Текст книги "Чэнь Шаоюй – Ван Мин. Биография. Воспоминания"

6. Нападки предателей и троцкистов

Однажды в октябре 1928 г. переутомившийся Шаоюй не мог работать, отдыхал на своей койке. Вдруг кто-то пришел и сообщил, что Юй Фэй (член делегации КПК в ИККИ) разражается сердитыми криками в Восточном отделе Коминтерна, требуя непременно Чэнь Шаоюя как переводчика. Он не желал для этого ни Шэн Цзэминя, ни кого бы то ни было другого. Берман, проживавший с Шаоюем в одной комнате, объяснил:

– Голубев действительно болен. Вчера лег, даже не поужинав. И сегодня еще не завтракал.

Но Юй Фэй не унимался, требовал Шаоюя и только. Шаоюй вынужден был отправиться в Восточный отдел Коминтерна. Увидев его, Юй Фэй разразился бранью:

– Как такой молодой человек мог заболеть?! По-моему, ты просто заносишься!.. Заболел? Умер бы – всё равно обязан был прийти! Может быть, ты не хочешь работать переводчиком? Заставим тебя всю жизнь быть переводчиком!

Шаоюй, однако, начав переводить, вскоре почувствовал головокружение и не смог переводить дальше. Услышав ругань Юй Фэя, пришли Миф и Цюй Цюбо, поинтересовались, в чем дело. Шаоюй хотел объяснить, но не смог закончить фразу и упал в обморок. Миф уложил его в своем кабинете отдохнуть. Врач, осмотрев его, определил сердечную недостаточность вследствие переутомления. Это был первый диагноз о неврозе сердца.

В ноябре того же года Шаоюй однажды занимался в Институте проблем Китая. В это же время Хуан Пин (член делегации КПК в ИККИ) всюду звонил и искал Шаоюя для перевода. Лишь много времени спустя поиски привели к этому институту. Когда Шаоюй прибыл в Восточный отдел Коминтерна и предстал перед Хуан Пином, тот тоже заругался:

– Что у тебя за противное зазнайство?! Не позволим тебе увиливать от работы! Мы обязательно заставим тебя всю жизнь работать переводчиком!..

Его брань оказалась точно такой же по смыслу, как у Юй Фэя.

Юй Фэй во время пребывания в Москве тайно вступил в организацию троцкистов. После IV пленума ЦК КПК 6-го созыва вступил в группировку Ло Чжанлуна, распространял антипартийные, антикоминтерновские листовки, был исключен из партии.

Хуан Пин вскоре по возвращении в Китай был арестован и «покаялся» перед гоминьдановцами. Сначала даже Пятницкий и некоторые другие товарищи не могли поверить, что Воровский (Хуан Пин) мог стать изменником, думали, что это вражеская клевета. Поверили в его измену только тогда, когда услышали антикоммунистическое интервью, данное им нанкинскому радио.

Летом-осенью 1929 г. в КУТК проходила чистка партии. Но мы с Шаоюем еще задолго до этого уехали в Китай. Как рассказывали позже Бо Гу, Ян Шанькунь и другие товарищи, в начале чистки положение сложилось весьма тревожное. Юй Фэй представлял делегацию КПК в Коминтерне на заседаниях комиссии по чистке партии. Пользуясь неосведомленностью К. И. Кирсановой, входившей в комиссию, он потребовал прежде всего подвергнуть чистке Шэн Цзэминя, Чжан Вэньтяня, Ван Цзясяна, Цинь Бансяня (Бо Гу), Хэ Цзышу и других сторонников линии Коминтерна. Будучи представителем КПК в Коминтерне, Юй Фэй постоянно поддерживал антипартийных элементов в КУТК. В делегации КПК в Коминтерне он ведал организационной работой. Поскольку Юй Фэй и находившаяся у него на поводу К. И. Кирсанова (директор Международной Ленинской школы) стояли на стороне темных людей, в начале чистки обстановка создалась критическая.

К счастью, председателем комиссии был старый большевик А. А. Сольц (Ленин относился к нему с большим уважением, выдвинув его в члены ЦКК ВКП(б)), отличавшийся серьезным и принципиальным отношением к делу. Он решительно защищал честных людей, отметал нечестных. Исходя из своего опыта, он не соглашался выступать против Шэн Цзэминя и других товарищей. Он разглядел Ли Цзяньжу и других, которые, хотя и вышли из рабочих, вели себя недостойно. «К счастью» было и то, что позже обнаружили в кармане повесившегося (из страха перед разоблачением) троцкиста по прозвищу «Товарищ Мама» (настоящее имя его забыто; свое прозвище он получил, возможно, из-за ворчливой манеры разговора) список членов троцкистской организации в КУТК. Этот «Товарищ Мама» у троцкистов занимался оргвопросами. После этого острие чистки, наконец, было повернуто против антипартийных элементов.

