Текст книги "Гораций"

На протяжении всего своего творческого пути Гораций посвятил Меценату множество различных стихотворений¹²⁹, с благодарностью вспоминая его щедрые подарки и моральную поддержку. Для Горация Меценат – «отрада моя, честь и прибежище», «мой оплот и гордость», «краса всадников», «царей тирренских отпрыск»¹³⁰. Более того, день рождения Мецената «святей для меня и ближе, чем рожденья день», утверждает поэт¹³¹. Причем восхвалял Гораций своего патрона совершенно искренне, ведь его привязанность к Меценату никогда не доходила до низкопоклонства и пресмыкательства. Например, он осуждал пристрастие Мецената к деньгам и роскоши, призывая его соблюдать умеренность¹³². Более того, Гораций никогда не хвалил поэзию Мецената и в одной из од прямо советовал ему писать прозой:

 
В мягких лирных ладах ты не поведаешь
Долголетней войны с дикой Нуманцией,
Ганнибалову ярь, море Сицилии,
От крови пунов алое;
 
 
Злых лапифов толпу, Гилея буйного
И Земли сыновей, дланью Геракловой
Укрощенных, – от них светлый Сатурна дом,
Трепеща, ждал погибели.
 
 
Лучше ты, Меценат, речью обычною
Сказ о войнах веди Цезаря Августа
И о том, как, склонив выю, по городу
Шли цари, раньше грозные¹³³.
 

Надо сказать, что со временем, когда его дружба с Меценатом окрепла, поэт даже стал пренебрегать иногда своими клиентскими обязанностями. Например, когда однажды Меценат настойчиво потребовал, чтобы Гораций осенью приехал к нему в Рим из сабинского поместья, поэт отказался, сославшись на нездоровье. В своем послании он просит Мецената потерпеть до весны¹³⁴ и, как бы предупреждая его возражения, заявляет, что, несмотря на щедрую поддержку патрона, для него свободный досуг и независимость являются высшими ценностями. Он даже готов отказаться от подаренного имения, если почувствует, что Меценат ущемляет его свободу:

 
Жирною птицею сыт, я сна бедняков не прославлю,
Но и свободный досуг не сменю на богатства арабов.
Скромность мою хвалил ты не раз: и царем, и отцом ведь
Звал я тебя как в глаза, так нисколько не ниже заочно.
 

Так неужель не верну тебе с радостным сердцем подарки?¹³⁵

Дружба Горация и Мецената продолжалась до самой их смерти. Как уже говорилось, Меценат угас от неизлечимой болезни¹³⁶ в сентябре 8 года до н. э. в Риме. Перед своей кончиной он завещал Августу: «О Горации Флакке помни, как обо мне»¹³⁷. Таким образом он передал своего ближайшего друга и клиента на попечение императора. Однако Гораций скончался всего «через пятьдесят девять дней после смерти Мецената»¹³⁸, совсем ненадолго пережив своего лучшего друга и покровителя, как он и предсказывал когда-то:

 
Зачем томишь мне сердце тоской своей?
Так решено богами и мной самим:
Из нас двоих умру я первым,
    О Меценат, мой оплот и гордость!
 
 
А если смерть из двух половин души
Твою похитит раньше, – зачем тогда
Моей, калеке одинокой,
    Медлить на свете? Тот день обоим
 
 
Принес бы гибель. Клятву неложную
Тебе даю я: выступим, выступим
С тобою вместе в путь последний,
    Вместе, когда б ты его ни начал!
 
 
Ничто не в силах нас разлучить с тобой:
Ни злость Химеры пламенно-дышащей,
Ни мощь сторукого Гианта, –
    Правда и Парки о том судили.
 
 
Весов созвездье иль Скорпион лихой
Вершит мне участь, ставши владыкою
В мой час рожденья, Козерог ли,
    Волн Гесперийских владыка мощный, –
 
 
Но как-то дивно наши созвездия
Друг с другом сходны: спас тебя блещущий
Отец Юпитер от Сатурна,
    Крылья замедлив Судьбы летучей
 
 
В тот год, когда народ многочисленный
В театре трижды рукоплескал тебе;
Меня ж, над головой обрушась,
    Дерево чуть не лишило жизни,
 
 
Но Фавн, хранитель паствы Меркурия,
Отвел удар. Итак, не жалей богам
В обетном храме жертв обильных, –
    Я же зарежу простую ярку¹³⁹.
 

