Текст книги "Наизнанку. Лондон"

– Ну да, вряд ли. Нас интересуют первичные пророчества.

– Тимофея Сергеевича они интересуют, – пробурчала Соня.

Эреб никак не отреагировал на комментарий. Да и Тим сделал вид, что не заметил.

– Первичных пророчеств всего тринадцать.

– Двенадцать, дюжина же, – поправил комтур.

Каждый член Ока мог процитировать книгу Пророчеств с любой страницы. Причем с толкованиями, комментариями и примечаниями. Макс не был исключением.

– Тринадцать. Одно было изъято как «изложенное чужеродным слогом». Всей чужеродности в нём только то, что автор его не человек.

– Окуляр, да? – догадалась Соня.

Похоже, девушка перестала злиться на Тима, и ей стало по-настоящему интересно. Или она готова была ухватиться за пророчества, как за спасительную соломинку. Лишь бы не думать о Грее.

– Да, – улыбнулся Эреб, – он самый. Не переживай, Макс. Ни один из членов ареопага это пророчество в глаза не видел, и даже не в курсе, что оно до сих пор существует. Так что не один ты в неведении.

Эреб вошёл во вкус, или он тоже готов был ухватиться за пророчества, как за спасительную соломинку. Лишь бы не говорить о крови.

– В каждом из первоначальных пророчеств заложена мини-программа. Как же это объяснить? Хорошо бы нам сюда аналитика. Вот представьте себе цикл: если так, то вот так, а иначе по-другому.

– Это как операторы в Бейсике! IF, THEN, ELSE, – обрадовался Тим

Остальные посмотрели на него без малейшего намека на понимание.

– Был такой язык программирования, ну, в смысле он и сейчас есть, но очень видоизменился. Не важно. Короче, когда стали появляться персональные компьютеры, обычным пользователям, не программистам, нужен был язык, на котором они бы могли общаться с компами. Но простой язык. И чтобы не весил, как чугунный мост. Так появился Бейсик.

– Основа… – Эреб задумался.

– Нет, это аббревиатура, – Тим поспешил с ответом. Потом задумался. – Но хотя да, своего рода основа.

– Пророчества находят странные способы, как зацепиться за реальность на Изначальном, – глубокомысленно произнес Эреб и замолчал. Хотел порассуждать о связи уровней через древние тексты, но, к счастью, передумал. – Ну, да и ладно. Вот эти самые «если… то» стали называть развилками. Вроде как шло всё по одному пути, а потом появился выбор.

– Но почему я первый раз об этом слышу? И где хранятся эти развилки? – спросил Макс, у которого практика всегда преобладала над теорией.

– Ты никогда о них не слышал, потому что не твоего ума это дело, – отрезал Хранитель. – Большая часть ареопага не в курсе.

Макс подумал, что ареопаг много о чем не в курсе. Особенно их бы заинтересовали червоточины, которые Эреб с лёгкостью творит сам. Но мысль так и осталась недодуманной. Эреб продолжал рассказывать, а комтур не хотел пропустить ни слова.

– Вся сложность развилок в том, что они не появляются вместе с пророчеством. Могут пройти годы, даже столетия, прежде чем оформится текст развилки. И что ещё хуже, географически этот текст может появиться где угодно. Из двенадцати официальных первичных пророчеств, сейчас развилку имеют только семь. И то одна из них спорная. Очень много псевдоразвилок – пророчеств, которые по стилю, по сути выглядят абсолютно как надо, но при этом являются совершенно обычными предсказаниями на ближайшие выходные.

– А развилки? – определенно, Сонино любопытство проснулось.

– А развилки, насколько я понимаю, – предположил Макс, – либо являются основополагающими принципами нашего существования, как первичные пророчества, либо описывают события сильно отдаленного будущего.

– Именно так.

– И о каком конкретно пророчестве говорил Окуляр? – возвращалась Соня, которая «я-умею-задавать-сто-вопросов-в-минуту». – О своём?

– О своём.

Эреб ненадолго замолчал, прикрыл глаза, а затем нараспев произнёс:

«Матерь троих из надлунного мира впервые вошедшая,

Младшей ведомая, хаос и мрак разольет в год огня.

Волей пера Азраила погибель со старшей нашедшая,

Сумрачный рок укротит, в год девятый со средней уйдя».