VIII. В Шанхае

1. Возвращение в Китай. Дискуссия о кулачестве

В начале февраля 1929 г. Миф и Цюй Цюбо сказали Шаоюю: «Вы ведь давно хотели вернуться в Китай работать? Теперь представился случай. Говорят, между Ли Лисанем и Цай Хэсэнем разгорелся ожесточенный спор по вопросу о кулачестве. Ли Лисань даже исключил Цай Хэсэня из членов Политбюро. Цай Хэсэнь собирается в Москву. Делегация КПК совместно с Восточным отделом Коминтерна готовят письмо (в основном по вопросу о кулачестве). Однако, пока оно будет написано и принято, пройдет еще несколько месяцев, затем только может быть отправлено. Поэтому вас посылаем туда сообщить ЦК, чтобы больше не спорили по этому вопросу. Они знают, что вы работаете в Коминтерне, вам поверят. Вот почему решено поручить вам передать сообщение».

Здесь попутно коснемся вопроса о кулачестве. Практически этот вопрос был решен только в 1934 г., когда Шаоюй написал статью «Экономическая политика Советской власти в Китае». В прошлом споры вели, на одной стороне, Ли Лисань с Цай Хэсэнем, а на другой – Бухарин с Мифом. Бухарин стоял за союз с кулачеством, Миф был против. Как рассказывал впоследствии Миф, с ним был согласен Сталин, – в том, что в буржуазно-демократической революции в Китае нельзя идти на союз с кулачеством, так как кулаки были полупомещиками, которых можно называть полуфеодальными эксплуататорами. Письмо Восточного отдела Коминтерна и делегации КПК было написано на основе этого мнения.

Проекты Конституции, Закона о земле, Закона о труде и т. д. для Китайской Советской республики были написаны в 1930 г. делегацией КПК (во главе с Цюй Цюбо) и Восточным отделом Коминтерна (во главе с О. В. Куусиненом). Они были отвезены в Китай Цюй Цюбо и Чжоу Эньлаем, и в большинстве своем содержали левацкие ошибки. Только в 1934–1935 гг. в статье Шаоюя об экономической политике, его выступлении на УП конгрессе Коминтерна, в статье «Новая ситуация и новая политика» и т. д. эти ошибки постепенно были исправлены. В Центральном советском районе Китая тогда получили только статью об экономической политике, которая была напечатана в журнале «Доучжэнь» («Борьба»). Крупные ошибки в вопросе о кулачестве совершал тогда и Мао Цзэдун, который был против статьи об экономической политике.

В написанном в 1930 г. проекте Закона о земле еще больше были развиты левацкие ошибки в вопросе о кулачестве. В нем устанавливалось, что земля кулаков конфискуется наравне с помещичьей землей. При перераспределении земли помещики не получали надела, а кулаки получали часть худшей земли.

Шаоюй увидел этот проект после IV пленума ЦК КПК 6-го созыва в 1931 г. Он тогда же считал этот проект неверным, поскольку последний практически означал не только ликвидацию помещиков, но и ликвидацию кулачества, что было неверным на этапе буржуазно-демократической революции, ибо кулаки представляли собой сельскую буржуазию. В результате Сян Чжунфа, Чжоу Эньлай и Чжан Готао втроем письменно представили мнение Шаоюя представителю Дальбюро ИККИ (Дальневосточное бюро Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала) в Шанхае. Но Миф не согласился с этим. Тогда произошел впервые спор по вопросу о кулачестве между Шаоюем и Мифом.

В течение 1932–1933 гг. Шаоюй неоднократно поднимал в Коминтерне вопрос об исправлении указанной установки, но Миф был решительно против этого. В 1934 г. Ван Мин (Шаоюй принял этот псевдоним в 1932 г.) написал брошюру об экономической политике, но Миф по-прежнему возражал. Однако Пятницкий согласился с исправлением установки и спросил Мифа о его мнении. Миф все равно был «против». Он заявил:

– Открою вам секрет: во время нашего спора с Бухариным Сталин поддержал меня.

Ван Мин ответил:

– Во-первых, характер революции не тот; во-вторых, революция происходит в условиях войны; в-третьих, революция победила еще только на очень маленькой территории… Я не верю, что это мнение Сталина.

