Текст книги "Рискованный выбор"

Глава 15

Керлейн, 27 июня Лэду Уокеру, графу Керлейну Лондон

Лэд, любимый мой!

Не успел ты уехать, как я уже пишу тебе. Когда ты выехал за ворота, я бросилась к окну в северной башне. Я смотрела, как ты все дальше и дальше удаляешься, и вот исчез совсем. Я молилась, чтобы ты повернул обратно и вернулся ко мне. Молилась, хоть и сознавала глупость этой надежды и свою ужасную эгоистичность. Как бы скверно я ни чувствовала себя, я знаю, любимый, ты страдаешь больше – и это из-за меня. Оттого что я была холодна с тобой как в прошлую ночь, так и сегодня утром. Я видела такую печаль в твоих глазах! Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? Найду ли я когда-либо слова, чтобы вымолить прощение?

Клянусь тебе, настанет день, когда я объясню, почему я так себя вела. Ты не представляешь, какие меня мучили сомнения, когда я стояла во дворе, говоря тебе прощальные слова.

Я еще не знаю, отошлю ли я это письмо. Даже если бы я отправила его, неизвестно, дойдет ли оно до тебя. Хотя, вероятно, мистер Сиббли знает, где тебя найти.

Я люблю тебя, Лэд. Несмотря на ту боль, что я причинила тебе, ты должен знать это. Я буду любить тебя всегда, до конца своих дней, до последнего вздоха. Ты – моя жизнь, ты для меня гораздо больше, чем Керлейн.

Напиши мне, скорее, молю тебя. Дай мне знать, где ты и здоров ли.

Диана.

Лондон, 1 июля

Диане, графине Керлейн

Замок Керлейн, Херефордшир

Сударыня!

Если и впредь у вас возникнет желание сообщить мне что-либо, пишите на почтовый адрес мистера Сиббли. Я полагаю, пока это наилучший вариант. Сейчас я снимаю комнаты, и они вполне удовлетворяют моим потребностям. Хотя мое жилище вряд ли соответствует жилью, которое надлежит иметь графу Керлейну.

Вам нет надобности опасаться, что проживанием здесь я запятнаю титул, коим вы так дорожите. Я поселился здесь просто, как Лад Уокер и уверен, что вы это одобрите.

Как только я повидаюсь с мистером Сиббли, я дам вам знать. Вас наверняка заинтересуют подробности этой встречи. Однако вы можете не беспокоиться, что я стану надоедать вам письмами. Вы ясно дали мне понять, что не захотите знать ни о моих занятиях, ни обо мне самом.

Граф Керлейн.

Лондон, 1 июля

Диане

Дорогая моя!

Прошу тебя, брось прямо в огонь мое послание – первое из двух, что я отправил сегодня. Клянусь Богом, я очень жалею, что написал. Прости меня, ради Бога, о чем мысленно молю тебя уже в тысячный раз. Все те горькие строки я написал сгоряча и по глупости, так как сердился на себя. И на тебя тоже. Но главным, образом на Игана Паттерсона. Если бы не он, из-под моего пера не вышли бы такие холодные и отвратительные слова, Хотя кое-что еще подтолкнуло меня. А именно то, как мы расстались. Твоими последними словами были не «Я люблю тебя» и даже не «Береги себя», а совсем другие, ты сказала: «Помни всегда, что ты граф Керлейн».

Ты хотела, чтобы я осознал, насколько серьезно наше положение. Я слышал отчаяние в твоем голосе, любимая, но выбрал для себя более легкий путь. Проще ни о чем не думать и ускакать прочь. Я позволил себе лелеять свой гнев, и он возрастал с каждым часом моего приближения к Лондону. Кульминацией стало то письмо, которое я написал тебе сегодня утром.

Я глубоко сожалею, что выместил свой гнев на тебе. Я люблю тебя, Диана. Никогда не забывай об этом, даже если мое поведение будет свидетельствовать об обратном. Я люблю тебя и постараюсь, чтобы мы как можно скорее снова были вместе. Мы не расстанемся до конца жизни, обещаю тебе. Верь мне, мне это очень нужно. Особенно сейчас, дорогая.

