Текст книги "Воскресное утро: Воскресное утро. Решающий выбор"

Сначала были опасения, что немцы все же начнут прочесывать лес квадрат за квадратом. Но, по-видимому, им было не до этого. Дела на фронте шли не самым блестящим образом. А потом загрохотало на востоке, и этот грохот стал быстро приближаться. И вот 12 июня пришел приказ выдвинуться в полном составе к развилке дороги Йоханнисбург – Ручане-Нида – Шероки-Бур. Там они должны встретить 597-й корпусной разведбат и присоединиться к нему.

Прибыли на место еще двенадцатого числа. Рассредоточились у перекрестка, заняв на всякий случай круговую оборону, и выставили секреты на все три направления.

По дороге с востока на запад шли остатки немецких разбитых частей. Техники было мало, шли в основном пешие и без строя. Правда, иногда попадались и организованные колонны. Поток усиливался в ночное время. Днем в воздухе господствовала советская авиация, не давая немцам ни занять позиции для боя, ни организованно отступить. В таком бардаке без особых проблем взяли «языка» – лейтенанта связиста, сошедшего с дороги по нужде. Выглядел, конечно, получше пехотинцев – не такой грязный, но все же несколько дней беспрерывного марша и ночевок под кустами мало что оставили от бывшего франтоватого вида лейтенанта. «Язык» был напуган до икоты и только твердил «Гитлер капут!» и «Нихтшиссен!» Пришлось один разок двинуть его по ребрам и после этого дать хлебнуть спирта. Потом переводчик едва успевал переводить. Поняли главное: советские войска прорвали фронт, оборона вермахта рухнула, управление войсками потеряно. Лейтенант служил на армейском узле связи, который был уничтожен советской авиацией на марше при отступлении. Говорил, что у русских очень много самолетов, в небе – только они. Днем по дорогам невозможно перемещаться. Еще танки! Их боятся все! Они перерезают дороги, захватывают мосты. Он сам был в колонне, которую догнали русские танки. Сопротивляться было бесполезно, и он убежал в лес. Танки раздавили остатки колонны, обстреляли бегущих к лесу немцев и, не останавливаясь, ушли на запад. Колонна танков была длинная, там были и грузовики, и самоходки. И пехота. В кузовах машин, бронетранспортеров и на броне танков, которая стреляла на ходу.

В принципе, ничего интересного они не услышали. Все и так было понятно. Убивать «языка» не стали. Связали и оставили тут же, где допрашивали. Даже покормили. Решили отпустить или сдать в плен, когда подойдет разведбат.

К утру поток немцев иссяк.

Михайлов, выслушав доклады секретов об этом, сказал: «Скоро наши будут здесь. Завтракаем и ждем».

Примерно в 10 часов на перекресток выскочили три мотоцикла с колясками и следом за ними колесный бронетранспортер. Лихо развернулись, подняв пыль. БТР, перевалившись через кювет, подъехал вплотную к лесу и затих. Через борт перескочил человек в советском маскхалате, который потянулся, перекинул на грудь АКМС и закурил. Видно, он был старшим. Мотоциклисты тоже заглушили двигатели. Пулеметчики и автоматчики выскочили из колясок и заняли позиции в направлении дорог. Все это время и мотоциклы, и их экипажи находились под прицелом десятка стволов. Со всех направлений. А БТР был под «надзором» трех РПГ. Пулеметчик-мотоциклист занял позицию буквально метрах в двадцати от Бояринова и тоже замаскировался на скорую руку. Бояринова он не видел.

Старший, дав прикурить ближайшему автоматчику, повернулся к нему спиной и, оглядевшись, громко сказал:

– Ну, посмотрели и хватит! Тут девок нет, чтоб в гляделки играть. Вылезайте, кикиморы болотные! Ствол!

– Ложе, – откликнулся Михайлов и, поднявшись, пошел к БТР.

– Ну, здравствуйте, лесные отшельники! – произнес незнакомец. – Гвардии капитан Комков. Командир второй роты 597-го разведбата Гвардейского Особого корпуса РГК. Можно просто Валера.

И протянул Михайлову руку.

