Текст книги "История. Узнавай историю, читая классику"

Расправа

В садах, словно в зеленом море, купается село Коломенское. Дивным строением высится церковь на берегу реки. Между церковью и воротами царского двора – площадь.

Толчея великая на той площади. И вьются стрельцы да воины иноземные все возле бородатого человека в дорогой одежде. Стал человек на коня садиться – десять рук помогают.

Мужики к тому человеку:

– С голоду помираем, государь!

– Налогами задавили!

– Милославский, Шорин и другие на медных деньгах богатеют, а нам чистая погибель!

Понял Демидка – царь перед ним!

От мужицких слов лицо царя Алексей Михайловича потемнело гневно.

– Сказал, разберу жалобы! Чего ж еще?!

Загудели угрожающе мужики. К царю, слуг его оттесняя, придвинулись. Стрелецкого начальника, не в меру ретивого, за грудки схватили.

Попятился испуганно царь.

А толпа наступает:

– Терпенья нет! Выдавай бояр ненавистных! Не то силой возьмем!

Махнул царь плетью:

– Рубить и сечь бунтовщиков без пощады!

Распахнулись ворота царской усадьбы, и мужикам навстречу – вооруженные стрельцы да солдаты.

Попятилась толпа было назад – а там тоже царевы слуги с секирами и саблями. Заметались люди. А стрельцы слово государево точно исполняют. Не жалеют ни старого, ни малого, ни своего брата стрельца, коль в мятеже замешан.

Валятся в пыль порубанные люди, топчут еще живых кони.

Что за история с Морозовым?

Борис Иванович Морозов (1590–1661), боярин, «дядька» (воспитатель) царя Алексея Михайловича. Обладал серьезным влиянием на своего воспитанника и еще более укрепил его, женившись на сестре царицы. В 1646–1648 гг. фактически возглавлял правительство, руководя несколькими приказами. Но политика жесткой экономии, сокращения жалованья служилым людям вызвала Соляной бунт. Восставшие требовали казни боярина, но царь умолил сохранить ему жизнь. Морозов был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, но в уже 1649 г. вернулся в Москву.

Что это за история?

Помнил царь буйство народа при Соляном бунте 1648 г., разгром боярских и купеческих дворов, не желал повторения. Войска, стянутые в Коломенское, получили приказ силой разогнать толпу. Загнали людей в реку, многих порубили. Погибло в тот день более тысячи человек. Арестовывали участников хождения к царю и в последующие дни, рубили руки и ноги, в ссылку отправляли. Но не прошел даром Медный бунт – в 1663 г. возобновили чеканку серебряной монеты, а медные деньги изымались из оборота.

Александр Пушкин
Арап Петра Великого

…В ту же ночь он отправился в Россию.

Путешествие не показалось ему столь ужасно, как он того ожидал. Воображение его восторжествовало над существенностию. Чем более удалялся он от Парижа, тем живее, тем ближе представлял он себе предметы, им покидаемые навек.

Нечувствительным образом очутился он на русской границе. Осень уже наступала. Но ямщики, несмотря на дурную дорогу, везли его с быстротою ветра, и в семнадцатый день своего путешествия прибыл он утром в Красное Село, чрез которое шла тогдашняя большая дорога.