Только что мы встретились с мистером Сиббли. Сейчас он ведет переговоры с некоторыми банками и, похоже, сумеет получить для нас ссуду. Он делает также все возможное для изыскания других способов помочь нам. В частности, он упомянул о партнерстве в одной из процветающих корабельных компаний. Здесь это весьма распространено. Однако для занятия корабельным делом может потребоваться более длительное пребывание в Лондоне, нежели я рассчитывал. Поэтому я молюсь, чтобы возник какой-то другой вариант. Иначе я сойду с ума, живя в разлуке с тобой столько времени.

Я уже обосновался в своих комнатах и пристроил Миву в хорошую конюшню, хотя боюсь, что все-таки придется отправить ее обратно в Керлейн. В Лондоне держать лошадь довольно накладно. Уход за ней и ее прокорм стоят дороже содержания взрослого мужчины.

Напиши мне побыстрее, Диана, прошу тебя. И скажи, что прощаешь за то первое злосчастное послание. Адресуй письма на имя мистера Сиббли. Мне не хочется извещать тебя о месте моего проживания. Дом… не то чтобы захудалый, но вот район… Не сомневаюсь, что пробуду здесь недолго. Тогда я сообщу тебе пристойный адрес, и в ближайшем будущем ты сможешь писать мне непосредственно.

Обещай мне, что не станешь ограничивать себя в пище и угле. Я хочу, чтобы по ночам тебе было тепло в твоей постели и чтобы мое отсутствие ты не ощущала так сильно, как я твое.

Пиши скорее.

Со всей любовью к тебе Лэд.

Керлейн, 12 июля 1815 г.

Здравствуй, самый дорогой мой человек!

Лэд, прошло столько времени со дня твоего отъезда и твоего последнего письма! Я так беспокоюсь. Может, ты еще не простил меня? Дай Бог, чтобы я ошибалась. Надеюсь, причина твоего молчания в другом.

Я понимаю, как ты, должно быть, занят, осваиваясь на новом месте, встречаясь с мистером Сиббли. Возможно, просто мое письмо еще не дошло до тебя.

Хоть бы все сложилось хорошо, и ты нашел способ погасить наш долг. Я знаю, слишком наивно надеяться, что ты скоро вернешься домой, но я надеюсь. Гляжу в окно каждый день, каждый час. Думаю, вдруг сейчас ты въедешь во двор.

Я полагаю, нужно уделить несколько строк домашним делам, хотя после твоего отъезда в Керлейне произошло не так много событий. Погода стоит хорошая. С каждым днем становится все теплее, и все позже темнеет. Так что теперь убавится расход угля и свечей. Фарреллы и Колвани закончили то, что ты не успел с удобрениями. Не уверена, получится ли что-то с новыми посевами, как ты хотел. Не знаю, удастся ли мне одержать верх над этими упрямцами. Они так привыкли все делать по-своему, что, наверное, скорее согласятся голодать, чем допустят какие-либо перемены в Керлейне. Теперь я вдруг поняла, почему они так любили моего приемного отца. Покойный граф редко вмешивался в их дела. Он предоставлял Фарреллам и Колвани сймим разбираться друг с другом. Вот они и привыкли управляться с землей, как им хочется. Я тоже снискала их любовь, потому что стремилась оградить и защитить их. Вместо того чтобы заботиться о другом человеке. Я имею в виду тебя. Не только потому, что ты граф Керлейн, а потому, что ты мой муж. Я оказалась несостоятельной и как графиня, и как твоя жена. Но когда ты вернешься ко мне, Лэд, все будет по-другому. Я никогда не встану ни на чью сторону, кроме твоей. Мы с тобой будем единым целым, как это и должно было быть с самого начала.

Прошу тебя, напиши мне скорее. Если б ты только знал, как я без тебя несчастна! До такой степени, что я вообще не понимаю, как могла ощущать себя счастливой до встречи с тобой. Пожалей меня и напиши. Пусть даже совсем короткую записку. Мне будет дорого каждое твое слово.

Любящая тебя всем сердцем твоя Диана.

Лондон, 20 июля 1815 г.

Дорогая моя Диана!

От тебя по-прежнему ничего нет, и мне остается только предполагать, что ты все еще сердишься на меня, И не только за то глупое письмо, но и за прозябание, на которое я обрек нас обоих. Едва ли я могу осуждать тебя. Не проходит дня, даже минуты, чтобы я не чувствовал того же. Я заслужил твое молчание целиком и полностью, во всем виноват только я сам.

