Текст книги "Воскресное утро: Воскресное утро. Решающий выбор"

Примерно через 30–40 минут последовал доклад командира мотопехотного батальона, усиленного танковой ротой и дивизионом МЗА, о том, что они ВИДЯТ САМОЛЕТ и ведут бой против танковой роты (!) и двух (!) рот пехоты русских. И разгром противника – вопрос 10–15 минут. Уже горит половина русских танков. Русские в этом районе размножались как тараканы! И этот командир пропал так же внезапно, как и первый. Всю эту информацию передали командиру батальона охраны, идущему от Житковичей. Он вышел на связь через 40 минут и доложил, что вступил в бой с русской пехотой до батальона (!) и пятью танками на восточном берегу озера у брода через речушку. И через полчаса он сможет доложить об успешном окончании боя, а его разведка обследует северный берег озера. Самолет наверняка там – деться ему отсюда некуда. Когда и этот командир исчез из эфира – на душе Гейнца стало тревожно. Что-то было не так с этим самолетом. Немцы должны были выиграть в каждом бою при таком соотношении сил. Так было всегда и везде. Такими силами – передовыми отрядами – в Европе брались иногда города. А тут рота за ротой, батальон за батальоном исчезают солдаты и техника вермахта на берегу этого проклятого озера в этой богом забытой стране! Не успевая даже сообщить по рации о том, что происходит. Чертовщина какая-то!

Прошло уже два часа, а он все ждал сообщений с берегов этого чертова озера. Иначе… кому-то придется отвечать и за самолет, и за прорыв русских. И он прекрасно понимал, что вряд ли это будет кто-либо из Берлина. Крайним получается именно он.

– Герр генерал-полковник! – без стука вошел и обратился его адъютант. – Русские уже на окраине Житковичей. Ваш бронетранспортер и охрана готовы к выезду.

– Да-да, – задумчиво ответил Гудериан, поднялся со стула и не торопясь пошел к выходу.

Штабной БТР под небольшой охраной из взвода танков выехал из старинного особняка на западной окраине города и проселочными дорогами двинулся к дороге Житковичи – Лунинец. Где-то позади вытягивался на дорогу вслед за ними тяжелый зенитный дивизион, штаб и узел связи группы. Примерно в двадцати километрах западнее Житковичей три танка охраны и его БТР преодолели автомобильный мост, когда под задними машинами его охраны он взлетел на воздух, отрезая от него всю оставшуюся колонну. В ту же секунду откуда-то справа в упор ударили пушки замаскированных танков и сразу загорелись все три впереди идущих «тройки». Пулеметчик его БТРа что-то заметил и, развернув пулемет, хлестнул очередью по чему-то видимому ему. Мотор БТР взвыл на высоких оборотах, и он рванулся через кювет, объезжая горящие танки слева и прикрываясь ими, в надежде уйти. Но уже оседал на пол пулеметчик, задирая ствол МГ в небо хватающимися за него, как за жизнь, руками. С головы его свалилась каска и, прокатившись по полу боевого отделения, ткнулась в носки сапог Гудериана. Он помедлил, вздохнул и, наклонившись, поднял ее, надел, затянул ремешок под подбородком и, хватаясь за дергающиеся в бешеной скачке бронированные борта машины, согнувшись, пошел к пулемету. Дойдя до него и схватившись за приклад, помедлил, еще раз вздохнул, улыбнулся чему-то и выпрямился во весь рост. Все так же улыбаясь, он выпустил длинную очередь в сторону перебегавших чужих солдат и, получив свою пулю, упал на пулеметчика. И уже не увидел, как в БТР ловко запрыгнули два солдата в голубых беретах, быстро собрали и просмотрели документы, помедлив над его телом. Он не увидел, как сзади русские и бывшие немецкие БТР из засады расстреливают его солдат. Как мимо его горящих панцеров пронеслись несколько невысоких танков с длинными пушками и, переплыв маленькую речку, присоединились к добиванию колонны. И уже куда-то далеко на восток, в штаб Жукова, полетел сжатый и закодированный радиосигнал с докладом о разгроме штаба 2-й танковой группы и смерти ее командующего. И все же – он ушел от ответственности за два провала.

