Текст книги "Клим Первый, Драконоборец"

– Не получится, моя милосердная. – Клим вытянул ноги и откинулся на спинку кресла. – Дело не в процентах, а в том, что драконы требуют дань и похищают людей. Эта девица Терине, без вины виноватая… Что сотворил с нею дракон? Я должен знать и должен защитить свой народ.

– Разве недостаточно, что ты ее исцелил? – промолвила Дезидерада. – Я принцесса эльфов и вижу то, что недоступно человеку. Теперь эта девушка чиста… – Помедлив, она добавила: – В отличие от другой, от нехайки, которую хотят навязать тебе в жены.

Климу почудилось, что мелодия «Волшебной флейты» стала более вкрадчивой. Он стиснул подлокотники кресла и впился в принцессу взглядом.

– Что ты имеешь в виду? Говори!

– Не думай, будто я желаю опорочить соперницу, – сказала принцесса, опять порозовев. – Но она – товар не первой свежести. Как говорят у вас, людей, девица непраздна. Я увидела, увидела! Месяц или около того… очень, очень малый срок. Если станет королевой и ты дождешься наследника, никто не заподозрит. – Она придвинулась ближе к Климу – так, что он ощутил аромат ее дыхания. Ресницы эльфийки трепетали, губы манили, под тонким шарфиком напряглись розовые соски. – Выпьем за нас, мой король, – прошептала она, протягивая кубок с золотистым медом. – Выпьем, и я признаюсь тебе, скажу нечто, что тебя обрадует – такое, что сделает нерушимым союз наших народов…

Вот оно! – мелькнула внезапная мысль. Вот великий дар эльфов, о котором предупреждал маг Дитбольд. Союз, супружеский союз с этой эльфийской красавицей! Кажется, она считает, что я буду в восторге, подумал Клим.

Приняв кубок, он поднес сосуд к губам, помедлил секунду и опустил на стол. «Заклинаю, не пей мед из ее рук и не ложись с ней в постель!» – звучало в его голове. Кажется, сир Ардалион знал, о чем говорит.

– Прости, но пить я не буду – мед слишком крепок, а у меня еще дела. – Клим с нарочитым сожалением пожал плечами. – Такая тоска подписывать бумаги… Однако рука не должна дрожать, чтоб не возникло сомнений – это подпись короля.

Мелодию «Волшебной флейты» Моцарта сменил «Умирающий лебедь» Сен-Санса. Дезидерада разочарованно вздохнула и отодвинулась, взор ее был полон печали. Сейчас она походила на розу, потерявшую свой первый лепесток.

– Мы еще выпьем, – обнадежил ее Клим. – Сир Астрофель, смотритель моего дворца, требует, чтобы гостей почтили пирами и балами. Королевская охота тоже не исключается – на кабанов или там на кроликов… Так что мы еще выпьем!

– Не сомневаюсь, – промолвила Дезидерада, и в ее голосе он снова уловил нотку разочарования. – Ты будешь пить со мной и с другими гостями, но не все из них желают тебе добра. Я хочу сделать тебе подарок, очень полезный в эти дни, да и в другие тоже.

Она что-то шепнула девушке-эльфийке, и та, исчезнув на минуту, вернулась с кубком – длинным, витым, оправленным в серебро. Ножки у кубка не было, он заканчивался острием, и желтоватый материал, из которого его изготовили, выглядел полупрозрачным.

– Что это? – спросил Клим, разглядывая странную вещицу.

– Рог единорога, государь. Носи его с собой, пей из него, и враги не смогут подсыпать тебе яда.

– Благодарю, принцесса. – Клим встал и отвесил поклон. – А сейчас я вынужден тебя покинуть. Более не могу наслаждаться твоим обществом – государственные дела, сама понимаешь…

На улице его ждали судья Ардалион с герольдами, полдюжины гвардейцев и два брата-рыцаря, сир Персен Смертоносный и сир Верваг Суровый. К вечеру собрался дождь, и люди укрылись под широкими кожаными плащами, натянув поверх шлемов и шляп капюшоны. Такой же плащ набросили Климу на плечи.

Он устроился в седле, и кавалькада двинулась по Королевскому проезду. Когда домик эльфов скрыла завеса дождя, Ардалион промолвил:

– Медом от твоего величества не пахнет.

