Текст книги "Тени прошлого"

Мне самой было интересно, потому что во время переговоров я узнала много новых для меня технических терминов, которые решила включить в уроки с Джеральдом. Количество вооружения и денежные суммы, которыми они оперировали, были выше моего понимания, но я старалась сохранять на лице безразличное выражение, как бы ни было удивительно для меня то, что я говорила. Наверное, мне это удалось, потому что мистер Райдер поблагодарил меня прежде, чем отпустить, когда переговоры завершились.

Я редко вспоминала Францию, живя в Серебряном Лесу, но своих немногих друзей не забывала и всегда поминала их в молитвах, особенно Тоби Кента, который был в плавании, и, Бог знает, какие опасности ему грозили. После пасхальных каникул Джейн вновь стала каждый день ездить в школу, Джеральд продолжал смотреть на меня с немым обожанием, а в саду начали распускаться цветы, сначала нарциссы, потом тюльпаны и, наконец, камелии розовыми и красными гроздьями.

Как-то вечером я сидела в гостиной, листая «Татлер», и вдруг застыла от изумления, не зная, радоваться мне или огорчаться. Прямо перед моими глазами были две фотографии с подписями, а рядом три или четыре колонки текста. На одной фотографии была картина в раме, изображавшая мужчину в заношенном белом смокинге, и она ничего мне не говорила. Зато на другой была картина, написанная Тоби Кентом в последнее мое воскресенье на Монмартре.

Я со сложенными на коленях руками сидела рядом с раковиной, в которой была гора грязной посуды, и смотрела в окно на крыши и трубы на фоне неба. Фотография была не маленькая и черно-белая, и видно на ней все было как нельзя лучше, но я почувствовала облегчение, когда поняла, что меня на ней узнать нельзя. Если честно, то я сомневалась, что меня можно было бы узнать и на самой картине, поскольку Тоби писал свое восприятие меня, а не меня самое.

Оторвавшись на секунду от журнала, я порадовалась, что мистер Райдер уехал на два дня. Мэтти вязала, Джейн что-то вырезала, а Джеральд застыл над учебником, ибо он изо всех сил старался доставить мне удовольствие своими успехами во французском. Они все знали, что я была официанткой без единого су в кармане в одном из самых бедных кварталов Парижа, и у меня не было никаких причин не показывать им фотографию, но я решила этого не делать. Наученная горьким опытом, я привыкла смотреть вперед, а не назад, поэтому решила не вспоминать о своей парижской жизни, как раньше – о жизни в Англии. Если я признаюсь, что на картине я, то мне придется ответить на множество всяких вопросов о том, кто художник и почему я позировала для него, а мне совсем не хотелось говорить об этом.

Я опять уткнулась в журнал и прочитала: «Фотография с картины «Девушка с бабочкой» мистера Тоби Кента, которая произвела сенсацию на последней выставке в Париже».

Я очень обрадовалась успеху Тоби. Сенсация! Так говорилось в журнале. И он назвал ее «Девушка с бабочкой», потому что видел золотую бабочку у меня на плече. Это утвердило меня в моем решении ничего никому не говорить, даже Мэтти... Нет, тем более Мэтти. Она-то наверняка заинтересуется, почему и художник, и мистер Райдер называют меня одинаково.

Стараясь ничем не выдать своего волнения, я перевернула страницу, чтобы найти начало статьи. Она называлась «Современные импрессионисты», и быстро пробежала ее глазами, пока не наткнулась на несколько известных имен, которые Тоби называл мне, когда пытался объяснить, во что верили импрессионисты и как они работали. Потом я перевернула страницу, нашла имя Тоби и стала читать внимательно.

Англичанин Тоби Кент, которому едва исполнилось тридцать лет, получил неожиданную известность в парижских художественных кругах, благодаря своим пяти картинам. Из них более всего известна «Девушка с бабочкой», фотография с которой помещена на обложке.

Я ничего не понимала. Пять картин? Каким образом Тоби мог написать еще картины, когда он был в море без красок и кистей? Наверное, остальные четыре он написал раньше. Но ведь тут сказано, что «Девушка с бабочкой» – первая, и я помню, как Тони, смеясь, сказал мне тогда, что наконец-то нашел то, что искал много лет. В любом случае, если память меня не подводит, Тоби ушел в плавание и его еще нет в Париже.