Ван Мин предложил написать письмо Сталину, чтобы узнать, каково же все-таки его мнение. В результате Миф тоже согласился с мнением Ван Мина в вопросе о кулачестве. Но дело задержалось из-за несогласия Пятницкого с Ван Мином по вопросу о мелких помещиках. Только в 1936 г. Г. Димитров сказал, что он согласен с Ван Мином, и надо телеграфировать ЦК КПК об изменении политики в отношении кулачества. Но, к сожалению, было уже поздно. Красная армия оставила Советские районы, проводить аграрную реформу уже невозможно. А в 1937 г., с началом переговоров с Гоминьданом, была официально приостановлена аграрная революция.

2. «Кандидат в корреспонденты»

Перед отъездом Шаоюя из Москвы в феврале 1929 г. Цюй Цюбо направил его к Юй Фэю, отвечавшему за организационные дела в делегации КПК. Тот дал Шаоюю явочный адрес шанхайской больницы «Баолун».

Прибыв в Шанхай, Шаоюй несколько раз писал по этому адресу, но никто не приходил устанавливать с ним контакт. Лишь накануне 1 Мая он встретил на улице Чэнь Юаньдао и, таким образом, был найден контакт. Чэнь Юаньдао был в то время инспектором Орготдела ЦК партии. Он сказал с возмущением:

– Адрес этой больницы «Баолун» уже больше полугода как провалился. Мы давно сообщили делегации об этом. Почему Юй Фэй все же дал тебе этот адрес, а другим давал не этот?!

Спустя три дня после того, как Чэнь Юаньдао сообщил в ЦК о прибытии Шаоюя, Ли Лисань пришел в гостиницу «Шоуянгун», где остановился Шаоюй. Увидев Шаоюя, Ли Лисань сразу же принял сердитый вид и, со сдвинутыми бровями, багровый от гнева, спросил: какие у Коминтерна мнения? Шаоюй рассказал ему, что к чему. Затем Ли Лисань произнес:

– Вы хоть и учились в Москве, но не имеете опыта практической работы, должны пойти на самую низовую, самую трудную и тяжелую работу.

Шаоюй ответил:

– Можно.

Ли Лисань послал Шаоюя в Западный район Шанхая корреспондентом газеты «Хунци». Но по прибытии в Западный район Шаоюй узнал, что там уже работает корреспондент – Гао Цзесань, который рассказал:

– Я смогу уйти отсюда только через полгода. Вас прислали кандидатом в корреспонденты, моим помощником. Ваша задача – ежедневно получать и разносить газеты. В шесть утра отправляетесь в Общество молодежи на Северо-Сычуаньской улице за газетой «Шанхай жибао»[37]37
  Газету редактировал Ли Цюши.


[Закрыть], возьмите экземпляров 70. Половину я распределю в райкоме, а другую половину вы сами распространите и расклейте на заводах, улицах и в других местах. «Шанхай жибао» – нелегальная газета, надо уметь прятать ее от врагов. В трамвае ее следует положить под подошвами. Часто бывают обыски, проверки. Будьте осторожны…

Как-то в мае 1929 г., отправившись в Общество молодежи за газетами, Шаоюй встретил там Ли Цюши (член Секретариата ЦК комсомола). Он, как и Линь Юйнань и некоторые другие, были недовольны многими действиями тогдашнего ЦК партии.

Он спросил Шаоюя, зачем пришел. Шаоюй ответил, что за газетами.

– Вы курьер? – спросил Ли Цюши.

– Я кандидат в корреспонденты, – ответил Шаоюй.

Ли Цюши был удивлен:

– В райкоме курьеры. Я никогда не слышал о каких-то кандидатах в корреспонденты! Кто дал вам эту работу?

Шаоюй сказал:

– Это Асань[38]38
  То есть Ли Лисань.


[Закрыть] послал меня на самую низовую, самую трудную и тяжелую работу.

Ли Цюши заметил:

– А не можете ли вы пойти к нам, в редакцию, работать? Вы же вполне можете писать!

Только через три месяца Шаоюй был переведен в Восточный район Шанхая заведующим отделом пропаганды райкома партии. Иногда ему приходилось замещать секретаря райкома и другие должности.

3. Трехдневник «Хунци»

С 12 ноября 1929 г. до 1 января 1930 г. Шаоюй, переведенный на работу в Отдел пропаганды ЦК КПК, редактировал трехдневник «Хунци». Ранее это издание редактировал Пань Вэнью, который по совместительству был референтом Отдела пропаганды ЦК и еще редактировал журнал «Большевик». Се Цзюецзай в то время тоже принимал участие в работе редакционного совета «Большевика», но вел только рубрику «Цуньте» («Дюйм железа») – писал фельетоны.