Оставалось двадцать восемь верст до Петербурга. Пока закладывали лошадей, Ибрагим вошел в ямскую избу. В углу человек высокого росту, в зеленом кафтане, с глиняною трубкою во рту, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. Услышав, что кто-то вошел, он поднял голову. «Ба! Ибрагим? – закричал он, вставая с лавки. – Здорово, крестник!» Ибрагим, узнав Петра, в радости к нему было бросился, но почтительно остановился. Государь приближился, обнял его и поцеловал в голову. «Я был предуведомлен о твоем приезде, – сказал Петр, – и поехал тебе навстречу. Жду тебя здесь со вчерашнего дня». Ибрагим не находил слов для изъявления своей благодарности. «Вели же, – продолжал государь, – твою повозку везти за нами; а сам садись со мною и поедем ко мне». Подали государеву коляску. Он сел с Ибрагимом, и они поскакали. Через полтора часа они приехали в Петербург. Ибрагим с любопытством смотрел на новорожденную столицу, которая подымалась из болота по манию самодержавия. Обнаженные плотины, каналы без набережной, деревянные мосты повсюду являли недавнюю победу человеческой воли над супротивлением стихий. Дома казались наскоро построены. Во всем городе не было ничего великолепного, кроме Невы, не украшенной еще гранитною рамою, но уже покрытой военными и торговыми судами. Государева коляска остановилась у дворца так называемого Царицына сада. На крыльце встретила Петра женщина лет тридцати пяти, прекрасная собою, одетая по последней парижской моде. Петр поцеловал ее в губы и, взяв Ибрагима за руку, сказал: «Узнала ли ты, Катенька, моего крестника: прошу любить и жаловать его по-прежнему». Екатерина устремила на него черные, проницательные глаза и благосклонно протянула ему ручку. Две юные красавицы, высокие, стройные, свежие как розы, стояли за нею и почтительно приближились к Петру. «Лиза, – сказал он одной из них, – помнишь ли ты маленького арапа, который для тебя крал у меня яблоки в Ораньенбауме? вот он: представляю тебе его». Великая княжна засмеялась и покраснела. Пошли в столовую. В ожидании государя стол был накрыт. Петр со всем семейством сел обедать, пригласив и Ибрагима. Во время обеда государь с ним разговаривал о разных предметах, расспрашивал его о Испанской воине, о внутренних делах Франции, о регенте, которого он любил, хотя и осуждал в нем многое. Ибрагим отличался умом точным и наблюдательным. Петр был очень доволен его ответами; он вспомнил некоторые черты Ибрагимова младенчества и рассказывал их с таким добродушием и веселостью, что никто в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России.

После обеда государь, по русскому обыкновению, пошел отдохнуть. Ибрагим остался с императрицей и с великими княжнами. Он старался удовлетворить их любопытству, описывал образ парижской жизни, тамошние праздники и своенравные моды. Между тем некоторые из особ, приближенных к государю, собралися во дворец. Ибрагим узнал великолепного князя Меншикова, который, увидя арапа, разговаривающего с Екатериной, гордо на него покосился; князя Якова Долгорукого, крутого советника Петра; ученого Брюса, прослывшего в народе русским Фаустом; молодого Рагузинского, бывшего своего товарища, и других пришедших к государю с докладами и за приказаниями.

Государь вышел часа через два. «Посмотрим, – сказал он Ибрагиму, – не позабыл ли ты своей старой должности. Возьми-ка аспидную доску да ступай за мною». Петр заперся в токарне и занялся государственными делами. Он по очереди работал с Брюсом, с князем Долгоруким, с генерал-полицмейстером Девиером и продиктовал Ибрагиму несколько указов и решений. Ибрагим не мог надивиться быстрому и твердому его разуму, силе и гибкости внимания и разнообразию деятельности. По окончании трудов Петр вынул карманную книжку, дабы справиться, все ли им предполагаемое на сей день исполнено. Потом, выходя из токарни, сказал Ибрагиму: «Уж поздно; ты, я чай, устал: ночуй здесь, как бывало в старину. Завтра я тебя разбужу».

Ибрагим, оставшись наедине, едва мог опомниться. Он находился в Петербурге, он видел вновь великого человека, близ которого, еще не зная ему цены, провел он свое младенчество. Почти с раскаянием признавался он в душе своей, что графиня D., в первый раз после разлуки, не была во весь день единственной его мыслию. Он увидел, что новый образ жизни, ожидающий его, деятельность и постоянные занятия могут оживить его душу, утомленную страстями, праздностию и тайным унынием. Мысль быть сподвижником великого человека и совокупно с ним действовать на судьбу великого народа возбудила в нем в первый раз благородное чувство честолюбия. В сем расположении духа он лег в приготовленную для него походную кровать, и тогда привычное сновидение перенесло его в дальний Париж в объятия милой графини.

Что такое Красное Село?

Сейчас это город, а начиналось все в 1714 г, когда царь Петр I повелел начать у реки Дудергофки на Нарвской дороге строительство первой в России «бумажной мельницы» (фабрики). Для работы сюда переселили крестьян из подмосковного села Красное, отсюда и пошло название.

Что такое ямская изба?