Помолчали. Что-то беспокоило Макса, у него явно на языке крутился вопрос. Но он так и не решился его задать.

– Красиво, – нарушила молчание Соня. – И что это значит?

– Как оказалось, совсем не то, что кажется на первый взгляд. А если учесть, что мы уже прошли развилку, то в принципе вся первая часть теряет смысл.

– Вряд ли уж полностью теряет, – вмешался Тим. – Часть после оператора IF – она же важна вне зависимости от того, что там дальше. Вернее, даже не так. Всё что дальше, напрямую зависит от IF.

– Мелкий, вот сейчас, кроме тебя, никто ничего не понял.

– Да нет, понял, – заступился за Тима Эреб, нагнулся, взял на руки кошку. Та, на удивление, не сопротивлялась. – Знаешь, Нокс, а парень прав. И девять – хорошее число. Может, всё и обойдётся, а эта тварь нас просто пугала. Он же это дело любит: демонстрировать свою значимость.

Хранитель замолчал, полностью погрузившись в мысли.

– И всё-таки что означает пророчество? – продолжала настаивать Соня. Но тщетно. Эреб никак не реагировал на вопрос. Он в принципе ни на что не реагировал.

– Как же раздражает эта их вечная загадочность, – Макс не то чтобы жаловался, но, похоже, накипело. – Что Верховный, что этот. По-человечески могут разговаривать только под страхом смерти.

– Не преувеличивай! – укол комтура Хранитель всё же не стал оставлять без внимания. – Я думал, как лучше ответить. Пророчество, девочка, про тебя. Но теперь я не уверен, как его трактовать. Все, кто читал это пророчество, единодушно соглашались, что оно о конце если не света, то определенной его части. Однако, как показала практика, всё с точностью до наоборот. Но наличие развилки может снова перевернуть всё с ног на голову. И по большому счёту тебя это никак не должно беспокоить. Сейчас закончим с этим сероглазым сопляком, отправим вас домой, и вы оба забудете всё это как кошмарный сон.

– Забудем? Но ведь Окуляр сказал, что я лишняя, что я мешаю.

– Мало ли, что он сказал. Не каждое слово, сказанное этой дырявой чашей, нужно воспринимать буквально.

– Но…

– Послушай меня, – Эреб отпустил Нокс, взял Сонины ладошки в руки, – то, что ты сегодня буквально заштопала дыру в озоновом слое, а скорее всего вообще весь его восстановила…

– Я? – не поверила Соня.

– Ты, – тепло улыбнулся Хранитель. – Ты умница, ты даже не представляешь, какая ты умница. Теперь тебе нужно просто выкинуть всё это из головы, понимаешь? Совсем выкинуть. Забыть про Изнанку ты не сможешь, но превратить в волшебное воспоминание – легко. Не дай этому стать твоей реальностью. Не дай отобрать такую короткую жизнь. Оставь Изнанку на Изнанке!

Соня резко выдернула руки.

– Нет! Я прошла через всё это не для того, чтобы со мной разговаривали как с трёхлетним умственно отсталым ребенком!

– Систер, не передергивай. Никто с тобой так не разговаривал.

– Может быть, не так, но почти! – Соне было не до компромиссов, но ругаться с братом не хотелось. – В любом случае я заслужила нормальных, честных ответов на свои вопросы. А не вот этого «Деточка, ты герой, почуй на лаврах, забудь всё, что было»!

– Почуй? – Макс выглядел озадаченным. – У вас есть такое слово?

– Нет у нас такого слова, – вместо сестры ответил Тим. – Сонь, не заводись. Он ответит. И Грей рано или поздно придёт в себя, и ему тоже придётся всё тебе рассказать. Слышишь?

Неловкое молчание вернулось. И снова проблему решила Нокс. Она присела рядом с Соней, потерлась упрямой головой. Заурчала. Девушка невольно расплылась в улыбке. Кошка забралась на коленки.

– Я починила озоновый слой? – С Нокс на руках к Соне вернулось благодушие, и любопытство, куда же без него.

– Ещё как!

– Но как именно?

– Технически? Понятия не имею, – ох, не часто можно было услышать от Эреба такое. – Но в общих чертах я себе это так представляю. Окуляр, при всём своём комплексе превосходства, отнюдь не всесилен. Он может взаимодействовать с материальным миром, но не может на него влиять. Для этого ему нужна была ты. Как катализатор. Ты ведь особенная девочка.