– Не пахнет, – согласился Клим. – Я привык доверять разумным советам, особенно по части женщин и выпивки. – Он покосился на судью и добавил: – Кажется, об эльфийских барышнях ты хорошо осведомлен. Откуда, сир? Не хочешь поделиться?

Ардалион понурился:

– Это личное, государь.

– Не из любопытства спрашиваю, а по государственной нужде. Эльфы у нас в гостях, и я должен знать, чего опасаться. Дитбольд сказал мне, что они не коварны, но очень умны – у них одна мысль вслух, другая на языке, а третья в голове. Что за третья мысль? Почему их принцесса меня завлекает? На штурм лихо пошла, прямо как танк! А с какой целью? Я должен знать, и ты, сир Ардалион, мне в этом поможешь.

Глава герольдов долго молчал, потом произнес тихим голосом:

– Хочешь послушать сейчас, твое величество? Повесть об ошибках юности и бедственной моей судьбе?

– Сейчас мы переоденемся в сухое, выпьем подогретого вина и отдохнем, – сказал Клим. – Как-нибудь в другой раз потолкуем. Придешь ко мне, все расскажешь, а я отпущу тебе грехи юности.

В королевских покоях его поджидали оруженосец и шут. Црым дул пиво из кувшина, Омриваль стоял у окна, глядел, как конюхи расседлывают лошадей и ведут их в конюшню. Услышав шаги короля, он обернулся.

– Девицу Терине я привез в замок, твое величество. Как ты приказал, велел служанкам вымыть ее, накормить и одеть прилично. Думаю, она уже спит. Разбудить?

– Не нужно, пусть отдыхает. Пригляди за нею, Валентин, и выслушай все, что она захочет поведать. На днях я сам ее расспрошу – о пещере дракона, о дороге к ней и о том, как выглядит этот гаденыш. А сейчас идите. Оба свободны!

Но Омриваль не сдвинулся с места.

– Хочу кое-что рассказать, мой господин. Нечто странное.

– Я слушаю.

– Когда я вез девицу в замок, я встретил брата Джакуса. Он стоял на углу Королевского проезда.

– И что?

– Он не смотрел на меня, хотя прежде… Ну, это не важно. Не смотрел, потому что уставился на девицу. Во все глаза!

Скоморох поднял кувшин, вылил в рот остатки пива и сочно рыгнул.

– Дурачок ты, Омриваль! Подумаешь, уставился! Что тут странного? Пришел он поглазеть на королевский суд и казни, увидел девицу, а она прехорошенькая… стала такой, как величество мерзость из нее изгнал. Понравилась ему, решил еще раз глянуть… Я тебе уже толковал, ничего нет странного. А ты опять за свое!

Омриваль упрямо стиснул кулачки.

– Я хотел рассказать государю, и я рассказал. Нечего делать из меня глупца!

– Ну, не сердись, не сердись… Пойдем, пока величество пинками нас не проводил. Денек у него тяжелый выдался. Что ему до твоего братца?

Они двинулись к выходу, и Клим расслышал, как скоморох бормочет под нос:

– Судил, карал, лечил, да еще эти скандальные девки, нехайка с эльфийкой… Нелегкий день, что ни говори. А теперь, похоже, король-батюшка решил с драконом сцепиться. Вот дела! Поистине, если захочет Благой наказать, так лишит разума!

Усмехнувшись, Клим направился в опочивальню, велел подать мяса и вина, что было совсем не лишним после эльфийской трапезы. Стемнело, слуги зажгли светильники. Поужинав, он сбросил камзол, зевнул и выглянул в окно. Дождь прекратился, небо очистилось; над башнями замка парили дежурные нетопыри из команды капитана Мамыша. Решив, что поручений для воздушной разведки нет, Клим приблизился к зеркалу, заглянул в его темную глубину и покачал головой. Беседовать со старцем желания не было – наверняка выльет на эльфов кучу помоев. Хотя, как говорили латиняне, кто предупрежден, тот вооружен…

В дальнем углу возникла призрачная тень. Он махнул рукой и буркнул:

– Устал! Сегодня приема нет!

Сел у окна с кубком и стал смотреть на звезды. Две зеленые, яркие и лучистые, напоминали глаза Дезидерады. Может, зря не выпил мед?.. – подумалось ему.