Постаравшись унять свое удивление, я стала читать дальше.

На прошлой неделе ваш корреспондент сумел взять интервью у мистера Кента и задать ему вопрос, который возбудил больше всего любопытства в художественных кругах: «Почему вы назвали картину «Девушка с бабочкой» и кто вам позировал для нее?» Должен сказать, что манеры у мистера Кента весьма приятные, чего не скажешь об ответах. Повторяю в точности его слова: «Сэр, почему я назвал ее «Девушкой с бабочкой» – это мое дело, а кто она такая – ее дело».

Я мысленно улыбнулась, потому что почти слышала, как Тоби Кент произносит это. Ему весело, но он вовсе не желает производить нужное впечатление на корреспондента, который наверняка не из последних в своем мире. Когда я стала читать дальше, у меня перехватило дыхание.

Ходят слухи, что картину хотели купить несколько человек, но она была продана американскому коллекционеру за сумму, эквивалентную тысяче восьмистам фунтов стерлингов, несмотря на то, что были более выгодные предложения. Когда его спросили, почему он так поступил, мистер Кент весьма дружелюбно ответил следующее: «Какого ч...а вам надо это знать? К тому же я ее не продал, а сдал в аренду». Никому не удалось получить разъяснений на сей счет.

Я с трудом сдерживала радость, узнав о перемене в судьбе Тоби. Тысяча восемьсот фунтов! Да это же целое богатство. Но мне было гораздо важнее то, что ему удалось доказать всем, что он художник, ведь я знала, как много это значит для Тоби.

Дальше я читала не очень внимательно, потому что критик употреблял много специальных терминов, рассуждая о натурализме, цвете, грунте, мазках, о чем я имела не такое уж глубокое понятие. Мне показалось, что он не в восторге от импрессионистов, когда заявил, что Тоби вышел из этой школы, несмотря ни на что, с великолепными картинами. В них, как он написал, есть интеллектуальная безжалостность, чего нет ни у одного импрессиониста.

Наконец я добралась до последнего абзаца.

Из пяти картин, которые ваш корреспондент видел в галерее «Монтень», две – портреты, на двух изображены уличные сценки, и одна – натюрморт. Мы пересняли для вас два портрета. Более интересный из них, по-видимому, – «Девушка с бабочкой», но на мой взгляд другой ничем не уступает первому и называется «Официант». Кое-кому могут не понравиться работы мистера Кента, но у вашего корреспондента нет никаких сомнений в том, что его ждет великий успех.

Я еще раз взглянула на вторую фотографию, более внимательно, но поначалу все равно ничего не могла разобрать, зато потом, постепенно, из неряшливых мазков, как живой, появился Арман, с которым я вместе работала в «Раковине». Он был таким, каким я привыкла его видеть – в белом смокинге, с намазанными бриллиантином волосами, длинными, загибающимися книзу усами. Он стоял, чуть склонив голову набок, с блокнотом в руке, в который вписывал очередной заказ.

Я смотрела на него, как зачарованная, потрясенная тем, что увидела. На фотографии, на совсем маленькой фотографии, которая лишь отдаленно напоминала картину и на которой не было никаких других цветов, кроме черного и белого, колдовская кисть Тоби изобразила того Армана, которого вы не увидите ни на одной фотографии.

Я услышала свое имя и поняла, что его произнесли уже не в первый раз. Не сразу я пришла в себя и оглянулась. На меня с улыбкой смотрел Джеральд.

– Честное слово, Ханна, вы сейчас где-то витали и очень далеко отсюда. Что вас так заинтересовало в журнале?

– О, прошу прощения, мастер Джеральд. – Я закрыла журнал, стараясь не спешить, чтобы не дать повод думать, будто я что-то скрываю. – Я читала о парижских художниках. Их было очень много на Монмартре.

– Да, там их много, – сказал он, не выказывая особого интереса. – Я хотел немного поиграть «hammerclavier». Может быть, вы согласились бы пойти со мной и послушать.