– Судя по пророчеству, систер, ты у нас вообще многодетная мать!

Шутка-то была так себе, но Соня засмеялась! Первый раз за столь долгое время. Нормальный, лёгкий, человеческий смех.

– Вот мама бы обрадовалась, что она уже трижды бабушка! Эреб, откуда у меня дети?

– Нельзя всё воспринимать буквально, – пояснил Хранитель, хитро щурясь из-под очков. – Видишь, как я ошибался с хаосом. «Хаос и мрак». Сложно было предположить, что ты не разрушение несёшь с собой. Слова могут быть очень обманчивы.

– Но что одно, что второе, вполне однозначны, – возразил Макс, который хоть и никогда бы в этом не признался, но загадки любил.

Эреб сел на любимого конька – просвещать молодёжь.

– Хаос – слово не такое простое, как кажется на первый взгляд. Когда-то давно оно означало лишь первичную материю. Неупорядоченную. Что, по сути, не хорошо и не плохо. Потом появлялись трактовки «бездна времени», «беспредельная ненасытность», даже «жажда знаний». Но все они со временем забылись. Я и сам их вспомнил только из-за пророчества. Когда стало понятно, что Соня запустила Окуляр, что он принял её, а ничего плохого не происходит…

– Да неужели? – съязвил комтур.

– Ты понимаешь, что я имею в виду!

– Макс, я не думаю, что он хотел как-то меня обидеть, – Соня выступила миротворцем.

– Я последний, кто когда-нибудь захочет тебя обидеть, – очень твёрдо, очень решительно. – И закрыли эту тему.

Что-то в Эребе менялось, когда он говорил про Соню. Что-то неуловимое, неявное. Но стоило ему сменить тему, как всё возвращалось на круги своя. Всё тот же Хранитель, известный каждому воспитаннику Ока с самого раннего детства.

– Так вот, когда я понял, что прямо сию секунду мир рушиться не намерен, я начал думать. И вспомнил, конечно. Был такой грек смешной. Комедии он писал, довольно своеобразные комедии, надо сказать. Ещё немного, и их можно было бы отнести к категории восемнадцать плюс.

Пока Эреба не унесло в лекцию по литературе, он поспешил вернуться к пророчеству.

– Так вот, в его теории хаос – это воздушное пространство между небом и землей. У Окуляра своеобразное чувство юмора. Я должен был догадаться, что он не стал бы говорить напрямую. А уж к скабрезностям у него всегда тяга была. Неудивительно, что он выбрал трактовку этого комедианта.

– А что с мраком? – Соня не успела спросить сама, брат оказался расторопнее.

Эреб бросил быстрый взгляд на Нокс. Показалось, что в глазах пушистой промелькнула настоящая человеческая боль. Но откуда? Не может быть. Хранитель отвернулся.

– Это непростой вопрос. В данном случае мрак – это твоя кровь. Тот самый необходимый Окуляру катализатор.

Замолчал.

– Моя кровь? – не поняла Соня. – Продолжай, пожалуйста!

Этот разговор давался Эребу совсем нелегко. Не хотел он его продолжать, никак не хотел.

Застонал Грей.

Макс не успел и головы повернуть, как Хранитель оказался над парнем.

– Где развилка?

Грей не мог и вдохнуть, так сильно Эреб схватил его за ворот.

– Я спрашиваю, где развилка? Виттор тебе не говорил. Ты откуда-то ещё знаешь. Где она?

Ужас и паника, это всё, на что сейчас был способен Грей. Он попытался помотать головой.

Неожиданно спокойно подошёл Макс. Положил руки на кулаки Эреба.

– Отпускай. Пусть скажет. Пусть. Отпускай уже.

Хранитель послушался. Ярость прошла. Плечи опустились, сгорбились. На пол рядом с Греем опустился дряхлый старик.

– Где развилка?

– Я не понимаю, о чём ты говоришь! – то ли прохрипел, то ли прокаркал раненный.

Вмешался Макс.

– Не важно, понимаешь или нет. Что-то ты знаешь. Окуляру виднее. И ты сейчас напряжешься и расскажешь всё, что знаешь. И что не знаешь, о чём только догадываешься, тоже расскажешь. Это понятно?

Маленькая теплая ладошка дотронулась до спины комтура.