Было установлено, что «Большевик» должен выходить раз в полмесяца, а «Хунци» – раз в три дня. Но оба издания никогда не выходили вовремя. Для них часто писали Ли Лисань и другие руководители ЦК. Но как только Шаоюй стал редактором, все они перестали писать. Причем Ли Лисань откровенно заявил Шаоюю еще следующее:

– Во-первых, вам запрещается употреблять свое имя, ни в коем случае нельзя подписываться «Чэнь Шаоюй», «Шао Юй» и т. п.; во-вторых, выпускать надо непременно раз в три дня; в-третьих, курьеравам не дадим, сами будьте относить рукописи в типографию.

Таким образом, Шаоюй один писал статьи, относил в типографию и редактировал гранки. Жил он на улице Синься в Западном районе, а типография находилась возле Тиланьского моста в Восточном районе. Для каждого номера газеты надо было написать 16 тысяч иероглифов (что равно двум полосам крупной газеты, не считая заголовок). Шаоюй выпускал газету по графику, что встречало всеобщее одобрение. Поскольку Шаоюй был единственным автором, то все номера (около 15) трехдневника «Хунци», выпущенные с середины ноября 1929 г. до 1 января 1930 г. (в этот день Шаоюй был арестован и заключен в тюрьму), содержали только статьи, написанные им одним. Они подписаны псевдонимами «My Ши», «Ин Ши», «Цин Шу», «Хуа Ин», «Чжао Юй», «Лу Цин» и т. д. Содержание трехдневника «Хунци» включало: внутренние и зарубежные новости, информацию о Красной армии и Советских районах, отповедь антикоммунистическим выпадам Гоминьдана, сообщения о борьбе народных масс, ознакомление читателей с Советским Союзом и прочее.

4. В тяжелые дни 1930 года

О процессе борьбы против линии Ли Лисаня, против правой группировки Ло Чжанлуна и троцкистов-чэньдусюистов в 1930 г. Шаоюй уже немало рассказал в своей книге «Борьба за дальнейшую большевизацию КПК». Но, как отметил автор в «Послесловии ко второму изданию» – «О процессе борьбы против линии Ли Лисаня в период до IV пленума ЦК», по поводу этого процесса его «подробности никак не могут быть изложены в работе небольшого объема». Относительно сущности линии Ли Лисаня и борьбы Шаоюя и других товарищей против этой линии имеется подробное разъяснение в книге «Борьба за дальнейшую большевизацию КПК»[39]39
  В условиях подполья Шаоюй подписал книгу псевдонимом «Шао Юй».


[Закрыть]. Здесь мне хотелось бы привести только некоторые моменты, которые помогают понять тогдашнюю обстановку.

Прежде всего о гонениях, которым подвергал лилисаневский ЦК Шаоюя, Бо Гу и других товарищей; особенно о пяти историях, когда Шаоюй подвергался преследованиям со стороны Ли Лисаня и других.

История первая 

1 января 1930 г. Ли Лисань сказал Шаоюю:

– По решению ЦК и Цзянсуского провинкома, актив красного профсоюза[40]40
  «Красный профсоюз» – руководимый КПК нелегальный профсоюз. Гоминьдановский профсоюз прозвали «желтым», он был легальным и реакционным.


[Закрыть] всех районов Шанхая созывается сегодня, на котором будет сообщено о решении ЦК и провинкома – организовать предновогоднюю (по лунному календарю) забастовочную борьбу рабочих. Но место сегодняшнего собрания таково, что мне туда идти нельзя. Вам придется пойти на это собрание вместо меня и сделать доклад о международном и внутреннем положении и наших задачах.

– Ранее было договорено, – продолжал Ли Лисань, – что Сян Ин и Сюй Сигэн[41]41
  Они оба были тогда руководителями ВСПС. Сюй Сигэн в 1931 г. после ареста стал изменником.


[Закрыть] пойдут со мной вместе. Они сейчас ждут меня в чайной… Вы пойдите сначала к ним и скажите им, что я не могу идти, пусть идут с вами.

Когда Шаоюй увидел Сян Ина и Сюй Сигэна в чайной и рассказал им всё как было, оба, не сговариваясь, усмехнулись. Сян Ин сказал Шаоюю:

– А-а, значит, Лисань сам не пойдет. Ну хорошо. Идите, Шаоюй, вперед. Мы скоро придем.

Но Шаоюй только добрался до места собрания, не успел еще сесть, как подкатились уже полицейские фургоны. Шаоюй и более 20 участников собрания были арестованы.

