Текст книги "«Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы"

«Гиммлер негодовал, что МИД доверял человеку, прошлое которого не было достаточно проверено. Ведь Рихард Зорге под своим настоящим именем работал в Коммунистической партии Германии как её юридический консультант, а в 1923 г. редактировал коммунистическую газету “Бергише арбайтерштимме”. Позже он попал – и опять под своим собственным именем, как подчеркивал Гиммлер, – в Москву…»[219]219
  Будкевич С.Л. Указ. соч. С.35.


[Закрыть]. Гиммлер сообщал Риббентропу о результатах полицейского расследования, «которое ныне было проведено впервые, но которое, будь оно проведено ранее, дало бы те же самые результаты (выделено мной. – М.А.)»[220]220
  Дикин Ф., Стори Г. Дело Рихарда Зорге. М., 1996. С.357.


[Закрыть].

Как следует из Записки секретаря Баслера из германского МИДа от 5 февраля 1942 г., полицеского досье на Зорге не существовало. Имевшиеся же отдельные сведения о его далёком коммунистическом прошлом, о которых упоминается в Записке, даже если бы они были и обнаружены, Зорге нейтрализовал своим умелым поведением и своими «идеологически выдержанными» высказываниями. «Рамзай» сумел укрепить доверие к себе со стороны нацистов как к человеку, политически вполне благонадёжному.

Всё это позволяет иначе посмотреть на т. н. «свидетельство» бывшего руководителя отдела Е (контрразведка) IV управления (гестапо), а в последующем заместителя начальника (со 2 июля 1941 г.), начальника (с 24 февраля 1943 г.) VI управления (разведка) Главного управления имперской безопасности Вальтера Шелленберга (РСХА). В 1991 г. одновременно на русском языке были изданы воспоминания Шелленберга в переводе с английского языка под названием «Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика»[221]221
  Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. Пер. с анг. М.: СП «Дом Бируни», 1991. 400 с.


[Закрыть] и в переводе с немецкого языка – «Мемуары»[222]222
  Шелленберг В. Мемуары. Перевод с нем. М.: Прометей. 1991. 352 с. Первоначально идея опубликовать записки Шелленберга родилась у швейцарского издателя Альфреда Шерца в Берне. Издатель последнего, немецкого, издания «Мемуаров», Гита Петерсен вспоминает, что летом 1951 г. ей вместе с молодым немецким журналистом Клаусом Харпрехтом было предложено принять участие в подготовке мемуаров Шелленберга к печати. Но смерть Шелленберга в марте 1952 г. прервала начатую работу. Через мюнхенское издательство «Квик» рукописи Шелленберга, как пишет Г. Петерсен, попали в Англию, где были переведены и вышли в 1956 году под названием «Мемуары Шелленберга» (The Schellenberg Memoirs) в издательстве Andre-Deutsch Verlag. Лишь в 1958 году рукописи Шелленберга вновь оказались в Германии и попали в руки той же Г. Петерсен. Она обнаружила, что из материалов исчезли отдельные страницы, где говорится о попытках Шелленберга организовать компромиссный мир с Западом, а также документ, известный под названием «Меморандум Троза» – отчет, составленный Шелленбергом в шведском городе Троза в 1945 году, о мерах, предпринятых им с целью заключения сепаратного мира. В силу этого издатель была вынуждена при подготовке к печати пяти последних глав воспоминаний опираться на английский перевод, который, по ее свидетельству, в основных чертах близок к немецкому подлиннику. Предлагаемый читателю перевод воспоминаний руководителя зарубежной разведки нацистской Германии Вальтера Шелленберга сделан по книге «Мемуары», выпущенной в 1959 году западногерманским издательством «Ферлаг фюр политик унд виртшафт» в Кельне. Это было первое издание на языке оригинала было выпущено 1959 году западногерманским издательством «Ферлаг фюр политик унд виртшафт» в Кельне. Немецкое издание мемуаров Шелленберга, по которому сделан перевод на русский язык является с точки зрения русского издателя не только самым точным, но и самым полным (если не считать утраченных и не обнаруженных до сих пор материалов «Меморандума Троза»). Оно подготовлено на основе тщательного изучения и сопоставления всех набросков и отрывков, написанных Шелленбергом, а также снабжено приложением, содержащим ряд секретных документов третьего рейха и переписку некоторых действующих лиц воспоминаний – графа Бернадотта, фон Папена и других.
  В 1991 г. на русском языке был издан перевод с английского воспоминаний Вальтера Шелленберга: «Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика». Сопоставляя текст главы «Дела Рихарда Зорге» в переводе на русский язык с немецкого и с английского языков. нельзя не обратить внимание на существенные искажения и нелепицы, внесенные при вторичном переводе с немецкого – на английский и с английского – на русский язык.


[Закрыть]. Сопоставляя текст главы «Дела Рихарда Зорге» в изданиях в переводе на русский язык с немецкого и с английского языков нельзя не обратить внимание на существенные искажения и нелепицы, внесённые при вторичном переводе с английского языка на русский язык.