– Старший лейтенант Михайлов. 743-й гвардейский воздушно-десантный батальон.

– Васильев! – крикнул в сторону БТР Комков. – Радио в штаб! Есть контакт!

– Есть! – ответил невидимый за броней Васильев и забубнил по рации позывные.

– Сколько вас осталось? Интересуюсь, потому что твой взвод прикрепляется на период операции к моей роте. Потому как мы сами действуем в отрыве и наша задача на западе.

– Шестнадцать в строю. Вместе со мной. Все имеют легкие в той или иной степени ранения.

И Михайлов дотронулся рукой до видневшегося из-под рукава маскхалата много раз стиранного бинта.

– А сколько было?

– Штатный взвод – 28 человек. Плюс двое спецов. Но они, я думаю, смогли уйти.

– Товарищ капитан! – прервал их разговор невидимый Васильев. – Батальон будет здесь через полчаса!

– Хорошо! – ответил ему капитан и продолжил разговор: – Про задание не спрашиваю. Сам понимаю – не положено. Но судя по тому, что участвовал весь взвод, было нечто необычное.

– Вроде того. А что сейчас? Судя по тому, что нас не отправили в тыл, тоже нечто необычное?

– И да, и нет. Все дивизии корпуса получили задачи перехватить или блокировать мосты через Вислу, начиная от Варшавы. И удержать до подхода основных сил. Но то – дивизии. Мы тоже должны взять два моста, автомобильный и железнодорожный. В плюс только то, что они находятся близко друг к другу. Остальное все в минус: нужно совершить марш в сто сорок километров. Это по карте. Нас всего батальон. Правда, усилили нас всем, чем смогли. И бойцы – каждый стоит трех-пяти. Так что, капитан, ты со своим взводом из огня да в полымя!

– Первый! – зашипело в наушниках стоявшего рядом с ним взводного радиста Михайлова. – Я – пятнадцатый! Колонна с востока! Как понял? Прием!

– О! Это наши! – услышав сообщение, воскликнул Комков. – Собирай своих сюда. На мою броню садиться будете.

– Пятнадцатый! Я – первый! Технику колонны опознать, доложить!

– Я – старший лейтенант, – поправил Михайлов, продолжая прерванный разговор.

– Поэтому я буду первым, с кем ты обмоешь звездочки, – рассмеялся Комков, хлопнув его по плечу и доставая из-за пазухи два погона с капитанскими звездочками. – Во! Расстарался! У знакомых летунов при штабе Корпуса на спирт выменял летные погоны. Как раз тебе в цвет. Это я сделал после того, как комбат, когда ставил задачу мне, дал характеристику тебе и твоему взводу. Он ее получил из штаба твоего батальона, когда они «передавали» вас нам. Они и сообщили, что пришел приказ на тебя. И там, наверху… готовится приказ о награждении личного состава всего взвода.

– Спасибо! Стол – за мной! По срокам – сам понимаешь – по возможности!

– Не вопрос, – ответил разведчик, – как у вас с боекомплектом?

– По пол-БК в среднем на автомат. На пулеметы, РПГ и гранаты меньше.

– Получите у моего старшины. Мы на броне много чего тащим. Хватит и на вас.

– Кстати! – вспомнил Михайлов. – Пленный есть. Лейтенант-связист. С узла связи разгромленного корпуса. Правда, ничего особенного не знает. Нужен?

– Нет! – пренебрежительно отмахнулся Комков. – Все, что он сейчас знает, знаем и мы. Только вот девать его некуда.

– Ну, сразу не решили этот вопрос, а сейчас… как-то… Может, пока возьмем с собой, – оказия случится – передадим тыловикам.

– Видится мне, не скоро это случится! Ну, да ладно! Но! Он на твоей ответственности. Мне не до него.

– Хорошо! Посмотрим, что там и как.

– Первый! Это пятнадцатый! Прием! – снова прервал их разговор дозор. – Опознал! Техника однозначно наша! Как понял, первый?

– Понял, пятнадцатый! Сняться и прибыть на точку. Как понял, пятнадцатый?

– Я – пятнадцатый! Понял! Выполняю.

