят же!

– Да все уже спят. Ну пойдем, прошу тебя. Диан, ну, где я второго такого найду? При нем же все – и красота, и ум, и деньги, и старше он меня всего на четыре года.

Иза чуть ли не плакала. Я просто сломалась. Я не смогла ей отказать. Я неохотно встала, натянула на себя старые джинсы и толстовку.

– Ты что, так пойдешь? – скривившись, спросила Иза.

– Так, будешь меня бесить, я останусь дома.

Я надеялась, она обидится и мне никуда не придется идти.

Но Иза слишком загорелась желанием поскорей осуществить свой жизненный план.

Я натянула кроссовки и поплелась за Изой. Мы как можно тише закрыли дверь, спрятали ключ под коврик и прошмыгнули из подъезда.

Во дворе мигал фарами роскошный красный автомобиль.

Иза спешно подбежала к машине и, потащив меня за собой, села на заднее сиденье. В машине сидело двое ребят. Высокий блондин в кепке – возлюбленный Изы и его друг. Мне сразу это не понравилось. Я осуждающе посмотрела на Изу, но она соврала (это я уже узнаю значительно позже), что ничего не знала. Они поздоровались и болтали о каком-то чате.

Неожиданно его друг обратился к Изе:

– А это твоя подруга или брат? Сразу и не поймешь, девочка или пацан, – сказал он, ухмыляясь и бросая на меня насмешливый взгляд.

– А у тебя все друзья такие хамы, – закатывая глаза, спросила Иза у блондина.

– Ну че ты, Юска, не позорь меня, – весело возмутился блондин.

Юска мне сразу не понравился, даже не потому, что пошутил надо мной. Просто всем своим видом он давал понять, что считает себя лучше других, уж лучше нас точно.

Блондин с Изой ворковали. Вдруг он обратился ко мне:

– Ну что, девочки, давайте сходим погуляем, что ли, чего тут просиживать. Смотрите, какая красивая ночь.

Я умоляюще посмотрела на Изу. Моей воли не хватало, чтобы выразить твердый отказ. К моему облегчению, ей эта идея не пришлась по вкусу.

– Нет, мальчики. Уже поздно. Да и гулять здесь особенно негде, и лишнее внимание привлекать не хочется.

– Как негде? А море? – вмешался Юска.

Я не отводила взгляда от Изы, надеясь на ее непоколебимость в этом вопросе.

Однако решило все ласковое «пожалуйста, принцесса» блондина.

– Кись, ну давай погуляем немного, зато спать будем хорошо. Полчасика. Да, Русик?

Мне хотелось плакать от собственного бессилия. Я не могла обидеть лучшую подругу и боялась оставлять ее одну с этими двумя.

– Ладно. Но только полчаса, и домой.

– Урааа!!! Поехали, Русь!

В колонках громко заиграла музыка, и машина сорвалась с места.

Мне было очень страшно. Юска это заметил и постоянно подшучивал над этим.

До пляжа было всего ничего. Доехали мы быстро. Я вышла из машины первая. Еще никогда я не находилась на улице так поздно. Уж без сопровождения родителей точно. Было страшно, но в то же время чувство собственной свободы будто давило в груди. Мне нравилось. Мы спустились к морю. Иза и Русик уходили все быстрее вперед, видимо, желая побыть наедине, но я не хотела оставаться одна с Юской, поэтому то и дело пыталась их догнать. Они немного ускорили шаг и, отойдя метров на 50, остановились и сели. Мне было неловко подходить, и я опустилась на песок, повернувшись к морю. Оно было такое красивое и страшное одновременно. Сердце колотилось от страха и восторга.

Неожиданно появился Юска, с сигаретой в зубах. Сколько в нем было презрения, даже улыбка не могла этого скрыть.

– Девушка, а из какой вы сказки?

Я закатила глаза и отвернулась. С каждым словом во мне появлялось все больше отвращения к нему. Старалась не думать о том, что он рядом, и стала считать, надеясь, что так время пройдет быстрее.