В. Шелленберг попытался как-то оправдаться и обелить себя в своих мемуарах, прибегнув к неуклюжей лжи, которая, невзирая на путанное повествование, однако, нашла своих благодарных адептов и кочует многие десятилетия из одного издания в другое. Мемуары Шелленберга представляют собой смесь вымысла и правды. Именно вышесказанное делает необходимым прокомментировать отдельные, в ряде случаев пространные пассажи воспоминаний руководителя контрразведки, а в последующем – политической разведки Главного управления имперской безопасности третьего рейха. Вместе с тем, воспоминания Шелленберга позволяют судить об оценке в Берлине информации, поступавшей от Зорге, которую вынужден был дать бывший руководитель контрразведки гестапо.

«Летом 1940 года, – пишет Шелленберг, – ко мне обратился директор Германского информационного бюро (ДНБ), господин фон Ритген, и попросил поговорить со мной по поводу Рихарда Зорге. С 1934 года Зорге жил в Восточной Азии. Все это время он сотрудничал с Германским информационным бюро, а также был корреспондентом «Франкфуртер цайтунг». Возникло подозрение в его нелояльности – первой высказала недоверие к Зорге зарубежная организация НСДАП, указав при этом на его политическое прошлое»[223]223
  Шелленберг В. Мемуары. Перевод с нем. С. 132–133.


[Закрыть].

Шелленберг был крайне лаконичен, ограничившись словами «политическое прошлое», не удосужившись упомянуть, о каком политическом прошлом шла речь, о какой зарубежной организации НСДАП, говорилось (судя по всему токийской), откуда у токийской организации НСДАП появились сведения об этом самом прошлом, и в чём собственно заключалась нелояльность Зорге, открывая тем самым простор для творчества исследователей. Других поводов для подозрений Шелленберг не назвал.

«Фон Ритген, с которым Зорге вёл личную переписку, – «вспоминает» Шелленберг, – просил меня заглянуть в секретные дела на Зорге, которые вели 3-е (III управления РСХА. – СД – внутриполитическая служба. – Отдел C 4 (пресса, издательское дело и радио). – М.А.) и 4-е ведомства (IV управление РСХА. – гестапо. – М.А.).

Ритген, который, как было видно, не хотел отказываться от сотрудничества Зорге с ДНБ, указал на сотрудничество Зорге с профессором Хаусхофером в Мюнхене, факт, вызывающий сомнения в политической благонадежности Зорге(выделено мной. – М.А.). В геополитическом журнале Хаусхофера была помещена длинная серия статей Зорге о «Восстании молодых офицеров», по мнению Ритгена, лучшее, что когда-либо было написано о подоплёке тогдашних разногласий между армией и промышленными кругами Японии. Ритген восхищался великолепным знанием Зорге страны и людей Восточной Азии, а также его глубоким пониманием политических процессов вообще в странах Востока. Так, например, он всегда точно знал и верно оценивал, по словам Ритгена, соотношение сил между Китаем, Японией и Россией, с одной стороны, и Америкой и Англией – с другой»[224]224
  Там же. С.133.


[Закрыть].

Из этого пассажа можно заключить, в чём собственно, по мнению Шелленберга, заключается «политическая неблагонадежность» Зорге – в связях с профессором Хаусхофером. Зорге удалось создать убеждение у окружающих о покровительстве к себе со стороны последнего. За давностью лет, Шелленберг совершает просчёт – на момент обращения к нему Ритгена – летом 1940 г. – Карл Хаусхофер, – близкий человек к Гессу, который находился под влиянием его геополитических теорий, был персоной грата. Вот, если бы эти подозрения были озвучены Ритгеном год спустя – после 10 мая 1941 года, когда Гесс совершил перелёт из Германии в Англию, – тогда их можно было бы принять и признать. Ведь только после этого перелёта Гитлер объявил Гесса сумасшедшим. Именно тогда в опалу попал и Хаусхофер.

Шелленберг в переводе с немецкого продолжает: «Я просмотрел документы о Зорге. Из них нельзя было убедиться в необходимости что-либо предпринимать против Зорге (выделено мной. – М.А.). Правда, документы о его прошлом заставили меня задуматься – Зорге поддерживал тесные контакты с многими агентами Коминтерна, известными нашей разведке. Кроме того, в двадцатые годы он был в хороших отношениях с националистскими, праворадикальными и национал-социалистскими кругами, в том числе со Стеннесом, одним из бывших фюреров CA, который после исключения из партии убежал в Китай, где стал военным советником Чан Кайши. …»[225]225
  Там же. С.134.


[Закрыть].

Профессия журналиста предусматривает установление и поддержание самых разнообразных связей и знакомств с лицами порой противоположных взглядов и убеждений. Подобные контакты не могут и не должны вызывать подозрения у окружающих.

В выше процитированном абзаце Шелленберг не лукавит. Только он переносит события октября 1941 года на лето 1940 года. К документам о Зорге он обратился только после ареста Зорге в октябре 41-го и убедился, что по имеющимся материалам против последнего не было «необходимости что-либо предпринимать».

Однако следом бывший начальник отдела контрразведки вдруг начинает говорить об иностранных разведках – ведь об аресте Зорге ему уже было известно и пора уже переходить к сотрудничеству Зорге с какой-то из иностранных разведок: «Когда я беседовал с Ритгеном о возможных посторонних связях Зорге, он высказал следующее мнение: если он даже на самом деле связан с иностранными разведками (выделено мной. – М.А.), мы должны все-таки найти средства и способы, с одной стороны, обезопасить себя, а с другой – извлечь пользу из знаний Зорге. В конце концов, я обещал Ритгену в дальнейшем защитить Зорге от нападок партийного руководства, если он согласится наряду со своей журналистской деятельностью выполнять и наши задания. Он должен будет сообщать нашей разведке время от времени информацию о Японии, Китае и Советском Союзе; при этом я предоставил Ритгену самому подумать о том, каким образом наладить передачу информации.