Тут Шаоюй только понял, почему Ли Лисань сам не пошел, а Сян Ин и Сюй Сигэн лишь усмехались, но тоже не пошли. Ли Лисань и его окружение знали, что место собрания уже раскрывалось врагами раньше. Тем не менее они посылали туда других «бороться» за легальность[42]42
  Ли Лисань считал, что надо всегда и везде «бороться за легальность» сверху донизу, не страшась жертв. Кто не желал идти – тот «боится смерти». Но сам он не ходил «бороться».


[Закрыть]. Сами же они не желали бороться. Поэтому назначили по-прежнему в этом месте проводить актив профсоюзных и партийных кадров с участием более 20 человек, на который не только послали Шаоюя вместо Ли Лисаня, но еще двух членов Политбюро ЦК (Сян Ин и Сюй Сигэн) – выходцев из рабочих.

Как рассказывал позже Сян Ин, когда дело касалось людей из собственной группировки Ли Лисаня – например, Гуан Сянъина и Сяо Юаня (занимался внутренней курьерской службой ЦК, приемный сын Сян Чжунфа), Ли Лисань сразу же, как только их арестовали, потратил крупные суммы денег и выручил их из тюрьмы. Но когда арестовывали людей, не входивших в их группировку, – например, Юнь Дайина и Цай Хэсэня, они не предпринимали мер для их спасения (на VIII съезде КПК (в 1956 г.) Ли Лисань и Чжоу Эньлай открыто признали гибель Юнь Дайина и Цай Хэсэня результатом своих ошибок сектантского характера).

История вторая 

18 февраля 1930 г. Шаоюй был освобожден из тюрьмы как представивший поручительство. Он снял с себя демисезонный халат, отнес его в ломбард и, получив 2 юаня, поселился в маленькой гостинице «Цичан» на улице Чжэцзянлу. На другой день он вышел на улицу – пройтись, надеясь встретить кого-нибудь из товарищей, чтобы восстановить связь с партийной организацией. Пройдя немного, на улице Сымалу он встретил Жэнь Биши, который дал ему 5 юаней и обещал сообщить о нем в Орготдел ЦК, чтобы прислали к нему человека для контакта.

Но прошло еще дней двадцать, прежде чем Ли Лисань прислал к нему Чэнь Гэна. Тогда Шаоюй еще не знал, что Чэнь Гэн – ответственный сотрудник Особого отдела ЦК; думал, что он работник Орготдела ЦК.

Расспросив Шаоюя, Чэнь Гэн сказал:

– Ваш рассказ совпадает с тем, что нам известно. Вы ждите. К вам придут, дадут вам работу…

Весной 1931 г. (уже после IV Пленума ЦК КПК 6-го созыва), когда враги объявили денежную награду за поимку Шаоюя и других руководителей ЦК, нам часто приходилось по два-три раза в день менять местожительство, чтобы избавиться от слежек и преследования. Однажды мы поселились на улице Синься в маленьком монашеском доме (верхняя его часть сдавалась в наем). Три монахини днем облачались в буддистские рясы, стучали в «деревянные рыбки»», а ночью, намазанные и напудренные, принимали «клиентов». Мы жили у них на втором этаже. Из-за производимого ими шума не знали покоя, задумали переселиться. Как раз в это время пришел Чэнь Гэн. Он сразу сказал:

– Почему вы поселились здесь? Тут шпана всякая шныряет.

Затем, понизив голос, он продолжал:

– Товарищ Шаоюй, сегодня я пришел охранять вас. А когда год назад[43]43
  То есть в марте 1930 г.


[Закрыть] я навестил вас в той маленькой гостинице, где вы жили, я имел задание вовсе не охранять вас. Наоборот, Лисань приказал мне отвести вас в „большой дом“ нашего отдела. Теперь вы уже знаете, что за место этот „большой дом“? Туда можно только войти, но оттуда нельзя выйти! Я говорил Лисаню: из 20 с лишним человек, арестованных вместе с Шаоюем, за исключением Чжан Гуанмина и Ляо Хуа[44]44
  Чжан Гуанмин был тогда руководителем Шанхайского объединенного совета профсоюзов (сокращенно – Шанхайский профсовет). Вражеские шпики видели, что он в тот день председательствовал на собрании; к тому же это был уже второй его арест. Ляо Хуа держал в руке карандаш, из-за чего шпики посчитали, что он вел стенограмму собрания. Поэтому они оба были приговорены к годичному сроку. Остальные 20 с лишним человек были один за другим освобождены по представлении поручительства.