Глава 3
Смуглая леди сонетов

Утром, едва Клим успел позавтракать, заявились гномы. Их провели в кабинет, и там они сопели и топтались с полчаса, пока Бака и Дога облачали короля, пристраивали на голову корону, а на грудь – перевязь с орденами. Наконец Астрофель диц Техеби стукнул жезлом, выкрикнул: «Малая королевская аудиенция!» – и Климу было позволено войти в кабинет. Кроме гномов он застал там скомороха; Црым с видом важного вельможи устроился в кресле и с иронией посматривал на соплеменников. Те, в свой черед, глядели на него, как троица злобных псов на кота-приблудыша. Црым наверняка считался позором гномьего племени.

При виде короля посланцы скинули шляпы и разом топнули правой ногой. Клим топнул в ответ, подошел к креслу, согнал наглеца Црыма и опустился на сиденье. Гномы выстроились перед ним: посередине – тот, что с бородой до колена, по бокам – два его спутника.

– Кайло Киркорыч, старшой, – представился бородач. – А энти – Глузд и Лопата.

– Как их величать по отчеству? – спросил Клим.

– Никак. Молоды для таких величаний – вон, бороды ишшо до пупов не отросли, – молвил старшой. – Потому пристало им делать, что велено, и не вякать.

– Ясно. Тогда ты вякай, Кайло Киркорыч. Чем обязан чести видеть вас?

Старшой фыркнул, извлек из-под полы кафтана увесистую шкатулку и произнес:

– Эльфы да энти гниды с Нехайки тебе небось золото тащут. А что золото? У нас им полы мостят да крыши кроют. Сыщем и подороже презент. Глянь-ка сюды!

Он откинул крышку, и Клима ослепило чистое сияние алмазов. Камни были крупные, с грецкий орех, ограненные с великим искусством; сверкали они так, что ему пришлось прищуриться. Но довольную ухмылку на роже гнома он все же разглядел.

– Как, величество? По нраву ли? Любо тебе?

– Будет любо, когда вы в подданство мое вернетесь и станете дань присылать, – сказал Клим. – Желательно серебром и золотом, поскольку из этих металлов монету чеканят. А камешки эти блескучие можешь себе оставить. Что мне с них? На ожерелья пустить да перстни… Так я побрякушек не ношу.

Кайло Киркорыч увял. Пожевал губами, переглянулся с Глуздом и Лопатой и буркнул:

– Значитца, такое твое последнее слово?

– Значитца, да. Посильный налог и соблюдение законов королевства – само собой, с учетом национальных особенностей. За это могу даровать вам патент на разработку недр и ограниченную автономию.

– Авту… уфту… чего? Не разумею, господин хороший!

– Вот олух! – не выдержал Црым. – Это значит, что ты, хрен облупленный, как был главным в своем гадючнике, так и останешься. А ежели случится какое непотребство, будешь ответ перед величеством держать. Лично и персонально! Ибо величество твой старший брательник и честной государь!

Гномы засопели. Лопата сунул палец в нос, Глузд вцепился в бороду, а Кайло Киркорыч пробасил:

– Уйми своего дармоеда, без него тошно! Я вот что скажу, хоть не слали мы дань, одначе как были к тебе прислонившись, так и остались. Сам размысли, величество: был ты в замятне с орками и за подмогой послал. Так мы кимарей, пьянь голопузую, пустили в свои ущелья. А могли и не пустить!

– Не тем боком вы ко мне прислонились, – сказал Клим. – Теперь я буду решать, кто пройдет через ваши горы, а кого секирой поприветствуют. Стражей своих в каждом ущелье поставлю.

Гномы явно обеспокоились и опять засопели. Потом Глузд вякнул:

– Грамотка, старшой. Грамотка с привилеями.

– Ахти мне! Грамотка, конешно! – спохватился Кайло Киркорыч. – Подтвердишь ли наши привилеи, господин хороший? К примеру, чтоб брать нам пацанов бесхозных в гномьи сыны?

– Каких еще бесхозных? – спросил Клим. – Сирот, что ли?

– Ну да. Подтвердишь? А мы ужо для них расстараемся!

Сзади звякнули бубенцы, и скоморох едва слышно прошептал:

– Откажи, государь. Малолеток в шахтах гноят, таскают они корзины с рудой, никто дольше трех лет не живет. Сам видел!

За окном послышались выкрики, лошадиное ржание, топот копыт и скрип тележных колес. Клим поднялся, выглянул наружу. В ворота замка один за другим въезжали нехайские рыцари, за ними тянулся обоз, и среди фургонов можно было разглядеть возок, украшенный бронзовыми накладками. Нехайцы сошли с коней, принц Лавр приблизился к возку, отворил дверцу, и из нее выпорхнула Дрейзе бен Шмер в алом плаще, отороченном соболями. Они постояли недолго, осматривая замок, его башни, стены и врата. Вид у них был такой, словно все это в скором времени станет их собственностью.

– Принесла нелегкая… – пробормотал Клим и повернулся к гномам. Они в страхе присели – лицо короля было суровым, в глазах сверкала ярость. – Ну и выжиги вы, ребята, ну и прохвосты! Никаких вам грамот на детей! А если кого похитите или с согласия взрослых возьмете, буду считать то тяжким преступлением! – Он задумался на секунду, потом промолвил: – Электрического стула у нас нет, так что будет иная казнь за злодейство: привяжем к паре вороных и протащим вокруг города. Все понятно, господа хорошие?

– Уж куды понятнее! – вякнул Лопата и получил затрещину от старшого.

– Значитца, без привилеев… – разочарованно пробасил Кайло Киркорыч. – А с другим-прочим как же? С посильной данью и энтой, как ее… ухтимомией?

– С этим так, как я сказал.

– Обмыслить надо, господин хоро… то исть государь.

– Обмысли. Можешь не спешить, – произнес Клим и топнул ногой в знак прощания.

Он вышел в зал, где дежурила охрана, распахнул двери и прислушался. За дни, проведенные во дворце, он привык к его звукам – где-то позванивала посуда, смеялись девушки, слышался шелест одежд и бормотание придворных, а временами раздавался громкий голос сира Астрофеля, распекавшего то слуг, то поваров. Но сейчас дворец звучал по-иному: в нижних покоях орали и топали, с грохотом волочили что-то тяжелое, выкрикивали угрозы и сыпали проклятия. В этом шуме тонул голос Астрофеля, казавшийся сейчас неуверенным и слабым; вероятно, он не мог совладать с вторжением наглой орды.

– Нехайцы, – звякнув бубенцами, сообщил шут. – Обычное дело, нехайцы! Подать им самое лучшее, даром и немедленно! Что прикажешь, государь?

– Прикажу не выделываться, – произнес Клим, вернулся в кабинет и велел Омривалю найти сира Карваса Лютого.

Сир Карвас, назначенный по возвращении из похода капитаном дворцовой стражи, занимал в Хай Бории второй по важности армейский пост. Кроме того, он был начальником штаба в военном ведомстве и инспектором пеших и конных гвардейских полков. Дел у него хватало, но Клим не сомневался, что небольшая разминка ему не повредит.

– Кажется, сиру блюстителю с гостями не справиться, совсем его затюкали, – сказал он. – Поможешь?

– Со всем удовольствием, – ощерился Карвас. – Что повелишь, твое величество? Куда девать этих придурков?

– Принцессу с ее дамами и принца – в гостевые покои, рыцарей нехайских – во флигелек, что около конюшни. Будут возражать, хватай самого ершистого и на губу… то есть, я хочу сказать, в подвал. Посидит денек, остынет.

Карвас усмехнулся, поиграл желваками.

– Сделаю, государь. Только братьев-рыцарей кликну. – Он поднял глаза к потолку, коснулся шрама на щеке и предложил: – Может, все-таки турнир устроим? Собьем спесь с нехайских прощелыг?

– Не надо. Еще пришибете кого-нибудь, а такой конфуз нам ни к чему. Другое дело – охота! Молодецкая забава и не столь опасная, как турнир. Что там водится в наших лесах? Есть кабаны и олени?

– Под каждым кустом, государь, – ответил сир Карвас и удалился наводить порядок.

Наступил полдень, и в дверях кабинета возник Астрофель, запыхавшийся и слегка потрепанный. Доложив, что нехайцы размещены и пьют сейчас вино в трапезной, он стукнул жезлом и просипел хриплым голосом:

– Принцесса Дрейзе бен Шмер и принц Лавр Нехайский просят государя об аудиенции. Желаешь ли видеть их, твое величество?

– Запускай, – сказал Клим со вздохом. – Валентин, вели подать вино и сласти. Сюда! – Он хлопнул по бахбуковому столу. – Как на мне сидит корона? Не измялся ли кафтан?

– Все в порядке, государь. Ты неотразим, – с хмурым видом пробормотал оруженосец.

Принц явился в алом камзоле, красных штанах в синюю полоску и остроносых туфлях с золотыми пряжками. На принцессе было пурпурное платье с низким декольте, розовые кружева обрамляли плечи и пышную полунагую грудь, волосы схвачены венцом с рубинами, в ушах – рубиновые серьги. Ожерелье она не надела – вероятно, чтобы не отвлекать внимание от своих прелестей. Их сопровождали две дамы средних лет и усатый рыцарь в доспехах, но без меча – клинок, должно быть, остался у стражей. Усач, тащивший объемистую корзину, накрытую темным сукном, встал подальше от короля, рядом с дверью.

– Вира лахерис, государь! – молвил принц Лавр, чуть склонив голову. Принцесса и ее спутницы сделали реверанс, усатый рыцарь преклонил колено, прижимая корзину к груди.

– Майна хабатис, – ответил Клим, милостиво кивая. – Садитесь, дорогие гости, и угощайтесь. Довольны ли вы своими покоями?

– Вполне, – отозвался принц. – Но рыцарей наших, воинов благородных и заслуженных, поместили рядом с конюшней!

– Ванна, – добавила принцесса, сморщив носик. – Я привыкла мыться в серебряной ванне, а здесь медная!

Клим с минуту размышлял, посматривая на гостей. На красивом лице Лавра застыла холодная усмешка, Дрейзе наклонилась, выставив на обозрение соблазнительные округлости. Ее смуглые щечки порозовели, из-под длинного платья выглядывала ножка в маленьком башмачке.

– На конюшне – боевые скакуны, и рыцарям, столь опытным в воинском деле, лучше жить неподалеку, – наконец произнес Клим. – Что касается ванны, то в замке только одна серебряная – моя. Если это не смутит принцессу, готов ее пожертвовать.

– Не смутит. – Дрейзе кокетливо улыбнулась. – Совсем наоборот! Погружаясь в эту ванну, я буду испытывать блаженство и думать… – Ее улыбка стала еще нежнее. – Ну, государь понимает о чем.

– Надеюсь, мысли эти не потревожат девичьей скромности. – Клим покосился на Омриваля, застывшего у его кресла. Лицо юноши было каменным. – Однако к делу, сир и мадам. Что предлагает мне великий князь Нехайский?

– Прежде всего дары, и вот главный из них. – Принц поклонился в сторону Дрейзе. – Князь шлет тебе свое сокровище, свою дочь, ибо негоже королю быть без королевы. Такой королевы, что не сравнится с нею ни одна красавица в землях востока и запада!

Дрейзе зарделась и скромно опустила глазки. Омриваль что-то прошипел, но едва слышно, а под бахбуковым столом негромко звякнул колокольчик.

– Неожиданное предложение, – заметил Клим. – Надо его обдумать и взвесить. С одной стороны, я слишком юн для брачных уз и еще лет десять не собирался жениться. А с другой – ты прав, принц Лавр, – негоже королю быть без королевы. Однако для такого дела требуется консенсус обеих сторон плюс нежные чувства… Что скажет принцесса Дрейзе?

Она еще сильнее наклонилась, так что ее пышные смуглые груди едва не покинули корсаж.

– Я согласна, государь.

– А что у нас с нежными чувствами?

Голос Дрейзе стал бархатным.

– Признаюсь, повелитель, едва я увидела тебя, как грудь мою пронзила стрела любви. О, это чудное страдание, восхитительная мука! Мы, нехайские девицы, откровенны, чисты и не в силах скрывать свою страсть. И я знаю, я уверена – лишь твои объятия могут умерить жар моей души и пламень сердца! Я мечтаю о том мгновении, когда ты поведешь меня к алтарю в храме Благого… Я готова хоть завтра!

Хорошо поет, подумал Клим, а вслух сказал с озабоченным видом:

– Кажется, с нежными чувствами у нас порядок, но завтра не получится. Вопрос о королевском браке нужно обсудить с советниками, получить благословение святых отцов, выяснить размер приданого и подготовиться к свадьбе. Кроме того, у меня есть обязательства перед эльфами.

Лицо принцессы омрачилось. Принц Лавр грозно нахмурился и стал шарить у пояса, но меча не нашел.

– Обязательства? Какие еще обязательства?

– Должен я убить дракона. Того, что обитает в Подгорье.

Кровь отлила от смуглых щечек Дрейзе. Ее дамы взвизгнули, смачно крякнул рыцарь с корзиной, и только принц Лавр выглядел невозмутимым. Откинув со лба темную прядь, он произнес:

– Тем более стоит поторопиться со свадьбой. Дракон наверняка тебя прикончит, но останется королева и, возможно, наследник.

– Кто кого прикончит, пока неясно, – молвил Клим. – Но на все эти дела необходимо время – месяцев шесть, я полагаю. А там – честным пирком, да за свадебку! Если, конечно, советники не будут против.

Принц и принцесса переглянулись с кислым видом. Лоб Лавра пересекли морщины, Дрейзе в задумчивости стала водить пальчиком правой руки по левой ладошке. Казалось, они размышляют над сложной задачей, изыскивая способ, как бы решить ее побыстрее и половчее.

А эльфийка-то права, товар не первой свежести! – мелькнуло у Клима в голове. Права, и через шесть месяцев, а может, и раньше, ситуация полностью прояснится. Он окинул Дрейзе взглядом с головы до пят, затем уставился на талию девушки, столь тонкую, что ее, казалось, можно охватить ладонями. Можно сейчас, но с природой не поспоришь, подумалось ему. Все изменяется, ничто не исчезает, как говорили латиняне.

Похоже, ничего толкового не пришло гостям на ум. Дрейзе взмахнула пару раз ресницами, провела по губам розовым язычком и опустила очи долу. Лоб Лавра разгладился, и он, повернувшись к усачу с корзиной, поманил его пальцем.

– Несомненно, брак короля требует подготовки, и мы обсудим это позже, – сказал принц. – Но, как упоминалось, есть и второй дар для твоего величества. Слышал я в городе болтовню, что нехайцы-де отложились от королевства, что собрались они на майдане, пошумели и братский союз порушили. Все это ложь и пустые наветы! Мы твой интерес блюдем, государь. Мы, как и прежде, готовы…

Он говорил, а Клим принюхивался к корзине, которая теперь была совсем близко, в двух шагах. От нее тянуло тошнотворным сладковатым запахом, словно лежала там дохлая крыса. Омриваль не выдержал, сморщился и отступил от королевского кресла, а под столом звякнули бубенчики Црыма – видно, смрад пробрал и его.

– Что в ней? – Клим покосился на корзину. – Ну-ка, открывай!

– Если позволишь, пусть принцесса уйдет. Не для женских глаз зрелище, – с усмешкой предложил Лавр.

Дождавшись королевского кивка, Дрейзе встала, присела в книксене и удалилась вместе со своими дамами. Усатый рыцарь по знаку принца сбросил плотную ткань, протянул корзину Климу, и смрад сделался сильнее. Не прикасаясь к ней, он заглянул внутрь. В корзине находились две головы, лежавшие лицами вверх, так что он сразу узнал сира Гаммека бен Санапа, бывшего военного министра и советника Левой Руки. Другая голова, судя по пышным белокурым волосам, принадлежала женщине; черты ее были искажены смертной мукой.

– Павана бен Санап, – прошептал Омриваль над королевским плечом. – Супруга сира Гаммека…

Клим прикусил губу и поднял на принца гневный взгляд.

– Зачем вы это сделали? И почему привезли мне?

По красивому лицу Лавра скользнула тень недоумения.

– Как зачем, государь? Это предатель, сбежавший из твоей страны в надежде получить у нас убежище. Но он просчитался! Мы верны союзу с Хай Борией! Ренегат был казнен вместе с женой, головы их выдержали в вине и меду, так что еще месяц или два всякий их узнает. И я привез их тебе в знак нашего уважения и чистосердечных намерений. Чтобы ты знал: предателей и недругов твоих ждут у нас плаха и топор!

– Он не предатель, – с тяжелым вздохом сказал Клим. – Гаммек был дураком и трусом, но не предателем. Что он мог выдать? Какие секреты? Чушь! – Он снова заглянул в корзину. – И что, по-твоему, я должен делать с этими головами?

– Вздеть на копья и выставить у городских ворот. Чтоб другим неповадно было!

Клим махнул рукой, приказывая убрать от него корзину, откинулся в кресле и закрыл глаза. Нормальный уровень средневекового зверства… – крутилось в голове. Мысль была не его, и он не мог припомнить, где ее слышал или откуда вычитал. Но к ситуации она подходила весьма и весьма.

Обвинить великого князя в убийстве, повесить Лавра, а заодно и всех нехайцев, исключая дам? Усобица с князем обеспечена – тем более что дочь его не станет королевой. Никогда не станет! Усобица может перерасти в войну – разумеется, победоносную! – но это совсем уж плохой вариант. Худой мир лучше доброй ссоры. Княжество нужно взять миром, присоединить и держать крепко.

С другой стороны, казнь Гаммека и его супруги была убийством. Политическим убийством, подлым и беспричинным. Он не мог одобрить это деяние и не мог промолчать. Выразить недовольство? Не тот случай, решил Клим. Недовольство – слова, и шубу из них не сошьешь.

Он поднял веки.

– Омриваль, эти останки отправь в храм Благого. Пусть отпоют и похоронят в освященной земле или в фамильном склепе, если такой имеется. На надгробье высечь надпись: здесь лежат сир Гаммек бен Санап и супруга его Павана, неправедно убиенные в княжестве Нехайском.

Лавр бен Шмер вскочил и с яростным воплем принялся размахивать руками и шарить у пояса.

– Тихо! – рявкнул Клим. – Уж больно, принц, ты горяч! Вот мой приговор: сундуки с добром, что были при себе у Гаммека, вернуть сюда без изъятий. За смерть его налагаю штраф в пятьдесят тысяч золотых – в пользу рода бен Санап и иных претендентов на наследство. Отправь гонца к князю, пусть все пришлет и не забудет о грамоте с извинениями. А до того ты и принцесса будете, как и прежде, моими гостями. Но покидать дворец не разрешаю!

Кулаки принца сжались, лицо побагровело от гнева. Глядя на него с усмешкой, Клим решил, что теперь Лавр похож на поэта, чьи стансы в пух и прах разнес какой-то злобный критик. Не только разнес, но и в душу плюнул и потоптался там грязными сапогами.

Из-под стола, позванивая бубенцами, вылез Црым, взглянул на принца и молвил:

– Что-то гость наш, твое величество, в очень волнительных чувствах… Не вызвать ли парней с алебардами, чтобы проводили?

Скрипнув зубами, Лавр отвесил небрежный поклон.

– Не стоит. Выход я найду сам, без помощи стражи и наглых скоморохов.

Шут, скрестив ноги, уселся на полу, корча рожи вслед принцу и сопровождавшему его рыцарю. Когда они исчезли за дверью, Црым заметил:

– А принцесска-то у них ничего, в теле… Горячая девица, кровь с молоком.

– Ты так считаешь? – пробормотал Клим. – Смугловата, на мой вкус. А смуглые дамы ветрены и коварны, как не раз отмечали классики.

Он поднял глаза к потолку, что-то вспоминая. Вспомнил и произнес с выражением:

 
Что силою тебя такою наделяет,
Что можешь ты влиять так сильно на меня?
И что меня гнетет и клясться заставляет,
Что лучезарный свет не украшает дня?[3]3
  Шекспир, сонет 150, перевод Н. Гербеля.


[Закрыть]
 

– Сильно! – восхитился Црым. – Это чье, величество? Барак Абаламский? Или Криль Песнопевец?

– Это Шекспир, – сказал Клим. – Большой спец по всяким смуглянкам.

– Порока я в том не вижу, – возразил шут. – Другое дело, если о королевской постели речь, без проверки не обойтись. Вдруг девица скорбна животом, ветры пускает, лоном не плодовита или храпит так, что потолок трясется. Об этих предметах надо выведать заранее, дабы не пострадали нежные чувства.

Но Клим покачал головой и произнес опять:

 
Ни пламя нежных чувств, ни обонянье,
Ни слух, что весь восторг при звуках неземных,
Ни сладострастья пыл, ни трепет ожиданья
Не восстают в виду достоинств всех твоих[4]4
  Шекспир, сонет 141, перевод Н. Гербеля.


[Закрыть].
 

– А вот и зря, твое величество! Красотка-то игривая, сама в руки просится. Что ж не учинить королевскую проверку! Выпить с ней эльфийский мед…

Только об этом они и мечтают, подумал Клим, вспоминая предупреждение Дезидерады. Доказывай потом, что ты не верблюд и горбы не твои!

Вслух же он буркнул:

– Хороша Маша, да не наша… Что спешить? Придет время, и найдется королева – не та, так эта. Верно, Валентин?

Но оруженосец фыркнул, подхватил корзину с останками супругов бен Санап и направился к дверям. Его спина, плечи и даже походка выражали крайнюю степень неодобрения.

Через день-другой вспомнилась Климу поговорка из бывшей его реальности: порядок кончается там, где начинается Аэрофлот. Очень она подходила к случаю – само собой, с поправками: покой кончается там, что начинается принцесса Дрейзе.

За серебряной ванной, первым капризом, последовали второй, двадцать второй и двести двадцать второй. Весь дворец и сир Астрофель стояли на ушах, слуги метались по залам с сотней поручений, повара падали в обморок у кипящих кастрюль, служанки рыдали, прячась в темных углах, – нрав у принцессы был горячий, и по щекам она хлестала по любому поводу и с большим искусством. Жаловаться боялись – ходили слухи, что принцесса скоро станет королевой и тогда недовольным мало не покажется. Узнав об этом, Клим велел Ардалиону выяснить, кто такие сплетни распускает, и результат его не удивил: нехайские рыцари и дамы. Если нехайцы и отличались чем от хайборийцев, так это слишком горделивым нравом и склонностью к фантазиям.

В еде у принцессы были особые предпочтения. Хайборийская кухня, да и нехайская тоже, ей решительно не нравились, ни борщ, ни поросенок с кашей, ни бараний бок, ни свиная рулька или там почки в сметане. Не ела она гусей и уток, пирогов и кулебяк, сосисок и колбас, почитая это пищей грубой, недостойной благородной дамы. В Нехайку чаще, чем в Хай Борию, наезжали франкские купцы, и пошла от них мода на лангеты и омлеты, жюльены, трюфели и сыр с плесенью, на который даже смотреть было тошно. Этим принцесса и питалась, а еще готовили ей бризоль из курицы под соусом бешамель, фазанов и перепелов, тушеного угря и другую редкостную рыбу. На десерт подавались муссы, парфе, цукаты и заморский фрукт атанас под сахарной пудрой. Хоть придворные повара были искусники, но с капризами Дрейзе бен Шмер не справлялись, так что пришлось звать на помощь старую гвардию с Королевского проезда, Культыка из «Кривого колеса» и Пшимахо из «Хромого гоблина». Что до экзотических продуктов, то их источником служила лавка купца Варасхия Морехода, торговавшего с франками, свевами да веницейцами. Считая местные товары плюс услуги Культыка и Пшимахо, обходилось все это недешево – золотые «драконы» летели так, что Астрофель хватался за голову.

Лихие рыцари Нехайки были еще одной причиной беспокойства. Посыльный с претензией уже отправился к великому князю, и до получения ответа нехайские гости торчали безвылазно в замке. Правда, франкских соусов и муссов они не требовали, пробавляясь печеной свининой и ягнятиной, окороками, колбасами и студнем, который отлично шел под ром и пиво. Но сила в рыцарях играла, хмель веселил, и застолья их рядом с конюшнями были шумноваты. Случались между ними свары с битьем посуды, взаимным поношением и непременным вызовом на майдан для дуэли. А так как мечи у них были отняты, сходились врукопашную и потчевали друг друга скамейками по ребрам. В иное же время гости хвалились богатым доспехом или конем, дразнили шердана в королевском зверинце, гонялись по двору за служанками и пили до изумления. Но все же утихомирить их было проще, чем принцессу. Сир Карвас приставил к ним сиров Фицера и Олифанта; Фицер Ненасытный пил с гостями на спор и перепивал любого, а Олифант Беспощадный следил за порядком, вразумляя особо непонятливых могучим кулаком.

Вечером третьего дня, считая от вселения нехайцев, доставили Климу хрустальный кувшин с эльфийским золотистым медом, перевязанный шарфом Дезидерады. Нежный и тревожный запах шарфика будто подчеркивал смысл послания: где же ты, мой государь? Почему не приходишь? И если не желаешь пить мед из моих рук, так выпей из этого сосуда… Но Клим коварного меда пить не стал, а вдохнул с мечтательной улыбкой аромат полупрозрачной ткани и решил, что пора бы навестить эльфийку, а до того – поговорить с Ардалионом.