Когда я сообщил об этом Гейдриху, он одобрил мой план, но с условием, что за Зорге немедленно будет установлено наблюдение. Гейдрих был настроен скептически и учитывал возможность того, что Зорге может снабжать нас дезинформацией; ввиду этого он предложил направлять информацию Зорге не по обычным каналам, а подвергать её особой проверке. Он поручил, кроме того, обсудить всё это дело ещё раз как следует с Янке»[226]226
  Там же.


[Закрыть].

Описывая события 1937 г., Шелленберг скажет о Курте Янке[227]227
  Курт Янке (нем. Kurt Jahnke; псевдонимы Корт Бодер, Хосе Итурбер, Курт Янсен; 17 февраля 1882(18820217), Гнезен – май 1945) – немецкий разведчик.
  В 1899 году Янке эмигрировал в США и получил американское гражданство. В 1909 году в Детройте он поступил на службу в американский военно-морской флот и служил на Филиппинах. По некоторым сведениям, он одновременно работал на детективное агентство Пинкертона, пограничную службу США и секретные службы. По всей вероятности, в связи с работой на пограничную службу был связан с контрабандой опиума и сигарет. Шелленберг указывает в своих мемуарах, что Янке удалось сколотить небольшое состояние, организовав отправку тел умерших в США китайцев на родину в герметично закрытых цинковых гробах.
  Незадолго до начала Первой мировой войны генеральный консул Германии в Сан-Франциско завербовал Янке в качестве агента. По заданию германского командования военно-морского флота Германии Янке провёл на западном побережье США несколько разведывательных операций и акций саботажа, призванных помешать США, в то время нейтральной державы, оказать поддержку Антанте оружием и поставками. Опираясь на американских ирландцев, стремившихся подорвать военную мощь Великобритании в своей борьбе за независимость Ирландии, Янке организовал, в частности, акции саботажа на британских торговых и транспортных судах. В этом же ключе он пытался провоцировать волнения среди рабочих на военных предприятиях и среди докеров, что выразилось в забастовках в портах в 1916 году. В марте 1917 года благодаря усилиям Янке был взорван склад боеприпасов в Сан-Франциско.
  После объявления США о вступлении в войну 6 апреля 1917 года Янке перенёс свою деятельность в Мехико. В соответствии с состоявшимися впоследствии слушаниями в Сенате США в Мехико Янке планировал добиться вступления Мексики в войну против Соединённых Штатов. Финансируемая немцами мексиканская армия численностью в 45 тысяч человек должна была выступить против северного соседа и спровоцировать социально необеспеченное негритянское население награжданскую войну.
  К 1920 году Янке вернулся в Германию. В последующие годы он активно участвовал в деятельности «чёрного рейхсвера». В частности, известно об участии Янке в пассивном противостоянии в Рурской области во время Рурского конфликта. В 1923 году Янке в качестве представителя «чёрного рейхсвера» присутствовал на конференции у Людендорфа в Мюнхене с участием Гитлера, Шойбнера-Рихтера и Стеннеса. По утверждению отдельных авторов, в 1930-е годы Янке владел частным разведывательным бюро (агентством), которое сохранил и в последующие годы. «С 1935 года Янке, – по утверждению Шелленберга, – был, наряду с обергруппенфюрером СС фон Пфеффером, личным секретарем по вопросам разведки при Рудольфе Гессе, который представлял Гитлеру многие из сообщений Янке». «Есть только один человек», сказал он однажды, Шелленбергу, «которого я боюсь. Это Гейдрих. Он опаснее дикой кошки». В 1937 г. Гейдрих получил от проживавшего в Париже белогвардейского генерала Скоблина, сообщение о том, что маршал Тухачевский во взаимодействии с германским генеральным штабом планирует свержение Сталина. Янке высказал большие сомнения в подлинности информации Скоблина. По его мнению, Скоблин вполне мог играть двойную роль по заданию русской разведки. Он считал даже, что вся эта история инспирирована. «Свое недоверие Янке, – по утверждению Шелленберга, – обосновывал на сведениях, получаемых им от японской разведки, с которой он поддерживал постоянные связи, а также на том обстоятельстве, что жена Скоблина, Надежда Плевицкая, бывшая «звезда» Петербургской придворной оперы, была агентом ГПУ». Гейдрих не только отверг предостережение Янке, но и счел его орудием военных, действовавшим беспрекословно в их интересах, конфисковал все его материалы и подверг трехмесячному домашнему аресту.
  «Гиммлер в то время (1938 г.), вспоминает Шелленберг, – был хорошо осведомлен о положении дел в Японии. Я думаю, что эта осведомленность опиралась на информацию Янке, который, благодаря своим связям с китайской и японской разведками, всегда был в курсе текущих событий».
  Весной 1940 г. Гиммлер и Гейдрих, питавшие личную неприязнь к Янке, добились, вопреки сопротивлению Гесса, его отставки. После того, как Гесс улетел в Англию, Гейдрих внушал Гитлеру мысль о том, что Янке оказывал на Гесса дурное влияние и не исключено, что он – тайный агент англичан)».
  «Указав на неоспоримые заслуги Янке, прежде всего во время первой мировой войны, – пишет Шелленберг в своих воспоминаниях, – я пытался дать понять Гейдриху, какую большую пользу он может принести нам, благодаря своим хорошим отношениям с японцами, даже в том случае, если он и на самом деле является тайным английским агентом. Тогда с ним тем более следовало бы обращаться с соответствующей осторожностью. Я предложил послать Янке в Швейцарию, так как там у него были великолепные знакомства среди китайцев. (В то время китайский вопрос был одной из ключевых проблем американо-японских переговоров). Мне удалось также устроить встречу между Гейдрихом и Янке, в результате которой Янке стал одним из моих ближайших сотрудников».
  В апреле 1945 г. Янке с женой были задержаны СМЕРШем. После допросов Янке был расстрелян.