16 июля 1941 года, 19.00.

Штаб Западного фронта

Жуков, как только получил сообщение о том, что самолет и летчики эвакуированы на аэродром Бобруйска, хотел дать команду на вывод из боя 134-го МСП и всей 1-й Особой дивизии. Нет, не из-за потерь. Потери были, но небольшие и в пехоте. Танки потомков продавили немецкую оборону. Точнее, даже разорвали ее. У них были повреждения от попаданий 88-миллиметровок, но не было пробитий. Броня выдержала. Израсходовали все имеющиеся тралы на минных полях. Потеряли подбитыми, но не сгоревшими, несколько БТР и БМП, и есть надежда их отремонтировать. Так вот вывести из боя 134-й МСП он хотел, чтобы уменьшить ЛЮБЫЕ потери в этом полку. Потому что убедился – этот полк может, как иголка газету, проколоть любую оборону и протащить за собой несколько корпусов, в итоге взломав ее. И сейчас это его качество нужно уже было под Борисовым, где жал и давил на фланг Западного фронта своими танками Гепнер. 20-я и 24-я армии в свою очередь контр атаковали его во фланг из района Витебска, но увязли в обороне его пехоты. А ее там было много – к своей пехоте Гепнер присоединил два пехотных корпуса бывшей 3-й танковой группы. Но командир Особого корпуса Оганян попросил подождать с выводом полка из боя хотя бы еще два часа, предложив уже сейчас начать переброску под Борисов 805-го артполка полковника Морозова. Жуков настаивать не стал. В любом случае два часа погоды уже не делали.

Скомканная операция тем не менее завершалась успехом Западного фронта. Совместными усилиями танкистов, артиллеристов и летчиков были практически разгромлены танковые дивизии 2-й танковой группы. В некоторых местах немцы по непонятной причине взорвали мосты еще до подхода советских танков к ним, тем самым лишив свои танки возможности отступить. Были уничтожены несколько штабов дивизий и корпусов. Немецкая пехота была рассеяна и отступила, сохранив силы. Но главное – группе армий «Центр» сломали вторую клешню. Жуков усмехнулся: «Какой-то уродец получается – сломали две – третья появилась».

Примерно в 19.30 позвонил Оганян. Доложил, что получено сообщение от командира разведбата Акимова – западнее Житковичей его батальоном и подразделениями, уцелевшими при обороне упавшего самолета, атакован и разгромлен штаб 2-й танковой группы. Во время штурма убит и опознан ее командующий – генерал-полковник Гейнц Гудериан. Подразделения отходят на восток на соединение с основными силами фронта. Жуков поблагодарил Оганяна, приказав подготовить приказ о награждении отличившихся и начинать отвод дивизий корпуса, как только разведбат выйдет в расположение передовых частей. Хацкилевич, Алексеенко и Никитин были предупреждены о том же самом. Их позиции уже занимали части 19-й и остатки 4-й армий.

Все четыре корпуса перебрасывались в Минск. Точнее, севернее Минска – под Логойск. Расстояние примерно 350 километров. Моторесурс и нынешних танков и танков потомков не бесконечен. Еще и кавалерийский корпус. А время не ждет. Помогут, конечно, летчики Красавина. Они теперь освободились и будут серьезным подспорьем стрелковым дивизиям под Борисовым. Но главное – танки. Значит, нужно просить Ставку помочь железнодорожным транспортом. Теми локомотивами, которые везли Особый корпус в Минск. Часть техники, колесной – пойдет своим ходом, гусеничная и артиллерия – по железной дороге из Мозыря, кавалерию без обоза налегке можно отправить маршем, напрямик по сельским дорогам. Должны за четыре дня управиться. Нужно Верховному доложить об успехе и заодно попросить сформировать нечто подобное танковой армии из корпусов Хацкилевича, Алексеенко и Никитина. Рано или поздно Особый корпус РГК заберут. Пойдет он на север или юг ломать хребет тамошним немцам, а во фронте нужно создавать свою хоть какую-то им замену.