Глава шестая. «Сатиры»

В 35 году до н. э. был опубликован первый большой труд Горация – первая книга «Сатир», посвященная Меценату и содержащая 10 стихотворений. Вторая книга «Сатир» увидела свет в 30 году до н. э. и включала в себя восемь произведений. Сам поэт именовал эти стихотворения просто «Беседами» (Sermones) и издал их именно под таким названием, хотя в текстах иногда он все же называет их сатирами¹.

Считается, что сатира как особый вид литературы впервые возникла именно в Римской республике. Квинтилианн так писал об этом: «Сатира же совершенно нам принадлежит; ею первый прославился Луцилий, к которому иные так пристрастились, что не только пред стихотворцами в том же роде, но и пред всеми другими отдают ему преимущество. Я не согласен, как с ними, так и с Горацием, который Луцилия уподобляет мутному источнику, в коем есть нечто и чистого. Ибо я нахожу в нем удивительную ученость, непринужденность в мыслях и выражениях; от чего много колких шуток и сатирической едкости. Гораций гораздо выработаннее и чище. Он знал лучше и разительнее осмеивал людские нравы. Персий хотя издал одну только книгу Сатир, но заслужил по справедливости немалую славу. У нас есть и ныне знаменитые писатели в сем роде, коих имена от потомков воспоминаться будут с похвалою. Есть другой род сатиры, еще древнейшей, в одном разнообразии стихов состоящий. Изобретатель оной, Теренций Варрон, был ученейший из римлян»².

Слово saturа (смесь, всякая всячина), которым в древности именовали произведения этого жанра, имеет чисто латинское происхождение. Первоначально оно обозначало римское кушанье, приготовленное из вяленого винограда (изюма), ячменной крупы и сосновых семян, вымоченных в медовом вине (мульсе)³. По свидетельству Павла Диакона, «Satura называют и разновидность блюда, составленного из различных продуктов, и закон, объединивший положения многих других законов, и стихотворное произведение, в котором речь идет о многих вещах»⁴. Иными словами, первоначально произведения этого жанра не имели обязательной «сатирической» составляющей и являлись именно «смесью», то есть поэтическими рассуждениями на самые разные темы – «беседами» (sermones), как и называл их Гораций. Позднее, по словам грамматика Диомеда, сатира приобрела несколько иное значение: «Сатирой ныне у римлян называется поэтическое произведение, составленное в духе древней комедии, поносящее кого-либо и преследующее своей целью изобличение человеческих пороков, какие писали Луцилий, Гораций и Персий. Некогда же так называли произведения, состоящие из разнообразных стихотворений, какие писали Пакувий и Энний»⁵.

Сатиры Горация в основном посвящены различным философским проблемам, а также особенностям сатирической поэзии как жанра (I.4; 10; II.1) и забавным происшествиям (I.5; 9). В сатирах поэт обличает и высмеивает скупость, алчность, разврат, расточительство, зависть, сутяжничество, роскошь, тщеславие, чревоугодие, даже колдовство и, напротив, воспевает дружбу, добросердечие и сельскую жизнь; пишет он и о том, что надо довольствоваться малым, соблюдать во всём умеренность и держаться середины. Важно также отметить, что Гораций в сатирах рассматривает человеческие слабости и недостатки как нечто неизбежное, что заслуживает снисхождения, с чем следует мириться. Безымянную музу, которая вдохновляет его на создание сатир, поэт в шутку называет «пешей» (Musa pedestris), то есть музой, которая идет по земле, а не парит в вышине⁶.