[Закрыть]: «До этого я очень поверхностно знал его и не подозревал, что он уже много лет является одной из руководящих фигур немецкой тайной службы».

«Должен признать, что я по небрежности промедлил с установлением немедленного контроля над Зорге, которого потребовал Гейдрих. Правда, организация такого наблюдения была затруднена тем, что, во-первых, в этом случае нельзя было сделать письменных распоряжений, а во-вторых, наши сотрудники в Японии были для этого ещё молоды и неопытны. Когда я говорил об этом с Янке, он странным образом уклонился от решения этого вопроса, делая вид, что он не знает Зорге как следует. Я же знал, что ему обо всём известно от Ритгена, но, тем не менее, не стал «давить» на него»[228]228
  Шелленберг В. Указ. соч. С.134.


[Закрыть].

Основания для подозрений о возможной связи Зорге с иностранными разведками (если таковые имелись, а не являлись плодом фантазии Шелленберга) могли быть всё теми же – разнообразные связи известного журналиста. Весомыми подобные подозрения никак не назовешь. Тем не менее, Гейдрих допускает возможность дезинформации со стороны Зорге? В связи с чем? Значит, он предполагал, что Зорге является разведчиком? Почему? Авторы доноса, если таковой и существовал, высказывали подозрение, только подозрение, о нелояльности режиму Зорге со ссылкой на его политическое прошлое. Но ни о каких связях с иностранными разведками речи не шло.

«… однако тогда у нас, как уже упоминалось, имелись только улики, но не было точных доказательств его сотрудничества с Советами. Когда мы получили доказательства, было уже слишком поздно»[229]229
  Там же. С.136.


[Закрыть] – «вспоминает» Шелленберг.

Интересна цитируемая уже фраза: «…защитить Зорге от нападок партийного руководства, если он согласится наряду со своей журналистской деятельностью выполнять и наши задания. Он должен будет сообщать нашей разведке время от времени информацию о Японии, Китае и Советском Союзе». Но ведь Зорге и так сообщал «время от времени информацию о Японии, Китае» – посылал исчерпывающие доклады Ритгену.

И информация эта очень высоко оценивалась последним. Через ДНБ часть этой информации распространялась через газеты и журналы как внутри Германии, так и за рубежом. Более того, информация, поступавшая из Токио от Зорге, докладывалась, как выясняется из воспоминаний Шелленберга, в том числе и Гитлеру: «К тому времени Зорге сообщил нам оценку общего положения, согласно которой он считал вступление Японии в тройственный пакт всего лишь политической манипуляцией, не имеющей для Германии никакого реального военного значения. После начала войны с Россией он также указал на то, что Япония ни при каких обстоятельствах не нарушит пакта о ненападении, заключённого с Россией; война в Китае, по его утверждению, предъявляет колоссальные требования к военному потенциалу Японии – прежде всего военно-морской флот настоятельно требует установления контроля над южной частью Тихого океана. Он заключил это из характера снабжения сухопутных войск нефтью и горючим – по его мнению, этих запасов хватит лишь на полгода. Тот факт, что военно-морской флот располагал значительными ресурсами, свидетельствовало, как он считал, о смене главных направлений военных действий. В 1940 году подтвердилось, насколько верными были эти сообщения; но их больше не использовали, так как после смерти Гейдриха Гиммлер не хотел больше брать на себя ответственность информировать Гитлера»[230]230
  Там же. С.135.


[Закрыть]. Шелленберг, как уже отмечалось ранее, ошибся годом: подтверждение информации, поступавшей от Зорге, могло иметь место, не в 1940-м, а в 1941-м году. И информирование Гитлера сведениями, поступавшими из Токио, должно было прекратиться не после смерти Гейдриха (июнь 1942 г.), а после ареста Зорге (октябрь 1941 г.).

Поручение Шелленберга, которое должен был передать Ритген Зорге, – «сообщать нашей разведке время от времени информацию» не только о Японии и Китае, но и о Советском Союзе – абсурдно в части последнего задания. По определению у Зорге не могло быть информации о СССР, ведь общался он не с советскими дипломатами и с советскими представителями, приезжавшими в Токио, а с представителями Германии в Японии, а информацию о Советском Союзе, которой располагали японцы, они напрямую передавали Берлину через военных атташе.

Невозможно представить себе, чтобы Шелленберг и Гейдрих, даже располагая только уликами против Зорге при отсутствии «точных доказательств его сотрудничества с Советами», могли допустить продолжение деятельности советского разведчика в недрах германского посольства, даже не удосужившись предупредить об этом Ойгена Отта.

И, наконец, о представителе гестапо Мейзингере, который должен был отвечать за вопросы безопасности в немецкой колонии в Токио и поддерживать связи с представителями полиции и контрразведывательными органами Японии. Он по определению должен был следить за Зорге, как и за остальными членами германской колонии. И тот факт, что Мейзингер появился в Токио спустя восемь-девять месяцев после «поступления» доноса – в конце апреля 1941 г. – говорит о надуманности ситуации, связанной с гестаповцем в части того, что Шелленберг «поневоле поручил Майзингеру установить за Зорге наблюдение и регулярно сообщать» ему о его результатах по телефону[231]231
  Там же. С.134.


[Закрыть]. Якобы регулярные сообщения Мейзингера руководителю отдела контрразведки гестапо РСХА о «Посте» – «кличка», которая была выбрана для Зорге, – содержавшие положительные отзывы о нем, не более, чем не совсем удачная фантазия автора мемуаров.

Поэтому легализация Зорге в Японии под собственным именем и по своей профессии журналиста, по сути, была единственно возможной. И более того, как показало время, – успешной.

Из вышесказанного следует совершенно определённо, что Зорге вплоть до своего ареста не проходил никаких проверок в германских органах государственной безопасности. Более того, потребовался ни один, и ни два месяца, чтобы установить его истинное лицо. А это означает также, что Зорге не имел никакого отношения к германским спецслужбам, ни к абверу, ни к политической разведке. Это означает также, что его легализация под своим собственным именем и в качестве журналиста была совершенно оправдана и не имела никакой альтернативы. Более того, он настолько правильно выстраивал свое поведение, организовывал свой образ жизни, что всё его окружение и в Токио, и в Берлине вело игру по его правилам, не допуская мысли о том, что оказывает содействие советскому разведчику.

1.4. «Оба человека, особенно Осака [Одзаки], очень ценные и абсолютно надёжны. С обоими работал лично Рамзай»

(из «Характеристики лучших связей резидентуры Шанхай», январь 1933 г.)

К приезду Рихарда Зорге в Шанхай (10 января 1930 г.) в составе Шанхайской резидентуры числился японец Кито Гинити, «Джордж» («Жорж»). Последний, судя по всему, являлся членом японской секции американской компартии. В Северо-Американских Соединённых Штатах он и был привлечён к сотрудничеству с IV Управлением. В Шанхай Кито прибыл в августе 1929 г. Полной ясности по части его использования у Центра на тот момент не было. Первоначально предполагалось направить его в Корею с заданием «найти интересующие нас военные связи». Одновременно ему ставилась задача выяснить «возможность своего переезда в Японию для ведения нашей работы в будущем». Уже в сентябре Центр отказался от своих планов и решил вернуть японца в Шанхай, где ему предстояло легализоваться и вести работу в японской колонии. В конечном итоге «Джордж» устроился работать служащим японской транспортной конторы, где «благодаря хорошему знанию английского языка и общей интеллигентности» быстро продвигался по службе. Нелегальный резидент в Шанхае Улановский всячески оберегал его, рассчитывая использовать в перспективе, по мере занятия им определённых позиций на службе.

От Кито ожидали, что он будет работать в шанхайской резидентуре в качестве вербовщика-осведомителя. Но таковым он не стал. Кито не удалось никого завербовать, и от него не поступило никаких документов, представлявших интерес для разведки. О нём в переписке содержались лишь скупые упоминания отрицательного свойства, если не считать надежд, которые возлагал на него нелегальный резидент Улановский.

«На Яп[онца] приходилось нажимать – очень инертный»[232]232
  Цитируемая переписка «Рамзая» с Центром и наоборот, а также отдельные материалы, относящиеся к деятельности резидентуры, взяты из дел Центрального архива Министерства Обороны, опубликованных в следующих сборниках документов и документальных исследованиях: «Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 – июнь 1941 г.» / составитель В. Гаврилов. М., 2008; Дело Рихарда Зорге. Неизвестные документы. Публикация, вступительная статья и комментарии А.Г. Фесюна. М.2000; 1941 год: В 2 кн. / Сост. Л.Е.Решин и др.; Под ред. В.П.Наумова; Вступ. ст. акад. А.Н.Яковлева. М., 1998; Русский архив: Великая Отечественная. Советско-японская война 1945 года: история военно-политического противоборства двух держав в 30-40-е годы. Документы и материалы: в 2-х томах. Т. 18 (7–1). М. 1997; Русский архив: Великая Отечественная. Советско-японская война 1945 года: история военно-политического противоборства двух держав в 30-40-е годы. Документы и материалы: в 2-х томах. Т. 18 (7–2). М., 2000; Гаврилов В.А., Горбунов Е.А. Операция «Рамзай». Триумф и трагедия Рихарда Зорге. М., 2004 и других изданиях.


[Закрыть], – давал оценку Кито Зорге[233]233
  Алексеев Михаил. «Ваш Рамзай». Указ. соч. С.421.


[Закрыть]. «Рамзай» был о нём невысокого мнения, и, видимо, заслуженно. Однако Зорге ничего не предпринял, чтобы изменить отношение японского агента к разведывательной деятельности, не попытался даже оценить возможности «Джорджа», исходя из должности, которую тот занимал в японской транспортной компании. Более того, Зорге был не в курсе о продолжавшихся контактах Кито с представителями компартии Японии, что, в конечном итоге, послужило причиной провала японского агента. За двухлетнее пребывание Кито в составе шанхайской резидентуры Центр ни разу не попытался отреагировать на столь очевидно неудовлетворительные результаты работы агента, которого сам подыскал и направил в Китай.

В своих «Тюремных записках», давая «пояснения относительно Кито», Зорге категорически от него отмежевался. «Он не был членом моей группы и не работал со мной – это я твердо заявляю. Я несколько раз слышал о нём от Смедли и Одзаки, но между нами совершенно не было личных отношений. Хотя я помню о других членах группы, о нём совершенно не помню»[234]234
  Тюремные записки Рихарда Зорге//Знаменитые шпионы ХХ века. М., 2001. С.500.


[Закрыть]. И здесь же: «Кроме того, мне было запрещено Москвой брать в партнеры известных людей, вроде Кито». Подобная позиция может быть объяснена только одним: Зорге хотел отвести от Кито подозрения.

17 сентября 1931 г. Зорге сообщил в Москву: «Наш японский сотрудник по фамилии Кито со времен Шерифа арестован. Возвращаясь в августе из Японии на пароходе, встретился со знакомым старым партработником японцем, ехавшим сюда на работу. В связи с арестом японца взят и наш. Здесь Кито ничего не видел, вывезен в Японию для дальнейшего следствия. Опасно, что может отозваться на старой тройке. Считаем нужным прислать нового мастера. Если история окажется без последствий, то можно его использовать взамен Макса. В связи с этой и старыми историями, как и двухгодичным пребыванием в Китае Рамзая, просим заранее подготовить смену». Под старой тройкой Рамзай имел в виду себя и радистов, Манеса и Клаузена.

В связи с арестом Кито Зорге писал: «До сих пор он как будто держится молодцом. Надолго ли, трудно сказать. Если он не выдержит, то его показания составят для нас, т. е. Ра. и Се. (Зеппель – М.А.) такую тяжесть, которую вряд ли кто может выдержать без разрушения здоровья. Тут необходимо принять во внимание все большие и малые свинства последних недель и прошедших 1 ½ лет. Мы не хотим вас обеспокоить, но нам всем тут по горло достаточно, и мы охотно бы уехали домой. Мы ведь тут уже 2 года, что очень много при теперешнем положении в стране».

21-го сентября 1931 года Рамзай доложил из Шанхая: «Наше положение в связи с арестом японского сотрудника улучшается. Арест и следствие сводится, главным образом, к знакомству его с арестованным японским товарищем. Японская полиция не думает, что он что-нибудь знал или играл какую-нибудь роль».

[Резолюция] «II отд. Независимо от этого замену Рамзаю нужно готовить и, вообще, укомплектовать шанхайский аппарат. 24/IX/ 31 Берзин».

18 ноября 1931 года Рамзай направил телеграмму в Центр, в которой, в том числе, сообщил о положении «Джорджа»: «…Наш япон[ский] сотрудник Кито сидит в Токио в полицейском метрополитене. Держится хорошо, просим для него что-нибудь. Полиция предполагает связь в Шанхае, нам очень трудно ему помочь».

Под телеграммой две резолюции: «II [отдел] Пр[ошу] переговорить. 21/XI Берзин», и «Об этом нам до сих пор ничего не известно. Давыдов».

Арест Кито совпал с японским вторжением в Маньчжурию, коренным образом изменившим ситуацию на Дальнем Востоке. 21 сентября 1931 года Рихард Зорге направил из Шанхая телеграмму: «Японский военный атташе утверждает, что маньчжурская операция начата без согласия японского правительства и ограничивается Маньчжурией. 270 японских офицеров в гражданском посланы в Мукден для назначения гражданской администрации. Японцы рассчитывают, что Америка не будет противодействовать. Думаем, что движение ещё не носит активного антисоветского характера»[235]235
  Алексеев Михаил. «Ваш Рамзай. Указ. соч. С.405.


[Закрыть]. Телеграмма была разослана Ворошилову, Гамарнику, Тухачевскому, Егорову и Артузову. Следует отметить, что между арестом Кито и телеграммой со ссылкой на японского военного атташе прошло всего несколько дней. До этого, телеграмм с подобной ссылкой Зорге не отправлял. 23 сентября из Шанхая ушла очередная телеграмма, основанная на информации, полученной из разных источников, в том числе и от военного атташе Японии. Через два дня в Центр была отправлена новая телеграмма Рамзая, основанная на данных, полученных от японского атташе. И так на протяжении четырёх месяцев. Буквально за считанные дни, прошедшие после провала «Джорджа», Зорге «начал работать» с Одзаки Ходзуми (Хоцуми), своим «самым главным соратником», и работать очень плодотворно.

В «Тюремных записках» Зорге писал: «Если бы Кито был членом моей группы, я, наверное, не стремился бы познакомиться с Одзаки. Дело в том, что я хотел иметь только одного способного и знающего сотрудника из японцев и никак не собирался создавать большую группу в пять или шесть человек»[236]236
  Тюремные записки Рихарда Зорге. Указ. соч. С.500.


[Закрыть]. Пока не арестовали Кито Гинити, Зорге не считал нужным привлекать к сотрудничеству ещё одного представителя японской национальности, даже при всей ничтожности результатов работы Кито. Более того, «Джордж» в оргписьмах чаще всего проходил под № 6, такой же номер был присвоен Одзаки Ходзуми, о существовании которого Зорге знал задолго до этого от Смедли и уже был с ним знаком. Были знакомы между собой и Кито с Одзаки. Однако только с отъездом последнего из Китая к сотрудничеству с разведкой был привлечён очередной японец.

Связь Одзаки с военной разведкой совпала с началом оккупации Маньчжурии японцами, которая коренным образом повлияла на расстановку сил в Китае и последующее развитие событий. Возможно, этот фактор явился решающим для Зорге, и Одзаки был бы привлечён к сотрудничеству независимо от провала Кито, так как Центру необходима была информация о планах и намерениях Японии на материке.

Одзаки Ходзуми родился в Токио в 1901 году. Вскоре семья переехала на Тайвань, где отец начал работать журналистом в местной газете города Тайбэя – «Тайван нити-нити». В 1919 г. Одзаки вернулся в Токио и стал учащимся Первой школы высшей ступени «Дайити», в которую принимали наиболее одарённых. Окончил юридический факультет Токийского императорского университета. Уже в университете Одзаки примкнул к левому студенческому движению и стал членом «Синдзинкай» («Общества новых людей»)[237]237
  Георгиев Ю.В. Рихард Зорге и тайны второй мировой войны. М., 2007. С. 61.


[Закрыть]. Владел немецким, китайским и английским языками.

После окончания университета Одзаки в течение года стажировался там же по специальным дисциплинам. Участвовал в семинаре известного экономиста и марксиста профессора Ёситаро Омори по работе Н.И. Бухарина «Теория исторического материализма (Популярный учебник марксистской социологии)». В то же время Одзаки познакомился с «Капиталом» Маркса и некоторыми ленинскими работами. Одновременно начал изучать Китай, интерес к которому у него возник ещё на Тайване.

В 1926 году Одзаки поступил на работу в газету «Токио Асахи», стал членом журналистской секции токийского отделения профсоюза печатников Канто (под псевдонимом Кэндзи Кусано), входившего в левое профсоюзное объединение «Хёгикай», которое работало под руководством КП Японии.

Перед поездкой в Шанхай, Одзаки перешёл на работу в «Осака Асахи» и переехал в Осака, где с ним связался товарищ по школе «Дайити» – Такэо Фуюно, активист осакского отделения «Хёгикай», который предложил вступить в компартию. Одзаки оказался к этому не готов, а Фуюно был арестован полицией во время массовой облавы на коммунистов и погиб в тюрьме. Этот эпизод из жизни Одзаки свидетельствовал о том, что в компартии Японии о нём знали.

В декабре 1928 года Одзаки уехал спецкором газеты «Осака Асахи» в Шанхай. Знакомство с марксизмом в Японии и соприкосновение с революционным освободительным движением в Китае изменили его мировоззрение, он стал марксистом. Японский исследователь Ватабэ Томия утверждает, что Одзаки все-таки был членом КП Японии[238]238
  Там же. С. 66


[Закрыть].

На почве интереса к марксизму и симпатий к освободительному движению в Китае Одзаки сблизился в Шанхае с молодыми японскими специалистами по Китаю, обучавшимися в Академии по изучению Восточной Азии («Тоа добун сёин»), японском учебно-исследовательском учреждении, созданном в 1901 г. с целью подготовки японских кадров для колонизации Китая. Вначале он вёл у них семинар по бухаринской работе «Теория исторического материализма», но постепенно стал их неформальным лидером. Из студентов Академии его единомышленниками стали Цутому Наканиси и Сигэру Мидзуно[239]239
  Там же. С. 62.


[Закрыть].

Участники семинара свели Одзаки с активистами КПК, в частности, с Ван Сюэвэнем и Янь Люсинем, закончившими императорский университет в Киото. Ван Сюэвэнь был известен тем, что перевёл на китайский «Капитал» Маркса. В Шанхае он отвечал за работу с японскими резидентами. Особенно сблизился Одзаки с Янь Люсинем, который был родом с Тайваня, где закончил школу, и хорошо говорил по-японски. В конце 1930 г. Ван Сюэвэнь и Янь Люсинь основали в Шанхае антиимпериалистическую «Японо-китайскую лигу борьбы». Одзаки поддерживал связь с Янем до января 1932 г., когда последнего перевели на партийную работу в другое место, где его вскоре арестовали, отправили на Тайвань, и он умер в тюрьме.

Еще одним каналом связи с китайскими коммунистами стал для Одзаки журнал «Chinese Workers Correspondece» («C.W.C.»), который Одзаки считал пропагандистским органом КПК. Учитель китайского языка, нанятый Одзаки, оказался сотрудником этого журнала. Через некоторое время он предложил Одзаки обмениваться информацией, в которой оба были заинтересованы. Когда Одзаки согласился, этот человек ввёл его в организацию, которую назвал группой политических советников КПК в Шанхае. На допросах Одзаки подчеркивал, что не знал, кто были эти люди и как назывался партийный орган, который они представляли. Одзаки давал свои оценки событиям или фактам, интересовавшим китайскую сторону, а взамен получал информацию о различных милитаристских группировках, крестьянском движении, о положении в КПК и т. п.

В Шанхае Одзаки часто посещал книжный магазин «Цайтгайст», который финансировался ИККИ и торговал «левой» литературой, в том числе коминтерновской, на английском, немецком и французском языках. Директором магазина с 1930 по 1933 (1935?) г. была немка Ирене Вайтмайер, студентка Коммунистического университета трудящихся Востока (1927–1928); сотрудница аппарата ИККИ (1928–1929); экономист НИИ монополии внешней торговли НКВТ СССР (1929–1930). По данным Коминтерна, в 1936–1937 гг. Вайтмайер являлась сотрудницей Разведывательного управления РККА.

Одзаки считал, что она была связана с МОПРом (Международной организацией помощи борцам революции – благотворительной организацией, созданной по решению Коминтерна в качестве коммунистического аналога Красному Кресту). Скорее всего, этот магазин являлся коминтерновской явкой[240]240
  Там же. С. 64.


[Закрыть].

Вайтмайер в 1930 г. свела Одзаки с Агнес Смедли. Между Одзаки и Смедли завязались не просто деловые и дружеские, но и глубокие человеческие отношения. Одзаки перевёл на японский язык роман Агнес Смедли «Дочь Земли», причём на титульном листе японского издания стоял литературный псевдоним Одзаки – Сирикава Дзиро. Эта книга вышла в токийском издательстве «Каидзо Са» в 1934 г.

Аяко Исигаки, близкая подруга Смедли после её возвращения в США, оставила следующее свидетельство: в феврале 1947 г. она узнала о казни Одзаки в Японии и сообщила об этом Смедли. По её словам, эта новость явилась для Смедли сильнейшим ударом. Она призналась подруге, что Одзаки являлся для нее фактически мужем[241]241
  Там же.


[Закрыть].

Книги Одзаки Ходзуми регулярно появлялись на прилавках книжных магазинов. Только в 1931 г. в токийском издательстве «Интернациональная пролетарская библиотека» вышли две его книги, посвящённых Китаю. В одной из них автор выступал под псевдонимом Сирикава Дзиро, в другой – под именем У Цзоси (китайский иероглиф «У Цзоси» соответствует японскому «Одзаки»)[242]242
  Мадер Юлиус. Репортаж о докторе Зорге. Берлин, 1988. С.79.


[Закрыть]. С 1927 по 1941 г. он опубликовал 5 книг, посвящённых Китаю, а также большое количество газетных и журнальных статей.

Как следует из материалов допросов, Одзаки не собирался заниматься разведывательной деятельностью и считал, что лишь стечение обстоятельств привело его на это поприще. «Дружеские контакты со Смедли и другими товарищами в Шанхае привели меня в разведку, у меня никогда не было желания заниматься этим профессионально», – говорил Одзаки. Он добавлял, что к сотрудничеству с разведкой его подтолкнуло также «полное бессилие японской компартии в этот период». Факт своего сотрудничества с советской военной разведкой Одзаки объяснял тем, что, по его мнению, «Коминтерн, советская компартия и советское государство представляют собой неразрывное целое»[243]243
  Георгиев Ю.В. Рихард Зорге. Биографический очерк. 1. М., 2002. С.118.


[Закрыть]. Одзаки пришёл в шанхайскую резидентуру, продолжая поддерживать тесные контакты с представителями КПК.

В Шанхае Одзаки знал Зорге как американского журналиста Джонсона (ни в одном документе IV Управления не значилось, что Рихард в ряде случаев представлялся как американский журналист Джонсон). Сразу после ареста на допросе в полицейском участке 15 октября 1941 г. Одзаки утверждал, что его встречу с Джонсоном организовал Кито. А на допросе у прокурора 5 марта 1942 г. он показал, что это сделала Смедли в одном из китайских ресторанчиков в Шанхае на Нанкин-роуд[244]244
  Там же. С.92.


[Закрыть].

Согласно первой версии, Кито Гинити разыскал в Шанхае Одзаки и настоятельно советовал ему связаться с американцем по фамилии Джонсон. Боясь провокации, Одзаки согласился встретиться с Зорге только после консультации со Смедли. Последняя рекомендовала Одзаки пойти на встречу, сообщив, что Джонсон является «очень большим человеком», и сама представила ему Одзаки. Атмосфера встречи отличалась непосредственностью и взаимным доверием. В конце разговора Зорге попросил Одзаки снабжать его «подробностями» о японской политике в Китае. То, что «Джонсон» был на самом деле Рихардом Зорге, Одзаки узнал несколько лет спустя после возобновления связи с ним в Японии.

Зорге настойчиво открещивался от Кито: «По моим предположениям, Смедли имела с Кито прямые или косвенные контакты, и не от неё ли, думается, он узнал о моём желании заполучить японца, которому можно было доверять… Я познакомился с Одзаки через Смедли и уверяю, что не было никого другого, кто мог бы меня с ним познакомить»[245]245
  Тюремные записки Рихарда Зорге. Указ. соч. С.500.


[Закрыть]. Как бы то ни было, и Кито, и Смедли знали Одзаки, могли познакомить его с Зорге, и, как следует из материалов допроса, оба предпринимали шаги в этом направлении. Можно предположить, что, поскольку Рамзай отрицал свои связи с Кито, именно последний и познакомил его с Одзаки.