17 июля 1941 года.

Вязьма

Лейтенант Егоров лежал на чистых простынях в госпитале, размещенном в здании бывшей школы, и вспоминал события, происшедшие с ним за эти сутки. Болела раненая нога, но по сравнению со вчерашним днем боль была терпимой. Врач сказал, что если срастется правильно – ограничений на летную работу быть не должно. Но придется месяца два тут поваляться.

Вчера, сразу после приземления вертолетов и атаки морских пехотинцев с солдатами батальона охраны, он понял, что для него война на ближайшее время закончилась, и накатила такая боль на раненую ногу, которую он к тому же ушиб при приземлении с парашютом, что он едва сдерживался, чтобы не стонать. Стонать ему было стыдно, рядом с ним лежали пехотинцы, танкисты, десантники, пограничники, морпехи – обожженные, с рваными осколочными и пулевыми ранениями, некоторые без сознания, на фоне которых его рана казалась пустяковой. А солдаты все несли и несли раненых. Потом тяжелых стали заносить и раскладывать в вертолетах. Легкораненые остались в строю. Их обещали забрать вторым рейсом. В большой, Ми-6, погрузили погибших. Их решили не оставлять тут и похоронить как полагается. В его вертолете летели и летчики сбитого МиГа. Они подходили к нему, подбадривая. Майор Степанов в полете сидел за пулеметом в бортовой двери, заменив там солдата из батальона охраны. На аэродроме их быстро выгрузили, разложив не ходячих раненых на носилках прямо у стоянки. Полковые врачи, быстро осматривая раненых, сортировали их по степени тяжести ранений. Всех, кто нуждался в операциях или длительном лечении, тут же принялись грузить в Ан-12, который должен был их доставить в тыловой госпиталь в Вязьму. Когда его несли к самолету, рядом с носилками появилась Лена. Шла рядом, держа его за руку, и что-то говорила, но Егоров не слышал ее из-за рева двигателей и обычного шума аэродрома, но все равно ему было приятно, и он улыбался ей. Впервые подумав, что даже где-то в глубине души рад, что ранен и что она сейчас рядом с ним. Правда, его беспокоила мысль – не отстранят ли его от полетов по ранению? Уже перед самой погрузкой она нагнулась к нему, обдав его волной столь ему знакомого и любимого запаха ее духов, поцеловала в губы и прошептала на ухо, что его отвезут в Вязьму, и она обязательно приедет к нему.

Ан-12 часа за полтора довез их до Вязьмы. И пока Егоров лежал на носилках и ждал своей очереди на погрузку в санитарную машину, с интересом, даже забыв про боль, смотрел на жизнь аэродрома. По рулежкам, свистя турбинами, катились «спарки», переходя от свиста в уже привычный ему рев на старте. МиГ-17 в учебных полетах было мало – их моторесурс берегли для вой ны. Иногда проскакивали поршневые самолеты – он узнавал МиГ-3. В районе стоянок самолетов быстрыми темпами возводились какие-то здания, похожие на ангары. Везде сновали автомобили технических служб. В общем, аэродром жил привычной жизнью обычного аэродрома мирного времени. О войне напоминали лишь перекрытые щели у стоянок, доты и дзоты охраны и завешенные масксетями, но уже узнаваемые силуэты ЗРК «Оса».