Через десять минут мимо них покатила колонна, покрывая все вокруг пылью. И броня, и люди были укрыты ею как покрывалом. Комков, стоя на обочине и щурясь от пыли, высматривал технику своей роты. Увидев ее, повелительно махнул рукой, и тут же на обочину свернули одна за другой десяток БМД.

– Во! Бывшая техника вашего батальона! Моей роте дали! – обернувшись к остаткам взвода Михайлова, сквозь рев двигателей прокричал Комков. – Садитесь! Покатаемся!

Михайлов, отдав команду на размещение взвода на броне, вслед за Комковым полез в командирский БТР.

Бояринов шел вдоль колонны, выбирая место на броне, густо облепленной разведчиками и их имуществом.

– Эй! Военный! – окликнул его голос с БМД, мимо которой он проходил. – Не твою ли я задницу выручал под Тильзитом?

– Нет! Ты просто туда прибыл позже меня, то есть опоздал! – ответил Бояринов, всматриваясь в говорившего. – Говоря по-немецки, «ти есть опоздун».

– Так, славяне! Освободили место десантнику! – не отвечая на подколку Бояринова, продолжил разведчик.

Уже заняв место на броне и пристроив свой ПКМ, Бояринов под слоем пыли смог опознать Володю Шупейкина, с которым его действительно столкнула судьба в боях за Тильзит.

– Да ты никак и лычки на погоны получил? – разглядел под расстегнутым маскхалатом Володя.

– Это после Тильзита, – ответил Михаил.

– А мне «Звездочку» дали. Тильзит у меня уже не первое место за линией фронта.

– Ну, значит, буду догонять.

– Вот сейчас как раз подходящий случай.

– Ага.

– Так! Газеты! Одна на взвод! И боевой листок! Это кому газеты не хватит! Там важное правительственное сообщение Совинформбюро! Всем ознакомиться! Надо было бы митинг провести всему личному составу батальона, да время не позволяет, – сокрушался замполит роты, раздавая по колонне агитационные материалы.

– Товарищ старший лейтенант! Дайте на нашу машину газетку почитать! – подсуетился Володя.

– Будет чего покурить за линией фронта, – заговорщицки подмигнул он Бояринову, – если трофеев не хватит.

– Так! Что тут у нас? – важно произнес он, разворачивая газету.

– Ни хрена себе! Смотрите, воины! – воскликнул он секунды спустя.

Бояринов скосил глаз на передовицу с сообщением Совинформбюро.

И тут же буквально подорвался, впившись глазами в текст.

– Значит, они дошли! Дошли! Они дошли! – орал он бойцам своего взвода. Через минуту у БМД толпился весь остаток их взвода, вырывая друг у друга газету или заглядывая через плечо на ее страницу. Потом подошел Михайлов, забрал газету и, забравшись на броню, громко зачитал сообщение об уничтожении осназом Красной Армии фюрера Третьего рейха Адольфа Гитлера. После чего замолчал. И молча снял берет. Ему последовал весь взвод. Потом – разведчики. Десантники знали, чего это стоило, а разведчики догадывались, что это сообщение оплачено жизнями. Но каждый был уверен, что оно того стоило, и каждый из них смог бы это сделать. Но выбор пал на неизвестных героев.

Хотя почему неизвестных? Шупейкин подозрительно смотрел на десантников и особенно внимательно – на Бояринова. Минуты спустя все разошлись по своим машинам, оживленно обсуждая сообщение и строя догадки, как теперь пойдет война.

Шупейкин молчал. Молчал минут пятнадцать. Потом заговорщически спросил на ухо:

– Ничего не спрашиваю. Сам знаю – военная тайна и все такое. Но! Сколько вас было?

– Тридцать. Осталось в живых – теперь знаю – семнадцать или восемнадцать.

– Ну, брат! Нет слов! Завидую и уважаю!

Бояринов молчал. Перед ним в памяти стояли парни его взвода, оставшиеся прикрывать их отход.

16 июня 1942 года.

Район г. Мариенвердер

Перед маршем комбат разведбата сказал, что у них есть один шанс полностью выполнить задачу – этот шанс называется «скорость».