– Макс, пожалуйста, мне очень важно. Он же теперь никуда не денется.

Отказать Соне после того, через что она прошла, было невозможно. Макс помог подняться Эребу, отвел его в угол, усадил. Соня устроилась рядом с Греем.

– За что ты со мной так?

В мутных серых глазах не осталось и намёка на былые чувства. Или их и не было никогда? На Соню смотрел абсолютно чужой человек.

– Ты должна была выпустить меня на свободу.

Макс бежал по коридорам штаб-квартиры. Скорее, скорее добраться до дяди и всё ему рассказать. Маленький кулачок крепко сжимал вороново перо.

Он влетел в кабинет без стука. Старейший нахмурился, собрался уже отчитать сорванца. Но увидев, как сияют его глаза, как бережно он прижимает к груди перо, как не терпится поделиться своей жутко важной новостью, Виттор поманил Макса к себе, усадил на колени и принялся слушать.

– Ты представляешь, я был в птичнике. И мы играли… ой, ну то есть тренировались с Аликом.

– Когда же ты уже начнёшь проявлять уважение к его древнему имени?

– Прости! Тренировались с Маляком аль-маутом Третьим, – старательно выговорил будущий комтур. – И вот, когда мы кувырк… то есть отрабатывали приём, у меня в руке очутилось вот это!

Макс гордо протянул дяде перо.

– Я сначала жуть как испугался! Думал, я случайно вырвал. Сделал Алику больно, обидел его. Я протянул ему перыо, хотел извиниться. А он, представляешь, он клювом ткнулся мне в ладошку, ну, вроде как пододвинул перо ко мне. Понимаешь? Он специально! Он мне его подарил! Кусочек себя подарил.

Виттор ухмыльнулся в густые усы.

– Таких подарков не каждый удостаивается.

– Ты тоже так думаешь? Я теперь знаешь, что хочу? Я хочу такую татуировку. Вот здесь, на шее. Перо. Будет же здорово, правда?

– Правда! Но давай только немного подождём, хорошо. Пять лет – не самый подходящий возраст для татуировок. Согласен?

Макс задумался. Насупил брови. Потом кивнул.

– Согласен, немного рановато. Я подожду. А пока я буду звать себя Перо Маляка аль-маута Третьего!

– Не длинновато? – Виттор изо всех сил старался не рассмеяться.

Макс снова нахмурился.

– Пожалуй. И что же делать?

– Тут я тебе помогу. Ну-ка, слезь на минутку.

Старейший достал толстенный том, полистал его, нашел нужную страницу. Снова усадил Макса на колени.

– Гляди.

Со страницы на маленького новиция смотрело лицо без лица. Огромные чёрные крылья ангела, рваные лохмотья балахона, костлявые крючья рук.

– Кто это?

– Это Азраил, он же Маляк аль-маут, ангел или вестник смерти. Его ещё называют «тот, кому помогает Бог».

– Ух ты! Это же мой Алик!

– Ну, можно сказать и так.

Макс тихонько шептал: «Азраил… Азраил»

– Тогда я буду Пером Азраила! И пусть мне помогает Бог, – и скромно добавил, – и Алик тоже.

Глава одиннадцатая

– Я не понимаю… – Соня всё ещё цеплялась за призрачный шанс, что вся история с Греем – просто глупая ошибка, что этому есть какое-то логическое объяснение.

– Да куда уж тебе! Как ты можешь понять безысходность заточения на Изнанке? Погрязнуть в исследованиях? Сгноить себя в архиве? Чистить ботинки комтурам? Чёрный исход – это как приговор. У меня украли будущее, мою жизнь, мои мечты. Мне нужен был способ сбежать. Сбежать так, чтоб Око не нашло, чтобы оно ослепло.

– Ах ты ж, эгоистичный гадёныш! – не выдержал Тим.

– Не тебе меня судить! Ты хоть примерно представляешь, какие возможности открываются на Изначальном уровне перед человеком, который прошел подготовку в Оке? Безграничные. Абсолютно! Да вы же там просто дети все малые!

Соня всхлипнула. Столько ярости, столько ненависти. Тимоха крепко обнял сестру.

– Ладно, Наполеон недоделанный, мы поняли. При чём тут Соня?

– А это уже не ко мне вопрос. Не я писал пророчество.

– Как ты про него вообще узнал? – подал голос Макс.