Сатира, открывающая первую книгу «Сатир», обращена к Меценату, другу и патрону Горация. В начале стихотворения поэт указывает на широко распространенное недовольство людей своей судьбой и их зависть к судьбе других. Но если бы Юпитер вдруг предложил им поменяться друг с другом местами, то все бы отказались из-за страха потерять уже приобретенное, уверен поэт. Люди готовы терпеть любые невзгоды, лишь бы обеспечить себе «полный амбар» и достойную старость. Однако в погоне за деньгами они часто теряют чувство меры, снедаемые жадностью, и уже не могут вполне наслаждаться приобретенным из-за боязни лишиться его. Далее Гораций рассказывает, к каким ужасным последствиям порой приводит жадность богачей. При этом он вовсе не требует, чтобы люди впадали в другую крайность и становились расточителями. «Мера должна быть во всем», учит поэт. Настоящая причина недовольства своей судьбой – это человеческая алчность, подогреваемая завистью.

Вторая сатира является одной из самых ранних по времени создания, возможно, даже первой. Тема данного произведения – прелюбодеяние. По мнению Горация, многие люди не в состоянии придерживаться разумной середины не только между скупостью и расточительностью («безумный, бросив один недостаток, всегда попадает в противный!»), но и в любовных отношениях вне брака. Одни предпочитают только замужних женщин (матрон), другие – только блудниц. Поэт с иронией описывает многочисленные опасности, которым подвергаются мужчины, домогающиеся любви у матрон:

 
Вот и послушайте вы, коль успеха в делах не хотите
Бабникам, – сколько страдать приходится им повсеместно,
Как наслаждение им отравляют заботы и беды,
Как достается оно ценою опасностей тяжких.
С крыши тот сбросился вниз головою, другого кнутами
Насмерть засекли; а тот, убегая, разбойников шайке
В руки попал; а другой поплатился деньгами за похоть;
Третий мочою облит; был раз и такой даже случай,
Что, волокиту схватив, совершенно его оскопили
Острым ножом…⁷
 

Одновременно Гораций предостерегает и от другой крайности – от увлечения продажными женщинами, связь с которыми также не прибавляет чести. Тем не менее он уверен, что всё же лучше вступать в любовные отношения с доступными красавицами-вольноотпущенницами, берущими небольшую плату за свои услуги, нежели с матронами, так как связи с последними намного опаснее. Для самого поэта как раз предпочтительней то, «что недорого лишь и доступно». В этом стихотворении содержится много нападок на конкретных людей. Например, под именем Мальтина, у которого, «вися, по земле волочится туника», высмеивается сам Меценат, любивший ходить неподпоясанным⁸. Вероятно, именно эта сатира впоследствии позволила критикам обвинить Горация в том, что он порочит честных людей.

Третья сатира, очевидно, посвящена тому же Меценату (ст. 63–64) и основная ее тема – дружба. Гораций начинает это произведение с рассмотрения вопроса о неспособности некоторых людей соблюдать меру и в силу этого постоянно бросающихся из одной крайности в другую. Затем он констатирует, что многие вообще любят осуждать пороки друзей, не замечая при этом своих собственных недостатков. Очень часто о человеке судят по его внешности и, как правило, ошибаются при этом. В качестве примера Гораций рисует образ одного из своих ближайших друзей, очевидно, поэта Вергилия⁹, который небрежно одет и по-деревенски подстрижен, но «честен и добр он зато, и лучше нет человека». К недостаткам друзей следует относиться так, как пылкий любовник относится к недостаткам своей возлюбленной, а добрый отец – к недостаткам своих сыновей, учит Гораций. К сожалению, люди очень часто поступают наоборот и даже «готовы чернить добродетель», то есть называть пороками положительные качества достойнейших представителей общества. Безусловно, не существует людей без пороков, поэтому на мелкие недостатки друзей следует закрывать глаза, ведь тогда и они не будут замечать твоих изъянов, то есть настоящая дружба должна быть основана на взаимном снисхождении к недостаткам. Гораций считает, что за каждый проступок нужно назначать соразмерное ему наказание, а не карать за любую провинность одинаково, так как это несправедливо; это касается и взаимоотношений между друзьями. По мнению ученых, поэт выступает здесь против этического учения стоиков и для подтверждения своих взглядов кратко излагает теорию римского философа-эпикурейца и поэта Тита Лукреция Кара (около 96–55) о возникновении идеи социальной справедливости и появлении законов:

