Текст книги "Бесценная"

– А поскольку у нас впереди целая ночь, не могу ли я убедить вас посвятить ее мне до конца?

Глава 15

Эллиот не стал долго размышлять по поводу того, отчего судьба так благосклонно отнеслась к нему, вернув Либерти в его объятия, в супружескую постель. По какой-то не известной ему причине, которую он был не в силах постичь, Господь Бог простил его в очередной раз.

Он приник к губам Либерти поцелуем, в котором пылала вся его неукротимая страсть.

– Господь свидетель, – прошептал он, – я сделаю все для того, чтобы вы мне верили всегда.

Руки Либерти скользнули ему под фрак. Нежным и настойчивым усилием она стянула его с плеч Эллиота.

– Я и так вам верю, – прошептала она, а ее пальцы тем временем взялись расстегивать на нем рубашку. – Беда в том, что вы мне не верили.

Дэрвуду показалось, что она сказала ему нечто важное, однако никак не мог сосредоточиться. Либерти же, расстегнув рубашку, уже нежно водила губами по его груди. Мучительно-сладкая истома охватила его. И тотчас ему вспомнилось, как он занимался с ней любовью. Ему не составило труда представить себя внутри ее, вновь ощущая восхитительный жар ее тела. Одна только мысль об этом довела его едва ли не до исступления. Проведя одиноко две недели в холостяцкой постели, когда Либерти спала в соседней комнате, Дэрвуд опасался, что сейчас не выдержит, моментально взорвется.

– Я хочу вас, – зашептал он, жадно обхватив ее.

– Я ваша, милорд.

Дэрвуд наверняка сорвал бы с нее платье, однако Либерти предотвратила поспешность, пробежав пальцами по его животу. В следующее мгновение рубашка упала на пол вслед за фраком.

Дэрвуд со стоном взялся за подол ее платья, но она чуть отстранилась от него.

– Либерти! – прошептал он, отрываясь от ее губ. Она же тем временем пыталась расправиться с брюками.

– Не надо меня раздевать, – обратилась она.

– Это как же? – Дэрвуд уже почти задыхался от желания. Казалось, оно железным обручем сжимало ему грудь.

Либерти заглянула ему в глаза. В ее взгляде Эллиот не заметил и тени смущения.

– Я приготовила для вас сюрприз.

Ее слова буквально оглушили его. Либерти сама не понимала, что они для него значат. У него во рту пересохло, сердце на мгновение замерло. Зато по всему телу разлился огонь желания. Лишившись дара речи, Эллиот наблюдал, как Либерти опустилась перед ним на колени, чтобы снять с него туфли, как снова поднялась, как стянула брюки.

– Может, не стоит?..

– Прошу вас, Эллиот. Вы так давно ко мне не прикасались. Позвольте же мне сделать так, как я хочу.

Сегодня он не мог ей ни в чем отказать. Он стоял перед ней обнаженный. Она разоблачила его и физически, и духовно. И он ни за что не отказал бы ей ни в какой просьбе, даже если бы это стоило ему жизни. Что, кстати, думал Дэрвуд, недалеко от истины. Но Либерти, казалось, не замечала его смятения. Наоборот, с деловитым видом она подтолкнула его к постели.

– Сядьте, Эллиот, – обратилась она. – Позвольте мне показать вам…

Он покорно опустился на кровать. Либерти наградила его улыбкой, в которой читались самые соблазнительные обещания, а сама принялась расстегивать перчатки. Нет, в ее действиях не было ничего от уловок опытной куртизанки. Дэрвуд понял это уже по тому, как она упорно отводила взгляд от его мужского достоинства, но ее смущение распалило его еще больше. Либерти скинула бальные туфельки и потянула с рук перчатки. Дэрвуд услышал легкий шелест шелка – это перчатки соскользнули с ее рук, и прикрыл глаза, моля Бога, чтобы тот дал ему сил сохранять самообладание.