Я напрягла память, которая весьма обогатилась за последние пять недель музыкальными знаниями, и спросила:

– Бетховена? Его сонату для фортепьяно?

Джеральд просиял.

– Да. Соната си бемоль мажор. Опус сто шесть.

– Спасибо, мастер Джеральд, с удовольствием, если мисс Джейн и Мэтти не возражают.

Через пять минут я уже слушала волшебную музыку, но совсем не так, как учил меня Джеральд, чтобы лучше понять ее. Я слушала ее иначе, чем обыкновенно, потому что мои мысли были далеко. Я думала о том, надо ли мне написать Тоби Кенту, чтобы он знал, как я рада его успеху. Поразмышляв об этом, я решила, что писать не надо. Вряд ли французская полиция перехватит письмо и выследит меня, просто у Тоби теперь другое положение, и хотя он всегда был очень добр ко мне, зачем ему мое письмо? Весь мир переменился для него, как он переменился для меня, и мы оба должны смотреть вперед, а не назад.

То ли от музыки, то ли от таких мыслей мне стало очень грустно, но, хотя я попыталась отыскать внутри себя причину этой грусти, я не смогла этого сделать, и пока Джеральд играл, tristesse занозой сидела у меня в сердце. Ночью в постели я долго лежала без сна, раздумывая о том, получила ли полиция мое письмо, а мистер Дойл – свои золотые запонки. В письме к Тоби я просила его поговорить об этом с инспектором Лекуром.

Наверное, я все-таки напишу Тоби и спрошу его...

Нет. Теперь, когда на него обрушился успех, он наверняка сменил квартиру, и если письмо дойдет до него, что маловероятно, оно всего лишь смутит его. Что бы там ни случилось, теперь это не имеет ко мне никакого отношения. Апаш, мистер Дойл, разгневанная молодая дама по имени Клара, мое бегство – все это осталось позади, и все эти люди ушли из моей жизни.

Так я решила, лежа в теплой постели в своей красивой спальне и погружаясь в сон, но прошло совсем немного времени, и я узнала, что была не права.

* * *

В одиннадцать часов утра я надела амазонку и направилась к конюшне. Урок, который я давала Джеральду, закончился в половине одиннадцатого, и, узнав, что я собираюсь покататься, он попросил разрешения поехать со мной. Отказать ему я не могла, но была несказанно рада, когда мистер Райдер потребовал, чтобы он присутствовал в кабинете на совещании с деловыми партнерами, приехавшими откуда-то с севера. Мне становилось все труднее избегать общества Джеральда, за исключением того времени, что он проводил за фортепиано. На отцовских совещаниях, как он мне признался, ему следовало лишь молчать и слушать, и у меня сложилось впечатление, что он мало что получал на них. После завтрака я сказала Фрэнку, третьему конюху, о своем желании покататься часок и предупредила, что приду в одиннадцать, поэтому когда я подошла к конюшне, Ива уже ждала меня.

Через пять минут она скакала по лугу на север, и я наслаждалась теплым солнышком, возвещавшим скорый приход лета.

За лугом поднимался лес, довольно густой, смешанный, в котором было множество дорожек и тропинок, петлявших между деревьями, и я решила попробовать проехать по одной из них, а если у меня хорошо получится, то пустить Иву в легкий галоп, что я делала всего один раз, да и то под присмотром Джейн.

Когда я перевела Иву на рысь, то стала повторять про себя слова Джейн, кричавшей мне в таких случаях:

– Легче поводья! Ханна! Дайте ей почувствовать, что вы начеку. Нет! Не так! Слушайте, вы сидите неправильно, но я вам скажу, как надо. Этого вам никто не скажет. Левую ногу держите, как мужчина. Главное – это правая нога. Правая нога должна быть параллельна хребту лошади, потому что она держит вас. Так лучше. А теперь опять плохо.

Советы Джейн были мне очень кстати, хотя она так часто поминала мою ляжку, что бедняжка Джеральд краснел и отворачивался, стоило ему подъехать поближе. Иногда мне хотелось полюбить Джейн, но она, как мне казалось, вовсе не нуждалась в моей любви и вообще в чьей-либо любви, кроме Мэтти. Она ставила перед собой цель и добивалась ее, но в ее отношении к людям было мало теплоты.