– О, тут спасибо твоему родственничку, – Грей чувствовал, что информация сейчас гораздо важнее его жизни, и чувство безнаказанности опьяняло. – От тебя-то в этом смысле пользы никакой. Сколько я тебя спрашивал про историю Окуляра? Ещё до всего этого бреда с Испытанием? Тысячу раз. Сколько искал в твоих вещах, в твоих архивах. Видимо, заранее чувствовал, что понадобится. А толку чуть. Только письмо дядьки твоего юродивого пригодилось.

Грей наслаждался. Сколько же удовольствия ему доставляло ранить Макса.

– Когда Окуляр не оставил мне надежды, я не знал, что делать, куда бежать. И вдруг у меня прямо фотографией всплыла перед глазами та его писулька тебе. По Оку вечно ходили слухи, что даже Хранитель не может похвастаться знаниями Старейшего. Стоило рискнуть.

Грея уже было не остановить. Видимо, выговориться ему хотелось очень давно.

– Ты бы, Макс, мог гордиться своим пенсионером. Он дрался не хуже тренированного комтура. Мне дорого обошлось новое знание.

– Не ври.

Тихие слова Эреба заставили Грея сжаться, как от нового удара.

– Не было там никакой борьбы, – едва шевеля губами, продолжил Эреб. Всё-таки к Виттору у него было особое отношение. Наверное, кто-то бы даже назвал это дружбой. – Там один маленький трусливый сопляк испугался быть пойманным. И решил, что человеческая жизнь – вполне себе достойная цена молчания.

Эреб замолчал. Откашлялся. Никто не осмелился его поторопить.

– В большинстве случаев я бы с паршивцем и спорить не стал. Жизнь – она в принципе отличная валюта. Но не в тот раз, и не с тем человеком. Виттор рассказал ему об изъятом пророчестве. Не представляю, откуда он сам о нем узнал. Правда, он всегда был крайне любознательным и на память не жаловался, и на логику. Может, порывшись в архивах, сложив очевидное, он понял, что изъятое не значит уничтоженное? Но где нашёл текст? Понимал ли, что этот молокосос – часть пророчества? Вряд ли.

В безвольно висящую руку Хранителя ткнулась серая лобастая мордочка.

– Да, Нокс, ты права, я отвлёкся, – всё так же, не меняя интонации. – Старейший предупредил, что сообщит ареопагу о приходе Грея. Скорее всего никуда бы он и не пошёл. Так только, припугнул для порядка. А этот испугался по-настоящему. И как-то он сразу поверил, что пророчество ему поможет. В общем, не было там никакой борьбы. Подлый, гадкий удар исподтишка, не оставивший Виттору и малейшего шанса защититься. И крови-то особо не было. Но вот руки запачкал. По локоть.

И Хранитель замолчал. Словно ушёл в прошлое, в ту ночь, вместо Нокс, прощаться со Старейшим.

Соне не надо было спрашивать, правда ли то, что рассказал Эреб.

– Я не хочу об этом думать даже завтра, – философия Скарлетт О’Хара в современной интерпретации. – Рассказывай! Хоть что-то во всей этой истории было настоящее?

– Настоящим было пророчество. Разгадать его до конца никто не смог за века, но суть была очевидна: впервые женщина придет с Изначального уровня, он же надлунный мир, и принесет хаос и разрушение. Именно то, что мне было нужно. Тем более что Старейший уверял, будто тут прямая связь с Окуляром.

– Окуляр тебе чем не угодил? После того, что он сделал с Соней, я в целом только за, но тебе-то зачем? – спросил Тим. – Только не надо опять про то, что так сбежать проще.

– Уйти, конечно, можно было через любой переход. Вот только работающий Окуляр быстро нашёл бы меня на Изначальном уровне. Он же, зараза, помнит каждого, кого касался. Да и потом, разрушенный Окуляр – событие из ряда вон выходящее. Кто бы стал заниматься сбежавшим инсинуатом?

– Стратег, куда деваться, – прокомментировал Тим.

Соня уже не хотела слушать никаких ответов, но упорно продолжала задавать вопросы.

– Как ты узнал, когда я приду? Я это перо могла в любой день поймать!

– Могла. Я и ждал тебя почти полгода. Каждый вечер, с момента наступления года Огненной Обезьяны.