И все же надеюсь, что ты не возражаешь, если я время от времени буду писать тебе. Мне так одиноко без тебя, Диана! Одиночество сидит внутри меня и одновременно давит со всех сторон. Вспоминаются все те, кого я так любил, и кого уже нет на свете. Единственная моя поддержка – это ты, но тебя нет со мной. Но я не буду тревожить тебя своими тоскливыми мыслями. Остается только молить судьбу, чтобы она дала мне еще один шанс заполнить твои дни любовью и радостью. Ты заслуживаешь этого.

С наступлением тепла в Лондоне стало влажно и душно. Те, кто может себе это позволить, переселяются за город, в свои поместья. Я случайно выяснил, что у моего дедушки, покойного графа, когда-то здесь был большой дом, старинный семейный особняк или что-то в этом роде. Я пытаюсь себе представить, как прежние поколения Уокеров приезжали сюда на сезон, а потом возвращались в Керлейн. Жаль, что дед продал лондонский дом. Как бы он сейчас пригодился. Я мог бы привезти тебя в город, как только дела начали бы налаживаться.

Ты ведь никогда не бывала в Лондоне, Диана? Даже на сезон не выезжала, что, несомненно, предлагал граф. Хотя я не хотел бы здесь жить – как ты знаешь, я вырос в сельской местности,– побывать здесь довольно любопытно. Так много людей, и все такие энергичные! Но запахи, Диана, и грязища – это что-то совершенно неописуемое! Если ты воображала Лондон грандиозным и прекрасным местом, то тебе придется изменить свои представления. Некоторые кварталы, где живут люди состоятельные, выглядят довольно приятно, а в остальном… Если б у меня не было Мивы, на которой я каждое утро скачу через парк, вероятно, я бы уже заболел.

Что касается нашей ситуации, так и тянет солгать. Хочется написать тебе, что я достиг некоторого успеха. Но я не могу этого сделать. Все осталось почти в том же состоянии, что и сразу после моего приезда сюда, несмотря на помощь мистера Сиббли. Однако у меня есть и радостная весть. Я посылал письмо в Соединенные Штаты своему поверенному и кузену Арчи. Они сообщили, что в Лондон скоро прибудет некоторая сумма, которая позволит мне упрочить мое положение здесь. Мистер Сиббли упорно толкует, что граф Керлейн не должен пачкать руки предпринимательством и торговлей. Но существуют, очевидно, какие-то способы обойти эти глупые условности.

Со здоровьем у меня все в порядке. Желаю того же тебе и всем остальным в Керлейне. Молюсь, чтобы это было так. Любимая, я понимаю, что сейчас не заслуживаю твоей доброты, но если можешь, напиши мне… хотя бы несколько строк, несколько слов. Сообщи, что ты здорова и дома все спокойно. Я буду так рад узнать это!

Любящий тебя всегда Лэд.

Керлейн, 10 августа 1815 г.

Дорогой Лэд!

Я уже перестаю верить, что ты когда-нибудь напишешь мне. Проходит день за днем, а весточек по-прежнему нет. Я надеюсь получить хоть слово от тебя или от мистера Сиббли, но тщетно. Стюарт почти каждый день ездит в Уолборо и всегда возвращается с пустыми руками.

Может, это и к лучшему, говорю я себе. У тебя слишком много дел, а я помню, как ты часами сидел над письмами своим родственникам. Помню, сколько у тебя уходило на это сил и времени.

У нас становится все жарче, самое приятное время – это вечера. Стюарт и те из Фарреллов и Колшш, что помоложе, но утрам уходят на охоту, ночью рыбачат. Всю добычу приносят в замок. Я подчас удивляюсь, как тебе в свое время пришла в голову эта простая мысль. Помнишь, как ты пополнял наши запасы? То немногое, что мы посеяли, растет хорошо, и я надеюсь, что мы соберем большой урожай. Хватит с избытком, чтобы поддержать нас в холодные месяцы. Стюарт и еще несколько молодых людей по собственной инициативе свалили несколько деревьев. Распилили бревна и накололи дров, так что теперь первый раз за многие годы мы будем отапливать Керлейн деревом вместо угля.

Извини за такое короткое послание. Скоро еще напишу. И буду писать снова и снова, пока не ответишь.

Преданная тебе Диана.

Лондон, 31 августа Моей жене Диане

Не следовало писать тебе в моем нынешнем настроении. Я без всякого толку проходил пешком весь день. Хожу без цели, без направления, Диана, я в полной растерянности. Я чувствую себя здесь таким одиноким. Брожу неизвестно где, ищу, бог знает что, но ничего не нахожу. Хоть бы раз я встретил дружелюбное лицо, ободряющую улыбку! Я чувствую себя бездомной дворнягой, на них ровно столько же обращают внимания. Правда, кое-кто все-таки смотрит на меня, но – со сдерживаемым отвращением или неприязнью. Такое уж я нескладное создание. И видно, здесь, в Англии, я так и не выбьюсь в люди.

Диана, я потерял надежду. У меня больше нет ни сил, ни желания пытаться предпринять что-то, даже ради тебя. В решении проблемы я по-прежнему не продвинулся дальше отправной точки. На самом деле, если на то пошло, я сейчас даже дальше от цели, потому что, совершенно ясно, делаю посмешище из титула. Несколько раз я пытался получить доступ в высшее общество. Я посетил некоторые места, где собирается так называемый бомонд. Я мог бы написать об этом подробнее, но не хочу тебя расстраивать. Мистер Сиббли в этих вопросах советчик плохой. Он ясно дает понять, что не желает, чтобы наши отношения выходили за рамки деловых. Я перестал спрашивать у него, нет ли писем из Керлейна. Их не было и нет, и я только подвергаю себя дополнительному унижению. Мистер Сиббли любезно пообещал передавать мне послания, если таковые поступят. Правда, я сильно сомневаюсь, что ему когда-либо придется утруждать себя.

Я страстно желаю вернуться в Америку. Я мечтаю забыть Англию, как кошмарный сон, даже тебя, Диана. В минуты отчаяния воображаю друзей и соседей, встречающих меня с распростертыми объятиями. Я мог бы сейчас мирно жить в Фэйр-Мэйден, я был бы там почти счастлив, но… Мое сердце принадлежит Керлейну, вернее, одной прекрасной женщине, чей образ преследует меня.

Я не уеду от тебя, Диана. Не знаю, что я буду делать, но я не покину тебя.

Сейчас снова пойду на улицу. Ходить. Думать. Я сожгу это письмо, какой смысл посылать его. Если б ты знала, как я люблю тебя, Диана! Если во мне и сохранилось еще что-то живое, так это любовь к тебе. Все остальное – мрак и пустота.

Лэд Уокер, он же граф Керлейн.

Глава 16

Лондон, 1 сентября 1815 года

Сэр Джеффри Вир редко ходил ночью по темным лондонским улицам. Он вообще не любил ходить пешком. А сейчас, когда карманы оттягивал немалый куш, заработанный за столом одного из его любимых казино, прогулка была и вовсе не с руки. Однако в ту ночь поблизости не оказалось ни одной наемной кареты. Человеку, добывающему средства на жизнь карточной игрой, лучше поскорее унести ноги оттуда, где он сорвал такой банк, а то может сильно не поздоровиться. Присутствие Ллойда – так звали его камердинера – ему не поможет. Вдвоем им не сладить с полудюжиной пьяных картежников, жаждущих вернуть свои деньги.

Идя по темной улице – Ллойд следовал чуть позади, – сэр Джеффри не терял надежды поймать экипаж. Рано или поздно, но какой-нибудь кеб должен появиться, и даст Бог, это случится раньше, чем они будут настигнуты пьяными негодяями.

– Господи, да куда же подевались все извозчики? – роптал он. – Можно подумать, что сегодня они все куда-то сгинули.

– Поди, пирушка где-нибудь, – походя, заметил Ллойд. – Всех расхватали. Сворачивайте сюда, милорд. Нам на север.

Сэр Джеффри послушно свернул. Какое счастье, что Ллойд так хорошо знает город! Каждый шаг все более приближал их к цивилизованной части Лондона, но до безопасной зоны оставалось по-прежнему далеко. Посещать припортовые казино всегда было рискованно, но что поделаешь? У человека, зарабатывающего на жизнь подобным образом, жажда наживы обычно брала верх над инстинктом самосохранения.