[Закрыть], все были освобождены по представлении поручительства. Но Лисань приказал мне: «Вы обязательно поговорите с ним. Если обнаружите хоть крупицу подозрительного – немедленно отведите его в „большой дом!“». Последнюю фразу он даже несколько раз повторял, боясь, что я не пойму его. После беседы с вами в гостинице я тем более убедился, что подход Лисаня абсолютно лишен основания. Вот видите, если бы я был приспособленцем, подлаживающимся к начальству, то разве не был бы уничтожен и такой хороший человек, как вы?! И это было бы не только преступлением Лисаня, но и моим преступлением перед партией!

Летом 1931 г. в присутствии Чжоу Эньлая, Оуян Синя (по прозвищу «Толстяк») и других Чэнь Гэн снова рассказал упомянутую историю. На этот раз он говорил еще:

– Теперь я очень горжусь своим характером, не признающим приспосабливания к чьим бы то ни было симпатиям. Но часто, как вспомню эту историю, так весь вспотею! Потому что на нашей работе надо быть чрезвычайно осторожным. Обязательно ставить на первое место партийные принципы и свою совесть.

В марте 1961 года Ван Мин, увидев в газете сообщение о кончине Чэнь Гэна, написал в память о нем стихотворение «Близкий друг». Вот какие слова, полные горечи, написал Ван Мин 21 марта 1961 г.:

 
В монашеском доме с тобой
встречи я не ожидал…
На постоялом дворе разговор
был сердечен от начала.
И я счастлив был,
хоть и немало пострадал,
Что в такой беде
я друга повстречал.
Телом и духом крепясь,
в ста битвах ты побывал.
Летели годы и над лесами облака…
я тебя не забывал.
Вдруг грянула горькая весть,
как над сердцем запал.
И кажется, все равно будет мало,
сколько бы я слез ни проливал…
 

Чэнь Гэн родился в 1903 г. В 1922 г. вступил в партию. Умер 16 марта 1961 г., будучи к тому времени членом ЦК КПК, зам. министра обороны КНР и зам. начальника генштаба НОАК, генералом армии.

Здесь надо отметить, что Чжан Гошу (младший брат Чжан Готао), увидев Шаоюя после его выхода из тюрьмы, радостно обнял его и сказал:

– Я верил, что ты выйдешь из тюрьмы, потому что китайский народ не может быть столь несчастным!

История третья 

В марте 1930 г., поскольку Чэнь Гэн не исполнил приказа Ли Лисаня и не уничтожил Шаоюя, Ли Лисань придумал другой способ репрессировать его. Он велел Шаоюю переселиться из гостиницы в Дом приезжих ЦК. Там жили только те, кого собирались направить на периферийну работу, а также приехавшие из разных мест товарищи.

Вначале среди соседей Шаоюя были Чжан Гошу с женой (Чжан и его жена Янь Бифан по возвращении из Москвы некоторое время работали в аппарате ЦК). Ли Лисань велел им вернуться на работу в провинцию Цзянси. Чжан Гошу говорил Шаоюю:

– Одного из моих старших братьев уже послали в Цзянси, и он погиб. Мне тоже нельзя возвращаться. Потому что враги уже давно объявили розыск всех нас, братьев. Но Лисань ругает меня трусом. Придется ехать. Неизвестно только, какую пользу партии приносят такие действия Лисаня?!

Действительно, вскоре по возвращении в Цзянси Чжан Гошу и Янь Бифан были арестованы и погибли.

Теперь Ли Лисань велел Шаоюю отправиться в советский район Хэнань-Аньхуэй вместе с прибывшими оттуда товарищами. Шаоюй вначале и не думал, что у Лисаня был недобрый замысел. Очень скоро Шаоюй нашел общий язык с товарищами, прибывшими из соврайона Хэнань-Аньхуэй. Двое товарищей – Сюй Цзишэнь и Сюн Шоусюань были тогда руководителями соврайона Хэнань-Аньхуэй, они были также среди основателей этого соврайона. Шаоюй прожил с ними более 20 дней, каждый день преподавал им уроки по марксизму-ленинизму. Но обо всем этом заведующий Домом приезжих донес Ли Лисаню, и тот пришел в Дом приезжих, громко крича, стал ругать Шаоюя:

– Не поедете вы в соврайон Хэнань-Аньхуэй!

Шаоюй спросил почему. Ли Лисань ответил:

– Потому что если бы вы туда поехали, вы бы овладели вооруженными силами и выступили против ЦК!

Шаоюй спросил, на чем основано его утверждение. Продолжая кричать еще громче, Ли Лисань сказал:

– Не спрашивать! Сказали вам ехать – поезжайте; сказали вам не ехать – не езжайте!

Сказал и ушел. После его ухода Сюй Цзишэнь и Сюн Шоусюань рассказали Шаоюю:

– Ли Лисань называл вас опасным элементом. Он хотел отправить вас в наш соврайон, а там – «пустить в расход»!

История четвертая 

В апреле 1930 г. Шаоюя послали работать референтом партгруппы в ВСПС и по совместительству редактором газеты «Лаодун» («Труд»), выходившей также раз в три дня. С этого времени началась борьба против линии Ли Лисаня. Поскольку на страницах органов ЦК «Большевик» и «Хунци» было опубликовано несколько статей Ли Лисаня, имевших принципиальные ошибки.

Сначала Шаоюй приходил к члену Политбюро ЦК, руководителю ВСПС Сян Ину и беседовал с ним больше десяти раз. Сян Ин выражал полное согласие с мнениями Шаоюя.

Затем несколько раз беседовали с Сян Чжунфа, которого просили передать Ли Лисаню, чтобы тот обратил внимание на свои ошибки и исправил их. Но Ли Лисань не прислушался к критике.

В начале июня Шаоюй был переведен в Отдел пропаганды ЦК референтом (заведующий отделом был Ли Лисань). Шаоюй, а также Ван Цзясян (тоже работал в этом отделе), Цинь Бансянь (Бо Гу) и Хэ Цзышу беседовали с Ли Лисанем, искренне желали, чтобы он исправил свои ошибки. Они также доброжелательно советовали Политбюро ЦК не вносить ошибочные мнения Ли Лисаня в резолюцию ЦК. Однако ознаменовавшая вершину лилисаневщины резолюция ЦК от 11 июня 1930 г. все-таки была опубликована. (см. «Борьба за дальнейшую большевизацию КПК» на кит. яз., изд. 2-е, М., 1934, С. 155–167).

Ли Лисань созвал собрание работников ЦК, на котором открыто травили Чэнь Шаоюя, Цинь Бансяня, Ван Цзясяна и Хэ Цзышу. Объявили их «правыми оппортунистами», «тайными агентами ликвидаторов». Затем поручили тогдашнему номинальному генсеку ЦК Сян Чжунфа «побеседовать» с упомянутыми четырьмя товарищами, готовясь наложить на них организационные взыскания.

В конце июня 1930 г. Сян Чжунфа, взяв с собой Сян Ина, снова вызвал четверых на разговор. Сян Чжунфа сразу же разразился бранью – от «мелкобуржуазности» до «собачьих щенков», «черепашьих яиц» и т. д.

Сян Ин так и не проронил ни слова.

Все четверо отказались «признать свои ошибки». Сян Чжунфа от имени лилисаневского ЦК объявил Чэнь Шаоюю «последнее серьезное предупреждение», а остальным троим – по «серьезному предупреждению» каждому.

7 августа 1930 г. Сян Чжунфа вновь вызвал Чэнь Шаоюя, Цинь Бансяня, Ван Цзясяна и Хэ Цзышу в Отдел пропаганды ЦК на заседание. Он также велел Дэн Чжунся (зам. зав. отделом) и Пань Вэнью (помощник Ли Лисаня) принять участие и помогать ему травить четверку. На этот раз Сян Чжунфа начал с объявления:

– Красная армия уже заняла город Чанша. Кто еще смеет говорить о том, что линия ЦК неверна? Кто против Ли Лисаня – тот против партии, кто против партии – тот контрреволюционер! Так что сегодня я пришел сюда проводить с вашей четверкой контрреволюционное заседание!

– Ну, я пошел! – сказал Шаоюй, вставая.

– Почему? – спросил Сян Чжунфа.

– Мы все коммунисты, кто же будет проводить с Вами контрреволюционное заседание! Если вам нужно проводить контрреволюционное заседание, то не надо было сюда приходить!

Все молчали, Сян Чжунфа тоже долго не произнес ни слова.

– Старик![45]45
  Партийная кличка Сян Чжунфа.


[Закрыть] Если вы признаете, пусть молча, что неправильно сказали, то мы продолжим с вами заседание, – сказал Шаоюй и сел.

– Дискутировать с вами невозможно – вас все равно не переспорить. Но партия в наших руках. Мы можем вас наказывать! Наказывать! И еще раз наказывать! – заявил Сян Чжунфа.

Затем Пань Вэнью тоже отругал четверых. Но Дэн Чжунся до конца не произнес ни слова.

Все четверо, которых травили, еще раз разъяснили, почему линия Ли Лисаня неправильная.

Шаоюй сказал:

– Статья Ли Лисаня «Некоторые вопросы накануне нового подъема китайской революции» была первой ошибкой, резолюция от 11 июня – второй, а наступление Красной армии на Чанша и проведение вооруженных восстаний в разных частях страны – третьей, еще более крупной ошибкой! Первая и вторая являются ошибками теоретическими. Третья – ошибкой в действии.

Далее Шаоюй продолжал:

– Товарищ Пань Вэнью! У вас есть свое мнение, но боитесь высказываться. Многие другие товарищи тоже имеют свои мнения и не смеют высказываться. Это ненормальное явление. Это трагедия партии!

Дело в том, что и до и после опубликования резолюции ЦК от 11 июня Шаоюй беседовал с Пань Вэнью. Тот говорил тогда:

– Я согласен со всеми вашими мнениями. Но советую вам не говорить. Потому что Ли Лисань человек чрезвычайно злопамятный. Я тоже как-то высказал ему небольшое замечание, так он вынудил меня признать свою ошибку, – чуть не довел меня до смерти! Не только тогда, когда вы с ним не согласны, он вас преследует; но и когда он с вами не согласен, он вас тоже преследует. Так что нельзя высказываться. Иначе он вас затравит до смерти!

Пань Вэнью носил псевдоним «Доронин». После ареста он написал Чжан Сюэляну «письмо в 10 тысяч иероглифов». Давал Чжан Сюэляну уроки марксизма-ленинизма. Впоследствии был убит агентами Чан Кайши.

На этот раз дело кончилось тем, что Сян Чжунфа от имени лилисаневского ЦК объявил новые наказания всем четверым: Чэнь Шаоюю вместо былого «последнего серьезного предубеждения» дали «временное оставление в партии сроком на шесть месяцев под наблюдением», каждому из других троих – по «последнему серьезному предупреждению». Вот так проходило заседание, прозванное «Второй конференцией „7 августа“».

По прибытии в Москву в конце 1931 г. Шаоюй встретил одного из представителей Коминтерна в Китае в 1930 г., немецкого товарища (кажется, это был Герхард[46]46
  Псевдоним Герхарда Эйслера.


[Закрыть]), который рассказал:

– Во время совместного заседания Дальбюро Коминтерна и Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК 3–5 августа 1930 г. Ли Лисань, Сян Чжунфа и другие требовали исключить вас четверых из партии. Поскольку мы были против этого, заменили временным оставлением в партии для наблюдения и последним серьезным предупреждением. Мы все равно были против и такого, но они нас не послушались!

Вскоре после упомянутого заседания 7 августа, 15 августа, Шаоюй был снят с должности секретаря Отдела пропаганды ЦК. Его направили в сектор архивов на сбор материалов. Затем его еще понизили и отправили в отдел пропаганды Цзянсуского провинкома номинально инструктором по пропаганде, фактически ему поручили охранять несколько больших деревянных ящиков со старыми документами. Ван Цзясян был отправлен в Гонконг – номинально корреспондентом газеты «Хунци», фактически безо всякой работы. Хэ Цзышу был направлен в Северный Китай, где вскоре был арестован и погиб.

История пятая 

Шла осень 1930 г., ЦК КПК уже получил указания Коминтерна об ошибочности линии Ли Лисаня. После III Пленума ЦК объявили об отмене взысканий, наложенных на Чэнь Шаоюя, Цинь Бансяня, Ван Цзясяна и Хэ Цзышу. Тем не менее тогдашнее руководство ЦК по-прежнему ненавидело этих людей, выступивших против линии Ли Лисаня. После III Пленума ЦК (в конце сентября) Чэнь Шаоюя и Цинь Бансяня отстранили от всякой работы.

Еще до III Пленума ЦК Шаоюй и Бо Гу, узнав о том, что ИККИ приял новую резолюцию по китайскому вопросу (речь идет о резолюции от июля 1930 г.), дважды писали Цюй Цюбо с просьбой дать им возможность поговорить с ним лично. Но Цюй Цюбо даже не ответил им, он послал Чжоу Эньлая, после III Пленума ЦК на «собеседование» с Шаоюем и Бо Гу от имени Политбюро ЦК. Чжоу Эньлай решительно требовал от них согласия поехать в Центральный советский район. Они же оба давно слышали о том, что лилисаневцы-сектанты способны убивать чужими руками, – уже отправили двух товарищей в Центральный советский район, которых там казнили… Поэтому Чжоу Эньлаю был задан вопрос: