Текст книги "Москва Поднебесная"

– А как ещё можно назвать похищение воздушного судна, подрыв башни, генетическое изменение состава спирта и прочие ваши фокусы? – злобно проскрипел генерал.

– Мы не похищали самолёт. Мы спасли людей от авиакатастрофы! Да и башню никто не подрывал, мы лишь показали всем её действительную, реальную суть наглядно, – усмехнулся дерзко Василий, – а что касается водки, то с этим давно пора было покончить…

– Боже! – всплеснула руками Саблеухова Катерина Святославовна, единственная женщина среди собравшихся. – Браво! Браво, молодой человек! – И захлопала театрально.

Учёная коллегия презрительно осмотрела женщину. В их глазах читалась свойственное каждому мужчине снисходительное бешенство, непременно проявляющееся, когда разговор о вреде спиртного происходит в присутствии дам. Саблеухова же, не изменяя своей позиции, ответила всем с вызовом:

– Водка – зло! – жарко произнесла она и кивнула холодильнику одобрительно. Тот в ответ мигнул ей лампочкой морозильного отделения.

– Меня не интересуют ваши оправдания! – вскричал дико Жирков. – Мне важно знать, как вы всё это сделали? Кто вам помог?! – он испытующе впился в нахала жёсткими глазками. – Признайся, гад, это американцы?

Василий молчал.

– Исламские террористы? Чечены? Кто?

– Я вам повторяю: никто за нами не стоит.

– Извините, молодой человек, – встрял в разговор старичок в маленьких кругленьких очках, повисших на кончике его длинного носа, – но тогда как вы объясните это с научной точки зрения?

Задавший вопрос старичок был не кто иной, как доктор психологических наук Зоркич Иван Кузьмич. Он поджал тонкие губы, придав лицу крайнюю озабоченность, напустил в глаза тумана интеллектуальной загадочности, так что казалось, сами стёклышки его очков подёрнулись дымчатой пеленой, и замер, ожидая ответа.

– А никак, – ответил Василий, пожав плечами.

– То есть, совсем никак? – изумился Зоркич.

– Никак совсем. Просто всё происходит так, как я хочу.

– Как вы хотите?

– Да. Именно так.

– Позвольте, выходит, вы захотели, чтобы башня трансформировалась, и это немедленно произошло?

Василий кивнул.

Генерал Жирков в этот момент быстро переглянулся со своим помощником.

– И с самолётом то же самое?

– То же самое, – согласился Василий.

– Невероятно! Но ведь тогда получается, вы маг! Всемогущий человек! Волшебник!

Загадочный задержанный лишь слабо улыбнулся в ответ, и ничего не сказал.

– Молодой человек, – вдруг с совсем иной интонацией начал генерал, – а нет ли у вас желания сослужить родине службу? – Глаза Жиркова загорелись. Весь его вид излучал торжественность, словно перед ним неожиданно открылась тайна благородного, высокого происхождения арестанта.

– Вы о чём? Хотите с помощью меня завоевать мир?

– Зачем же завоёвывать, – смутился Жирков, нервно дёрнув веком, – завоёвывать ничего не нужно, но престиж страны поднять было бы ой как кстати… С такими возможностями, как у вас, горы можно свернуть…

– Вам бы всё горы сворачивать, – забывшись, тихо пробубнил уфолог Никромантов, надеясь, впрочем, что никто его не услышит. Однако, напротив, услышали его все. И мало того, что услышали. Фраза, вылетевшая из его рта, была тут же записана помощником генерала в блокнот. Никромантов, видя это, совсем сник, став похожим на моллюска, выброшенного волнами из родной водной стихии на безжалостный берег. Он погрузил голову в воротник пиджака и молча уставился на табло своего загадочного прибора.

– Я не собираюсь вам помогать, – ответил молодой человек за стеклом.

– Почему же? Вы не любите свою родину? – заискивающе-подозрительно осведомился Жирков.

– Люблю.

– А что же тогда вас останавливает?

– Во-первых, как я уже говорил, мне претит действовать по чьей-либо указке. Во-вторых, раздражает ваше желание легко и просто решить проблему, созданную поколениями воров и идиотов, занимающих самые высокие посты, имеющих власть, и, вдобавок к ней, наглость. Проблему, возникшую по вине разгильдяев, пользующихся авторитетным положением в обществе, обладающих связями, имеющими политический и финансовый вес, а также доступ к государственным ресурсам. Я не собираюсь исправлять ошибки зарвавшихся параноиков и откровенных преступников, которые сочли себя правыми распоряжаться страной и приведшие её к краху! – Василий раскраснелся, и голос его стал совсем трагичен, а тем временем загадочный металлический его подельник, сопереживая хозяину, начал нервно прохаживаться внутри отсека, постукивая по полу шнуром электросети.

– Однако эти люди зачастую приветствуются обществом! – продолжал Василий. – Оно их любит. Возносит на пьедестал. Некоторым поклоняется, давая волю распоряжаться собой как угодно! Люди готовы исполнить любое желание своего кумира; пойти на войну и умереть за нелепую идею, строить немыслимые утопические социальные модели, жить, питаясь крохами со стола господина. И самое дикое, что повсеместно это считается нормой! – Василий сделал паузу, презрительно осмотрев учёных. Некоторые из них стыдливо опустили глаза, а некоторые еле заметно согласно кивали. Но были и такие, что сидели с видом наглым и беспечным.

– Собственно, я и так попытался спасти это общество, – продолжил Василий, печально опустив глаза в пол. – Но обществу это совсем не нужно. Тогда, спрашивается, зачем стране, где девяносто девять процентов населения – безмозглые овощи, где никто не уважает ни себя, ни кого-либо другого, нужен престиж? Что заслужила такая страна, то и имеет! И будет иметь ещё долго! Мне теперь наплевать. Люди, представляющие из себя в большей степени послушное стадо, заслуживают ту жизнь, которой и живут.

– Но, – опешил генерал, – не все же такие. Вспомните Ломоносова, Пушкина, Достоевского, Гоголя, наконец! Были люди, всей душой ратующие за Россию! – с высокой нотой чувств произнёс Жирков.

– Да, верно, – согласился Василий, – вы так и будете упоминать эти имена до скончания веков. Но, уверяю вас, никого не делает масштабней и высокодуховней тот факт, что он рождён в стране, давшей миру великих учёных и писателей. Думать так – ошибка! Это так же нелепо, как принадлежность к поэзии какого-нибудь бомжа, проживающего в подвале дома, где однажды бывал Маяковский.

Генерал задумался. По крайней мере, на его каменном лице проскользнула тень сомнения в своей убеждённости.

– Тогда верните людям то, что вы у них отобрали! – пригрозил один из учёных, тряся сизым, изъеденным морщинами носом.

– Ну уж нет, – Василий откинулся на стуле и скрестил руки, всем видом показывая, что на угрозы он плевать хотел, – мало того, что не верну, я доделаю своё дело до конца!

Василий окинул взглядом комиссию. В глазах его читалось презрение.

– Да он опаснее любого революционера, – шепнул на ухо начальнику Павел Первородько. Всё, что говорил задержанный молодой человек, он тщательно записывал в блокнот.

– Ты прав, – тихо согласился генерал.

Оба обменялись недвузначными хищными взглядами.

– Значит, ни на какой компромисс вы с нами не пойдёте? – сухо спросил Жирков, повернувшись к стеклу отсека. Там, бесстыжим образом распахнув крылья, над головой Василия застыл в воздухе ангел. Он словно готовился к чему-то ужасному. Генералу, наверное, впервые в жизни стало страшно.

– Ни за что! – твёрдо ответил холодильник, прихлопнув дверью в доказательство решительного отказа. Ангел также согласно кивнул, не проронив ни слова.

– Мы предполагали такой исход дела, – сказал генерал, внутренне понимая, что разговор с преступниками окончен и продолжать его – смерти подобно, – а посему должен вас разочаровать. Ничего вам довести до конца не удастся! – Он дал знак Первородько, и динамики громкой связи отключились, заглушив явно непристойную фразу, выкрикнутую в ответ холодильником.

После этого, не медля ни секунды, генерал вытащил из форменных брюк маленький, блеснувший алым огоньком предмет. Направил его на стекло отсека № 113, и в то же мгновенье внутри него яростно полыхнуло ослепительное зарево. Заранее подготовленная нейтронная взрывчатка мощностью пять килотонн за долю секунды уничтожила всё, что находилось внутри самого надёжного помещения бункера-полигона «Плаком». В момент взрыва прибор, принесённый уфологом Никромантовым, безумно затрясся, словно флюгер, попавший в центр торнадо, замигал неистово и, пронзительно запищав, вспыхнул, сгорев в одночасье.

Всё учёное собрание, не ожидавшее такой скорой и трагичной развязки, ахнуло и, закрывшись руками от нестерпимого, яростного огня, льющегося из-за стекла, посыпалось со стульев на пол. Лишь генерал Жирков и его помощник Первородько бесстрашно стояли с каменными лицами, на которых отблесками отражалось ядовитое пламя, бушующее в отсеке.

– Жаль, что от них ничего совершенно не останется для исследования, – обратился помощник к генералу.

– Ну что ж, зато мы предотвратили множество других бед, которые они, несомненно, могли бы нам преподнести, – изрёк генерал.

– Вы совершенно правы, – согласился Первородько, глядя на профиль начальника. В отсветах огня он стал похож на императора Нерона, спалившего Рим.

Величественно генерал смотрел на бушующее пекло, безжалостно уничтожившее, возможно, самых загадочных преступников в мире. Павлу вдруг захотелось быть таким же непреклонным и волевым героическим человеком. И он в глубине души знал, что обязательно когда-нибудь таким станет…

Корабль

Яркая вспышка ослепила трёх женщин, не успевших понять, что произошло. Яростный свет, словно источаемый тысячью солнц, слитых в одну ярчайшую звезду, поглотил их без остатка, пронизав тела насквозь. Свет был таким густым и непроницаемым, что, казалось, имел плотность. Словно горящий туман, он лился из каждой частицы воздуха, из самой материи окружающего мира. За вспышкой пришёл ураган, подхвативший ставшие совершенно невесомыми тела женщин, и понёс их куда-то ввысь. Ни Эллада, ни Лавандышева, ни жена Елисея Нистратова, Наталья Андреевна, не видели ничего вокруг, не понимали, что произошло и чем всё закончится. Казалось, что не закончится никогда. Однако спустя неизвестное количество времени свечение так же резко, как и появилось, исчезло, и две обернувшиеся свинками дамочки с их предполагаемой жертвой очутились в совершенно ином месте.

Московская арка дома номер 16 по улице Тверской превратилась в обитое деревом небольшое помещение, пахнущее солёной водой и рыбой. Три дамочки появились в нём сидящими на полу с вконец перепуганными взглядами. Пол слегка покачивался, и за стенами слышался характерный шум, который слышит всякий человек, вверивший судьбу свою морскому простору, ветрам и стихии. Это был плеск волн. Они очутились в трюме корабля. Корабля, по всей видимости, старинного.

– Что вы сделали? – побледнела Наталья Андреевна, ошарашенно глядя на двух замаскированных подруг. Но те, не имея к чудесному перемещению никакого отношения и сами напуганные не меньше, ответили лишь безумно распахнутыми глазами и тонким писком.

– Кто вы такие!? Отвечайте! – закричала заведующая поликлиникой. – Прекратите пищать! Я вам говорю!

В ответ на это гневное требование Лавандышева скосила глаза в сторону и вытаращила зрачки так, что, казалось, ещё немного – и они выпрыгнут из глазниц. Она явно указывала на что-то. Нистратова перевела взгляд в направлении, подсказанном псевдомедсестрой, и обомлела.

На огромной дубовой бочке сидела здоровенная крыса в чёрной бандане. Бочка была пороховой, и в этом не было никаких сомнений, на её корпусе так и было написано красной краской «Порох! Не Курить!».

Однако крыса, нагло игнорируя запрет, дымила изогнутой курительной трубкой, зажатой острыми белыми зубками. Курила крыса с явным удовольствием, от которого и попискивала. Помимо пиратского платка и трубки, у крысы была ещё и небольшая, инкрустированная драгоценными камнями шпага, висящая на кожаном ремне, опоясывающем выпирающий серый животик. На шее у крысы висел шнурок с миниатюрным биноклем.

– Боже, что это? – Наталья Андреевна задрожала.

– Позвольте представиться, – ответила крыса тонким голоском, – меня зовут Жерар, я уполномочен поставить вас в известность относительно вашего здесь пребывания, и проблемы, возникшей с вашим мужем.

– Что? Да ведь он же в милиции, – изумилась заведующая поликлиникой.

– Уже нет.

– А где он? В тюрьме? За что его? Он ничего не сделал! – отрывисто затараторила супруга Нистратова. Она готова была зарыдать, но крыс Жерар, подняв лапку, пресёк женскую слабость.

– Про милицию забудьте. Никакая тюрьма ему не угрожает. Но он связан с куда более серьёзными вещами, от которых зависит судьба миллионов людей. Да и не только людей, – прочувствованно сказал крыс.

Наталья Андреевна непонимающе посмотрела на двух развратно одетых незнакомок, словно те сию секунду должны были дать ей пояснения к этому спектаклю. Но они молчали, вжавшись в стену, и по всему было видно, что пояснять ничего не собираются.

– О чём вы? Какие миллионы? Елисей… Лисик? Да он же простой человек, вы его с кем-то путаете…

– Не путаю, это я вам могу гарантировать! – Крыс выдохнул белёсое облако дыма и пустил сквозь него стаю ровных, как бублики, колечек.

Странным образом вся нелепость ситуации не напугала прагматичную Наталью Андреевну. Казалось бы, случай из ряда вон. Ещё минуту назад она была в Москве, шла вызволять из-под стражи мужа, а теперь сидит в трюме корабля и беседует с крысой. Куда уж хуже? Классический случай помешательства. Но Нистратова точно знала, что с ума она не сошла и всё это происходит в реальности. Возможно, подготовили её к этому события, произошедшие в стране за последние несколько дней, а возможно, чувство, жившее с ней всегда. Наталья Андреевна всю жизнь была уверена, что с ней обязательно должно произойти нечто невероятное, непредсказуемое, из рядя вон. И, похоже, оно и случилось.

– Выкладывайте, что с ним? – решительно сказала она. Поднявшись с пола, супруга ангела-отчужденца по привычке упёрла руки в боки и бесстрашно уставилась крысу прямо в чёрные блестящие бусинки глаз.

– Видите ли, Наталья Андреевна, ваш муж Елисей не вполне человек…

– Как? – вздрогнула заведующая.

– Нет, – успокоил её крыс, – он не пришелец из космоса, не спрут-паразит, захвативший человеческое тело, но и не человек изначально…

– Кто же он? – голос Натальи Андреевны дрогнул.

– Он был когда-то ангелом, и сейчас велика вероятность того, что снова им станет. Вы понимаете, чем это грозит вам?

– Я попаду с ним на небо? – изумилась Нистратова.

– Нет. При чём тут небо, – пискнул Жерар, – вы навсегда его потеряете! Навсегда! – пригрозил он. – Скажите, вы любите своего мужа?

– Люблю! – отчаянно отозвалась Наталья.

Две успокоившиеся разбойные знаменитости тихо захрюкали, потешаясь над искренним порывом чувств их неудавшейся жертвы.

– Видала, мужа любит, – проблеяла Эллада, кивнув на взволнованную заведующую.

– Молчи, Малявкина! – злобно пискнул Жерар, обнажив мелкие, но острые, как бритва, зубы. Телезвезда заткнулась и прижалась к Лавандышевой, напуганная и жалкая. Крыса-пират знала тщательно скрываемую ото всех настоящую её фамилию, и это звезду не только удивило, но и напугало. Напугало даже больше, чем факт того, что крыса умеет разговаривать и курить трубку.

– Да, люблю, – наплевав на насмешки, подтвердила Нистратова. – Что от меня требуется? Говорите!.. – Она была готова на всё, ради спасения благоверного.

– Мы хотим помочь вам сохранить брак, а заодно дать этому миру шанс измениться. Ваш муж сейчас втянут в историю, объективный смысл которой он ощутить не может. Но, не будь он отчужденцем, он был бы на нашей стороне!

– Отчужденцем? На вашей стороне? – Недоверчиво Наталья Андреевна осмотрела говорящую крысу. – А сейчас, позвольте узнать, он на чьей стороне?

– Он на стороне тех, кто боится перемен! Тех, кто не хочет дать шанс человечеству жить по-настоящему свободно! – высокопарно произнёс Жерар, вскинув острый нос к потолку.

– Конкретнее, – потребовала Нистратова, – кто ваш непосредственный руководитель? Начальник?

– Ну, допустим, Михаил Архангел!

– Да? – изумилась Нистратова.

– Именно он!

– Выходит, сейчас мой муж опутан дьяволом? – встревожилась логичная супруга.

– Да причём здесь дьявол, в самом деле? Дьявол вообще в это не вмешивается. Наверное, с интересом наблюдает со стороны, – обиделся Жерар. – Ох, как все вы, люди, одинаково глупы! Вы почему-то всегда уверены, что противоборство существует только между добром и злом. Дьявол у вас плохой, Бог хороший.

– А разве не так? – изумилась заведующая.

– Не так! – объявил Жерар, встав на бочке в полный рост. – Я вам простой пример приведу. Может, поймёте… Вот вы, допустим, детский врач?

– Да! – с гордостью ответила Наталья Андреевна, брезгливо покосившись на фальшивую медсестру.

– Так вот, представьте, что поступает к вам мальчик, полуживой, чудом спасённый из рук маньяка.

– Ужасно!

– Вы дальше слушайте, не перебивая! – притопнул лапкой крыс. – Так вот, поступает он к вам, и вы ему жизнь спасаете, а он через двадцать лет становится виновником гибели целой нации! А?

– Ну, это не ново, это демагогия, – отмахнулась Нистратова, – ещё неизвестно, кем он станет, может, он композитором станет…

– Может, и композитором, может, и художником станет, или захочет стать, а у него не получится… – Тут крыс на секунду задумался. – Но вы представьте всё же, что станет он причиной гибели множества людей! Выходит, тот маньяк, что его чуть не убил, благое дело сделать мог. Мир спасти! А вы, получается, посодействовали злодею! Но…

– Но я же не сознательно, – запротестовала заведующая, – я ведь без умысла действовала бы!

– Так вы дослушайте до конца! – нервно встрепенулся Жерар, в сердцах лязгнув шпагой. – Это не всё!

Нистратова замолчала с видом снисходительным, но заинтересованным.

– Но смысл-то в том, – продолжил крыс, – что нация, уничтоженная этим спасённым вами тираном, если бы осталась жива, подарила бы миру, к примеру, болезнь, против которой никакого спасения нет. Вся планета за кратчайший срок полегла бы в страшных мучениях! Что тогда? Кто тут в этой цепочке благое, доброе дело творит?

Нистратова задумалась, недоверчиво посматривая на хитрого зверька. Казалось, говорил тот со всей серьёзностью, словно активист-агитатор, открывающий глаза на истину.

– Что есть добро и что есть зло, – изрёк Жерар, – объективно не знает никто! Кроме одного Бога! Но есть выработанные за столетия существования человечества моральные принципы! Они все в инструкции прописаны…

– В инструкции? Это в какой? – удивилась докторша.

– В Библии, по-вашему. Только никто, в сущности, по правилам этим не живёт, а всё потому, что все вы, люди, совершенно разные. Настолько разные, что это странно нам, высшим созданиям! Только вы об этом ничегошеньки не знаете, ибо ограниченны с рождения.

– Как это ограниченны? – не поняла Наталья Андреевна. – Я лично себя ограниченной не считаю!

– Я тоже! – прохрюкала Лавандышева обиженно, но, увидев злобный оскал Жерара, замолчала.

– А так. Вас всех, образно говоря, как обухом по голове при рождении глушат, и, подобно умалишённым, в одну клинику сажают. Вывешивают распорядок дня, обязанности каждого, правила поведения, и вы в этом мире живёте, совершенно не соображая, зачем то и почему это. Но есть такие, которых оглушили недостаточно хорошо, и они начинают что-то припоминать, догадываться, что бытие их искусственно создано, что для них всё бы по-другому должно быть. Вот и начинают они кто картины писать, кто стихи, а кто и на соседа по палате с ножом кидаться. Вот в чём весь фокус!

– А кто же нас, это… как вы говорите, глушит?

– Известно, кто. Ангелы ваши. Ангелы-хранители. Вы думаете, почему они хранителями называются? Думаете, охраняют вас от несчастий? Как бы не так, они в этой клинике вроде санитаров, охраняют вас, чтоб не сбежали.

– Жутковатая картина, – вымолвила Наталья Андреевна, – и что же, это всё правда?

– Правда, правда, – подтвердил крыс, – ну, я, конечно, утрировал, не всё так печально, но факт есть факт: проект терпит крах. Люди несчастливы. Мир жесток и зачастую несправедлив. Единой цели у человечества нет. Да и быть не может, ибо все вы, как я и сказал, разные!

– А что же Елисей мой? Он-то тут при чём? – вспомнила супруга о пропавшем муже.

– А вот Елисей ваш как раз и есть камень преткновения. Он, в будущность свою ангелом, совершил недопустимую оплошность: одного человека оставил свободным.

– Как так?

– А так. Долго подробности объяснять. Но смысл в том, что в клинику-то он его поместил, а вот оглушить как следует забыл. Тот теперь очухался от наркоза и решил с действительностью бороться. Изменяет её на своё усмотрение при помощи своего нового ангела-хранителя. Но нам-то это как раз и на руку.

– Подождите, подождите, – догадалась Нистратова, – это вы про события последних дней, что ли?

– Именно! – улыбнулся крыс.

– Значит, и башню этот самый очухавшийся уговорил? – догадалась Нистратова.

– Он!

На минуту воцарилось молчание, которое нарушила телезвезда, издав истошный горловой и крайне неприятный звук:

– Так это тот, что ли в кепке, что меня работы лишил? Это он, значит, мне карьеру угробил! – прозрела вдруг Вознесенская. – Он, выходит, собака, с холодильником своим проклятым, башню в дерьмокачку превратил!

– Должен признаться, мне ход его мыслей нравится, – рассмеялся Жерар. – И водка его рук дело! – посерьёзнев, добавил он.

– Так что же вы его не поймаете! – завизжала обернувшаяся свиньёй телезвезда, совершенно не вникая, по всей видимости, на чьей стороне крыс. – Его же в милицию надо сдать! Где у вас телефон? Срочно звонить надо!

Эллада вскочила и принялась торопливо семенить по трюму корабля, цокая каблуками. Она силилась найти телефонный аппарат, который представлялся ей почему-то непременным атрибутом морского судна.

– Тут никакого телефона нет, Малявкина! – крикнул на неё крыс.

– А чё это он тебя всё Малявкина да Малявкина? – удивилась подруга певица, сильно вспотев в кошачьем костюме.

– Почём я знаю, – неуверенно отозвалась обряженная медсестрой Вознесенская, злобно косясь на Жерара, – крыса, она и в Африке крыса!

– Подруга ваша никакая не Эллада Вознесенская, а натуральная Фрося Малявкина – безграмотная деревенская дура, приехавшая покорять Москву и добившаяся всего кратчайшим путём, то есть через интим! – объяснил, сверкнув глазками, Жерар.

– Ложь! – вскрикнула Вознесенская. – Я талантливая! Я сама всё! Не то, что эта… – кивнула она злобно на подругу.

– Что-о? Да это я талантливая! А ты бездарность! – огрызнулась Лавандышева, сорвав с лица кожаную маску, под которой ей стало совсем невозможно. Жуткий её пятачок блестел и трясся от негодования. – Специально меня, сука, водкой опоила, чтоб я такой же, как ты, свиньёй стала!

Наталья Андреевна, увидев жуткую физиономию женщины-кошки, ахнула и, схватившись за сердце, попятилась. Тут и медсестра, не видя более смысла скрывать внешность, сорвала защищавшую её мерзкий вид повязку.

– Ах ты, стерва! – крикнула Вознесенская и прыгнула на подругу, вцепившись той в мокрые потные волосы, безобразно висящие клоками, как грязное тряпьё. Лавандышева пронзительно завизжала и со злостью впилась зубами телезвезде в свинообразный нос, что вызвало у теледивы непроизвольные слёзы. Эллада в ответ резко ударила атаковавшую певицу под дых. Звук получился такой, словно кто-то уронил на пол сгнивший арбуз.

– Блянища! – просипела певица и пихнула подругу коленом в живот.

– Мразь! – быстро ответила та и плюнула в правый глаз Лавандышевой.

Обе снова ожесточённо схватились и завертелись на полу, пыхтя и исторгая проклятия в адрес друг друга. Крыс Жерар, с отвращением глядя на двух сражающихся дамочек, тихо подошёл к Нистратовой. Ростом он был ей по пояс, а длинный розовый хвост его напоминал пастушью плеть. Драгоценная шпага Жерара проскрежетала по полу, и заведующая, с ужасом наблюдающая битву, повернулась к крысу. Тот, взяв её за руку прохладной шерстяной лапкой с маленькими нежными пальчиками, увлёк за собой к лестнице, ведущей наверх, на палубу.

– Пойдёмте, Наталья Андреевна. Не будем им мешать, – с иронией сказал он.