Ночь была сырая и холодная, сэр Джеффри мечтал, чтобы поскорее настало утро. На улицах горели костры. Вокруг них кучками собирался народ – мужчины, женщины, даже дети. Когда сэр Джеффри с Ллойдом проходили мимо, люди, не прерывая разговора, оглядывали их. Порой их окликали женщины, предлагая свои услуги. Сэр Джеффри приподнимал шляпу, улыбался, сожалел о прошедшей молодости. В те дни он бы определенно ответил на подобные приглашения с гораздо большим энтузиазмом. Громкий вздох Ллойда за спиной заставил сэра Джеффри снова улыбнуться.

– Потерпи, мой мальчик, – произнес он сочувственно, – Вот доберемся до дома, и можешь возвращаться искать развлечений.

– Да уж, – заворчал Ллойд, – откуда сила-то возьмется, если так и протопаем пешком.

– Ты еще накаркаешь, черт подери! – в сердцах воскликнул сэр Джеффри. – Выкинь эти мысли из головы. Если мы сейчас не поймаем кеб, мои ноги объявят забастовку.

– И не мудрено при таких-то каблуках, – насмешливо заметил Ллойд. – Дались вам эти дурацкие башмаки! Я вам сто раз говорил, а вы с ними все никак не расстанетесь.

– Ты ничего не смыслишь в подобных вещах, Ллойд. Еще недавно подобные ботинки считались высшим шиком, и ни один уважающий себя джентльмен не стал бы носить ничего. – Сэр Джеффри замедлил шаг. – Что за чертовщина! Посмотри, что там такое?

Ллойд заглянул поверх плеча хозяина, затем обежал вокруг него и присел на корточки возле неподвижной фигуры, лежащей на тротуаре.

– Ограбили, – коротко предположил он, глядя на лежавшего без сознания мужчину.

– Боже милостивый! Он что, мертв?

– Пока нет. – Ллойд потрогал запекшуюся кровь на золотистых волосах. – Видно, разбил голову, когда падал. – Он осмотрел пальто и пробежал рукой по карманам. – Пусто. Поработали основательно. Одежда-то на нем хорошая, как у джентльмена.

– Бог мой, – бормотал сэр Джеффри, – что за глупость! Ну, какой нормальный человек станет ходить здесь без провожатых! Где он может жить?

– Кто его знает.

Сэр Джеффри быстро огляделся. Кругом – ни одной живой души. Подмоги не жди, подумал он, как вдруг какой-то далекий звук привлек его внимание.

– Ты слышишь, Ллойд?

Слуга наклонил голову набок и закивал: до них явственно доносился стук колес приближающегося экипажа.

– Сейчас будет здесь. Ну что, забираем его домой?

До сего дня сэр Джеффри не представлял себя в роли добродетельного самаритянина. Однако пострадавший явно был джентльменом, и только изверг или нечестивец оставил бы его погибать в этом гнусном месте.

– Конечно. И как только приедем, сходишь за доктором, – решительно заявил сэр Джеффри.

– Так ведь и ночь пройдет, – зароптал Ллойд, подсовывая руки под бесчувственное тело незнакомца. – А как же обещанное удовольствие?

– Ллойд, мне кажется, он приходит в сознание. Да. Наконец-то! Посмотри, он открывает глаза.

Лэд напрягся и попытался разомкнуть веки, но это оказалось ему не по силам.

– Здравствуйте, сэр!

Какой-то поганый остолоп орал ему словно глухому. Лэд слабо простонал в ответ.

– Здравствуйте, я говорю! Послушайте, сэр, вы спали полных два дня. Доктор уверяет, что в ближайшее время вы снова станете чувствовать себя вполне сносно.

– Может, от всех этих криков ему только хуже, – заметил кто-то низким голосом.

– Крик – единственное лекарство, которое нас поднимет, – возразил первый, более властный голос. – Видит Бог, мы испробовали все средства – и хоть бы что. Безумно любопытно, кто эта Диана, которую он не перестает звать.

– Ну, это вы уж слишком, – с упреком сказал низкий голос. – Пустите-ка меня. Дайте, я попытаюсь. – Холодная влажная салфетка коснулась лица Лэда. Затем чья-то сильная рука скользнула ему под шею и с легкостью приподняла голову. – Попробуйте это, сэр, – мягко произнес низкий голос, и что-то прижалось к его губам. После мимолетного замешательства Лэд понял, что это всего лишь чашка с некрепким теплым чаем.