– Да с чего ты взял-то, что в этом году ждать надо?

– О, это-то как раз было не сложно. Что такое девятый год? От начала времен? От Рождества Христова? Сомнительно. Ни одной записи о появлении любого существа женского пола в Оке не было. Значит, ещё не приходила. Значит, девятый год огня ещё не наступил. Дальше простая математика. Складываем цифры в годах и ищем тот, который в сумме даёт девять и приходится на огненный знак. Две тысячи шестнадцатый – год Огненной Обезьяны. То, что там дальше что-то про перья и погибель, меня мало интересовало. Мне главное было продолжать ждать и верить, что ты придёшь. А с каждым месяцем вера слабела. Но надежда умирает последней. И ты пришла. А дальше всё было совсем легко.

– Легко? Что ты…

– Систер! – не вовремя осенило Тимоху. – Я понял, почему матерь троих! Это ж, как и сказал Эреб, не буквально!

– Мелкий, это сейчас очень важно?

– Очень! Хотя не знаю, – Тим смешался.

– Понятно. Рассказывай.

– Ты – София!

Станиславский бы позавидовал такой паузе.

– Это очень ценное замечание. Я, безусловно, София. И?

– И ты мать!

– Мелкий, хорош!

– Ладно, ладно. Ты мать Веры, Надежды и Любови. Понимаешь? Он как сказал про то, что…

– …Надежда умирает последней, – закончила Соня хором с братом. – Звучит разумно. Младшей ведомая, хаос и мрак… Это, ну, младшая – любовь, да?

– Систер, давай эту строчку опустим.

Грей ухмыльнулся. Все сделали вид, что не заметили.

– Волей пера Азраила погибель со старшей нашедшая,  – это меня куда как больше интересует, – закончил мысль Тим.

– Старшая – это вера. Значит, мою веру разрушило перо? Но это же не так, с пера всё началось. Благодаря ему я, наоборот, поверила!

– С пером Азраила всё чуть сложнее, – заговорил комтур. – Перо Азраила – это я.

Макс никогда не жаловался, что его слушают недостаточно внимательно, но в этот раз он побил все рекорды.

– Кхм, ну, это давняя история и сложная. Там, кхм, много тонкостей и подводных камней. В общем, сейчас не время и не место. Да и вообще ни к чему.

– Макс, ты что, смущаешься? – не поверил своим глазам Тимоха.

– С чего бы вдруг? Что за странные мысли. Короче, перо Азраила – это я. И, насколько я понимаю, погибель веры – это… Прости, Сонь. В том смысле, что я разрушил твою веру вот в него.

– Не в него, – упрямо помотала головой матерь троих, – а в его идеи, планы. Не в него!

– Да, – поспешил согласиться Макс, – так точнее. Но слушайте, тогда остаётся, что средняя дочь – это Надежда. Сумрачный рок укротит, в год девятый со средней уйдя. Соня уйдёт дальше с надеждой. Это же, значит, всё хорошо?

– За исключением наличия развилки, – подал голос Эреб. – Вы хорошие детки, умненькие. И разложили всё так ладно. Вы молодцы.

– Эй, ты же сам сказал, «девять – хорошее число». Кто б ещё знал, что это значит… – Только у Тимохи хватало непосредственности так разговаривать с Хранителем.

Эреб сам не ожидал, что это его встряхнёт.

– Девять – тут со всех сторон девять. Изъятое пророчество – девятое, год – девятый. Девятью девять. А ты второй раз прав, парень! И с Бейсиком со своим, и сейчас.

И уже ласково, к Соне:

– Ты с ним закончила?

– Нет, если можно, я бы продолжила. Он сказал, что дальше было легко, и я… ну, хотела бы знать…

– Спрашивай, милая. Если тебе это поможет, спрашивай. Макс, а мы пойдём, прогуляемся. Сообщение отправим, время уже. И ты, парень, пойдем с нами.

Тим замялся у входа. Не хотел оставлять сестру одну, с этим.

– Не волнуйся, – успокоил его Эреб, – Нокс присмотрит. О, гляди, как Сумеречный напрягся весь.

– Почему ты зовешь его Сумеречным?

– Вот это тебе просто стыдно спрашивать! Пойдём уже.

* * *

Соня никак не могла себя заставить снова задать вопрос. Решилась.

– Что со мной было «легко»?