Почтовая станция, где отдыхали ямщики, перевозившие почту, казенные грузы и т. д. Здесь обедали, меняли лошадей, располагались избы в 40–50 км друг от друга.

Действительно ли царь Петр мог встретить друга в избе?

Ну едва ли царь Петр I при всей простоте своих нравов столько ждал бы своего крестника Ибрагима, хватало у царя и иных забот. Но Абрам Петрович Ганнибал (1696–1781), прадед А. С. Пушкина, действительно был любимцем Петра I. Мальчонкой, он, сын князя из африканской Абиссинии, попал заложником к турецкому султану в Константинополь. Русский посол Савва Рагузинский выкупил его и в 1705 г. привез в подарок царю. Петр I дал крестнику свое отчество и оценил его живой ум, расторопность и склонность к наукам. Арап сопровождал царя в походах, исполняя роль не только слуги, но иногда и секретаря. В 1716 г. он отправился с Петром I за границу, но оставался там до 1723 г. – сначала обучался в инженерной школе, а потом служил во французской армии.

О чем это? Что за испанская война? Кто был регент?

Война за испанское наследство (1701–1714) началась из-за того, что последний испанский король из династии Габсбургов Карл II завещал свой престол Филиппу, герцогу Анжуйскому, внуку французского короля Людовика XIV. Это невероятно усилило бы могущество Франции в Европе и, естественно, вызвало недовольство многих стран – против нее и Испании выступили Священная Римская империя, Англия, Голландия, Пруссия. Война продлилась очень долго, и по условиям Утрехтского мира (1714) Филипп V остался королем Испании, но не смог наследовать французский престол. В 1715 г. регентом (правителем) государства при пятилетнем французском короле Людовике XV был Филипп II, герцог Орлеанский. С Петром I он вел дружескую переписку и даже встречался с ним лично в Париже в 1717 г. Был даже проект династического брака – женитьба Людовика XV на дочери русского царя Елизавете.

Почему царь был просто капитаном? То есть Ибрагим был выше царя по званию?

На самом деле А. С. Пушкин немного завысил звание Ибрагима, в 1723 г. он действительно был зачислен в Преображенскую роту, но инженер-поручиком (это был обер-офицерский чин IX, а не VIII класса). Сам же Петр I действительно довольствовался из скромности чином командира роты – капитаном (VII класса), проходя все ступени армейской карьеры – в 1700 г. он был лишь унтер-офицером гвардии. Но это была все же гвардия – элита русских войск, гвардейский чин на два ранга превышал армейский, капитан соответствовал подполковнику. Гвардейские полки Семеновский и Преображенский были созданы на основе «потешных войск», пополнялись преимущественно дворянами, которые должны были начинать там службу с рядовых. Но гвардейцы были не только личной охраной императора, многим офицерам довались важные государственные поручения, например, для проведения следствия или контроля за судопроизводством.

Глава III

На другой день Петр по своему обещанию разбудил Ибрагима и поздравил его капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского полка, в коей он сам был капитаном. Придворные окружили Ибрагима, всякий по-своему старался обласкать нового любимца. Надменный князь Меншиков дружески пожал ему руку. Шереметьев осведомился о своих парижских знакомых, а Головин позвал обедать. Сему последнему примеру последовали и прочие, так что Ибрагим получил приглашений по крайней мере на целый месяц.

Ибрагим проводил дни однообразные, но деятельные – следственно, не знал скуки. Он день ото дня более привязывался к государю, лучше постигал его высокую душу. Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная. Ибрагим видал Петра в сенате, оспориваемого Бутурлиным и Долгоруким, разбирающего важные запросы законодательства, в адмиралтейской коллегии утверждающего морское величие России, видел его с Феофаном, Гаврилой Бужинским и Копиевичем, в часы отдохновения рассматривающего переводы иностранных публицистов или посещающего фабрику купца, рабочую ремесленника и кабинет ученого. Россия представлялась Ибрагиму огромной мастеровою, где движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом. Он почитал и себя обязанным трудиться у собственного станка и старался как можно менее сожалеть об увеселениях парижской жизни. Труднее было ему удалить от себя другое, милое воспоминание: часто думал он о графине D., воображал ее справедливое негодование, слезы и уныние… но иногда мысль ужасная стесняла его грудь: рассеяние большого света, новая связь, другой счастливец – он содрогался; ревность начинала бурлить в африканской его крови, и горячие слезы готовы были течь по его черному лицу.

Однажды утром сидел он в своем кабинете, окруженный деловыми бумагами, как вдруг услышал громкое приветствие на французском языке; Ибрагим с живостью оборотился, и молодой Корсаков, которого он оставил в Париже, в вихре большого света, обнял его с радостными восклицаниями. «Я сей час только приехал, – сказал Корсаков, – и прямо прибежал к тебе. Все наши парижские знакомые тебе кланяются, жалеют о твоем отсутствии; графиня D. велела звать тебя непременно, и вот тебе от нее письмо». Ибрагим схватил его с трепетом и смотрел на знакомый почерк надписи, не смея верить своим глазам. «Как я рад, – продолжал Корсаков, – что ты еще не умер со скуки в этом варварском Петербурге! что здесь делают, чем занимаются? кто твой портной? заведена ли у вас хоть опера?» Ибрагим в рассеянии отвечал, что, вероятно, государь работает теперь на корабельной верфи. Корсаков засмеялся. «Вижу, – сказал он, – что тебе теперь не до меня; в другое время наговоримся досыта; еду представляться государю». С этим словом он перевернулся на одной ножке и выбежал из комнаты.

Ибрагим, оставшись наедине, поспешно распечатал письмо. Графиня нежно ему жаловалась, упрекая его в притворстве и недоверчивости. «Ты говоришь, – писала она, – что мое спокойствие дороже тебе всего на свете: Ибрагим! если б это была правда, мог ли бы ты подвергнуть меня состоянию, в которое привела меня нечаянная весть о твоем отъезде? Ты боялся, чтоб я тебя не удержала; будь уверен, что, несмотря на мою любовь, я умела бы ею пожертвовать твоему благополучию и тому, что почитаешь ты своим долгом».

Графиня заключала письмо страстными уверениями в любви и заклинала его хоть изредка ей писать, если уже не было для них надежды снова свидеться когда-нибудь.

Ибрагим двадцать раз перечел это письмо, с восторгом целуя бесценные строки. Он горел нетерпением услышать что-нибудь об графине и собрался ехать в адмиралтейство, надеясь там застать еще Корсакова, но дверь отворилась, и сам Корсаков явился опять; он уже представлялся государю – и по своему обыкновению казался очень собою доволен. «Entre nous,[1]1
  Между нами (франц.)


[Закрыть] – сказал он Ибрагиму, – государь престранный человек; вообрази, что я застал его в какой-то холстяной фуфайке, на мачте нового корабля, куда принужден я был карабкаться с моими депешами. Я стоял на веревочной лестнице и не имел довольно места, чтоб сделать приличный реверанс, и совершенно замешался, что отроду со мной не случалось. Однако ж государь, прочитав бумаги, посмотрел на меня с головы до ног и, вероятно, был приятно поражен вкусом и щегольством моего наряда; по крайней мере он улыбнулся и позвал меня на сегодняшнюю ассамблею. Но я в Петербурге совершенный чужестранец, во время шестилетнего отсутствия я вовсе позабыл здешние обыкновения, пожалуйста, будь моим ментором, заезжай за мной и представь меня». Ибрагим согласился и спешил обратить разговор к предмету, более для него занимательному. «Ну, что графиня D.?» – «Графиня? она, разумеется, сначала очень была огорчена твоим отъездом; потом, разумеется, мало-помалу утешилась и взяла себе нового любовника; знаешь кого? длинного маркиза R.; что же ты вытаращил свои арапские белки? или все это кажется тебе странным; разве ты не знаешь, что долгая печаль не в природе человеческой, особенно женской; подумай об этом хорошенько, а я пойду, отдохну с дороги; не забудь же за мною заехать».

Какие чувства наполнили душу Ибрагима? ревность? бешенство? отчаянье? нет; но глубокое, стесненное уныние. Он повторял себе: «Это я предвидел, это должно было случиться». Потом открыл письмо графини, перечел его снова, повесил голову и горько заплакал. Он плакал долго. Слезы облегчили его сердце. Посмотрев на часы, увидел он, что время ехать. Ибрагим был бы очень рад избавиться, но ассамблея была дело должностное, и государь строго требовал присутствия своих приближенных. Он оделся и поехал за Корсаковым.

Корсаков сидел в шлафроке, читая французскую книгу. «Так рано», – сказал он Ибрагиму, увидя его. «Помилуй, – отвечал тот, – уж половина шестого; мы опоздаем; скорей одевайся и поедем». Корсаков засуетился, стал звонить изо всей мочи; люди сбежались; он стал поспешно одеваться. Француз-камердинер подал ему башмаки с красными каблуками, голубые бархатные штаны, розовый кафтан, шитый блестками; в передней наскоро пудрили парик, его принесли. Корсаков всунул в него стриженую головку, потребовал шпагу и перчатки, раз десять перевернулся перед зеркалом и объявил Ибрагиму, что он готов. Гайдуки подали им медвежие шубы, и они поехали в Зимний дворец.

Корсаков осыпал Ибрагима вопросами, кто в Петербурге первая красавица? кто славится первым танцовщиком? какой танец нынче в моде? Ибрагим весьма неохотно удовлетворял его любопытству. Между тем они подъехали ко дворцу. Множество длинных саней, старых колымаг и раззолоченных карет стояло уже на лугу. У крыльца толпились кучера в ливрее и в усах, скороходы, блистающие мишурою, в перьях и с булавами, гусары, пажи, неуклюжие гайдуки, навьюченные шубами и муфтами своих господ: свита необходимая, по понятиям бояр тогдашнего времени. При виде Ибрагима поднялся между ними общий шепот: «Арап, арап, царский арап!» Он поскорее провел Корсакова сквозь эту пеструю челядь. Придворный лакей отворил им двери настичь, и они вошли в залу. Корсаков остолбенел… В большой комнате, освещенной сальными свечами, которые тускло горели в облаках табачного дыму, вельможи с голубыми лентами через плечо, посланники, иностранные купцы, офицеры гвардии в зеленых мундирах, корабельные мастера в куртках и полосатых панталонах толпою двигались взад и вперед при беспрерывном звуке духовой музыки. Дамы сидели около стен; молодые блистали всею роскошию моды. Золото и серебро блистало на их робах; из пышных фижм возвышалась, как стебель, их узкая талия; алмазы блистали в ушах, в длинных локонах и около шеи. Они весело повертывались направо и налево, ожидая кавалеров и начала танцев. Барыни пожилые старались хитро сочетать новый образ одежды с гонимою стариною: чепцы сбивались на соболью шапочку царицы Натальи Кириловны, а робронды и мантильи как-то напоминали сарафан и душегрейку. Казалось, они более с удивлением, чем с удовольствием, присутствовали на сих нововведенных игрищах и с досадою косились на жен и дочерей голландских шкиперов, которые в канифасных юбках и в красных кофточках вязали свой чулок, между собою смеясь и разговаривая как будто дома. Корсаков не мог опомниться. Заметя новых гостей, слуга подошел к ним с пивом и стаканами на подносе. «Que diable est-ce que tout cela?»,[2]2
  Что за чертовщина все это? (франц.)


[Закрыть] – спрашивал Корсаков вполголоса у Ибрагима. Ибрагим не мог не улыбнуться. Императрица и великие княжны, блистая красотою и нарядами, прохаживались между рядами гостей, приветливо с ними разговаривая. Государь был в другой комнате. Корсаков, желая ему показаться, насилу мог туда пробраться сквозь беспрестанно движущуюся толпу. Там сидели большею частию иностранцы, важно покуривая свои глиняные трубки и опорожнивая глиняные кружки. На столах расставлены были бутылки пива и вина, кожаные мешки с табаком, стаканы с пуншем и шахматные доски. За одним из сих столов Петр играл в шашки с одним широкоплечим английским шкипером. Они усердно салютовали друг друга залпами табачного дыма, и государь так был озадачен нечаянным ходом своего противника, что не заметил Корсакова, как он около их ни вертелся. В это время толстый господин, с толстым букетом на груди, суетливо вошел, объявил громогласно, что танцы начались, – и тотчас ушел; за ним последовало множество гостей, в том числе и Корсаков.