Вдруг он подсел поближе и перекинул руку через мою талию.

Меня бросило в холод. Я резко встала и хотела было направиться в сторону Изы и Русика, но не нашла их.

Страх застилал глаза.

Я закричала:

– Иза! Иза!

Но никто не отозвался.

– Брось! Не мешай им. Они хотят быть наедине. Чего нам зря время терять?

Но мне такое развитие событий не нравилось, я направилась в сторону машины и все еще звала Изу.

От страха было трудно дышать, душили слезы. Самое удивительное, я вовсе не боялась за себя, я боялась, что Иза в опасности. Я не понимала, что это мне нужно бежать куда глаза глядят. До сих пор не могу себе этого простить.

– Воу, воу, ты че так орешь?

Юске было весело.

– Где они? – сглатывая слезы спросила я, в надежде, что все это просто шутка.

Он подошел ближе и резко бросил:

– Все. Прекращай. Пошли поищем этих голубков. Может, они наверх за камни пошли. Юска ушел вперед, и я послушно поплелась за ним.

– Я убью ее! – ворчала я, вытирая слезы.

Спустя минут 5 поисков до меня стало доходить, что никого он не ищет. Мысль о том, что он нарочно завел меня сюда, была такой ужасающей, что голова стала кружиться и подступила тошнота.

Как только я позволила себе осознать весь ужас того, что меня, возможно, ждет, я сорвалась с места и побежала.

Видимо, до него дошло, что я все поняла, и мысль эта его только веселила.

– Ну, подожди, ты куда? – кричал он вслед.

Я не знала, куда я бегу. Но делать это становилось все тяжелее, песок забивался в обувь, что только усугубляло положение.

В боку страшно кололо, я выдыхалась, а он был все ближе.

Я кричала, звала на помощь, но тщетно.

Вскоре он все-таки догнал меня. Когда от усталости мой бег превратился в ходьбу, он просто толкнул меня, и я повалилась на землю. Дышать было тяжело, казалось, мои легкие просто не могут вместить в себя кислород. Все болело. Он завалился рядом, растянувшись на песке.

– Ну что, зайка моя, не сбежала от охотника?

Он за ухо повернул мое лицо к себе.

– Не трогай.

Я все еще задыхалась. Лицо горело.

Он взялся за капюшон от толстовки и притянул меня к себе.

– А ты ничего.

До сих пор снится в кошмарах его мерзкая ухмылка.

Я хотела кричать, клянусь Богом, хотела. И пыталась. Но у меня не получалось. Я не могла.

Ему нравилось мое бессилие перед ним, нравилось, что может делать все, что хочет. И он делал.

Почему люди забывают имена, даты, людей, а я помню мурашки по коже, когда он, сидя на мне и прижимая своим весом мои ноги к земле, стягивал с меня толстовку? Почему я не могу забыть, как выглядело его лицо в этот момент, как дьявольски блестели глаза? Почему я не могу забыть?

Он стоял и смотрел, как я, свернувшись клубком, лежала на песке абсолютно голая. Смотрел и смеялся.

Я не знаю, как передать то, что я чувствовала. Потому, что иногда кажется, будто мое сознание покинуло тело и наблюдало за всем со стороны. А порой я помню, как мне было холодно, и я молилась, чтобы кто-нибудь пришел, в то же время боясь этого, стыдясь себя.

Затем он спустил штаны и сел рядом, разжимая мне руки и ноги. Я дрожала, пальцы болели от холода.

– Не надо. Не надо. Не надо.

Я просто выдыхала эти слова. Не зная, как его остановить, какими Богами пугать.

Он достал какой-то пакетик из заднего кармана. Это был презерватив. Надо же, брезгливый насильник. Что ж, по крайней мере, спасибо, что не забеременела от этой скотины.

Он навалился сверху и резко вошел в меня. Я взвыла. Было ужасно больно. Я забыла о холоде, о стыде, обо всем на свете. Теперь мне было плевать, кто придет и увидит, я была готова отдать душу за то, чтобы все прекратилось.