Он уже познакомился с соседями по палате. Несколько человек были с ним в одном бою. С ними как-то быстро нашелся общий язык. Хотя и остальные были нормальные парни. Все были с их фронта, точнее – из дивизий, взаимодействовавших с Особыми корпусами РГК, но попали сюда раньше и живо интересовались, как там идут дела. Хоть вроде как все были свои, но на всякий случай Егоров отделывался общими фразами. Летчиков из его корпуса тут не было, и Егоров уже начал подозревать, что заскучает тут. Выручало то, что над городом весь световой день гудели самолеты, и он их видел в окно, к которому сумел перебраться, поменявшись с капитаном танкистом койками за шоколад из НЗ, остававшегося у него. Капитан шел на поправку и использовал шоколад для обольщения женской части персонала госпиталя. К тому же выяснилось, что в спортзале бывшей школы стоят «агрегаты», называемые старожилами «телевизор и видеомагнитофон», по которым можно посмотреть записи фильмов. Набор фильмов был небольшой и крутился уже не по одному разу. К тому же среди фильмов попадались какие-то странные, вроде русские, но все было незнакомое. Тем не менее каждый вечер бывший спортзал был забит до отказа, и оттуда раздавались взрывы дружного хохота. А перед сном ходившие туда, перебивая друг друга, в лицах пытались пересказать фильмы лежачим раненым. Егоров надеялся в скором времени обзавестись костылями и сходить на это мероприятие.

17 июля.

Берлин. Рейхсканцелярия

Гитлер уже несколько минут молча, опустив голову и о чем-то сосредоточенно думая, прохаживался перед группой высших военачальников Третьего рейха. Потом остановился, не поднимая головы и не обращаясь конкретно к кому-либо из присутствующих задал вопрос:

– Почему? Почему всегда с русскими все не так, как с остальными? Почему все те решения, которые приносили нам победы во Франции, Польше, в других странах – не срабатывают тут? Кто может мне объяснить, почему олицетворение мощи вермахта – танковые группы, разваливаются в течение одного-двух дней под ударами русских?

Голос его все поднимался с каждой фразой, и он, уже заглядывая в глаза своих генералов, кричал:

– Почему мы за две недели потеряли двух …ДВУХ!!! Командующих танковыми группами? Я уже молчу о генералах и офицерах ниже рангом! Сначала Гот! Теперь – Гудериан! Хотя… я бы этого мерзавца Гудериана сам расстрелял! Как можно было упустить такой шанс заполучить русский секретный самолет? КАК – я спрашиваю! Оооооооооо!!! Я ужасно сожалею, о том, что он сумел избежать встречи со мной!!! Как русские смогли вывезти самолет с территории, занятой нашими войсками? Кто их выпустил?

– Мой фюрер! – решился ответить командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок. – По докладам командиров частей 2-й танковой группы русские вывезли самолет с помощью громадного автожира. Он нес его подвешенным к брюху.

– Почему не сбили?? Где было наше ПВО?

– Мой фюрер! Русские заранее подавили наше ПВО по маршруту предполагаемой ими эвакуации. К тому же сама эвакуация прикрывалась большим количеством их «быстрых дьяволов» и боевых автожиров. Попытки помешать их полету тут же жестоко подавлялись. Одновременно с этим с фронта наступали русские мехчасти, имея во главе своих «монстров». Как мне доложили, наши артиллеристы сумели подбить несколько русских бронемашин нового типа, однако русские смогли их эвакуировать с поля боя. Теперь нам известно, что малые бронемашины русских пробиваются нашей противотанковой артиллерией, и это дает нам шанс заполучить образцы этой новой техники.

– Вы считаете это успехом? – глядя ему в глаза, холодно спросил Гитлер. – Позор! Позор немецкой нации! Мы стали считать успехом возможность подбить несколько единиц легких русских танков. Нет! Нет, господин генерал-фельдмаршал! С таким настроем и такой верой в арийскую идею и мощь немецкой техники победить нельзя! Я отстраняю вас от командования группой армий «Центр»! Кандидатуру на ваше место я обдумаю. Что у вас, Гейдрих?

– Мой фюрер! При прорыве русских мы сумели взять некоторое количество пленных, которые допрашиваются СД, и на основе добытых ранее и полученных на допросах данных нами будет подготовлен аналитический доклад, который, я в этом не сомневаюсь, прольет свет на причины русских успехов именно в Белоруссии.

– Хорошо. Это нужно сделать быстрее. А у вас, Канарис, есть что сказать?

– Так точно, мой фюрер! Вот доклад нашей службы, подготовленный на основе кропотливой работы десятков агентов по данному вопросу.

– Оставьте – я ознакомлюсь. Гальдер и Браухич! Ваше мнение по ситуации в целом на фронте группы армий «Центр» и в частности у Гепнера?

Слово взял начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер.

– Мой фюрер! Осмелюсь доложить, что с провалом наступления 2-й танковой группы, с учетом конфигурации фронта в районе действий 4-й танковой группы и упорной обороны русских, которую, несмотря на все усилия, Гепнер так и не смог прорвать, а также то, что через четыре – максимум шесть дней в этот район прибудут русские мехчасти, освободившиеся на фронте 2-й танковой группы – наступление нужно прекратить. Иначе мы сами просто глубже залезем в пасть льва и возможно потеряем еще одну танковую группу. При отсутствии воздушной поддержки у нас нет противоядия против новых русских танков. Предложение генерального штаба… – Гальдер подошел к карте, – отвести войска на северо-запад, имея в качестве рокады железную дорогу Молодечно – Вилейка – Глубокое – Друя. Таким образом, закрепившись южнее и восточнее этой дороги, мы сможем, по крайней мере, прикрыть тылы группы армий «Север».

– А что мешает русским сбить нас и с этого рубежа?

– Русские уже в третий раз подряд используют одни и те же мехчасти в контрударах практически без перерыва. Всему когда-то приходит конец и моторесурсу техники в том числе. Тем более, уже просто перемещаясь с одного фланга своего фронта на другой, они уже прошли как минимум более тысячи километров. Я уверен – на фронте какое-то время будет затишье. И нам нужно этим воспользоваться.

– Хорошо, я подумаю. Геринг, хоть вы порадуете?

– Да, мой фюрер! Сегодня ночью состоялся успешный ночной налет почти тысячи наших бомбардировщиков на Петербург. В городе большие разрушения, но странно – мало пожаров.

– Потери?

– Приемлемые, мой фюрер! Сегодня и в последующие ночи люфтваффе продолжит превращать город русской революции в пустыню.

– Хорошо. Оставьте меня, – Гитлер вяло махнул рукой в ответ на приветствие генералов и, взяв доклад Канариса, пошел к креслу.

Когда все вышли, Гитлер устало опустился в кресло, включил свет в торшере и, надев очки, открыл папку. Пропустив общие фразы, он углубился в чтение.

«…собрав и обобщив сведения, полученные нашими источниками, как в прифронтовой полосе, так и в глубине территории Советского Союза по интересующей нас теме, сведения нами сгруппированы по следующим эпизодам:

1. Реактивные самолеты, прозванные нами “быстрые дьяволы”, без сомнения, базируются на аэродроме “Бобруйск”.

2. Вторым аэродромом, на котором базируются такие же самолеты, является аэродром “Двоевка” под городом Вязьма.

3. Фотографии аэродрома “Двоевка”, сделанных с рейсового самолета компании “Люфтганза”, датированные 13 июня 1941 года. И такие же точно фотографии, сделанные 15 июня 1941 года. Налицо разительные отличия аэродромов. При расшифровке и увеличении второго снимка видны самолеты на стоянке, похожие на вышеупомянутых “быстрых дьяволов”. Кроме того, видны самолеты других типов, один из которых можно отнести к тяжелым бомбардировщикам или транспортным самолетам, а другой – к сверхтяжелым. Кроме того, на втором снимке явственно видна качественная бетонная ВПП, длиной около двух километров, стоянка и рулежные дорожки. Около стоянки находится большой ангар. Севернее аэродрома – склад ГСМ. Все это – при полном отсутствии маскировки. И ничего этого нет на первом снимке. Уточнение – уже с 16 июня 1941 года этот район закрывается русскими для полетов, в том числе и для международных линий. Однако агенты, работающие в этом районе, отмечают интенсивные полеты самолетов, по их описанию соответствующие “быстрым дьяволам”. Сам район аэродрома объявлен запретной зоной. Город и окрестности наводнен войсками и агентами НКВД. Все неблагонадежные выселены.

4. В эти же числа июня, по свидетельству источников, произошел крупный сбой железнодорожного движения по ветке Вязьма – Калуга, Вязьма – Брянск. В связи с этим туда приезжал нарком путей сообщения Лазарь Каганович. Однако никаких репрессивных мер по отношению к лицам, допустившим сбой, принято не было. Тогда же на станции Вязьма появились суперлокомотивы на дизельной тяге нескольких типов числом до девяти штук, способные водить поезда массой в 5—10 раз более того, что водят локомотивы на паровозной тяге. Эти же локомотивы с воинскими эшелонами отмечены накануне начала войны в Минске. Причем в каждом составе, ведомом таким локомотивом, сразу за ним прицеплен вагон с солдатами НКВД, которые охраняют и никого не допускают к локомотивам на стоянках. Персонал, привлекаемый для их обслуживания, допущен к этой работе только после спецпроверки органами НКВД. Локомотивные бригады – постоянные, место отдыха у них – в вагоне с солдатами НКВД. Кроме того, с этими поездами ездят инженеры из конструкторских бюро локомотивных заводов.

5. Бронетехника русских. Установлены несколько типов танков и бронемашин.

– Тяжелые танки. Масса их, по мнению экспертов, 35–45 тонн. Оба имеют дизельные двигатели. Исходя из гильз орудий, установлено, что один имеет на вооружении 100-мм орудие с унитарным снарядом, другой – 125-мм орудие с раздельным заряжанием. Корпуса имеют большие углы наклона, башни – круглые. Броня корпуса и башни в передней проекции не пробивается нашим самым мощным орудие ПТО 8,8 см. Оборудованы средствами связи, приборами ночного видения, ночными прицелами, инжекцией пороховых газов и стабилизацией орудия в двух плоскостях.

– Условно легкие танки. Дизельные. Также два типа. Один – с длинноствольным орудием калибра 76,2, другой – 73 мм. Оба – плавающие. Второй тип, кроме того, способен внутри корпуса перевозить до отделения пехоты с оружием. Оборудованы средствами связи, приборами ночного видения, ночными прицелами.

– Бронемашины. Также два типа. Бензиновые. Первый – восьмиколесный бронетранспортер для перевозки отделения пехоты с оружием. Второй – четырехколесный без пехоты. Оба имеют на вооружении пулеметную установку, состоящую из пулемета калибра 7,62 и крупнокалиберного пулемета 14,5 мм. Оба – плавающие. Оборудованы средствами связи, приборами ночного видения, ночными прицелами.

– Пехота. Носит форму другого образца, нежели РККА. Рядовой и командирский состав носят погоны по типу Императорской армии России.

Вооружены автоматическими карабинами калибра 5,45 мм и 7,62 мм. Гильзы стальные, лакированные, нигде ранее никогда не отмечавшиеся. На донышке гильз стандартно, кроме номера завода выбивается год выпуска. На найденных гильзах указаны годы от 74 до 78. На нестандартных для русского оружия гильзах 7,62×39 стоят года от 60 до 75. На гильзах 5,45×39–75—79. Есть еще гильзы от ряда оружия, экспертами не определяемые.

– Системы ПВО. Ввиду секретности и малого применения сведений добыть не удалось. За исключением их расположения – РЛС и батареи с зенитными ракетами расположены – на аэродромах “Бобруйск” и “Двоевка”, в Минске и Смоленске.

Выводы:

1. Русские сумели скрыть разработки нового оружия и техники.

Эпизод с раскрытием аэродрома – факт небрежности, подтверждающий наличие маскировки.

2. Русские далеко продвинулись в исследованиях реактивного движения и уже сейчас имеют серийные высокоэффективные самолеты нескольких типов. Уже сейчас они имеют возможность и способны увеличить количество применяемых на фронте реактивных истребителей. Причина их не использования – пока не выяснена.

3. Второй отраслью, в которой русским удался научный и технологический прорыв – это автожиры, с успехом применяемые ими на фронте в качестве ударных и транспортных единиц.

4. Третьей отраслью – ракетная техника, как применяемая на поле боя сухопутными частями и авиацией, так и управляемые зенитные ракеты.

5. Танки и все связанное с ними – по мнению экспертов, все, что имеется на новых русских танках, существует лишь в общих идеях наших конструкторов. Все образцы русской бронетанковой техники – также серийного производства. Следовательно, нужно ожидать появления новых частей, имеющих на вооружении подобную технику на других участках Восточного фронта.

6. Стрелковое оружие – серийное и массовое. С ним произойдет то же, что и с танками, но в больших масштабах и быстрее.

7. Новые дизельные локомотивы – начало смены парка локомотивной тяги в СССР.

8. Странности в обозначениях русских гильз следует отнести к изменению системы сертификации.

9. Появление погон, новой формы, восстановление званий «офицер» и «солдат» обозначает изменение доктрины развития СССР.

10. Имеются косвенные данные о смене исследовательских, проектных и испытательных работ в авиа, танковых, артиллерийских конструкторских бюро, а также на заводах, производящих стрелковое оружие и боеприпасы к нему.

11. Все назначение в части нового типа, а также взаимодействие с ними находится под жестким контролем НКВД.

Общий вывод:

Ситуация на Восточном фронте с течением времени для Германии будет усугубляться. Сейчас РККА находится в самом начале перевооружения. С ростом ее численности, ввиду мобилизации и перехода на новые виды вооружения, вопрос нашей победы в войне становится неоднозначным».

Гитлер дочитал до конца и задумался. Через несколько минут он поднялся, подошел к столу и, взяв ручку, написал на докладе: «А где вы были раньше? Канарис, кто мне ответит за все, что произойдет с Германией?»

18 июля 1941 года.

Штаб Западного фронта

18 июля вечером войсковая разведка доложила о начале отвода войск из вклинения на правом фланге фронта. Эти данные подтверждались и агентурной разведкой НКВД, и воздушной. На дуге фронта от Минска до Витебска немцы вели сдерживающие бои пехотой с опорой на артиллерию и отводили танковые и моторизованные дивизии.

Жукову стало ясно, что немцы решили не рисковать после разгрома уже второй по счету танковой группы. Хотя 2-я ТГр урон понесла меньший, чем третья, тем не менее свой ударный потенциал она потеряла. В таком виде она еще могла обороняться, но никак не наступать. Вопрос лишь был в том, как далеко они отступят. Наверно, это было неправильно, но и Жуков воспринял эту информацию с облегчением. Фронт за три недели выдержал удар трех танковых групп, и далось ему это немалой кровью. Нужна была передышка. Тем более что время работало на нас. Где-то в тылах уже двигались к фронтам дивизии внутренних округов, становились под ружье запасники, освобождая кадровых солдат, из которых формировались новые части. И все же он был убежден в том, что без помощи потомков катастрофа была бы неминуема. И максимум, что смог бы он сделать – это лишь уменьшить ее последствия по сравнению с той историей, но никак не избежать. Говоря шахматным языком, немцы играли белыми и играли на гроссмейстерском уровне. Мы же все – от солдата до генерала, еще только учились играть. И учеба эта доставалась нам кровью. И ударная группа фронта, работавшая эти недели пожарной командой, уже практически исчерпала свой ресурс. Была велика вероятность, что уже в этой операции появятся потери техники по техническим причинам. Они, конечно, были, есть и будут всегда. Но пока что удавалось минимизировать влияние неисправностей на боевой потенциал частей. Опять же благодаря потомкам, которые просто потребовали резко нарастить в подвижных частях ремонтные и эвакуационные службы. Чего явно не хватало даже по штату в мехкорпусах. Поэтому, получив эти сведения, Жуков не отменил марш на Минск из-под Мозыря, но районы сосредоточения перенес с северного направления от Минска на восточное. Он вынужден был учитывать работу немецкой разведки. Поэтому пусть «пугало» немецких танковых групп стоит неподалеку.

А пока как раз подошло время заканчивать операцию в Брестской крепости. Полковник Матвеев и гарнизон крепости свою задачу выполнили – нужно их выводить в тыл фронта. Значит, пока затишье на фронте, начнем войну за линией фронта. План на эту операцию разрабатывал Оганян и его начштаба Тимохин. Тут как раз начальник Особого отдела фронта рапорт подал с настоятельной просьбой, ввиду привлечения роты морской пехоты Пинской флотилии к участию в спецоперации по эвакуации сбитого самолета, вместе с подразделениями потомков, включить личный состав роты в качестве кандидатов на пополнение частей Особого корпуса РГК. Естественно, после тщательной проверки. Причина существенная, и Жуков подписал рапорт, одновременно отписав командующему Пинской флотилии контр-адмиралу Рогачеву, находящемуся в его оперативном подчинении, о формировании новой роты морской пехоты флотилии. 14 июля началась операция «Крепость».

19 июля 1941 года.

Западный фронт

Утром роту внезапно построили, и тот же самый особист, который был с ними на операции за линией фронта, объявил приказ командующего Пинской флотилией контр-адмирала Рогачева о переводе личного состава роты морской пехоты Пинской флотилии в состав Особого корпуса РГК и формировании новой роты. Сначала стояла мертвая тишина. Потом поднялся гул недовольных голосов. Их ротный, для которого этот приказ тоже, похоже, был новостью, стоял перед строем рядом с особистом бледный как тень. Видно, и ему этот приказ был не по душе, но как командир он не имел права его ослушаться.

– Молчать!!! – прокричал особист. – Смирно! – И когда установилась тишина, продолжил: – И не надейтесь! Рота будет переформирована. Ни один из вас тут больше не останется. И я в том числе. Но! Но не все попадут в Особый корпус РГК. Только лучшие и только прошедшие спецпроверку! А кто не пройдет ее – тот поедет туда, где посрать с двумя палками ходят.

– Это куда? И зачем с двумя палками? – прогундел чей-то голос из строя.

– Куда Макар телят не гонял. А две палки затем – за одну будешь держаться, чтоб тебя ветром не сдуло, а второй – будешь волков отгонять. Понятно?

Рота молчала. Особист был единственным, кто догадывался о причинах столь странного приказа. Командующий флотилией всего лишь исполнил настоятельную «просьбу» фронтового Управления контрразведки. Уже после обеда ротный получил на остатки роты в количестве 45 человек продовольственные и вещевые аттестаты, рота получила сухой паек и, погрузившись в три полуторки, двинулась в сторону Минска. В первой машине рядом с водителем сидел все тот же особист.

Ночью рота прибыла и разгрузилась в Смолевичах. Им отвели несколько палаток во дворе бывшей школы, а утром их в оборот взяло НКВД.

Бывшему морпеху Шупейкину «повезло» – его вызвали самым первым. Пехотный контрразведчик задавал дежурные вопросы: «Кто? Что? Где? Когда?», аккуратно записывая ответы на бумагу. За полчаса управились. После этого Владимир пошел в палатку и завалился спать, пытаясь наверстать упущенное во время боев, просыпаясь лишь на обед и ужин. Утром 15 июля его снова вызвали и сообщили, что спецпроверку он прошел и для дальнейшего прохождения службы откомандировывается в распоряжение командира батальона Особого назначения капитана Старчака. Расположение пока не покидать, за ним приедет представитель батальона. Обалдевший от скорости и вообще от услышанного, он вышел из палатки. Ротный и особист тоже удивились такой оперативности в отношении Шупейкина. В этот день он был единственным, кто прошел спецпроверку. На остальных еще не пришел материал. Ни особист, ни сам Володя не знали, что причиной столь быстрой проверки было место рождения и призыва его на действительную службу, а также место жительства его родителей – город Вязьма. Где на каждого жителя, в том числе и на Володю, уже лежала папочка личного дела с материалами. Ведомство Лаврентия Павловича не зря ело хлеб. Вечером за ним в расположение приехал мотоциклист. Закинув свой сидор в коляску, Владимир взобрался на заднее сиденье, и мотоцикл помчал его к новой жизни. Ночь он проспал в какой-то палатке, куда его привел мотоциклист, а утром, приведя себя в порядок, он, уточнив, где находится штаб, двинулся по направлению к нему.