 
В те времена, когда из земли поползло все живое,
Между собою за все дрались бессловесные твари –
То за нору, то за горсть желудей кулаками, ногтями,
Палками бились, а там и мечами (нужда научила!),
Вплоть до того, как их чувства и выкрики стали словами,
Вплоть до того, как они для вещей имена подыскали.
Тут уклонились они от войны; города укрепили;
Против воров, любодеев, разбойников дали законы:
Ибо и прежде Елены велись из-за похоти бабьей
Стыдные войны не раз; но все, кто в скотском порыве
Рвался страсть утолить, от сильной руки погибали
Смертью бесславной – как бык погибает, убитый сильнейшим.
Против таких-то бесчинств и придумали люди законы –
В том убедиться легко, листая всю летопись мира;
Ибо ведь чувством нельзя отличить неправду от правды,
Как отличаем приятное мы от того, что противно;
Да и рассудком нельзя доказать, что и тот, кто капусту
На огороде чужом поломал, и тот, кто похитил
Утварь из храма богов, одинаково оба виновны!
Нужно, чтоб мера была, чтоб была по проступку и кара,
Чтоб не свирепствовал бич, где и легкой хватило бы розги¹⁰.
 

В конце сатиры автор с большим юмором опровергает теорию стоиков о том, что всякий мудрец – носитель самых высоких человеческих достоинств («мудрец – уж тем самым богач, и сапожник, и красавец, и царь», «он искусен во всем; он всем обладает»).

Четвертую сатиру Гораций начинает с рассказа о древних греческих комедиографах, которые безбоязненно высмеивали в своих произведениях пороки конкретных людей. Так же поступал и римский сатирический поэт Гай Луцилий (180–102), отличающийся от них лишь тем, что «в стихе изменил он и стопы, и ритмы». Однако, по мнению поэта, Луцилий был груб «в составе стиха», не любил отделывать слог, писал очень быстро и много («Мутным потоком он тек…»), отчего в его сатирах встречается немало лишнего и пустого. Сам Гораций пишет редко и мало, стихи его неизвестны, никто их не читает, а выступать с ними публично он боится, поскольку на свете есть огромное количество порочных людей, которым ненавистен сам жанр сатиры.

Далее поэт пытается защитить свое творчество от нападок критиков и недоброжелателей. Гораций утверждает, что, во-первых, не имеет права называться поэтом, поскольку его сатиры – это вообще не поэзия, так как написаны они простым разговорным языком, только с использованием ритма (размера), и близки скорее к жанру театральной комедии. Во-вторых, его сатиры не представляют никакой опасности для общества, так как они не продаются в книжных лавках и вообще мало кому известны, кроме его друзей, которым он читает их лишь по принуждению. В-третьих, его сатиры не содержат злословия или гнусной клеветы в адрес невинных людей. В детстве отец учил Горация «склонностей злых убегать» на примере конкретных лиц, за что поэт ему очень благодарен. У Горация, безусловно, есть кое-какие недостатки, но он уверен, что годы, искренний друг и здравый рассудок позволят ему избавиться от них. Один из его недостатков – это тяга к стихотворчеству, но люди должны простить ему эту маленькую слабость.

Пятая сатира представляет собой своеобразный отчет Горация о поездке Мецената в сентябре 38 года до н. э. (по другой версии, весной 37 года) в Брундизий, откуда тот должен был отплыть в Афины для важных дипломатических переговоров с Марком Антонием. Мецената в этом путешествии сопровождали поэты Гораций, Вергилий, Варий, Плотий Тукка и ритор Гелиодор, а также представители Антония: юрист Луций Кокцей Нерва (прадед императора Нервы) и Гай Фонтей Капитон (легат Антония в Азии).