Эллиот рискнул снова открыть глаза. По румянцу, что заливал ее лицо, он понял: Либерти возбуждена не меньше его самого. Чтобы как-то ослабить давящее ощущение в паху, Дэрвуд откинулся на подушки. Не проронив ни слова, Либерти взялась за пуговицы своего платья. Пока она вела сражение с обтянутыми шелком пуговицами у себя на спине, Дэрвуд ощутил, что его напряжение достигло предела. Кровь бешено неслась по жилам, тело взывало об утолении жажды. Каждое движение ее рук, каждый поворот тела вынуждали его жадно хватать ртом воздух.

Когда платье наконец упало на пол, Либерти осталась перед ним в тончайших нижних юбках и белье. Грудь ее соблазнительно вздымалась. Дэрвуд тотчас вспомнил, как эта грудь прижималась к его телу, вспомнил вкус ее сосков. И он вновь протянул к ней руку.

– Я еще не готова, – возразила Либерти.

– Я хочу помочь…

Но Либерти качнула головой:

– Разве вам не нравится?

– Если мне понравится еще сильнее, я не выдержу и умру.

– Тогда извольте чуть подождать.

– Вы мучаете меня, – прохрипел он.

– Неправда. Потерпите немного, – сказала она и потянула за тесемки нижних юбок. С легким шорохом кружев они колоколом опустились на пол вокруг ее ног.

Не сводя с него глаз, Либерти развязала тесемки на панталонах, и, когда они тоже оказались на полу, на нее накатило смущение – она стыдливо потупила взор.

– Либерти, – прошептал он. – Идите ко мне.

Она медленно приблизилась к нему, покачивая обнаженными бедрами. Подойдя к постели, вновь посмотрела на мужа.

В ее глазах Дэрвуд прочел ничем не прикрытое желание, отчего из груди его вырвался едва сдерживаемый стон. А еще он увидел в ее взоре любовь, такую сильную и страстную, что не выдержал и отвел глаза.

– Либерти, пожалуйста.

Он почувствовал, как постель слегка прогнулась, – это Либерти опустилась рядом с ним на колени.

– Чулки и корсет, – сказала она. – Мне снять их или оставить?

Но вместо ответа Дэрвуд со стоном притянул ее к себе, ощутив металлический холодок крестика у нее на шее.

– Я больше не могу, – прошептал он. Его губы принялись жадно искать ее рот. – Я хочу вас, хочу…

Либерти, как была, в чулках и корсете, оседлала его чресла. Дэрвуд ощущал горячую влагу ее лона, шелковистую кожу бедер. Боже, неужели он уже успел позабыть это восхитительное ощущение?

– Не спешите. – Она нежно поцеловала его в шею. Дэрвуд не успел прервать ее, как она принялась пробовать губами его тело, словно хотела прочувствовать вкус.

– У вас солоноватая кожа, – произнесла она.

Дэрвуд не ответил. Тогда она поднесла его руку к своим губам и захватила ртом один палец. Дэрвуд выгнулся от сладкой муки.

Немного поиграв языком с его указательным пальцем, она возложила его руку себе на грудь.

– Разве я не говорила, как мне нравится, когда вы ласкаете мне грудь? – спросила она. – Вам это тоже нравится?

Вместо ответа он положил руку на один из восхитительных холмиков.

– Знаете, когда вы меня касаетесь, возникает странное ощущение вроде щекотки.

– Либерти! – из последних сил прохрипел Дэрвуд.

Она прижала влажный палец к его губам. Эллиот вновь потянулся к ней, и в которой раз Либерти выскользнула из его рук. Она прижалась губами к его соску, играя языком, как когда-то научил ее сам Дэрвуд.

– Так вам тоже приятно? – поинтересовалась она.

– Да, да, – простонал он.

Его тело взывало об одном – поскорее повалить ее на спину и как можно скорее все закончить. Однако удовольствие, которое появилось на ее лице, когда она губами и языком исследовала его тело, помешало ему это сделать, и он остался в ожидании. Либерти же тем временем продолжила свое занятие. Ее губы добрались до его щиколотки.

– А здесь? – с невинным видом спросила она. – Здесь тоже чувствительное место?

Затем ее губы переместились к мягкой коже коленного сгиба.