– Вот так, – сказал тот же голос, когда Лэд с благодарностью выпил предложенное. Затем его снова уложили на прохладные подушки. – Он хотел пить, несчастный человек. Сейчас он потихоньку очнется, не так ли, сэр?

Салфетка, еще более влажная, снова коснулась его лица. Лэд постепенно приходил в себя. Когда к нему полностью вернулось сознание, он ухитрился разом открыть оба глаза.

Сверху на него внимательно смотрело смуглое лицо с поджатыми губами.

– Он проснулся, – констатировал человек и успокаивающе улыбнулся Лэду. – Здравствуйте. Не беспокойтесь, сэр, вы в надежном месте.

Лицо внезапно исчезло. Вместо него тотчас появилось другое. Лэду показалось, что это привидение. Он поморгал, но привидение не исчезло – напротив, стало четче, приблизилось и уставилось на него с откровенным интересом. Мужчина. Хотя какой-то женоподобный, подумал Лэд, и такое впечатление, будто шагнул сюда прямо из прошлого. С идеально напудренной шевелюрой и застывшим, набеленным лицом, он походил на восковую фигуру. У него были необыкновенно синие глаза и хрящеватый аристократический нос, остальные черты так же тонки, как и весь он в целом. Тем не менее, он был красив. Этакий аристократ, настоящий джентльмен. На нем была такая же старомодная одежда, как та, что Диана откопала в гардеробе покойного графа ко дню их венчания. Обилие блестящих нитей, жилет в тон шелковым бриджам – человек светился, словно золотистое видение. У Лэда защипало в глазах, и захотелось зажмуриться.

Золотистый придвинул кресло и наклонился. Лэд уже осознал, что лежит в постели.

– Ну, милостивый государь, проснулись, наконец! А то мы – мой камердинер Ллойд и я – за вас переволновались. Сидим как на иголках два дня и ждем, когда пробудится наша Спящая красавица. Как вы себя чувствуете, сэр?

– Как труп, – промямлил Лэд. Он попытался поднять пудовую руку и обнаружил повязку. – Кто меня так? – спросил он.

– Боюсь, что грабители, – ответило видение. – Друг мой, в той части города никогда не следует ходить одному, – назидательно сказало оно. – Если бы мы с Ллойдом случайно на вас не наткнулись, вы бы сейчас уже были на небе и пели бы в хоре с ангелами. – Видение свойски улыбнулось ему.

– Грабители? – в растерянности повторил Лэд. – Что-то я не припоминаю. Я встретил одного человека… как же его звали, дай Бог памяти… – Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить. – Мы познакомились в таверне. Он сказал, что знает хорошее место, где можно заработать деньги. И мы пошли в игорный дом…

– Попались на приманку, – констатировал откуда-то издалека второй. – Мошенник решил вас обдурить.

– Вы стали жертвой примитивного обмана, – согласилось видение. – У вас отняли все, что нашли, а самого бросили умирать на дороге. Это давний трюк. Я надеюсь, он послужит вам уроком. Или скорее введением к тем урокам, кои я, сэр Джеффри Вир, и вон тот шельмец, выглядывающий из-за раковины, скоро вам дадим. Вы хоть помните, кто вы?

– Лэд Уокер, – устало проговорил Лэд, протягивая руку по направлению к сэру Джеффри. – Я ваш должник, сэр. И ваш, Ллойд, – добавил он, глядя в том направлении, где, как он предположил, находилась раковина.

– Милорд, рад с вами познакомиться. – Сэр Джеффри осторожно пожал ему руку. Когда ритуал рукопожатия закончился, Лэд с облегчением вздохнул и упал обратно на подушки. Он чувствовал себя слабым, как захлебнувшийся котенок или как человек, долго и тяжело болевший.

– Обобрали полностью? – с тоской спросил он.

– Боюсь, что да, милорд, – промолвил сэр Джеффри с извиняющимся видом. – Ллойд самым тщательным образом осмотрел вашу одежду. В карманах было совершенно пусто. Это так же верно, как в сутках двадцать четыре часа. Ллойд очень честен, хотя в свое время зарабатывал на прокорм отнюдь не праведным путем. – Встретив непонимающий взгляд Лэда, сэр Джеффри пояснил: – Он был первоклассным карманником. Тогда мы с ним и познакомились. Я удивился, встретив человека, превзошедшего меня в ловкости рук. Но Ллойд был настоящим виртуозом. Кроме того, он кладезь знаний, бесценный источник сведений обо всех видах преступлений. И преступников, наподобие тех, что вас обчистили.

– Неплохо поработали, – со знанием дела бросил Ллойд, уже вставший по другую сторону кровати. – С понятием подошли. Распознали птичку залетную.

Лэд пришел к тому же выводу. Идиот, тупица, мрачно думал он. Птенец желторотый. Как все изменилось за время пребывания в Англии! Три месяца назад он был благополучным землевладельцем, всеми любимым и уважаемым человеком. Даже можно сказать, в некоторой степени влиял на жизнь своего штата. Теперь от этого образа ничего не осталось. В Керлейне дела шли довольно скверно, но здесь, в Лондоне, просто проклятие Господне. Злополучный аристократ, похоже, превращался в трубочиста.

Он так надеялся, что имя графа Керлейна поможет ему получить ссуду, но мистер Сиббли быстро развеял его надежды. Никто не поверит, что старинный титул передали американцу, тем более недавно воевавшему против Британии. Честно признаться, на месте англичан Лэд и сам предпочел бы титуловать скорее Наполеона, чем представителя Штатов. Американцев здесь считали дурно воспитанными неблагодарными выскочками, которым даже не хватило здравого смысла сохранить лояльность Англии. Кроме того, они не имели никакого понятия о хорошем тоне, что, по-видимому, являлось куда более непростительным грехом, нежели все остальное.

Так что ни на одном из банковских учреждений, с которыми был связан мистер Сиббли, не дали бы ссуду под честное слово Лэда Уокера. Американцы, по мнению англичан, не имели никакой чести. Если бы он мог внести залог, тогда другое дело.

С тех лорд Лэд успел провести переговоры с рядом различных компаний, стремясь к партнерству. Но перед ним захлопывались все двери, он пробовал сойтись с джентльменами своего круга, чтобы воспользоваться их наставлениями и помощью, как советовала Диана. Но тут он встретил еще более жесткий отпор. Где бы он ни появлялся, в «Уайтсе», Олмэке, даже в палате лордов, он всегда был белой вороной, никто не признавал в нем графа Керлейна. Одно его произношение уже вызывало смех, у него не было визитных карточек, в коих бы значилось его имя, и он не имел ни малейшего представления, откуда они берутся. Для Херефордшира его костюм был вызывающе шикарен, но здесь выглядел обносками фермера.

Время шло, проходил день за днем – и никакого продвижения. Он бродил по улицам, пытаясь что-то придумать, найти какое-то решение, и поочередно впадал то в уныние, то в отчаяние. Он всегда был деятельным человеком, но в Англии ощущал себя совершенно беспомощным. Все его занятия представляли собой беспорядочные и бесполезные движения, борьбу с тенями, барахтанье в густой болотной жиже, из которой невозможно выбраться.

И еще – жуткое всепоглощающее одиночество.

По вечерам Лэд возвращался в Биллингсгейт, где он снимал затрапезную комнату над кофейней. Думал о Диане и задавал себе вопросы, на которые не получал ответа. Писать до бесконечности, но никогда не получать ответа. Он спускался в кофейню и торчал там помногу часов, стараясь не обращать внимания на неистребимый смрад, постоянно висевший в воздухе. Вдыхая спертый воздух, он пил горький эль, который там подавали. Заказывал себе самую дешевую пищу и, поедая ее, думал о возвращении в Теннесси.

Вернуться и увидеть то, что знакомо и приятно. Оставить Англию позади как худший из всех кошмаров. Нет в живых самых близких, но ведь остались дяди, тети, двоюродные братья. Все они – его друзья. В беспросветном мраке своих теперешних дней Лэд думал о них с печалью и любовью. Как замечательно, должно быть, оказаться в объятиях тех, кто рад тебе и кому ты угоден!

Именно так и было бы, если б он вернулся в Фэйр-Мэйден. Соседи закатили бы балы и устроили грандиозные вечеринки, чтобы отметить его возвращение домой. Музыка, танцы, веселье… Друзья его отца привели бы своих хорошеньких дочек. Так было, когда они с Джошуа посещали подобные сборища. Лэд проводил уйму времени в обществе местных красавиц. Но, по настоянию матери, ни за одной из них никогда не ухаживал всерьез. Разногласия с Англией принимали угрожающие масштабы, и он в любое время мог отправиться воевать. Мать считала, что только бесчестный человек, зная о предстоящей войне, может позволить начать завязывать какие-то отношения. Теперь Лэд жалел, что тогда послушался матери. Он мог бы стать семейным человеком, и тогда не пришлось бы ехать в Англию. Это уберегло бы его от встречи с Дианой и от слепой сумасшедшей любви.

Сейчас его положение было безнадежным. Он не мог оставить ее и не мог вернуться к ней, пока не найдет способ разбогатеть.

Равным безумием с его стороны было послушаться того парня, с которым он познакомился в таверне. Этого никогда не произошло бы, если б не ощущение безысходности и если б тот человек не был так дружелюбен. Если б не доброта этих двух людей, он был бы сейчас мертв. Какая ирония судьбы! Солдаты короля Георга не смогли убить его на поле брани, зато собственная глупость чуть не привела к летальному исходу.

Он посмотрел на доброе, участливое лицо сэра Джеффри и спросил:

– А как вы узнали, кто я? Обращаясь ко мне, вы сказали «милорд».

– Вы граф Керлейн, не так ли? – заметил сэр Джеффри. – Если, конечно, вы действительно Лэд Уокер. Диана же, о которой вы говорили, пребывая в бесчувствии, – приемная дочь покойного графа. А ныне – ваша супруга, леди Керлейн.

– Да, но как…

Сэр Джеффри элегантно махнул рукой.

– Дорогой мой мальчик, я ужасно люблю сплетни. Я знаю все о каждом человеке в Лондоне.

– В Англии, – сухо поправил Ллойд, неожиданно появившийся в поле зрения Лэда. Увидев чашку в его руке, Лэд с опаской подумал, что это предназначается ему.

– Пожалуй, – снисходительно согласился сэр Джеффри, – Острый слух, проницательный ум и страшное любопытство способствуют осведомленности, А разговоры о графе Керлейне не утихают. И главным образом это насмешки, Насколько я понимаю, дело в произношении. Кошмарный акцент – надеюсь, вы простите меня за такое выражение, – Сэр Джеффри вынул из кармана ослепительно белый носовой платок и аккуратно промокнул уста.

Лэд устало прикрыл глаза.

– Что еще нам известно?

– По поводу графа Керлейна? – спросил сэр Джеффри, – Немного. Только то, что вы пытались добыть крупную сумму, но безуспешно. Я полагаю, это и привело вас прямиком в ад? Я имею в виду игорный дом.

– Да, – простонал Лэд. – Спасибо вам, кстати, за то, что спасли меня, Я ваш должник, сэр.

– Не стоит, – небрежно проронил сэр Джеффри, будто речь шла о какой-то пустяковой вещи. – Так поступил бы каждый джентльмен. – В это время Ллойд многозначительно кашлянул, понуждая сэра Джеффри прибавить: – Вот и Ллойд так считает.

– Вы не могли бы немного отпить этого, милорд? – Ллойд снова подсунул руку Лэду под шею и приподнял его голову. – Это поможет вам.

Питье было горькое, со странным химическим привкусом, но в любом случае это снадобье было не так отвратительно, как то варево, что Моди вливала в него тогда в Керлейне, Лэд вдруг заметил бинты у себя на руках.

– Мне делали кровопускание, – тупо пробормотал он.

– Доктор посчитал это необходимым, – проинформировал его сэр Джеффри, – Ллойд было поспорил, но…

– Конечно, и без того, сколько крови потерял, – вмешался Ллойд.

– Но я склонен считать, – продолжил сэр Джеффри, – что выпустить лишнее будет только на пользу. Ну а теперь, если вы в состоянии, милорд, поведайте мне вашу историю. Почему граф Керлейн оказался в Лондоне. Признаюсь, мое нездоровое любопытство не дает мне покоя.