Я не понимаю, почему на мои крики никто не пришел. Там же совсем недалеко были дома, а кричала я так истошно, что на другом конце города можно было услышать.

Все длилось совсем недолго. Снимая с себя презерватив и увидев кровь, он удивленно посмотрел на меня и спросил, будто обвиняя:

– Ты че, целка была?

Я снова свернулась клубком. В этот раз от боли.

– Че ты тогда приперлась? Ты думала, мы мультики смотреть будем, дура?

За эти слова я ненавидела его еще больше. Ведь он винил именно меня в произошедшем.

Ребенок, который хотел оправдаться за кружку, которую разбил не он, все еще живет во мне. Так и тогда. Я хотела оправдаться перед ним.

– Я не знала. Не знала.

– Что ты не знала? Что дяди с тетями делают? Не строй тут из себя, – заспорил он и швырнул в меня толстовку.

– Оденься. Заболеешь еще и сдохнешь. Я тебя трахнуть хотел, а не убивать.

Он был так же полон презрения ко мне, будто я совершила что-то плохое.

Он ушел. Около часа я лежала на песке в таком состоянии, затем оделась и пошла.

– Иза… Иза… Все время, что была в сознании, я искала ее. Была уверена, что с ней поступили так же.

В дверь постучали. От неожиданности отскочила. Нет. Неужели это родители вернулись. Только не это.

– Диан, ты там?

Это был голос Изы.

Подняв ключи с пола, я поспешила открыть. В первые секунды я так обрадовалась, услышав ее, но, увидев, мне захотелось придушить ее за все, что случилось по ее вине.

Она стояла передо мной, будучи в полном порядке.

– Вы куда пропали, Диан? Мы вас все утро ищем. Мы…

Обратив внимание на мой вид, она испуганно спросила:

– Что с тобой? Ты заболела?

Я упала на колени прямо у порога. Не плакала. Просто пыталась сложить хоть какую-нибудь картинку в голове. Иза вошла и отвела меня в комнату, уложила в постель.

Я молчала, а она как будто читала это молчание. С ее губ сорвалось только тихое:

– Прости меня.

Я лишь спросила:

– Где вы были?

Она виновато опустила голову.

Мы долго не общались, а спустя полгода ее мама пришла к нам с пригласительным на свадьбу Изы и Руслана.

Позже появилась и Иза, с которой с детства мы мечтали быть подружками невесты друг у друга на свадьбах.

– Диан, ты знаешь, Юска близкий друг Русика и…

Я молча смотрела на то, как она пытается попросить меня не приходить. Я поняла все, увидев ее на пороге. И хотя и так не собиралась идти, все же было интересно, как она сделает это.

– Просто Русик не хочет… Ты же понимаешь, он почти мой муж, и он не хочет, чтобы мы общались.

Я не хотела, но слезы предательски выдали мою боль.

– Ну, чего ты? Юска сказал, ты даже не девочка была.

Все, что я смогла сделать, это захлопнуть перед ней двери.

Если вы думаете, что мне нужно какое-то наказание для них, карма или еще что, вы ошибаетесь. По-настоящему, я хотела бы только одного – чтобы со мной этого никогда не случалось.

Почему я смолчала?

Потому что даже я считала себя виноватой. Ведь меня никто не заставлял выходить в такое время, не заставлял идти на поводу у Изы. Я боялась папу, который в этой ситуации, как уже показывал опыт, наверняка не встал бы на мою сторону. А терпеть в придачу к произошедшему еще и наказание отца у меня просто не хватило бы сил.

Мне было очень больно, до сих пор больно вспоминать. Но жизнь ведь не закончилась, даже несмотря на постоянные мысли о суициде. Я повзрослела в одну ночь. Одна-единственная ночь показала мне весь эгоизм, всю подлость и несправедливость окружающего мира, в полной мере показала мне мою беззащитность и заставила навсегда измениться.