– Вы совсем не такой, как я, – сделала она вывод. – Вы твердый там, где я мягкая.

– Я подскажу, – прошептал он, а про себя подумал: «Тверже бывает разве что гранит».

– Не сейчас. – Либерти коснулась губами его бедра, после чего вновь отправилась в путешествие вверх по его животу и груди и остановилась лишь тогда, когда ее язык оказался у него за ухом.

Дэрвуд ощутил, как в тело ему впился китовый ус ее корсета. Какой контраст с восхитительной мягкостью ее груди! С ее шелковистой кожей! Дэрвуд мысленно прошелся по всем известным ему упражнениям по закалке духа, но так и не смог отвлечься от пульсирующего напряжения в паху. Ему стоило неимоверных усилий лежать не двигаясь, если не считать, конечно, конвульсивных содроганий в ответ на ее прикосновения. Он то напрягал, то расслаблял мышцы.

Когда же Либерти снова спустилась вниз и пощекотала языком его пупок, Эллиот понял, что терпеть дольше – выше его сил. Его руки машинально принялись гладить ее волосы. Концы шелковистых прядей обвивались вокруг пальцев подобно атласным лентам. Но Эллиот продолжал накручивать их все выше, чтобы притянуть ее к себе, но в последний момент его удержал взгляд ее затуманенных страстью глаз.

Словно угадав, что лежать безучастно, наслаждаясь ее ласками, с каждым новым мгновением ему удается все труднее, Либерти наградила его счастливой улыбкой. Затем без всяких предупреждений ее губы, как мягкая и горячая перчатка, обволокли его напряженную плоть.

Дэрвуд продолжал, откинувшись, полусидеть на постели, и все его тело сотрясали судороги. Руками он сжимал ее голову, словно пытался оторвать от себя. Нет, ему больше не вынести этой сладкой пытки. Издав сдавленный хрип, он опрокинул Либерти на спину и принялся срывать с нее корсет. Его пальцы нервно что-то дергали, что-то тянули, пока наконец она не предстала пред ним полностью обнаженной, не считая шелковых чулок и крестика на шее.

Горячими губами, бормоча невнятные слова о ее красоте, он принялся тискать ее тело с тем же усердием, с каким она ласкала его. Его губы заскользили по ее груди, животу, все ниже и ниже, пока не достигли влажных завитков. И тогда она выкрикнула его имя. Скользнув под нее обеими руками, он приподнял ее себе навстречу, даря ей самые интимные, самые восхитительные ласки, после чего язык его проник в ее святая святых, и вскоре тело ее, доведенное до любовного исступления, затрепетало в сладких судорогах.

Либерти все еще продолжала извиваться в истоме, когда несколько секунд спустя Дэрвуд перекатился на спину. Она попыталась вновь положить его поверх себя, но Эллиот не позволил ей это сделать. Вместо этого он крепко обнял ее за шею и впился поцелуем в ее губы. Теперь, когда она была сверху, он мог подарить ей куда более сильное наслаждение. Эллиот усадил ее поудобнее, плотнее прижав ее бедра к себе. Либерти застонала. На мгновение Эллиот приоткрыл глаза, чтобы проверить, что означают ее всхлипы. В глазах Либерти он прочел экстаз, и только экстаз. И вошел в нее до конца. В следующее мгновение они воспарили к вершинам восхитительного блаженства. Словно эхо, услышал Дэрвуд, как она порывисто произнесла его имя, после чего их охватило сладкое забытье.

Спустя несколько секунд Эллиот попытался собрать в себе последние остатки сил, чтобы наконец оторваться от Либерти. Однако не смог и лишь продолжал нежно поглаживать ее тело. Руки его скользили вверх-вниз по ее спине, а сама она лежала поверх него, как покрывало, которое согревает и укутывает, пока он парил над вершиной блаженства. Кожа Либерти стала влажной. Где-то возле самого его уха быстро билось ее сердце.

Ее пальцы медленно заскользили по его влажным от пота плечам. Наверняка наутро у него обнаружатся следы ее страсти, подумал Дэрвуд, вспомнив, как ее ногти, царапая кожу, ночью впивались ему в тело. Почему-то от этой мысли ему стало приятно и радостно. Следы любви… Почему бы их не оставить там навсегда?..