Я была довольна собой и Ивой, и мы рысью домчались до того места, где наша тропинка пересекалась с другой, так что мне надо было решить, куда сворачивать – направо или налево. Я решила повернуть направо, подняться на Бич-хилл и доехать до Бексворта, как с той стороны появился наездник. В этом месте лес был густой, поэтому его появление стало для меня полной неожиданностью.

Для Ивы тоже, поэтому она замедлила шаг, но для такого новичка, как я, и этого оказалось достаточно. Наверное, я бы удержалась в седле, если бы не сидела боком, а так я начала сползать назад. Левая нога выскочила из стремени, я выпустила из рук поводья и стала размахивать ими, чтобы удержать равновесие. Я лишь успела поднять правую ногу и зацепиться ею за седло. Ива стала как вкопанная, но мне это уже не помогло. Я окончательно потеряла равновесие и беспомощно полетела вниз на мягкую землю. Шляпа закрыла мне лицо.

Я не ушиблась, но так как у меня под юбкой не было бриджей, то, испугавшись того вида, в каком могу предстать перед всадником, торопливо поднялась на колени и одернула юбку, а потом уже поправила шляпу и взглянула на человека, появление которого стоило мне падения с лошади.

На большой чалой лошади сидел Тоби Кент, положив руки на переднюю луку и с явным интересом разглядывая меня.

– Мисс Маклиод, не могли бы вы повторить это еще раз? – спросил он. – Я что-то не все понял.

– Тоби! – Я была так изумлена, что забыла о шляпе. – Как?.. Когда?.. Вы?.. Ох, Тоби, как я рада вас видеть!

Он спрыгнул на землю и протянул было руки, чтобы помочь мне подняться, и вновь убрал их. Я рассмеялась, сама протянула ему руки, и он поставил меня на ноги. Несколько минут мы смотрели друг на друга. Я улыбалась, а он, склонив голову набок, словно оценивал меня.

– Итак, с вами все в порядке? – спросил он.

– Ну, конечно же, в порядке. Мне просто ужасно повезло. – Я была счастлива, как никогда, из-за этой неожиданной встречи. – Ох, Тоби, я ведь только вчера читала о вас в журнале и чуть не плясала от радости. Вы получили мое письмо? Вы были в полиции? Почему вы не в море? – Я протянула к нему руки и рассмеялась. – Господи, мне так много надо вам рассказать, и у меня много к вам вопросов. Но, ради Бога, почему вы тут?

– Ну, для начала... – Он снял шляпу и обошел меня кругом, стряхнув с моей спины иголки и листья. – Так лучше. – Он вновь стал передо мной, и я обратила внимание, что он одет, как подобает джентльмену на прогулке верхом. – Почему я тут? – повторил он мой вопрос. – Отчасти потому, что хотел повидать старого друга, отчасти потому, что привез послание от нового друга. Его зовут мистер Эндрю Дойл.

– Мистер Дойл? Но ведь этот человек...

– Он и есть, – учтиво подтвердил Тоби. – Именно его вы спасли от апаша.

– Друг?

– Да.

– Ну и слава Богу. Вы хотите сказать, что инспектор Лекур поверил тому, что я написала? Что я не хотела украсть золотые запонки? И ему удалось убедить в этом мистера Дойла?

Тоби задумчиво посмотрел на меня, потом провел кнутовищем по подбородку.

– Нет, – сказал он. – Все было совсем не так. И это еще одна причина, почему я решил сам проверить, все ли с вами в порядке. Дело в том, что инспектор Лекур не существует и никогда не существовал, и вас выманили из Франции обманом, юная Маклиод.

Глава 7

Я огляделась, ничего не понимая и решив, что я сплю, но вокруг были настоящие деревья, а наверху бело-голубое небо, радом стоял Тоби и придерживал свою лошадь, и Ива щипала сочную траву.

– Но я же встречалась с инспектором Лекуром, – сказала я. – Я говорила с ним и с господином из британского посольства. Это было в «Раковине» в тот самый вечер, когда вы уехали.

Тоби покачал головой.

– Господин был не из британского посольства. Он работал на человека по фамилии Бонифейс. А француз, которого наняли сыграть роль полицейского, его приятель.

В голове у меня творилось невесть что, и мне хотелось задать Тоби тысячу вопросов сразу, но я сказала только:

– Тоби... зачем?

– Понятия не имею. – Он кивнул на лошадь: – Может быть, мы покатаемся, и я вам расскажу все, что знаю.

Я постаралась сбросить охватившее меня оцепенение. Тоби оглушил меня своим сообщением, и я не могла так быстро взять себя в руки.

– Да. Да, конечно, Тоби. Все так непонятно, что мне не верится... Нет, я верю вам, но...

– Куда мы поедем? – ласково спросил Тоби.

– А... Туда, по лесу в долину до Солтерс-Копс. Там есть ложбина. Мы можем там посидеть и поговорить. Думаю, мы никого не встретим. Плохо, если нас увидят вместе?

Тоби улыбнулся:

– Не для меня.

– И не для меня. Вы могли подъехать к дому и спросить меня. Уверена, Мэтти разрешила бы нам поговорить в гостиной. Мистер Райдер тоже не стал бы возражать, если это никак не вредит его делам. Ах да, Мэтти – домоправительница, миссис Мэтьюз, она очень хорошая.

– Рад это слышать, – сказал он, – но поскольку я прятался почти три дня, чтобы повидаться с вами наедине, может быть, мы поедем, куда вы предложили.

Понемножку я приходила в себя и от неожиданной встречи, и от того, что узнала, хотя рассказ Тоби лишь усугубил таинственность недавних событий. У меня в голове мгновенно вспыхнула фраза, которую запомнил Альберт, когда подавал виски с содовой мистеру Себастьяну Райдеру и мистеру Бонифейсу: «Привезите мне девушку с бабочкой... сколько бы это ни стоило».

То, что я стала жертвой обмана и меня хитростью заманили в Англию, несомненно, испугало меня, но, с другой стороны, я уже не первую неделю жила в Серебряном Лесу и не чувствовала ни малейшей угрозы ни с чьей стороны. Я решила дождаться более подробного рассказа Тоби, надеясь, что он все прояснит.

Отряхивая руки, я смотрела, как он взял Иву за повод и подвел ее ко мне.

– Как вы обыкновенно садитесь на нее? – спросил он.

Я поправила шляпу.

– Конюх подсаживает меня.

– Хм...м...м... – недоверчиво пробурчал он.

Я рассмеялась.

– Тоби, о чем вы задумались? Да не расплачусь я, если вы дотронетесь до меня.

У Тоби на лбу разгладились морщины.

– В таком случае...

Тогда он взял меня за талию и легко посадил в седло, а, пока я устраивалась, сам вскочил на лошадь.

Неторопливая прогулка по лесу с моим другом Тоби доставила мне несказанное удовольствие.

– Вы не представляете, как я была счастлива, когда прочитала о вашем успехе, – сказала я. – Неужели правда, что все началось в тот день, когда вы написали меня возле раковины? Если это так, то я очень горжусь тем, что в нем есть кроха моего участия.

Он поглядел на меня с нескрываемым удивлением:

– Еще какая кроха, красавица, но я не понимаю, как вы можете сейчас говорить об этом. Неужели вам совсем не интересно, как вас обхитрили?

– Конечно, интересно, – ответила я, стараясь удержать правую ногу параллельно крупу лошади. – Но о вашем успехе мне тоже интересно узнать. Я хочу сказать... О Господи, я сама не знаю, что хочу сказать. Если была хитрость, значит, должен быть какой-нибудь результат, и он может быть хорошим для меня или плохим, и если плохим, то я могу его предотвратить или не могу, и если не могу, значит, мне придется с ним смириться.

Тоби опять поглядел на меня, потом на небо, словно ища на нем ответа, потом опять на меня.

– Боже милостивый, – сказал он, – да вы, Ханна, фаталистка. Настоящая фаталистка. Многие называют себя фаталистами, хотя они даже не знают, что это такое. За пределами Индии вы – первая фаталистка, которую я встретил. Но если подумать, это меня не удивляет, потому что...

