Текст книги "Точка отсчета"

Сергей Демидов. Брянский СОБР

Бритва не соврал. Дорога хотя и была неудобной для машин, но больше не пропадала, так что мы поехали быстрее. «Вагонные споры – последнее дело». А машинные? Американцев с нами нет, и Егорыч опять оседлал свою тему. Сам толком не понимает, чего хочет, а вот бубнит чего-то себе и бубнит.

– Наши ребята сейчас, значит, себя не жалея, в Зону идут с американцами схлестнуться, а мы с штатниками в десны долбимся.

– А что, по-твоему, хорошо будет, если схлестнуться?

– Если есть за что, значит, хорошо, я так вот считаю. Давно пора им по сусалам-то врезать.

– Лихо ты, Егорыч, чужими-то жизнями распоряжаешься.

– А надо будет, и сам пойду! В сорок пятом мы им кузькину мать показавши, и сейчас покажем! Вот уж не буду за печкой отсиживаться!

– Я, Егорыч, крайние пятнадцать лет за печкой ни дня не сидел, между прочим.

Егорыч смущенно заелозил за рулем. Сам, наверное, понял, что лишнего ляпнул.

– Ты вот над чем подумай. В сорок пятом за что воевали?

– Я что «маленький», или идиот? Не знаю, по-твоему, за что тогда воевали? Экзамены вон Бритве устраивай, а не мне.

– Ладно, по-другому спрошу. Ты хоть знаешь, на что эта хрень, которую тут находят, нужна? Бритва, дай рюкзак. Что это?

– «Сальса».

– Для чего она?

– Омолаживает кожу, косметология, короче.

– А это?

– «Красный песок». – А это для чего?

– Он тверже алмаза. Сечешь? Из него шлифовальные круги получаются. Вечные. Ювелирная промышленность, точная металлообработка.

– Понятно. Этот кирпичик как называется?

– «Ландыш». Парфюмерия. Чтобы сто грамм ландыша произвести, средний химкомбинат, говорят, смену должен отработать.

– Спасибо, Бритва. Ну что, Егорыч, ты за это собирался помирать, да? За бирюльки, за одеколон и за красивых баб? Сорок пятый вспомнил… Слушать тебя противно.

– Погоди, Старшой, схитривши ты. Я вот слышал, что полно тут таких штучек, из которых оружие делают. Может, названия и не вспомню, но точно знаю, что есть.

– А зачем оружие? Для чего оно нам, Егорыч?

– Ты дурочку-то не валяй.

– Нет, ты скажи.

– Да против тех же американцев, которые все время к нам норовят влезть.

– А зачем им к нам лезть, Санек?

– Все дурнем прикидываешься, Старшой. У нас нефти и газу много, богатые мы. Варежку откроем, придут и все отнимут.

– А ведь есть страны, Егорыч, где нефти побольше, чем у нас. Только почему-то никто у них ее не отнимает.

– Еще отнимут. В Ираке вон отняли, и у остальных отнимут, дай срок.

– Надо было бы кому, уже бы давно забрали. А потом, против тех же американцев у нас ядерная бомба есть. Слышал о такой?

– Ну… не всегда же можно ее взрывать… Вот в Афгане, например…

– А на хрен в Афган было лезть? Может, вести себя надо спокойнее, и оружие тогда не понадобится?

– Ты, Старшой, с чьего голоса поешь? Американцы по всему миру воюют и останавливаться не собираются. Нам что, смотреть на это?

– Если идиоты, то пусть воюют. Флаг им в руки и попутного ветра в спину. Наедятся дерьма и крови, еще пожалеют. А то что же это получается, нам вечно с них пример нужно брать?

Егорыч обиженно засопел, крутя баранку и бурча себе что-то под нос.

А вот и приехали. Дальше дороги нет. Американцы от нас сейчас километров десять слева. Когда из крупнокалиберного пулемета садят, то слышно хорошо, хоть ветер и на них. Солнце клонится к закату, а значит, нужно что-то решать с раненым. Ненавижу такие ситуации.

Я скомандовал остановку и вышел из машины осмотреться. На холмике перед лесом фундамент старого дома. На метр-полтора торчат обгорелые стены, остатки изгороди полукругом охватывают пепелище.

– Егорыч, что тут раньше было?