Сначала вместе с греческим ритором Гелиодором Гораций выехал из Рима и остановился в Ариции в бедной гостинце. Затем путники прибыли в Аппиев Форум, где поэта постигло расстройство желудка, вызванное несвежей водой, а ночью донимали комары и лягушки. Далее путешественники проплыли на лодке по каналу, миновали рощу древней богини Феронии и добрались до Анксура, где, наконец, соединились с Меценатом и сопровождавшими его Кокцеем Нервой и Фонтеем Капитоном. Все вместе они отправились в Фунды, а оттуда – в Формии («город Мамурров»), где отдохнули в доме Лициния Мурены. После этого спутники двинулись в Синуэссу, где к ним присоединились Вергилий, Плотий и Варий. Затем они остановились на ночь в поместье близ Кампанийского моста, а потом отправились в Капую, где Меценат устроил игру в мяч, но Гораций и Вергилий не приняли в ней участия из-за нездоровья. После Капуи Меценат со своей свитой останавливался в поместье Кокцея близ Кавдия, где его развлекали шуты; в Беневенте, где из-за рвения хозяина загорелась кухня; в поместье близ Тривика, где много хлопот принес едкий дым от сырых дров в камине, а Горация обманула девушка-прислужница, заставившая поэта напрасно прождать ее полночи; в Аскуле, где «за воду с нас деньги берут, но хлеб превосходен»; в Канузии, где его свиту покинул Варий; в Рубах, где путников настиг сильный ливень; в Барии, богатом рыбой; в Гнатии, где Меценат со своей свитой наблюдал чудесное знамение в храме и откуда, наконец, прибыл в Брундизий. Всё путешествие заняло 15 дней.

Шестая сатира также посвящена Меценату. По сравнению с другими она содержит множество интересных фактов из биографии Горация. Так, читатель узнает важные подробности о происхождении поэта, о его родителях, о том, где и чему он учился в юности, что был трибуном во главе легиона, при каких обстоятельствах познакомился с Меценатом, наконец, о распорядке его дня. В начале сатиры Гораций размышляет о богатстве и знатности. Он ставит высокородному Меценату в заслугу то, что он оценивает людей не по происхождению, а по их достоинствам. Между тем римский плебс готов предоставить самые высокие почести абсолютно недостойным людям только лишь потому, что они аристократы. Если же высокий пост вдруг займет человек низкого происхождения, это сразу вызывает недовольство толпы. Поэт сердечно благодарит Мецената за то, что он удостоил его, сына бывшего раба, своей дружбой и рассказывает, как они познакомились. Всеми своими положительными качествами Гораций обязан отцу, который сделал все от него зависящее, чтобы его сын получил достойное образование, ни в чем не нуждался и сохранил «непорочность души». Поэт гордо заявляет, что никогда не будет сожалеть, что у него «такой был отец». Гораций вполне доволен своим положением и не желает ничего большего. Он рассказывает о своем распорядке дня и уверяет, что живет намного приятнее, чем «когда бы квестором был мой отец, или дедушка, или же дядя».

Седьмая сатира, по мнению ученых, является одной из самых ранних. Находясь в 43 (42?) году до н. э. в Малой Азии при штабе Марка Брута, Гораций стал невольным свидетелем судебной тяжбы между Публием Рупилием, носившим прозвище «Царь» (Rex), и полуримлянином Персием, богатым торговцем из города Клазомены. Судебное разбирательство, на котором обязанности судьи исполнял Брут, они превратили в настоящий балаган, обливая друг друга потоками ядовитой брани. В итоге Персий в исступлении призвал Брута немедленно разделаться с Рупилием Рексом, воскликнув: «Умоляю богами, о Брут благородный! / Ты ведь с царями справляться привык: для чего же ты медлишь / Этому шею свернуть? Вот твое настоящее дело!» Тем самым он намекнул, что сам Брут убил диктатора Юлия Цезаря, а его далекий предок некогда избавил Рим от царской власти. Всадник Рупилий Рекс был родом из италийского города Пренесте, занимал должность претора, а затем, внесенный триумвирами в проскрипционные списки, бежал к Марку Бруту. По данным античных комментаторов, Рупилий очень негодовал, что Гораций получил звание военного трибуна, и часто попрекал его незнатным происхождением¹¹. Судя по данной сатире, Гораций не остался в долгу и отомстил обидчику.