– Тоби, – перебила я его, – не стоит об этом. Лучше расскажите мне, что было после моего бегства. Или вы собираетесь впустую тратить время, рассказывая мне обо мне?

– Все-таки я наполовину ирландец, и мне положено быть велеречивым. Но если вы уж так против, что ж, перейдем к делу. Сначала вы, Ханна. Итак, что случилось?

Мой рассказ занял всего несколько минут, даже включая характеристики всех членов семейства Райдеров и описание того, какое у меня замечательное положение в доме. Тоби молча слушал меня, хотя мне было нетрудно понять, что он очень удивлен.

– Значит, с тех пор, как Бонифейс привез вас сюда, ничего плохого не произошло? Совсем ничего? – стал он допытываться после того, как я кончила говорить.

– Ничего. Разве только в первый день. Совершенно случайно один из слуг слышал, как мистер Райдер просил или приказывал мистеру Бонифейсу привезти ему девушку с бабочкой, сколько бы это ни стоило. Мне это показалось странным, но, может быть, он просто таким образом выразил свое нетерпение... Я хочу сказать, нетерпение заполучить английскую девицу, свободно владеющую французским.

Тоби смотрел на меня во все глаза.

– Но почему он назвал вас девушкой с бабочкой? Не понимаю. Откуда он мог узнать о золотой бабочке у вас на плече?

– Понятия не имею. Но, может быть, он не знает. А может быть, кто-нибудь из моих подруг в колледже. Представьте, мистер Бонифейс расспрашивал обо мне, а она возьми и проговорись, вот он и стал меня так называть.

Тоби покачал головой:

– Не думаю.

– Больше меня так никто не называл, так что не волнуйтесь. Теперь ваш черед. Я думала, что вы ушли в море на несколько месяцев, и умираю, так хочу узнать, что же с вами приключилось на самом деле.

– О, все просто, – усмехнулся Тоби. – В Гавре, когда мы готовились к отплытию, какой-то дурак уронил мне на ногу ящик. Она распухла, как моя голова, и было ясно, что в море от меня не будет никакого толку, поэтому шкипер отпустил меня подобру-поздорову. Два дня я провалялся в больнице, а потом меня отправили домой с повязкой на ноге и костылем под мышкой.

Мне стало его очень жалко.

– Ох, Тоби, это так ужасно. Ведь без меня вам, наверно, никто не помог. А сейчас как?

Он взглянул на свою правую ногу.

– Болит иногда, но вполне терпимо. Синяк был ого-го-го. Но если был перелом, то его уже нет, потому что я совсем неплохо хожу. Но ботинок я смог натянуть всего десять дней назад. Ладно. Так я вернулся в Париж, а вас уже и след простыл, только письмо лежало на полу в моей комнате. О нет, еще мадам Бриан чуть с ума не сошла от страха из-за письма, которое вы оставили в своей комнате для полиции. Знаете, красавица, могли бы и пощадить бедняжку, вам ведь известно, как она боится полицию.

– Да, наверное, но я так устала и так боялась сама, что плохо соображала. Значит, вы сами отнесли письмо?

– Ну, уж нет! Сначала я провел дознание, как мы это называли во французском легионе. Я прочитал письмо, которое вы подбросили мне, потом вскрыл то, что вы оставили для полиции, правда, сделал это очень аккуратно, и мне оно ужасно не понравилось. Я отправился в ближайшую жандармерию, потом в муниципальную полицию, потом в первый отдел, потом в сыскную полицию и везде спрашивал инспектора Лекура, но никто о нем даже не слышал. Никто.

– С больной ногой? Ох, Тоби! Я совсем не хотела причинить вам столько хлопот.

– Юная Маклиод, перестаньте вздыхать о моей ноге. Вздыхайте лучше о себе!

– Не сердитесь. От этого у вас на лице еще больше веснушек.

– Я не сержусь. А вы лучше слушайте. Я не нашел инспектора Лекура и отправился в «Раковину» поговорить с папашей Шабрье. Могли же вы ему что-то сказать такое, что пролило бы свет на это дело. Так нет, вы ему ничего не сказали, но он вспомнил двух мужчин, которые накануне вашего бегства обедали в ресторане. Один был англичанином, а другой – французом. Еще он мне сказал, будто бы англичанин предупредил его, что вас собираются арестовать, и будто бы этот англичанин из британского посольства.