– Да всё, с самого начала! Пару капель снотворного в чай, и вся ночь в моем распоряжении. Одна проблема: сильная головная боль как побочный эффект. Но ты отлично списала её на последствия перехода. Отдельное спасибо, что достала телефон в кафе, не пришлось гадать, как его разблокировать. А он мне очень помог: фото, фото, фото. Прогулки, кофе, квесты, кофе, опять прогулки. И чего тут сложного? Принести утром кофе, вытащить погулять, подкинуть пару загадок, чтобы сама решила. И всё!

– Ты настолько в себе уверен?

– Так ведь сработало же! По большому счёту даже не страшно было отпускать тебя на Изначальный. Ясно было, что вернёшься моментально.

– Почему? – на одном выдохе.

– Потому что влюбленные курицы долго в одиночестве не высиживают. Прилетают как миленькие!

Соня молчала. Она очень не хотела расплакаться на глазах у Грея. Изо всех сил не хотела.

– Ваше слияние с братом – это, конечно, был прямо подарок судьбы. Совместное преодоление трудностей сближает. Вот с ним, кстати, было сложно. Да и раздражать это ваше двойственное существование начало довольно быстро.

– Кстати, да, мелкий тебе никогда не верил.

– Всё он мне верил, поначалу только плохо шло.

– Льсти себе!

– Сейчас это какое значение имеет? – огрызнулся Грей.

– Никакого, ты прав. Но ты же пошел с нами в метро!

Грей злорадствовал.

– Ты думала, что я пошел с вами в метро.

Соня не нашлась, что спросить. Впрочем, вопросы и не требовались. Грей прекрасно справлялся сам.

– Я и не собирался идти дальше первой станции. Я что, псих? Пророчество явно давало понять, что сначала ты принесёшь хаос, а только потом погибель найдёшь. Соответственно в метро бы ты выжила в любом случае. А вот я – не факт. Мне зачем так рисковать? Всё, что нужно было сделать, убедительно исчезнуть. Мне кажется, я был более чем убедителен.

– Но ты же не мог знать, что поранишься!

– Безнадёжный случай. Слушай, ты обычно как-то лучше соображаешь. Я же не случайно напоролся на ту железку!

Соня стала похожа на героиню аниме с огромными блестящими глазами. Нужные слова никак не приходили.

– Господи, эмоций-то сколько! А я и впрямь хорош, – самодовольно протянул Грей. Несмотря на глобальный проигрыш, с Соней он выиграл по-крупному.

Девушка кусала губы. Надо спросить. Или не стоит? Ответ и так известен. А вдруг? Нельзя же быть такой дурой! Соня разозлилась, и снова смешалась, и опять разозлилась. Успокоилась.

– Ты меня совсем не… никогда не… ты ко мне хоть что-то испытывал?

– Ну что ты, маленькая, – голос такой мягкий, тёплый, такой родной, – конечно же нет! Ну-ну, не надо так расстраиваться. Не я первый, не я последний!

Нокс зашипела. Да так, что любая гадюка позавидовала бы. Грей осёкся.

Дверь распахнулась.

– Систер, либо тут мир сошёл с ума, либо они ковыряют чёрные дыры прямо у нас под носом!

* * *

Пока ждали машины из штаб-квартиры, Эреб пытался объяснить Тиму, что магией тут и не пахнет, а дело исключительно в физике. Он рассказывал, что вторая суперструнная революция прошла на Изнанке с бо`льшим размахом, чем на Изначальном уровне. Тут вмешался Макс. Его интересовало, почему после такой размашистой революции он сам не может формировать червоточины. Очень интересовало. Эреб неожиданно стал туговат на ухо.

Гораздо важнее было выяснить у Грея, где текст развилки. Но тут Эреб с Максом зашли в тупик. Грей не знал. Абсолютно точно не знал, о чём говорил Окуляр. Хранитель с комтуром заходили с разных сторон. Ничего.

Соня полностью отстранилась. Полазив по ящикам, нашла нитку и клочок бумаги. Соорудила бантик на верёвочке и усевшись на полу, возвращала Нокс в кошачье детство (если оно у хвостатой вообще когда-нибудь было). Котёнок вышел на редкость симпатичный.

Наконец за ними приехали.

Не так.