Восьмая сатира представляет собой монолог деревянной статуи бога плодородия Приапа. Бог рассказывает, как он был изготовлен из пня смоковницы и поставлен в садах на Эсквилинском холме, чтобы отпугивать птиц и воров. Прежде здесь было кладбище для рабов и бедняков, но затем его засыпали землей, а сверху посадили сад (по приказу Мецената)¹². Приап жалуется, что по ночам на Эсквилин продолжают наведываться отвратительные колдуньи Канидия и Сагана, которые очень досаждают ему:

 
Но ни воры, ни звери, которые роют тут норы,
Столько забот и хлопот мне не стоят, как эти колдуньи,
Ядом и злым волхвованьем мутящие ум человеков.
Я не могу их никак отучить, чтоб они не ходили
Вредные травы и кости сбирать, как только покажет
Лик свой прекрасный луна, по ночным небесам проплывая.
Видел я сам и Канидию в черном подобранном платье, –
Здесь босиком, растрепав волоса, с Саганою старшей
Шли, завывая, они; и от бледности та и другая
Были ужасны на вид. Сначала обе ногтями
Землю копали; потом зубами терзали на части
Черную ярку, чтоб кровь наполнила яму, чтоб тени
Вышли умерших – на страшные их отвечать заклинанья.
Был у них образ какой-то из шерсти, другой же из воску.
Первый, побольше, как будто грозил восковому; а этот
Робко стоял перед ним, как раб, ожидающий смерти!
Тут Гекату одна вызывать принялась; Тизифону
Кликать – другая. Вокруг, казалось, ползли и бродили
Змеи и адские псы, а луна, от стыда покрасневши,
Скрылась, чтоб дел их срамных не видать, за высокой гробницей.
Ежели в чем я солгал, пусть дерьмом меня замарают
Вороны; явятся пусть, чтоб меня обмочить и обгадить,
Юлий, как щепка сухой, Педиатия с вором Вораном!
Но для чего пересказывать все? Рассказать ли, как тени
Попеременно с Саганой пронзительным голосом выли,
Как зарывали они волчью бороду с зубом ехидны
В черную землю тайком, как сильный огонь восковое
Изображение жег, и как, наконец, содрогнувшись,
Я отомстил двум мегерам за все, что я видел и слышал;
Треснул я, сзади рассевшийся пень, с оглушительным звуком,
Точно как лопнул пузырь. Тут колдуньи как пустятся в город!
То-то вам было б смешно посмотреть, как рассыпались в бегстве
Зубы Канидии тут, как свалился парик у Саганы,
Травы и даже запястья волшебные с рук у обеих!¹³
 

В девятой сатире Гораций описывает беседу с неким болтуном, который случайно встретился ему на Священной дороге. Этот человек стал настойчиво набиваться поэту в друзья и хвастаться своими разнообразными талантами. Горацию никак не удавалось избавиться от этого весьма назойливого попутчика, который не желал отставать от него ни на шаг. Даже когда болтуну нужно было идти в суд, он посчитал лучшим скорее проиграть дело, нежели покинуть поэта. Затем этот человек стал расспрашивать Горация о Меценате и, наконец, попросил помочь ему попасть в дом Мецената, чтобы втереться в доверие к соратнику императора («к Меценату быть ближе»). Очевидно, болтун именно ради этого и затеял весь разговор с поэтом. Неожиданно им на дороге повстречался поэт Аристий Фуск, но он не захотел помочь Горацию избавиться от назойливого спутника. Лишь когда их нагнал истец, искавший болтуна для того, чтобы притащить его в суд, мучения Горация закончились. Эта сатира высмеивает тех проходимцев, которые любыми способами пытаются проникнуть в высшее общество и приобщиться к делам великих мира сего.