– Да, все правильно, – подтвердила я. – Другой же, смуглый, с козлиной бородкой, был инспектор Лекур. Его друг называл его Жак.

– То, что смуглый, с козлиной бородкой, – Жак Лекур, – мрачно продолжал Тоби, – это правильно, только он безработный актер, а не полицейский.

Я покачнулась, но быстро вернула правую ногу в правильное положение.

– Актер? Откуда вы знаете?

– Потому что он был там, когда я пришел, – сказал Тоби. – Папаша Шабрье и Арман показали мне его. К тому же Арман слышал почти все, что вы говорили, и он тоже подумал, что этот человек – полицейский. Наверно, Лекур решил, что дело кончено, если он сыграл свою роль и получил деньги. Так вот. Он сидел в углу как ни в чем не бывало, и ел жаркое из кролика, только на сей раз один, без своего английского дружка, к сожалению.

– Актер? – изумленно повторила я. – Но как вы узнали?

Тоби улыбнулся, очень довольный собой.

– Когда он расплачивался, Арман шепнул ему, что его друг из британского посольства ждет его у задней двери «Раковины». Ему, мол, нужно обсудить с ним нечто очень важное. Как только этот дурак вышел, крадучись, словно кошка, преследующая мышь, я стукнул его по затылку, поставил ногу на шею, и мы с ним очень мило поболтали. Так я узнал, что он актер и его нанял некий Бонифейс.

Мысли у меня путались, потому что мне надо было решить несколько задачек одновременно.

– Нанял? – переспросила я. – Бонифейс? Но зачем? А кто этот англичанин из посольства?

– Он не из посольства, – сказал Тоби. – Он – Чарли Гриндл и работает на мистера Томаса Бонифейса, одного из владельцев агентства Хескет, расположенного на Чэнсери-лейн в Лондоне. Лекур этого не знал. Я нашел его, когда сюда приехал.

– Хескет! – воскликнула я. – Ну да, я встречалась с миссис Хескет. Она живет в том же доме, что и мистер Бонифейс.

– Правильно, – подтвердил Тоби и подставил лицо солнышку, потому что мы как раз выехали из леса. – Ах, до чего же хороший денек. Я и забыл, как это бывает в Англии. Наверно, я должен что-нибудь такое же сказать об Ирландии, но, по правде говоря, там чуть ли не все время идет дождь.

– Тоби, как вы узнали о миссис Хескет?

– А она как раз оказалась в своей конторе на Чэнсери-лейн, когда я держал Чарли Гриндла за шею и бил головой об стену, рассчитывая кое-что у него узнать. Только не подумайте, Ханна, что мне это нравилось, просто, пока я был матросом, у меня появилось несколько плохих привычек.

– Нет, Тоби!

– О, совсем немного. Например...

– Нет, нет! Я хотела сказать, что на самом деле вы ведь не били его головой об стену?

– Бил, красавица. Конечно, я извинился перед миссис Хескет, и она оказалась чрезвычайно милой и все понимающей дамой. Мне даже кажется, что я ей понравился.

– Несмотря на то, что вы били несчастного мистера Гриндла головой об стену? Вы меня удивляете, Тоби Кент.

– А вы удивляете меня, юная Маклиод, следовательно, мы квиты.

– Ну и вы узнали, что хотели?

– Узнал. Миссис Хескет оказалась неистощимым фонтаном сведений, и я как следует искупался в нем.

– Понятно. Неплохо вы поездили, Тоби Кент. Но вы кое-чего недоговариваете. Что было между «Раковиной» и Чэнсери-лейн?