Совершенно варварский характер этих мыслей дал ему наконец силы откатиться от Либерти. Внутреннее чутье подсказало ему – что-то не так. Только вот что? Ответ ускользал от него, не давая себя поймать. Было видно, что Либерти довольна. Как только Дэрвуд перекатился на спину, она потянулась за ним, в его объятия, словно цветок, который поворачивается вслед за солнцем, и нежно прижалась щекой к его груди.

– Спасибо, Эллиот!

Дэрвуд по-прежнему пытался понять, что же все-таки не дает ему покоя.

– Полагаю, если мы намерены вести себя так, как и подобает, то я должен сказать то же?

– До сих пор вас меньше всего интересовало, как вы себя ведете – как подобает или нет?

Ее замечание тотчас помогло ему осознать, что же все-таки не давало ему покоя.

Этой ночью Либерти подарила ему еще один бесценный дар, однако так и не сказала, что любит его. Дэрвуд нахмурился.

Либерти же теснее прижалась к нему и вытащила из-под сбитых простыней корсет.

– Кажется, вы его окончательно испортили. Но Дэрвуд одним движением руки швырнул загубленную вещь через всю спальню.

– Ничего. Куплю вам новый, – пообещал он.

Либерти натянула на себя одеяло. Волосы ее растрепались и теперь лежали спутанной гривой у него на груди. Дэрвуд машинально запустил в них пальцы, нежно разбирая спутанные пряди, а сам тем временем размышлял о не менее растрепанных собственных чувствах. Либерти всеми известными ей способами пыталась дать понять ему, что любит его. Ее невинные ласки – разве они не доказывали ему ее чувств?

Увы, нет. Он желал услышать от нее слова любви. Только ее признание могло спасти его, помочь побороть гнетущее одиночество, что поселилось в самых недоступных уголках его души. Мысли бешено метались у него в голове, пока Эллиот раздумывал, как лучше, как деликатнее заговорить с Либерти на эту тему. Не может же он потребовать от нее ответа! Или все-таки может?

Он опустил глаза на ее голову, которая покоилась у него на груди. Ровное дыхание Либерти подсказало ему, что она спит. Что ж, подумал Дэрвуд, придется провести еще одну ночь наедине со своими страхами. Жил же он годы с этим холодом в сердце, и ничего, до сих пор жив. Теплое, разморенное любовью тело Либерти вплотную прижалось к нему. Значит, страхи подождут до утра.

Либерти проснулась от того, что по окну барабанил дождь. Она потянулась и ощутила во всем теле приятное томление. Эллиот разбудил ее ночью еще раз, чтобы снова заняться любовью. На этот раз роль «мучителя» взял на себя он, не оставив без внимания буквально ни одного местечка на ее теле. Тысячами самых разных способов он дал ей понять, как любит ее, доведя ее тем самым до вершины экстаза. Боже, это было не просто восхитительно, это было божественно!

Увы, после сладостного блаженства к ней вернулось мучительное осознание печальной действительности – получалось, что Ховард Ренделл и впрямь добился своего. Эллиот оказался у самого края пропасти финансового и личного краха, а причиной тому стала она. На Либерти накатила грусть от неизбежной потери. Она поднялась и подошла к окну. Потянуло холодом, и она машинально взяла первое, что попалось ей под руку. Это оказалась рубашка Эллиота, и она до сих пор сохраняла его запах. Либерти надела ее и обернулась к мужу. Обнаженный, он спал, раскинувшись на постели.

Либерти пробежала глазами по очертаниям его тела – каждый мускул служил немым свидетельством суровой самодисциплины. Упражнения, которые Эллиот выполнял каждое утро, и даже то, как он обычно двигался, – все это отражало гармонию его духа и тела. Сейчас, когда он лежал перед ней обнаженным, эффект от занятий поражал и восхищал. Он действительно похож на античного бога. Либерти легко представила себе, как он пружинистой походкой сходит на грешную землю с вершины Олимпа.

И вновь печаль омрачила ее мысли, и она повернулась к окну, наблюдая, как капли стекают по стеклу бесконечными ручейками. В эти минуты она более чем когда-либо мечтала поскорее найти для него Арагонский крест. Ведь теперь, когда Фуллертону и Константину известна тайна «Сокровища», Эллиот оказался практически беззащитен перед их кознями. План Ховарда сработал так, как и замышлял его создатель, а во всем этом ее прямая вина.

– Либерти! – позвал ее с постели Эллиот. Она обернулась:

– Я не хотела тебя будить.

– Что ты делаешь?

– Смотрю на дождь.

Она услышала, как, отбросив в сторону одеяло, по толстому ковру он подошел и встал позади, обхватив ее руками. Она откинула голову ему на плечо. В его объятиях Либерти на мгновение забыла о нависшей над ними катастрофе, отогнала печальные мысли, которые тяжким бременем лежали у нее на сердце.

– Замерзнешь, – прошептал он.

– Нет-нет, мне тепло.

Она встретилась с ним взглядом в оконном стекле. По ее щеке начала скатываться предательская слезинка.

– Ты плачешь? – спросил он. Либерти заметила в его глазах неподдельную тревогу. – С тобой все хорошо? Я не сделал тебе больно?

– Нет-нет, ты здесь ни при чем, – прошептала она и сердито вытерла тыльной стороной ладони выдавшие ее слезы. – Прости меня, Эллиот. Сама не знаю, что на меня нашло. Обычно я не столь чувствительная.

– Что ж, значит, мы квиты.

В ответ на его шутку Либерти вымученно улыбнулась.

– Просто я подумала о том, в какой кошмарной ситуации мы оба оказались.

– Интересно, в какой же, моя дорогая? – поинтересовался Дэрвуд, поглаживая ей живот и бедра. – Согласен, все не так-то просто. Но я бы не сказал, что нам с этим не справиться.

– Эллиот, ты не понимаешь. Ведь это как раз то, на что и рассчитывал Ховард.

Либерти почувствовала, как Эллиот приподнял ее волосы и нежно поцеловал шею. И ей опять стало грустно.

– Что-то мне плохо в это верится, – задумчиво произнес он.

Она наклонила голову, чтобы ему было удобнее ее ласкать.

– Ты меня не слушаешь.

– Отчего же, слушаю. – Его рука скользнула ей под рубашку и легла на грудь. – Ховард все отлично спланировал. Не лежи он сейчас в могиле, я бы его поблагодарил.

Его пальцы нежно теребили ее сосок, и Либерти вздрогнула.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала она, почувствовав прикосновение его горячего языка к уху. – Это Ховард виноват в том, что мы с тобой оказались в такой ситуации.

Эллиот за мгновение застыл:

– Либерти, я уже говорил тебе, причем не один раз, как я не люблю все эти разговоры про Ховарда. Особенно когда тебя ласкаю.

Либерти обернулась к нему:

– Но ведь это именно то, что ему было нужно. Он знал, что ты захочешь получить Арагонский крест. Он знал, что ради этого ты на мне женишься. И он спровоцировал тебя на этот шаг, сделал так, чтобы у тебя не оставалось выбора. И вот теперь мои долги легли на тебя тяжким бременем.

В уголках его губ играла загадочная улыбка.

– Не могу даже представить себе более ужасной судьбы.

– Да нет же! Ты даже не понимаешь, что он с нами сделал!

Эллиот нежно взял ее лицо в свои ладони:

– Скажи мне честно, почему ты такая грустная?

– И ты развеешь мою грусть?

– Непременно. – Казалось, он действительно ничуть не сомневайся в своих возможностях, словно речь шла о том, чтобы проложить новую железную дорогу или построить еще одну фабрику.

– Боюсь, в данном случае ты бессилен, – возразила Либерти. – Ховард использовал меня для того, чтобы погубить тебя.

– Поверь мне, ты сгущаешь краски.

– Нет! И еще раз нет! Ну почему я не поняла это сразу? – Либерти даже побарабанила пальцами ему по груди, словно пытаясь достучаться до его понимания. – Скажи мне, что тебе известно о древних персах? – наконец спросила она.

– Скажем так, ровно столько, чтобы сегодня снова с удовольствием заняться с тобой любовью, вместо того чтобы выслушивать из твоих уст урок истории.

Либерти проигнорировала его колкость.

– У персов белый слон считался священным. Закон запрещал его убивать или вообще допустить его гибель. Священного слона полагалось только кормить, поить и ухаживать за ним.

– И что из этого следует? – поинтересовался Дэрвуд.

– То, что когда персидский царь хотел погубить своего врага, он мог сделать это тонко и со вкусом, подарив ему белого слона. Поскольку дурное обращение с этим животным считалось величайшим преступлением, а передать подарок кому-то – страшным кощунством, то новому владельцу ничего не оставалось, как взвалить на себя тяжкую обузу – расходы по его содержанию. А расходы были столь велики, что тот, кто был «обласкан» царской милостью, разорялся. У Ховарда в его библиотеке была книга, в которой рассказывается эта история.

– Надо почитать на досуге.

– Теперь понимаешь? Именно это и сделал с тобой Ховард. Он все подстроил таким образом, чтобы ты женился на мне и тем самым оказался на краю гибели.

Дэрвуд глубоко вздохнул и нежно убрал волосы с ее заплаканного лица.

– У меня никогда не получится сказать тебе, – негромко произнес он, – как мне больно от того, что Ховард заставил тебя так жестоко страдать.

– Не стоит из-за меня переживать.

– Почему же? Стоит, и еще как! – Эллиот подхватил ее на руки и понес на кровать. – Либерти, пойми одну простую вещь – никогда Ховард не смог бы заставить меня сделать что-то против моей воли.

– Но…

Эллиот приложил к ее губам палец.

– И он не единственный, кто способен делать прогнозы. Я отдавал себе отчет, что вершу. И как бы тщательно ни планировал Ренделл, даже лежа в могиле, мое крушение, победа будет за мной.

Либерти отвела от лица его руку. Нет, он просто обязан ее выслушать.

– Но финансовые дела Ховарда совсем плохи. Ты же, как мой законный супруг, несешь теперь всю ответственность по его долгам. Пойми, рассчитаться тебе просто не по карману. Тебе не хватит средств. Ты обанкротишься.

– Согласен, Ховард именно на это и рассчитывал. Однако при некотором содействии Фуллертона и Константина это будет нетрудно сделать.

– Эллиот, я не понимаю…

– И не надо, моя дорогая. Я сам все это плохо понимал еще накануне, – ответил Дэрвуд, поудобнее располагаясь в постели. – Когда ты разговаривала с Фуллертоном, я понял одну вещь, которая постоянно от меня ускользала.

– И какую же?

– Угрозы, – пояснил он. – Ведь если хорошенько задуматься, то первое, что приходит в голову, будто они исходят от меня.

– Но ведь это не так!

– Нет, конечно. Но тот, кто их посылал, рассчитывал на то, что в первую очередь ты заподозришь меня. Либерти задумчиво сморщила носик:

– Нет, это полная бессмыслица!

– Ошибаешься. Подумай сама. Если бы ты поверила, что автор пресловутых посланий я, разве это не привело бы нас с тобой к выяснению отношений?

– Разумеется. А как же иначе?

– И я бы легко доказал тебе, что их автор не я. Кто же тогда по логике вещей следующий кандидат?

– Карлтон, наверное.

– Совершенно верно. Мне кажется, тот, кто посылал тебе эти записки, хотел, чтобы ты поверила, что они дело рук Карлтона. И он пытался заставить себя принять решение. Поскольку мы с тобой уже установили, что к запискам я не имел отношения, то именно ко мне ты обратилась бы за помощью.

– Но кому надо, чтобы я обратилась именно к тебе?

– Тому, кто от этого больше всего выигрывает. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал. – Ховарду!

Либерти села в постели и в изумлении уставилась на Дэрвуда:

– Ховарду?

– Подумай сама, – сказал он. – Сначала послал мне предсмертное письмо, в котором без обиняков утверждал, что я постараюсь заполучить тебя и Арагонский крест. Затем, на тот случай, если план провалится, сделал так, чтобы ты получила несколько записок и принялась действовать.

– О Боже!

– Он предвидел, что, как только мы поженимся, Брэкстон и вся их честная компания начнут приставать к тебе, чтобы ты вернула им экземпляр «Сокровища».

– А им известно про крест?

– Нет. Потому что зашифровать текст «Сокровища» – это целиком и полностью идея Ховарда. Единственное, чего он не мог предвидеть, что мой отец использует в качестве ключа Арагонский крест и тем самым застрахует себя от возможных последствий.

– Предусмотрительный человек был твой отец. А поскольку практически никто не видел этот крест, значит, никто не мог найти ключ к шифру. Потому что для этого нужно было иметь в своих руках крест.

– Верно. Ведь его рисунков тоже не существует.

– Что же тогда Ховард сказал всем остальным?

– Ему ничего не стоило сказать им, что их чудный план не сработал. Чтобы как-то объяснить неполноту каждого экземпляра «Сокровища», он сказал, что каждый том сам по себе не представляет никакой ценности, а для цельной информации следует обладать всеми экземплярами. Причем никто из их компании не знал, что один экземпляр мой отец оставил себе.

У Либерти появилось неясное чувство, будто она вот-вот нащупает важное недостающее звено. Только какое? Ей казалось, она вплотную подошла к разгадке, которая все время от нее ускользала.

– И об этом экземпляре было известно тебе одному? – спросила она у Эллиота в надежде, что он вспомнит что-то еще.

– И еще я знал, что без креста он совершенно бесполезен.

– И тогда тебе понадобилась я?

– Да, и ты сделала вывод, что записки шлет Брэкстон. Тебе казалось, именно он окажется в выигрыше. Признаюсь, поначалу и я склонялся к тому же мнению, особенно после того, как Карлтон проговорился, что Брэкстон приезжал к Ховарду за несколько дней до смерти графа.

– Но ведь ты ему не поверил? – рассеянно спросила Либерти. Каким-то образом ей казалось, что истина промелькнула в ее разговоре с Уиллисом Брэкстоном и Питером Шейкером. Верно! Брэкстон навестил графа за три дня до смерти последнего. Он увез с собой второй комплект бухгалтерских книг, из которых ей потом удалось заполучить том с уликами против старого виконта Дэрвуда. Однако Брэкстон так и не заполучил «Сокровище». Почему она раньше не обратила на это внимания?

– Нет, – продолжал тем временем Эллиот, – я знал, что Брэкстон, Фуллертон и Константин не станут особенно суетиться, пытаясь заполучить «Сокровище», потому что каждый полагал, что без остальных экземпляров имеющийся у любого из них том мало что значит. К чему тратить понапрасну время и нервы, пытаясь получить в свои руки злополучный том, если остальные не вытребовать?

– Выходит, что так.

Помнится, Питер Шейкер что-то говорил о том, каким образом Ховард составил свое завещание. Но что именно? Ах да! Что Ховард – великий мастер находить самые неожиданные решения, причем использовал для этого самые незамысловатые уловки. Но что стоит за этими его словами? У Либерти вертелись в голове неясные мысли.

Эллиот тем временем объяснял ей, каким образом догадался, что угрозы исходят не от Брэкстона. На эту мысль его навел тот факт, что хотя Брэкстон заезжал к графу, однако «Сокровище» не забирал.

Самый очевидный маневр! Но если Ховард действительно использовал ее, Либерти, для того, чтобы разорить Эллиота, то что в таком случае будет самым очевидным маневром?

И в этот момент – Эллиот как раз рассказывал о том, как едва не задушил Фуллертона, – Либерти осенило. Она сбросила с себя одеяло.

– Господи! – выдохнула она с силой.

Эллиот оборвал фразу на полуслове:

– Куда ты?

Либерти бросила ему халат, затем потянулась за своим.

– Я знаю, где он! Эллиот, я знаю, где Ховард спрятал Арагонский крест!