Десятая сатира, завершающая первую книгу «Сатир», перекликается по своей тематике с четвертой сатирой. Гораций здесь вновь обрушивается на творчество римского сатирика Луцилия. В начале стихотворения критике подвергаются поэт и грамматик Валерий Катон, который готовил новое издание сатир Луцилия, и другой грамматик, имя которого не называется. Затем Гораций оправдывается, что ранее не только ругал творчество Луцилия за беспорядочность и грубость, но и хвалил его. Правда, хвалить Луцилия можно лишь «за едкую соль его шуток» и только. Поэт рассказывает, какими качествами должны обладать настоящие сатиры, и, дискутируя с воображаемым критиком, упрекает Луцилия за его небрежный язык с вкраплением греческих слов. Далее Гораций перечисляет своих ближайших собратьев по перу из кружка Мецената – это комедиограф Фунданий, трагик Поллион, эпический поэт Варий и идиллик Вергилий. «Я же сатиры пишу», – говорит поэт, и делает он это намного лучше, чем старые поэты. Затем Гораций вновь возвращается к Луцилию и отмечает, что «он – мутный источник», поскольку «больше ненужного в нем, чем того, что пригодно». Луцилий писал чересчур быстро и жестко, хотя, конечно, был «изящен и тонок». Если бы он жил в наше время, уверен поэт, ему бы пришлось вычеркнуть очень много лишнего из своих стихотворений, пытаясь добиться совершенства. Чтобы написать достойное произведение, нужно тщательно отделывать текст и писать не для толпы, а «для немногих», то есть для знатоков и представителей римской элиты. В конце сатиры Гораций перечисляет своих литературных врагов – это бездарные поэты и певцы Пантилий, Деметрий, Фанний и Тигеллий. Им он противопоставляет своих добрых друзей из кружка Мецената и покровителей из высшего общества, на похвалу которых он особенно надеется.

Вторая книга «Сатир», как уже говорилось выше, была закончена в 30 году до н. э. Она включает в себя восемь произведений, шесть из которых написаны в форме диалога. Автор поднимает практически те же темы, что и в первой книге «Сатир» (высмеивание нравов и пороков римского общества), однако меняет подход к изложению материала. Теперь он в основном говорит не от своего лица, а от лица других людей, используя при этом даже мифических персонажей.

Первая сатира представляет собой диалог между Горацием и Гаем Требатием Тестой, известным юристом, другом Цицерона и сторонником Октавиана. Тема диалога – сатирическая поэзия. В начале Гораций жалуется на несправедливые нападки многочисленных критиков на его сатиры, которые одни считают очень резкими, а другие, напротив, – очень слабыми. В ответ Требатий предлагает ему вообще прекратить писать стихи. Гораций возражает, поскольку без поэзии ему не спится. Тогда Требатий рекомендует поэту хорошее средство от бессонницы, а затем советует: «Но если писать ты охотник, / Лучше отважься ты подвиги Цезаря славить стихами». Гораций отвечает, что с радостью последовал бы совету Требатия, но «не чувствую силы к тому». Некстати докучать Октавиану своими стихами поэт тоже не хочет. Далее Гораций заявляет, что всегда и во всем брал пример с сатирика Луцилия, талант которого он ставит намного выше своего. Интересно, что ранее в четвертой и десятой сатирах первой книги поэт резко критиковал Луцилия, теперь же он его восхваляет. В итоге становится ясно, что Гораций готов отстаивать свое право критиковать общественные пороки и не собирается бросать сатирическую поэзию («Если угодно судьбе – я сатиры писать не отстану!»), невзирая на дружеские предупреждения Требатия. Более того, если «хорошей окажется песня – первый сам Цезарь похвалит!», уверен поэт.

Вторая сатира является монологом Горация, который передает своим друзьям поучения поселянина Офелла, известного своей умеренной жизнью и способностью довольствоваться немногим. Он выступает против чревоугодия и учит, что следует, по примеру предков, употреблять простую пищу и избегать роскошных яств, вредных для здоровья. Однако чрезмерная скупость в еде тоже недопустима. В связи с этим поэт дает очень простой совет: «Держись середины!» В конце сатиры Гораций рассказывает о переменчивой судьбе и в качестве примера рисует портрет Офелла. Некогда он владел своим собственным сельским имением, но в 41 году до н. э. оно было у него конфисковано и передано ветерану Умбрену. Офелл же превратился в простого арендатора земли, некогда бывшей в его владении, но не пал духом, так как привык довольствоваться малым и с твердой душой встречать удары враждебной судьбы.