И усиленный батальон сделал это! Сто сорок километров одолели за двое суток.

Смирнов отметил разницу в поведении населения по отношению к ним сразу после пересечения бывшей гос границы с Польшей. Здесь не было цветов и радости. Зато было много мужчин.

И среди них немало с военной выправкой. И все – и мужчины, и женщины – смотрели одинаково с недоверием, как бы говоря: «Ушли швабы – пришли Советы. Одинаково плохо». А нередко во взглядах сквозила плохо скрываемая злость и ненависть. Правда, в глазах тех, кого Смирнов причислил бы к бывшим военным, читался еще и интерес, когда они разглядывали технику, вооружение и экипировку советских солдат.

«Надеялись увидеть восточных холопов в буденовках, с трехлинейками и на телегах!» – ухмыльнулся про себя Сергей. Смирнов вспомнил информацию, которую доводили до личного состава политработники перед вступлением на территорию бывшей Польши. Что тут есть партизанское движение, и оно делится на две части – немногочисленную Гвардию Людову, созданную Польской рабочей партией, и более многочисленную Армию Крайову, подчиняющуюся Польскому правительству в Лондоне. Так вот для последней что немцы, что мы – являлись врагами. Поэтому, войдя на территорию Польши, предписывалось население не обижать, но считать себя находящимися на вражеской территории. Соответственно относиться к караульной службе, обеспечению маршей, охране и обороне расположения частей и подразделений, как предписано Уставами.

И буквально на первом же ночном привале марша к Мариенвердеру нападение на охранение батальона подтвердило правоту информации. Нападение было отбито, несколько нападавших было уничтожено, но разведчики – это не просто пехота – сумели взять пленных, в том числе легкораненого командира группы, организовавшего нападение. После допроса пленных комбат собрал командиров всех подразделений и зачитал самые интересные места показаний.

Командир группы Армии Крайовой, бывший офицер Войска Польского, потомственный шляхтич, не скрывал своей злобы по отношению к советским офицерам. Сожалел, что немцы сделали неправильный выбор и разделили с Советами Польшу, вместо того чтобы вместе воевать против большевиков. Он уверен – тогда победа над Московией была бы неизбежной.

На вопрос, – в чем причина такой, мягко говоря, нелюбви к русским, он заявил, что прекрасно знает историю своей семьи, а она неразрывно связана с историей Великой Польши. Так вот именно русские не дали Польше стать империей, как он сказал: «Польска от можа до можа», начав еще в средние века отбирать у поляков их земли. И все его предки считали своим долгом воевать против проклятых московитов. Он гордится тем, что его предки брали и обороняли Смоленск, воевали в армии шведского императора Карла Двенадцатого, участвовали в походе Великой армии Наполеона в Россию, служили в австро-венгерской армии в период Великой войны. Неизменным для его предков во все века было одно – война против русских. И он, потомок своей семьи, считает своим долгом продолжить дело своих предков, ибо для просвещенной Европы не было ничего страшнее русских варваров-еретиков, а теперь безбожников-большевиков. После прочтения показаний вопросов про отношения с местными не последовало.

В деревнях и селах Восточной Пруссии все было иначе. Мужчин не было совсем. Если не считать за таковых юнцов, явно не достигших шестнадцати лет, и глубоких стариков. При проходе советских колонн через немецкие населенные пункты, те вымирали.

В лес южнее Мариенвердера прибыли уже в сумерках. Разведка, шедшая впереди, доложила, что оба моста охраняются приблизительно двумя пехотными ротами. Каждой роте придано по батарее противотанковых пушек и батарее зенитных. Кроме того, они смогли взять пленного из подразделения, оборонявшего автомобильный мост. Его роту перебросили на усиление обороны моста три дня назад. Исходя из информации, полученной от него, кроме того, что увидели разведчики, на противоположной стороне Вислы также располагались укрепления, но без противотанковых орудий. Зато в блиндаж были выведены провода системы подрыва моста. Пленный утверждал это относительно автомобильного моста и предполагал, что нечто подобное есть и у железнодорожного. Но там он не был, стопроцентной уверенности в этом у него нет. Автомобильный мост активно используется. Через него чуть ли не потоком идут остатки разбитых и отступающих частей. Особенно движение усиливается ночью. Всю эту информацию комбат довел до командиров подразделений и добавил: – С блокированием мостов особых проблем нет, однако на марше мы получали информацию из штаба о ситуации с выполнением задачи дивизиями нашего корпуса. Так вот, захватить удалось лишь один мост силами 1-й дивизии в районе Вышогруд. Остальные мосты располагаются либо в городах, либо близко к ним. Поэтому внезапной атаки не получилось. В итоге мосты немцы взорвали. Получается, что пока из потенциальных восемнадцати мостов захвачен один и взорвано пятнадцать. Остались пока в активе два наших. И на нас очень надеются. Поэтому готов выслушать ваши предложения, как нам захватить мосты или хотя бы автомобильный мост и не позволить немцам его уничтожить.

Предложения свелись к следующему: нужно захватить блиндаж, но без подавляющего огневого преимущества быстро сделать это невозможно. А стрелковым оружием его не создать, если только не переправлять на тот берег весь батальон. Проводить переправу через немаленькую реку, как Висла, на БМП, БМД и бэтээрах после такого марша и без подготовки крайне опасно. Артиллерия тут тоже не поможет.

Сидевший до этого молча Смирнов вдруг поднялся и сказал:

– А если внаглую? Через мост?

– Это как? – заинтересовался комбат.

– Сейчас уже темно. На мостах освещения практически нет. Техника, идущая через мост, пользуется фарами со светомаскировкой. Пленный показал, что его рота переброшена с запада всего три дня назад. На Восточном фронте она не была. Технику нашу они не знают, да и темно. Плюс, когда движение интенсивное, охрана особенно и не приглядывается к ней. Моя рота вклинится в общую колонну и с ней перейдет мост. Вот и огневая поддержка на том берегу, – изложил он свое предложение.

– Так! Может сработать! Согласовать момент перехода роты на другой берег с моментом захвата блиндажа… – мыслил комбат.

– Товарищ полковник! – окликнул его командир инженерно-саперной роты. – У нас в роте есть три «ганомага». Можно пустить перед танками. Взвод пехоты под броней на тот берег перейдет.

– И в первую машину посадить пленного лейтенанта-связиста. Наверняка у вас в батальоне есть спецы по немецкому языку. Но тут произношение – не придерешься. И рядом спеца посадить для контроля, – вставил свои пять копеек прикомандированный капитан Михайлов.

Через час на окраине городка в хвост немецкой автоколонне пристроились три «ганомага» и десять танков. В первом «ганомаге» стояли два немецких офицера в пятнистых плащ-палатках.

Смирнов сидел на броне своего танка, свесив ноги в люк. Тут же под рукой лежал ППС. Он видел, как покачивались два ряда касок на ухабах во впереди идущем «ганомаге». При въезде на мост старший охраны моста что-то спросил стоящих в бронетранспортере офицеров, осветив их фонариком. Те ему ответили, и тот махнул рукой в направлении моста. Колонна, переехав мост, отошла метров на двести от предмостных укреплений и разделилась – два «ганомага» с разведчиками, танк Смирнова и первый взвод его роты – свернули влево вдоль Вислы к железнодорожному мосту, а третий «ганомаг» и два танковых взвода продолжили движение на запад. Они должны были метров через триста уйти вправо, развернуться и быть в готовности поддержать разведчиков огнем. Разведчики должны были добраться до блиндажа и предотвратить возможность подрыва моста. И сделать это нужно было желательно без шума. Таков был план. Однако что-то пошло не так.

Группа Смирнова прошла уже примерно половину расстояния до моста, когда сзади неожиданно вспыхнула заполошная стрельба, взлетели ракеты, и секундами позже грохнул выстрел танковой пушки. И немного погодя по предмостным укреплениям немцев на восточном берегу ударили наша артиллерия и реактивные минометы.

Таиться смысла уже не было, и Смирнов дал команду взводу развернуться в линию и увеличить скорость, предварительно выпустив в небо красную ракету, потому что и у железнодорожного моста поднялась стрельба – пешие разведчики вступили в бой. Ракетой он предупредил, что сейчас в бой вступят его танки и своей пехоте лучше не мешаться. Когда танки приблизились к немецким позициям примерно метров на пятьсот, ночь содрогнулась от яркой вспышки и последовавшего за этим грохота взрыва нескольких сотен килограммов тротила. В свете этой вспышки и мерцающего света осветительных ракет Смирнов увидел парящие в небе фермы моста.

«Не успели! Здесь задача не выполнена!» – отметил про себя Смирнов.

– Первый взвод! Атакуем! – подал он команду по радио.

И тут же его наводчик скомандовал:

– Короткая!

И секунды спустя гулко ударило орудие по чему-то, увиденному им. Лязгнул замок, выбрасывая дымящуюся гильзу, и танк сразу наполнился удушливым дымом и запахом сгоревшего пороха. Взвыли вентиляторы, вытягивая дым, рыкнул дизель, и танк снова прыгнул вперед, ускоряя движение. Боевая машина и экипаж работали как единое целое.

– Осколочный! – снова проорал наводчик.

Все это Смирнов воспринимал как бы отстраненно.

«Интересно, почему дым сгоревшего пороха из пистолетной или винтовочной гильзы даже приятен, а от снарядной – откровенно удушлив? Хотя… то же самое можно сказать и о запахах дыма от костра и от пожарища дома. Тьфу! Какая хрень в голову лезет! Расслабляет экипаж в четыре человека! Вот в три человека – даже думать некогда было бы!»

Он выбросил лишние мысли из головы и прильнул к перископу, пытаясь разглядеть что-либо и определиться с обстановкой. Разведчики отошли метров на триста западнее немецких укреплений и оттуда пускали осветительные ракеты, подсвечивая цели танкистам.

– Короткая! – снова прокричал наводчик, и танк, клюнув носом, остановился.

Коротко рявкнула пушка, осветив танк вспышкой выстрела, и тут же танк содрогнулся от удара. Сергей боднул броню, и от сотрясения мозга как минимум или контузии его уберег шлем.

Тут же все его чувства перешли в состоянии аврала. Глаза лихорадочно обшаривали пространство внутри танка, пытаясь найти видимые повреждения или огонь, обоняние пыталось выловить в пороховом дыму запах начинающегося пожара, кожа на лице ощущала теплую струйку со лба, во рту чувствовался металлический привкус крови.

Одновременно Сергей орал:

– Все живы? Доложить!

К огромному его облегчению, ответили все.

– Командир! Нет пробития! – доложил заряжающий.

– Механик! Меняем позицию! Забирай левее – там низина! – скомандовал Смирнов.

«Расслабляться нельзя!» – он решительно выбросил все мысли из головы.

Дальше все прошло быстро. Танк Смирнова, скрытый туманом от реки, сблизился с обороной противника и неожиданно возник уже на позициях, вызвав панику. Попытка бежать была безжалостно пресечена разведчиками, отрезавшими пути к отступлению. Приблизительно в это же время была подавлена оборона и в трех других опорных пунктах.

Общие потери батальона составили пятеро убитых и семнадцать раненых. Из техники – одному танку из роты Смирнова выстрелом из противотанковой пушки выбило направляющий каток. Ну, и на лобовом листе корпуса танка Смирнова остался внушительный след от рикошета снаряда «ахт-ахт». Пехота и техника подтягивалась к бывшим немецким позициям. Слышался смех. Народ отходил от быстротечного и успешного боя. Командир первого взвода роты Смирнова с восторгом рассказывал, как смотрелся этот рикошет со стороны. Жаль, невозможно было передать ему ощущения тех, кто был в этом танке.

«Нельзя! Совсем нельзя расслабляться! Скоро рассвет», – отметил про себя Сергей.

– Заканчиваем здесь. Собираем оружие, боеприпасы. Грузимся на броню и уходим. Тут нам уже делать нечего, – подал он команду.

– Капитан! – окликнул его комроты разведчиков. – Тут остались две зенитки. Нам лишними не будут. И бое запас имеется. Забрать надо.

– Понял. Сейчас организуем, – ответил Смирнов и начал вызывать штаб батальона.

Через сорок минут прибыли грузовики, на которые загрузили боезапас и прицепили орудия.

– А с пленными что делать? – снова возник вопрос.

– А сколько их?

– Двадцать семь человек.

– Берем пока с собой. Рассадите их на броню и машины и присматривайте за ними. Поехали! Надо еще танк вытаскивать.

Тронулись. По дороге зацепили поврежденный танк. Через пятнадцать минут прибыли к опорному пункту у западной оконечности моста. Тут уже вовсю кипела работа. Немецкие позиции обустраивались, расширялись и обживались. Расставлялись трофейные орудия и пулеметы, начинала окапываться бронетехника. Причем кому-то в голову пришла светлая мысль: под охраной четырех автоматчиков лопатами работало человек тридцать пленных немцев.

Васильев! – вызвал по связи командира первого взвода Смирнов. – Учись у умных людей! Понял, куда пристроить пленных?

– Так точно, товарищ капитан! – ответил тот.

– Организуй, потом поделишься со вторым и третьим взводами. Да! Покормишь их завтраком. Из их же запасов. И сейчас остаешься за меня. Я – в штаб.

Батальон окапывался на западном берегу, оборудуя батальонный район обороны. На восточном берегу в предмостных укреплениях остались в качестве прикрытия инженерно-саперная рота, ствольная и реактивная артиллерия, тыловые подразделения и зенитчики.

БТР, БМП, БМД, танки и самоходки готовились оборонять западный тет-де-пон. Кроме этого, оборону усилили шесть восьмидесятивосьмимиллиметровых зенитных и шесть противотанковых трофейных пушек.

Комбат собрал командиров всех подразделений в штабном кунге рядом с захваченным мостом прямо на берегу реки. Где-то далеко на востоке начинало светлеть небо.

Он оглядел набившихся в кунг командиров и произнес:

– Времени у нас нет. Коротко довожу информацию! О взятии моста уже доложил в штаб. Это второй мост, захваченный частями корпуса. Поэтому нам нужно: а) удержать мост; б) не дать его разрушить. Войска фронта сейчас двигаются к нам. Время подхода передовых частей не ранее чем через двое суток. Это время, которое мы должны продержаться. Фронт обещает днем воздушную поддержку. Но летчики не всесильны, и погода может быть всякой. Поэтому приказываю занять оборону на западном берегу основными силами батальона.

Комбат вынул из планшета карту и, развернув ее на столе, продолжил:

– Расположение – командиры рот, подойдите ближе и смотрите – слева направо: первая рота – населенный пункт Опалене, вторая рота – Миляново, третья рота – Язвиская. Штаб – Аплинки. Оборону строить в три линии. На первой будет обороняться пехота, трофейные орудия – двести метров за пехотой. На второй размещаются БМП, БМД и ПТ-76. На третьей – самоходки и бэтээры. Это, так сказать, рубеж, за который мы отступить не имеем права. Но бой мы начнем раньше и подальше от последнего рубежа. Командирам рот! Всю боевую технику – танки, БМП, БМД, самоходки – выделяем в засады. В качестве пехоты пойдет вторая рота капитана Комкова. Куда, кого и сколько выделять – доложит начальник штаба. Я имею в виду комроты-два, командиров танкистов и самоходчиков. Указываю лишь направления и удаление от моста.

Итак! Окраина городка Ноенбург – раз! Рыхлава – два! Копытково – три! Маево – четыре! Ницпоня – пять! Это ключевые точки, через которые противник может подойти к мосту. Удаление позволяет поддержать засады огнем нашей артиллерии от моста. Командиру артдивизиона выделить достаточное количество наводчиков. Авианаводчиков у нас всего трое, поэтому думаю, что будет правильным отправить их с группами, которые будут ждать немцев на магистралях.

Задачи этих сил:

1. Сбить темп продвижения противника к нашему плацдарму, заставляя его разворачиваться в боевой порядок.

2. Выбивать из засад наиболее опасную технику и вооружение.

3. Корректировать огонь нашей артиллерии и авиации.

4. Минировать дороги.

Каждый час, отыгранный засадами, увеличивает наши шансы выстоять. Но не зарывайтесь! Люди и техника нужны здесь! Пятнадцать километров – не тысяча и даже не сто! В любом случае немцы к исходу дня будут здесь, откуда нам отступать нельзя.

Комбат замолчал, оглядывая своих подчиненных, и, встретившись со взглядом командира десантников капитана Михайлова, неожиданно поднял палец и произнес:

– Один момент! Капитан Михайлов! Вторая рота, к которой ваш взвод прикреплен, уйдет в засады, а вам предстоит оборудовать и подготовить – насколько это возможно – ротный опорный пункт второй роты.

И, увидев удивление на лице Михайлова, продолжил:

– Я помню, что вас шестнадцать вместе с вами. Поэтому забираете всех пленных! Я подчеркиваю – всех! Ставите им задачи, контролируете и охраняете их. И объясните им, что только стахановский труд может их спасти от смерти. Их камрады разбираться не будут, кто есть кто, если ворвутся на наши позиции. И… поставьте старшим этой команды вашего пленного связиста. Он, как говорится, разнюхал ситуацию и, как мне тут докладывали, уже даже не страдает плохим аппетитом. То есть собирается жить и дальше. Все понятно?

– Так точно, товарищ подполковник! Разрешите выполнять? – ответил Михайлов и после утвердительного кивка комбата покинул штабную машину.

– Итак, прикинем состав засад, – продолжил комбат.

16 июня 1942 года.

Висбаден

Сегодня был первый день десятидневного траура. Немецкие газеты и радиопередачи голосом Геббельса захлебывались потоками злобы и ненависти к русским унтерменшам, варварам, по рождению не способным вести цивилизованные войны и приспособленных только к убийству немецких героев подло, из-за угла, из засады. И немецкому народу, чтобы противостоять этой тьме природной низости и подлости, во имя великих предков и будущих потомков, следует сплотиться вокруг соратников Великого Вождя и отстоять Фатерланд от опасности порабощения и уничтожения.

Бек слушал это все с легкой улыбкой. Русские, выполняя свои задачи, решили первую и самую главную проблему сил Сопротивления. И тем самым нажали спусковой крючок – теперь все процессы по организации спасения Фатерланда от коричневой чумы ускорятся.

Шанс для этого есть! И не воспользоваться им – преступление перед немецким народом! Фюрер мертв. Гиммлер его никоим образом заменить не может. И это станет понятно всем в ближайшее время. К тому же русские сделали очень серьезные заявки на победу в этой войне, которой Бек так не хотел. Красная Армия громила Группу армий «Центр» и выдавливала в Восточную Пруссию остатки Группы армий «Север», захватила на Висле Сандомирский южнее и Вышегрудский севернее Варшавы плацдармы и активно расширяла их. И только природная стойкость немецкого солдата и растянутость коммуникаций Красной Армии оставляли надежду на успешный отвод и спасение остатков групп армий.

Людвиг, желая поражения фашистского режима, прекрасно отдавал себе отчет, что это поражение несет с собой гибель тысяч немцев. И спасти их было его главной задачей!

17 июня 1942 года.

Штаб 1-го Белорусского фронта

Ночью, точнее – уже под утро, позвонил Катуков, доложив, что усиленный разведбат корпуса сумел-таки захватить один из двух мостов. Оганян вообще относился к сообщениям, связанным с действиями дивизий корпуса особо. Во-первых, задачи перед ним ставились, как всегда, сложные и специфические; во-вторых, его командная карьера в этом времени началась именно с этого корпуса; и в-третьих, именно в этом корпусе служили те, с кем он попал на эту Великую войну. Родство душ. Общая память о времени, которое здесь еще впереди. Тем более что как раз эти люди и сумели выполнить поставленную задачу: первый мост взял именно 134-й полк, а теперь второй – 597-й разведбат. И хотя командовали этими частями уже другие командиры – не Гольцев и Акимов, – они «выросли» именно в этих частях.