Наконец за ними прибыл кортеж Ока. Трое членов ареопага, сам Верховный, двое комтуров и инсинуаты. Бесконечные инсинуаты. Кто бы мог подумать, что у Ока столько воспитанников. Все бегали, суетились. Руководство требовало к себе попеременно то Эреба, то Макса. Ни один из них не обращал на эти требования ни малейшего внимания. Эреб следил за тем, чтобы Грея обеспечили надёжной охраной, а Макс хлопотал вокруг Сони и Тима.

Инсинуатам что-то срочно было нужно то от брата, то от сестры. Комтур отгонял этих посланников ареопага, как назойливых воронят. Вскоре Максу удалось усадить Соню с Тимом в машину. Двум самым проверенным комтурам было поручено «не подпускать к машине ни одну живую душу». Ещё какое-то время инсинуаты пытались прорваться, но потерпели неудачу и нажаловались Верховному архону.

Эмоциональное «Макс!» прогремело над долиной. Вздрогнули все, кроме самого виновника начальственного гнева. Макс был занят: он распихивал всех по машинам. Надо было убираться отсюда. Подальше от Окуляра. Подальше от всей этой истории.

* * *

Соня с Тимом сидели на гигантской каменной поилке в главном птичнике штаб-квартиры Ока.

Дорога от Окуляра до Лондона не запомнилась совсем. Как-то вдруг раз, и они уже на месте, и кто-то настойчиво подталкивает их вперёд, к лестнице. Соня замерла на самой верхней ступеньке. Она отлично помнила, что внизу гобелен, за ним вход в метро, а ещё ниже тюрьма, там мелкого держали. Но вот чего она не помнила, так это кухни, расположенной аккурат между этими двумя местами. Ужин (или завтрак? или обед?), наверное, был очень вкусный. Но ни Соня, ни Тим этого не заметили. Оба клевали носом.

Их отвели наверх, вроде на третий этаж. Безликая спальня. Они тут, в Оке, похоже, и не в курсе, что есть такая профессия – дизайнер интерьера. Одно хорошо – в комнате была кровать размером с маленькое поле для гольфа.

А дальше темнота.

Утром Соня проснулась от запаха свежеиспеченной булочки и кофе. Растолкала мирно посапывающего рядом Тимоху. Неожиданный бонус: к завтраку прилагался улыбчивый мальчишка лет десяти. Соня обрадовалась, что, наконец, можно поговорить с кем-то из Ока, кто не нагоняет страху одним своим появлением, но не тут-то было. Улыбающееся чудо радостно кивало, но на этом всё. Соне не удалось вытянуть из него ни словечка. А улыбка прямо отличная!

Либо в Оке умеют готовить отличные булки, либо взбивать волшебные перины, но настроение у девушки было прекрасное. Даже молчание улыбчивого партизана не могло его испортить. Соня только больше расцветала и заразительно смеялась.

Тим не верил своим глазам. Неужели перед ним его сестра, которая сутки назад… А сутки ли? Интересно, сколько они проспали? Ладно, не важно. Неужели эта светящаяся маленькая радость ещё недавно была на грани жизни и смерти?

– Систер, с тобой все хорошо?

Систер ответить не успела. В дверь деликатно постучали, но дожидаться разрешения войти не стали. Терпение – это не к Максу.

– Выспались?

– Так точно, – отрапортовала Соня.

– Тогда собирайтесь. Через полчаса начнётся заседание ареопага. Вам там присутствовать не надо, но желательно быть где-то поблизости. Мало ли, как оно пойдёт.

– Макс, у нас какие-то проблемы? – спросил Тим, внимательно вглядываясь в лицо комтура.

– Да нет, какие у вас могут быть проблемы. Я так, перестраховываюсь.

– Макс? – Теперь и Соня почувствовала неладное.

– Не нагнетайте! И так тошно! Нет у вас никаких проблем. Но ареопаг, он и есть ареопаг. Они по отдельности – мудрейшие дядьки, а как вместе соберутся, всё, пиши пропало. У них там какое-то коллективное-невменяемое включается.

Макс заметил улыбающегося новиция.

– Так, а ты что здесь делаешь?

Мальчишка потупил взгляд.

– Уши греешь. Ясно. Брысь отсюда. И доложи Джейми, что у тебя парное наказание вечером.

Судя по тому, как блестели глаза у партизана, гости с Изначального (да ещё и в комплекте с комтуром Максом) стоили любого наказания.