– Договорю сейчас. – Он помолчал, словно собираясь с мыслями. – Ну вот. Мистер Себастьян Райдер нанял мистера Бонифейса, чтобы он привез вас из Парижа в Серебряный Лес вроде для того, чтобы вы учили его детей французскому языку. Если это все-таки правда, я очень удивлюсь, но больше мне ничего неизвестно. Однако я совершенно уверен, что ему были нужны вы, Ханна, а не какая-нибудь вообще англичанка, владеющая французским. И опять я не знаю зачем. Бонифейс пришел к вам на улицу Лабарр, и вы отказались от его предложения. Тем не менее он успел разглядеть юношу, которого вы спасли от апаша и который лежал без сознания на вашей кровати.

Я кивнула.

– Да. Он очень неважно выглядел, и мне пришлось рассказать, что случилось.

– Умный парень этот мистер Бонифейс. Он не знал, как заставить вас принять его предложение и переехать в Серебряный Лес, и вы сами подсказали ему, что надо сделать. Уйдя от вас, он немедленно пошел на то место, где, как вы ему сказали, произошло преступление. Он знает, как ведут себя воры и грабители, этот Бонифейс, поэтому принялся искать в мусорных ящиках, ведь они, очистив бумажник от денег, обычно выбрасывают его, чтобы избавиться от улик. И он нашел, Ханна, нашел бумажник, правда, в нем не было денег, зато были всякие бумажки и визитная карточка с именем владельца, то есть Эндрю Дойла. А на обратной стороне карандашом оказался записан адрес отеля. Вандомская площадь. Вот туда-то и помчался наш мистер Бонифейс, чтобы навести справки, и нашел там сами знаете кого.

Я вспомнила, как мистер Дойл шептал женское имя, и спросила:

– Клару?

– Мисс Клару Уиллард из Техаса. Очень напористую американку, совершающую длительное турне по Европе с родителями, мистером Бенджамином Уиллардом и миссис Мелани Уиллард, и с кузеном Эндрю, который в ту минуту лежал на вашей кровати на Монмартре. Когда Бонифейс заявился в отель, родители Клары как раз отправились в жандармерию сообщить об исчезновении Эндрю, не вернувшегося с прогулки по Монмартру. Бонифейс рассказал Кларе туманную историю о том, как он нашел бумажник на улице и как ему будто бы сообщили, что одна уличная женщина напоила иностранца до бесчувствия и уволокла его к себе домой, естественно, предварительно ограбив.

– О Господи, не удивительно, что Клара так налетела на меня.

– Ну, она могла бы сначала расспросить вас, – сухо возразил Тоби. – Теперь вы понимаете, что это она привезла служащих из отеля на Монмартр и она увезла Эндрю Дойла, пригрозив вам полицией. Но, послушайте, Ханна, я должен вам передать кое-что от мистера Дойла, и лучше мне это сделать теперь. Он бы сам все вам сказал, но он сейчас в Мексике, однако я должен заверить вас, что скоро он будет в Англии и обязательно нанесет вам визит, чтобы лично поблагодарить вас.

– Поблагодарить?

– Ну да. Это и есть его послание вам, красавица. Я должен поблагодарить вас за то, что вы спасли ему жизнь, потому что он совершенно уверен, что без вас ему пришлось бы совсем худо.

– Но откуда он знает? Ведь он все время был без сознания.

– Значит, не все время. – В эту минуту мы уже подъехали к рощице и стали огибать ее. – Он говорит, что его словно парализовало от удара в голову, но он все видел и слышал, хотя почти как во сне. Время от времени он принимал вас за свою кузину Клару, но он определенно помнит все, начиная с первых слов подружки апаша и кончая бренди мадам Бриан. Но это пусть он сам вам все расскажет.

– Да? – в смятении переспросила я. – Вы, правда, думаете, что он захочет повидать меня? В конце концов, все это было так давно, да и что особенного я сделала? Просто ему повезло, что я оказалась рядом.

Тоби рассмеялся:

– Эндрю Дойл думает иначе. Должен вам сказать, что он человек высоких чувств, и теперь вы для него неотличимы от Жанны д'Арк.

– Тоби, не надо так шутить.

– Я не шучу. У него хорошая ирландская фамилия, и она бы гораздо больше подошла мне, потому что в нем всего одна шестнадцатая ирландской крови и семь шестнадцатых американской, что же до другой половины, то она полностью мексиканская, унаследованная им от матери, так что у него огонь горит в жилах.