– Хутор, потом хозяева померли, а их дети дом дачникам продали. Ну а пьянь местная спалила.

– Зачем?

– Ты, Старшой, что, наших алкашей не знаешь? Чтобы дачники не жили кучеряво.

– А что, те кучеряво жили?

– Да не то чтобы очень, так, дом неплохой, сад, огород…

– Постой. А погреб был?

– Должен быть.

– Поищи, пожалуйста.

Если спрятать раненого, то к вечеру мы могли бы выйти к американцам. А утром, глядишь, они парня и вытащат. Надо обмозговать. А еще, если верить моим расчетам и тому, что сказал морпех, фокус этой клятой Зоны должен быть не далее чем в двух километрах отсюда…

Погреб нашелся, даже дверь сохранилась каким-то чудом. Возле него я и собрал весь свой небогатый личный состав.

– Егорыч, вот карта, давай-ка просвети нас, что здесь к чему.

– Я эти места немного знаю, хоть и не моя территория. Странно как-то все тут, вроде не совсем так, как было раньше.

– Зона меняет местность, – вмешался Бритва. – Если изменения не сильные – это уже хорошо.

– Слева, то есть на западе, и тут, на севере, болото. Идти не просто, но пройти можно. Амеры по дороге двигают?

– По дороге, Егорыч, по дороге.

– Тогда они где-то здесь. Если идти налегке, часа через три дойдем. Как раз к закату.

– А если с раненым и с тяжелым оружием?

– Умножай на два.

– Бритва, как считаешь, что будет после захода солнца?

– Бой будет. Тяжелый. Дрянь всякая из каждой щели полезет. Так что, если брать раненого, придется еще и вооружаться как следует, Старшой. Мобильности не будет, не ускользнем, если понадобится быстро уходить. Тогда надежда только на оружие.

– Нейл.

– Да, Старший.

– Нам нужно оставить Дорна здесь.

Невесело сейчас нашему переводчику. Ему хуже всех. Для нас раненый чужак, по большому счету. А для него – боевой товарищ. Не хотел бы я очутиться на месте Алекса.

– Я не понимаю. Как мы его оставим?

– Здесь есть погреб. Мы его укрепим изнутри. Дорну нужно будет побыть одному одну ночь. Мы к вечеру выйдем к вашим, а утром вернемся за ним. Если понесем его, то по светлому не успеем.

– По светлому?

– Пока солнце светит.

– Понял.

– На болотах ночью нам не отбиться. Здесь, этой ночью, скорее всего тоже не устоять. В погребе все не поместимся. Вот такой расклад.

– Я… мне надо подумать.

– Получается, мы его бросаем? Чтобы свои шкуры спасти, да? Что же вы за люди-то, трусы вы, а не мужики!

Молчавшая все это время Наташа неожиданно подала голос.

– Слышь, от горшка два вершка, тебе кто слово давал? – Егерь даже привстал от возмущения.

– А вот возьму и скажу, молчать не буду!

– Ты мне не дерзи! Ты думаешь, что говоришь? Своего отца сейчас трусом назвала! Я те сейчас всыплю то по заднему месту!

– Обана. Гляди, во Санта-Барбара-то! Давай отец, всыпь…

– Лом поперхнулся на полуслове, когда Бритва засветил ему подзатыльник. – Ты чё, блин, Бритва, рамсы попутал?

– Слышь, овца, язык-то попридержи, а если чего-то не устраивает, могу объяснить популярно, тут в лесочке.

– Да я, блин…

Лом демонстративно начал подниматься, втайне будучи уверен, что его остановят. В другой раз я дал бы ему возможность прогуляться в лесок, на воспитание к Бритве, но сейчас просто не было времени, поэтому я вмешался в происходящее:

– Ты сейчас захлопнешь пасть и сядешь на место, герой. И учти, ты меня здорово утомляешь.

Лом также демонстративно сел обратно. Придурок.

– Если ты думаешь, Наташа, что мне нравится это делать, то сильно заблуждаешься. Если бы я видел другой выход, я бы его предложил.

– Другой выход – ночью всем вместе переждать, а потом выносить раненого через болото.

– Мы слишком слабы, чтобы отбить атаку тварей, а одному человеку в семь раз проще спрятаться, чем семерым.

– А я думаю, что мы не слабы, а трусливы.

– Цыц, девка, сейчас отхватишь!

– Старший. – Морпех, мрачно сидевший в углу, поднял голову. – А как его… сколько у него шансов остаться живым?

Если его заметят, не думаю, чтобы у него были хоть какие-то шансы.

– Ну а чё там, дадим пулемет, отстреляется если чё, ты не ссы, чувак.

– Лом, как всегда, выступил очень к месту.

Нейл вдумчивым взглядом окинул Лома и произнес, медленно подбирая слова:

– Я не могу. Я должен… с ним. Морпех, он не должен стоять один… Нельзя один… он не чужой… Черт, я не знаю, как это по-русски.

Что он хотел сказать?

– Значит, мы идем впятером. Вдвоем вы еще поместитесь в погребке.

– О'кей.

– Бритва.

– Да.

– Отбери только самое необходимое. Мы выходим, – я бросил взгляд на часы, – через пятнадцать минут.

Что же хотел сказать морпех? Что-то знакомое, кажется, вот-вот уцепишь смысл, а он упрямо выскальзывает. Сколько раз я оказывался в ситуации, когда, казалось, вот-вот встанет выбор – уйти, оставив товарища, или погибнуть вместе. Бог миловал, как-то всегда обходилось. А вот тут не обошлось. В девяносто шестом, летом, я еще был совсем зеленым, когда мы пошли на разведку в горы. Это был мой первый выход, и надо же было так случится, что мы наткнулись на чехов. На нашей стороне была внезапность, на их стороне численное преимущество – полтора десятка против четверых. Чеченцы оказались опытными бойцами, не дрогнули, хотя и понесли потери, а наоборот, сумели понять, что нас очень мало. Потом старший группы погиб от разрыва гранаты, и тогда я первый раз увидел, как гибнут боевые товарищи. Этой же гранатой накрыло еще одного бойца, Юрку Медведева, и мы стали отходить, по очереди неся его на спине. Чехи плотно наседали, шли по нашим следам и кричали, запугивая, подробно объясняя, что будет, когда нас зажмут окончательно. Преследователи постепенно охватывали нас справа, прижимая к реке, и в какой-то момент я понял, что еще пять минут – и все, нам нужно будет выбирать, ляжем мы все или оставим на верную смерть раненого товарища. Каким-то чудом ожила рация, и капитан безымянной мотострелковой роты поддержал нас огнем ротного миномета, после чего мы оторвались и вышли к своим.

Что же хотел сказать морпех? Он не чужой и не должен стоять один. Эх ты, чудо нерусское! Надо быстро собираться, а мысли все разбегаются, никак не могу сосредоточиться. Егорыч ожесточенно спорит с дочерью, которая сильно бунтует. Глянулся ей американец, понятное дело. Жалко, что так не вовремя. Все, выходим.

В две тысячи первом где-то под Дербентом наша группа брала боевиков, засевших в большом частном доме. Когда начался штурм, мы вдвоем с Васькой Ковалевым страховали основную группу со стороны второго входа. Поняв, что началась операция, осаждаемые, вопреки всякой логике, пошли на прорыв через нас. Васька сидел первым, поэтому начал бой именно он. Плотность огня была настолько высокой, что ему пришлось нырнуть в пристенок, откуда ни стрелять, ни убежать было невозможно. Кого-то он там положил, отчего у противника замедлился напор, и мне удалось на некоторое время удержать рвущихся наружу боевиков в доме. Я не был готов к длительному бою и, ведя огонь, с ужасом понял, что все, еще две секунды – и магазин опустеет, мне придется отступить, и тогда Ваську озверевшие бандиты разорвут на части. Васька бросил мне свой магазин, и я дал еще несколько очередей. На мое счастье, какой-то нетерпеливый боевик высунулся из двери, получил несколько пуль, после чего накрепко закупорил проход. Потом, когда окончился бой, мы с Васькой просто сидели бок о бок и курили, ничего не говоря друг другу. И так было все понятно…

Не чужой… не должен стоять один. Вот же прицепилось, вертится в башке мысль и вертится, накрепко засела. Все никак не могу понять, что он имел в виду. Вон, Бритва идет впереди, ведет группу, немногословный и раздраженный. Видать, ситуация ему тоже не по душе, хотя он сам давно агитировал меня оставить раненого.

А ведь было и наоборот, под Назранью. При этом воспоминании у меня заныла нога, в том месте, куда попал осколок. Тогда у нас бы ли совместная операция с чеченским спецназом, погода была еще никакая, авиация не работала. Помню только, что впятером мы заняли хорошую позицию на опушке леса, в котором засела крупная банда. Когда те высунулись, мы им вмазали как следует и загнали боевиков обратно. Потом взрыв, очнулся от боли в ноге. Двое ребят тащат меня под руки, почему-то затылком вперед. Я вижу, как сзади бежит уцелевший чеченец, отстреливаясь от кого-то позади. В тумане выстрелы, взрывы, мат вперемешку с вайнахской речью. Все прыгает, боль адская, раненая нога бьется по камням, я кусаю губы, чтобы не закричать. Не бросили ведь тогда, вынесли ребята. Когда вспоминаю этот утренний туман и зеленку, отчего-то в горле встает ком. И ведь чечен этот, Салам, тоже не убежал, хотя и мог. Салам, Салам, где ты сейчас, в чьих окопах? Я, как оклемался немного, спросил его, почему он нас не бросил. Он мне тогда емко так ответил, коротко и ясно. Что же он сказал?

Я вдруг остановился, да так, что Лом, идущий сзади, уткнулся мне в спину. Я разгадал, что хотел сказать морпех. А когда отгадал, то понял, что не смогу пойти дальше. Я должен вернуться, а там будь что будет.

Алекс Нейл. Морская пехота США, рядовой

Русские все-таки ушли. Ну да, а кто мы им? Случайные попутчики. Я, пока было время, перетащил все оружие поближе к убежищу. Вход в подвал был аккуратно так вкопан в землю, словно небольшой окопчик. Тут и займем оборону, ерунда, конечно, яма эта, от местных мутантов не спасет, но так вроде привычнее. Я только яму немного подправил, чтобы на уставной окоп походила, ступеньку сделал, там нишу для магазинов, все как на учениях. Ну и сел на приступку воздуха глотнуть, Даг тоже вылез, рядом устроился.

– Ушли.

– Угу.

– А девчонка-то молодец. Ругалась с ними, бросать, мол, раненого нельзя.

Чего это он замолчал? Странный какой-то Даг, задумался, что ли, о чем? Думает, наверное, как ночь пройдет.

– А она красивая.

Кто? Чего тут красивого, осень кругом мокрая, как подгузники моей младшей сестренки. А, так он о девчонке. Ну, не знаю, симпатичная, наверное, да. Только худющая. Не в моем вкусе. Мне нравятся обстоятельные темнокожие девочки, такие, чтобы было за что подержаться. Я ему это чуть не сказал, но только когда на рожу Дагову посмотрел, отчего-то слова в горле и застряли. Я ему осторожно так:

– Даг, а ты-то ей вроде понравился.

– Думаешь?

– Точно тебе говорю, знаешь, как она со своими из-за тебя ругалась?

– Правда?

– Я тебе врать не буду.

– Слушай, а она что, всю ночь просидела на дереве, когда мутанты на нее насели?

– Ага. Нормальная такая девка, не растерялась. И с кровью тогда…

– Точно. Раны не испугалась. Руки у нее откуда надо растут.

– Ну не то что я, даже капельницу поставить не смог.

– Ты, Алекс, молодец. Герой.

– Скажешь тоже.

– И скажу.

– А как ты узнал про дерево?

– Она по-английски немного разговаривает.

– А, черт, точно.

– Она совсем не такая, как отец рассказывал про русских.

– Что, твой предок русских не жалует?

– Ну да, после Вьетнама. Красные, то есть русские, ему враги на всю жизнь. Он так говорит.

– Так какой же она враг?

– Вот и я думаю, что никакой она не враг, просто… классная девушка. Сложно как-то все.

– А что сложного? Вот пройдет ночь, выберемся отсюда, встретишь, пригласишь ее куда-нибудь.

Зря я про ночь сказал. Даг приуныл сразу, да и мне самому как-то невесело стало. Надо чем-нибудь заняться, а то точно с ума сойдешь. Винтовки почистить, что ли, пока время есть?

– Вы тут зря расслабились, аника-воины. Твари не только ночью нападают.

Я так и подпрыгнул на месте. Посмотрел наверх и глазам не поверил – на бруствере Старший сидит. И вот не поверите, внутри потеплело как-то, вроде матушкин яблочный пирог только что слопал.

– А кто такой аника?

Спросил и сам понял, что ерунду какую-то ляпнул.

– Гм… ну это шутка такая… ладно, проехали.

– Алекс, – Нейл так на него с надеждой смотрит, – спроси его, отчего он вернулся.

Я и сам хочу узнать, только страшно удачу спугнуть. А Старший словно понял, что я боюсь напрямую спрашивать, и сам все вперед сказал:

– Выходить вместе будем. А еще, Нейл, у нас так говорят: «Своих не бросать». А ты лепечешь не пойми, что «Не чужой… не должен стоять один…» Эх ты, басурманин.

– Значит, правильно будет «своих бросать нельзя»?

– Так тоже можно. А теперь, Леха, друг мой, давай-ка выберем позицию.

Ну, конечно, Старший сразу мои планы раскритиковал. Погребок, мол, слишком близко к краю леса. Я сам видел, что близко, но как еще лучше-то сделать? Старший объяснил. Сместимся в сторону болота, там лес редкий, а раз мутанты болото не любят (точно ведь, проводник рассказывал!), значит, оттуда, скорее всего, не полезут. Получается, открытое пространство у нас почти удваивается. Одно плохо – холм, где раньше дом был, закрывает обзор, и за ним вроде как мертвая зона получается. Старший и тут выход нашел. В мертвую зону мы машины поставим. Если оттуда попрутся мутанты, быстро не пробегут, у нас вроде как по-любому время будет приготовиться, а то и гранатами закидать. Машинам, правда, хана, но что машины – железки. Машины можно новые сделать. Людей, конечно, тоже можно сделать новых, но вот такого точно, как Алекс Нейл, не получится. А «Хамви» точно такой же получится, так что бог с ним, с джипом.

Стали мы тут окапываться, и вроде как повеселело на душе, вижу, получается толково. Вдруг смотрю, Даг, который тихо сидел и пули к М16 растачивал, остановился и лыбится, рот до ушей. Из лесу, оказывается, егерь с дочерью вышли, вот, значит, Дагу счастье и привалило! А Старший даже бровью не повел, как будто так и надо. Оказывается, он их давно по детектору заприметил, он мне потом сам сказал. Старший, оказывается, уже и позиции для них отрыл, словно ждал.

– Что, Егорыч, вернулся? Попутчики, поди, не по нраву?

– Да попутчики стремные, Старшой, байстрюки одно слово. Один-то, Бритва который, еще может ничего, но второй уркаган конченый. У нас ведь как говорят, лучше с умным потерять, чем с дураком найти. – Егерь присел на крышу погреба, прищурился и достал из штанов мятую пачку сигарет. – Может, так и лучше, я вот думаю. А то как-то неправильно выходит, амеры все из себя герои, а мы вроде как шкуру спасаем. Ниче, бог даст, отобьемся. Не впервой.

А девчонка русская ни на кого не смотрит, молчком так села и словно случайно к Дагу поближе подвинулась. Ну, я, конечно, как будто ничего не заметил, чего вдруг я Дага буду смущать, знай себе дальше работаю. И тут замечаю, что вроде как позиция у нас не на пять человек, а на шесть. Улучил я момент, значит, когда рядом со Старшим никого не было, и спросил:

– Старший, ты думаешь, Бритва вернется?

Старший посмотрел на небо задумчиво так и ответил, так что я немного не догнал:

– Я думаю, Бритва сам сейчас не знает, вернется он или нет.

Бритва. Сталкер, в миру Артем Быков

Вот ведь какая петрушка получается. Вроде по частям все правильно, а вместе как-то дерьмово вышло. Лом этот еще со своими левыми базарами лезет, когда не просят.

Как там Батя говорил? «И обманывать, и брать чужое, и много еще чего интересного ты научишься делать». Вот сейчас я чужое взял или нет? Старшой же сам отказался от своей доли. Я ведь специально спросил у него, когда тому моча в голову ударила обратно идти, что с его долей делать. «Отдашь как-нибудь, если встретимся». Значит, все по чесноку, только почему у меня такое чувство, словно я что-то украл?

А чего я, собственно, опасаюсь? Батя будет мозг выносить? Так он и так всегда мне его выносит. Нет, не Батю я опасаюсь, тут что-то другое.

Есть еще одна паршивая тема. Когда егерь-то ушел, я назад еще оглядывался, увидал кое-что странное. Сразу я тогда не понял, что это такое. Странная вещица – небольшая такая пирамидка со срезанным верхом, стоит себе прямо посреди болота, в каких-нибудь пятистах метрах от того места, где мы оставили морпехов. Поверхность вроде гладкая и ровная, словно полированная, отливает тусклым металлическим блеском. Никак она не походит на природный, как сказал бы Батя, феномен. Так что же это за чертовщина? Дозиметр показывает, что штукенция еще и фонит изрядно.

И, только пройдя метров двести, я смекнул, что это могло бы быть. А когда догадался, то остановился как вкопанный и присел на кочку, как будто перекурить. Это же, мать его, маленький Монолит. А что, если он отпочковался от основного? Непонятно, правда, отчего пси-излучение не чувствуется. Тут у меня в голове все и закрутилось, я сразу все странности вспомнил, и как в засаду попали, и про аномалии, которые друг друга словно специально маскировали. Вспомнил и чудные рассказы Старшого про бой в городе. Ведь твари не ведут себя в Зоне так, как я это видел в последнее время. А что если предположить, что Монолит и правда живой, как это говорят? Бред, конечно, но уж очень убедительно все объясняется. А может, он просто силу не набрал? Тогда, получается, ему нужно удержаться любой ценой, пока не заматереет. Вот он и устраняет все, что считает угрозой. Поэтому мутанты и атаковали наш конвой так слаженно. После того как нас раздербанили, Монолит переключился на основную группу морпехов, вон даже отсюда слышно, как те садят из пулеметов да гранатометов. Получается, группу Старшого оставили в покое на время, сил просто на все не хватает. К ночи морпехи остановятся, тут-то Старшого и прихлопнут. Вот дерьмище-то. Сами-то они ни в жизнь не догадаются.

– Слышь, Бритва, я вот думаю, а на хрен нам теперь артефакты нужны?

– Ты о чем, Лом?

– Ну смотри сам, ночью-то этих дурачков Зона приберет, так? А добра там видел сколько? Ни один артефакт, разве что Джокер, не стоит больше тепловизора. А там их четыре штуки. А еще защитные костюмы, подствольники, прочая шняга. И самое главное, искать ничего не надо, только мы знаем, где это лежит.

Да, Бритва, смотри, какие у тебя напарники остались. Хоть бы ты заткнулся, недоделок. Лом по выражению моего лица понял, что ляпнул что-то не то.

– Это… Бритва, мне сорок процентов хватит, ты не думай… Ну треть тогда, лады, а?

– Я, гаденыш, тебе не Бритва.

– А?

– У меня есть имя, и зовут меня Артем, твою мать.

– Как скажешь, Бр… Артем, ну так что, по рукам? Эй, ты зачем ствол на меня наставил?

– Отсоедини-ка магазин.

– Зачем?

– А ну, сука, делай, что говорят, если жить охота! Вот так, молодец. Теперь тихо и аккуратно разряди свою винтовку и поставь на предохранитель. Хорошо. Теперь повесь оружие через плечо.

– Артем, ты чего?

– А теперь слушай сюда. Быстро, не оборачиваясь и не снимая винтовку с плеча, дуешь вперед. Споткнешься, попытаешься взять оружие в руки – получишь пулю. Веришь мне?

Лом облизал сухие губы.

– Да.

– Когда до морпехов останется с километр, свернешь влево и выйдешь на них правым кругом. Иначе сожрут твари. Выйдешь, скажешь, что тут наша группа ждет помощи, а тебя послали сообщить, потому что нет связи. Усек? Тогда вперед. Нет стоп. Если тебе, Лом, придет в голову дурная мысль, что пусть нас лучше сожрут мутанты, а ты, такой умный, потом вернешься за снарягой, то ты, Лом, мысль эту похоронишь поглубже. Иначе, брателло, я тебя найду и сделаю тебе больно. Теперь все, двигай.

Я смотрел в спину удаляющегося Лома и думал. Мне плевать, если на мозги будет капать Батя, Старшой или кто-нибудь еще. Я боюсь не этого. Самый страшный судья для любого человека – это он сам.