Неожиданное зрелище его поразило. Во всю длину танцевальной залы, при звуке самой плачевной музыки, дамы и кавалеры стояли в два ряда друг против друга; кавалеры низко кланялись, дамы еще ниже приседали, сперва прямо против себя, потом поворотясь направо, потом налево, там опять прямо, опять направо и так далее. Корсаков, смотря на сие затейливое препровождение времени, таращил глаза и кусал себе губы. Приседания и поклоны продолжались около получаса; наконец они прекратились, и толстый господин с букетом провозгласил, что церемониальные танцы кончились, и приказал музыкантам играть менуэт. Корсаков обрадовался и приготовился блеснуть. Между молодыми гостьями одна в особенности ему понравилась. Ей было около шестнадцати лет, она была одета богато, но со вкусом, и сидела подле мужчины пожилых лет, виду важного и сурового. Корсаков к ней разлетелся и просил сделать честь пойти с ним танцевать. Молодая красавица смотрела на него с замешательством и, казалось, не знала, что ему сказать. Мужчина, сидевший подле нее, нахмурился еще более. Корсаков ждал ее решения, но господин с букетом подошел к нему, отвел на средину залы и важно сказал: «Государь мой, ты провинился: во-первых, подошед к сей молодой персоне, не отдав ей три должные реверанса; а во-вторых, взяв на себя самому ее выбрать, тогда как в менуэтах право сие подобает даме, а не кавалеру; сего ради имеешь ты быть весьма наказан, именно должен выпить кубок большого орла». Корсаков час от часу более дивился. В одну минуту гости его окружили, шумно требуя немедленного исполнения закона. Петр, услыша хохот и сии крики, вышел из другой комнаты, будучи большой охотник лично присутствовать при таковых наказаниях. Перед ним толпа раздвинулась, и он вступил в круг, где стоял осужденный и перед ним маршал ассамблеи с огромным кубком, наполненным мальвазии. Он тщетно уговаривал преступника добровольно повиноваться закону. «Ага, – сказал Петр, увидя Корсакова, – попался, брат, изволь же, мосье, пить и не морщиться». Делать было нечего. Бедный щеголь, не переводя духу, осушил весь кубок и отдал его маршалу. «Послушай, Корсаков, – сказал ему Петр, – штаны-то на тебе бархатные, каких и я не ношу, а я тебя гораздо богаче. Это мотовство; смотри, чтоб я с тобой не побранился». Выслушав сей выговор, Корсаков хотел выйти из кругу, но зашатался и чуть не упал, к неописанному удовольствию государя и всей веселой компании. Сей эпизод не только не повредил единству и занимательности главного действия, но еще оживил его. Кавалеры стали шаркать и кланяться, а дамы приседать и постукивать каблучками с большим усердием и уж вовсе не наблюдая каданса. Корсаков не мог участвовать в общем веселии. Дама, им выбранная, по повелению отца своего, Гаврилы Афанасьевича, подошла к Ибрагиму и, потупя голубые глаза, робко подала ему руку. Ибрагим протанцевал с нею менуэт и отвел ее на прежнее место; потом, отыскав Корсакова, вывел его из залы, посадил в карету и повез домой. Дорогою Корсаков сначала невнятно лепетал: «Проклятая ассамблея!.. проклятый кубок большого орла!..» – но вскоре заснул крепким сном, не чувствовал, как он приехал домой, как его раздели и уложили; и проснулся на другой день с головною болью, смутно помня шарканья, приседания, табачный дым, господина с букетом и кубок большого орла.

Что такое сенат?

Сенат, высший орган управления, был учрежден Петром I в 1711 г., когда сам царь отправлялся в поход против Турции (мало ли что могло с ним там случиться). Сенат, первоначально состоящий из девяти особо доверенных лиц царя, контролировал расходы и доходы государства и деятельность чиновников и т. д. При нем действовали особые чиновники – фискалы, наблюдающие за соблюдением законности. В 1722 г. Петр I учредил особое ведомство, прокуратору, надзиравшее за соблюдением законов. Возглавил его генерал-прокурор, которому помогал обер-прокурор.

Неужели царь работал на корабельной верфи?

Петр I действительно любил корабельное дело. В 1697 г. в Голландии он проработал на корабельных верфях в городке Саардаме, потом в Амстердаме был простым плотником на строительстве корабля «Петр и Павел» голландской Ост-Индской компании. В 1698 г. в Англии он знакомился с корабельным делом на королевской верфи возле Лондона.

Что такое депеша?

Депешами (от французского слова «спешить») называли тогда срочные письменные сообщения, отправляемые с курьером.

Что такое реверанс?

Реверанс (от французского слова «почтение» или «уважение») – европейский жест приветствия с полуприседанием и наклоном головы в XVIII–XIX вв. Конечно, реверанс был, прежде всего, женским вариантом мужского поклона, но не исключено, что так приветствовать высокопоставленную особу могли в те времена и мужчины.

Что такое ассамблея?

Ассамблеей (от французского «собрание»), назывались введенные указом Петра I в 1718 г. увеселительные мероприятия, напоминающие будущие балы. Стремившийся приобщить россиян к европейской культуре, царь строго регламентировал правила проведения ассамблей: они должны были начинаться не ранее четырех-пяти часов вечера и продолжаться до полуночи, хозяин не обязан был проводить все время с гостями – лишь предоставлять помещение для танцев, еду и питье на столах, а также принадлежности для настольных игр. Вход был открыт для всех прилично одетых людей, за исключением слуг и крестьян.

Что такое шлафрок?

Шлафрок был домашней мужской одеждой, в виде широкого халата, напоминающего кимоно. Моду на него в Европу привезли голландцы, а шили из атласа, парчи, камки. Бывал он и утепленным, на меху или вате, а носили шлафрок поверх камзола или рубашки. Был он без пуговиц, с простеганным воротом и обшлагами рукавов. А пояс был в виде шнура с кистями. Носили его часто с домашними туфлями без задников и феской – восточным головным убором.

Зачем носили парики?

Парики были известны с давних времен, их использовали еще в Древнем Египте. Но моду на парики в Европе в XVII в. ввел французский король Людовик XIV, скрывающий под париком свои редкие волосы. Ну а Париж был законодателем мод – нашлось много подражателей, и скоро парики стали непременным атрибутом аристократа. Сам Петр I носил дешевый, короткий парик, но во время своего персидского похода, в 1722 г. остриг свои длинные волосы и велел сделать из обрезков… новый парик.

Что это за царица?

Наталья Кирилловна Нарышкина (1651–1694), с 1671 г. – русская царица. Происходила из незнатного рода Нарышкиных и была второй супругой царя Алексея Михайловича, матерью Петра I. Большим государственным умом не обладала, передоверив реальную власть при юном царе брату, Льву Кирилловичу. Была незлобива, очень любила сына, который отвечал матери тем же.

Когда появились шахматы на Руси?

Шахматы на Руси появились достаточно давно, с XI–XII вв. С XIII в. церковь начинает борьбу с игрой, запрещая как азартную. Но, несмотря на запреты, шахматы в России прижились, в них играли и воины, и купцы, и князья. Заядлым шахматистом был Иван Грозный, по преданию умерший за шахматной доской. Умению русских играть в шахматы поражались иностранцы, а курляндский посол в Москве А. Таубе сообщал, что «в шахматы играют и старики, и дети; играющих можно встретить на улицах и площадях города».

Какие были правила на ассамблеях?

На ассамблее существовали особые правила, изложенные в указе Петра I. Гость был обязан чисто вымыт и выбрит, запрещено было напиваться и наедаться до ассамблеи. Нужно быть веселым и общительным, приветливо улыбаться, вести беседы, а не торчать угрюмым «букой» в углу. Пить можно, «пока ноги держат». Холостым мужчинам или тем, кто явился без супруги, запрещалось глазеть на дам. Руки распускать во время танцев воспрещалось, а встретив знатную особу (даже если это сам царь), не разрешалось и пытаться услужить.

Что это был за кубок с мальвазией?

Серьезным испытанием для нарушителей правил поведения на ассамблее был «кубок большого орла». Еще бы – это был кубок с выгравированным орлом, емкостью в полтора литра. Кубок наполняли водкой или крепким вином, и провинившийся был обязан выпить его полностью. Опасное для здоровья наказание, даже если учитывать, что водка во времена Петра I была крепостью в 15–20 градусов. Опоздавших тоже могли наказать кубком, отсюда и пошел обычай: припозднившемуся гостю поднести «штрафную».