Третья сатира – самая большая у Горация. Она написана в виде диалога между автором и Дамасиппом, разорившимся дельцом и страстным последователем философа-стоика Стертиния. Во время декабрьского праздника Сатурналий Дамасипп приезжает к Горацию в сабинское имение. В ходе диалога, состоявшегося между ними, он советует поэту побольше писать, а затем укоряет его за лень и называет безумцем. Далее Дамасипп пересказывает Горацию свой разговор со Стертинием, в ходе которого тот последовательно рассмотрел несколько видов безумного поведения – скупость, честолюбие, расточительность, любовная страсть и суеверность. В основе этой части диалога лежит знаменитый парадокс – «все люди безумны, один мудрец разумен». В конце сатиры Дамасипп обрушивается на Горация и доказывает, что поэт тоже безумен, например, потому что «намерен во всем подражать Меценату»:

 
Где уж тебе, столь несходному с ним, в чем-нибудь состязаться?
Как-то теленок ногой растоптал лягушат, и один лишь
Спасся и в сильном испуге рассказывать матери начал,
Что за огромный их зверь растоптал. «Огромный? – спросила
Мать, надувая живот. – Такого, наверное, роста?»
«Нет, – говорит лягушонок в ответ, – раза в два был он больше».
«Что же, такой?» – мать спросила, надувшись еще. –
            «Нет, хоть лопни,
Все же не будешь с него!» Не твое ли подобие это?..¹⁴
 

Четвертая сатира представляет собой диалог Горация и эпикурейца Катия¹⁵, случайно встретившихся на улице. Катий хвастается, что теперь постигает новое учение, которое намного превосходит все то, чему учили Пифагор, Сократ и Платон. Затем выясняется, что учение это – римская кулинария. Катий, утаив имя учителя, охотно рассказывает Горацию о закусках, главных блюдах, вине, подливках и десерте, а также отмечает важность соблюдения чистоты в столовой. В конце сатиры восхищенный поэт молит Катия познакомить его с наставником этого замечательного учения, чтобы лично «почерпнуть из него наставленья о жизни блаженной». По своему содержанию эта сатира сходна со второй и восьмой, которые тоже посвящены вопросам гастрономии. При написании данного произведения Гораций использовал, вероятно, знаменитую поэму о кулинарии греческого поэта Архестрата (IV век до н. э.). По мнению некоторых античных комментаторов, главный герой диалога Катий – это, возможно, Катий Мильтиад, который написал книгу «О хлебопекарном деле»¹⁶. Гораций смеется над ним потому, что он постоянно хвастался своими достижениями в области кулинарии.

Пятая сатира является диалогом между греческим героем Улиссом (Одиссеем) и тенью прорицателя Тиресия. Улисс, собираясь возвращаться на остров Итаку, интересуется у прорицателя: «Как бы, каким бы мне средством поправить растрату именья?» Тиресий в ответ советует ему заняться охотой за чужими наследствами («Лови завещанья / И обирай стариков!») и обстоятельно описывает все тонкости этого ремесла. Во времена Горация в Риме развелось довольно много мошенников, втиравшихся в доверие к богатым старикам, поэтому поэт и выбрал их в качестве мишени для своих беспощадных насмешек. По мнению ученых, эта сатира является блестящей пародией на ст. 90–151 из XI песни «Одиссеи» Гомера.

Шестая сатира написана, вероятно, в 31 году до н. э. и представляет собой монолог Горация. В начале стихотворения поэт горячо благодарит богов (а в действительности – Мецената) за то, что они вняли его желаниям и «послали» ему сельское имение, где он может теперь наслаждаться жизнью, ни о чем более не мечтая. Затем Гораций рассказывает, как трудна и суетна его жизнь в столице, как все завидуют его дружбе с Меценатом, и жалуется, что в Риме его постоянно тянет в деревню («О, когда ж я увижу поля!»). После этого поэт кратко описывает вечерний пир в своем сабинском имении, на котором его друзья и соседи не только угощаются, но и беседуют на всевозможные философские темы. Однажды Цервий, сосед поэта, рассказал пирующим любопытную басню: